Кикальский ветер: беглецы прошлого (книга I)

Глава I - «Едальня Кикасо»

Прим.автора: уважаемые читатели, произведение местами крайне трудное для чтения из-за терминологии. Прошу отнестись к тому с пониманием, так как авторская вселенная создавалась мной с любовью. Хотелось бы отметить, что иногда в тексте не будет перевода некоторых слов (часть из них вынесена в Глоссарий) - это сделано специально для придания шарма истории. Хотелось бы отметить: язык Кикалэ показан в истории поверхностно по причине подробного раскрытия письменности и говорения во второй книге. Первая книга показывает основу мира, взаимоотношение героев и становление персонажей. С любовью, Ксаниэль.

Едальня «Кикасо» была набита людьми пуще прежних дней. Под высокими сводами крыши собрались местные жители, вернувшиеся после долгого труда, да гости, заехавшие по пути. Было поистине людно, по отношению к любому другому дню. То дело было в особенности буче[1] или местонахождении – определить трудно. Однако располагалось это здание столь удачно: раскинулось позади правление Ашвал, откуда многие выезжали повидать мир, впереди же маячили снежные переходы в Тритри, а сбоку можно было уйти или в Калам, или в горные массивы – поистине, хозяин этого заведения знал, где строить.

− Тучи скрыли Калиэль, мастер − проговорил мужчина, отодвигая от проема ткань. Высказался: – сегодня мы не увидим заката.

В ответ было молчание. Его спутник смотрел куда-то в сторону людей, столпившихся за столами и радостно обсуждающих насущие дела. Но говоривший знал – сказанное было услышано.

Черные тучи сокрыли от всех небесный теплый источник, именуемый Калиэль – в честь великого создателя мира, Кикалэ. И столь яркое название имело под собой много оснований: начиная с древних легенд о выходе Первых людей из Халева до ныне существовавших ангеологов и демонологов, призывавших первых созданий мироздания, верных словам единого творца и являющихся одним из десятков доказательств существования творца.

− Наш путь омрачен с этого момента, Малк, − спустя время, ответил мастер.

Говоривший кивнул, принимая слова – жест любого ангеолога или демонолога. С неба посыпались крупные капли дождя, постепенно просачивающиеся во все уголки правления. Ветер лениво перебирал по проходам листья лара, что стали осыпаться совсем недавно, − айли[2] назад − устилая почву фиолетово-лиловым ковром. Время холодов стремительно подбиралось к Ашвал, вгоняя природу в короткий сон до прихода киос-мес[3].

− Да осветит наш путь Кикалэ. Не даст миру своему провести нас черными тропам, ведущими до самых страшных созданий его, − тихо проговорил мастер слова верности творцу.

Гогот и ярые голоса жителей перебивали слова его, что утопали в неясном хороводе звуков, кружащих в столь тесном помещении. Большие пузатые столы, напоминавшие разобранные бочонки, ломились от еды: тут была и рыба карей, верный спутник трапезы у ашвальцев, и жирные вкусные соба, чья мякоть казалась нежным лучиком тепла на языке, и пай со сладкими, солеными и горькими начинками – хозяин выставил лучшие блюда на сегодня. И люди радовались этому, распевая песни и квитаясь[4] словами.

− Мастер, − обратился Малк, усиленно высматривая в темноте прохода нужное, − давно Калиэль не скрывался за тучами?

− Три сотни годов, − отрываясь от воспевания слов, ответил мужчина. Уточнил: – с момента окончания Глобальной войны.

Между ними повисло молчание. Упоминание событий прошлого тяжким грузом ложилось на сердце каждого, кто слышал это название. Годы унесли горький вкус крови и печаль в душе, но оставили на Кикал слишком глубокие рубцы: больше восьмидесяти процентов населения погибло в то время, усеивая почву трупами – по оценкам мастеров Ашвал, восемьдесят миллионов людей. И без того скудный на количество народов мир стал совершенно пустым. А уж то, что каждая из сторон битвы разошлась по разные уголки Кикал, привело к раздробленности. И непонимание покрыло почвы, поглотив потомков Первых людей в пучину отрешенного существования и редких стычек на границах.

Впрочем, уроки прошлого выучили все три новых правления и один навечно потерянный народ. Одни сокрылись во льдах, окружая свой мир стенами и горными насыпями, назвав себя Тритри – потомки Каила. Иных поглотили сопка Буф и их теплые озерные края – с тех годов стали они величаться Кикал, потомки Кон. Самые мудрые и одинокие вознеслись в небеса, обрывая возможность общения – небесный народ позабыл о братьях и сестрах своих, стерев следы в вышине облаков. И лишь Ашвал, ровно расположившийся посередине Кикал, слегка сдвинувшись ближе к Великим Водам Доблести, отныне стал центром добродушия и памяти, смешав в себе разных потомков. И дал еще один шанс ангеологам и демонологам – потомкам Ханаг.

Хозяин едальни медленно ходил между столами, расставляя припасы. Пузатый, как столы, он едва двигал своими тонкими, для такой туши, ножками. Добрая и ласковая улыбка украшала круглое лицо с налитыми голубизной щеками. Он пользовался уважением у местных, оттого многие прикладывали ладонь к груди, выказывая ашвальское уважение.

Слегка покачиваясь от потери баланса, несмотря на тихоходство, добрался и до путешественников, сидевших за дальним неприметным столиком.

− Хелка от меня во имя счастливого дня.

Сказав это, он поставил две не менее пузатые ларовые кружки на стол. Пенный сладкий напиток, столь любимый в Ашвал, полился на стол, окропляя поверхность мелкими пузырьками. Сладкий трескучий аромат разлился вокруг, проникая внутрь. Тем не менее, хозяина не смутило подобное: делился без остатка, как истинный ашвалец, не боясь проронить лишнюю влагу.

− Что за день, хозяин?

Малк отвлекся от разглядывания мокрых красных крыш лачуг и темного страшного неба, вселяющего в душу грусть. Он коротким цепким взглядом рассмотрел хозяина едальни, словно настоящий Демон (отчего тот икнул в ответ), и уселся за стол − ждать появления Калиэль больше не было смысла.

− Как же ж, − ахнул хозяин, − три сотни годов как кончилась Глобальная война! Больше никакой крови на почве Кикал. И пусть слышит это Кикалэ!

Глава II - «Килана»

Воротчики поравнялись с ним спустя некоторое время. Их расголубовевшие лица и тяжелое дыхание выдавали усталость. Щиты они несли на спинах, прикрывая себя, копья же свисали до почвы, царапая и загребая листья лара. Жухлая трава хрустела и хрипела под тяжелыми шагами гуанако. Животные, весьма неповоротливые, при этом выносливые, весили достаточно, чтобы сам Кикал под ними прогибался. Впрочем, до окончания Глобальной войны те были гораздо худей и менее мясистей. Переложенные обязанности ездовых на силша явно пошли виду на пользу.

− Догнали? − голос Голора был твердым и властным, как в момент общения с Ромулом.

Глава отряда внезапно обернулся на него, словно они решились пройти мимо и позабыть людя: с прищуром принялся разглядывать мастера, не доверяя тому. Фиолетовая радужка его поблескивала в свете Лилиэль. Как и всё в Ашвал, цвет глаз у них был подстать нежно−лиловой траве, бескрайними полями окружавших местность, и тонким ножкам-стволам дерева лара, раскидывающего свою шарообразную крону высоко вверх.

− Ушли в сторону Тритри, по перепутью, − подсказал один из воротчиков, державшийся ближе к краю отряда, не выдержав молчания.

− Враги вновь начинают нападать на нас. Тритрийский народ не меняется, − зло сплюнул глава отряда. Дружелюбно представился: − Кайет Воротчик.

Гомон голосов добрых слов и череда имен раздались следом, но мастер даже не пожелал запоминать лица каждого – в этом не было смысла. Гуанако перебирали лапами с острыми роговыми наростами, отчего хлюпала грязь и вода на разбитом пустыре. Слабый отсвет личила-точек, раскинувшихся над головами блестящим водоворотом, игрался на плоских мордах животных и в густом коротком мехе бежевого отлива.

− Голор Демонраш, − представился мастер.

− А, то-то думаю, сильный демонолог. Почву чуть не вверх дном поставил. Небесный народ, наверное, ругается на твой призыв, − загоготал Кайет.

Товарищи его поддержали дружным смехом и короткими перекличками−шутейками. Простота ашвальцев, особенно здесь, на краю правления, была поистине удивительна. Не смотря на войны и горе, те до сих пор были не против распить хелка с любым гостем – дружелюбность и открытость, которой не встретишь ни в одном уголке Кикал. Однако скрывающая за собой те черты, кои никто не пожелал бы увидеть: жестокость к врагам, непомерную верность Ашвал и умение врать во имя своей цели. Редкий людь мог знать подробности сего нрава, в отличие от Голора.

− Вернутся?

Вопрос Демонраш потонул в тишине. Воротчики переглянулись, стараясь отыскать ответы, в глазах друг друга, но выходило плохо. И мастер хмыкнул на их растерянность и наивность в вопросе безопасности: никто не подумал о причинах и последствиях нападения. Защита родных мест превыше знаний – кривая тропинка.

− Не должны. Мы их отогнали не хуже Кетолома[1]!

− А то!

− Даже лучше!

Мужчины игрались словами, как дети – это улыбнуло Голора. Они с Малком давно закрылись в тишине Олмора: далекого города в стороне гор Длинные, где расстилается широкий выгибающийся рукав реки Извила, полноводной развилкой перетекающий в озеро Глубокое, что нельзя преодолеть ни вплавь, ни на легких каламских канохах[2], и перекрывающий собой выходы из Калам. И путешествие по правлениям с перевозкой в обечайке афараха стало интересным и ярким событием последних годов – этого мастер не мог отрицать.

Поерзав на спине силша, Голор сказал:

− Я возвращаюсь. Да осветит вас Лилиэль и будет оберегать сам Кикалэ, воротчики.

Мастер неглубоко и коротко поклонился.

− И вам пусть Кикалэ освещает путь и ведет верной тропой, а Демоны всегда услышат ваш зов, Голор Демонраш, − повторил действие Кайет. После обратился к товарищам: − разбиваемся на пары и проходим пустырь. Кто знает, что или кто мог затеряться здесь после столкновения.

Охрана заворчала на приказ, однако принялась исполнять. Гуанако медленно перебирали уставшими лапами, отчего лязгали их наросты о камни. Непривыкшие к быстрой погоне – они выдохлись. Впрочем, столь преданные создания не смогли бы не исполнить волю своих наездников. И огни от зажженных афараховых светильников внезапно опалили пространство, а после стали постепенно удаляться, превращаясь в призрачные крапинки, ничуть не уступающими в красоте личила−точкам. Голор проводил их всех взглядом, коротко подумал о том, что удачно они нашли тритрийца в листьях до прибытия мужчин, и приказал силша покинуть пустырь.

***

Малк ожидал его у амбара. Юнец свисал со спины ездовой, не приходя в сознание, тем не менее, как заверил подмастерья, оба его сердца умеренно бились без колебаний. На входе в едальню, обзор на которую открывался с этого места, собралась толпа народа, гонимая разговорами и внезапным нападением по личила. Женщины охали и ахали, подобно гуальна, – настолько же крикливо и громко, на грани хриплых визгов – а мужчины тихо обсуждали случившееся: то собираясь в круг, то расходясь и всплескивая руками в немом возбуждении.

− Взяли?

− Нет, − мотнул головой Голор в ответ на вопрос товарища. Уточнил: – погнали в сторону Перепутья Десяти Дорог, оттуда те двинутся до врат Белеу. После Демона вряд ли вернутся. Опасно слишком. Нам путь туда будет свободен.

Силша мастера лениво разлеглась на жухлой выцветшей, оттого заимевшей грязный фиолетово-бежевый оттенок, траве. Волосы её свисали, белые, в отличие от черных ездовой Малка, касались мокрой подложки из капель воды, кои застыли на поверхности после дождя. Голор недовольно буркнул в сторону животного, а та лишь игриво свистнуло, нагло издеваясь. За что и получила легкий щелчок пальцами по рогам.

− Останемся и будем следить за сожжением Ромула?

Люди суматошно собирали вещи погибшего, следуя старой традиции: уничтожить все, что принадлежало, вместе с телом. С момента последнего вздоха, душа его, собрание чувств и любви, покинуло Кикал, оставляя горечь утраты, которые понесут ветра по всем уголкам мироздания, возвещая о совершенном бесчинстве. А сам умерший уже воссиял личила-точкой в далеком бескрайнем полотне времени Кикалэ, озаряя путь создателя и давая силу для борьбы с пустотой, в которой когда-то бродил великий творец, без цели и понимания.

Глава III - «Тропы Ашвал»

Тропа, в народе названная Каленная, шла ровно и плавно, ведя путников подальше от края Ашвал. Вытоптанная сотнями лап силша, почва указывала направление. По краям раскинулись живые изгороди дерева лара: ссохшиеся длинные ветви, сплетенные в единое полотно, закрывали от ветров, став настоящей неприступной стеной. Некогда на этих местах люди рыли окопы, стараясь оборониться. Сейчас же тишь да гладь морила в сон. Годы прошли, унося с собой тяжесть прошлого, а растения захватывали все больше территории, стирая следы.

Справа от демонологов раскинули холмы Набекрень, кои возвышались над достаточно высокой изгородью из лара. Они были столь крутыми, стремящимися куда-то в бок, отчего даже листья не задерживались на них, оголяя почву: белую, поблескивающую в свете Лилиэль красными и зеленоватыми бликами. В них было столь много соли, что хватило бы на каждого людя в Ашвал. Но подступиться к тем местам было трудно. Топи Гнусные не подпускали к себе, полукругом защищая подходы: сокрытые лара, ступить на них было весьма легко, а вот выйти – невозможно. Так в Кикал было постоянно: необычные места, окруженные непроходимыми топями да лживыми полянами – красота рядом со смертельной опасностью. Суть мироздания.

Личила была в самом разгаре. На небесном куске вновь зажглись личила-точки, ярче, чем день назад, а тонкий полукруг Лилиэль стал жирней и больше, набирая свою силу.

В остальном же их тропа продолжала идти дальше и дальше. Просторы Ашвал (пускай мужчины уже и покинули край, но до Перепутья Десяти Дорог − территорией правления) были однотипны и донельзя скучны, тем более в столь скудный мес. Длинные ряды тонких ножек лара и шарообразных веток, поднимающихся ввысь, то сплетающихся между собой, то скручивающихся в донельзя странные узоры, сопровождали путников без просветов. Дорожный лес был поглощен этим растением одним из первых, однако держал в себе толику разнообразности − кикасо. Соленые почвы стали лучшей наградой для лара, отчего она быстро распространилась по правлению и вытеснила менее устойчивых собратьев. Тогда же леса окрасились в единый фиолетовый оттенок. А люди, уничтожая поля и леса во время битв, помогали растению завладевать особо устойчивыми участками.

И сейчас трава, которая за айли до начала мол-мес сжухлась и почернела, оказалась закрыта бесконечным полотном фиолетовых листьев, постепенно теряющих свои цвета, становясь похожими на грязные потрепанные ткани. То и дело было слышно, как копошится зверек в листве, пытаясь обустроить норку на время холодов. И даже силша, которые питаются исключительно меньшими животными, перекусывали прелыми листьями, чтобы утолить жажду. Мол-мес приносил меньший поток воды из рукавов реки Извила, потому им было легче взять лишнюю влагу в опадках (так называют опавшие растения в Ашвал).

Силша степенно перебирали пальцами, взрыхливая черную влажную почву, отчего разлетались комья или булькала гладь лужи, или пищал в ответ недовольный зверек из норки. Ездовые же пересвистывались меж друг другом, и иногда казалось, что те смеются – над чем, никто не смог бы ответить. А обечайка, изредка кряхтя на особо сложном участке пути, мерно неслась за людьми. Аргали не уступала ездовым ни в скорости, ни в выносливости: и сколько бы те не старались ускоряться, она дышала им в рога (как говорили ашвальцы) и без устали гнала дальше.

Первым заговорил Малк:

− Кила была недовольна твоим сном, Голор.

Голор отвлекся от дремоты, коя одолела его, и с кривой ухмылкой посмотрел на товарища. Лилиэль освещал его бледное лицо с морщинами, залегшими на щеках и на лбу, придавая мужчине возраста.

− Разве кила бывает довольна?

− Иногда, − уклончиво ответил подмастерья.

Малк накинул капюшон, скрывая волосы от влажности. Дождь прошёл по тропе незадолго до прихода путников, оттого в воздухе стояла мокрота. Холодная и липкая. Лужи хлюпали под ногами животных, а капли изредка срывались с ветвей лара и громко ударялись о почву. Покров ездовых давно намок, оттого оказался прижатым к телу.

− Иногда – несколько громкое слово, − хмыкнул мастер, − кила слишком оторваны от кикальской жизни.

Подмастерья замялся, прежде чем задал давно мучащий его вопрос, но все же смог озвучить его, отводя взгляд в сторону:

− Делок, и правда, из Тритри?

Налетел порыв ветра в небольшом проеме, который внезапно разделил живую изгородь лара. В нем было видно, что кто-то из людей старательно проделывал путь до холмов – оба демонолога знали: хорошим это не кончится. Обгорелые края уходящей тропы говорили о жадности и будущих невзгодах. Кикал не прощает тех, кто нарушает его баланс и уничтожает его красоту.

− Верно, из Тритри, − наконец, ответил Голор.

− Как же так вышло?

Обечайка скрипнула от кикальского ветра. Надулась шкура тавроса, укрывающая афарах.

− Она была маленькой девочкой. Годов десять, около того. Мы тогда забирали афарах из Ай-Лу-На, главного города Тритри. Прямо из замка Короля – оно так же называется, Ай-Лу-На. Делок выбежала на край врат Белеу, когда мы уже покидали Тритри. − Слова Голора были наполнены чувствами. Каждый кикалец особо понимал этот момент. Многие знали: говорящий вещает только правду, ведь обмануть такими словами невозможно. И Малку передались печаль и злость, что смешались в этот момент внутри мастера. − Вся в голубой крови. Босая. На теле лишь тряпка из старых тканей, пропитанная кровью, − продолжил Демонраш, – и голова была абсолютно лысая. Нет ни одного волоса, лишь корочка из запекшейся крови и гноя.

Малк тихо ахнул от сказанного. Ему, дяде, имевшему уже больше десяти племянников, было тяжко слышать подобное. Дитя не должны были страдать по вине взрослых – непреложное действо в родном Калам. Но кто мог совершить настолько тяжкое действо? Кто посмел причинить ребенку боль?

− Это были её отец, Малк.

Тишина поглотила тропу. Даже силша стали двигаться медленно и молчаливо, и лишь иногда, резко и неприятно, разлетались брызги из лужи от их тяжелых шагов. В остальном же казалось, что мир накрыло молчание. Ни звука птиц, коих много летало по личила, ни шебаршения в листве зверьков, желающих полакомиться, ни качания веток от ветра – ничего, кроме всеобщего безмолвия.

Глава IV - «Перепутье Десяти Дорог»

Полог воды, обрушившейся на Перепутье Десяти Дорог, скрыл от путников и мечи, гордо воткнутые в почву, и образы стен-великанов, окружавших место с двух сторон, и обечайку, оставленную в середине долины. Демонологи зажгли афараховые светильники: нежный ласковый, но холодный луч окрасил волосы животных и бледные лица людей.

Пещера была небольшой. Каменные стены имели ровную поверхность – это была искусственная рытвина. Об этом говорили рисунки и символы языка Кикалэ. Они были старательно выведены рукой некогда павшего людя. Почва давно поросла: жухлая черная трава ковром разлеглась под ногами, в отличие от остального Перепутья, смягчая сидение и создавая дополнительное тепло. Порывы ветра то и дело свистели под потолком: предупреждающе и свирепо. Но по низу совершенно не дуло из-за растений, принимающих удары сихи на себя.

Голор рассматривал незваного гостя. Тритрийец пугливо глядел по сторонам. Его черные глазки отражали лучи афараховых светильников. Казалось, сама бездна уместилась в его взгляде. Та самая, что может испить душу без остановки. Та самая, из которой выходят Демоны. Та самая, что является самой сутью мира. Та, из которой когда-то появился Кикалэ – хаотичные чувства, собравшиеся вместе в великого создателя.

Малк, примирительно погладив силша, старательно ласкающейся к нему из-за провинности, достал из поклажи сухие ветки. Медленными рваными движениями зажег пламя, осветившее неглубокую и влажную пещеру. Он переживал от переглядываний мастера и юноши – оба каменными исполинами смотрели друг на друга: один с негодованием, другой с испугом. Аргали же, успокоенная Ета, прилегла у дальней стены. Расстояние между людьми было небольшим: едва хватило бы вытянуть ноги. Но этого было достаточно для пережидания непогоды в наименее опасном месте.

Огонь в долине постепенно тух. Старые деревья, и без того выжженные тяжестью прошлых событий, без труда самовозгорались – ливень же оканчивал попытку без спроса. Темно-серые тучи давяще легли на перепутье, отчего тьма стала почти ощущаемой. Ливень разбивался о почву, поднимая в воздух листья, занесенные сюда ветром с Далеких Пашен, и капли собирались в бурные ручейки, стекающие со стен и особо высоких уклонов.

Долина была кривой: правый бок её поднимался вверх, жесткими и колкими ступенями создавая возвышенность, а левая сторона уходила вниз, где собирались глубокие лужи, все более становящиеся похожими на озера. Капли разбивались о гладь воды и рисовали свой незамысловатый узор из кругов, разбегающийся быстрыми методичными движениями. Булькающие пузыри взрывались и создавали сноп клякс с грязью, обрызгивающий серую гладь стен.

Тритрийец начал разговор первым. В свете пламени костра, согревающего и сушащего волосы животных, и без того сероватая его кожа стала темней, придавая внешности нездоровый вид. Круги под глазами стали резкими, слегка неровными, а взгляд черных глаз зловещими.

− Я не хотел стать вашей проблемой.

Силша с сомнением посмотрели на юношу, будто говоря: ты шутишь? Но он не шутил. Лицо его выражало раскаянье и осознание своей провинности. В глазах, то и дело, появлялась тень недовольства и вины, коя поглотила его. А еще страх. От случившего в долине: огонь, вспышки, неумолимые ветра и афарах, стремительно бьющий его по телу – синяки не сойдут еще несколько айли. Тем не менее, больше всего страшило будущее: как поступят демонологи? Лучше, если просто оставят тут.

− Звать-то тебе как, юнец? – нарушил тишину Малк.

− Алор.

− Голор. Алор. Мастер, это сходные пути − смех подмастерья отразился от стен: задорный и живой, полный веселья.

Затрещали сучья в костре. Вылетали искры, падая личила−точками на черный ковер из жухлой травы. Ливень стал медленней и спокойней, впрочем, выходить было рано. Долина превратилась в тонкий, покрытой водой, пласт, по которому мерно стучали капли методичной поступью. А жар от пламени грел лица. Выступил голубоватый оттенок на коже от тепла. Молчание продолжало висеть в воздухе, но не было гнетущим или тяжелым. Каждый думал о своем. В том числе и силша. Лишь аргали вздыхала во сне после пережитых неприятностей: от этого колыхались мягкие и легкие порывы огня.

− Почему у кила не остался?

Вопрос мастера прозвучал жестко. Блеклые глаза его сейчас казались абсолютно пустыми и безжизненными. Как и бывало в моменты гнева, он превращался в настоящую нежить, коей пугали детей по личила родители. Рассказывали, что это те, кто не согласился стать хороводом личила-точек в бескрайнем мире Кикалэ и не ушёл в пустоту, извечного врага мироздания, становились заложниками почвы. Замершие в Кикал. Он ласково принимал их, и делала своими стражами: отныне те находят негодяев и людей с плохими делами и превращают в холмы и пригорки, поэтому столь много неровностей на поверхности.

Кикал имеет свою волю и свои мысли о правильности жизни людей.

Малк подбросил еще веток в костер. Он поднялся до самого потолка, очерняя верх, а после стал вновь малым, лаская теплом мужчин. Подмастерья не решался лезть в разговор, ибо знал всю силу своего мастера. Первое, что познал, тогда еще юный демонолог, это то, насколько жестоким бывает Голор Демонраш. Твердой рукой управлял он Советом Девяти и сеял верные представления о потомках Ханаг в Ашвал. Немногие это знали. Немногие смогли бы понять.

− Мне нельзя там оставаться, я принесу проблемы.

− А нам не принесешь? – приподнял бровь в издевке Голор.

Силша подняли свои вытянутые головы и напрягли небольшие круглые уши с кисточками. Выражение глаз говорило о многом: они, как и мастер, с усмешкой глядели на тритрийца. Алор отметил то, насколько сообразительными были животные.

Не дождавшись ответа, Демонраш спросил:

− Те наездники за тобой приходили?

Будь другие обстоятельства, Алор точно бы отказался бы от этого. Придумал любую историю, коих было у него достаточно в запасе за все время пути от Тритри до Ашвал, ибо приходилось быть лгуном для спасения. Но с этими путниками, демонологами, о которых тритрийец знал многое от своего верного товарища, нельзя было так поступать. Не простят. И любой шаг в сторону лжи превратит его жизнь в сущий кошмар. Тот самый, что сокрыт в горах Афарах и воет по особо темной личила – то было истинной правдой, которую он проверил на себе.

Глава V - «Нравы Кикал»

По рассвету, когда только первые лучи Калиэль коснулись верхушки кургана, Малк поднял людей на уже готовый перекус. Быстро ополоснув зубы (Алор долго не мог понять, что да как делать) мастер отправился на небольшую прогулку вокруг рощи, пока товарищи ели лепешку и ягодный сбруд – последнее нравилось тритрийцу до восторга.

− А что ищет Голор?

− Кто знает, − пожал плечами Малк.

− И тебе даже ничуточки, ну, не интересно?

− Если я буду интересоваться всем, что делает мастер, то он меня сожжет с веселым хохотом. Я и без того ему безмерно надоел.

Шутка подмастерья Алору не понравилась – он принял сказанное за чистую истину. И некоторое время демонологу пришлось объяснять, что мастер не будет никого жечь − это простой оборот каламских слов для развлечения, и сам мужчина крайне славный мужчина, хмурящийся без конца по привычке, а не нраву.

Вернувшись с исследования местности вокруг, Демонраш успел к моменту окончания перевязывания и крепления обечайки. Алор долго и нудно протягивал ремни, чтобы вещи не съехали во время путешествия, и искренне негодовал: где это видано, чтобы он, не рукастый юноша, занимался таким трудным делом? Но рычать было нельзя, как и отказываться. Голор мог в один миг вышвырнуть его на пути – и идти ему будет некуда.

Быстрыми резкими движениями перевязав ремни Ета, мастер взобрался на животное и дружной, как казалось тритрийцу, компанией двинулись дальше.

***

И время в пути неумолимо шло, оттого пейзажи вокруг казались все более грустными и унылыми, чем прежде. Снежные долины за Тритри, кои прошёл юноша, не были столь укачивающими, в отличие от одинаковых лугов и полян с черными и коричнево-оранжевыми оттенками. Некоторое время его даже мутило, но то быстро прошло, оставив после себя ворчливость и недовольство – настроение упало ниже некуда. Зато Малк распевал каламские песни, стараясь развлечь нового путника. То и дело попадались приятные уху строчки, воодушевляющие сердце и чувства, но большинство из них были все же непонятными и не особо ласкали слух. Впрочем, это разбавляло монотонность движения.

Гуаль сменилась прери – калиэльское тепло больше не было настолько ярым и душным, как айли назад, тем более, здесь, где мироздание стремилось к более холодным местам. Шхокские ветра пробирались сквозь плащи и неприятно кусали кожу, впиваясь в тело. Путники все дальше были от ашвальских мест и стремительно приближались к Племенному лесу. Тем не менее, в самом лесу всегда стояло тепло, даже в самые морозные годы Кикал.

− Ну, расскажи о лесах, Малк, − попросил Алор, когда они остановились на перекус.

Мастер ничего не ел, сидя со сложенными ногами и упорно жуя старую травинку, найденную силша среди сотен разных растений. Малк отборно жевал: в ход пошли и карей, и ягоды, и лепешки, и даже заготовленные вареные клубни папас – безвкусные и развалистые, подобно куску почвы, но насыщающие на долгие кокада.

− Кушай, давай, путь не особо легкий, − подметил подмастерья, откусывая жирный кусок карей.

− Мне не хочется.

Алор отодвинул в сторону тарелку из алитрона, наполненную клубнями с ягодной добавкой. Ему действительно ничего не хотелось: с каждым вздохом чувства его становились мрачней и тяжелей, а сердце трепетало. Причин он понять не мог и скрыть нездоровицу от новых товарищей тоже.

− Ты ушёл достаточно далеко, вот тебя и кроет, − высказался Голор.

Юноша навострил уши.

− Согласен с мастером, − пережевывая белый клубень, кивнул Малк, − так часто бывает с непривычки. Родные тропы и знакомей, и мягче. А чужие – душу тревожат. Тем более, мы все ближе становимся к Племенному лесу. То, где мы родились, влияет на нас, как бы тритрийцы этого не отрицали.

− А почему вы тут пошли?

− Через тропу Ветвистую нет смысла топтаться. Время холодов – там снег идет. Сугробы. Через них пробираться долго и трудно. Проще быть настороже и пройти Племенной лес.

Перекус продолжился. Мастер позволил себе отпить немного молока, содержавшегося в кувшине из афараха, отчего оно не портилось, и немного похрустеть ягодами. Стояла неплохая погода. Кикал не терзал их своим нравом, позволяя двигаться дальше, а тропа неустанно шла все выше и выше, поднимаясь в предгорье. Они должны были пройти Крылатые горы, откуда свернуть к топям Малые, а там оставалось недолго до рва Мелкого и границы входа в лес. Ступив на тропу Малоросая, наконец, окажутся на местах без хозяев – там, где правит случай и удача. И немного чужой воли. Не людской уж точно.

− Племенной лес – самый большой на всём Кикал. Даже Зеленый лес не сравнится с ним в единости территории, − начал говорить Голор, отпивая молока, − и некогда там жили потомки Первых людей, подальше от своих братьев и сестер. Они построили великий дом – Скильфы. Сокрытые зелеными лесами и мощными густыми зарослями, долго жили вдали ото всех, стараясь не сильно портить природу. Если бы наш путь шёл через их старые равнины, то я бы показал тебе столбы – остатки их прошлого могущества. Их называют скифами. Толстые, покрытые старыми и новыми узелками цветов и ползущих деревьев, они имеют на себе надписи прошлого о том, как жили люди. Но тропа наша не идет через те места. Да и добраться до них трудно – топи и низины с острыми уступами ведут к ним.

− И так просто поворот на него не найти. Зато можно свернуть в опасные и гиблые места, где люди даже ни разу не смогли ступить за долгие четыре тысячи годов, − объяснил Малк.

Юноша, вдохновленный рассказом, спросил:

− А что это за места такие?

− Ниспадающие ручьи, − первым сказал Голор.

− Палящее место слез, мастер.

− Забытая опушка, Малк.

− Перевернутая гора. Расщеллы, − вспомнил подмастерья. Откусывая пикира, добавил: – и еще множество другого, чего не видели люди – Кикалэ видит, мы и края леса толком не знаем. Что хранит самый центр, никто, кроме Кикалэ и Кикал не видел.

Но сказано было все это с такой легкостью и спокойствием, что Алор и не ощутил никакой тревоги. Названия хоть и были громкими, но страха и ужаса не вселяли. Скорей, интерес? Он никогда не был в настоящих зеленых лесах. Не гулял по черной влажной почве. Не знал звуков и запахов теплых рощ. Снег и льды, холодные стены – верные товарищи долгие годы жизни. И даже в теплый мес, который был единственным на территории Тритри, почва белела и краснела, но не становилась такой, как во всем Кикал.

Глава VI - «Яд»

Вода мгновенно ледяной волной накинулась на Алора, а властный поток подхватил его и потащил вниз по течению, заставляя ударяться о камни и уступы.

− Кикальская хка!

Малк, не понимающий толком ничего, отвлекшийся всего на мгновение на то, чтобы посмотреть лапу силша, застрявшую в обвалившейся балке, успел заметить, как Алор срывается вниз с края моста. Потоки Хенка подхватили юношу, поглощая и накрывая белой пеной и волнами, отчего черная макушка то взметалась вниз, то скрывалась в глубине.

Подмастерья, быстро крикнув Шолет «стоять на месте», соскочил с моста.

Вода до боли была холодной – один из немногочисленных потоков реки Извила с настолько ледяной натурой. Кости свернуло тут же, а волны наотмашь били мужчину по лицу и голове, стараясь унести на дно. Сильные руки его сразу же ослабели от впивающегося тонкими иглами лед потомков. Но он усиленно сопротивлялся силе Хенка.

Стараясь плыть быстрей и увиливать от камней, что неожиданно появлялись на его пути, Малк искал Алора. Подмастерья то всплывал, порываясь сверху увидеть черную копку волос, то нырял в прозрачные воды с открытыми глазами в попытке распознать чужое барахтанье и тень. А тритрийец уже выбился из сил в борьбе с властью Хенка и, в редкие возможности вдохнуть, старался побольше вобраться в себя воздуха. Незнакомки так и не появилась рядом, исчезнув после прыжка, и кишащая рыба обвивала тело, видя в нем преграду.

− За левым уступом!

Голос мастера добрался до ушей Малка сквозь шумный поток, то и дело опускающий его вглубь реки. Не узнать этот приказной тон подмастерья не мог – слишком долго он знал Демонраш. Следуя указанию, он с головой ушёл под воду и принялся обгонять косяки рыбы, стремительно плывущие по течению во имя одной цели.

Юноша же чувствовал, как сознание его становится спутанным и тяжелым. Как мысли доходят очень долго и не могут никак подействовать на тело. Холод не пугал тритрийца, не один раз он нырял в ледяные реки, однако мощь потока оказалась сильным врагом, коему не получалось противостоять. Руки его опустились, и Алор решительно пошёл на дно в надежде на быструю смерть.

И в этот момент, отпугивая рыбу, Малк схватил товарища и потащил наверх.

− Хватаю!

Демон издал рык и вынул и Малка, и Алора, поднимая их из воды.

Река протащила их на десятки мотель. Старый овраг Шкера чернел на краю, не давая пройти к одной из старых троп Племенного леса. Оба утопленника разлеглись на траве, оставленные Демоном после спасения. Голор отпустил призванное создание и с угрожающе играющими крапинками в глазах посмотрел на своих спутников. Алору было плохо. Он некоторое время отплевывал воду, кашляя и харкаясь. Промокший насквозь, юноша радовался почве и просторам Кикал – Кикалэ не забрал его в свои края, даровав ещё один шанс.

− Не ругай, мастер, − предугадывая начало длиной и гневной тирады Голора, попросил Малк, – не подумал. Прыгнул.

− Не подумал, прыгнул, − передернул с издевкой Демонраш, − всего лишь чуть не погиб. Невероятно прекрасно! А ты!

Тритрийец уже лежал на спине и глядел на закатное небо. В глазах его собрались слезы, готовые сорваться в любой момент. Ощущение страха, боли от холода и неистового ужаса добрались до сердец и накрыли, унося в пучину не лучших чувств. Малк показал мастеру знак «тихо» и демонолог осекся, не став бранить юношу. Он присел на траву и обессиленно, потеряв последние поддерживающие его чувства, вздохнул. Перепугался Голор не на шутку от случившегося. А Демона призвал больше по ошибке, чем по осознанному желанию. Отточенные действия оказались вбиты в его голову и сделаны непроизвольно.

− Два впечатления за день, − усмехнулся Малк.

− И оба весьма неприятные, − поддакнул мастер.

Силша добрались до наездников. Аргали тоже скакала следом за животными, таща обечайку по поросшему лугу, больше похожему на кусок травы, отчего шипы путались и не давали ей быстро двигаться.

Шолет же подскочил к подмастерья и с неистовой силой засвистел – это было раздражение и недовольство делами.

− Успокойся, все хорошо, − погладил в ответ Малк.

− Далеко ушли, − заметил мастер, оглядываясь по сторонам.

Раскинулся позади овраг, впереди куча холмов, то поднимающихся, то опускающихся и бесконечно чернеющих от жухлой травы перекрывали горизонт. И заметно было, как слева река становилась шире и срывалась с подножья прямо вниз, в озеро. Голор и не приметил издали, на мосту, что здесь был крутой спуск, и сейчас искренне радовался − вовремя вытащил товарищей. А Малк просто пытался отдышаться. Волосы его раскинулись по плечам, становясь темней от воды. Неприятно стекающие ручейки по спине холодили кожу. Каламскому любителю тепла не особо это нравилось. Впрочем, он был жив – другое уже и не особо важно.

− Хлопик[1] ты наш, − начал подмастерья, − для чего в воду прыгнул?

− Кто? – проморгался Алор.

− Хлопик. Буду теперь только так тебя звать.

− Хорошая мысль, товарищ, − с важным видом покивал мастер.

Алор задохнулся от возмущения. И пускай он не знал значения слова, но был уверен – что−то шутливо−принизительное. И ему это не нравилось. Однако, понимая всю ситуацию и спасение со стороны своих новых спутников, все же поведал, несмотря на лёгкую обиду:

− Я видел девушку. Она была невероятно красива! Белокурая, алогубая, как красят молодые девушки свои голубые губки, в белых мерцающих одеждах.

Малк гоготнул и спросил:

− Ты засмотрелся что ли?

Мастер, отвернувшись в сторону, тихо просмеялся.

− Нет, − мотнул головой юноша, − она позвала меня за собой. И я пошёл. Не думал, что там конец моста.

− Не знаю, я никакой девушки не видел, когда иногда посматривал на тебя, − повел плечом Малк, − сидел спокойно, смотрел вдаль, а потом – бац – и все, в реку ушёл. Я на лапу Ета отвлекся, она провалилась на старой балке. А ты, мастер?

− Я вперед смотрел, на аргали, − хмыкнул в ответ Голор, − капли только глаза и закрывали. Никаких девушек не видел.

Глава VII - «Племенной лес»

Над костром повесили кувшин лара с водой и ти – готовили тимала. Под тихий разговор между Алором и Яла демонологи выловили рыбу из реки и пожарили на доске из алитрона. Яркий, вызывающий слюну, запах жаренного разнесся по поляне, привлекая внимания и разжигая аппетит.

А Голор скучающе глядел по сторонам: то на Племенной лес, что по опушке был не менее коричневым и черным, как весь Ашвал по мол-мес, то на изгибающуюся бурную речку, то на довольных тритрийцев, жующих карей. Внутри него щемилось чувство предостерегающего беспокойства за их путь. В отличие от Малка, хмурящегося и ворчливо ругающегося себе под нос, мастер понимал, что так просто Кикал их дальше не пропустит. И путь, ведущий через вечнозеленый кусок мироздания, становился все более опасным. Причин же происходящего он не понимал и уповал на волю Кикалэ, моля по личила о простоте хода.

− Все же, вкусно тут, − высказался Алор, откидываясь на мягкую подушку.

Лицо его разголубовело, черты стали мягче и теплей, словно легкой рукой Кикалэ стерлись тревоги и горести. Малк предполагал, что это было из–за Яла, явившейся вслед за тритрийцем через тысячи мотель, словно верный силша. И мужчину впечатлила подобная самоотверженность, коя была редко заложена в людском нраве правления Тритри, но досадовало, что язык девушки дерзил без конца, будто и не было преград в этой жизни. Весьма странно, ибо не имели права голоса женщины в тех местах, она же сильно отличалась.

− Не знаю, − фыркнула Яла, − у нас вкусней готовят.

− На крови людей? – уточнил Малк, прищуриваясь, с поддевкой.

Она недовольно вспыхнула. Скулы её обострились, стали резкими и четкими. В глазах сверкнул яростный огонек недовольства и злости, который скрыть девушка не сумела. Да и не хотела. Настолько грубо, с ней не разговаривали давно. С тех самых пор, как Яла стала верной компаньонкой юного господина, только потерявшего брата.

Пытаясь сдержать себя, тритрийца ответила:

− У тебя старые факты, демонолог. Мы давно не убиваем.

− Спорно, − протянул подмастерья, откусывая хвост карей, − совсем недавно Алор рассказывал о казни его друга–демонолога из Ашвал.

Алор подавил смешок, который чуть не вырвался из него от картины сопротивления двух людей. Он иногда посматривал на мастера, спокойно сидящего в одной позе и жующего без конца травинку, будто она успокаивала его дух. Тот лишь изредка кидал усталый взгляд на Малка, словно бы говоря: не иди на ссору – но подмастерья не унимался.

− Лорик любит рассказывать, что не нужно, − слегка оскалилась в сторону компаньона девушка. Дополнила: − демонологи не должны жить в Тритри. Их место в ваших фиолетовых краях. Среди разноцветной травы они идеально вписываются – настолько же смешно смотрятся ваши рассказы о великом создателе.

− По-твоему, мы верим в того, кого нет?

− Определенно да, демонолог.

Темно-синие глаза девушки, похожие на глубину вод, встретились с зеленым ковром каламского леса – именно таким цветом была радужка Малка. Противостояние леса и воды – поистине удивительное сочетание. Алор же тихо посмеивался от переговоров спутников, удивляясь неприятию друг друга. В отличие от Яла, подмастерья юношу поддерживал и понимал. А вот еще одного тритрийца не переносил на дух. Удивительная не дружелюбность без обоснованной причины.

− Я никогда не видела вашего Кикалэ, − продолжила давить девушка, − не ощущала силы его. Как можно верить в то, чего не знаешь? Вот трава, она лежит, и я могу её пощупать. Вот Лорик, которого я могу тронуть. И вода, которая меня охлаждает. А Кикалэ я могу тронуть? Искренне сомневаюсь.

Малк задохнулся от настолько дерзкой наглости в сторону его веры. Несмотря на то, что он первым начал кидаться злыми словами, вспыльчивый нрав каламца взял вверх, став началом настоящей ссоры – он не мог оставить без ответа сомнения в своей вере. А силша поддакивали подмастерья, посвистывая и иногда порыкивая в сторону девушки, чтобы высказать свои недовольства. Аргали же, спевшись с дронг, лежали рядом друг с другом и грелись у костра, закрывая людей от холодного тумана, что поднялся над рекой.

− Стоит заметить, что вы, тритрийцы, лишены той возможности, которая позволяет ощущать Кикалэ. Это как буффало – у них нет глаз, и они не могут видеть, двигаясь по звукам. Так и вы, слепые люди, − наконец, с жарким пылом, ответил Малк.

Алор передернул плечами об упоминании о буффало. Эти костяные панцири, закрывающие тела животных, он никогда не забудет. Их скалистые ноги и ярый рык будут приходить ему во снах, как напоминание о тяжелом нраве Кикал, заведшего людей в опасную низину.

Голор прислушался к разговору, слегка поворачиваясь телом.

− А, так мы еще и слепы, оказывается?

Девушка жадно куснула карей, отчего сок брызнул в сторону – чувство верности своему правлению в ней дрогнуло от слов Малка, а после волна негодования заставила и принудила не заканчивать этот разговор. Никто ни смел тыкать тритрийцев в их слабости перед другими народами. Тем более, демонологи. А задорный свист с пренебрежением со стороны силша, поддерживающих своих наездников, распалял душу Яла.

− Наша слепота не вредительна. Мы не развязывали Глобальную войну, которая уничтожила столько людей, что никогда не уродится вновь на этих почвах. Лучше быть слепым, но безопасным, чем зрячим и уничтожающим себе подобных.

− О, вспомнила о временах, − язвительно заметил Малк, откладывая в сторону тарелку из алитрона. Голор устало прикрыл глаза от ребячества двух людей. – Не ваши ли тритрийские люди нападали на Ашвал и грабили его? Не ваши ли люди желали разрушить только образованное правление? А быть может, я вспомню времена Сибс, когда предки вашего короля, как вы трусливо и льстиво называете его, вырезали Геканское правление подчистую с детьми и женщинами? За то, что те не пожелали называть вас союзниками!

Яла хмуро бросила в сторону кружку из лара, отчего молоко разметалось по поляне. Пару капель стремительно упали в костер и огонь: с шипением, он принял их, окрашиваясь в фиолетовые оттенки – молоко тавроса было настолько соленым, что пламя меняло цвет.