Карнавал порока

Часть Первая. Призраки прошлого Глава первая. Ночные кошмары убийц

Сентябрь, 2014 год.

Когда-то мне казалось, что ненависть — это всего лишь слова. Просто пара предложений, брошенных в порыве гнева. Что это – не что иное, как незначительные фразы, о которых потом обязательно пожалеют. Возможно, добьются искреннего прощения и заживут, как раньше, не вспоминая о своей озлобленности и неправедном гневе.
Но сейчас я прекрасно понимал – ненависть внутри человека. И иногда она никак не связана со словами.

Я заходил туда каждый раз, словно шел на казнь. Такой же мрачный, как пленник, приговоренный к гильотине, и такой же нарядный, как на собственные похороны.
Каждый раз, оказываясь там, я находился среди тех, кто уже никогда не сможет вернуться в респектабельное общество. В любой криминальной группировке просто необходимо, чтобы участник совершил непоправимое действие: насилие, убийство, масштабный грабеж. Главе это дает гарант безопасности, а члены организации, так или иначе, становятся связанными. И речь совершенно не о чувстве какого-то товарищества (хотя, и здесь бывают исключения), а скорее об осознании причастности, культе безнаказанного нарушения закона и, конечно, слепой вере в идею верности.
Нет, возможно, кто-то из них и сможет уйти из группировки, но кровь с рук не отмоешь и поломанных судеб, отнятых чуть ли не за бесценок, тоже не вернешь.
Меня всегда волновал вопрос: мучают ли убийц кошмары по ночам?

Я же оказался впутан совершенно другим способом, если не случайно. И расплачиваюсь за эту тупость последние пару лет.

Имя местного главы я знал. Тяжело было пропустить мимо ушей и глаз того, кто лично решал мою судьбу под тяжелыми взглядами членов группировки.
Морлей Кауффман – новоявленный глава портовиков. Пониженный после возвращения со срока, он явно стал более рассудительным и менее кровожадным, если сравнивать с теми временами, когда получил свое самое громкое прозвище «Злой Мор». Я не стану вдаваться в подробности его деятельности, чтобы ненароком не преуменьшить все заслуги перед верхушкой и собственной группой. Уверен лишь в том, что отсидка пошла ему на пользу, знатно усмирив пылкий нрав и очень тяжелый характер. Разумеется, вышел он за хорошую взятку, а никак не за хорошее поведение.
И, если в детстве я боялся подкроватных монстров, то сейчас был кинут им на растерзание.

Сумка с наличными больно оттягивала плечо. Я переступил порог, постучавшись ровно три раза. Стоило произнести кодовое слово, как двери открылись. В нос тут же ударил запах крепкого дорогого алкоголя и пороха.
Все в этом огромном кабинете навевало незримую тревогу: приглушенный свет гигантской старомодной люстры с витиеватыми украшениями, темно-бордовая обивка кожаных кресел, оружие и стаканы с дорогим виски, большой портрет Дона в позолоченной раме в центре комнаты. Перед картиной стоял длинный дубовый стол, щедро усыпанный множеством бумаг и папок.
Плохо отмытые пятна свежей крови не давали хоть на секунду забыть, где я нахожусь.
Видимо, все в сборе.
Нейт и Киан сидели на креслах справа от входа, изредка звеня подтаявшими льдинками на дне стаканов, презрительно прожигая меня холодными глазами.
Райан Роско – бывший снайпер на службе у самого верха – расположился куда ближе к Морлею, раскуривая запасы кубинских сигар, и, казалось, был совершенно безучастен к моему приходу, даже не удосужившись обернуться на входную дверь.
Встреть я этого мужчину с безразличным взглядом, темными волосами, слегка тронутыми сединой у висков, и в неизменном темно-синем пиджаке с серебряными пуговицами на шлицах рукавов, то принял бы за писателя или журналиста.
Но мне довелось лицезреть его в деле.
Поэтому голова невольно вжималась в плечи каждый раз, когда он начинал говорить своим низким басовитым голосом, смотря с таким неистовым презрением исподлобья, что кровь начинала стыть в жилах.
Я сжал челюсти до боли в височной области. И пускай на лице выражалось полное безразличие, они, как цепные собаки, всегда чувствовали мой страх.
Морлей, разумеется, тоже был здесь. Вальяжно развалившись в кресле, держал подбородок на ладонях, сложенных замком, следя за мной, как хищник за загнанной жертвой. Впрочем, чего таить: так и было.
Морлею нравилось амплуа типичного Босса криминальной группировки: густые брови над темно-зелеными глазами, тяжелый квадратный подбородок с редкой щетиной, неизменная сигара в крупных пальцах, увенчанных золотыми перстнями. Черные пряди с постепенно проявляющейся сединой, зачесанные назад, извечная, практически презрительная усмешка: все в его виде говорило о властолюбии, злонамеренности и высокомерии.
От главы буквально исходил сияж смерти.
– Неужели, – тонкие губы растянулись в ухмылке.
Я скинул сумку, обнажая содержимое. Несколько пачек, перетянутых денежной лентой, и пакетиков с белым порошком выпали на грязный пол.
– Может, если бы мне поменьше мешали, дело бы шло быстрее? Гонять меня по всему Лондону до самого Эшера... Неужели у наследников криминального авторитета совсем нет иных забот? Советую проверить красную машину, кажется, я немного повредил колеса.
Пускай считают, что, избавляясь от преследований, устроенных потехи ради, я терял драгоценное время.
Киан повернулся в мою сторону, отодвигая сосуд с алкоголем и прожигая взглядом. Его лицо исказила ярость, и он с вызовом подался вперед.
Морлей с непониманием качнул головой.
– Какая прелесть, – я развел руками, поворачиваясь всем корпусом. – Какая инициативность. Действовать без одобрения главы, просто трагедия!
– Закрой свой рот, чертов кретин! – Киан резко подскочил с места, но лишь один взгляд отца сразу же усадил его обратно.
Я усмехнулся. Правда, когда Морлей перевел холодный взор на меня, стало не до смеха.
Положение Киана может быть высоким сколько угодно, но авторитарность Морлея непоколебима – поэтому любую вседозволенность он пресекал на корню. Даже если она исходила от собственных детей. И я был уверен, что после сегодняшней встречи этих двоих ждет очень серьезный разговор. Морлей всегда говорил, что его семья – это бизнес, справедливость, традиционные ценности и, в конце концов, честь.
Но не нужно быть гением, чтобы понимать, что и он слишком часто занимается самообманом, следуя за мнимыми идеалами, которые совершенно необоснованны. В данном случае цель средств не оправдывала. А жестокость лишний раз доказывала, что вся его деятельность посвящалась лишь одной выгоде: неконтролируемой власти.
Преступные группировки в Лондоне были лишь смертельным вирусом старых улиц и ничего общего с мрачной романтикой черно-белых фильмов не имели.
– Ставь сюда то, с чем пришел, и начнем проверку, – Морлей жестом указал на сумку у меня под ногами. – Доверия к тебе нет, сам прекрасно знаешь, почему.
– Я может и не самый законопослушный гражданин, но я не убийца, – в очередной раз сказал я и кинул сумку на стол.
– Мы слышим эту сказку уже третий год, Дориан, завязывай, – Морлей со скучающим видом поднял одну стопку купюр на уровень глаз. Мои кулаки невольно сжались.