"Энканта дарит не только дико горячие сцены, но и огромное количество примеров для подражания. Её героини привлекают своей силой воли и характера. Ну и ещё они невероятные красотки."
- из отзыва на роман "Богиня Марьяна", Лизочка Физочка, книжный телеграм-блогер @stydy_eli
— Я не приму его, нет времени.
Мои шаги почти не слышны на мраморе главной храмовой площадки.
Обычно мне это нравится, когда я наслаждаюсь тишиной, пением птиц и местной музыкой, но сегодня было бы лучше ступать громче. Возможно тогда люди принимали бы меня всерьез и не спорили.
— Но акка Марьяна!
Шиата Адора, моя главная жрица, чуть не плакала.
— Я сказала: нет. У меня встреча с тао Шаогаром, — отрезаю я так резко, как это делают только сильно сомневающиеся в разумности своих решений люди.
На самом деле я на грани и вот-вот сдамся. Упрямица Адора, которая отлично изучила меня за последние недели, это тоже понимает и блестяще играет свою роль, изображая отчаяние и взывая к человеколюбию:
— Но он ждет уже три дня и так настаивает! Вы бы видели его лицо…
— Видела я его лицо… — резко бросаю я и тут же осекаюсь.
Адора замирает с раскрытым ртом, и выражение в ее глазах внезапно меняется. Я подавляю желание выразиться вслух так, как мне не приличествует, и перевожу дыхание, судорожно размышляя.
Еще не хватало, чтобы Адора подумала, будто я отказываю ему во встрече из-за шрамов на лице. Она неплохая женщина, но весьма болтливая — могут пойти дурацкие слухи, и мне влетит от таутов.
— Ладно. Пусть зайдет, — решаюсь я, и все тело холодеет, как на Земле, если выйти на сильный мороз из теплого помещения. — Но у меня мало времени, Адора, предупреди его…
— На все ваша воля! — дежурно откликается она и резво шуршит к воротцам в сад. Точнее, шуршит подол ее джикуситового сарафана, который по традиции ежедневно носят жрицы в храмах. Эти сарафаны весьма непритязательны и очень-очень удобны, что не всегда можно сказать о моих роскошных нарядах.
Иногда мне кажется, что мой внешний вид даже чересчур изыскан, ведь мы не во дворце.
Храм – это просто огромный сад, и даже сейчас, в главном зале для приемов, мы остаемся под открытым небом — над нами лишь легкая полупроницаемая сеть от солнца, а под ногами лабиринт мраморных площадок, чередуемых с плотно утоптанным хрустальным песком, зонами, где растут деревья и кустарники, скамеечками для бесед.
Я подхожу к одному из таких уютных уголочков и сажусь как раз в тот момент, когда Шиата уже проводит посетителя сквозь ворота и, поклонившись, исчезает.
А он находит меня глазами и приближается.
Мое сердце начинает колотиться так, как не стучало уже два месяца.
Капхарра, он совсем не изменился. Только цвет кожи, чуть-чуть… снова и снова обводя его глазами, я пытаюсь понять, что делает его неуловимо странным, и тут до меня доходит: это земной загар.
Он там много был на солнце или его кожа оказалась слишком чувствительной к непривычному излучению.
Интересно, какой он видит сейчас меня? Мои платья и прически радикально поменялись за последние недели. То, что на моей голове плетут жрицы, похоже на произведения искусства, платья тоже нетривиальные, и головные уборы, цветные тиары из драгоценных металлов… я — единственная женщина на планете, которая постоянно наряжается.
Сейчас на мне голубой многослойный шелк, хитро подчеркивающий фигуру, открывающий плечи и соблазняющий каждой складочкой. Он течет по телу, как вода, при каждом движении — это очень редкая ткань, подобных которой на Земле нет, и даже на такой богатой планете, как Кортиания, доступна далеко не каждой женщине.
— Тцахоор, — еле слышно приветствую я, когда он останавливается в двух шагах. Мне положено начать разговор первой, и я соблюдаю правила, даже когда не хочу.
Мое сердце зашкаливает, потому что тело хочет двигаться, но я сижу на месте.
Он прежний. Огромный, сильный, крепкий, как добротная стеночка из кортианского закаленного песчаника. Тцах в знакомой мне простой одежде: темные брюки, свободная коричневая туника, мягкая обувь.
То есть стиль вполне домашний и расслабленный, не такой, как у других коотшатов на приеме богини. Только лицо напряженное — осматривает меня вдоль и поперек.
— Богиня. Неужели я, наконец, удостоился встречи?

(Марьяна, авторский визуал)
Обозначив издевательский полупоклон со взмахом рукой, он, наконец, останавливается взглядом на моем лице и ухмыляется. Так, словно ужасно злится на меня за что-то.
Я бы засмеялась от абсурдной мысли: ведь это он виноват передо мной, а не наоборот. Но мне не смешно, а грустно.
Я все больше чувствую, что не знаю этого человека, и разбираться ни в чем даже не хочется. Хочется бежать, потому что я догадываюсь, что не выясню ничего приятного.
— У меня две минуты перед следующей встречей. Что ты хотел сказать? — спрашиваю я негромко, сохраняя лицо полностью безучастным, изо всех сил стараясь не выдать никаких чувств.
Тцахоор хмурится. Он явно удивлен таким приемом.
— Я вернулся, Марьяна. Я два месяца ждал встречи с тобой каждую минуту. Какого апшалата ты не можешь выделить для меня время?
Его голос повышается. Эта экспрессия сейчас так похожа на него прежнего, что мне хочется вскочить, ударить его, обнять. Закричать: «Какого черта?» И тут же простить его.
А потом, в тишине, провести кончиками пальцев по каждому хорошо знакомому шраму на его лице, поцеловать каждый.
Но сделать подобное означало бы полностью предать саму себя.
— Хм, давай подумаем, — холодно отвечаю я. — Может, дело в том, что мое время мне не принадлежит, вот уже два месяца? Я не распоряжаюсь ни своим временем, ни телом, ни душой. И все это происходит потому, что ты подлый предатель.
Дорогие читатели, вы читаете 5-й эпизод в сериале "Карум Шат". Одновременно это первый полноформатный роман в этом сериале. Книга большая, в ней около 500 тысяч знаков.
Роман содержит откровенные эротические сцены, их немало. В том числе будут сцены МЖМ.
Вы можете читать эту книгу отдельно, но еще больше удовольствия получите, если начнете литсериал с первого эпизода - "Сладкая для инопланетянина".
Не забудьте добавить книгу в свою библиотеку, чтобы не пропустить новые главы. Буду признательна за поддержку лайками и комментариями в процессе выкладки!
Ваша Энканта.
Перед встречей с Шаогаром я сижу одна в гроте для релаксации, слушаю музыку и пью особый чай.
Коробку с этим напитком подарил мне заклятый друг Таафтар, и теперь я пью его каждое утро — он вкусный и вызывает легкое привыкание, почти как кофе на Земле. Только этот напиток не бодрит, а скорее, приводит в удивительно легкое уравновешенное состояние, дарит полную ясность мысли, бодрость и потрясающую работоспособность, которая теперь мне очень нужна.
Каждый день мое расписание забито до последней минуты.
Чай очень вкусный, и я всегда выпиваю его быстро.
Затем, скинув всю одежду, кроме двух небольших полосок шелковой ткани на груди и на бедрах, я ложусь на мягкие циновки на пол, и минуту спустя слышу знакомые шаги. Скоро до меня доносится лимонный запах и шуршание одежды. Шаогар опускается на колени, и горячая ладонь ложится на мою икру.
— Как вы сегодня, богиня?
Я улыбаюсь в ответ на его улыбку, хорошо различимую в голосе. И слегка поворачиваю голову в его сторону:
— Спасибо, ужасно. А вы как, тао?
— Все хорошо.
Теплое масло льется на мое тело, и какое-то время его ладони движутся по нему в тишине, находя напряженные мышцы, умело надавливая и растирая их до полного расслабления.
Шаогар очень искусный массажист. Каждый раз после его рук я чувствую себя обновленной и еще немного более спокойной, даже в самые напряженные дни и недели. Но сегодня что-то идет не совсем так как обычно, и он улавливает это своими чуткими пальцами.
— Слышал, вас оскорбили. Мне жаль, что это случилось.
— Надо ли заходить так издалека, — усмехаюсь я. — Хотите сказать, что я совершила глупость, так и скажите.
— Ну, не то, чтобы глупость, — снова улыбается Шаогар. — Но чем вас так задел этот несчастный?
— То же мне, несчастный нашелся. Обычный мерзавец, на Земле таких пруд пруди.
— Возможно. Но даже для мерзавца наказание будет довольно жестким. Вы уверены, что хотите этого?
Внутри все сжимается, сердце замирает. Стоп, что?
— Какое еще наказание? — тихо выдыхаю я.
— Оскорбление богини — это преступление, Марьяна, — негромко говорит Шаогар, поглаживая мою спину. — Более серьезное, чем даже оскорбление таута. Вы забыли?
О, че-ооорт. Я не то, чтобы забыла. Просто моя голова отключилась, когда я увидела Тцахоора. И, кажется, до сих пор не заработала как надо.
— Я думала, его просто вышвырнут из храма и все.
Резко перевернувшись, я смотрю в спокойные темно-синие глаза Шаогара. Он немного похудел в последнее время, на лице обозначились скулы. Поэтому мне кажется, что он встревожен или… это просто встревожена я сама?
— Нет, не просто, — качает головой таут, — Он будет наказан. Его привяжут у ворот в храм, о преступлении объявят во всеуслышание. И каждая женщина, проходящая мимо, получит право ударить его.
— Что за…
Подавляя земное ругательство, которое просится с губ, я даже приподнимаюсь, но Шаогар мягко надавливает на плечо:
— Пожалуйста, лежите. Массаж еще не закончен.
— Шаогар, какой массаж. Я хочу пойти туда.
— Нет, вы знаете правила, богиня. Ваше расписание нерушимо.
— Но я…
— Ведите себя хорошо и я научу вас, что делать.
Шаогар снова улыбается, и меня накрывает облегчением. Он бы не улыбался так, если бы ситуация действительно вышла из-под контроля.
— Тао… спасибо.
— Ладно. Закрывайте глаза, вот так. Ваше тело сегодня очень напряжено. Это после встречи с Тцахоором?
— Возможно… не знаю. Тао, пожалуйста, скажите, что мне делать.
— Вам нужно будет пойти туда после массажа. Вам придется какое-то время постоять рядом и подождать, пока три женщины ударят его на ваших глазах. После этого вы сможете подойти и поцеловать его. На этом он будет прощен.
— Звучит несложно…
— Но есть один нюанс.
Голос Шаогара внезапно меняется, снижаясь до шепота, и я открываю глаза. Наши взгляды встречаются, и мой рот рефлекторно приоткрывается. Теперь я это тоже чувствую.
Мое тело проснулось.
О нет, о нет, о нет. Только не сейчас. Не сейчас, когда я наедине с мужчиной, полуголая, и этот мужчина по всем кортианским законам может и должен трахнуть меня.
Прямо сейчас.
Этого не должно было случиться.
Какое-то время мы просто молчим, я сглатываю и опускаю глаза, лихорадочно краснея:
— Тао Шаогар, простите, но я…
— Я не буду ни к чему принуждать. Но я не могу пустить вас туда в таком состоянии, богиня.
Разумно. Никто не должен видеть богиню неудовлетворенной, как какая-нибудь нуждающаяся с желтым браслетом. А в храме утром бывает немало мужчин, которые могут почувствовать. Но…
Я сглатываю, смотрю на него, отвожу глаза и снова смотрю. Шаогар приятный, и он хороший друг, но я не смогу. Я просто не смогу с ним.
— Что, если я быстро приду, поцелую его и…
— Нет, нельзя. Вы и сами знаете, что они почувствуют. И вы не можете ходить быстро. Вы должны двигаться плавно и величественно.
— Если я не приду туда, что будет с Тцахоором? — быстро спрашиваю я, отчаянно пытаясь найти выход.
— Ну, его не отвяжут до вечера, — медленно и спокойно отвечает таут, но его взгляд как бы намекает, что это не выход.
И я знаю, почему. Кортианцы и кортианки любят меня. Они будут пинать изо всех сил любого, кто в их представлении посмел меня обидеть, так что до вечера Тцахоор может просто не остаться в живых.
Чертов Тцахоор, он ведь знал, чем это грозит.
Какого хрена он не сказал мне? Решил молча принять средневековую пытку мне в отместку? Подлый мерзавец — самое точное для него определение. Он знал, что я не оставлю его там до вечера.
— Шаогар…
Я зажмуриваюсь, пытаясь подавить всхлип и слезы, но не успеваю. Мои глаза увлажняются.
— Шшш. Нам не обязательно делать что-то пугающее, богиня, — улыбается он, поглаживая мой живот круговыми массажными движениями. — Расслабьтесь, вот так. Я просто помогу снять напряжение…
Марьяна. На два месяца раньше
Еще совсем недавно мне казалось, что я его ненавижу. Я была уверена, что больше никогда не захочу его видеть, что буду мстить, серьезно. И сделаю все, чтобы его победить.
Залезу, например, на корабль, не знаю. Улечу на Землю со своими парнями, которых у меня на Кортиании появилось два и, кажется, я к этому уже привыкла.
Сколько всего случилось со мной за несколько недель на Кортиании — с ума сойти можно. Началось с того, что я просто годик побуду на этой планете для культурного обмена, поучу их земному языку, а закончилось тем, что они творят со мной, что хотят. А я позволяю, потому что не хочу улетать через год.
Но психика землян довольно крепкая, так что я довольно быстро прихожу в себя, хоть и злюсь на кортианцев снова и снова.
Начнем с начала. Еще по пути на эту планету меня бесили и пугали их дурацкие ухаживания с преследованием и демонстративной игрой в насилие.
А потом… ммм, на практике выяснилось, что они не такие уж дурацкие. Тцахоор оказался самым заботливым и нежным мужчиной, которого я знала. Хоть мы и деремся каждый раз перед тем, как трахаемся.
В наш первый раз, когда мы решили стать близки по-кортиански, он переживал больше, чем я. И даже старался переубедить. И даже наезжал, чтобы я этого не делала.
«Надеюсь, ты хорошо подумала. Потому что Кууптин тебе не поможет, когда мы останемся вдвоем. Крики и слезы — тоже не помогут»*. (*Карум шат. Сладкая для инопланетянина)
Я никогда не слышала ничего сексуальнее этого от Тцахоора, ни на Земле, ни на Кортиании. Даже при том, что тогда была на грани панической атаки.
Он очень, очень сладко угрожал с этим его сверкающим взглядом. И каким на самом деле осторожным, каким заботливым он всегда со мной был, когда мы играли в эти игры… Его деликатность, терпение и бережность трогали меня до слез: как будто я всегда была для него особенной, хрустальной.
Когда я прилетела на Кортианию, проблемы начались снова. Меня страшно бесила их попытка поделить меня на двоих. В нашу идиллию с Тцахом влез Кууптин, который так мне не нравился с самого начала. Хуже того, Тцахоор сам настаивал на этом.
Но чуть позже я поняла, что и Кууптин совсем не такой, как я думала, и, в общем, иметь двух парней ничем не хуже, чем одного. Это мягко говоря.
А если выражаться прямее — я привыкла к четырем рукам на моем теле, когда они меня трахают. И мне это нравится даже больше, чем с каждым из них поодиночке. Впрочем, и так тоже очень хорошо.
Тцахоор, например, нежнее и роднее, а Кууптина я немного побаиваюсь, и это делает его неотразимо сексуальным. Уж этот точно никогда не был со мной излишне деликатным…
«Здесь два коотшата, и ты сама знаешь, на что напрашиваешься». *(*Карум Шат. Одна на двоих)
Если честно, я хотела бы забыть тот день — но лишь для того, чтобы снова пережить его.
И теперь, ох, теперь мне все уже нравится, и я просто не хочу их терять, хотя таут уверяет, что зря упрямлюсь.
Я даже догадываюсь, как это может выглядеть со стороны: как последний консерватор, я снова и снова сопротивляюсь чему-то кортианскому, потом открываю для себя, что это классно, потом начинаю бороться за то, чтобы законсервировать ситуацию и больше ничего для себя не открывать. Но меня заставляют.
Снова и снова думая о том, что сказал таут, что я на Земле привыкла присваивать людей, и должна разучиться делать это, я пугаюсь.
Что, если он прав? Чувство собственности в отношении других людей наделало немало бед на моей планете.
Моногамия — это не лебединая романтика, надо лучше знать себя и остальных людей. В теории все круто, на практике же это вечная галиматья с изменами, разводами, публичным осуждением кого-то, скандалами, страдающими детьми.
А здесь, где желание моногамных отношений считается дурным тоном, все выглядят такими спокойными и счастливыми. Никто не может никого предать, даже если бы захотел: нет такой концепции и нет такого понятия, как измена. Любой человек в любой момент может заняться сексом с любым, никто не против.
Но ведь и Тцахоор с Кууптином не пришли в восторг, когда узнали, что летят на Землю. Что чертов избранный назначил их своими спутниками.
Да, они могли заняться сексом с другой женщиной, могли покинуть меня. Но правда в том, что они пока этого не хотели, как и я.
Я бы пошла говорить с таутом в любом случае, лишь для того, чтобы еще раз попытаться отменить нашу разлуку с Тцахоором и Кууптином.
Но даже если бы я хотела, все равно не смогла бы отказаться от встречи: у таутов особые привилегии на Кортиании. Раз уж он прислал мне приглашение, я должна идти. Еще я не имею права грубить и должна исполнять все, что он скажет, как и любой гражданин планеты.
— Если ты еще раз назовешь меня на вы…, — говорит он и замолкает, но я слышу его улыбку. — Я накажу тебя при встрече.
— Ты не можешь меня наказывать.
— Почитай свод законов Кортиании на досуге, — нежно советует он.*(*Карум шат. Одна на двоих)
Безумие. Но он говорил чистую правду, и мне тогда следовало серьезнее отнестись к этому.
Правда, нельзя сказать, что Таафтар постоянно отдает какие-то приказы, наоборот. Он больше, чем кто-либо в моей жизни, включая Тцахоора, интересовался тем, что я люблю и почему, что я за человек, к чему привыкла. С самого начала он мне очень понравился, и я даже — что уж там — испытывала сексуальное притяжение. Мое эго раздувалось, когда такой влиятельный человек называл меня другом.
Но вот потом, когда он внезапно слетел с катушек и стал настаивать, чтобы я нашла третьего мужчину, мое мнение о нем сильно испортилось. Не говоря уж о том дне, когда он объявил, что заберет у меня моих партнеров в наказание за то, что я ослушалась.

Мы встречаемся на том месте, где я встречала его много раз, но все кажется иным. Для начала, после десятидневной паузы в общении я многое переосмыслила.
Если раньше он казался просто интересным собеседником и другом, с которым мы немного флиртовали и которого я искренне уважала, теперь Таафтар стал почти врагом. Опасным противником, заведомо непобедимым.
Десять дней назад назад я в полной мере ощутила его власть надо мной и моими любимыми кортианцами, и мне это ощущение не понравилось. Да и кому бы понравилось… он же внаглую манипулировал нашими жизнями, грозил забрать их у меня.
— Доброго дня, маленькая пактута, — говорит он первым, когда я вхожу и смотрю на него, не скрывая вызова.
Да, я не могу сказать вслух, что я думаю, но смотреть мне никто не запрещал — чего-чего, а этого в кортианских законах не было.
Многое изменилось между нами. Прежде, например, я бы обязательно улыбнулась в ответ на «пактуту», но сейчас у меня не возникло никакого желания веселиться из-за нелепого прозвища.
— Доброго дня, тао, — отвечаю я и не добавляю ничего.
Мне нужно сначала услышать, чего его величество возжелало.
Но таут, к моей полной неожиданности, подвешивает невыносимо длинную паузу. Он невозмутимо изучает меня взглядом, возмутительно ласковым — не по-мужски нежным, а таким, как будто смотрит на неразумного ребенка. И чем дольше он смотрит, тем больше это бесит.
Я отвожу взгляд, пытаюсь дышать спокойно.
Знаю такую фишку в переговорах: чтобы получить невербальное преимущество, заставить неуверенного собеседника говорить первым. Особенно хорошо работает, если собеседнику не особо есть, что сказать.
Я также знаю, что не надо на это вестись — лучше молчать и ждать, пока он сам заговорит.
Но это в теории… на практике каждая секунда тишины давит, и кажется, что я больше не могу молчать.
Потребность нарушить эту натянутую тишину растет так же сильно и быстро, как жажда вдоха при задержке дыхания.
— Зачем вы позвали меня? — наконец, неуверенно спрашиваю я и, к полной досаде, вижу, как по его губам скользит еле заметная улыбка удовлетворения.
Вот и еще один маленький эпизод, когда он одержал надо мной верх. Как будто до сих пор их было мало.
— Присядь, акка Марьяна, — снисходительно предлагает он. Я оглядываюсь, выбираю кресло как можно ближе к нему и сажусь, стараясь ответить невозмутимой улыбкой. Придумала это заранее: подойду вплотную, физически. Мне надо проверить его и заодно продемонстрировать уверенность.
Мое сердце колотится как бешеное — удивлять его таким способом оказывается непросто для меня самой, в кровь сразу выделяется немало адреналина, судя по сердцебиению и приливу жара к щекам. Его брови ползут чуть вверх, но Таафтар тут же снова снисходительно улыбается:
— Я хотел бы расстаться на дружеской ноте, — говорит он, поднимается и отходит в сторону на пару шагов под предлогом изучения вида в окне.
Сбегает? Не хочет моей близости? Или... наоборот, слишком хочет?
Проверить я, увы, не могу — на Кортиании только мужчины чувствуют женщин, а не наоборот.
Из-за своего волнения я не сразу понимаю смысл его слов, а когда понимаю, видимо меняюсь в лице. Дружеская нота!
— Тцахоор…
— Не настолько, — быстро уточняет таут, глядя на мое лицо. — Тцахоор все равно улетит.
С моих губ почти срывается ругательство. И только страх серьезного наказания удерживает меня. Я сжимаю губы и отвожу взгляд. Не хочу, чтобы он снова видел, какой гнев вызывает и как плохо я себя контролирую.
— Но тебя никто не будет принуждать к близости с другими мужчинами, — вдруг продолжает таут. — Я обещаю тебе. И, если будешь слушаться, Тцахоор и Кууптин вернутся ровно через два месяца, я не стану их задерживать на Земле.
Я снова приоткрываю рот, и снова ничего не говорю, во все глаза глядя на ненавистное идеальное лицо. Сукин сын эталонно красив.
Когда мы только познакомились я даже не понимала, насколько — просто не привыкла к внешности кортианцев и не очень хорошо разобралась в их стандартах.
А теперь вот у меня уже появилась насмотренность — вплоть до формы бровей и оттенка волос — бежевый пепел. Не редкость на Кортиании, но неизменно гарантия успеха.
К этому прилагается очень яркое мужественное лицо: четкие скулы, широкий лоб, идеального размера рот, ни большой, ни маленький.
Лично мне больше заходят пухлые огромные губы Тцахоора, словно чуть подвернутые наружу. Но, справедливости ради, в тауте что-то есть. И его красота не кукольная, не слащавая, потому что главное украшение на этом лице, конечно, не губы и не брови, а очень умный проницательный взгляд.
У него фиолетовая радужка, как у многих кортианцев, но еще и с серыми прожилками — это называется камеритовые глаза, в честь какого-то полудрагоценного камня с похожим рисунком.
Но я думаю, какой бы ни был цвет, взгляд от этого не изменится: он так смотрит, будто знает про меня все. И уверен в том, что получит все, чего желает.
— Хорошо, я согласна, — с тихим обреченным выдохом говорю я и прикрываю глаза.
Если бы я только не была такой дурой и пактутой, как он это называет, я бы сразу поняла, что нельзя ему отказывать. Просто повелась на эту лапшу про его безупречность в каком-то там поколении.
Типа тауты такие особенные, что почти святые.
Если бы я только сразу переспала с ним еще тогда, когда он был в моем представлении душкой — может, я бы и не столкнулась с этой его жесткой неприятной стороной. У меня ведь уже было два мужчины, ну, подумаешь, появился бы третий.
Ну чего мне стоило сразу допереть, что такие мужчины только говорят про то, что якобы у женщин с ними есть выбор?
Да, Таафтар много болтал на наших первых встречах про то, что никогда не пользуется законодательным запретом на отказ тауту.
Проще говоря, он якобы никогда не принуждает женщин к близости и разрешает им говорить апкум, официальную формулу отказа, после которой кортианцы завязывают с любым флиртом.
— Согласна? — переспрашивает он, внезапно подходя ближе и наклоняясь надо мной.
От этого, слишком быстрого, движения, я невольно зажмуриваюсь. Мне кажется, он сейчас начнет целовать, и одна мысль об этих прикосновениях неприятна. Мда, настоящее принуждение совсем не эротичная штука, это вам не ритуальные танцы с сопротивлением.
Но Таафтар внезапно смеется и качает головой, так и не коснувшись — просто садится рядом в свое кресло.
— О чем ты только думаешь. Я не собираюсь тебя трахать, тем более против твоей воли, маленькая пактута, — качает головой таут. — Я ведь говорил, когда же ты научишься верить?
От неожиданности я взвиваюсь:
— Я верила тебе, пока ты…
— Тихо. Веди себя уважительно, Марьяна, — напоминает он, снова веселясь. В его глазах сверкают смешинки, губы изгибаются в мягкой улыбке. — Я твой друг и все, что я делаю, ради твоего блага… насколько это возможно.
— Вы мне не друг, тао, — возражаю я. — И если вы снова манипулируете, если вы ждете более откровенного предложения или что я сейчас встану и начну раздеваться, то…
— Если ты встанешь и начнешь раздеваться, я вызову доктора, — отрезает Таафтар, подчеркивая слова и глядя так, что до меня, наконец-то, доходит: он серьезно.

(Таафтар, генерация от автора)
Не сдержав вздоха облегчения, я краснею, бледнею, и смотрю на него, пока он со схожим недоумением смотрит на меня. Что даже делает его лицо странным, как будто подобные эмоции тауту вовсе не привычны.
— Но тогда что…
— Капхарра! Всего два месяца жизни на Кортиании, и ты уже не можешь поверить, что кто-то не хочет тебя, карум?
На этот раз Таафтар смеется в голос, и я с досадой отвожу взгляд, снова краснея, потому что он попадает в самую точку.
Меня, экзотически прекрасную землянку, два месяца хотел здесь каждый встречный, буквально. На Кортиании, где не хватает и местных обычных женщин, и каждая чувствует себя желанной, я — недосягаемое лакомство, абсолютно для каждого мужчины.
Те же Тцахоор и Кууптин постоянно переживали о том, чтобы я случайно не вышла из дома хотя бы немного неудовлетворенной, ведь по законам планеты в этом случае любой встречный избранный мог бы «удовлетворить мою нужду» без спроса.
Заметим, что таких желающих и правда хватало — можно сказать, они в Катларе паслись, как молочные суфры, заслышав о прекрасной землянке. Я видела их каждый день. В итоге мои двое мужчин удовлетворяли меня так, что иногда было трудно ходить и не всегда хватало времени на сон. По малейшему запросу и без.
И вот она я. Действительно, уже почти не верю, что кто-то может отказаться от меня добровольно.
— Пойми меня правильно, Марьяна. Ты действительно очень красива, и, будь обстоятельства иными, я был бы не против, — улыбается Таафтар, когда я снова осмеливаюсь посмотреть на него. — Но мне неинтересно заставлять тебя.
— Ладно. Так чего ты хочешь? — сердито выпаливаю я, закрывая глаза. Мне хочется отгородиться от него, но я лишь с опозданием замечаю, что снова перешла на "ты" — чего я клялась себе не делать, чтобы не вестись на поддельную дружбу.
Как же много энергии уходит на эти разговоры, пока он забавляется со мной как кошка с мышкой — даже не с настоящей, а с игрушечной, которую эта же кошка же хватает зубами и подбрасывает, заставляя двигаться.
— Тебя. Но не так, как ты думаешь, — спокойно отвечает Таафтар, покачнув ногой в мою сторону. Его широченное одеяние сползает, обнажая носок мягкой обуви из белой замши.
— А как? — уточняю я. — В смысле, хочешь сделать меня марионеткой?
— Почти угадала. Тебе знакома концепция виртуальной игры? У тебя есть персонаж, ты им управляешь. Если ты делаешь это хорошо, то выигрываете вы оба.
— Да я и так все это время делала все, что ты говорил, — с досадой бросаю я, вдруг вспоминая, как он впервые объявил себя моим «старшим другом» и начал давать советы по отношениям. Которыми я без тени сомнения воспользовалась.
И да, советы были хорошими, но тогда я даже не думала, чем обернется такая дружба: взамен я рассказывала ему про себя все. Пока он не решил, что я слишком привязана к Тцаху и Кууптину и не задумал разлучить меня с ними.
— Ты никогда не задумывалась о том, как оказалась на Кортиании? — вдруг спрашивает таут.
Я моргаю, смутно догадываясь, что вопрос с подвохом, но все же отвечаю прежде, чем успеваю подумать:
— Я знаю, как оказалась здесь. Меня выбрал Тцахоор, когда был на Земле.
— Хм, интересно. А кто же отправил Тцахоора на Землю?
— Кортианское правительство, тахимагат, — цежу я, начиная беситься от того, что он экзаменует меня как первоклашку.
И вдруг до меня доходит. Со следующим вздохом дыхание застывает у губ, и в голове пролетает тысяча минут разных разговоров с Тцахоором сразу.
От самых первых бесед, еще на Земле, когда я ничего не знала о Кортиании, а он пытался общими словами объяснить про правителей, а потом вспоминаются другие разговоры, уже на корабле.
И еще тот, самый эмоциональный, когда они с Кууптином узнали, что таут хочет брать у меня уроки земного языка. Их переглядки. Их волнение…
— А тахимагат состоит из… — улыбается Таафтар, подсказывая мне, как доброжелательный учитель нерадивому ученику.
— Таутов, — послушно отвечаю я пересохшими губами и вспоминаю, как все было.
Шаг первый. Тцахоор прилетел на землю и брал у меня уроки языка.
Шаг второй. Он улетел на Кортианию.
Шаг третий. Он вернулся и объявил, что меня выбрали для полета на эту планету.
Я никогда не раздумывала о том, почему это было так — мне все время было не до того.
Значит, ему нужно было посоветоваться с кем-то? Он сказал, что выбрал меня из многих. Но если бы он принимал решение сам, зачем бы ему было улетать перед тем, как объявить о нем?
Главный храм Куммикана.
Домой с корабля Таафтара я уже не возвращаюсь. После недолгого разговора таут снова ставит меня перед фактом: я переезжаю в Куммикан, прямо сейчас. И Кууптина я увижу только через два месяца.
Про Тцахоора я не спрашиваю. Мне сейчас не хочется произносить его имя.
Я ощущаю себя внутри неприятного дежавю. По словам таута, мне снова надо выбрать мужчину, как тогда, когда я летела на Кортианию.
Но тогда это было лишь немного смущающе и волнующе, потому что я уже знала, кого выберу, и, самое главное — я хотела его выбрать. А теперь…
Единственное, что я спросила у него: что, если я не смогу? Не захочу никого из них?
— Никто не будет тебя ни к чему принуждать, — мягко ответил Таафтар. — Впрочем, как и всегда на нашей планете.
Я сглатываю ядовитые возражения. Бесполезно указывать ему на то, к чему он принуждает меня прямо сейчас, он ведь и сам прекрасно знает, что делает.
Невыносимо высокомерен и абсолютно убежден, что все делает правильно.
Мы прибываем в Куммикан. Корабль совершает посадку на площадке прямо в храме, который представляет собой огромный парк с множеством аллей, местами для разговоров, чтения священных книг и… небольшими домами для проживания здесь тех, кому это было позволено.
Даже я, необразованная инопланетянка, уже знаю, что это за место: для кортианцев это местный Ватикан, это Мекка, Иерусалим, и одновременно это Оксфорд, Монмартр, это центральный нью-йоркский парк и Голливуд. Это самое элитарная локация из всех, какие только есть на Кортиании, и оно совмещает в себе центр образования и искусств, и отдых, развлечения. И все это вместе - Главный Храм для всей планеты.

Больше атмосферы с видео и музыкой в ТГ-канале, ссылка ждет вас в профиле автора
_____________
На месте нас ждут двое храмовых служителей, обе женщины, и трое мужчин-таутов. Те самые «три прекрасные», которых Таафтар обещал мне еще две недели назад, доходит до меня.
Я никогда не видела других таутов, кроме Таафтара, и мигом убеждаюсь, что не все они похожи между собой как братья.
Даже наоборот: у каждого из стоящих здесь есть свои яркие черты, которые резко отличают его от остальных.
Первым Таафтар представляет мне очень маргинального на вид мужика с витиеватым именем, обладателя оранжевых глаз с кошачьим разрезом и абсолютно лысой башки. Чтобы произнести его имя правильно, мне приходится мысленно разложить его на слоги: Асай-е-итин.
Если бы я встретила его на улицах Катлара, я бы в жизни не догадалась, что это — один из загадочных правителей планеты.
Он в черной рваной одежде — да, понятно, что такой стиль, но кто такое носит, кроме отщепенцев? Голую левую руку полностью покрывают татуировки, правая скрыта рукавом с прорезями, штаны свободные и тоже все в дырку. Серьезно?

Асайеитин. Генерация от автора
Второй таут, Шаогар, очень полный. Ухоженный, но… он же как свежий пирожок, и даже свободная белая туника ничего не может замаскировать. Что-то я не поняла, а как же эта песня про идеальность таутов, внутреннюю и внешнюю гармонию?
Третий, Сивиолин, внешне вроде ничего: обычные кортианские фиолетовые глаза, пропорциональное лицо и короткие светлые волосы. Одежда тоже самая обычная кортианская: бежевые брюки, молочного цвета туника, ткань типа льна, и ему такое идет.
Этот таут самый стильный и привлекательный внешне, но при этом самый недовольный из трех. Своего отношения к происходящему он не скрывает: его руки сложены на груди и он угрюмо смотрит и на Таафтара, и на меня, и на двух других.
Да и Шаогар с Асайетином не так, чтобы в полном восторге от прекрасной землянки в моем лице: их реакция совсем не похожа на то, что я видела в глазах всех прочих кортианцев до сих пор: тауты выглядят отстраненными и очень спокойными, если не сказать: зажравшимися.
Для меня уже совершенно очевидно, что я никогда не захочу никого из этих трех, даже если Таафтар оставит меня без секса на несколько месяцев.

Шаогар. Генерация от автора
Я на пару секунд оборачиваюсь и молча смотрю ему в глаза. Таафтар улыбается, безусловно, прекрасно понимая мой безмолвный вопрос: это те самые три прекрасные мужчины, которых ты мне обещал? Вот прям самые-самые прекрасные на всей планете?
— Добро пожаловать в наш храм, акка Марьяна, — наконец, резюмирует одна из служительниц, когда краткая незамысловатая церемония представления нас друг другу окончена.
Девушка-жрица тоже представлялась, но ее имя вылетает из головы сразу же, как она произносит следующую фразу.
— Ближайшие сутки вы проведете наедине с тао Сивиолином, начиная с этой минуты. Следующие сутки — с тао Асайетином. Третьи — с тао Шаогаром. Это необходимо, чтобы вы могли сделать свой выбор. В течение двух месяцев после этого вы будете находиться в священном символическом уш-па с вашим избранником.
— Или избранниками, по желанию. Вы можете выбрать одного, двух или всех трех спутников, акка Марьяна, — добавляет Таафтар сзади, и почему-то мне сразу становится ясно, какой именно выбор он мне подсказывает.
— Когда? — еле слышно уточняю я, подавляя вспышку ярости и смотрю только на служительницу храма. Иначе я его сейчас ударю, серьезно.
— К сожалению, времени на выбор не так много, — улыбается она, почтительно кивая таутам, — но мы в храме создадим вам все условия, чтобы вы могли сосредоточиться на истинных глубинных желаниях и потребностях вашего тела.
Получасом спустя, немного разобрав вещи в своей новой спальне, я позволяю Сивиолину угостить меня каким-то местным травяным отваром. Как он уверяет, это зелье не имеет никаких особых свойств, кроме легкого успокаивающего эффекта. И, поскольку он тоже пьет его, я верю.
— Как вы? — наконец, медленно спрашивает таут, облокачиваясь на спинку мягкого кресла.
Душевности в его голосе ни грамма — так мне, по крайней мере, кажется.
Я не отвечаю и просто молча смотрю по сторонам.
Обстановка здесь почти ничем не отличается от тех кортианских жилых домов, которые мне уже хорошо знакомы: мебель крепкая и добротная с лаконичным дизайном и акцентом на комфорт. Стены каменные, пол теплый из шлифованного камня, внутри светло и уютно.
Мы сидим в небольшой гостиной: Сивиолин занимает единственное полукруглое кресло, я напротив на небольшом диванчике. Нас разделяет широченный низкий деревянный стол квадратной формы.
Кругом простор и чистота, заботливо наведенная роботами. Один из них мигает приветливым дисплеем в углу — такой же, как дома у Тцахоора, с простым голосовым управлением.
Дыхание выравнивается, тело растекается по дивану: знакомые детали постепенно успокаивают меня. А может, это чай. Но точно не лицо Сивиолина, все еще слишком отстраненное и даже холодноватое.
Может, сказать ему, что я здесь не по своей инициативе? А то вдруг он не догадался, мелькает в голове.
— Я знаю, что вы не хотите здесь быть, — внезапно говорит Сивиолин, и на этот раз ему удается привлечь мое внимание.
— А вы хотите? — быстро спрашиваю я, чтобы услышать это вслух: да, и он не хочет. Почему-то мне кажется, что такое же признание от него может сделать воздух в комнате немного теплее.
Но я получаю не тот ответ, которого ждала.
— Думаю, да. Прошу прощения за лицо, я просто очень устал и двое суток не спал. Мы все много работаем, — вдруг объясняет он и улыбается.
Я сглатываю. У меня замирает сердце.
Этот таут, оказывается обладателем самой обаятельной улыбки, какую я когда-либо в жизни видела. Его лицо полностью преображается и сияет. Безупречные зубы сверкают в мягком треугольнике рта, широкие красивые скулы обозначаются еще немного сильнее, и его вид становится ослепительным, неотразимым.
От глаз разбегаются мелкие морщинки, в них мелькают озорные искры, брови немного приподнимаются, словно бросая дружелюбный вызов: ты как мол, сама, веселая? Ну же, я знаю, что ты веселая внутри, давай дружить!
Он такой уверенный, такой непринужденный — я за миллион лет не научусь так выглядеть. Да и можно ли отдельно обучиться такой мимике? Кажется, чтобы иметь такую улыбку надо очень любить себя, но при этом не быть самовлюбленной задницей — задачка со звездочкой.
— Хм. А мне показалось, что вы не рады встрече со мной, — растерянно моргаю я.
— Это не так, — мягко говорит он и немного наклоняется вперед. — Но мне очень жаль, что тао Таафтару пришлось надавить на вас. Поверьте, это никого из нас не радует, включая самого Таафтара.
— Не верю.
— Понимаю.
Он отвечает так быстро и так улыбается второй раз, что мое сердце снова сбивается с ритма.
Да что же это такое? Когда этот мужчина улыбается, мое тело автоматически начинает расслабляться, помимо воли.
Он опасен. Черт. Он, возможно, опаснее Таафтара, доходит до меня.
Переменив позу, я расплетаю ноги и выпрямляю спину. Нельзя давать слабину.
— Тао Сивиолин, если вы устали, может, вам лучше отправиться спать? Я прекрасно проведу этот вечер одна, погуляю, — поспешно предлагаю я с вымученной улыбкой.
Отчаянно надеюсь, что он поймет все правильно, что я не готова сейчас ни к каким разговорам.
Внутри все клокочет. Я зла на Таафтара, я в бешенстве на Тцахоора. На этих таутов, которые непонятно, чего от меня хотят… точнее, понятно, но тут я намерена их всех разочаровать. Я зла на весь кортианский мир и мне сейчас точно не до секса.
Не думаю, что женское тело в таком стрессе способно испытывать хоть грамм физического желания. Так что если Таафтар или этот обаятельный незнакомпец рассчитывали на мою пылкость, они жестоко просчитались.
— Благодарю за понимание, еще пару глотков чая и пойду, — кивает Сивиолин.
К моему облегчению, в следующие минут десять он воздерживается от улыбок. Мы пьем чай и обмениваемся всего парой незначительных вежливых фраз, пока он не откланивается, исчезая в своей спальне.
А я выхожу наружу, чтобы немного проветриться.
Территория Храма огромна, а подлому Таафтару мало было лишить меня моей жизни, он отнял еще и коммуникатор. Я боюсь заблудиться в лабиринтах подсвеченных дорожек, так что быстро возвращаюсь к домику, в который меня поселили, и прилипаю к терминалу в спальне.
Там подключена сеть и, хотя я не могу связаться с кем-либо, поскольку у меня нет специальных кодов, я могу хотя бы удовлетворить свою жажду информации.
Имена таутов легко найти в сети, как и много-много видеороликов про их работу и личную жизнь. Я начинаю, конечно, с Сивиолина. И быстро убеждаюсь, что улыбка кинозвезды у него не спроста: это человек и есть звезда.
Не сказать, чтобы я сильно удивляюсь. Насколько я уже знаю кортианский уклад, все тауты привыкли быть в центре внимания, и в основном — не по работе, как ни странно. На планете нет демократии, и население мало интересуется работой таутов: точнее, насколько понимаю, интересуются только те, кто работает и кого это касается в силу сферы деятельности — таких людей относительно мало.
А вот личная жизнь каждого влиятельного человека на Кортиании интересует всех — это предмет гордости, всеобщих обсуждений и постоянный сюжет для видеороликов в сети.
Познакомившись с Таафтаром, я начала искать информацию про него и насмотрелась всякого. Тогда я была в шоке, потому что не привыкла к стандартным кортианским сюжетам: о том, как мужчины преследуют женщин, как устраивают ритуальные сцены на улице с «похищением».
Следующее утро я начинаю с заваривания чая, который нахожу в столовой зоне — там, где сказал Таафтар. С помощью этого напитка я буду сохранять контроль над телом, подобно тому, как кортианские мужчины сдерживают свое желание, принимая таблетки.
Кортиания — не Земля, здесь как будто что-то возбуждающее разлито в воздухе. Однажды, еще дома, я сказала Тцахоору: «ни у кого не бывает секса каждый день», и он тогда засмеялся и сказал: «На Кортиании бывает».
Забыл добавить, что на этой планете так не просто бывает — это нормальное положение вещей. Здесь считается, что все должны быть удовлетворены, будь то возможно или нет.
Но если мужские таблетки — это насущная необходимость, поскольку женщин намного меньше, то женский чай — это запретное вещество. О нем знают только тауты, и вчера Таафтар предупредил, что доверяет мне великую тайну.
Он раз десять повторил, что это серьезно, и я поклялась, что никогда никому не расскажу.
В чем тут дело понятно и без пояснений. Если женщины на Кортиании начнут еще и обходиться без секса сколько вздумается, мужикам вообще придет полный капхаррец.
Эти несчастные, наказанные богиней, и так всю жизнь проживают в поиске и жесточайшей конкуренции — каждая жаждущая красотка на счету. Чего они только не делают ради секса, даже идут работать. А по местным меркам это ого-го какой подвиг.
Впрочем, в этом направлении ожидаются подвижки. Насколько я поняла из туманных объяснений Таафтара накануне, пока мы летели в храм, они собираются привозить женщин с Земли. И именно поэтому понадобилась новая Богиня с новыми правилами отношений.
По мере того, как число мужчин и женщин будет выравниваться, кривизна старой системы может выправляться: планете больше не понадобятся сукри, и нежный секс не будет под запретом.
Я обдумываю все это и прихожу к выводу, что затея, конечно, интересная. Начинаю невольно размышлять о том, что тогда Таафтар хочет устроить на Земле, но тут из спальни появляется Сивиолин. Он в свежем белом одеянии, очень похожем на то, которые любит носить Таафтар.
Решил закосить под него? Или меня уже одолела паранойя?
— Как вы спали, акка Марьяна? — нежно спрашивает таут.
Я опускаю глаза в свой чай. Пальцы судорожно сжимаются на белом стекле. Интересно, он знает или…
Губы Сивиолина изгибаются в ироничной улыбке:
— Ммм, вкусный напиток. Я могу присоединиться к чаепитию?
— Ешьте свои таблеточки, тао, — огрызаюсь яи он смеется:
— Не вижу необходимости. Вокруг полно прекрасных женщин, которые обожают таутов.
— Ммм. Завидуете моей славе?
Посылаю в ответ такую же ироничную улыбку и стараюсь держать спину прямо. Хоть Таафтар и доводит меня до белого каления, мысленно благодарю за то, что немного освоила искусство пикировки.
— Не понял, — все еще улыбаясь, наклоняет голову Сивиолин.
Судя по лицу, он полон искреннего любопытства.
— Вы сказали: «обожают». На земном это означает: относятся как к богу.
— Ах, это.
Его голос интимно углубляется, улыбка становится шире, и я поспешно делаю еще один глоток чая. Все-таки этот таут невероятно обаятельный.
— Нет, моя милая пактута, богом я быть не хочу, и никому бы не посоветовал. Но вам придется.
— Вы не можете называть меня пактутой, тао Сивиолин.
— Правда, я чего-то не могу? Кто же запретит мне…
Он откровенно забавляется, перемещаясь по комнате между холодильными шкафами и чаеварками в поисках еды и наслаждается пикировкой не меньше моего.
— Ладно. Вы можете, но я не хотела бы. Пожалуйста, воздержитесь от прозвищ, — серьезно прошу я, допиваю чай и отдаю чашку кухонному роботу.
— Знаете, акка Марьяна. В современном кортианском мире мы, может, и избавились от мытья посуды, — медленно говорит он, проследив за моей чашкой. — Мы избавились от необходимости работать, от несчастий, связанных с сексуальной неудовлетворенностью… но никто не может просто так взять и избавиться от прилипшей к нему идеально подходящей клички. Простите, но это никак невозможно устроить.
Итак, я встретила второго в моей жизни таута, которого одновременно хочется ударить и поцеловать.
Не сдержав непроизвольной улыбки, я вздыхаю и молча отдаю ему победу в этом раунде словесной баталии. Сивиолин улыбается и наклоняет голову:
— Не окажете ли вы мне честь совместной прогулкой?
Четвертью часа спустя тао Сивиолин начинает обстоятельную индивидуальную экскурсию для меня по территории храма.
Она огромна, но даже когда мы пользуемся ускоряющими шаг дорожками, идти вдоль тенистых аллей, ручьев, цветников, мраморных площадок, фонтанов, скульптур, беседок и скамеек приходится долго и далеко.

Храм. Визуал от автора
В утренние часы людей немного, и таут явно старается держаться от них подальше. Завидев прохожих, он направляется петляющими дорожками, чтобы обойти их на расстоянии.
— Скрываете меня? — осведомляюсь я, чуть приподняв подбородок: таут, как и многие кортианцы, существенно выше меня, приходится смотреть снизу вверх.
— Не время представлять вас простым посетителям храма, — ровным тоном отвечает он.
Мы посещаем зону для прогулок, для бесед, для танцев, оставаясь все время только вдвоем. Он не спеша рассказывает мне о том, как устроен этот город-сад.
Наконец, мы выходим на огромную, почти бескрайнюю площадь перед статуей, которая настолько велика, что это в первый момент пугает.
Когда ветви деревьев расступаются, меня на минуту ослепляет. И в ярких лучах солнца, переливающихся на разноцветных металлах, этот монстр из металла кажется живым.
— Капхарра, — негромко представляет Сивиолин ту, что в представлениях не нуждается.
Если бы площадь не была такой огромной, я даже не смогла бы увидеть ее целиком, настолько эта статуя велика.
Пока я пишу Кууптину письмо на обычной бумаге, я заливаю слезами ее всю, и приходится начать с начала, на другом листе.
Мой кортианский уже достаточно хорош, чтобы я не обращалась к гибридному переводчику за каждой фразой, но, конечно, помощь с составлением сложных предложений все еще нужна. Хорошо, что кортианцы не поленились загрузить земной язык во все местные приложения, и в доме Таафтара, где я живу, есть все необходимое.
Я пишу, что люблю его, хотя Кууптин даже не знаком с концепцией любви и не верит в нее. Мы много раз говорили об этом, но он, кажется, так и не понял. Я хотела знать, любит ли он меня, но Кууптин, в отличие от Тцахоора, всегда отказывался произносить то, чего до конца не понимал.
— Объясни мне, что это, и я скажу, — пожимает плечами он.
— Но определения нет, Кууптин. Люди просто чувствуют это и все. Как невероятной силы притяжение…
— Ты притягиваешь, карум, не сомневайся, — тут же отвечает он с многозначительной улыбкой.
— Ты не понял. Это глубокое чувство, не просто желание! — сержусь я.
— Марьяна, ты мой друг, ты — карум шат. Конечно, это не просто желание.
— Это как будто человек для тебя — единственный во всем мире.
— Ну и самомнение у тебя, карум, — весело изумляется он, и я вспыхиваю:
— Да не буквально же!
— Я не понимаю, прости. Если нет четкого определения, боюсь, эта ваша любовь — выдумка, карум шат, — мягко говорит Кууптин, наконец, и целует меня в губы, чтобы прекратить спор.
Вспомнив об этом, я пишу ему, что буду очень скучать, и в глубине души надеюсь, что хотя бы это взаимно.
Я пишу, что буду ждать его, даже если наше уш-па расторгнуто — а оно уже расторгнуто, как сообщил мне Таафтар. Без всякой инициативы с моей стороны.
А когда я попыталась возмутиться нарушением прав и обвинить его в недостойном поступке, он бесконечно спокойно объяснил, что у меня, как у инопланетянки, нет права заключать уш-па, и все это в целом условность. Так что тауты могут не учитывать такое уш-па, если это противоречит интересам планеты.
Я не знаю, что еще написать Кууптину. Очень хочется рассказать, как бесят меня тауты, как меня захватили в плен, попросить, чтобы спас. Но я знаю, что он не может меня спасти.
Может, написать, что в голове постоянно крутится то, как мы вместе завтракали, как он добродушно посмеивался надо мной? Наши совместные прогулки, совместные тренировки, наш секс, наши разговоры, его открытая жизнерадостная улыбка в те моменты, когда он был счастлив, и его хмурая складочка между бровей, когда Кууптину казалось, что что-то идет не так.
Я бы хотела написать, что помню его сосредоточенное выражение лица, когда он объяснял мне что-то важное, его простоватая манера держать руки в карманах, когда он не хотел быть полностью откровенным. Его невыразимая приязнь, его забота, его «доброе утро, карум» и «сладкой ночи».
Всего этого будет мне ужасно не хватать, и это я еще даже не вспоминала о своем выдуманном счастье с Тцахоором.
Я не представляю, как протяну два месяца без человеческого тепла в этом вылизанном ботаническом саду, где сама себе кажусь не человеком, а еще одним экзотическим растением, посаженным ради удовольствия публики.
Мне ужасно одиноко, а еще только первый день. Моего кортианского не хватит даже для того, чтобы описать десятую долю того, что я чувствую.
Преследует ощущение, что я только теперь улетаю с Земли, оставляя за собой всю жизнь. Такого не было даже в первый день на корабле Тцахоора, когда я реально улетала с родной планеты. Насколько же мне здесь плохо…
Когда осознаю это — хочется зарыдать, и только осознание того, что тао Сивиолин услышит, останавливает меня, заставляет взять себя в руки.
Я не доверяю этому тауту. Я вообще никому из них не доверяю, и не хочу, чтобы меня утешали. После того, как Сивиолин запрещает встречу с Кууптином, мой доброжелательный настрой разом пропадает, и таут чувствует, становится намного холоднее.
Похоже, маски сброшены: я не поддалась на его обаяние, и все обаяние сразу закончилось. Только вчера мне казалось странной идея оценить мужчину всего за один день, но много времени и вправду не понадобилось: Сивиолин — неприятный тип, и я точно его не выберу.
В идеале я не хотела бы, чтобы он знал о моих эмоциях. И мне, видимо, придется сделать сверхусилие над собой, чтобы скрыть их.
Ну или разжиться успокоительными… немного подумав, я роюсь в шкафчиках на кухне и нахожу травы, которые Кууптин и Тцахоор давали мне, когда я заводилась.
А через полчаса — дописываю и несу письмо Сивиолину.
— Я немедленно отправлю его. Как вы, карум? — спрашивает он, внимательно вглядываясь в мое лицо.
— Нормально, — отзываюсь я ровным голосом. — Что еще мы будем сегодня делать?
— Прогуляемся по храму, поговорим… вечером придет Асайеитин, и ближайшие сутки вы будете с ним.
— Я помню, вы передаете меня друг другу как знамя.
— Как что? — удивленно переспрашивает Сивиолин. Мы говорим через переводчик и, видимо, на этом слове устройство морально сломалась.
— Неважно, — отрезаю я. — Даже на Земле это уже устарело.
После того, как Сивиолин отправляет мое письмо, мы гуляем и обедаем. Наш разговор скользит по поверхности: он интересуется Землей, я немного рассказываю, как там все устроено. Чем отличается еда, одежда, всякие прочие неважные штуки.
Мы не касаемся психологии и колоссальной разницы в обычаях — я рада, потому что просто не готова сейчас это обсуждать. Мне кажется, я снова ненавижу все кортианские обычаи, особенно в части непривязанности и беспрекословного подчинения таутам.
На все вопросы о себе, которые я пару-тройку раз пытаюсь задать, Сивиолин отвечает очень сдержанно: он говорит, что ему чуть за сорок, что родился в Куммикане, что получил образование здесь, в Храме, и в Тахимагате, где другие тауты, кто постарше, учили его управлять планетой.
Добавляет, что специализируется на построении систем — что бы это ни значило. Я не спрашиваю о подробностях, мне пока непонятно и не интересно. Говорит, что у него две сестры, одна из которых живет на другой планете, а другая тоже таут и работает в Тахимагате.
Адора, неделей раньше.
Меня зовут Адора. И я главная жрица Великой Богини. Меня зовут Адора. И я — главная жрица…
Моя голова все еще слишком легкая и кружится от шока, всю неделю до прибытия Богини.
Я никто. Я не должна быть в храме.
Ну какая из меня жрица? Надо мной, наверное, жестоко пошутили. Не могу перестать об этом думать, хотя тао Таафтар вовсе не выглядит, как человек, который любит шутить.
Когда мы в первый раз встретились, он был убийственно серьезен. Он выбрал меня, как деликатес, в одном из лучших ресторанов Типдиара. Я должна была выступать в шоу Капхарры, но тао Таафтар просто попросил меня у владельца ресторана, и на сцену вышла другая девушка.
А я… была просто вне себя от счастья. Это как просить на улице подаяния, погибая от голода, и случайно провалиться в другую реальность, где ты — королева. Таких сказок, конечно, полно: и на Кортиании, и на других планетах, но это же сказки.
Быть избранницей таута, даже всего на час в тайной комнате, означало не просто повеселиться с мужчиной, которого все хотят. На мой счет тут же упала крупная сумма — такие на Кортиании законы. Все женщины получают поощрения за близость с мужчинами. Чем выше статус мужчины, которого ты радуешь, тем больше благодарность от правительства.
И даже это — еще не все: я могу получить желтый браслет. Я могу получить второй шанс на нормальную жизнь. И теперь-то я его не упущу.
Капхарра, да даже если бы он был совсем не сексуальный, я была бы счастлива отдаться.
Впрочем, не сексуальных таутов не бывает. И он, конечно, красивый. И очень-очень-очень волнующий.
Высокий, мускулистый, с пронзительным, ошеломляюще подавляющим взглядом. Он весь в белом, как в каком-то сияющем облаке шелковых одежд.
При знакомстве меня парализует на несколько мгновений, таут переглядывается с моим шефом, и они добродушно смеются.
— Сейчас пройдет, — обещает незнакомец нежно, поглаживая меня по волосам. От него вкусно пахнет свежими ягодами.
И у меня все проходит. Я улыбаюсь, вкладываю ладонь в его руку и позволяю увести себя.
Мы недолго общаемся за легкими коктейлями. Он задает вопросы, смысл которых мне не удается уловить: то спрашивает, где я родилась и как мне нравится это место. То о том, что самого необычного я пробовала, а потом вдруг — знаю ли я, как устроен автолет и какие птицы водятся в Типдиаре.
Но я отвечаю вежливо, честно и открыто, ведь что бы он ни хотел узнать обо мне, какую бы картину ни пытался сложить, это не моего ума дело.
Я говорю, что выросла в небольшом городе недалеко от Куммикана, и мне нравилось там жить. Лучшее, что я в жизни пробовала — это десерты-лиматы в ресторане, где мы сейчас находимся: с горячей корочкой, ледяным нижним слоем желе и прослойкой из крема.
Я отвечаю, что в целом знаю, как устроен автолет и даже космические корабли, объясняю, чем отличаются двигатели одних от других. А потом вспоминаю пару названий птиц — про них я знаю меньше, потому что больше люблю смотреть на космические лайнеры, и в этом тоже честно признаюсь.
Когда наши напитки заканчиваются, таут дает понять, что хочет меня, и мы идем в укромное место с просторной кроватью. Таких при ресторане достаточно, ведь сюда часто приходят не только поесть.
— Ммм? — тихо уточняет он, когда мы остаемся одни, и наматывает мою прядь на палец.
— Все, что вы пожелаете, тао, — выдыхаю я.
— Раздевайся.
Его голос глубокий и сейчас еще немного ниже, когда мы остаемся одни — чувствуется, что он настроился на чувственный лад.
Я изучаю его сквозь ресницы, пока снимаю с себя одежду. Таут стоит посреди комнаты, распределив вес на обе ноги, с прямой спиной, расслабленный и спокойный. И, по тому, как он следит за мной, видно, что наслаждается моими грациозными движениями.

(Адора, визуал от автора)

(Адора)
Да, я уже почти двадцать лет танцовщица на шоу Капхарры, это я умею. Все тело движется волной, бедра описывают соблазнительные восьмерки, пока последний кусочек ткани не оказывается на полу.
Я точно знаю, что ему сейчас есть, на что посмотреть: моя фигура от природы стройнее и изящнее, чем у большинства кортианок, тело специально натренировано для танца и секса. Зрители обожают шоу Капхарры со мной в главной роли, именно поэтому я и работаю в лучших заведениях, которые время от времени посещают тауты.
Мужской взгляд скользит по моей груди — она крепкая, округлая, с темно-коричневыми сосками. И опускается ниже — к плоскому животу, к стройным длинным ногам. Его дыхание меняется, теперь явно выдавая возбуждение.
— Умница. Иди сюда.
Со мной мужчины никогда не бывают грубоватыми, как с приличными кортианками. Со мной они не играют.
Но никто, конечно, особо не церемонится. Когда они, например, хотят рот, просто запускают руку в волосы и слегка тянут вниз, заставляя опуститься на колени. Когда хотят определенных поз, просто вертят меня, как им вздумается.
А этот таут разговаривает со мной, и доставляет мне этим огромную радость.
— Как ты любишь, сладкая?
О-го!
Он, конечно, не первый мужчина в моей жизни, который интересуется моим удовольствием, но все же это таут, и я на седьмом небе.
Я с избранным, великолепным, желанным всеми женщинами планеты мужчиной, который прекрасно об этом знает — и все же ему не все равно, что я чувствую!

(Таафтар. Визуал от автора)
— Я люблю целоваться. И когда меня сжимают. Я хочу чувствовать вас, — послушно отвечаю я чистую правду.
Моя жизнь меняется не просто стремительно, это происходит как взлет космического корабля с поверхности планеты.
Я, кстати, никогда не была за пределами Кортиании и даже не мечтала — не у всех достойных есть столько денег, куда уж мне, простой сукри. Но я всегда обожала наблюдать за взлетами. Можно сказать: это мое хобби.
В свободные дни я часами просиживаю в кафе при космопорте Типдиара, всю жизнь.
Так вот, по поводу этой самой жизни: в мои тридцать семь, после случайной встречи с таутом, она полностью исчезает, и на ее месте возникает новая.
Таафтар привозит меня в огромный дом таутов в Главном Храме Куммикана и представляет трем друзьям: таутам Сивиолину, Шаогару, Асайеитину.
Он сообщает, что скоро улетает на Землю, и я остаюсь с его друзьями в храме. А еще — я буду жрицей новой Великой Богини.
Я буду помогать ей во всем, и прежде всего выполнять ее обязанности по уш-па перед этими тремя симпатичными таутами.
Мои глаза в этот момент, наверное, размером с наручные диски для танцев. Никто из таутов даже не догадывается, но я в этот момент серьезно жду, что меня вот-вот поразит небесная молния, хотя бы за вход в Главный Храм, с моим-то статусом. И, конечно, из-за противоречий в потоках энергии: мой недостойный должен был вызвать настоящее магнитное возмущение в такой плотной компании из четырех достойных сразу. Здесь даже ни одного обычного человека нет, и ни одной женщины, кроме меня, нет даже какой-нибудь коотшаты или шиаты-жрицы!
А тауты и правда очень приятные. С первого взгляда я понимаю, что они кажутся привлекательными не только в видеороликах: тао Сивиолин, которого я хорошо знаю по видео, и в жизни такой же красавчик с ослепительной улыбкой. Тао Асайеитин еще сексуальнее, чем мне всегда казалось. Я смотрю на него лишь миг — и обжигаюсь о прямой оранжевый взгляд, краснея.
Тао Шаогара я помню хуже, его давно не показывали, и его тело сейчас удивляет полнотой. Но я понимаю, что раз это произошло — значит, так было надо. Возможно, из-за его отсутствия. Но глаза я помню: раскосые, темно-синие, затягивающие, как омут. Если не ошибаюсь, ему очень прилично лет, как и Асайеитину.
Сколько же всего они должны знать и уметь, если правят планетой со своих двадцати! Интересно…
Все тауты нравятся мне с первого взгляда: они отлично пахнут, разговаривают глубокими, хорошо поставленными голосами и показывают прекрасные манеры.
Каждый из них привлекателен по-своему. Они осматривают меня, улыбаются, переглядываются, пока я постепенно осознаю, что сегодня небесная молния не поразит мою никчемную голову. И мое тело снова просыпается, трепещет от этих комплиментарных взглядов.
Таафтар указывает мне направление к дождевой и исчезает. А когда я выхожу, меня встречают эти трое.
У меня с самого начала нет ни малейших иллюзий, зачем я понадобилась, поэтому я не удивляюсь тому, что происходит в последующие часы.
Они испытывают мои умения, заставляя показать все, на что я способна: и в танцах, и в массаже, и в сексе. Мне отдают приказы, разглядывают, трогают, доводят до множественных оргазмов самыми разными способами. А когда им надоедает такая двухчасовая прелюдия, тао Сивиолин и тао Асайеитин долго и со вкусом трахают меня во все местечки по очереди и вместе.
В процессе я издаю такие отчаянные вопли, как домашняя кмотя, которая не в добрый час вышла погулять и напоролась на стаю диких сородичей. Но мне очень-очень хорошо, и я просто люблю так орать.
Тауты и правда по-хорошему дикие и бесстыдные в постели. По правде — они великолепны, и мне хорошо с ними каждую минуту. Я еще пару раз кончаю в процессе, что оставляет меня совсем без сил.
Тао Шаогар какое-то время просто наблюдает с улыбкой, а потом покидает нас. Благодарю космос за это — боюсь, если бы он присоединился, этого было бы слишком много даже для меня. Я ведь и с Таафтаром, скажем так, не скучала всего несколько часов назад, так что из моего полностью заряженного тела в итоге была выжата каждая капля энергии.
Поздно вечером, когда я просыпаюсь и выползаю в гостиную, едва переставляя ноги, они сидят там.
— Ты нам подходишь, сладкая, — сообщает Сивиолин, улыбаясь как сошедший на бренную Землю мифический Бог Соблазна. — Мы очень, очень тобой довольны.
Я сразу же улыбаюсь всем троим в ответ. Видит Капхарра, они тоже мне полностью подходят, ведь я прекрасно понимаю, что случайно отхватила шанс на миллион. И я намерена использовать его на всю катушку.
Правда, я все еще не верю, что буду настоящей жрицей, что сукри пустят в храм. Но тао Таафтар сказал мне, что скоро это не будет иметь никакого значения, и никто даже не вспомнит, кем были сукри.
А Сивиолин добавляет к этому, что я буду не просто жрицей, а главной жрицей в храме.
— Я буду очень, очень хорошо служить вам, — говорю я с широкой улыбкой и сияю так, как будто меня и не терзали целый день четверо очень требовательных и искушенных мужчин.
Да, я тренированная и способна быстро восстанавливаться. Не знаю, кто там эта обещанная Богиня, но сильно сомневаюсь, что на моем месте она смогла бы сейчас ровно стоять или хотя бы разговаривать.
— Добро пожаловать в твою новую жизнь, карум шат, — подытоживает Шаогар и внимательно смотрит в глаза. — В ближайшие дни мы не будем тебя трогать. Готовься усваивать много информации и напрягать теперь больше голову, чем тело.
Хм. А вот это уже не такой ожидаемый поворот. Что конкретно они задумали?
***
Долго томиться в неведении не приходится: в ближайшие две недели в мою голову загружают столько информации, что я с трудом удерживаюсь от мольбы о пощаде.
Спасает то, что тауты объясняют все очень четко, доступно, а то, что не говорят они, я узнаю от жриц и жрецов храма. Шиаты не знают, кто я, но им довольно того, что тауты выбрали меня на роль главной. И все служители в храме безропотно подчиняются, обучая меня доброжелательно и терпеливо.