Катара

Часть 1

«… также местные правоохранительные органы сообщают об участившихся случаях совершения правонарушений. За последнюю неделю уровень преступности превысил показатели предыдущих трех недель. Подобная ситуация наблюдалась и в соседних городах, власти настоятельно рекомендуют незамедлительно сообщать о подозрительных людях и происшествиях во избежание развития криминогенной обстановки».

Мужчина выключил новостной канал с назойливым женским голосом. Открыв очередную пачку, дрожащими пальцами достал сигарету. Он стоял на балконе и наблюдал за мимо проносящимися патрульными машинами, что спешили на очередной вызов.

— В этот день даже больше обычного, — на выдохе протянул он.

Ежедневное пробуждение на старом диване в окружении пустых бутылок дешевого пива и пепла от выкуренных сигарет давно надоело, идея о завершении страданий уже не вызывала страха и удивления. Единственное, что до недавних пор останавливало от прерывания своего существования — его дочь. Но у бывшей всё-таки получилось добиться запрета на его общение с девочкой. Мамаша смогла чудесным образом заручиться помощью - он бы руку на отсечение дал, что приворожила какого-нибудь старого толстосума, ведь всегда догадывался, что она чертова ведьма.

Получив необходимую дозу никотина, человек вошёл в спальню, всё ещё держа сигарету в руке. Окурок незаметно выскользнул из пожелтевших пальцев, приземлившись прямо у длинной занавески. Только спустя время он почувствовал странный запах. Оглянувшись, бросился тушить огонь.

— Хочешь продолжить свои страдания? Ты же так жаждал покоя и умиротворения, разве это не прекрасный шанс исполнить мечту? — леденящий кровь голос, который, как сначала показалось, звучал только в голове, был настолько близко, что мужчина мог почувствовать его каждой клеточкой своего тела.

— Кто ты? — забыв о пламени, испуганный человек повернулся в сторону источника слов, но сумел разглядеть лишь мутный силуэт.

— Тебя это так сильно волнует? Не важнее ли узнать, кто ты? Оглянись, посмотри на своё пристанище, разве это можно назвать квартирой достойного мужчины? Порядочного гражданина, старательного работника, любимого сына, заботливого мужа?.. Оберегающего отца? — последние слова были произнесены с насмешкой. Жена всегда упрекала его в том, что он слишком опекает свою дочь, якобы не дает ей свободы. Бред.

Каждый день этого года проходил в раздумьях о собственной никчемности, незначительности; обида на всех и вся таилась глубоко внутри, копилась, убивая, очерняя душу, она не давала спокойно спать, не позволяла есть. Сначала он мог запивать её, «тушить» алкоголем огонь внутри, потом черной дыре в сердце стало мало. Он начал курить, много всего курить, и лишь тогда было спокойнее. Совмещение двух способов позволяло и вовсе не чувствовать, такие моменты он ценил больше всего. Но, к сожалению, все хорошее имеет свойство заканчиваться, и теперь почти убитое сознание с трудом функционировало, а воспоминания путались. Сейчас же он не мог отличить собственную ярость от той, которую ему транслировал силуэт. Мысль о том, что женщина, которую когда-то называл своей женой, портит его отношения с дочерью и всю его жизнь, засела глубоко внутри.

Стоило ему задуматься над этим, как в глазах потемнело от подступающего к горлу кома ненависти. Когда взгляд прояснился, человек уже не видел силуэт, и даже огня, который ещё секунду до этого поглотил штору почти полностью, уже не было. Окурок лежал на столе, рядом с телефоном.

— Черт… видимо, мне стоит меньше пить. Всё-таки не врала эта ведьма, когда говорила, что от алкоголя может развиться шиза, — он усмехнулся своему замечанию: с каких пор нужно всерьез принимать бредни этой сумасбродной девки?

Он, еле передвигая ногами, подошел к столу, покрутив в руках злосчастный остаток сигареты, бросил его обратно и уставился на телефон. Как будто бы ждал чего-то. Вдруг эта дура одумается и позвонит ему, извинится, скажет, что дочери хуже без него, попросит вернуть всё назад? Он бы приехал к ней, она бы умоляла его остаться, кричала бы о том, как любит его, предложила бы жить у неё и воспитывать ребёнка совместно, но он конечно не согласился бы на такие условия и просто забрал девочку к себе. В эту квартиру. Хотя… эта квартира не очень то подходит малышке: ей тут было бы неуютно. Вот дом, который после развода перешел её мамаше, отличный вариант: два этажа, собственная комната, полная игрушек, маленький задний дворик, где она могла бы веселиться со своими подружками. А он бы смотрел за ними и радовался, что она снова рядом. Да, тот дом ей очень подходит.

Погрузившись в раздумья о возможной счастливой жизни, сам того не заметив, уснул: то ли от усталости, то ли от того, что время как-то быстро пролетело, и было уже достаточно поздно.

***

Ночь была шумной из-за непрекращающейся грозы, звуки грома пугали с каждым разом всё сильнее и сильнее, и даже монстры, живущие в шкафу, сегодня не решались приоткрывать его дверцы и высовывать длинные когтистые пальцы. Ветки деревьев угрожающе царапали окно, заставляя ещё сильнее подгибать под ноги одеяло и накрывать им голову, чтобы деревянные клешни, которые вот-вот разобьют хрупкое стекло, не смогли преодолеть эту защиту и дотянуться.

Звук приоткрывшейся входной двери был еле слышен, но всё-таки не остался незамеченным; по-честному, он окончательно выбил из тела храбрость и стремление сопротивляться силам зла, но любопытство взяло верх, и, через некоторое время внутренней борьбы со своим ужасом, было принято решение, что проверить всё-таки стоит. В коридоре царила почти непроглядная тьма, а из приоткрытой двери соседней комнаты просачивался тонкий лучик света, будто в комнате был включен лишь фонарик на телефоне.

И вот, поддавшись усилиям, дверь в слабоосвещенную комнату скрипнула, открывая картину, которую не смог бы стереть из своей памяти ни один человек.

Часть 2

— Интересно, сколько это ещё может продолжаться? Я прихожу на это место уже в который раз, и всё ещё надеюсь, что он сдержит своё очередное обещание, — она выдохнула, наблюдая, как дыхание превращается в пар.

В это время года погода была непостоянной. Сегодня утром, выходя из квартиры, в которую временно заселилась, женщина оставила пальто на вешалке: тепло солнца пробивалось через оба окна, они хоть и небольшие, но помимо двери были единственной связью с внешним миром в этой скромной студии. Большего на данный период жизни она попросту не могла себе позволить.

А ведь ещё четыре года назад у них всё было хорошо: квартира в центре города с панорамными окнами, муж на престижной работе, да и сама она имела цели и стремления, была успешной журналисткой. Но в один момент всё просто рухнуло, развалилось, как карьеры людей, про которых она писала свои статьи.

Нет, будь всё как прежде, она бы никогда не признала, что хоть на десять процентов виновата в том, что личности, на которых она так профессионально и легко находила компромат, потеряли всё по её вине. Как можно было так подумать? Ведь она ни разу за всю карьеру не соврала и не приукрасила, а они сами предопределили свои судьбы, поступая подобным образом. Женщина гордилась своей работой и не жалела ни об одной статье.

Разве что тот материал про врача, который испытывал нездоровую тягу к наркотикам, теперь вызывал чувство досады. Он был талантлив, онколог, отучился в достойном университете, всего себя отдавал этому делу, в общем, нашел своё предназначение. Однако работа с людьми выматывает, тем более если эти люди проходят через страдания. Он ежедневно видел, как организм человека уничтожает сам себя. Конечно были и те, кому он помог и отсрочил смерть, и, нужно отдать должное, таких было много. Однако стеклянные потухшие глаза, которые уже не отражали душу, врач запоминал намного четче, чем вновь загоравшиеся.

Сначала казалось, что забыть их возможно, что это пройдет, ведь каждый врач имеет «своё кладбище», и живут же как-то. Но годы шли, пациенты менялись, а глаза тех, кого исцелить не удавалось, отпечатывались в памяти, оставались глубокими шрамами на сердце. Алкоголь не помогал стереть их. Травка, которую курил его знакомый психиатр, тоже оказалась бесполезной. Ох уж этот знакомый психиатр, он сыграл важную роль в жизни врача-онколога: они встретились, когда казалось, что ничего хорошего уже не будет, их познакомили на одной из посиделок с друзьями-медиками. Эта личность обросла слухами о наркотической зависимости и странных методах лечения своих пациенток, но это статья другого журналиста.

Новоиспеченный друг оказал помощь измученному не своей смертью онкологу, открыв дорогу в мир психотропных веществ. Наш герой не вдавался в подробности о том, как именно психиатр «подворовывал», да это и не было так важно: он ведь наконец-то смог забыть Их глаза. Несмотря на нарастающую зависимость, он чудом оставался хорошим врачом: нельзя сказать, что вещества влияли на его работу. Этот человек отнесся ответственно даже к принятию наркотика, составил расписание. Удивительно. Поистине, если кто-то чего-то желает, то сможет преодолеть любые трудности.

Собственно, эта история и стала темой статьи. Женщина получила анонимную информацию о двух врачах и их досуге и начала свое расследование, а затем выложила публикацию. Она прогремела на всю страну, а может и распространилась дальше (специалист он был действительно известный и востребованный). Ну а в конце всё было как и привыкла журналистка: она получает славу и хорошее вознаграждение от работодателя, а объект её новой истории… что же с ним стало… женщина не помнила. Может, уехал куда-то, подальше от своей теперь уже дурной репутации, а может — продолжает работать в городе, в какой-нибудь поликлинике. Единственное, о чем она точно знала, так это о его увольнении с прежнего места работы.

На тот момент её не волновала ни судьба самого врача, ни судьба его пациентов, которых он мог бы спасать ещё какое-то время. Он сам совершил ошибку, когда связался с тем психиатром, которого, кстати, после этой истории и след простыл. Наверное, тоже не выдержал огласки его грязных делишек. И во всем виноваты наркотики. Женщина, сколько себя помнит, относилась к ним с особой осторожностью, по какой-то причине даже большей, чем остальные люди.

— Мам… мааам? — а вот и причина. Её словно током ударило от этого голоса. Погрузившись в размышления о прошлом, она даже и не заметила, как к ней подошел исхудавший парень, которого она когда-то называла своим сыном.

— Надо же, на этот раз ты пришел, — процедила она, съежившись от того, что парень коснулся её руки. Она не то чтобы испытывала к нему отвращение, нет, она очень любила его и сожалела о том, что с ним произошло, но не могла простить.

Когда сын связался с наркотиками, журналистка с мужем пытались вытащить его из этой пропасти, но все их старания привели к тому, что отец мальчика, в попытке забрать его из компании дружков-наркоманов, был убит. Они, вооружившись осколками, кирпичами и подобным мусором, просто забили мужчину на глазах его собственного сына, который на тот момент уже получил желанную дозу и мало понимал происходящее вокруг.

С того случая прошло много времени, трагедия конечно отразилась на их жизнях: сын на время избавился от зависимости, женщина постаралась забыть свои боль и обиду на сына — их отношения, насколько это возможно, пришли в норму, они продали большую квартиру, переехали в местечко подешевле. Без мужа было тяжело во всех планах: самый близкий, он всегда был рядом, дарил заботу; когда сын попал в дурную компанию, очень старался помочь ему справиться с этим. С его смертью умерла и частичка её души. Дела в работе тоже не шли в гору — информация о сыне наркомане и его косвенной причастности к смерти собственного отца попала в руки к журналисту из другого издания, который выпустил об этом статью, что не лучшим образом отразилось на её репутации. С издания настоятельно порекомендовали уйти, она нашла работу в журнале поменьше, но это уже не приносило такого удовольствия: к написанию серьезных статей пока не допускали, а те, что публиковались, должны были выпускаться под псевдонимом.

Часть 3

Роды для Долорес проходили долго и мучительно. Сколько раз за последние двое суток она пожалела, что не избавилась от ребенка? Думала ли она, что легче было бы умереть от осложнений после аборта, чем корчиться от невыносимой боли при схватках и потугах?

В целом жизнь девушки была не многим легче этих родов. Воспитанница детского дома, дочь неизвестных родителей, любил ли её кто-нибудь, если даже собственные отец и мать бросили, отдали озлобленным воспитателям? Впрочем, она пробыла под их надзором меньше, чем предполагалось.

Однажды по детдому разлетелась новость, что скоро к ним наведается какой-то очень серьезный богатый мужчина. Он оказывал большую помощь этому прогнившему месту: благодаря деньгам, которые он, по доброте душевной, дарил учреждению, оно по крайней мере не разваливалось, в общих залах даже был сделан ремонт; правда, спальни и некоторые ванные комнаты всё ещё оставляли желать лучшего. Наверное, какую-то часть денег директриса тратила на новые брошки, уж очень она их любила. Ходили слухи, что этими булавками она прокалывала языки непослушным детям. Но, наверное, это лишь слухи.

Новость о визите таинственного спонсора быстро распространилась и среди детей. Их было мало, человек 50. Каждый конечно хотел лучшей жизни: достойную комнату, забыть наконец об отвратительной холодной манной каше, много игрушек и разных нужных вещей. Единственное, что было хорошо в этом мрачном месте — это сложившаяся между воспитанниками коммуникация. Многие хотели встретить тех, кто их полюбит, кто покажет, что жизнь может быть наполнена яркими положительными моментами, другие же закрылись, поскольку, за относительно непродолжительное время своего существования, убедились, что нельзя привязываться и подпускать людей к своей душе. Почти всех из них предали самые родные, те, кому они готовы были отдать всё, что у них есть. Ребята, прошедшие больше испытаний, чувствовали ответственность за тех, кто всё ещё верил в чистые намерения взрослых. Более опытные всячески защищали неокрепших, давая понять, что теперь друг у друга есть только они — другим доверять нельзя. Чудным образом сформировался крепкий коллектив в определенной иерархии, и если находились те, кто конфликтовал внутри него (что было редко), ответственность наступала по собственным обычаям импровизированного сообщества.

И вот в один из дней пришел тот, кого все так ждали: высокий, статный, в красивом костюме; дорогие часы, которые неудачно попытался стащить какой-то мальчишка (за что получил увесистый подзатыльник от директрисы и был закрыт в каморке до следующего утра), хороший автомобиль, что сразу окружили любопытные дети. Всё это очень подкупало как ребят так и воспитательниц, которые кружили вокруг мужчины, как мухи над навозом. Но больше всех постаралась директриса: она надела свою лучшую брошку. Украшение конечно больше напоминало трофей сумасшедшего энтомолога: оно было сплетено из черных блестяшек в уродливого паука с красными камушками-глазами, что в полной мере отражало натуру этой женщины. Возможно, поэтому та вещица была для неё самой любимой. Об этой страсти к броши-пауку знали все, поэтому за ней закрепилось прозвище Паучиха.

Плохо скрывая свою стервозность за маской гостеприимности, она провела почтенного гостя в общий зал, который с самого утра украшали работники детского дома. Вслед за ними зашли некоторые приближенные директрисы, затем двери закрылись. Воспитанникам, скопившимся у закрытых проходов, через стеклянные вставки был виден достаточно большой стол, накрытый аппетитными блюдами, которых, до того случая, детям конечно не давали. Компания взрослых стояла поодаль и о чем-то общалась. От запахов, которые успели просочиться в коридор, у Долорес заурчал живот и стала обильно выделяться слюна. Поэтому для неё была необъяснима эмоция отвращения на лице мужчины, которой очевидно не замечали лебезящие перед ним женщины. Или просто не хотели замечать? Беседа заняла несколько минут, после чего гость раздраженно выдохнул и широким грубым шагом переместился к дверям, к которым прижалась Долорес и ещё несколько детей.

Он распахнул хлипкие конструкции и жестом пригласил детей в зал, обращаясь к директрисе: «Я хотел бы, чтобы дети поужинали вместе со мной». Голос был настолько завораживающим, он словно мёд окутал всё вокруг, противоестественным показалось даже собственное дыхание, которое в то мгновение создавало помехи для столь сладкого нектара. Долорес, как впрочем и все находящиеся рядом с мужчиной, на какое-то время замерли, в ожидании, что он скажет что-то ещё, однако его губы сомкнулись в нарастающем раздражении и ожидании реакции Паучихи.

— Подождите, дорогой, зачем же дети за столом? Для них есть отдельная столовая. Многие из них ещё маленькие и не умеют должным образом вести себя в культурном обществе!

— Я хотел бы, чтобы дети поужинали вместе со мной. Я уверен, что Вы должным образом заботитесь об их воспитании, поэтому не думаю, что возникнут серьезные проблемы, — Долорес не могла оторвать взгляда от мужчины, его голос заставлял её всматриваться в его черты, поражало в нем всё: настолько светлые серого цвета глаза представлялись чем-то инородным, даже мимолетный взгляд, казалось, мог вызвать остановку сердца, если бы его обладатель этого пожелал; хорошо уложенные волосы и ухоженная борода местами начали не по возрасту седеть (на вид мужчине было около 35 лет); и в целом сам он был похож на скульптуру: подтянутое тело, которое выгодно подчеркивал костюм, идеальная осанка, никаких лишних движений. Долорес смутило то, что другие воспитанники, шепотом обсуждая гостя, упомянули его каменную безэмоциональность, которая, впрочем, делала его еще привлекательнее. Для девочки это показалось абсурдным, потому что лицо и тело мужчины явно выражали его мысли и реакции.

— Ох э… — директриса явно не хотела идти на эту уступку, однако его голос, в купе со статусом, действовали и на неё — она не стала больше перечить. — Если Вы так этого хотите, то конечно. Дети, возьмите себе стулья в столовой и рассаживайтесь, — толпа ринулась в сторону столовой, каждый хотел успеть занять место рядом с мужчиной.

Часть 4

— Лолита! Ты оглохла? — директриса подскочила к девочке, которая бессовестно пялилась на гостя. — Ты сейчас пойдешь не в столовую, а вслед за Максом в комнату! — она, с бушующей яростью в глазах, схватила воспитанницу за плечо и подтолкнула в сторону двери. — Прошу прощения, дорогой, я обязательно лично научу её, что пялиться на других людей некультурно! — мужчина не обращал внимания на кружащую вокруг Паучиху. Он, честно говоря, сам был похож на паука, который везде распустил свои сети и спокойно выжидал, когда в них попадет бабочка, которая ему понравится.

Она вытолкнула девочку с её места и продолжила о чем то лепетать перед мужчиной, Долорес же, выпав из плена серых глаз, выбежала из зала под заглушающее все внешние звуки сердцебиение. Мужчина обладал необычайной красотой, но было в тех глазах что-то, что кричало о его опасности для окружающих и вселяло в неё тревогу. Долорес решила, что вместо показного ужина прогуляется по окрестностям: детский дом был окружен небольшой рощей, в которой дети любили проводить свободное время.

— Сколько ей лет? — мужчина задал вопрос всё ещё смотря в теперь уже пустой дверной проём.

— Лолите? — директриса была определенно шокирована интересом, возникшим у объекта её обожания. — Знаете, я бы не советовала вам забирать её, её уже несколько раз пытались удочерить, но после личных встреч пары отказывались и брали других детишек.

— Я спросил не вашего совета, а её возраст, — взгляд серых глаз теперь был направлен на женщину, он на долю секунды опустился на её брошь, которую та заколола прямо на краю декольте, так что казалось, будто паук переползает с ткани рубашки прямо на кожу.

— Ох, а, ей шестнадцать, — несмотря на вдруг пренебрежительный тон мужчины, она продолжала заискивающе улыбаться.

— Что ж, дети рассаживаются, предлагаю и нам занять места, — гостя больше не интересовало уродливое украшение, он положил руку на локоть женщины, мягко направляя в нужную сторону.

Некоторые дети стали спорить о том, кто сядет рядом с ним — директриса рассадила их и пригрозила, что если они хотят ужинать с гостем, а не сидеть с Максом в комнате до следующего утра, то им нужно вести себя прилично. Эта угроза оказалась очень эффективной, ребята замолчали, и теперь лишь изредка перешептывались друг с другом.

Ужин начался, голодные взволнованные дети быстро съели всю еду, которая была красиво расставлена по столу. Воспитательницы и директриса тоже принимали активное участие в поедании вкусностей, время от времени прикрикивая на детей, которые воодушевленно забывали о существовании столовых приборов. Только организатор вечера почти не ел то, что любезно положила в его тарелку Паучиха — наблюдал за тем, как ведут себя дети, а также пытался увидеть ту, кого за столом не оказалось.

Когда трапеза завершилась, мужчина встал и объявил: «Я хочу пообщаться с некоторыми из вас, думаю будет лучше сделать это на свежем воздухе, буду ждать всех на заднем дворе». После этих слов он вышел из-за стола, пока за его спиной нарастал шум отодвигающихся стульев и звенящих приборов.

Задний двор располагался на аккуратной полянке, которую огибала роща. Насколько мужчине было известно, если выйти за ограждение, которое проложено где-то между деревьями, и пройти чуть дальше, можно набрести на красивейшее озеро: чистая вода, птички поют, в общем, всё как на кадрах гениального оператора-постановщика. Гость расположился в беседке и с наслаждением осматривал окрестности: видимо при детском доме был хороший садовник, поскольку трава и кусты были подрезаны, словно по линейке. Вокруг царила гармония и красота, пока пение птиц не было прервано успевшим надоесть голосом директрисы, которая давала указания выходящим на улицу детям.

— Дорогой, кого бы Вы хотели видеть первым? — она в спешке подбежала к беседке, вопросительно поднимая брови, словно торговцы на рынке, пытающиеся выторговать для огурцов и помидоров более выгодную цену.

Мужчина поднялся с места и подошел к мальчику лет восьми: «Здравствуй, ты не против поговорить со мной немного?».

Ребенок, до того наученный друзьями подозрительности, чуть помедлил, но всё же поднялся по ступенькам в беседку вслед за мужчиной. Остальных детей разогнала по двору директриса. Гость разговаривал с мальчиком недолго, затем так же «собеседовал» ещё несколько детей, пока его не привлекла небольшая группа девушек, выходящих из рощи. Среди них он заметил и Лолиту, её глаза запомнились ему сразу: тоже серые, однако темнее, чем у него самого, не сильно выделялись, но всё же могли приглянуться истинному ценителю красоты. Девушка была одной из самых старших среди детей, обычно так долго в этом месте задерживались немногие, мужчину заинтересовало, почему приёмные родители отказывали ей в удочерении.

— Спасибо за беседу, Розали, — он в очередной раз натянул на лицо улыбку, провожая девочку к ступенькам.

— Вы пообщались со всеми, с кем хотели? Что-то решили? — директриса жестом отогнала девочку к другим детям.

— Нет, осталась одна. Позвольте, — он обошел женщину и направился в сторону активно обсуждающих какую-то важную тему девушек. Лолита для него явно выделялась: была довольно высокой, наверное, могла достать макушкой до его носа; черные, как смоль, длинные волосы (пока его собственные не начали седеть, были такими же яркими), спутались из-за ветра, но всё ещё очаровательно стекали с плеч, как прохладный водопад; острые черты лица наполнены изяществом; было очевидно, что она поддерживала форму, возможно даже изнуряла себя постоянными тренировками — здоровая конкуренция в здешнем коллективе явно присутствовала, все к чему-то стремились, но всегда найдутся те, кто старается больше остальных, не зная меры. Ни к чему хорошему обычно такой фанатизм не приводит, на открытых участках ног и рук виднелись синие и фиолетовые отметины от падений и, быть может, ударов?

По мере приближения мужчины, девушки замолкали и вглядывались в его движения, пытаясь угадать намерения. Наверное, в том и отличие детей, выросших в детских домах: они ищут подвох везде, пытаются прочитать твои мысли. Гость не мог определить эмоции Долорес, её взгляд был строгим, показывал готовность обороняться, тело было напряжено, поэтому он решил, что девушка его боится.