Катись, бывший!

Глава 1. Аня

— Я хочу видеть сына.

— Нет.

Вижу идеальную улыбку.

Внутри все скручивает от злости и ненависти к объекту моих слез в течение последних пяти лет. К мужчине, который влюбил меня в себя, а потом бросил беременную задаваться одним и тем же вопросом.

Почему он так поступил?

— Убирайся, Лазарев.

Киваю в сторону лестничного пролета, а внутри растет желание спустить гаденыша по ступенькам.

Носом вниз.

— Нет, воробушек.

Улыбка становится шире. Обнаглевшая, но чертовски красивая скотина ростом под метр девяносто втискивается в узкий проем. Рельефная туша оттесняет меня дальше в квартиру.

На заднем фоне играет заставка из мультфильма «Барбоскины», и я шумно выдыхаю раскаленный воздух из легких.

Все пропахло Евгением Лазаревым. Красивым, богатым, успешным и дерзким козлом с миллионами на счету. Каждый чертов квадратный метр источает тонкий аромат парфюма, стоимость которого страшно представить.

«Не зря мама говорит, что от золотых мальчиков одни проблемы», — мрачно проносится в голове.

Где она была раньше, когда я наткнулась на это чудо?

Прямо как в плохом анекдоте: споткнулась, упала, очнулась…

Оп! Беременна.

А мой кавалер уехал в Москву. К невесте.

О чем я узнала много позже, после десятков тысяч безуспешных попыток добиться ответа от выключенного номера.

— Лазарев, пошел вон.

Повторяю фразу в третий раз.

С момента, как сын известного бизнесмена, Александра Лазарева, появился на пороге моей временной квартиры. Весь такой уверенный, как будто его здесь триста лет ждали.

Одиссей, мать его, заблудившийся в водах чужих женских прелестей.

— Нет. Я не уйду, пока не увижу нашего сына, воробушек.

Ловлю знакомый блеск в аквамариновых глазах. Внутри все сжимается, скручивается и превращается в сосущую бездну. Приятной негой растекаются в голове воспоминания из нашего прошлого.

А результат внезапно проносится мимо меня и бросается Лазареву под ноги:

— Папочка!

Четырехлетняя ксерокопия отца решительно хватает его за ногу. Сопит, пыхтит, дергает и поднимает голову. Кудряшки забавно топорщатся, когда широкая ладонь бессознательно опускается на светлую макушку.

Между длинных пальцев проскальзывают мягкие пряди, и наш сын довольно урчит.

Я не в силах пошевелиться.

Слова душат.

Без толку кричать и возмущаться.

Они бы все равно встретились: Кирилл и его отец. Не зря мама так отговаривала нас переезжать из Краснодара в Москву.

Чувствовала.

— Привет, птенчик, — Лазарев снова давит улыбку.

Но на сей раз она не игривая, а, скорее, растерянная.

Он не знает, как поступить. Косится в мою сторону, хлопает длинными ресницами. Давит на жалость несчастным видом. Один в один Кирюшка, когда ищет помощи.

Складываю руки на груди.

Два манипулятора. Большой и малый.

— Подними! — цежу зло, и Лазарев послушно подхватывает довольного Кирилла. — Не урони, иначе что-нибудь уроню на тебя!

— Никогда.

Мотает головой, а сам загребущими лапами впивается в сына. Стискивает плюшевую пижаму, тычется в него носом. Кирилл тоже увлечен: трогает отца, ощупывает крохотными ручонками твердый подбородок.

Явно заинтригован новым знакомством.

Как еще клювик не раскрыл и не зачирикал Лазарева до смерти?

Впрочем, сын молчит ненадолго.

Едва папино лицо теряет привлекательность в детских глазах, как изо рта вырывается серьезный вопрос:

— А ты где слялся, папа?

И бровки сдвигает. Домиком. Строго так, прямо как моя мама.

— Э-э-э… Папа болел, — отвечает пришибленный Лазарев.

— Чем?

— Дурью, — бурчу невнятно.

Тут же охаю и прикрываю рот ладонью. Зря!

Гневный аквамариновый блеск прошибает с головы до ног. Становится жарко, несмотря на хлопковую футболку и домашние шорты. Взгляд Лазарева прилипает к груди, потом опускается к ногам.

Надо было захватить сковородку…

— А фто такое дурь? — интересуется любопытный Кирилл.

— Плохое слово, — мычу раздраженно.

Злюсь на себя, но в первую очередь на Лазарева.

Он во всем виноват!

— А посему ты его сказала?

— Потому что хорошие на папе закончились, — рыкаю недовольно. — Нам спать пора. Режим. Лазарев, отпусти Кирюшку и шагай… Куда ты там шел?

Глава 2. Женя

Сын посапывает в кроватке.

Не перестаю улыбаться, потому что в груди разливается незнакомое тепло. Волнами проходит по самым темным уголкам сознания и везде оставляет пятна солнечного света.

Я не знаю, куда деть руки.

Трогаю нарисованных мультяшных воробушков, игрушечного плюшевого мишку и золотистые кудряшки, которые источают аромат детского шампуня.

Точь-в-точь как у меня. Не нужна никакая экспертиза.

Долгожданная встреча вышла короткой. Никогда не понимал, о чем говорить с детьми.

Оказалось, обо всем.

До этого момента я постоянно гонял в голове моменты встречи с сыном.

Что скажу? Как объясню свое отсутствие? Какие игрушки подарю?

До дрожи поджилок боялся реакции.

Его.

Её.

Последний раз я видел Аню пять лет назад, но с того дня она ни капли не изменилась.

Только темная, почти черная, блестящая грива теперь достигала очерченной талии. Разумные мысли вылетели из головы, как только бездонные омуты цвета мореного дуба посмотрели на меня.

Сложно выстраивать дипломатичный разговор, когда в ушах шумит кровь. А в штанах так тесно, что Кирюша стал бы моим первым и последним ребенком. И Аня по-прежнему могла за себя постоять.

«Дурью».

Морщусь от острого слова, которое попало точно в цель. Оглядываюсь по сторонам в попытке привести мысли в порядок.

Наша встреча — первый этап.

В груди протяжно стонет, и я нервно растираю пораженное место.

За все прошедшие годы Аня ни разу не напомнила о себе. Не сообщила, когда родился Кирилл. Даже нашему общему другу, Олегу, ничего не сказала. Тот факт, что я узнал про сына — чудо.

Случайная череда событий яркими вспышками проносятся перед глазами, напоминая, как я сюда попал.

Не случись со мной того кошмара, в котором я пробыл последний год, тайна рождения Кирилла ушла бы с Аней в могилу. Ее непрошибаемая упертость и потребность все контролировать у любого мужика испепеляла желание с ней связываться.

Аня — противоположность моей бывшей невесты. Кроткой, послушной и спокойной Кати.

Поэтому от нее так вышибает мозг.

Я-то считал, что избавился от всех воспоминаний о нашем коротком романе.

Дурак.

Едва она появляется перед глазами, и мир перестает существовать. Вокруг только она. В идеальном порядке, выглаженных шторах, игрушках, книжках.

В нашем сыне…

Несмотря на внешнее сходство со мной, характер у Кирилла от матери. Когда он вручил мне в руки книгу, то строго наказал убрать все на место после прочтения. И не ложился, пока я не показал, куда ее поставлю.

Трижды.

Зажегшийся экран смартфона информирует меня о шквале пропущенных сообщений.

Недовольно цыкаю и пробегаюсь по ленте уведомлений.

Все от Лены, моей подруги и жены Олега.

Кто бы сомневался? Главный информатор стачивает ногти под корень, пока ждет ответа.

Ведь новый адрес Ани тоже сообщила она.

«Эй, мажорчик, ты жив или где?»

«Если двигаешься — подай знак».

«Олег сказал, что тебя доедает плотва на дне Москвы-реки».

«Подумала. Ставлю на Аню. В твоих интересах умереть и не булькать. С меня памятник».

«А, нет. Передумала. Потом перед Катей объясняться. Всплывай, как хочешь».

«Кстати, Аня ей понравилась. По моим рассказам. Грею почву, неблагодарное существо. Глядишь, не склюют на пару, когда все узнают».

«Хотя-а-а, картина того, как девочки, обнявшись, закидывают твой хладный труп землицей, очень интересная».

«Я как раз прикупила черное платьице. Да, наше трио самым эффектным на твоих похоронах».

«Лазарев, блядь! Расшифровываю для тупых: я волнуюсь! Имей совесть и настучи идеальными лапками ответ!»

Смех застревает в горле. Тучи, которые собираются над головой, моментально рассеиваются. Кошусь на Кирилла, глажу его по волосам. Убеждаюсь, что ребенок спит, и кидаю взгляд на прикрытую дверь.

У меня максимум пара минут на восполнение сил. Потом бешеный воробушек доклюет мои останки.

«Не шипи, змейка. Я уворачивался от сковородки и укладывал Кирюшу спать. Он клевый», — отвечаю на ворох сообщений.

Поколебавшись секунду, добавляю:

«Кажется, я ему понравился. Пиздец. Я отец».

Следом прилетает ожидаемый ответ от Лены, и на душе становится легко.

«Донор спермы ты, Лазарев! Чтобы стать отцом, надо попотеть. Как Кирюша?»

Не знаю, чего стоит Лене подобный энергообмен. Но счастлив от ее виртуального присутствия здесь и сейчас.

Глава 3. Аня

Лазарев стоит и бестолково хлопает ресничками.

Весь такой красивый, надушенный, беленький — прямо как дорогая сумка из дизайнерского магазина.

Но я-то в курсе, что там и подкладка криво прошита, и замочек заедает, и молния хлипкая.

Вся «Беленсиага», которая носит имя Евгений Лазарев, сшита на подпольной фабрике, где-то на задворках Африканских стран. Ничего в ней настоящего и уникального нет. Только умение строгать очаровательных детишек.

Даже вместо зубов обычные виниры.

Делает вид, будто не понимает прозрачного намека, когда я в десятый раз тычу сковородкой на дверь. Растягивает губы в улыбочке, бесстыжие глазки смотрят в пол, словно в рисунке линолеума прячутся ответы на все вопросы вселенной.

— Долго ты стоять собрался? Спать пора, завтра на работу, — хмуро заявляю и постукиваю тяжелой сковородой по бедру.

— Я думал, ты работаешь из дома.

И опять глазенки в пол, а сам делает аккуратный шажочек ближе.

Вот ведь хитрая тварь…

— Думать, Лазарев, не про тебя, — огрызаюсь и встаю в боевую позу со сковородой наперевес. — Приблизишься на миллиметр, проломлю тебе череп.

Демонстрирует мне очередное творение стоматологов — идеальные клыки. Скалиться, точно дикий зверь, но беззлобно. Скорее, обезоруживающе.

Лазарев относится к тому типу мужчин, которых называют хищниками. Рядом с ними ты всегда чувствуешь себя маленькой, беззащитной и уязвимой. Странное ощущение, но на удивление приятное.

С таким парнем ты не загнанная лошадь, которая прет на себе вечный обоз проблем, а просто женщина.

Только это все тоже не настоящее.

Когда Лазарев ушел, весь груз свалившихся на голову проблем едва не раздавил меня. Больше я не доверюсь никому, тем более такому ветреному мудаку. Хватит с меня красивых мальчиков с золотыми ложками во рту.

— Не-а, не проломишь, — нагло заявляет поганец. — Кирюшка спит. Разбудишь — не уложишь.

Прилипает плечом к стене, затем ставить ногу перед собой. Скрещивает их, как и руки на груди. Он стоит в защитной позе, готов к борьбе.

Щурюсь и злобно цыкаю. Подловил.

— Откуда ты знаешь?

Лазарев пожимает плечами.

— Пальцем в небо попал. Но я тоже плохо засыпаю повторно.

— Кирилл не похож на тебя.

— Ой, правда, что ли?

Слышу в его голосе издевку и превращаюсь в невозмутимую статую. Никогда не признаю, что он прав. Сын многое взял от Лазарева. К счастью, сходство только в отдельных привычках, таланте к рисованию и внешности.

В остальном — Кирилл моя копия.

Мой мальчик. Не Лазарева.

— Уходи, Женя, — прошу спокойно и вкрадчиво. — Я устала и хочу спать. О ваших встречах с Кириллом поговорим, когда меня перестанет выворачивать от одного твоего вида.

Лазарев дергается, как от пощечины. Наслаждаюсь такой реакцией и не испытываю ни капельки раскаяния. Пусть поймет, что не нужен здесь. Его никто не ждет в нашем с Кириллом доме. Не хочу ни видеть, ни слышать этого человека.

«Лгунишка», — отстукивает безвольное сердечко, но я отключаю его от связи.

— Нет.

Всегда знала, что Лазарев — упертый баран. С первого раза не понимает. Бесит его показное спокойствие и отсутствие реакции. Завожусь с полуоборота, а по венам разносится неукротимая ярость.

Она вот-вот вырвется наружу.

— Не дошло? — шиплю зло и подлетаю в два шага к нему. — Вон дверь, вон на х…

Мне на рот ложится широкая ладонь, пропахшая чем-то пряным.

Злобно мычу и отчаянно брыкаюсь, потому что треклятые ароматы грейпфрута и амбры быстро проникают в нос. Еще чуть-чуть, и разум слетит с катушек. Замахиваюсь сковородкой, но второй запястье оказывается в железной хватке.

Сил у Лазарева раз в десять больше, чем у меня. Сопротивление подавлено без шума и пыли. Зрачки расширяются, когда он наклоняется. Вижу, как темнеют до черноты голубые радужки. Крылья носа трепещут, скульптурные губы движутся в желании что-то сказать.

Или я оглушена, или у Лазарева пропадает голос. Но ни единого звука не долетает до моих ушей.

— Сука-а-а… — прорывается, наконец, сквозь кокон его ругань.

Возмущенно мяукаю в ладонь, цепляю зубами соленую кожу, пинаю Лазарева коленом.

Он шипит, затем резко разворачивается вместе со мной и буквально вдавливает спиной в стену. Но аккуратно, бережно. Не дает затылку соприкоснуться твердой поверхностью.

Потом прижимается горячим тело и утыкается носом в ухо.

Очаровательный говнюк.

— Злобная птичка, — ласково мурчит и ловко забирает сковородку из ослабевших пальцев. — Как же я хочу тебя…

Опускаю веки, позволяю ему немного потереться о мою кожу. Лазарев ластится так, словно между нами не стоят пять лет расставания и его невеста.

Глава 4. Женя

Покрасневшая Лена отчаянно обмахивается. Из глаз по щекам катятся слезы, а кончик милого носика судорожно дергается. Изо всех сил она старается не разбрызгать набранный в рот чай от хохота.

Сучка.

— Лазарев, ты кадр, — пищит и растирает дернувшееся горло. — Фу-у, чуть не подавилась.

— Я жертва. Невинноубиенная, — страдальчески закатываю глаза, затем тянусь к кружке. — Жопа, знаешь, как болит? А тебе лишь бы поржать.

— О-о-о, конечно, — хмыкает подруга и по-деловому закидывает ногу на ногу. — Воробушка лапал не ты, а святой дух.

— Меня подставили, — фыркаю в ответ и осторожно потираю ушибленное бедро. — Стрелочница. Сама сказала, что не против налаживания наших отношений.

— Мало ли что я там сказала, — пространственно говорит и отмахивается от меня.

Через секунду наш обоюдный хохот разносится по кухне.

Традиция пить чай у Шершневых зародилась после моей выписки из больницы. Когда я вышел, оказалось, что идти особо некуда. В пустую квартиру возвращаться не хотелось. Хотя Катя забрала все вещи, стены пропитались ее присутствием и разрушающим чувством вины. Моей.

Мы были счастливы.

Оставаться там дальше — неправильно. Поэтому я выставил квадратные метры, заработанные кровью и потом, на продажу без капли сожаления. В тот же день, как только переступил порог. Все, что дала мне эта жилплощадь, я получил.

Переезжать к отцу я не собирался. Перспективы пребывания в одном доме с ним пугали.

Желание свернуть шею человеку, который дал тебе жизнь, невозможно подавлять до бесконечности.

Я снял дом в том же районе, где жили Шершневы.

Присутствие рядом Лены, ставшей символом моего выздоровления, успокаивало. Первые дни она приходила в гости, но потом наши трезвые посиделки перенеслись в их уютную гостиную.

А еще за прошедшее время я ни разу не связался с Катей.

— Долго будешь зубы заговаривать?

Выныриваю из вялотекущих под строгий голос подруги. Лена невозмутимо поправляет кремовые брюки. Замечаю, что несмотря на ранний час, она выглядит так, словно только-только вернулась домой.

— Не понимаю, о чем ты, — привычно отшучиваюсь и, оттопырив мизинец, громко хлюпаю остывшим чаем. — Хочу выкупить дом. Планировал сегодня принять у Олега дела, но его не оказалось на работе. Потому и приехал, чтобы узнать, не сожрала ли одна подлая змеючка моего несчастного друга?

— Что. У тебя. К Ане? — отчеканивает потемневшая Лена.

Еще бы я сам понимал, что именно чувствую к ней. От Ани выворачивает мозг. Желание покорить норовистого воробья занимает мысли и заставляет кровь кипятком растекаться по синим прожилкам вен.

Так же, как и в прошлый раз.

Когда после двух месяцев нашего скоропостижного романа, я задолбался разгадывать загадку собственной биполярки и свалил обратно к любви всей жизни.

По крайней мере, тогда мне так казалось. Пока Катя не завела шарманку про ошибку, друзей и неверно выбранный путь.

Ебанутая.

«У пирожка течет повидло, змеючка», — вздыхаю про себя, а вслух отзеркаливаю вопрос, который бьет Лену под дых: — Что у тебя к Олегу? Вчера вы отвечали очень единодушно.

Ее лицо спокойно, но в чертах неуловимой тенью проскальзывает напряжение. Уголки губ болезненно дергаются, когда она косится на широкую лестницу и шумно выдыхает воздух. А потом по-змеиному сужает глаза и недовольно огрызается в ответ:

— Не я продавливала больничную койку последние месяцы. И ни я чуть не убила будущую чету Воробьевых.

— Для четы им сначала надо пожениться, — усмехаюсь, давя моментально вспыхнувшую внутри ярость.

Лена виновато вздыхает. Все умные мысли испаряются махом. Смотрю на опущенные ресницы, перекошенный рот и приподнятые плечи. Хаотично ищу взглядом в ее позе опровержение мерзкой догадке.

Яд оседает на корме языка и вязкой слюной обжигает пищевод. Знакомый тремор касается пальцев.

Нет, нет и нет!

Катя не выйдет замуж за другого человека. Никогда.

Но выражение лица Лены говорит, что это правда.

— Серьезно, блядь? — верчусь, как тот уж на сковороде, и подпрыгиваю с места. — Ты не шутишь?

— Жень…

— Охуеть!

— Лазарев, приди в себя, — в ее голосе звенит металл, пока я бегаю по комнате из угла в угол. — Ты шлялся по бабам целый год, а в «небольшой перерыв» заделал на стороне ребенка. Потом еще покушался на их жизни и ждал, что Катя тебя простит?

— Замуж-то за Воробьева выходить на хуй?!

— Если ты не заткнешься, я сам тебя заткну, — знакомый рев пробивается из коридора.

Гневно взираю на появившегося Олега в пижамных штанах. Растрепанный, опухший и сонный друг проходит к раковине и не замечает никого вокруг. Словно мы с Леной — пустое место. Стойкий запах перегара врывается в ноздри, чем содит на нет все бурлящие внутри эмоции.

Глава 5. Аня

— А добавьте персикового. Или нет! Лучше все перекрасьте в зеленый. Недавно я смотрела передачу «Квартирный вопрос», и там сделали тако-о-ой интерьер…

Молча стискиваю зубы, чтобы не наорать на клиентку. Битый час она выносит мозги очередной переделкой проекта. Жалею, что впихнула ее в свое без того забитое расписание.

—…Еще этот ужасный стол. Как думаете, а не купить ли мне книжку? Или оставить круглый?

Лучше бы я отказалась, но деньги очень нужны. В отличие от некоторых папочкиных сынков с идеально ровными зубами, мне не падают с неба тысячные купюры.

— Мадина Ивановна, — чуть не заплетается язык при попытке выговорить имя клиентки без оскорбительного намека, — давайте вы все же откроете проект и посмотрите его еще раз. Вдруг второй обзор вам понравится больше? Я внесла некоторые корректировки.

Вру безбожно. Ничего не вносила, лишь передвинула стол ближе к окну и убрала несколько лишних деталей.

Клиенты редко знают, чего хотят на самом деле. В их головах живет какой-то странный Франкенштейн из классики и современного стиля. Они приходят в магазин, тыкают в симпатичный диван, а дома понимают, что он не подходит к их обоям в гостиной или к размерам спальни.

— Да, вы правы Анечка. Великолепно! — слышу восхищенный вздох в динамике и сползаю в кресле.

Слава котам!

— Прекрасно, — придаю голосу толику энтузиазма, которого во мне почти не осталось. — Тогда обсудим закупку материалов, время и прочие детали.

Слышу шорох со стороны двери, кручусь в кресле и замечаю любимые золотистые кудряшки. Кирилл знает, что мама работает. Но все равно приходит ровно в два часа. Напоминает и мне, и себе про расписание.

Еда, сон, занятия.

В садик мы сейчас не ходим — простуда. Ничего серьезного, но жалкие тридцать семь на градуснике и немного соплей вызывают у воспитателей приступ истерической паники.

«Где твое святое “какраньше”, мама?» — бурчу про себя, мысленно взывая к родительнице.

Тру переносицу и обнимаю подошедшего сына. Прижимаюсь губами к макушке, чувствую дерзкий аромат грейпфрута, которого здесь быть не должно. Он выбивает из колеи и разговора с Мадиной.

«Херов Лазарев! Никакого покоя от тебя даже во время работы!»

—… Лебеди на стене в прихожей…

Мысленно сворачиваю шею одному перелетному «леблядю» с бесстыжими аквамариновыми глазами. Нутро греет вчерашняя победа над силами зла в лице Лазарева.

Я не растеклась лужей и выдала жесткий ответ. Сковородкой. Пусть знает, что ему здесь не рады.

— Нет, не хочу лебедей. Как насчет пересмотра проекта?

Издаю едва слышимый стон.

Почему людей нельзя бить? Дыхательная гимнастика не помогает, шея ноет, а бок вспотел от прилипшего ко мне Кирилла. Он шепотом напоминает про обед. Не для себя, поскольку его-то я покормила.

Для меня.

— Сейчас, птенчик, — целую непослушные завитки, затем щелкаю по прямому носу.

Эх, какая несправедливость.

Кирилл — копия Евгения Лазарева: глаза, профиль, черты, волосы. И тяготеет он не к дизайну, а к живописи и портретной технике. Всем, чем увлекается его отец, когда не строит из себя великого бизнесмена и комбинатора.

Но, наверное, есть что-то еще. Наш роман продлился недолго, и я не в курсе всех интересов Лазарева. В постели нам было не до задушевных бесед, но некоторыми деталями из детства он охотно делился.

Большего я знать не хочу. Теперь нет.

— Мам, пафли.

Кирилл иногда неправильно произносит звуки, что намекает мне на занятия с логопедом. В Краснодаре за нами приглядывала мамина знакомая. Как только сын заговорил, она обратила внимание на небольшие речевые проблемы.

—… Что вы думаете о персиковой плитке в ванной комнате? Нет, я помню, что мы договорились на мятную…

Можно по скайпу, но не получается по времени. В саду знакомая мамочка предложила хорошего специалиста, и я собиралась заняться этим в ближайшее время. При условии, что меня не посадят за непредумышленное убийство клиентки.

— Мадина Ивановна, — чуть не взвыла я, — давайте лучше сделаем дополнительный вариант дизайна. Со скидкой, разумеется, — сразу добавляю ложку меда в бочонок с дегтем. Потому что работать и исполнять чужие капризы бесплатно я не собираюсь.

Слышу счастливый голосочек на другом конце провода:

— Анечка, вы чудо! Я согласна!

«Еще бы ты не согласилась, ага».

— Тогда я пришлю вам проект через недельку, в крайнем случае две.

— Договорились.

Кладу трубку, выдыхаю и на несколько минут замираю, чтобы переварить компот из разных дурных эмоций. Маленькая ладошка гладит по руке, словно успокаивает и уверяет, что скоро все наладится.

— Мама, я залаботаю деняк и куплю тебе все-все, — лопочет Кирилл.

— Ты моя радость, — мурчу от удовольствия и прижимаю к себе сына. — Сейчас мама чего-нибудь закажет, например, пиццу, и продолжит зарабатывать деньги, пока ты растешь.

Глава 6. Женя

— Лазарь, последний раз прошу, — рычит взбесившийся друг и дергает несчастную ручку. — Это элитный алкоголь!

Дверь в ванную комнату вздрагивает под напором внушительной туши Олега. Еще чуть-чуть, и плитка, стоимостью в квадратный метр квартиры в центре, осыплется на пол. Про себя отмечаю, что в прошлый раз было проще.

Обессиленный и высушенный от наркоты друг так активно не сопротивлялся.

События пятилетней давности вспышками отражаются от стеклянных бутылок, которые окружают меня.

Всего за месяц на наркотиках Олег превратился в скелет без сил и смысла жизни. После выписки из больницы он больше походил на экспонат в кабинете биологии, чем на красивого и успешного музыканта.

Я упустил лучшего друга.

За вечной занятостью не заметил, как он превращается в ничто. Хорошо, что в критический момент рядом с ним оказалась Аня. Не приди она в тот день вовремя, мир никогда бы не узнал бизнесмена Олега Шершнева.

— Блядь, я откручу твою тупую башку, как только ты выйдешь!

— Ничего не слышу, — отвечаю нараспев и трясу пустеющей на глазах бутылкой над унитазом.

Рука дрожит, когда я хватаюсь за следующую. Возможно, я перебарщиваю. Иногда здоровому мужику нужно немного выпить и расслабиться. А потом превратить прекрасно обставленный дом в развалины за ночь.

— Дебил, что я партнерам подарю? — вздыхает и с шуршанием опускается на пол. — Макраме?

Разбитые зеркала, разгромленные шкафы, разнесенная в щепки мебель и выломанная дверь на лестницу. Кажется, Лена пыталась его запереть. О происхождении красных пятен на полу боюсь надумать лишнего.

Как и о ножке стула, которая торчит из окна на втором этаже. Слишком знакомая картина для «просто нажраться раз в месяц».

— Подари им приличный кофе. У тебя все партнеры Воробьевские, а там сплошной здоровый образ жизни до тошноты моих седин.

Олега срывает. А я не планирую носить передачки в больницу, когда сам из нее только выбрался.

— Шершень?

— М-м?

— Ты ее ударил?

Отставляю в сторону последнюю опустевшую тару и замечаю, как подрагивает рука. Звон стекла заполняет напряженную тишину. Биение сердца кажется слишком громким. Похоже, я задержал дыхание.

Олег — мой лучший друг. Но Лена мне как сестра, которой у меня никогда не было. Мы выросли вместе и прошли через многое.

— Не знаю, — отчаянно стонет, пока я матерюсь сквозь зубы. — Ни хуя не помню. Ни хуя.

— Кретин! Блядь, ты совсем ополоумел?

— Врежь мне, если тебе полегчает.

— Кому здесь врезать, хорек? — высокие ноты знакомого голоса раздаются из коридора, а я растерянно кручу головой. — Сейчас, мигом, кусок дебила! Где у тебя сковородочка потяжелее?

— Воробушек?

Голос друга приобретает жалобный оттенок.

Облегченно вздыхаю. Анины методы очень жестокие, но всегда рабочие. Поэтому я остаюсь в укрытии.

Не хочется попасть под горячую руку всеобъемлющего спасения.

«И кому такое счастье достанется?»

От собственных мыслей становится неуютно. Визуализация потенциального Аниного партнера вызывает ревнивый скрежет под ребрами.

Как представлю, что чьи-то загребущие руки касаются ее совершенного тела — въебать хочется. Хоть кому, чтобы неповадно было. Чисто для профилактики.

Хрен разберешься в этих ваших чувствах.

— Тварь неблагодарная! Воробушек его с того света вытаскивала, ночей не спала! А он, инфузорный дегенерат, решил, что до хуя здоровый…

— Анечка…

— Хуянечка, блядь! Задницу с холодного пола поднял и марш наверх! — возня и шипение сменяются шарканьем ног. — От бедра и без резких движений, тварь! У тебя давление! Идиотина. Ничего-ничего, подожди. Твоей маме позвоню. Тетя Тата покажет неблагодарному сыну, как не уважать ее родовые мучения. Зубы не соберешь. Гарантирую.

Дальше ничего не разобрать.

Немного подумав, выбираюсь из укрытия. По-хорошему пора уходить. Позвонить Лене и выведать, что произошло. Но нос улавливает пьянящий аромат вишни. Анин парфюм перекатывается на языке и отравляет разум, заволакивает его сладкой дымкой.

А врач говорил о вероятных проблемах с потенцией.

Хер там плавал!

Пара вдохов — все. Стоит, как у подростка на постер с полуголой Анджелиной Джоли.

Будто последние месяцы я не на кашах сидел, а сплошные устрицы жрал и закусывал их сметаной с грецкими орехами.

Как это, блядь, работает?

Не зная, куда себя деть, разглядываю многочисленные чаи из коллекции Лены. Ее рук дело, ведь Олег пьет только кофе.

В надежде отбиться от вишни, напичканной афродизиаком, нюхаю каждую банку. Торможу на успокаивающем наборе.

В основе мятные листья, мелко нарезанный имбирь и едва заметная лимонная кислинка. После заваривания аромат раскрывается сильнее, чем навевает воспоминания о далеком детстве.

Глава 7. Аня

«Ань, пожалуйста, поговори с Олегом. Он не слышит меня. А я не могу сейчас видеть его. Боюсь, что прибью этого упрямого козла».

Послать бы всех в задницу и сидеть на пятой точке ровно, а не лететь сюда сломя голову. Пусть бы разбирались в бесконечном турецком сериале без моего участия. Но, как тысячу раз в прошлом, я прихожу на помощь.

Потому что друзья в беде не бросают.

Олег выручил нас, когда мы приехали в Москву ни с чем. Тухнуть мне в Краснодаре и перебиваться случайными подработками, если бы не он. Именно с его подачи у меня появились первые крупные заказчики, наладился бизнес и нашлась хорошая жилплощадь. Пусть не своя, но нам с Кириллом достаточно.

На остальное заработаем.

А сейчас Олегу и Лене требуется помощь в решении личных проблем. Я не психолог и считаю семейную терапию полной хренью. Но эту сладкую парочку скоро под ручку поведу к специалисту.

Сегодня у меня случился долбаный дежавю: разгромленная мебель, нетрезвый Олег и полная безнадега в его глазах. Какие только ужасы я не представляла в голове, пока ехала сюда по пробкам. Вспоминать страшно.

При мысли, что Олег вернется к наркотикам и запоям, в животе рождается черную бездну. Она высасывает по капле жизненные силы из тела. Но присутствие Лазарева неплохо успокаивает. Кажется, что я не одна. Снова.

Не тащу на плечах груз из своих и чужих проблем.

Обманчивое чувство. Опасное.

В прошлый раз оно закончилось разбитым сердцем и незапланированной беременностью.

— Убери руки, — повторяю попытку освободиться из крепких объятий.

— Нет.

Лазарев прижимается крепче. Игнорирует мое недовольство, опускается на колени, разворачивает меня лицом к себе и устраивается между раздвинутых ног.

Хитрый прием.

Теперь его невозможно ударить коленом или пнуть. Жалобный взгляд из-под изогнутых ресниц удерживает от нанесения засранцу тяжких телесных повреждений. Широкие ладони сжимают талию, а пальцы перебирают складки на тонком свитере.

— Ань, — хрипотца в голосе Лазарева заставляет сердце качать кровь усерднее, — ты прости за вчерашнее. Понимаю, мое присутствие в твоем доме нежелательно. Но Кирилл…

Он осекается, и я хмуро смотрю на него.

— А где воробушек? — недовольно интересуюсь.

— Что?

Закатываю глаза.

Идиот.

— Ничего, — огрызаюсь в ответ и отворачиваюсь, чтобы потянуться к кружке с недопитым чаем. Любимый ароматный букет позволяет немного взбодриться. — Все нормально, Жень. У меня еще не поехала крыша. Я не лишу тебя и Кирилла шанса на общение.

Лазарев приподнимает уголки губ. Его хватка на талии становится крепче. Аромат грейпфрутовой туалетной воды смешивается с острыми нотками имбиря и создает неповторимую композицию.

Дурные видения про Олега исчезают.

«Интересно, как он? Пришел в себя после душа?»

— Надо бы с Леной поговорить. Выяснить, что произошло, — бормочу вслух.

Рука непроизвольно тянется к светлым волосам.

Уж не знаю, какой у Лазарева шампунь, но они похожи на чистое золото. Только не такие кудрявые, как у Кирилла. Обычные волны, красиво подстриженные и модно уложенные, которые приятно трогать.

Он похож на домашнего кота. Большого, сытого и лоснящегося от удовольствия.

Лазарев щурит глаза и кладет подбородок мне на колени.

Уже бить его не хочется…

— Попозже позвоню Лене, — зевает и усердно моргает.

— Договорились. Из меня плечико для слезок так себе, — фыркаю в ответ. — Олег скоро спустится. Если, конечно, нигде не припрятал бутылку.

— Я все вылил в унитаз.

— Вот и отлично.

Разговор постепенно затухает, а на кухне становится тихо-тихо.

Но нам такой формат времяпрепровождения не мешает. Раньше мы часами сидели в тишине и молчали. Наслаждались присутствием друг друга без натужных попыток найти тему для общения.

Размышляю о Кирилле, который остался с Леной, а Лазарев думает о своих делах.

Наверху раздается шум, но я не спешу на помощь.

Олег с грохотом разбирает последствия их с Леной скандала. Каждую сломанную ножку от стула прижимает к груди и рыдает над ней в раскаянии. Мысленно потираю руки от нескончаемого злорадства.

Представляю, сколько ему валяться у жены в ногах и вымаливать извинения. Но не испытываю ни капли сочувствия.

Ведешь себя, как мудак? Получай.

Для построения крепких отношений неплохо бы сначала самооценку из задницы вытащить. Научиться доверять близкому человеку, найти точки соприкосновения, поглубже закопать идиотские загоны и почаще разговаривать.

За собственными рассуждениями не замечаю, как становится жарко.

Теплые ладони теперь прожигают кожу на шее. Намертво фиксируют голову, которую нельзя ни повернуть, ни дернуть ею. А Лазарев оказывается слишком близко. Настолько, что кончики наших носов соприкасаются.