Касаясь горизонта взглядом

Касаясь горизонта взглядом

Вы когда-нибудь представляли, как и в какой момент умрете? Вряд ли. Большинство, существенное большинство разумно старается не думать о смерти, потому что смерть - это окончательный финал разума, точка, после которой нет продолжения, граница, которую не пересечь в обратном направлении. Я говорю не о клинической смерти и случаях чудесного исцеления, где спасают врачи и слепая удача, а о той смерти, которая подводит окончательный итог и не терпит возражений. У нее нет принципов, нет совести, нет чувств или эмоций. Эта старуха с косой пожинает все, чему пришел конец, не глядя на регалии, накопления, медали и кубки.

Я никогда не задумывался о своём конце. Человеку проще думать о смерти других. Поэтому так непросто нажать на курок, приставив дуло к своему виску, поэтому страшно лететь на самолете, слыша, как те бьются, в новостях. Это знакомый всем инстинкт самосохранения: вы будете пытаться выжить изо всех сил. Страх гибели заставляет людей прыгать из окна в случае угрозы сгореть заживо, бежать дольше возможного, когда за ними гонятся, терпеть боль, когда от этого зависит жизнь.

Знаменитая латинская фраза "Memento mori" - показатель страха смерти. Помнить, что ты не бог, бывает полезно, когда хочется полезть на рожон или совершить иное безумство, никак не связанное с героизмом, возможно, даже являющимся его антиподом.

Я всегда считал себя бессмертным. Глупо, конечно, но я не задумывался о своём конце. Такие мысли навевали апатию и отбивали всю тягу к жизни. Какой смысл жить, считал я, если задумываться о том, что я иду по железнодорожным путям, которые, рано или поздно, приведут меня к вокзалу? Куда интересней наслаждаться днями и ночами, встречать рассветы и закаты, касаясь горизонта взглядом, и представлять, что мы - вечные жители этого поднебесья.

Катастрофа случилась в среду, в мае две тысячи сто пятого. Двадцать второй век едва успел подойти к микрофону и начать выступление, как его попросили со сцены.

Мы собирались встречать лето. Говоря мы, я имею всех нас, людской род, поколения поколений, мальчишек и девчонок, стариков и младенцев. Мы все хотели лета. Синоптики обещали тепло и солнце, поэтому моя девушка купила пляжные шорты и новый купальник. Мы никак не могли подумать, что лето наступит, но не такое, как всегда.

Ученые всегда что-то разрабатывали для военного вооружения, будь то бомбы, ракеты или вирусы. Конечно, к последнему всегда в комплекте шел антидот, но предусмотреть всего не мог никто.

Никогда не понимал этих средств массового уничтожения, созданных угрозы ради. Мы без них творили мало? Загрязнение окружающей среды газом, нефтью, катастрофы на атомных электростанциях, губившие тысячи жизней и стирающие города. И это не считая терактов, браконьерства, каждодневных убийств. Иногда мне казалось, что мы не будем процветать. Наша раса обещала уничтожить себя из-за патологической тяги к смерти еще до того, как мы достигли бы того будущего, о котором снимали фантастические фильмы.

Я не хотел оказаться Нострадамусом, но оказался.

В мае две тысячи сто пятого террористы взорвали несколько лабораторий и выпустили в атмосферу неизвестный простым обывателям вирус, и старуха с косой начала жатву.

Если кто-то представлял себе апокалипсис как компьютерную графику, взрывы и спасение в конце, они ошибались. Апокалипсис пришел тихо и незаметно, почти скромно.

Я и вовсе не заметил его, пока не стало поздно.

***

- Эй! Эге-гей! - Влада закричала так громко, что я поморщился и повернулся к ней от полок с пивом и чипсами. Теперь в магазинах можно было взять какой угодно ликер и закусить его деликатесами, но я выбирал по-старинке.

Со дня катастрофы прошло почти два месяца, был разгар июля. Те люди, на которых мы наталкивались, вряд ли собирались пойти на пляж: все они были мертвы. Кто-то из них умер на работе, кто-то в машине. Вирус не убивал мгновенно, поэтому на тротуарах почти не было тел. Почувствовавшие недомогание добрались до лавок, автомобилей или помещений.

Я был рад, что мы с Владой ни разу не додумались спуститься в метро: трупов там, скорее всего, хватало.

- Эй! Кто-нибудь! А мы магазин грабим! Гра-а-бим! - снова закричала Влада, подпрыгивая на месте в попытке "бросить" звук дальше.

- Нас никто не услышит, - спокойно произнес я, выходя на улицу к сестре и протягивая ей очередную бутылку с открытым о прилавок пивом.

- А я надеюсь хоть на что-то, - огрызнулась Влада.

- Твоя надежда вот уже два месяца как должна быть мертва. Все погибли. - Я посмотрел на солнце, сияющее блином на чистом небе. - Это месть, наверно. За то, какими мы были.

А были мы никудышными гостями. Мы загрязняли реки и моря, травили рыбу, отстреливали животных. По нашей вине Красная и Черная книги не уставали пополняться. А что мы? Кто-то обращал внимание, но большинство либо по глупости знать не знали, как следовало вести себя с природой, либо знали и руководствовались правилом "После нас хоть потоп". Что ж, потоп и впрямь был. Хорошо, что тот вирус, сгубивший наш вид, затронул лишь людей, обойдя животных, невиновных в нашей глупости, стороной. Люди создали оружие, чтобы уничтожать себе подобных, и у них хорошо это получилось. Ружье, висевшее на стене, выстрелило.

Я и Влада почти привыкли натыкаться на тела. Первое время Влада рыдала, потом мы с ней складывали тела в кучи и сжигали. Но умерли буквально все. Мы не могли проводить в последний путь каждого.

Мы пили пиво, сидя на чьем-то джипе. Пустых машин было много, но с исчезновением людей материальные ценности потеряли былое значение. Деньки и кредитки... Смешно... Зачем эти маленькие пластиковые карточки и бумага в мире, где больше не было банков?

Само время исчезало, растворяясь в дымке прошлого. Глобальные понятия дня и ночи остались, но я путался в том, какие были числа. Влада истерично пользовалась календариком, чтобы не заблудиться, но я полагал, что пройдет еще немного времени, и она поймет, что нам остались только времена года и сутки.