ПРОЛОГ

- Растудыть твою налево кренделем десять раз через колено да прямо в душу! – не выдержал Уильям, наступив в очередной раз на очередной же камешек.

Этими камешками на островке было усыпано все! Вот буквально все горизонтальные поверхности в камешках. И даже наклонные поверхности в камешках. В маленьких камешках и в камешках покрупнее. В ярких, пестреньких камешках и простых серых, невзрачных камешках. В очень разных камешках. У всех этих камешков было лишь одно общее свойство - они все были очень колкими.

Ботинки Уильяма не справлялись с этой напастью. Его специальные, безумно дорогие ботинки для путешествий - с усиленной подошвой, химически обработанные, магически и еще черт знает какими способами защищенные - не справлялись. Да что там! Ботинки пали смертью храбрых уже в первую неделю пребывания Уильяма на острове.

Во что они превратились спустя месяц? Правильно, об этом лучше не думать. И не смотреть. И не вспоминать. Но как же больно ногам!

Уильям Кернс искренне считал, что наука стоила жертв. Но каждый раз надеялся, что удастся обойтись без них. И каждый раз надежды оказывались напрасными. В этот раз пришлось жертвовать ботинками. И ногами. Не так уж и много, если подумать. За то, чтобы месяц прожить у канаков, это вообще мелочь!

Целый месяц у канаков. Месяц! Он первый и пока единственный из чужеземцев, кто удостоился подобной чести!

Четыре недели он наблюдал жизнь изолированного племени, быт неконтактного народа изнутри. Да за такую возможность можно не только истерзанные ступни пережить - подумаешь, колко! - а вообще ногами по колено пожертвовать! Или даже выше. Хотя… Хм!

Осторожно ступая и прижимая к груди тяжелый саквояж, Уильям шел к берегу за своим проводником. Сегодня, как и в первый день его пребывания на острове, гостя сопровождал жрец. Сигнал на корабль уже подали, и скоро придет шлюпка. Пора прощаться с радушными хозяевами.

Как же много весит бумага! А много бумаги весит еще больше! Но это по весу много. Уильям покосился на раздутую сумку в своих руках. И по объему много. А по жизни - мало! Исписал и изрисовал за это время все! Хотя, казалось, брал с запасом. В конце отмерянного срока пришлось использовать листы, которые заполнял в первые дни и где писал размашисто, не экономя бумагу, и вписывать что-то туда между строк, на полях, сокращая… Дай бог потом разобраться, что записал! Но что было делать? Отлучаться с острова ему в течение этого месяца запретили: дескать, мы тебя не неволим, можешь уплыть в любое время, но обратно не вернешься. И когда канаки решаться впустить еще кого-то к себе, неизвестно, но точно не скоро. А у самих канаков бумаги нет. У них камешки!

Уильям представил, сколько бы весил саквояж, веди он свои записи не на бумаге, а на каменных плитах… Зажмурился и потряс головой. По закону подлости нога тут же наступила на что-то особо крупное и острое. Владелец ноги охнул, дернулся, качнулся. Центр тяжести сместился, и путешественника повело в сторону. Несколько мелких торопливых шажков вбок. Пара неловких приседаний. И полная капитуляция в борьбе с силой притяжения!

Уильям Кернс, знаменитый путешественник, автор множества путевых заметок и очерков, этнограф и археолог, растянулся во весь свой немалый рост на земле канаков. На камнях канаков.

Уильям сел, ощупал пострадавший во время падения локоть, пошевелил ушибленной рукой, огляделся. Похоже, он упал не просто на камни канаков. Он упал на священные камни канаков! Жрец, сопровождающий его к берегу, замер на границе круга, в который так нелепо влетел гость.

Еще в самый первый день Уильяму дали понять, что на острове он может ходить куда угодно, только не в этот круг. Интересоваться, чем угодно, но не этой утоптанной площадкой с десятком разновеликих гранитных столбиков. Это было единственное правило, которое ему озвучили. И в качестве наказания за нарушение этого правила сулилось вовсе не изгнание. Помнится, жрец, когда озвучивал это самое наказание, очень красноречиво сопроводил свои слова крайне выразительным жестом, резко чиркнув ребром ладони по собственному горлу и закатив глаза так, что на фоне смуглого до черноты лица зловеще сверкнули одни белки. И вот теперь этот жрец стоял на границе круга и смотрел остекленевшим взглядом на нарушителя.

Уильям гулко сглотнул. Слюна сразу стала вязкой и горькой. Похоже, в этот раз наука заберет в жертву не только ботинки. «Жаль, что записи передать не успею!» - заполошно билась в голове одинокая мысль.

Жрец моргнул. Взгляд его вновь стал живым и чуточку насмешливым. Он затянулся чудовищного размера самокруткой - кажется, с куревом жрец не расставался даже во сне - выпустил в небо мощный столб зеленоватого дыма и произнес свое коронное:

- Воля богов!

Господи! За последний месяц Уильям слышал эту фразу едва ли не чаще, чем наступал на камешки.

Почему канаки избегают общения с внешним миром? - Воля богов.

Почему решили сделать исключение и именно для него? - Воля богов.

Откуда знают родной язык Уильяма? - Воля богов.

Зачем покрывают свое тело замысловатыми рисунками? - Вы уже знаете правильный ответ - воля богов!

ГЛАВА 1, в которой подтверждается мысль, что для всего нужно вдохновение, даже для шалостей

- Лисси, ты опять подсыпала папе в зубной порошок сухой краски? Ты думаешь, это смешно – синие зубы?

В мамином голосе, долетевшем с первого этажа, слышится не столько возмущение, сколько обреченность.

Лисси заставила себя сесть на кровати и спустить ноги вниз. Ступни прикоснулись к нагретым широким деревянным доскам пола, и девушка зажмурилась от удовольствия. Как хорошо начинается летний день!

Луч солнца проложил широкую дорожку по всей комнате, высветив чуть выгоревшие от времени белые обои с нарисованными на них тюльпанами, изящный туалетный столик орехового дерева, на котором были разбросаны в живописном беспорядке расческа, косметичка и другие милые девичьему сердцу аксессуары.

Лисси босиком дошла до столика и села на стул. Взяла зеркало, полюбовалась свежим после долгого и безмятежного сна личиком, аккуратным носиком и веснушками. Впрочем, веснушками не любовалась. Их пересчитывала. Взглянула с одного ракурса, потом с другого - рыжих пятнышек меньше не стало. Вот почему мамины голубые глазищи достались всем детям семейства Меззерли, а папины веснушки и рыжие кудряшки только ей, Лисси? Размышление над этой несправедливостью вселенского масштаба вгоняло в тоску. Лисси пришла к выводу, что сегодня выглядит ужасно. Вон там, на носу, кажется, даже прыщ. Лисси скосила глаза на нос, потом поднесла зеркало к лицу. А-а, нет, только показалось.

Девушка расчесала волосы и собрала их в простенькую прическу. Разбирать длинные рыжие спиральки после сна - та еще морока! Взбила кудряшки надо лбом. Получилось славно. Лисси вспомнила круглое лицо сестры и не менее округлые изгибы всей ее фигуры в целом. Хм, а может, все не так уж плохо. От папы лучше взять кудряшки и веснушки, чем брюшко.

Так что нормально она выглядит. Даже очень миленько. Да нет, просто сногсшибательно!

«Как вы красивы, очаровательная нисса! Позвольте с вами познакомиться!» - Лисси опустила ресницы в притворном смущении. - «Ах, бросьте! Как вы можете так бесстыдно лгать, уважаемый нисс Как-вас-там!» «Нет-нет, мое сердце разобьется, если вы… если вы…»

- Нисса Лисси, матушка завтракать зовет, - послышался из-за двери голос служанки Милли, и Лисси с неохотой оторвалась от приятного времяпрепровождения.

Она отставила зеркало и взяла в руки блокнот. Любовно погладив по блестящей коже, прикоснулась подушечкой большого пальца к застежке. Раздался мелодичный звон, и блокнот открылся.

Какое чудо этот блокнот! Лисси его купил отец, когда они ездили зимой в столицу несколько лет назад. Совершенно уникальная и полезная вещь! Ведь никто, кроме хозяйки, никогда не сможет ничего ни прочитать, ни написать в ее блокноте. Вот и правильно, эти знания не для каждого. Тут только секреты Фелиции Меззерли, то бишь ее, и только ее.

Папа купил этот блокнот в магазине магической канцелярии. Ах, побывать бы в столице еще разок, мечтательно вздохнула Лисси. На центральной улице была целая куча магазинов с разными магическими вещами. И чего там только не было! Хотелось скупить пол-улицы. Впрочем, спохватилась девушка, все это стоит огромных денег. А деньги Лисси нужны для осуществления мечты, и тратить их на безделушки нельзя. Очнись, Лисси, спустись с облаков на землю, напомнила себе девушка. Она спрыгнула с облаков, вынула из специального кармашка тонкий позолоченный карандашик и задумалась.

Так, что она вчера туда внесла? В графе «Вечерние гадости» несколько записей. «Всыпала папе в зубной порошок синюю краску». «Намотала служанке зеленые нитки поверх белых на катушку». Так. Что-то еще было? Кажется, было. Лисси задумчиво погрызла карандашик. Ведь что-то же было еще? Так вымоталась вчера, что поленилась все занести в блокнот, вздохнула Лисси. А теперь голова пустая, как шляпная коробка. Но ведь должно же быть что-то еще? Должно быть…

- Лисси! – стук в дверь.

Лисси машинально отозвалась, и в комнату осторожно заглянул Рой.

- Все уже садятся завтракать. Матушка сердится. Поспеши. Кстати, сестренка. Спасибо, что засунула мятую газету мне только в носки домашних туфель, а не во все ботинки, как в прошлый раз.

Вот же, точно!

- Извини, братец! Я была усталая, и поленилась доставать все ботинки, - машинально извинилась Лисси, хватаясь за карандашик.

- И отдельное спасибо от папы, что газета была позавчерашняя, уже прочитанная.

- Не за что, - ответила девушка, торопливо записывая забытую шалость в блокнот.

-…графиня любезно разрешила устроить благотворительную ярмарку на лужайке возле своего особняка… - говорила матушка, когда запоздавшая Лисси быстро поздоровалась, извинилась, чмокнула матушку в щеку, отца в макушку и плюхнулась на свое место.

- Каша слегка остыла, нисса, - шепнула ей Милли. - Может, принести горячей?

- Нет, Милли, спасибо! – улыбнулась Лисси служанке, но та мялась, не отходя от девушки. - Что-то еще?

- Я узнать, нисса, хотела. Сахар в сахарнице…

- Все в порядке, Милли, - махнула Лисси рукой, - не беспокойся. Соль в банке с солью и солонке, а сахар в банке с сахаром и сахарнице.

- Спасибо, нисса, - облегченно вздохнула Милли и поставила сахарницу на стол.

Лисси подцепила ложкой манную кашу и отправила в рот. Ах, до чего же вкусная каша всегда получается у Милли! С цукатами, со сливками, а летом она добавляет в нее то клубнику, то абрикосы, то вишню. М-м-м. Просто объедение. Разумеется, если только кто-то не поменяет на кухне сахар и соль. Было такое уже однажды. Ну ладно, не однажды. Но честное слово, выдумывать новые проказы – это такая мука. Приходится иногда обращаться к старым трюкам. В конце концов, хорошо проверенная…

- Ты меня не слушаешь, Лисси?

- М-м? Конечно, слушаю, матушка.

- Конечно, не слушаешь, - мать чуть осуждающе покачала головой.

Старшая сестра ехидно улыбнулась, и Лисси тут же начала обдумывать, чем еще можно воспользоваться для чистки туфель вместо обувного крема. В прошлый раз она помазала туфли Роззи вареньем, и когда сестра пошла на прогулку, то все мухи города Груембьерра сочли своим долгом…

ГЛАВА 2, в которой Лисси на полшага приближается к своей мечте

В Груембьерре не было кондитерских. Были четыре булочные, где продавались хрустящие багеты и посыпанные маком или кунжутом булочки. В одной из булочных хозяйка – нисса Мадвина – готовила превосходные пирожки с повидлом и другими начинками, а также медовые коврижки. Ну, еще стоило вспомнить пряники, которые пекли на Зимний Коловорот и продавали на Каштановом бульваре. Однако на этом все разнообразие и заканчивалось. Сладкие торты и пирожные – это уже самостоятельный удел каждой хозяйки.

Лисси увидела впервые настоящую кондитерскую в Вайтбурге, когда семейство Меззерли поехало в столицу на праздник Зимнего Коловорота.

Ах, какая красивая была тогда столица! Она сверкала, украшенная разноцветными фонариками. В Груембьерре освещение газом еще не прижилось, и большинство улиц освещалось по старинке. Фонарщики ходили и зажигали каждый вечер фонари, а утром тушили их. Но центр столицы весь сверкал огнями. На площадях установили высокие ели, убранные позолоченными шишками и сверкающими посеребренными и стеклянными снежинками. Ах, как красиво там было!

После прогулки по центру семья направилась в модную кофейню. Чаепитие в ней стоило огромных денег, но оно того стоило. Во время праздников найти свободное место там было невозможно, и отец заказал столик заранее. Время трапезы в праздничную неделю тоже было строго регламентировано. Не дольше часа. Перед входом стояла очередь из несчастливцев, которые не догадались заказать столик заранее. Теперь им приходилось дожидаться свободных мест, уповая на чудо. Несмотря на мизерный шанс успеха, несмотря на холод и на падающий на модные шляпки снег, несмотря на то что в столице немало других кафе, нарядно одетые ниссы и ниссимы продолжали мерзнуть на улице, не желая расстаться с мечтой отведать знаменитых пирожных в этом модном заведении.

Девочки и Рой робко проследовали за родителями, перед которыми лакей почтительно открыл стеклянные двери, а хорошенькая официантка проводила к уютному столику на пятерых. Лисси сидела у окна и поглядывала на улицу, где мела метель и прогуливались изысканно одетые столичные жители.

На накрахмаленной скатерти в вазе с зелеными ветками сосны горели серебряные свечи, с потолка свисали гроздья золотых шишек, переплетенных с листьями и цветами, кружась, падали магические снежинки, исчезающие с легким хрустальным звоном, соприкоснувшись с поверхностью. Лисси пришла в полный восторг и наслаждалась каждой секундой.

Родители заказали фруктовый чай и пирожные-корзиночки. Каждую корзиночку принесли на маленькой фарфоровой тарелочке. Снизу пирожные были обернуты в гофрированную серебряную бумагу. Внутри изящных тонкостенных формочек из песочного теста томился крем из взбитых сливок с кусочками свежих фруктов. Сверху расположились шоколадные фигурки и сахарные цветы. Корзиночки были прелестны – настоящие произведения искусства.

Роззи досталось пирожное, в котором на розовом креме лежали маленькие красные клубнички и сахарные цветки ромашки, а в корзиночке Лисси на сиреневом креме среди белых ирисов рассыпались ягоды малины и ежевики. На тонких лепестках цветов золотом были нарисованы прожилки. Боже! Лисси и не подозревала, что можно создать такую красоту. Она даже сохранила один засахаренный ирис, скрытно завернув его в салфетку и спрятав в карман.

Лисси хранила цветок целый год. Но потом она обнаружила, что муравьи проложили тайную дорожку в ящик и умудрились выгрызть в сахарном сокровище дыры, и ей пришлось выбросить свой драгоценный трофей. Лисси чуть не выплакала все глаза, когда обнаружила это варварство.

Девушка была в том кафе всего один раз, и ей показалось, что она побывала в сказке. Вот после этого мечта создать собственную кондитерскую навсегда вошла в сердце Лисси.

Разумеется, Лисси понимала, что никогда не достигнет таких высот в приготовлении сладкого, как мастера того кафе. Кондитеры, которые готовили все эти изумительные десерты, учились не где-нибудь, а в Королевской Кулинарной Академии, и пройти вступительные испытания туда было ох как непросто. К тому же само обучение стоило немыслимых денег. Позволить отправить туда сына или дочь могли только очень обеспеченные люди. Однако результат того стоил. За выпускников этой академии дрались самые дорогие рестораны или богатые семейства, которые могли позволить платить таким кондитерам каждый год по горшочку золотых монет.

Нет, Лисси и не планировала тягаться с выпускниками Королевской Академии. Где ей готовить такие пирожные?! Но ведь в Груембьерре не было даже простых кондитерских! Поэтому шанс занять пустующую нишу у нее был.

Лисси тоскующе посмотрела в окно, где ликовало лето. Небо было пронзительно голубым и густым, как сливки. Птицы пели так, как будто репетировали перед премьерой в столичном театре, копыта лошадей бодро звенели по брусчатке мостовой, издалека слышались надсадные крики утренних продавцов. Лето звенело и не желало ничего знать о частных проблемах какой-то Фелиции Меззерли. Мать заметила, как дочь вздохнула, и положила успокаивающе ладонь на руку супруга.

- Ладно, дорогой, - сказала она. - Мы же договорились, что дадим Лисси попробовать. Ей в этом году исполняется семнадцать лет. Мы можем подарить ей дорогой подарок или дать денег на начало ее предприятия.

- А-а! – закричала Лисси, и птицы, певшие за окном, чуть не свалились с ветки. - Мама, папа! Это правда?

Отец только махнул рукой, сдаваясь, а мама улыбнулась.

- Каждый человек имеет право на ошибку, - сказала она. - На свою личную ошибку. Даже если ты не добьешься успеха, то все-таки попробуешь осуществить свою мечту.

- Я вас обожаю!

Лисси сорвалась с места и зажала родителей в нежных удушающих объятьях.

- Имей в виду, Лисси, - строго произнес отец, пытаясь вырваться из смертельного захвата, - денег едва хватит на первый месяц аренды и на скромный ремонт. А дальше все в твоих руках.

- Булочки с корицей и марципаном к чаю, - объявила Милли, внося блюдо с булочками. - Нисса Фелиция вчера вечером сама испекла.

ГЛАВА 3, в которой напоминается о том, что не всем удается балансировать на тонкой грани между оскорблением и комплиментом

Сай поерзал на подоконнике, стараясь умоститься поудобнее и при этом не уронить лежащий на коленях талмуд. За прошедшие десять лет что-то явно изменилось. То ли усох подоконник, то ли разрослось седалище, пытающееся на нем устроиться. Следовало признать, что детство закончилось, пора искать приют посолиднее и покомфортнее. Сай вздохнул и обвел взглядом комнату. Куда здесь еще можно приткнуться?

Диван? Абсолютно непригодная для чтения вещь! Развалиться на нем, наслаждаясь упругой мягкостью и гладкостью обивки, - запросто. Но вот читать! Читать, вдумчиво вглядываясь в стройные ряды букв, изучая лабиринт схем, делая на полях пометки острозаточенным карандашом, - читать на диване было категорически невозможно. Этот предмет мебели попросту несовместим с таким интеллектуально затратным действием, как чтение. Он вообще ни с единым интеллектуальным порывом несовместим. Только роскошь, покой и наслаждение… Кто додумался установить этого монстра в библиотеке?

Письменный стол? В принципе, неплохая альтернатива любимому подоконнику. Была бы. Будь этот дубовый гигант лет на пятьдесят помоложе. Сай оценил вес зажатого в руке тома и с сожалением подумал, что не рискнет взвалить столь непосильную ношу на старичка.

В целом обстановка особняка поражала своей эклектичностью, а проще говоря - разнородностью. В далеком детстве это не так бросалось в глаза. Когда тебе десять - одиннадцать лет, ты принимаешь как данность соседство роскошного дивана и обшарпанного стола. Тебе плевать, что амурчики на бумажных обоях, укрывающих одну стену в библиотеке, с испугом косятся на драконов, вырезанных на лакированных панелях, украшающих стену напротив. Про разнообразие на книжных полках упоминать даже не стоило. Рябило в глазах.

За такое смешение стилей и видов следовало благодарить дядюшку. Сай хорошо помнил этого жизнерадостного чудака. Гораздо лучше, чем собственных родителей, усмехнулся молодой человек. Хотя дядюшку он в последний раз видел десять лет назад, с момента последней встречи с отцом прошло лет пять, а драгоценную матушку имел честь лицезреть в году текущем. Интересно, отец вообще смог бы его, Сая, узнать, столкнись они внезапно в людном месте? Матушка бы непременно узнала. Если бы потрудилась заметить, конечно. А отец? Вряд ли. Сай был в принципе честным малым, а уж врать себе считал распоследним делом. Он вовсе не думал, что Уильям Кернс сына не любил. Любил, но по-своему. Это доказывали редкие, но очень душевные письма и посвящения на форзацах книг.

Уильям Кернс никогда не сидел на месте, он даже книги свои писал в дороге, и, по сути, они представляли собой сборники путевых заметок о движении по бескрайним водным просторам, о покорении горных вершин, о блуждании в дебрях джунглей или о трудностях преодоления пустынь, снежных ли, песчаных ли. Известнейший путешественник, этнограф, археолог и сумасброд, он писал о своих экспедициях и раскрывал тайны истории, географии и даже религии различных малоизученных уголков мира. И каждую свою книгу - а за последние двадцать лет их было издано больше десятка - он посвящал своему сыну. Новую книгу отца издали по заметкам, которые он привез из очередного путешествия лет с десять назад.

Сай встал, оперся плечом о стену и звучно шлепнул книгу на узкий подоконник. Перелистал в начало. Полюбовался на фронтиспис. С рисунка на него смотрел мужчина неопределенного возраста с глубокими лучиками морщинок, разбегающихся от прищуренных глаз и с задорной юношеской улыбкой. Перевел взгляд на титульный лист. Пробежал глазами по строкам. Перевернул страницу. «Моему сыну, Сайгусу Кернсу, посвящается» - гласила надпись, набранная мелким шрифтом над основным текстом.

- Вот ты где! – раздался громкий, как пушечный выстрел, и такой же внезапный голос за спиной Сая.

Сай вздрогнул и обернулся.

На пороге библиотеки стоял Шакуилл О`Гра.

- Заманил меня в эту глушь и бросил подыхать от скуки! – продолжил громыхать Шак, тряхнув гривой непокорных и черных, как смоль, волос.

- Спешу напомнить, что я всеми силами пытался отговорить тебя от мысли составить мне компанию, - с кривоватой усмешкой попытался восстановить историческую справедливость Сай.

- Это неважно, - отмахнулся Шак, сверкая белозубой улыбкой. – Я твой гость, и я скучаю. Изволь позаботиться о моем досуге.

- Ты не мой гость, - Сай педантично отметил очередную неточность в высказывании друга. – Мы оба с тобой гостим у моей тетушки. Так что можешь обратиться к ней с просьбой организовать твой досуг.

Шак с наигранным ужасом воззрился на друга:

- Побеспокоить графиню?

- А что тебя смущает? С каких пор ты стал таким стеснительным? - с не менее наигранным удивлением уточнил Сай. - Кто всегда утверждал, что знает подход к любой женщине?

- Я, - самодовольно протянул Шак, падая на возмущенно скрипнувший диван. – Я знаю о женщинах все! Но это не значит, что я готов тратить свой талант на каждую из них. При всем моем уважении к твоей тетушке, она не тот человек, с которым бы мне хотелось общаться. Да от одного ее вида молоко может скиснуть!

- Хм… Так и остался бы в столице! Тратил бы свой талант на дам позадорнее. На баронессу Фэвор, например.

- А я и так трачу. И именно на Агнесс, - снисходительно пояснил Шак и закинул руки за голову. Рубашка на мощных плечах жалобно затрещала.

- Позволь полюбопытствовать, каким образом ты можешь общаться с Агнесс, когда вас разделяют до черта миль, два скандала и одно проклятье?

- Позволяю, мой юный, наивный друг. Любопытствуй, - сощурил смеющиеся глаза Шак и растянул губы в улыбке сытого кота.

- И? Ответь же мне, о великий знаток женской натуры, – начал загробным голосом Сай, воздев руки к потолку и закатив глаза, а затем, вернувшись к обычному тембру, продолжил: - Как ты собираешься выпутываться из истории с баронессой? Еще интереснее, как ты собираешься делать это, находясь здесь?

- Знай, о мой любопытный друг, - начал вещать Шак менторским тоном, но надолго его не хватило, и уже к концу тирады он заговорил обычным голосом: - в общении с женщинами главное не забывать делать паузу. Пауза – это великая вещь. Вовремя сделанная пауза позволяет даме соскучиться. Тут главное не передержать. А то дама пойдет спасаться от скуки в объятиях другого кавалера.

ГЛАВА 4, которая иллюстрирует тезис: «Чего только нет в женской сумочке!»

Лисси сидела в коридоре, сложив руки на коленях, обтянутых скромным платьем в клеточку. Одеться солидно и строго ей посоветовала мама. Она также предложила пойти вместе с Лисси на прием к мэру, но Лисси категорически отказалась.

- Что ж, ты всегда была самостоятельной девочкой. Даже слишком, - заметила мать, втыкая последнюю шпильку в прическу Лисси. - Вот так, все твои лохмушки теперь спрятаны. И не спорь! Перед мэром ты должна выглядеть как добропорядочная жительница нашего города. Если у тебя получится, конечно, - вздохнула она.

- Я буду очень стараться, мамочка, - улыбнулась Лисси и, вскочив, заключила мать в объятья. - Пожелай мне удачи!

- Удачи, дочка!

И вот теперь Лисси сидела в коридоре, куда ее проводил секретарь мэра, и дожидалась, когда из кабинета нисса Дрэггонса выйдет очередной посетитель. Рядом стояла корзиночка Лисси с блокнотом, платочком, зеркальцем и прочей дамской атрибуцией, которую мужчины считают дребеденью и искренне недоумевают, как можно тратить на нее треть семейного дохода. Среди милых сердцу Лисси безделушек валялись также зеленые шарики волосатника, которые она – разумеется, чисто машинально – нарвала по дороге к особняку мэра.

Волосатник был абсолютно бесполезным растением, разве что созревшие коробочки его семян лопались с особенно противным чмоканьем. Это открытие в детстве доставило Лисси немало удовольствия, и над всеми членами семейства Меззерли последовательно были проведены эксперименты различной степени циничности и жестокости. И сегодня, проходя мимо зарослей волосатника, Лисси не удержалась от того, чтобы не сорвать несколько созревших коробочек.

Лисси ожидала уже более часа, пока выйдут предыдущие посетители. Теперь в коридоре оставались только она и еще один нисс. Мужчина, сидящий напротив, вытянув длинные ноги поперек коридора, был незнаком Лисси. Перед тем, как усесться, он поклонился девушке, и это выглядело так, как будто он клюнул своим изогнутым носом какую-то мошку в воздухе.

- Я полагаю, что вы следующая, нисса? – спросил он чуть хрипловатым голосом, и Лисси даже захотелось спросить, не подхватил ли седоусый нисс ангину в разгар летней жары.

- Я полагаю, что это так, - смиренно ответила девушка елейным голоском и наклонила голову.

Тогда нисс грузно уселся в кресло и развернул местную газету, которую держал под мышкой. Однако его внимательный взор то и дело обращался к двери, ведущей в комнату мэра, к столу секретаря в отдалении и к девушке, чинно восседающей напротив.

Вот из кабинет вышла старенькая ниссима и приветливо кивнула Лисси. Лисси вскочила и уже собралась было войти в кабинет мэра, как в коридоре появилась еще одна молоденькая нисса.

У девушки было личико капризной куклы, нереально огромные изумрудного цвета глаза под длинными фальшивыми ресницами, и искусственно ровные золотые локоны, струившиеся из-под изящной шляпки. Она шла, гордо подняв подбородок, как будто пытаясь этим показать свое превосходство над всем остальным миром.

- А-а, это ты? – вместо приветствия бросила она Лисси. - Зачем ты пришла к моему отцу? Что тебе тут понадобилось?

- И тебе добрый день, Мэгги! – благожелательно ответила Лисси, спокойно глядя на свою бывшую одноклассницу.

Вражда двух девушек началась так давно, что сведения о ее истоках можно было почерпнуть разве что в древних рукописях, да и то священное предание давно превратило их в полулегенду-полумиф. Подруга Лисси утверждала, что началось оно в первом классе начальной школы, когда Лисси подбросила Мэгги в коробочку с ланчем живого таракана. Но Лисси почему-то казалось, что это было уже ответным шагом, возмездием за наушничество Мэгги. Тогда Лисси была наказана розгами за какую-то несерьезную провинность, раздутую ябедой Мэгги до размера вселенского бедствия. И чем глубже розги погружались в Лиссину… ладно, опустим подробности… тем глубже Лисси погружалась в сладостное измышление ответной мести. Месть – это блюдо, которое?.. Ха! Отныне возмездие стало не только дежурным блюдом, которым Мэгги потчевали с завидной регулярностью, но как истинный кулинарный поэт Лисси вкладывала в каждое свое произведение индивидуальные ингредиенты, специи и начинки. Мэгги пыталась жаловаться, Мэгги пыталась бороться. Противостояние становилось только острей, а выдумки Лисси только изощреннее. В конце концов отношения двух девочек перешли в непреодолимую вражду, причем Мэгги вспыхивала каждый раз при встрече с антагонисткой, а Лисси, напротив, наливалась сладким ядом, и в этой сладости Мэгги вновь и вновь запутывалась, как муха в патоке. Взросление девочек внесло свои коррективы. Теперь они обе старались вести себя более или менее благопристойно и скрывали свои истинные чувства под тонким покровом ледяной вежливости, который то и дело таял, когда чувство неприязни разгоралось с новой силой.

- Добрый день! – сквозь зубы процедила Мэгги, внезапно заметившая, что в коридоре кроме них двоих присутствует свидетель.

Она сделала книксен привставшему и поклонившемуся ей пожилому ниссу и снова развернулась к Лисси.

- Так чего ты тут забыла? Зачем ты приперлась к нам домой? – прошипела она.

- Осмелюсь заметить, - холодно поправила ее Лисси, - что в данный момент мы находимся не «у вас дома», а в присутственной части особняка нашего городского главы. И я пришла к ниссу Дрэггонсу по официальному вопросу как посетитель. Так что можешь преспокойно идти по своим делам, Мэгдала. Тебе незачем разыгрывать роль хозяйки и предлагать мне чай с мышьяком.

Мэгги только пробормотала что-то неразборчивое себе под нос и, грубо отодвинув Лисси, вломилась в кабинет отца. Хрястнутая со злости дверь должна была захлопнуться, но Лисси вовремя подставила ногу, поэтому створка двери прикрылась не полностью, а оставила малюсенькую щелочку, не замеченную в пылу гнева Мэгги.

Лисси с подозрением покосилась на седоусого нисса, но тот сделал вид, что не заметил короткой перепалки девушек и вновь отгородился от мира газетой. Что-то в его напряженной спине подсказывало Лисси, что этот нисс далеко не так прост, как хочет казаться, все разговоры слушает внимательно и делает какие-то свои выводы, которыми, тем не менее, не спешит делиться с окружающими. Однако в данный момент Лисси больше интересовало то, что происходило в кабинете мэра, и она, наплевав на мнение о ней незнакомого мужчины, вся обратилась в слух.

ГЛАВА 5, в которой мэра стреножат

Мэр Дрэггонс стоял у окна и разглядывал пронизанную солнечными лучами улицу. Летняя какофония: цоканье копыт лошадей, звон посуды из ресторана напротив, журчанье струй фонтана и заливистое пение птиц, - все это врывалось в открытые по случаю жары окна и оседало мельчайшей пылью на грузных томах делопроизводства и потертых корешках папок, которыми был завален стол хозяина кабинета. По ссутулившейся спине мужчины Лисси показалось, что и сам мэр мечтает о том, чтобы вспорхнуть подобно птичке – этакой толстенькой и круглобокой птичке - и улететь подальше из этого душного кабинета в сияющий летний день. Мужчина вздохнул, промокнул лысину платком, обернулся к посетительнице и вздохнул еще глубже и обреченней.

- Прошу вас, нисса Меззерли, садитесь! – любезно предложил он, и Лисси снова испытала сочувствие к мэру, представив, сколько сил стоила ему эта любезность. - Какое дело привело вас ко мне?

- Видите ли, нисс Дрэггонс, - начала Лисси. - Я уже окончила школу, и наступила пора вступать во взрослую жизнь.

- Вот как? Выросли, говорите? – поднял брови мэр, и этот излом бровей являл собой скепсис в чистом виде. - И собираетесь ступить на дорогу жизни… И как же вы представляете себе этот… м-м… путь во взрослую жизнь?

Тут нисс Дрэггонс поднял на Лисси глаза, и она ясно прочитала во взгляде мужчины, что путь Фелиции Меззерли не кажется мэру Груембьерра ни в коем случае той проторенной дорогой, по которой организованными рядами ходят добропорядочные граждане. Скорее, этот путь представляется ему кривой лазейкой, темным коридором, полным неприятных сюрпризов за каждым углом, проулком в адских трущобах, где тебя на каждом углу подстерегает громила с дубинкой и сакраментальным вопросом: «Вы не скажете, как пройти в библиотеку, а то закурить хочется?»

- Я собираюсь открыть в нашем городе кондитерскую, - с подкупающей откровенностью призналась Лисси. - У нас же нет ни одного специализированного на десертах магазина. А для этого мне сначала нужно получить разрешение городских властей, проще говоря, ваше, нисс Дрэггонс.

Недоверие, которое отразилось в глазах мэра, чуть смутило Лисси. Она тоже понимала, что ее путь к славе и успеху тернист и крут, но вот подобное недоверие все же было обидно. Ну честное слово, коржики-моржики, неужели он думает, что…

- Просто кондитерская, нисс Дрэггонс, - уточнила Лисси. - Не подпольный клуб для террористов, не перевалочный склад контрабандистов, не храм тайной секты пожирателей обезьяньих мозгов, не мастерская по изготовлению динамита, не…

- Нет?

- Нет.

- Вы можете это гарантировать, нисса?

- Безусловно. Со всей ответственностью.

- Вот как? То есть прямо голову даете на отсечение?

Мэр продолжал разглядывать Лисси, как редкую чешуекрылую, занесенную летним ветром в его кабинет.

- Нисс Дрэггонс! – взмолилась Лисси. - Ну вы ведь знаете, как я люблю готовить сладкое. Вы же сами хвалили мои пирожные с пьяными вишнями, которые я приготовила для школьного бала Зимнего Коловорота…

Взгляд мэра чуть смягчился.

- И еще раз я приготовила вам в подарок от класса самодельные трюфели, когда вы инспектировали нашу школу два года назад…

Глаза мэра затуманились от сладких воспоминаний, и он чуть было даже не сглотнул.

- Ну предположим, - осторожно сказал он, слегка приоткрывая пуленепробиваемую дверь своего доверия, - предположим, что я клюну на эту удо… на секундочку вам поверю… - он повелительно поднял руку, поскольку Лисси открыла было рот для бурных восклицаний, - но перед тем, как я дам вам свое окончательное и безоговорочное согласие и запущу процесс по выдаче лицензии, я хотел бы у вас узнать одну деталь. Одну малюсенькую деталь, - тут мэр поморщился. - Попросил бы вас, так сказать, пролить свет на одно темное дело.

- Разумеется, спрашивайте, нисс мэр, - с полным присутствием духа предложила Лисси и приготовилась к обороне.

Мэр снова встал и отошел к окну. Летний день за окном благоухал и мешал настроиться на рабочий лад. Хотя… Вряд ли что-либо вообще в целом мире могло настроить мэра на разговор с Фелицией Меззерли. И тем не менее эта самая Фелиция восседала сейчас перед мэром в кресле для посетителей, и выковырять ее из этого самого кресла мэру представлялось подвигом, непосильным даже тому древнему герою, которого запомнила из курса истории Мэгги.

- Видите ли, нисса, - неохотно начал мэр, вздохнув уже совсем душераздирающе, - с самого начала весны мне не дает покоя одна история.

- Какая же?

- Дело в том… дело в том, - тут мэр замялся и покосился на невинное личико Лисси, на котором веснушки играли в чехарду.

Нет, ну решительно нельзя было себе вообразить, чтобы эта очаровательная девушка… Но если не она, то кто?! Мэр снова промокнул вспотевшую лысину.

- Короче, мне не дает покоя один инцидент, который произошел с ниссимой Шарлин.

- С нашей аптекаршей?

- Именно.

- И что же с ней произошло?

Мэр снова покосился на посетительницу и понял, что скоро рискует заработать косоглазие. Тогда он нехотя вернулся в свое кресло, которое сейчас ему казалось пыточным инструментом, и прямо взглянул в глаза девушки. Нет, ну у нее такой невинный вид, что… Да если бы он не знал, кто такая, а вернее что такое Фелиция Меззерли… Мэр покашлял.

- Дело в следующем. В один прекрасный… - мэр скривился, - в один не прекрасный день в аптеку ниссимы Шарлин началось целое паломничество мужчин среднего и пожилого возраста. Все эти мужчины приходили, долго толкались в аптеке, ожидая, пока другие клиенты покинут помещение, потом воровато оглядывались вокруг и шепотом просили у ниссимы аптекарши дать им… цитирую дословно: «попрыгунчика-поскакунчика», - мэр снова закашлялся.

Лисси хихикнула, но сразу же сделала серьезное лицо.

- А что это такое? – спросила она с самым невинным видом.

- Аптекарша задавала посетителям такой же вопрос, - с осуждением произнес мэр, - но мужчины почему-то краснели и вместо объяснений предпочитали спешно покинуть аптеку. Однако поток жаждущих купить этот загадочный товар только увеличивался. Тогда уважаемой ниссиме пришлось обратиться в полицию. Был послан полицейский, который, сидя тайно за стеной, ожидал очередного странного шептуна. И он таки не преминул явиться. Бедолагу задержали, отвели в участок и любезно допросили, какого черта происходит, и что это за загадочный «попрыгунчик-поскакунчик», на которого охотятся все мужчины города.

ГЛАВА 6, в которой еще раз подтверждается простая истина, что женщина молода до тех пор, пока ее любят

- Ну что же, Кексик, вот и молодость ушла, - произнесла Уинтер Салмер, графиня Телборн, глядя на свое отражение.

Высокое зеркало в резной раме отражало невероятно хрупкую даму неопределенного возраста с бледным лицом, тонкими лучиками морщинок и Кексика. Кексик смотрел на хозяйку умненькими бусинками глаз. Правду сказать, песик тоже был не особо молод. Почти полтора десятка лет - немалый возраст для собаки. Графиня где-то слышала, что один собачий год равен семи человеческим. Осознав, что Кексик практически столетний старец, графиня почти устыдилась своих недавних слов, наклонилась и почесала пса за ухом.

- Все уходит и все уходят, - вздохнула она. - Только ты по-прежнему рядом. Хороший пес, хороший.

Кексик согласно засопел и застучал метелкой хвоста. Для столетнего старца он был необычайно подвижен. Ухоженная шелковистая шерстка блестела, мелкие зубки поражали белизной, а в круглых глазках сверкали искорки озорства.

Графиня улыбнулась маленькому другу, звонко чмокнула его в нос, выпрямилась и подошла к окну. Вид, открывшийся ее взору, был великолепен.

Солнечные лучи золотили траву на лужайке и фигуры парковых кустов, отчего те по цвету напоминали желто-зеленые леденцы, которые Уинтер обожала в детстве. Светлые, почти прозрачные, они, казалось, мягко светились изнутри, даря ощущение радости и предвкушения чуда, только при одном взгляде на них во рту разливалась мятная терпкость. Уинтер улыбнулась сладким воспоминаниям, но даже они так и не смогли разогнать ее муторно-тоскливое настроение. А когда взгляд споткнулся о парковую дорожку, графиня поморщилась и вовсе от окна отошла. Смотреть на дороги, тропинки, аллеи она не любила.

Слишком многие ушли от нее, слишком многим смотрела она вслед, буравя умоляющим взглядом удаляющуюся спину. Но ни один из ушедших ее безмолвным мольбам не внял. Даже не оглянулся.

Мать Уинтер умерла рано, она почти ее не помнила, но процессию, провожающую мать в последний путь, запомнила хорошо. Девочка была тогда мала, больна, и ее на похороны не взяли. Единственное, что она могла, - это смотреть из окна, как маму навсегда увозят в красивом ящике по пыльной дороге.

Потом ушел отец. Этот обошелся без ящика. После смерти жены он пустился во все тяжкие: вино, азартные игры, сомнительные дела. В конце концов, его обуяла неодолимая тяга к перемене мест, он сорвался и ушел из дома в ночь. Уинтер с братом смотрели в окно на его истаивающий во тьме силуэт.

Потом восемнадцатилетний Уильям как мог справлялся с кредиторами, полицией, странными личностями бандитской наружности. Справлялся неплохо: отстоял дом и даже пристроил сестру в небольшой, не слишком популярный, но довольно приличный пансион. А затем тоже стал уходить. Дорога звала и брата. И хотя Уильям всегда возвращался, отпускать его было непросто, поскольку возвращался он всегда немного другим, капельку повзрослевшим, чуточку чужим, бесконечно отстраненным, вслушивающимся и всматривающимся во что-то далекое, пока неизведанное.

Когда Уинтер встретила Роберта, или, правильнее будет сказать, когда Роберт обратил внимание на Уинтер, она долгое время не могла поверить, что он останется с ней, не уйдет. Но граф Телборн был терпелив, влюблен и настойчив. И Уинтер позволила себе доверие, она поверила, что этот человек останется рядом и в горе, и в радости, не предаст, не бросит, не уйдет. Она вышла за него замуж и прожила с верой в этого человека пять долгих лет. И даже чуть дольше. А потом…

Все уходят, ушел и он. Дорога отняла у нее еще одного близкого человека. Уинтер винила дорогу. Так было проще, потому что если признать, что виновна не дорога, то придется признать, что вина лежит на Роберте или даже на самой Уинтер.

Все годы своей семейной жизни глубоко в душе она ждала предательства. Вот и накликала. Роберт встретил другую. Уинтер до сих пор не знала, что за женщина отняла у нее и мужа, и последнюю надежду на счастье. Графиня помнила тот безобразный скандал, что устроила Роберту, когда узнала о домике в городке и о тайных вылазках супруга туда. Слова, сказанные в запале ссоры, стерлись из памяти, за исключением последних. «Уходи! Иди к ней! Вон!» - кричала она тогда. И он ушел. Молча. Оставив все свои вещи. Ушел прочь.

Сперва она гордо задирала подбородок и готовила речь, в которой великодушно соглашалась на развод и отказывалась от титула и богатств. Но Роберт не объявлялся. Кто-то видел, как человек, похожий на графа, уезжал из Груембьерра в компании какой-то ниссы. Муж мелькал по стране то там, то здесь, никогда не называясь своим именем. Находились редкие доброхоты, сообщающие графине подробности на ушко, но большинство предпочитали смаковать подробности у нее за спиной, лишь едва приглушив голос. Спустя пару лет смолки как одни, так и другие.

Роберт не возвращался. Полиция наконец-то всерьез озаботилась его исчезновением, первые месяцы усатый инспектор сменялся лысым детективом, тот в свою очередь еще кем-то. И каждый из них лишь понимающе усмехался и прятал масляный взгляд хитрых глазок.

Жалела ли она о чем-то? Безусловно. Очень часто о своей несдержанности в тот последний разговор. Иногда о том, что согласилась выйти замуж. И почти всегда о том, что не сразу пошла в полицию.

Взгляд Уинтер зацепился за распечатанное письмо, лежащее на краешке стола. Глянцевый листочек покрывали строки, в которых завитушки букв соперничали с вязью слов и знаков препинания по вычурности, замысловатости и фальшивости.

«Дорогая моя! Не для того, чтобы унять тебя от печали твоей, имею честь писать к тебе письмо это, но чтоб напомнить тебе, что не одна ты. Что и я, и дражайший мой нисс Пэз оплакиваем с тобою кончину любезного супруга твоего.

Он был нам друг и доказал дружбу свою бесчисленными благодеяниями…»

Каролина поторопилась. И при том изрядно. Интересно, она уже упаковала вещи для переезда? А визитки с новым титулом себе и мужу в типографии заказала?

Уинтер прикрыла глаза. Воронье! Как же все эти люди напоминали стаю ворон! Или даже стервятников…

ГЛАВА 7, в которой показывается, на чем можно основать крепкую женскую дружбу

- …и папа с мамой наконец согласились. Они разрешают мне устроить собственную кондитерскую…

Лисси, взяв под руку школьную подругу Хелли, шла по центральной улице.

Хелли худенькая, большеглазая, ее волосы всегда аккуратно прилизаны, а стоит ей состроить жалостливую рожицу, как все вокруг тут же начинают жалеть «бедного ангелочка». Однако за маской ангела прячется пусть не чертенок, но уж точно его четвероюродная бабушка, если не троюродная племянница. Что ни говори, но Лисси с Хелли нашли друг друга.

Это случилось в том момент, когда Лисси в младшей школе решила угостить чинно сидящего в уголочке ангелочка конфетой из козьих какашек, собственноручно завернутых в красивый фантик от дорогой конфеты. Лисси с любопытством ожидала реакции от пай-девочки, но ангелочек не только почему-то не обиделся и не заплакал, но, напротив, восхитился гениальностью задумки и с ходу предложил создать преступный синдикат для дальнейшего распространения закамуфлированного гуано. Так родился союз двух родственных душ, который не распался не только до окончания школы, но и после оного. И пусть криминальным двигателем всегда была Лисси, Хелли оказалась в этом сложном механическом дуэте отнюдь не пятым колесом.

Хелли выслушала Лисси, открыв рот.

- Лисси, неужели это правда? Вот же счастье! Мечты начинают сбываться.

- Да, и теперь у меня куча дел, - важно кивнула головой Лисси. - Во-первых, надо найти помещение под магазин. Сделать там ремонт.

- Но это же жутко дорого… - и Хелли, для которой покупка новой шляпки или ботинок уже являлась историческим событием, округлила глаза цвета горького шоколада.

- Денег мне дадут родители. Да у меня и самой тоже руки не крюки, так что часть ремонта я смогу сделать и сама, - с апломбом заявила Лисси, отмахиваясь от занудливо жужжащей мухи – голоса разума.

- Лисси, я тебе помогу, - с жаром вызвалась Хелли. - И братьев припрягу.

- Спасибо, - благодарная улыбка в сторону подруги. - Во-вторых, мне надо найти помощницу, - последнее слово Лисси произнесла, выделяя интонационно, и двинулась дальше по улице, не обращая внимание на выражение острой обиды на лице Хелли.

- А кого ты хочешь взять в помощницы, Лисси? А, Лисси?

В душе Лисси уже весело хохотала, но продолжила говорить строгим голосом начальницы.

- Ну как ты не понимаешь? Это должен быть человек, которому я могу всецело доверять. Раз.

- А вот…

- Ответственный. Два.

- Лисси…

- Потом трудолюбивый. Три.

- Лисси, послушай…

- Любящий сладкое так же, как и я. Четыре.

- Ох, Лисси…

- А в пятых…

- И ты уже нашла такого человека?

- Конечно.

- И кто это?

Хелли изо всех сил пыталась скрыть обуревавшие ее эмоции. На секунду ей даже захотелось стукнуть чем-нибудь подругу по голове, но она решила приберечь это средство на крайний случай.

- Я могла бы открыть тебе этот секрет, но ты обещаешь, что никому-никому не скажешь?

- Угу, - Хелли кивнула головой, тайно от подруги взвешивая в руке корзинку.

- Понимаешь, это такая помощница, что, если об этом узнают, у меня начнут ее рвать из рук.

- В самом деле? – холодно поинтересовалась Хелли.

- Да, у нее куча редких достоинств, и я боюсь раскрыть ее имя даже тебе.

- Вот как?

Лисси покосилась на Хелли, потом на ее корзинку и решила не испытывать судьбу. Она наклонилась к уху подруги и шепнула:

- Мою помощницу зовут нисса Хеллис Мауэр, и живет она…

- Лисси!

Хелли так завизжала, что релаксирующая на ступеньках аптеки жирная кошка подскочила, как ошпаренная, и, с трудом проволочив по земле отвисающее брюхо, убралась куда подальше. А аптекарша ниссима Шарлин выскочила из дверей, думая, что прямо рядом с ее лавкой произошел несчастный случай и надо ковать железо, не отходя от провизорского горнила.

Подруги сделали вид, что они не при делах, и торопливо зашагали дальше по улице.

- Лисси, неужели ты и правда берешь меня в помощницы? – уточнила обрадованная Хелли, размахивая неиспользованным орудием преступления.

- Но мы же сто раз с тобой это обсуждали. Помнишь, как мы мечтали? Я обещала, что если мое желание осуществится, то ты станешь моей правой рукой.

- Я думала, что это всего лишь неосуществимые мечты. Если честно, Лисси, я не очень верила, что они могут сбыться, - грустно улыбнулась Хелли.

- Нисса Хеллис Мауэр, неужели вы хоть на такую крошечку… - тут Лисси соединила два пальца и показала их подруге, - сомневались во мне? Если уж я что задумала, то обязательно претворю это в жизнь. Да-да! Мечты в реальность – вот девиз Фелиции Меззерли! Нет, ну если вы, нисса Мауэр, не доверяете мне как будущему работодателю…

- Лисси, ну прекрати!

Хелли все-таки не удержалась и попыталась стукнуть подругу корзинкой по той задней части туловища, что была между спиной и ногами.

- Хелли, - нежно улыбнулась в ответ ловко увернувшаяся Лисси, - я даже не представляю, как буду справляться без тебя. Честное слово!

- И я очень этому рада! Лисси, ты самая-самая лучшая! Ты знаешь это?

Ну конечно, Лисси это знала. Как же тяжело быть совершенством! Она вздохнула и достала блокнот с карандашиком. Конечно, может, она и не совершила никакого благодеяния, размышляла Лисси, задумчиво грызя карандашик, по крайней мере, она этого не ощущала, но лучше все же подстраховаться. Лисси вздохнула и зачеркнула фразу: «Всыпала папе в зубной порошок синюю краску». Потом поколебалась и зачеркнула также фразу: «Намотала служанке зеленые нитки поверх белых на катушку».

- Я буду тебе во всем – во всем помогать, - с энтузиазмом продолжала говорить в это время Хелли, смотря преданным взглядом.

- Надеюсь, что у меня и правда все получится, - заметила Лисси, убирая блокнот в корзинку.

Нет, не то чтобы она сомневалась, но ей хотелось, чтобы ее убеждали, чтобы лили ей на сердце бальзам дружеской любви и ласки… который тут же обрушился на нее, как из ведра.

ГЛАВА 8, в которой в тысячный раз подтверждается древняя мудрость о том, что в колодец плевать чревато

Городок Груембьерр расположен не то чтобы на холмах, но улицы в нем так и прыгают вверх-вниз, вниз-вверх, совсем как песик, когда пытается достать лакомство, которое кто-нибудь держит в поднятой руке и дразнит его. С горы спускаться легко, можно и пробежаться, придерживая рукой норовящую слететь шляпку, а вот потом плестись вверх тяжеловато. Особенно летним утром, когда раскаленные булыжники пышут жаром, а отраженное витринами солнце заставляет глаза слезиться. Поэтому, когда Лисси с Хелли дошли до центра городка, то уже порядком запыхались и вспотели.

Каштановый бульвар – это главная артерия города, а на центральной площади посередине бульвара сосредоточены все самые модные магазины, ресторан, и даже имеется маленькая гостиница (правда, больше одного или двух постояльцев зараз там, кажется, с начала времен не было). Там же стоит банк, в котором работает отец Лисси, особняк мэра и… все. Не такая уж она и большая, эта площадь.

Лисси стояла в самом начале Каштанового бульвара и разглядывала улицу с новым чувством: в ней бурлило предвкушение пирата, который только что сошел с корабля на остров, держа в кармане пригоршню награбленного золота. Нет, если уж открывать кондитерскую, то только здесь – на Каштановом бульваре, а еще лучше – на центральной площади.

Именно тут вечерами устраивают променад все достопочтенные жители города. Именно здесь в канун Летнего Коловорота в тени каштанов расставляют горящие бумажные светильники, а на центральной площади играет духовой оркестр. Именно здесь на Зимний Коловорот на месте фонтана ставят единственную в городе уличную елку. Именно здесь… Короче, если уж задирать планку, то по самые уши, так, чтобы перепрыгнуть ее можно было только на скаковой лошади. У Лисси с задранными планками никогда проблем не было.

Увидев, что подруга приглядывается к магазинам так, как будто собирается их скупать все оптом и в розницу, Хелли широко раскрыла глаза.

- Лисси, ты что – хочешь?..

- Да, именно. Тут и нигде иначе, - с видом триумфатора заявила Лисси и увлекла подругу за собой.

Где же ей основать семейный бизнес, размышляла Лисси. Бизнес, который лет через сто станет известен во всем королевстве, ради которого в Груембьерр будут приезжать толпы туристов и который будет описан в путеводителях по краю как… А может, еще и памятник поставят… рядом с елкой. Или второй фонтан в виде льющей в кастрюлю… Так, Лисси, спустись с облаков на землю, сказала она себе, спустилась, и они с Хелли начали методично обходить магазины.

Так, что тут первым пунктом? Городская тюрьма. Не лучшее соседство. «Все годы заключения он вдыхал запах ванили, сошел с ума, и когда его освободили из заключения в возрасте ста лет, доковылял до магазина и убил поварешкой сведшую его с ума кондитершу». Нет, не пойдет.

Обувной магазин. Хм. Или сапоги начнут отдавать запахом корицы, или пирожные будут пахнуть свежей кожей и ваксой. Опять не пойдет.

Магазинчики лепились друг к другу с небольшими зазорами между соседними стенами. Большинство было так мало, что не представляло для Лисси ни малейшего интереса. Присматриваться стоило лишь к тем владельцам, у которых было в запасе много свободного места.

Дойдя до центральной площади, Лисси кинула взгляд на парфюмерную лавку. Хорошее соседство. У здания парфюмерной лавки была большая пристройка. Может, она не была так уж нужна хозяйке, и ее могли бы сдать Лисси в аренду?

С самой очаровательной улыбкой Лисси зашла в лавку и начала разговор с ниссимой Мальди. По мере объяснения причины незапланированного визита, лицо ниссимы Мальди становилось все более и более гневным.

- Ты хочешь, дорогуша, чтобы я сдала тебе в аренду ту пристройку?

- Да, ниссима Мальди, - снова очаровательно улыбнулась Лисси, впрочем, с тревогой замечая, что ее очарование не произвело должного впечатления.

- Эй, Герт! – неожиданно зычным голосом крикнула ниссима Мальди.

Через минуту из подсобного помещения вывалился лохматый увалень в пыльном фартуке. Увидев барышень, увалень сильно сконфузился, поклонился и решил было ретироваться, но ниссима Мальди не дала ему это сделать.

- Герти, сынок, - ласковым тоном сказала она, отчего парень еще больше смутился, заметив скользнувшую по лицу Лисси ехидную усмешку.

- Да, мама, - обреченно ответствовал он.

- Скажи, дорогой, сколько раз в школе нисса Меззерли прятала твой ранец, так что тебе приходилось его искать по всему классу то за шкафом, то в шкафу?

- Не помню, мама, - грустно ответил Герти и густо покраснел.

- А ты помнишь, дорогой, как ты пришел домой в ботинках, которые стали тебе неожиданно малы, и утверждал, что твои ноги почему-то за день выросли на один размер? И я с трудом догадалась, что твою обувь кто-то заменил на похожую, только на один размер меньше?

- Это не я! – искренне возмутилась Лисси. - Герти сам случайно надел ботинки Лена, и…

- Подождите, милочка, - остановила ее ниссима Мальди, и ее «милочка» прозвучало в такой людоедской тональности, что испуганная Хелли дернула Лисси за платье и с намеком показала на выход, всерьез размышляя, успеют ли они до него добежать, прежде чем их расчленят и перетопят на хозяйственное мыло.

- Я не помню, мама, - снова с несчастным видом сказал Герт. - Можно я пойду? Я там начал делать выжимку из цветов жасмина и...

- Иди, мое сокровище, - проворковала ниссима Мальди и послала в широкую спину ретировавшегося сына улыбку умиления.

Потом развернулась в сторону Лисси и расчехлила топор войны.

- И вы, милочка, после того как издевались над моим сыном всю школу напролет, смеете являться сюда и просить об одолжении?!

Смекнув, что этот вопрос являлся скорее риторическим, чем тем, на который хотелось бы дать искренний ответ, Лисси и Хелли вежливо, но торопливо откланялись и удалились.

- Злобная мегера, - прокомментировала Хелли, покинув вражескую территорию. - Я думала, что она из нас выжимку сделает.

ГЛАВА 9, в которой читатель наконец знакомится с тем самым пресловутым Проклятым домом

Дом был старый и потрепанный непогодой. Он производил впечатление запущенного и опустившего руки беспомощного старичка, который давно махнул на себя рукой и перестал бриться и стричься.

Окна на первом этаже были закрыты деревянными ставнями, белую краску с которых ободрали многолетние дожди и снега. Оштукатуренные кирпичные стены, покрытые благородной патиной и мхом, оплетенные бурно разросшимся плющом и почти одеревеневшей жимолостью с редкими белыми цветочками, выглядели неопрятно. Вырванный осенней бурей старый клен не завалился полностью лишь потому, что оперся ветками на окна второго этажа, и Лисси удивилась тому, что стекла не продавились и не разбились. Заросший сорняками маленький палисадник перед фасадом дома резко контрастировал с другими палисадниками на площади – ухоженными, зеленеющими бархатом газона или пестреющими клумбами любовно выращенных цветов.

Лисси запрокинула голову и взглянула на верхнюю часть дома. Дом, нахмурившись карнизом, с неодобрением посмотрел сверху вниз на маленькую фигурку непрошенной гостьи, стоящую на дорожке. Так мог бы смотреть престарелый хозяин, вышедший на порог дома к нежданному гостю в домашнем засаленном затрапезе, стыдясь своего убожества и в то же время злясь на нарушителя покоя, прервавшего его дремотное ничегонеделанье.

- Лисси, не надо! – прошептала Хелли, глядя с неприкрытым ужасом на серую громаду, угрожающе нависшую над девушками.

Но Лисси, оглянувшись по сторонам и не заметив любопытных взглядов прохожих, осторожно подошла поближе к дому и…

- О нет, Лисси! Не ходи! – простонала Хелли.

…начала подниматься ступенькам. Лисси боялась, что те совсем прогнили и провалятся под ее ногами, но полностью скрытые травой и листьями ступени оказались каменными. Дом, пораженный смелостью настырной девицы, настороженно прислушивался к шуршанию мертвой листвы под ногами Лисси.

Лисси поднялась на крыльцо и приложила ладошку к облупившейся краске на старой деревянной двери. Дом удивленно замер, шокированный такой фамильярностью, и скосил вниз темные глаза окон второго этажа. Лисси слегка осмелела и положила пальцы на ручку двери.

- Даже не смей! – прошептала Хелли и сама испугалась своего шепота.

Однако Лисси уверенно сомкнула пальцы вокруг ручки и нажала. Ничего не произошло. Дверь, разумеется, была крепко заперта, и на наглую попытку вторжения дом отреагировал лишь снисходительной перевернутой улыбкой треугольного фронтона крыши, облепленного гнездами ласточек. Лисси подергала изо всех сил. Дверь сидела намертво, давно отвыкнув, а возможно, даже напрочь позабыв о способности открываться и распахиваться. Раздосадованная Лисси ударила носком туфельки по двери. Хелли прижала руки к груди, испугавшись раздавшегося шума.

В тот же миг сверху рухнул, обломившись, огромный сук мертвого клена и упал на ступеньки за спиной Лисси. Испуганная Лисси взвизгнула, перескочила через сук и опрометью бросилась вслед за подругой прочь от страшного дома.

Опомнились девушки, только добежав до центра площади, где они остановились около фонтана окончательно запыхавшиеся.

- Я думала, что умру от страха, - призналась Хелли. - Ты видела, как сук упал? Это дом на тебя рассердился.

- Не говори глупости, Хелли, - возразила Лисси. - Причем тут дом? Я просто испугалась, что сейчас дерево упадет мне на голову, вот и побежала.

- Ага, а сама так чесанула, что даже булыжники стали горячими!

- Да коржики-моржики! – возмутилась Лисси, которая не любила, когда ее упрекали в трусости. - Хелли! Ничего я не испугалась. Давно пора перестать верить в разные детские страшилки. Если хочешь, я прямо сейчас вернусь и…

- Не смей! – испугалась Хелли и схватила за рукав собравшуюся было развернуться подругу. - Не ходи! Мы же собрались в гости к ниссиме Сайрене! Вот и идем.

- Ну ладно, сначала нужно узнать все поподробней про этот дом и его владельца, а потом и действовать, - сдалась Лисси, которой, положа руку на сердце, и самой не хотелось возвращаться к дому, который все свое сознательное детство она называла «Черным-черным домом» или «Проклятым домом» и который был главным участником почти всех их детских страшилок.

Как же они любили в детстве пугать друг друга! Сумерки тогда окутывали особняк Меззерли снаружи плотным коконом. Ночь, встав на цыпочки, заглядывала в окно второго этажа, где Лисси, Хелли и Рой собирались зимними вечерам и рассказывали друг другу шепотом разные жуткие истории. Дети забирались под стол, занавешивали его со всех сторон одеялами и пугали друг друга до тех пор, пока снизу не приходили родители и не разгоняли шептунов по домам и комнатам.

Истории про заброшенный дом на центральной площади были разными. Дети спорили друг с другом, и каждый до хрипоты пытался доказать свою правоту.

Согласно одной версии, в доме на центральной площади произошло кровавое убийство. Хозяин дома, богатый и знатный нисс, вернувшись как-то домой пораньше, застал свою жену в объятьях любовника. Крайне раздосадованный увиденным, он убил парочку на месте, не вслушиваясь в неубедительный лепет оправданий. После этого понимание совершенного обрушилось на нисса, и он покончил с собой, повесившись в гостиной. Полиция забрала тела умерших и опечатала дом.

Однако по слухам до сих пор, если подойти к дому ночью, то можно услышать крики несчастных жертв. А если заглянуть в окно, то можно увидеть покачивающийся на люстре труп несчастного обманутого мужа. Кто-то из знакомых Лисси даже клялся своим молочным зубом, что видел одним осенним вечером приплюснутое к окну страшное лицо призрака с кровавыми глазами, в которых светилась угроза.

Подобная загадка не могла не волновать азартную и любопытную Лисси, и, поспорив с подругой, она даже решилась пойти в полночь к заброшенному дому, чтобы проверить на практике, возможна ли встреча с потусторонним в интерьерах городского дома. Однако вылазка не удалась: Лисси была поймана за шкирку отцом, когда пыталась выбраться тайком ночью из дома и уронила в прихожей стойку с зонтиками. Девочка тогда была сильно наказана и сидела под арестом в своей комнате все выходные, общаясь с Хелли только с помощью языка глухонемых через окно.

ГЛАВА 10, в которой мы узнаем немного правды о Проклятом доме

Подруги повернули назад. Лисси взглянула на стоящий справа от гостиницы Проклятый дом. Однако теперь он не выглядел угрожающе. Напротив, Лисси показалось, что сам дом раскаивается в том, что напугал ее буквально пару минут назад. Дом стыдливо морщился потрескавшейся штукатуркой стен, прятал глаза-окна за ставнями и как будто говорил: «Ну пошутил, ну с кем не бывает? Что ж сразу визжать и бежать врассыпную?» Лисси неожиданно испытала теплое чувство симпатии и родства душ.

«Нет, что бы Хелли ни говорила, но Проклятый дом точно должен стать моей кондитерской», - подумала Лисси и сжала губы в твердую линию.

Хелли покосилась на Дом, на Лисси, потом, крепко взяв подругу под руку, потащила ее туда, куда влекло Хелли сердце. А именно в гостиницу, хозяйкой которой была ниссима Сайрена Трелуми.

Когда Ференц Трелуми, покойный муж ниссимы Сайрены, открывал гостиницу, она сверкала блеском отмытых окон и приветливо зазывала постояльцев взмахами кружевных белоснежных занавесок. В доме бурлила жизнь и веселье. Худенькая невысокая хозяйка, издалека производившая впечатление девочки, целый день крутилась по дому, бодро раздавая приказания служанкам и устраивая комфорт постояльцев. Молчаливого, но рукастого нисса Трелуми можно было постоянно увидеть то с молотком, то с отверткой в руках. А маленький Хельмут активно помогал родителям.

Но мужа ниссима Сайрена схоронила уже лет с десять назад. Хельмут вырос, уехал учиться в столицу да там и остался, сочтя содержание маленькой гостиницы в захолустном городишке недостойным его высокообразованной персоны, увенчанной шапкой бакалавра.

Так ниссима Сайрена осталась одна, ветшая вместе со своей маленькой гостиницей, но ни за какие коврижки не соглашаясь расстаться с домом, где каждая деталь хранила воспоминания о самых счастливых днях жизни женщины. Ее большие голубые глаза, уже начавшие обрамляться морщинками, любовно гладили взглядом предметы, с которыми она успела сродниться за долгую жизнь.

Вон там вешалка из оленьих рогов, которую купил ее муж и приделал при входе как украшение. Вот там в рамке наивная любительская акварель - рисунок ее маленького Хельмута. На столике вязаная скатерть, с которой обращаются, как с величайшей драгоценностью, – это воспоминание о матушке ниссимы Сайрены.

Оставшейся вдовой ниссиме Сайрене было уже трудновато поддерживать гостиницу в прежнем блистательном виде. Непредвзятый взгляд с грустью замечал следы упадка и нерачения прислуги: и выцветшие обои, и пятна на засаленных диванных креслах, и пыльные фикусы в углу. Одна пожилая служанка, которую ниссима Сайрена совестилась нагружать сверх нормы, не могла за всем уследить и все держать в прежнем виде. Чуть притупившееся с возрастом зрение хозяйки плохо замечало и паутину на потолке, и увеличивающиеся горы пыли, и настырные сорняки, которые пробивались между нежными розами в саду и палисаднике.

Шло время, оно, как художник, добавляло к изначальному портрету дополнительные штрихи: облик ниссимы Сайрены приобретал хрупкость, в огромных голубых глазах, раньше наполненных весельем и беззаботностью, теперь частенько гнездилась грусть.

Все чаще рассеянность заставала хозяйку врасплох прямо в гуще хлопот по хозяйству. Порой, спустившись в подвал с пустой кастрюлей в руках, ниссима Сайрена застывала на месте, напрочь забыв, зачем она сюда пришла, и грустно возвращалась назад, зачем-то прихватив из подвала ненужную ей банку консервированных слив.

Между тем хлопот по гостинице убавилось: в последнее время приезжих в Груембьерре стало гораздо меньше. Если раньше через городок пролегала оживленная дорога, и путешественники имели обыкновение останавливаться передохнуть на день-другой от тряской езды в карете, то построенная двенадцать лет назад железная дорога сильно проредила поток проезжающих по тракту. Теперь у ниссимы Сайрены проживало одновременно не более двух-трех постояльцев, и доходы едва покрывали расходы на содержание одной служанки, налоги и скромную жизнь самой хозяйки гостиницы.

Лисси частенько бывала в гостях у доброй ниссимы Сайрены, брала с собой и Хелли. Вот и сейчас они были приглашены к хозяйке гостинцы на чай.

Войдя в гостиницу, Лисси с Хелли увидели пустое маленькое лобби-ресепцию со старой потертой конторкой и колокольчиком для вызова персонала на ней. Полки за конторкой хранили в своих пыльных отделениях ключи, к сожалению, почти в полном количестве, за исключением, может быть, одного.

Лисси с Хелли переглянулись и грустно, с пониманием покачали головой. Дела у ниссимы Сайрены шли совсем не блестяще. Девушки не были озадачены отсутствием на своем рабочем месте хозяйки. Они знали, что найдут ее в маленьком саду позади здания, куда они и направились через второй выход, находившийся в глубине коридора.

Так и произошло. В беседке, увитой лиловым и белым клематисом, они обнаружили и саму хозяйку, и накрытый на троих стол.

- Лисси! Хелли! – обрадовалась ниссима Сайрена. - Как я рада вас видеть! Я ждала вас, девочки.

Лисси поставила корзинку на стол и достала оттуда большой сверток, из которого переложила в вазу свежевыпеченные булочки. Потом выудила оттуда баночку с вареньем.

- Вишневое! Мое любимое! – расцвела ниссима Сайрена. - Но, Лисси, милая, ты же совсем избаловала меня. То булочки, то трубочки с кремом, то пирожки.

- Ну мне же надо тренироваться на ком-то, - смутилась Лисси.

- Ты можешь тренироваться на мне сколько угодно, - с улыбкой махнула рукой ниссима Сайрена. - Я с удовольствием поработаю твоим подопытным кроликом, девочка. Сходи, Хелли, на кухню, милая, и принеси чай. Чайник должен быть горячим. Если я, конечно, не перепутала и не поставила на примус вместо чайника сковородку. Но ты, я думаю, разберешься. А коробочка с чаем… Боже, куда же я ее дела? Может, я оставила его в лобби, когда меня позвал туда звонком почтальон?..

- Она стоит вон там, около качалки, - показала Хелли рукой на зеленые заросли, в которых красовалась жестяная банка с яркой картинкой на боку.

ГЛАВА 11, в которой напоминается, как часто в жизни разные люди в одни и те же слова вкладывают совершенно противоположный смысл

- Кажется, кто-то звонит? – заметила Лисси. - Вы слышите звонок, ниссима Сайрена?

- Неужели клиент? – поразилась хозяйка и поспешила в дом.

Девочки, забрав со стола поднос с чашками, чайником и сладостями, пошли вслед за ней, причем Хелли все время бурчала под нос о разных легкомысленных девицах, которые сами ищут себе проблем на пятую точку.

Когда Лисси и Хелли отнесли посуду на кухню и прошли на ресепцию, ниссима Сайрена уже вела разговор с какой-то важной дамой. Девушки остановились, сделали книксен, не удостоились ответного кивка и стали с любопытством слушать продолжение разговора хозяйки гостиницы и потенциальной клиентки.

Дорого одетая ниссима выглядела явной столичной штучкой, поэтому неизбалованные законодательницами мод девушки смотрели во все глаза, насколько приличия позволяли эти самые глаза таращить.

Сухощавая, если не сказать тощая, немолодая, хоть и отчаянно молодящаяся дама была затянута в платье, которое сидело на ней в облипку, вызывая у Лисси отдаленные ассоциации с чем-то то ли из животного мира, то ли из мира насекомых.

- Отряд беспозвоночных, вид кольчатых, - тихо шепнула Хелли, которая обычно думала на одной волне с подругой.

- Или круглых, - согласилась шепотом Лисси, и невинно открыла глаза в ответ на недовольно сощурившуюся на нее даму.

- Зато какая шляпенция! – причмокнула Хелли.

- Просто отпад! – согласилась Лисси, использовав жаргонное словечко, подслушанное у горничной и за которое ее однажды в детстве лишили похода в парк с каруселью.

Шляпа была действительно выдающейся. Такие шляпки только недавно вошли в моду, о чем категорично свидетельствовал женский журнал, ежемесячно получаемый семьей Меззерли. Задние поля шляпки утопали в каскаде перьев – голубых, фиолетовых и аквамариновых, - которые свешивались на спину и при ходьбе, покачиваясь, создавали эффект вздымающихся и опадающих морских волн, среди которых подрагивали золотые рыбки. Да, шляпа была не просто отпадной, она сбивала с ног, как приливная волна, она, как цунами, уносила сознание случайной зрительницы сего великолепия прочь на многие мили от берега благоразумия и выкидывала жертву только у порога шляпного магазина, где той ничего не оставалось, как потратить все имеющиеся в наличие деньги на это произведение дизайнерского искусства. Хотя, как слышала Лисси, сделать это было очень и очень непросто, поскольку число жаждущих приобрести сей аксессуар превышало количество выпускаемых шляпок.

И вот теперь они имели честь воочию лицезреть перед собой эту практически сошедшую со страниц журнала редкостную жар-птицу, непонятно каким ветром занесенную в их захолустный городок.

Впрочем, ниссима Сайрена отнюдь не разделяла восторг девушек и косилась на модную шляпку с недоверием, если не сказать отвращением, явно считая подобную моду чересчур экстравагантной. Она смотрела снизу вверх на гостью, и ее голубые глаза выдавали недоумение.

- То есть вы хотите, ниссима, - мягко уточнила хозяйка гостиницы, - чтобы я предоставила вам комнату…

- Не просто комнату, - высокомерно перебила ее гостья, - а лучшую комнату. Выходящую на юг. Желательно, чтобы там был балкон… Я должна каждый день в определенное время по назначению врача принимать солнечные ванны лица. Да и для моих этюдов мне необходимо естественное освещение. Еще мне нравится, когда в номере каждый день меняют цветы. Это так изящно. И к тому же…

- И такую комнату вы требуете предоставить вам бесплатно… - продолжила мягким голосом ниссима Сайрена.

- Не бесплатно, а на условиях взаимовыгоды, - строго поправила гостья, покачав головой, отчего рыбки на ее голове запрыгали в голубых волнах. - Как я уже говорила, я являюсь известной журналисткой, которая ведет постоянную колонку в журнале «Шаг в мир»…

- Не слышала… - вставила ниссима Сайрена.

- …крайне популярного в кругу аристократов, - недовольно закончила фразу гостья, всем своим видом показывая, что не уверена в причастности присутствующих к вышеозначенным сливкам общества.

- Прошу прощения, - все также мягко возразила ниссима Сайрена, - но я не улавливаю для себя выгоды размещения постояльцев без оплаты. Может, вы просветите меня?

- О Господи! – сказала гостья и закатила глаза. - Но это же лежит на поверхности! Я поживу у вас пару недель или, может, месяц…

- Сколько? – удивилась ниссима Сайрена.

- Мне сложно заранее оговаривать сроки, - поморщилась гостья. - Мы, люди творчества, привыкли действовать исходя из интуиции, повинуясь капризам воображения, инспирации, которая вдруг может нахлынуть на нас, подобно морскому приливу, подхватить нас, подобно морскому бризу, и унести…

- Значится, в журнале колонку ведете? – чуть более мрачным тоном уточнила ниссима Сайрена, не упоминая, что в некотором роде является коллегой столичной дамы.

- Да, - поджала губы перебитая гостья. - Так вот. Если, прожив в вашей гостинице некоторое время, я сочту это место достойным, то я напишу в своей колонке, что останавливалась здесь. Может, даже укажу пару любопытных деталей… - тут гостья оглянулась в поисках этих деталей и снова поморщилась, видимо, усомнившись, что прибитые к стене рога и прабабушкина скатерть смогут стать оными.

- Давайте проясним ситуацию, - снова попыталась свести разговор к конкретике ниссима Сайрена. - Вы хотите бесплатно жить в моей гостинице, бесплатно завтракать в течение месяца и…

- Мне подойдет не каждая комната. А на завтрак…

- Пользоваться лучшей комнатой, услугами горничной, и все это в обмен на то, что вы, может быть, черкнете пару строк в своей колонке в каком-то журнале, о существовании которого не подозревает ни один житель нашего города, а возможно, и всей страны?

- В ваших устах это звучит просто… - возмутилась гостья, - просто…

- Прямолинейно?

- Оскорбительно. Искаженно. И недальновидно. Да вы знаете, какие гостиницы уговаривали, да нет, просто на коленях умоляли меня пожить хоть немного ради того, чтобы я удостоила их чести упомянуть в своей колонке? В современном мире это гарантированный путь к известности, путь к славе, наконец.

ГЛАВА 12, в которой приведена яркая иллюстрация сказочного посыла «пойди туда, не знаю куда»

Хозяйка гостиницы и Хелли переглянулись и, как только Лисси и гостья в шляпке скрылись за дверью, не сговариваясь, ринулись к выходу. Там они слегка замедлили шаг, сделали несколько глубоких вдохов и степенно вышли на крыльцо. Потом обе облокотились на поскрипывающие перила и проявили стойкое намерение наслаждаться видом на Каштановый бульвар и центральную площадь до полного опупения.

Право, художник, которому посчастливилось бы увидеть эту сцену, смог бы на ее основе создать полотно, достойное быть помещенным в Центральный музей искусств Вайтбурга. В эти минуты ниссима Сайрена и Хелли были чрезвычайно похожи. Ярко вспыхнувшее любопытство подарило им одинаково лукавый прищур сияющих глаз, заострило носики и притушило морщинки на лице немолодой ниссимы. Гипотетический художник мог бы решить, что ему позируют две родственницы. Тетя и племянница. Мать и дочь. Да что там! Кузины! Две подруги, случайно, как бы он мог предположить, ну абсолютно случайно вышедшие подышать воздухом.

- Так оскорбить меня, - долетел до слуха ниссимы Сайрены и Хелли пронзительный голос еще не оправившейся от возмущения журналистки.

Дама яростно потрясла головой, и Лисси кинула жалостливый взгляд на золотых рыбок, которые задергались, как в приступе эпилепсии.

- Поразительное скудоумие и отсталость, - продолжила ворчать столичная дама. - Да разве она не поняла, кто я такая?!

Тут дама взглянула на Лисси, подозревая, что до той тоже могло всецело не дойти понимание величия персоны, которую девушка имеет честь сопровождать, но Лисси сделала восхищенное лицо и закивала головой, как болванчик.

- Как я с вами согласна! Ну как согласна! – с энтузиазмом сказала она, преданно выпучивая глаза.

- Ну да Бог с ней, - махнула рукой журналистка, чуть смягчаясь.

- А это весь ваш багаж? – спросила Лисси, указывая на саквояж в руках дамы.

- Да что ты! Багаж на вокзале под присмотром начальника станции. Да-да, я потребовала, чтобы сам начальник станции взял на себя ответственность за его хранение. У меня там одни шляпы уже тянут на баснословную сумму. А в саквояже самые ценные и необходимые мне как журналистке вещи. А что?

- Нет, ничего, - скромно ответила Лисси и прикинула на взгляд, что саквояж довольно тяжелый.

- Скажи, милочка, а до гостиницы отсюда идти далеко?

- Нет, что вы, она отсюда в двух шагах, - чистосердечно сказала Лисси, ничуть не погрешив против истины. - А вы знаете, уважаемая ниссима, я тоже собираюсь открыть в нашем городке кондитерскую и…

- Здесь? Кондитерскую? – с презрительным недоумением поинтересовалась столичная знаменитость.

- Да, и вот если вы могли написать обо мне в своей статье…

- Лавками и забегаловками не занимаюсь, - отрезала журналистка.

- Жаль, очень жаль, - кротко сказала Лисси.

Глядя на ее наивную мордашку, залетная гостья даже не могла представить, что своим отказом она подписала себе окончательный приговор, не подлежавший никакому пересмотру.

- Давайте я покажу вам наши достопримечательности, пока мы идем к гостинице, - предложила Лисси и широким жестом обвела лежащую перед ними площадь.

- Милый городишко, - сквозь зубы процедила журналистка, осматривая ряд запыленных деревьев.

- Это наша центральная площадь, - приглашающе махнула рукой Лисси, указывая на фонтан напротив особняка мэра, и повела за собой ничего не подозревающую туристку.

В этот жаркий час даже струи фонтана казались вялыми и поникшими. Листья каштанов грустно шелестели, как будто просясь окунуться в прозрачную воду, стоящую в каменной чаше, которую облепили полусонные голуби. Редкие облачка лежали на раскаленных черепичных крышах высушенными клочками ваты.

Журналистка аккуратно промокнула бисеринки пота над верхней губой краем кружевного платочка и, послушно потрусив за своей вожатой, без всякого интереса взглянула на трехэтажный желтый особняк градоправителя.

- Старый провинциальный стиль, - резюмировала она.

- Там дальше банк, - продолжила рассказывать Лисси голосом доморощенного гида, - и вы даже себе не представляете, какой у нас в Груембрьерре замечательный банк. Вот не далее, как в прошлом месяце…

Девушка оглянулась на застывших на крыльце зрительниц, еще раз подмигнула им и повела свою жертву дальше по улице.

Ниссима Сайрена с улыбкой проводила взглядом уходящую вдаль по улице парочку: жизнерадостно размахивающую руками Лисси и ее спутницу, демонстрирующую королевскую осанку и ледяное высокомерие, которое постепенно начинало таять по мере увеличения градуса летней жары.

- Ох что будет! – сдавленным от смеха голосом еле смогла проговорить Хелли.

Ниссима Сайрена успокаивающе погладила перевозбужденную Хелли по предплечью, и в дальнейшем они наслаждались представлением молча.

Они обе сожалели, что не обладают ни феноменальным слухом, ни хотя бы специализированным амулетом, чтобы услышать разговор столичной дамы и ее сопровождающей. Хотя и без звука картина, разворачивающаяся перед их глазами, поражала своей живописностью и мастерством игры главной актрисы.

Лисси водила приезжую ниссиму по всей площади, мечась от здания к зданию. Она остановилась перед парфюмерной лавкой и начала что-то долго рассказывать подневольной слушательнице, сопровождая свою речь крайне экспрессивными жестами, а время от времени даже разыгрывая целую пантомиму.

Ни Хелли, ни уж тем более ниссима Сайрена и предположить не могли для чего, рассказывая о месте, где продают духи и мази, нужно изображать гориллу или стрелять из воображаемого ружья. Зачем хвататься за сердце? Хотя последнее все же как-то могло поддаться объяснению. Возможно, Лисси хотела сказать, что поклонник той ниссы или ниссимы, которая подушится дивными духами ниссимы Мальди, будет сражен в самое сердце? Или же, напротив, отдаст богу душу, едва нюхнув отдушку из одуванчиков? Хм. С Лисси было возможно если не все, то многое.

Закончив представление перед одной витриной, девушка цепляла спутницу под локоток и перемещала ее к следующей. При этом траектория ее передвижений по площади была до того хаотичной, а жесты Лисси столь размашисты и непредсказуемы, что через двадцать минут после начала экскурсии стало понятно, что сознание залетной гостьи, должное погрузиться в глубины местных достопримечательностей, начало тонуть и уже, кажется, идет ко дну, не справившись с объемом выдаваемой ей информации. И если вначале ниссима в шляпке еще пыталась трепыхаться и что-то уточнять, то постепенно скорость, количество и интенсивность ее реакций на внешние раздражители сошли на нет.

ГЛАВА 13, в которой Кекс заводит близкое знакомство с рыбками

- Разумеется, графиня Телборн, - соглашался нисс Дрэггонс.

- Полностью полагаюсь на ваш вкус, - уверял он.

- Уверен, опыт столичной жизни подскажет вам наилучшее решение этого вопроса, - ловко увиливал мэр Груембьерра от возможности высказать свое мнение.

Уинтер полчаса билась, пытаясь вытянуть из этого чрезвычайно достойного нисса его представления об устройстве ежегодной Груембьеррской ярмарки. Единственное, что ей удалось уяснить к концу разговора, - это то, что чем меньше требуют от нисса Дрэггонса участия в подготовке этого события, тем оно, по его мнению, идеальнее. А уж когда графиня берет на себя основные расходы по организации ярмарки, а доходы от ее проведения идут в городской бюджет, то ярмарка уверенными шагами стремится к получению звания события-мечты.

- Но вы хотя бы можете сообщить мне предполагаемое количество навесов и их ориентировочные размеры, а также характер предлагаемой на ярмарке продукции? - сделала Уинтер последнюю попытку узнать хоть что-нибудь конкретное.

- Разумеется. Как же иначе. Ярмарочный комитет составил для вас подробный перечень. Поскольку он занимается выпуском и распространением билетов, то естественно, что именно его представители смогли сделать это наилучшим образом, - произнес мэр, с явным трудом вынул свои округлые формы из кресла и протянул графине лист бумаги, который мял в руках с самого начала встречи.

Уинтер взяла лорнет, пробежала взглядом по списку и удивленно заломила брови.

- Планируется продажа продукции из окрестных деревень? - озабоченно уточнила она. - Я признаться думала, что товары подобного рода продаются осенью, когда закончен сбор урожая, и на специализированных ярмарках. Которые гораздо крупнее. Поймите меня правильно, я не против, но в этом случае мне необходимо подготовить другую площадку. Лужайка под окнами моего дома не предназначена для продажи скота, птицы, мяса и больших объемов овощей и фруктов…

- Что вы! Что вы! - поспешил успокоить графиню мэр. - Подобные ярмарки длятся по несколько дней и проводятся регулярно начиная с конца лета и до середины осени. На местных рынках и площадях. Это не наш случай. Не волнуйтесь.

Мэр вынул большой кипенно-белый платок, неторопливо промокнул испарину, обильно выступившую на лысине, и продолжил объяснение:

- Тогда как на ярмарку, проводимую сейчас, в честь Летнего Коловорота, приедут мастера и мастерицы. Резьба по камню, дереву, вязаные вещи. У вас нет кружевной шали из Груембьерра? О! Это большое упущение! Обязательно присмотрите себе что-нибудь. Моя дочь регулярно приобретает себе обновки такого рода. Поверьте: Груембьеррское кружево ничуть не хуже, чем итрайское. А если сравнить по цене, так и вовсе значительно, значительно лучше.

- Непременно воспользуюсь вашим советом, - поблагодарила Уинтер мэра, продолжая изучать переданный перечень. - Итого, необходимо расположить двенадцать крупных навесов и двадцать семь навесов поменьше. Все верно?

В ответ на столь невинный вопрос флегматичное и до той поры довольно скупое на проявление эмоций лицо мэра отобразило столь сложную гамму чувств, что графиня залюбовалась. Круглый, еще недавно гладкий лоб мэра пересекли глубокие рытвины продольных и поперечных морщин, лоснящиеся щеки побледнели, полные, мясистые губы сжались в тонкую линию, а в глазах отразилась нешуточная внутренняя борьба. Было похоже, что ниссу Дрэггонсу очень хочется утаить какую-то информацию и подтвердить, что расчеты графини верны, и даже совесть его не возражает против этого поступка, но… Но вот только разум робко предлагает не потворствовать своим желаниям и ясно показывает, что если мэр сейчас смолчит, то потом это ему аукнется значительным неприятностями. Внезапными, непредсказуемыми и неизбежными.

Спустя пару секунд нисс Дрэггонс доказал, что недаром занимает высокий и ответственный пост столь долгое время. Он способен услышать тихий голос разума даже в гомоне чувств и эмоций.

- Двадцать восемь навесов поменьше, - обреченно признался мэр.

- Кого-то забыли учесть?

- Не забыли, - красивый звучный голос мэра впервые с начала разговора дрогнул.

- Вы хотите сказать, намеренно не учли?

- Что вы! Вы все не так поняли! - мэр попытался было убедить в непредвзятом отношении к оставшемуся неучтенным участнику то ли графиню, то ли себя. - Просто последний билет приобрела Фелиция Меззерли.

Рот мэра перекосило как от зубной боли.

- И? - поторопила собеседника Уинтер.

- На тот момент у нее не было лицензии на торговую деятельность. Точнее заявку на приобретение лицензии и покупку билета она осуществила в один и тот же день, но поскольку лицензия оформляется значительно дольше, то на момент составления списка лицензия еще не была выдана, - постарался выкрутиться мэр, чувствуя, что сам запутывается в этом клубке силлогизмов все больше и больше.

- Но ведь вы говорили, что в ярмарке может принять участие любой горожанин! А теперь вдруг выясняется, что только те, у кого есть лицензия.

- Дражайшая графиня, в ярмарке действительно может принять участие любой гражданин, даже не имеющий лицензии, просто в этом случае он будет предлагать свои товары с лотка, а горожане, имеющие лицензию, могут рассчитывать на обустроенный навес, - выкрутился мэр, просиял от облегчения и снова промокнул выступивший пот.

- Господи, как все сложно! Вы хотите сказать, что кроме двенадцати крупных навесов и двадцати восьми навесов поменьше товары будут выложены и на лотках? А сами лоточники будут сновать среди посетителей? И каково же ориентировочное число представителей этой категории?

- Да кто же может знать? Они проходят на общих основаниях, по билетам простых посетителей. Мы их сроду не учитывали.

- Хорошо, а примерное количество посетителей вы можете сказать?

- Я передам председателю ярмарочного комитета ваш вопрос, и он предоставит вам информацию за последние годы.

- Буду премного вам благодарна.

Мэр в очередной раз прошелся платком по заблестевшей лысине. Раздался легкий скрип приоткрывшейся двери, и в гостиную, цокая когтями по паркету, вторгся Кексик. Фыркнул, проходя мимо кресла и расплывшегося в нем, как сдобное тесто в миске, нисса Дрэггонса.

ГЛАВА 14, в которой производится жестокий эксперимент, к сожалению, увенчавшийся успехом

- Ты мешай, мешай, не останавливаясь! – приказала Лисси и ткнула в Хелли ложкой, с которой в кастрюлю сорвалось несколько млечно-желтых капель.

- Я мешаю, - жалобно пропищала Хелли и снова принялась энергично взбивать белки с сахаром.

- Взбивать до пиков, - строго напомнила Лисси.

- До пик на ограде моей могилы, - огрызнулась Хелли и потрясла отваливающейся рукой. - Вот было бы хорошо, - замечталась она, - если бы была такая магическая мутовка, которая сама бы взбивала. Ты ей сказала, что делать, и она принялась за работу.

- Как говорит мой отец, - наставительно заметила Лисси, методично помешивая варево в огромной кастрюле, - мечты и денежки по разным тропкам гуляют.

- Но ты же свою мечту собираешься воплотить в материальном вознаграждении, - возразила Хелли, - или нет?

- Я попытаюсь, - кивнула Лисси и подула на челку, которая выбилась из-под колпака, скрывавшего ее рыжие кудри. - Отец говорит, что все мечтатели и изобретатели в основном оказываются нищими, а плодами их открытий пользуются предприимчивые дельцы. Не знаю, мне кажется, это не всегда так. Я, по крайней мере, попытаюсь заработать на своем увлечении.

- Но для тебя ведь деньги не самоцель, да, Лисси?

- Ты права, не самоцель, - поколебавшись секунду, согласилась Лисси. - Даже если я не особо заработаю на своей мечте, то все равно буду заниматься любимым делом. А не пешеходные переходы для лягушек строить, - презрительно добавила она.

- Ну, может, Роззи в лягушек влюблена или ратует за их гражданские права и свободы, - пожав плечами, заметила Хелли.

- Да-да, - иронично поддакнула Лисси, - и после прошлого собрания одна такая лягушка ее до дома провожала. «Ах, Роззи! Вы такая энергичная девушка! Вы так любите животных!»

- Лягух-то хоть симпатичный был? – заинтересовалась Хелли.

- Да жаб типичный – толстый и на лице прыщи, - пожала плечами Лисси.

- И как это ты умудрилась все разглядеть?

- Да я совершенно случайно… ну вот, не поверишь, абсолютно случайно сидела в кустах боярышника около дорожки…

- Он же колючий, - поежилась Хелли.

- На какие жертвы только не пойдешь ради счастья любимой сестры, - вздохнула Лисси и возвела очи в ясное голубое небо, по которому плавали взбитые сливки ранних утренних облаков.

- Ну и что Роззи?

- О! Как начала разливаться соловьем: «Ах, животные такие милые, нисс Жаброквакин! Лягушечки все такие милипусенькие-пупусенькие! Если лягушонка на руки взять, он весь такой симпатичненький-рассимпатичненький! Так и хочется его расцеловать. Я их буквально обожаю!»

- А ты?

- А я… При чем тут я? Тут в кустах как квакнет! И на Роззи лягушка прыгнула! Она как завизжит: «Ах, лягушка! Уберите от меня эту гадость! Снимите с меня эту мерзость!» И начала скакать, кричать, как ненормальная, и каблуками топать на ни в чем не повинное животное. К счастью, лягушка смогла спасти свою зеленую задницу, ретировалась в траву и избежала страшной смерти. Короче, Хелли, двойные стандарты, лживость и лицемерие разъедают средние классы.

Хелли хихикнула и согласно кивнула.

- Ты лягушку-то где нашла? – спросила она через минуту.

- Пришлось на пруд ходить, - тяжело вздохнула Лисси. - Самую бородатую выбрала.

Хелли только сочувственно кивнула и с новым энтузиазмом принялась за взбивание.

Летняя кухня, на которой Лисси и Хелли занимались своей стряпней, находилась в глубине сада в зарослях отцветающего жасмина. Плита, столы и стулья – все было усыпано облетевшими с веток цветами, и Лисси приходилось время от времени выуживать белоснежные лепестки из плошек и кастрюль.

Собственный уголок для стряпни у Лисси появился осенью, после ремонта на кухне. Лисси умолила отца не выбрасывать старую плиту, и тяжеленная древность переместилась в сад вместе с колченогим изрезанным столом и списанными инвалидами-стульями, которые Хелли и Лисси притащили с чердака. Плиту приходилось долго разжигать, она страшно чадила, но Лисси была в восторге от того, что у нее появилась собственная кулинарная мастерская. Отец чуть ли не обещал построить над кухней навес, но Лисси решила, что в скором времени у нее появится своя кондитерская, поэтому на семейном совете было решено не тратить деньги попусту.

К счастью, погода этим летом стояла просто изумительная. Вот и сегодня солнце ласково целовало раскрытые розовые и бордовые сердца пионов и скакало веселыми солнечными зайчиками по ровному зеленому газону. Издалека доносились крики ласточек и стрижей, а разноцветные бабочки кружились, как пьяные, над россыпью маргариток и анютиных глазок.

- Так, ну все, у меня сыр растворился, - решительно заявила Лисси. - У тебя как?

- Вот! – гордо продемонстрировала Хелли результат своего адского труда. - Пойдет?

- Просто замечательно! – похвалила ее начальница. - Считай, что экзамен на кондитера тобой пройден.

- Кондитер – это, конечно, Лисси, хорошо, - с сомнением произнесла Хелли, - но ты что-то упоминала насчет белого фартука и, замечу в скобках, не просто, а с кружевами. Так могу я…

- Можешь, Хелли, можешь, но только после того, как наш финансовый корабль стронется с мертвого якоря. А покамест весь персонал нашей лавки ограничивается находящимися здесь персонами. Поэтому ты можешь обращаться в профсоюз отставной козы барабанщиков, махать у меня перед носом существующим только в твоем розовом воображении контрактом или даже взывать к моей совести – что кажется мне абсолютно бессмысленным за отсутствием оной - но пока дело у нас не выгорит…

- Или прогорит…

- Или прогорит, - хладнокровно согласилась с подругой Лисси. - Так вот, до момента триумфа или же окончательного провала нам обеим, подчеркиваю, нисса Мауэр, обеим, придется засучивать рукава и работать, как рабам на галере.

- Ну и ладно, - ничуть не огорчилась Хелли. - Остаюсь на твоей галере. Все равно на тебя работать приятней и веселее, чем на доктора Ивилса. От тебя по крайней мере карболкой не пахнет. Хотя ты и деспот.

ГЛАВА 15, в которой фантазия Шака расправляет крылья

Яркие солнечные лучи, врываясь в распахнутые окна, расчертили гостиную светлыми полосами, в одну из которых попало солидное кожаное кресло. На фоне обивки благородного коричневого цвета выделялась ярко-желтая кружевная салфетка, криво сползшая со спинки на сиденье. Композицию дополнял худощавый молодой человек, притулившийся на подлокотнике.

Шак пристально смотрел на друга. Было очевидно, что Сай зачитался очередной книгой и, погрузившись в текст, не замечает, куда он сел и кто находится рядом. Из мира знаний в мир реальности его не мог вывести ни шум строительства, врывающийся в окна столь же плотным потоком, как и солнечный свет, ни сам Шак, окликнувший друга вот уже в четвертый раз. Отчаявшись дозваться приятеля, он подошел и бесцеремонно захлопнул фолиант, чуть было не прищемив кончик аккуратной косицы чтеца.

- Мне нужен твой совет! – произнес Шак, четко проговаривая слова и старательно артикулируя.

Сай несколько раз моргнул, с видимым трудом сфокусировал взгляд на физиономии товарища, вздохнул и уточнил:

- Тебе? Совет? От меня?

- Да!

- Вчера ты уже высказывал подобную просьбу.

- И?

- После того как я два часа распинался, описывая все преимущества и недостатки возможных решений, ты выбрал, с моей точки зрения, наименее удачное. Зачем мне сотрясать воздух, если ты все равно сделаешь по-своему?

- Чтобы я понял!

- Что?

- Чего именно я хочу и почему я хочу именно этого!

Сай помолчал несколько мгновений, усмехнулся и сдался, обреченно покачав головой.

- Ладно. Допустим. Какой именно вопрос ты пытаешься решить сегодня?

- Расположение навесов на лужайке!

Сай непонимающе моргнул.

- Все же уже обговорено, - удивленно протянул он и, прислушавшись к веселому перестуку, доносившемуся из окон, добавил: - И даже принято к исполнению.

- Не обращай внимания! – отмахнулся Шак. – Устанавливают каркасы для двух первых навесов. Так что еще не поздно изменить все остальное!

- Зачем? – полюбопытствовал Сай.

- Чтобы не обрекать себя и всех посетителей ярмарки на предсказуемость, обыденность и, в конечном счете, скуку! – воскликнул Шак, тряхнув головой, от чего густая челка занавесила его глаза.

Молодой человек раздраженно откинул волосы одной рукой, а второй протянул другу лист бумаги, густо испещренный линиями. Затем продолжил уже гораздо спокойнее:

- Взгляни! На первом листе схема расположения, по которой сейчас работают плотники.

- И? – поторопил друга Сай. Он все еще не понимал, каким образом четыре столбца квадратиков могут погрузить его в уныние и хандру.

- Ты только вглядись в это убожество! В эти отвратительно ровные ряды! Это же предсказуемо! Это же полное отсутствие фантазии! В этом же нет никакой изюминки! Зайди на любой рынок в первом попавшемся городе и увидишь, что все лавки расположены точно так же! Все! Везде!

- Возможно, в этом есть смысл? – Сай попытался осторожно намекнуть другу на очевидное. – Это, по меньшей мере, удобно.

- Это приземленно и скучно! – не захотел прислушиваться к голосу разума Шак. – В этой жизни должно быть место для фантазии! В ней должны случаться неожиданности! Смотри!

Из-за пазухи он жестом фокусника вынул второй листок и с триумфальным видом протянул его другу. Сай с трепетом взял детище Шака, поправил очки и вгляделся в представленную на его суд схему.

На листе небрежной рукой были разбросаны двадцать восемь маленьких квадратиков и двенадцать квадратов побольше. Кое-где квадратики теснились плотными группками, местами зияли солидные проплешины, в левом углу горделиво красовался то ли неудавшийся кружок, то ли вполне приличный овал. Сай ткнул в него пальцем и поинтересовался:

- Что это?

Шак бросил взгляд на схему и, небрежно отмахнувшись, пояснил:

- А это балаган.

- Балаган? На ярмарке? Очень свежо, а главное неожиданно, - усмехнулся Сай.

- Никогда! Слышишь? Никогда не стоит отказываться от проверенных временем приемов в погоне за оригинальностью! – прогромыхал Шак, воздев указательный палец к потолку, затем сделал лицо попроще и добавил нормальным голосом. - Да ладно тебе. Эти артисты здесь на каждой ярмарке выступают. Я узнавал. Это для них единственный заработок. Что - нам клочка лужайки жалко, что ли?

Сай потер переносицу, поправляя очки и скрывая улыбку. Ему вдруг очень ярко представились утомленные посетители ярмарки, блуждающие в лабиринте хаотично расставленных навесов в поисках вожделенного выхода. Сай моргнул, отгоняя видение. Он прекрасно осознавал, что ни площадь лужайки, ни количество навесов, ни их размеры не позволят соорудить хоть сколько-нибудь сносный лабиринт. Как ни расставляй квадратики, как ни группируй их вокруг кружочка, вся лужайка будет как на ладони. Так что вполне можно позволить другу этот полет фантазии. Чем бы дитя не тешилось, как говорится, лишь бы не вешалось. На Сая.

Шак тем временем не унимался, он подбежал к окну, высунулся из него наполовину и продолжал убеждать:

- Ты только посмотри! Посмотри! Отсюда, к слову, чудесный вид! Вон те два каркаса почти закончили, но их так и оставим. Я их так и нарисовал на этих же местах, но остальные!.. Их непременно нужно не в линию! Непременно! Ну скучно же, когда все в жизни по линии!

Сай переместился к окну и с улыбкой наблюдал за тем, как горячится друг. Тот продолжал доказывать свое мнение, хотя с ним никто не спорил, вертел головой, размахивал руками и вдруг застыл в неловкой и нелепой позе.

Сай проследил направление его взгляда и увидел, как к крыльцу особняка направляется чрезвычайно колоритная парочка: невысокий кругленький мужчина, в котором Сай опознал мэра славного городка Груембьерра, и необычайно хорошенькая нисса, вся в бело-розовых кружевах, больше всего похожая отсюда на фигурку из сахарной мастики для торта.

- Совершенство! – простонал забытый Шак прямо в ухо. – Кто эта фея? Она безупречна! Я должен с ней познакомиться!

ГЛАВА 16, в которой почти все герои занимаются математическими расчетами

- Что произошло, что случилось? – вопрошала Оливия, взяв мэра под локоток. – Какие несчастья обрушились на город, что такой важный и занятой человек, как вы, оставил свое рабочее место и примчался в этот дом?

- Ничего страшного, - успокоил ее обильно потеющий нисс Дрэггонс. – Это мой долг – всецело заботиться как о хлебе насущном, так и о зрелищах, остро необходимых нашим гражданам. Одним словом – ярмарка, ниссима Кернс, ярмарка, будь она неладна. Кое-какие штрихи, последние дополнения, которые я обязан лично донести до ее сиятельства.

- Что вы! Разве стоило утруждать себя таким образом?! – вскричала ниссима Кернс. – Вы буквально горите на работе! Не щадите себя!

Мэгги несколько ревниво взглянула на ниссиму Кернс. Ей совсем не понравилось, как эта тощая швабра интимно брала ее отца за локоток. Да и дифирамбы, расточаемые ее отцу, тоже не нашли у Мэгги душевного отклика. А сказочно красивая шляпка с орхидеями вызвала неконтролируемый прилив зависти. «Вот сушеная рыба!» - подумала Мэгги, злобно посмотрев на ниссиму Кернс, которая как будто ее не замечала.

Однако напряжение не успело сгуститься, поскольку раздались легкие шаги графини, звонкий лай Кекса, и две вежливые фразы спустя ниссима Кернс была нейтрализована. А когда в холле появились два молодых человека, то и морщинки на носике Мэгги разгладились.

Мэгги представили графине, графиня представила девушке молодых людей, а затем хозяйка дома удалилась с мэром в кабинет, выразив надежду, что молодые люди отдадут долг гостеприимства и займут юную гостью на то время, что потребуется старшим для обсуждения всех организационных вопросов. Молодые люди были в восторге от возложенной на них миссии и рвались ее исполнить. Энтузиазм Шака был особенно заметен.

Ниссима Кернс с завистью посмотрела на Мэгги, которая мило розовела под пристальным взглядом Шака, хмыкнула, резко развернулась и удалилась в глубь дома, сердито вколачивая каблуки в паркет.

- А давайте прогуляемся? – бодро спросил Шак, когда мать Сая удалилась и он смог вздохнуть свободнее.

Лакей открыл дверь перед молодыми людьми.

- С радостью! – не менее бодро поддержала Шака Мэгдала, выходя из дома.

Она покосилась на молодого человека, предлагающего ей локоть, и осталась довольна увиденным. С близкого расстояния объект охоты оказался не хуже, чем с дальнего. Целый племянник графини из родовитой и богатой семьи. Высокий, статный… Ах, как небрежно откидывает он назад свою челку и смотрит на нее. Его друг, конечно, не идет ни в какое сравнение. Удивительно, что такой знатный красавчик выбрал себе в друзья невзрачного сморчка. Может, пригласил знакомого погостить из жалости? Что-то парень выглядит бледным. Книжный червь? Прогрызающий путь к верхним слоям общества сквозь гранит науки? Или он болен? Да, странная дружба, подивилась Мэгги. С другой стороны, какое ей-то дело? Мэгги пожала плечами и повисла на руке Шака, обозначив свой выбор.

Шак принял груз, не дрогнув, и тут же запустил взгляд в декольте спутницы. Что он там увидел, шагающий рядом с другом Сай так и не понял. Вырез на платье у гостьи был более чем скромных размеров, к тому же утопал в ворохе кружева и оборок, но друг продолжал ввинчивать взгляд в этом притягательном направлении, надеясь, судя по всему, добуриться до желанных видов.

- Ах, - прощебетала Мэгги, легким румянцем выдавая, что интерес спутника от нее не укрылся. – Вы ведь недавно из столицы?

- Не так уж и недавно, - отрапортовал Шак, бережно, словно сахарную куколку, ведущий девушку со ступенек на лужайку. - Мы прибыли сюда больше недели назад.

- Вам, наверное, у нас безумно скучно?

- Ну, - замялся неспособный ко лжи Шак, – не сейчас. Не в столь интересной компании.

Мэгдала счастливо рассмеялась, рассыпав хрустальный смех по аллее, в которую направилась вся компания.

- Вы лукавите, - пропела она, мило надув губки. – Я наверняка кажусь вам необычайно скучной провинциалкой!

- Провинциалкой – да, - не смог утаить правду Шак. - Скучной – нет.

Мэгги чуть замедлила шаг и закусила нижнюю губу, не зная, обидеться ей на прозвище провинциалки или посчитать себя польщенной тем, что она не показалась скучной такому блистательному кавалеру.

- И что же заставило вас покинуть Вайтбург и приехать в нашу глушь? – спросила она.

- Э-э-э, - попытался отмолчаться Шак, но проклятие Агнесс не оставило ему шансов, и он признался: – Любовь.

- Любовь? – удивилась девушка и вскинула тонкие бровки. – Вы так любите графиню?

Шак судорожно хапнул воздух и закашлялся.

- Э-э… - только и смог выдохнуть он вместе с кашлем.

- Это так трогательно, - продолжала развивать свою мысль нисса Дрэггонс. – Редко можно встретить такие искренние и чистые отношения.

- М-м-м… - промолвил порозовевший в свой черед Шак.

- Я прямо почувствовала, как у вас дома в воздухе витал аромат нежной любви.

- А он витал? – уточнил Шак и бросил тревожный взгляд на друга.

- Вы с таким чувством, с такой любовью смотрели на ее сиятельство, что это тронуло меня до глубины души. Такие трогательные отношения!

- Я чего-то не знаю? – невзначай поинтересовался Сай. - Дуплет? Сначала Оливия, а теперь еще и тетушка? Или мы поражаем все движущееся цели в радиусе мили?

Шак покраснел.

- Надеюсь, ты не думаешь, Сай, - прошептал он другу, - что я могу питать к твоей тетушке чувства, отличные от сыновьего уважения и почтения?

- Надеюсь, что так, - тихо согласился Сай и осторожно поинтересовался у гостьи. - Простите, Мэгги, но с чего вы взяли, что между графиней и этим ниссом могут быть… так скажем… выходящие за рамки светских приличий отношения?

- Я не понимаю, что вы имеете в виду, - нахмурилась Мэгги.

- Ну, вы намекнули, что… простите… что мой друг любит графиню! В городе ходят какие-то слухи?

- Какие слухи! – возмутилась Мэгги. - Разве любовь не выглядит естественной при семейных узах?

Загрузка...