Кикиморы тоже плачут

Пролог

— Поднимайтесь, барыня, — напевно протянул ласковый женский голос. — Денек-то сегодня какой, залюбуешься. Солнышко уж встало, небо чистое, ни облачка.

Послышался шорох плотной ткани, скрипнула оконная рама, и по комнате пронесся свежий, пахнущий цветами ветерок.

— Лукерья уж и завтрак сготовила, блинков напекла, — продолжала выпевать незнакомка. — Восьмой час уж пробил, а вы все почивать изволите.

Лиза постаралась дышать как можно ровнее, чтобы эта странная женщина ни в коем случае не догадалась, что она уже проснулась. Незнакомка еще чем-то пошуршала, а потом вышла из комнаты.

Полежав еще с полминуты, Лиза рискнула приоткрыть глаза, и с трудом подавила изумленный возглас. Вчера она совершенно точно заснула в своей комнате в общежитии, на стареньком продавленном диване. А проснулась почему-то на огромной мягкой кровати, застеленной хрустящим белоснежным бельем, среди горы подушек, наряженная в длинную ночную рубашку с кружевным воротником.

Усевшись на постели, Лиза начала удивленно оглядываться по сторонам. Невесть откуда взявшаяся комната выглядела образцом патриархального уюта. Над кроватью нависал балдахин из плотного ситца в веселенький мелкий цветочек. Рядом стоял массивный туалетный столик с фарфоровыми баночками, пузырьками, расческами и прочими мелочами, милыми женскому сердцу. Чуть поодаль, в углу, красовался огромный резной сундук. В целом создавалось впечатление, что Лиза почему-то решила переночевать в музее русского быта.

— Доброго вам утречка, Лизавета Андреевна. Велите подавать умываться? — раздался у нее за спиной все тот же женский голос.

Вздрогнув, Лиза повернула голову и ошалело уставилась на новое действующее лицо. В дверях спальни, почтительно склонившись, стояла невысокая, крепко сбитая девушка, одетая в длинное холщовое платье.

— Вы кто? — растерянно спросила Лиза. — Что тут вообще происходит?

— Прислуга я ваша, барыня, девка сенная, Машкой кликать, — сообщила ничуть не смущенная странным вопросом девица.

— А-а-а... Ясно... — проблеяла Лиза, лихорадочно соображая, что все это значит. Может быть, это какое-то реалити-шоу? Но она не записывалась ни на какие кастинги, да и камер нигде нет...

Тайком ущипнув себя за ногу, Лиза поморщилась от боли. Это не сон, это кажется не съемки, и что же тогда получается? Нет, нет, не может быть!

Девица стояла, явно ожидая ее распоряжений, и Лиза решительно задвинула на задворки сознания все мысли и догадки.

— И где у вас тут умываются?

— Сейчас все подам, барыня, — оживилась Машка и вихрем вымелась из комнаты.

Вернулась она через пару минут с огромным фарфоровым кувшином в одной руке и полотенцем в другой. Лиза ополоснулась над большим тазом, стоящим на специальной подставке, кое-как почистила зубы под пристальным взглядом своей помощницы и подняла на нее растерянный взгляд. Надо было что-то делать дальше, но что?

— Подавать одеваться, барыня, али кофею сначала откушаете? — тут же спросила бойкая прислуга.

— Лучше кофе, — пробормотала Лиза, пытаясь выгадать хоть немного времени на размышления.

Маша немедленно развила бурную деятельность. Облачила Лизу в длинный халат, расписанный павлинами, с поклонами проводила на балкон, на котором стоял небольшой плетеный столик и два кресла, куда-то убежала и через пять минут вернулась с подносом, нагруженным всякой всячиной.

На взгляд Лизы, принесенной еды вполне хватило бы человек на шесть. Блины, варенье, булочки, плотные топленые сливки в глиняном горшочке, мед, сметана, пастила, засахаренные орешки... Подавив в себе желание сожрать все и сразу, Лиза намазала еще теплую булочку маслом, плеснула в кофе молока и откинулась на спинку кресла, задумчиво оглядывая открывающийся перед ней пейзаж.

Вид с балкона вполне соответствовал остальному антуражу. Перед двухэтажным бревенчатым домом расстилался пыльный унылый двор, местами облагороженный клумбами с чахлыми розами. Вдоль высокого забора, огораживающего все это сомнительное великолепие, засыхали несколько кустов сирени. Утоптанная грунтовая дорога веселенького желтого цвета, начинающаяся у ворот, петляла по заросшему разнотравьем полю и терялась в березовой роще. Через поле, помахивая длинной лозиной, оборванный мальчик лет пяти гнал стадо толстых серых гусей.

Откуда-то из-за дома вывернул мужик, наряженный в невообразимое тряпье, в лаптях, заросший бородой по самые брови. Завидев сидящую на балконе Лизу, он немедленно содрал с головы шапку и отмахнул поясной поклон, чуть не ударившись лбом об землю. Растерявшаяся Лиза попыталась выдавить из себя какое-нибудь приветствие, но мужик, похоже, этого и не ждал. Прижав шапку к груди, он боком, по-крабьи, опасливо косясь наверх, прокрался вдоль фасада и сгинул за кустами. Лиза задумчиво посмотрела ему вслед, и, чтобы успокоить нервы, щедро намазала румяный блин сметаной.

Как только она поставила опустевшую чашку на блюдце, в дверном проеме возникла Маша:

— Одеваться пора, барыня. Я вам уж и платье приготовила. Того гляди, гости съезжаться начнут, а вы неприбранная сидите.

— Какие еще гости? — насторожилась Лиза.

— Капитан-исправник с нотариусом из города прибудут, — принялась перечислять Маша, понявшая вопрос буквально. — Отец Амвросий появиться обещался, поддержать вас в трудную минуту. Василий Антипыч с Петром Макарьичем, соседи ваши, тоже должны приехать, ну и Денис Петрович, конечно. Он и ночевать остаться порывался, да Василий Антипыч увез его, нехорошо, говорит, с молодой барыней в одном доме, неприлично...

— И зачем они все сюда едут? — запаниковала Лиза, которой совершенно не хотелось ни с кем видеться. — Что им по домам не сидится?

— Положено так, барыня, — пожала плечами Маша. — Почтение выказать вдове, ну и бумаги привезут, какие подписать надо.

— Какой еще вдове? — удивилась Лиза. — И где же она?

— Так ведь супруг ваш, барыня, третьего дня Богу душу отдал, — бросив на нее непонятный взгляд, объяснила Маша.

Глава 1

Платье было черное, длинное, тяжелое, с глухим воротом и длинными узкими рукавами. Маша сноровисто облачила Лизу в этот музейный образец швейного искусства, расплела ее растрепавшуюся за ночь косу, подобрала волосы в строгую прическу и прикрыла ее черной кружевной косынкой.

— Готово, барыня, — сообщила она, подавая Лизе черные атласные туфельки. — Велите зеркало принести?

— Да, наверное, — промямлила Лиза, испытывающая сильное желание убежать и спрятаться где-нибудь в лесу.

Маша снова куда-то умчалась и вернулась с небольшим зеркальцем. Оттуда на Лизу испуганными карими глазами взглянула молодая темноволосая девушка, одетая как чучело двухсотлетней давности.

— Очень мило, — пробормотала Лиза, поднялась со стула и, с непривычки путаясь в длинной тяжелой юбке, подошла к окну. — Ой, там, кажется, кто-то едет.

— Петр Макарьевич прибыли, — объяснила Маша, мельком глянув, как из повозки выгружается подтянутый мужчина лет сорока. — Пожалуйте, барыня, в гостиную, негоже гостя ждать заставлять. Лукерья там уж и обустроила все, как принято.

Еще раз поклонившись, Маша сгребла разбросанное по кровати белье и выбежала из комнаты, взмахнув подолом, словно лиса хвостом. Лиза немного постояла у окна, глядя на подъезжающие к дому экипажи, еще раз посмотрелась в зеркало, а Маша все не возвращалась. По всему выходило, что гостиную придется искать самостоятельно.

Побродив по второму этажу, где были сплошь спальни и гардеробные, Лиза спустилась по лестнице, толкнула тяжелую деревянную дверь и очутилась в огромной, старомодно обставленной комнате. Лиза мельком отметила длинный диван с горой вышитых подушек, рояль у дальней стены, высокие часы с маятником и белый изразцовый камин, и робко подняла глаза на собравшихся в гостиной.

— Елизавета Андреевна, милая, мы все сочувствуем вашей утрате, — густым басом произнес высокий, осанистый, довольно молодой священник, поднимаясь из глубокого мягкого кресла. — Крепитесь.

— Я... да, благодарю вас, — пробормотала Лиза и на всякий случай поднесла к сухим глазам платочек, который вручила ей Маша.

С другой стороны к ней немедленно подскочил Петр Макарьевич, и они вместе с отцом Амвросием со всем почтением препроводили Лизу к дивану. Присев на краешек, Лиза вновь поднесла платочек к глазам, и под его прикрытием принялась беззастенчиво рассматривать окружающих, которые негромко переговаривались между собой.

Неведомый зверь капитан-исправник оказался приятным пожилым дядечкой в красивом мундире. Петр Макарьевич запросто величал его Тимофеем Ивановичем, и, отойдя от Лизы, тут же завел с исправником беседу об охоте на красную дичь. Отец Амвросий, не чинясь, подошел к столу, уставленному разнообразными сладостями и выпечкой, и принялся меланхолично поглощать блины. Высокий, желчного вида мужчина средних лет в черном сюртуке, разложил на столике какие-то бумаги и перебирал листки, время от времени недовольно хмыкая. Все они, после приветствия, совершенно перестали обращать на Лизу внимание.

— Однако, Василий Антипыч запаздывает, — внезапно произнес исправник, озабоченно взглянув на часы. — Может быть, начнем без него? Свидетелей, мне кажется, достаточно. Василь Василич, что скажете?

— Так Денис Петрович же, — уныло напомнил ему мужчина в черном. — Поди обойди его, шкандаль закатит, как есть...

Услышав о возможном скандале, Лиза занервничала еще сильнее, и непременно разревелась бы, но тут хлопнула дверь, и в комнату вошел еще один гость. Молодой высокий блондин, одетый скромно, но дорого и не без щегольства, поигрывающий богато украшенной тростью.

— Приветствую вас, господа, — проговорил он, небрежно кивнув собравшимся. — Василий Антипович просил передать вам свои нижайшие извинения. Ему слегка нездоровится, простуда...

— Что же, тогда приступим, — покивал исправник. — Елизавета Андреевна, в состоянии ли вы выслушать речи господина нотариуса?

— Да, конечно, — пробормотала Лиза, нервно комкая платок в руках. Насколько она помнила, нотариусы все и всегда объясняли очень подробно, иногда даже излишне. Так что у нее появился неплохой шанс разжиться информацией.

Василий Василич изобразил на лице сообразную моменту торжественность, откашлялся и заговорил:

— Итак, как мы все знаем, третьего дня сосед наш, Терентий Архипович Муравьев, покинул этот мир вследствие переедания за свадебным ужином и случившимся с ним через это ударом. Имущества за Терентием Архиповичем осталось немало. Имение сие, Калиновкой именуемое, да приписанная к нему деревня Калиновка с крепостными, числом две сотни душ. Также сельцо Болотное с крепостными числом пятьдесят душ, да прилегающие к ним поля площадью двести десятин, да еще на пятьсот десятин лугов да леса. Да счет денежный в банке в Ветлужске общей суммой сорок тысяч рублей серебром.

— А прибеднялся покойник как, а жалился... — пробормотал Петр Макарьевич. — А сам копеечка к копеечке, да и накопил...

Нотариус метнул на него недовольный взгляд и чуть повысил голос:

— Ранее наследником Терентия Архиповича был Денис Петрович Волков, приходящийся ему троюродным племянником. Однако, после того, как наш добрый сосед женился на Елизавете Андреевне, единственной наследницей осталась она.

— Вот и прекрасно, — радостно потер руки исправник. — Видите, как хорошо все устроилось? Ни судов, ни споров... Это не на десять детей деревеньку с восемью крепостными делить.

— Минуточку, — приподнялся в кресле Денис Петрович. — То есть как это — единственной наследницей? Это что же, все имение уйдет какой-то приблудной девке?

— Денис Петрович, голубчик, держите себя в руках! — возмутился Петр Макарьевич. — Что вы, право же, так...

— А то, что неизвестно еще, жена она дяде была или нет, — скривился Денис Петрович, вперив в Лизу полный ненависти взгляд. — Пусть докажет сначала, что дядя ее и впрямь до опочивальни довел!

— Что?! — возмутилась Лиза, забывшая о своем плане сидеть тихо и слушать внимательно. — Да как вы смеете!

Глава 2

— Нехорошо как-то, сироту наследством обойти, — замялся Петр Макарьевич. — Не по-божески это, да и не по-людски, если уж на то пошло. Без копейки оставить...

— Помилуйте, я же не собираюсь ее грабить, — оживился Денис Петрович. — Положить ей приличное содержание, рублей сто серебром в год. Нет, лучше пятьдесят, на что в монастыре деньги? Будет жить в скромности и духовной чистоте, молиться за душу усопшего супруга...

— Это вы хорошо придумали, — пробасил отец Амвросий, утирая салфеткой замаслившиеся от блинов губы. — Да только если Елизавета Андреевна возжелает в монастырь уйти, имущество ее под опеку церкви отправится. Так что нет, не выйдет у вас этот фокус.

— Ладно, — поморщился Денис Петрович. — Пусть уж тут остается, во флигеле, выделю ей комнатку. Сама через месяц в монастырь запросится, да только опекуном имущества уже я буду. Так оно даже и лучше, приличнее.

Ошеломленная Лиза хватала ртом воздух, пытаясь справиться с возмущением и страхом одновременно. Да как они могут! Говорят о ней, как о какой-то вещи, решают ее судьбу и ни капли не стесняются того, что этот нахальный Денис собирается ее обобрать и выкинуть из дома!

— А с чего это вы взяли, что вас опекуном назначат? — поинтересовался Петр Макарьевич. — Мало ли, что вы ей теперь родственник, таких родичей в базарный день пучок может быть. И потом, вы, Денис Петрович, свое именьице-то промотали, наследство маменькино также по ветру пустили, ну какой из вас опекун? Давайте уж тогда по закону поступать. Как там полагается, Василь Василич, когда всем миром?

— Голосованием выбрать троих достойных доверия дворян, и поручить им общно управлять поместьем, — бесстрастно проскрипел нотариус.

— Вот! Достойных доверия! — воздел палец к небу Петр Макарьевич. — Вы, Денис Петрович, уж простите, к таким не относитесь! То ли дело мы с Тимофеем Ивановичем!

Капитан-исправник приосанился и закивал.

— Однако, это не тот случай, — продолжил Василий Васильевич. — Общно управляют сиротским имуществом, потому как сирота когда вырастет, может отчета затребовать. А за вдовами по закону церковь надзирает до самой кончины, или до вхождения в возраст наследников, буде таковые появятся.

— Откуда ж им взяться? — вытаращился Петр Макарьевич.

— Ну, вы как дитя малое... Через полгодика понятно станет, а то и пораньше, — кашлянул нотариус. — Может, Терентий Архипыч успел чего, всяко в жизни случается.

— А ежели вдова второй раз замуж выйдет? — заинтересовался капитан-исправник.

— Тогда имущество мужу переходит, это если наследников от первого мужа нет, — пояснил нотариус. — В целом, там еще тонкости имеются, но нам они не важны.

— Если это надо для дела, то я согласен, — кисло сообщил Денис Петрович. — Жениться, в смысле, на этой...

— Я зато не согласна! — возмутилась Лиза.

— А тебя, милочка, и спрашивать никто не станет, — отрезал Денис Петрович. — Побежишь под венец как миленькая.

— И не подумаю! — фыркнула Лиза. — Тоже мне, жених выискался. Женилка не отросла еще!

— Елизавета Андреевна, откуда вы слова-то такие знаете?! — всплеснул руками исправник. Петр Макарьевич явно смутился и отвернулся к окну.

— Терентий Архипович научил, — выдала Лиза. — Мой дорогой покойный супруг, о котором я безмерно скорблю!

— Значит, порешили, — возвысил голос отец Амвросий, перебив уже открывшего рот Дениса Петровича. — Оформляйте бумаги, Василь Василич, и меня в качестве опекуна пишите.

— Я этого так не оставлю! — вскочил с места Денис Петрович. — Я на вас в суд подам! Докажу, что при этой дуре имение приходит в упадок, и все отсужу!

Грохнув дверью, он вылетел из гостиной, и через некоторое время со двора донесся цокот лошадиных копыт.

— И ведь подаст, — покивал капитан-исправник. — Он не отступится, я эту породу знаю.

— А что, он правда может так сделать? — осторожно спросила Лиза.

— Да, есть такая возможность, — кивнул нотариус, отрываясь от бумаг. — Если удастся доказать, что при текущем опекуне имение перестало приносить доход, можно потребовать его замены. А Денис Петрович, все-таки, дядю навещал довольно часто, знает, как тут все заведено, так что суд может и его назначить. Но не раньше, чем через год!

— А зачем мне вообще опекун? — наконец задала мучающий ее вопрос Лиза. — Я совершеннолетняя, на голову не скорбная...

— Женщины, они к делам не способны по своей природе, — снисходительно пояснил ей Петр Макарьевич. — Это же не кошельки вязать и не на рояле романсы наигрывать, тут смекалка нужна, сноровка и понимание! Потому их законом в правах и ограничили, чтоб не разорялись по собственной дурости.

Возмущенная до глубины души Лиза набрала в грудь воздуха, и только было собралась высказать присутствующим все, что она думает о мужском шовинизме, как дверь снова распахнулась.

— А вот и самовар, — возрадовался отец Амвросий, потирая руки. — Куда как хорошо чашечку чая, чтобы нервы успокоить. Эй, как тебя, Лукерья? А блинков не осталось?

— Есть блинки, батюшка, свеженьких напекла, сейчас подам, — зачастила опрятная женщина средних лет, водружая на стол самовар. — Да закусочек холодных, я мигом!

Выбежав из комнаты, она вернулась с огромным подносом и принялась расставлять тарелки с какими-то нарезками. Все присутствующие, кроме занятого с бумагами Василия Васильевича и застывшей на диване Лизы, потянулись к столу.

К большому облегчению Лизы, чаепитие надолго не затянулось. Как только нотариус закончил оформлять бумаги, исправник с Петром Макарьевичем расписались в них, как свидетели, еще раз выразили Лизе свои соболезнования, и все трое отбыли, пообещав всякую помощь и содействие в случае надобности.

— Вот все и решилось, Елизавета Андреевна, — умиротворенно протянул отец Амвросий, с сожалением отодвигая от себя чашку. — Признаться, я ожидал худшего. Денис Петрович не тот человек, который так просто от лакомого куска отступится. Теперь наша с вами задача год продержаться, чтоб никакого убытка не сотворить, а то ведь другой раз не отобьемся.

Глава 3

— Ты с ума сошла? Встань немедленно! — подскочила Лиза.

— Не смею, барыня, — залилась рыданиями Маша. — Я виновата, мне и ответ держать. На вашу милость и добросердечие уповаю!

— Да что случилось-то? — воскликнула Лиза. — Чего ты ревешь?

— Ваза... — всхлипнула Маша. — Вазу эту маменька покойного Терентия Архипыча еще покупала, я с нее пыль стирать стала, а она возьми и тресни. Не нарочно я, барыня, пожалейте!

— Ну треснула... Ну выбрось, — растерялась Лиза. — А рыдаешь ты чего?

— Так старый барин велел, кто хозяйское имущество попортит — в чулан на хлеб и воду, а потом... — Маша зарыдала в голос и поползла по ковру, стремясь поцеловать туфельку барыни.

Лиза шустро поджала ноги и как могла строго сказала:

— Ты мне это брось! Прекрати немедленно! Барин распорядился, а я отменяю. Вот. Встань, кому говорю!

Маша немедленно вскочила и рассыпалась в благодарностях и славословиях, норовя облобызать барыне ручку. Лиза пару минут терпеливо слушала, пряча руки за спину, потом окончательно озверела и цыкнула:

— Хватит уже. Пойди лучше вазу выкинь.

Оставшись в одиночестве, Лиза, чтобы успокоить нервы, съела два пряника, и попыталась придумать план дальнейших действий. Думалось откровенно плохо, потому что было непонятно, как она сюда попала, и не проснется ли завтра в общаге под вопли собирающихся на работу соседей.

Жить там ей совершенно не нравилось. Двенадцать квадратных метров в клоповнике с грязным туалетом и покрытой вековыми наслоениями жира кухней мало кого порадуют, но позволить себе снимать что-то более приличное она не могла. Подав на развод, Данил выставил ее из квартиры, в чем была. Заявил, что раз все покупки оплачивались с его карты, Лиза не имеет права ничего унести с собой. Да еще и отсудил половину ее скудных накоплений как совместно нажитое имущество.

Директор фирмы, в которой она изображала из себя хорошего бухгалтера, был лучшим другом Данила, поэтому с работы она тоже вылетела со свистом. Еще и порадовалась, что ей разрешили написать заявление по собственному, а не испортили трудовую какой-нибудь гадкой статьей.

Деньги утекали, как вода сквозь пальцы, на новую работу устроиться не получалось — Лиза подозревала, что и тут не обошлось без ее бывшего мужа. Когда-то Данил казался ей честным и справедливым, а оказался обыкновенной сволочью, мстительной, подлой и мелочной. Подумать только, ведь он сам притащил бабу в их дом, а когда Лиза застукала их в спальне в интересной позиции, еще и ухитрился выставить ее виноватой и закатить скандал. Дескать, она специально не предупредила его, что вернется домой пораньше, а значит — пыталась следить и оказывала на него моральное давление. Девица его в это время заливалась хохотом на их супружеской кровати, даже не пытаясь прикрыться.

Стараясь не думать о своем недолго продлившемся несчастливом замужестве, Лиза целыми днями бегала по собеседованиям, по вечерам возвращалась в общежитие, ужинала невкусной овсянкой из пакетика и проваливалась в сон, чтобы с утра снова начать бег по кругу.

По вечерам, засыпая, она позволяла себе помечтать о другой жизни: тихой, размеренной, обеспеченной. Без отказов, ухмылок за спиной, а то и в лицо, без буйных соседей, хронического безденежья и душного общественного транспорта. Иногда ей даже снилось что-то доброе, наполненное любовью, уютом и теплом большой семьи. После таких снов Лиза долго не могла заснуть снова, комкая край подушки и утирая текущие по лицу слезы.

«Похоже, дорогое мироздание решило надо мной сжалиться, — размышляла Лиза, дожевывая третий пряник. — Досадно только, что подарок судьбы оказался с подвохом. В смысле, с новым родственничком. А вот обойдется! Мне нужнее!»

Внезапно по комнате пронесся легкий ветерок, несмотря на то, что все окна и двери были закрыты. Что-то зашуршало в углах, забегали по изразцам камина какие-то смутные тени, а из часов выглянула кукушка и пристально уставилась на Лизу. В воздухе сгустилось странное ощущение ожидания, словно вот-вот должно было произойти что-то важное.

— Ну, что смотришь? — спросила у кукушки Лиза. — Я, может, всегда о такой жизни мечтала. Нравится мне тут. Мое! Никому не отдам!

Хоровод теней сорвался с камина, промчался по стенам, складываясь в причудливые фигуры, и вдруг брызнул ярким светом, рассыпался, раскатился по ковру яркими искрами. Часы присвистнули и принялись отбивать полдень, хотя стрелки их едва дотянули до половины одиннадцатого утра. Засияли радугой оконные стекла, налились красками букетики незабудок на выцветших шелковых обоях, а в комнате почему-то сладко запахло абрикосами. Кукушка кивнула и втянулась внутрь часов, захлопнув за собой дверцу.

— Эй... — растерянно позвала ее Лиза, подойдя к часам. — Это что сейчас такое было?

Кукушка безмолвствовала. Лиза поковыряла дверку пальцем, пытаясь заглянуть внутрь, но кукушка держала оборону крепко. Дверца не открывалась, только изнутри донесся странный звук, похожий на ехидное хихиканье.

— Ну и сиди там в темноте, — обиделась Лиза. — А я пойду хоть посмотрю, что за дом мне достался.

Припомнив, что на втором этаже не было ничего интересного, Лиза толкнула дверь, в которую Лукерья заносила самовар, и нос к носу столкнулась с Машей.

— Изволите чего, барыня? — немедленно осведомилась та, отмахнув очередной поклон. — Вы, ежели что, покличьте просто, я враз прибегу, что ж вы ножки трудите.

— Изволю, — кивнула Лиза. — Дом хочу осмотреть, а то никак не запомню, где тут что.

Маша снова окинула ее тем самым непонятным взглядом, в котором читалась надежда пополам с сомнением, и двинулась по длинному полутемному коридору, указывая на двери:

— Тута вот у вас столовая для парадных обедов. Двадцать человек можно разом за стол усадить! А ежели потесниться, так и больше поместится. Это вот старого барина кабинет, там у него все книги приходные и ящик денежный. Это вот передняя, отсюда в галерею выход да на парадное крыльцо, а тут библиотека... Ой, нет, барыня Лизавета Андреевна, не ходите туда! Там от веку пыль не вытирали, Терентий Архипыч не велел туда соваться! Выпороть грозился, кто без дозволения зайдет.

Глава 4

— Не ведаю, барыня, — пожала плечами Маша. — Сколько себя помню, всегда она тут была, а только ее и не открывали никогда. Поди, и ключа от нее не осталось. Да и кому такая фитюлька нужна? Туда и не протиснешься никак.

— Для собак та дверка поставлена, барыня, — вклинилась в их разговор выглянувшая из кухни Лукерья. — Машка-то малая была, не помнит, а я Архипа Петровича, отца Терентий Архипыча, застала еще. Собак он охотничьих любил — страсть, не дом был, а чисто псарня. По всем коридорам шныряли, по всем комнатам. Бежишь так с тряпкой али с тарелками, а она высунется откуда и за ногу тебя цап! Ох, время было...

— Понятно, — пробормотала Лиза и снова уставилась на дверцу. Для собачьего лаза она была слишком велика, да и зачем было врезать в нее замок? Впрочем, барские причуды дело святое, захотел барин — наделал дверей в стенах, захотел — приставил к каждой по крепостному, чтоб перед собаками двери отпирали-запирали, и кто запретит?

— Вы, барыня, обед заказывать сейчас будете? — деловито спросила Лукерья, вытирая руки об фартук. — До обеда еще далече, да только не каждое блюдо можно быстро сготовить. Ежели будет на то ваша милость, так сразу бы и обговорили и обед, и ужин, и выпечку к чаю. А то могу попозже явиться, как позовете.

— Да мне как-то все равно, чем обедать, — растерялась Лиза. — Впрочем... а что тут обычно готовят?

— На первое щец могу из свежей капусты сотворить, капусту с утра на огороде сняли. Глядите вот, хорошие кочаны, белые, плотные, — степенно принялась перечислять Лукерья, с поклоном провожая барыню на кухню. — Или суп из потрохов, куриного супчику завсегда хорошо. К супу пирогов с морковью, с кашей да с грибами. На хлебное кулебяку с грибами да с капустой, а то с дичью можно. Еремей с утра силки проверил — десяток перепелов принес, да два зайца. На леднике они, смотреть будете?

— Нет-нет, я верю, — испуганно отказалась от созерцания дичи Лиза.

— Ежели кулебяку с капустой, то на жаркое можно зайца в сметане потушить, или телятину с соленым огурцом пожарить, осталась еще телятинка. Из рыбного подлещики только, уж простите, не было сегодня другой рыбы. А на холодное тогда буженина пойдет, вчера запекали, — продолжала Лукерья. — Индейку-то с лимонами, которую третьего дня готовили, я сегодня господам на стол подала, на закусочки. Уж простите барыня, что самочинно распорядилась, а только быстро надо было решать, чтоб никто не сказал, что у вас в доме гостей не кормят.

— Нет-нет, все правильно, — замотала головой Лиза. — Спасибо большое, сама бы я так хорошо все не устроила. Только куда мне столько еды? Супа хватит, тем более с пирогами.

— Воля ваша, а только положено так, четыре перемены, не меньше, — поджала губы Лукерья. — Да потом заедочками с чайком побаловаться. Что ж это за еда — суп? Это нам с Машкой сойдет, щец похлебали, да дальше побежали, а для барыни это не обед. Да и не пропадет ничего, жаркое да холодное на ужин останется, хлебное к чаю на утро.

— Ну, раз так, тогда пусть будут щи, телятина и буженина, — решила Лиза. — Куда уж больше?

— На сладкое что прикажете? — осведомилась Лукерья. — Пастилы, орешков да варенья у нас в достатке, а из горячего могу разве только пирог испечь. Яблоки в кладовой прошлогодние есть еще. В лесу-то пока ягоды нет, холодно, а в оранжерее никто их не снимал, так и сыпется все на землю.

— Почему? — удивилась Лиза.

— Так барин Терентий Архипыч без него туда ходить не велели, — развела руками Лукерья. — Вот садовник и поопасался, вдруг и вы не прикажете. Скор был Терентий Архипыч на расправу и нравом крутехонек, вот и опасается народ.

— Глупости какие, — фыркнула Лиза. — Зачем же урожаю пропадать? Впрочем, я бы на оранжерею с удовольствием посмотрела, только не знаю, удобно сейчас садовнику будет?

— А что ж нет? — вытаращилась на нее Лукерья. — Для того он там и поставлен, барские приказы исполнять. Хоть среди ночи пойдите — все покажет и обскажет в лучшем виде.

— Кошмар какой... — тихо пробормотала Лиза. — Еще я среди ночи по оранжереям не бродила. Послушайте, а можно мне еще кофе? Если это вас не очень затруднит. А то что-то я проголодалась от этих разговоров.

— Сию минуту сварю, — поклонилась Лукерья, пряча в уголках глаз усмешку. — Машка, чего встала столбом? Проводи барыню наверх, не в кухне же она кофей пить будет. Да мухой за подносом вертайся, а то знаю я тебя, языком зацепишься с кем, и на полдня.

Лиза, окончательно выпав из образа барыни, попыталась Лукерью поблагодарить, но была мягко выпровожена из кухни и отправлена на второй этаж в сопровождении верной Маши.

— Кофей на балконе пить станете, али в будуар вам подать? — осведомилась Маша, проводив Лизу в ее комнаты.

— Лучше на балконе, — посомневавшись, выбрала Лиза. — И скажи мне, Машенька, есть у меня какое-нибудь другое платье? Это очень тяжелое, и воротник шею натер.

— Есть конечно, как не быть, — затрещала Маша, бросаясь к очередной двери. — Это ж, барыня, платье траурное, для гостей да на выезд, а дома завсегда что полегче носят. Оно при гостях неприлично, а как все разъехались, так можно и переодеться.

Не переставая болтать, она притащила из гардеробной несколько платьев и раскинула их на кровати. Лиза с восхищением гладила мягкую ткань, касалась пальцами искусной вышивки и никак не могла решить, какое из них она хочет надеть первым.

— Вот это, — наконец определилась Лиза, ткнув пальцем в бежевое с черным лифом, щедро отделанное кружевом цвета кофе с молоком.

Маша немедленно вытряхнула ее из негнущегося парадного одеяния, помогла переодеться, проводила на балкон и убежала на кухню. Лиза удобно устроилась в кресле, подложив под спину пеструю лоскутную подушечку, и рассеянно уставилась на бредущее вдалеке стадо.

Коровы, издалека похожие на кучу оживших разноцветных валунов, медленно тянулись вдоль опушки березняка, то и дело останавливаясь, чтобы ущипнуть клочок травы. Внезапно трусившая впереди всех пеструшка притормозила, замотала головой, а потом и вовсе рванула в сторону, явно стремясь оказаться подальше от леса. Ее товарки, почуяв опасность, тут же скинули с себя сонную одурь и бросились врассыпную, не обращая внимания ни на щелчки пастушьего кнута, ни на заливистый лай мечущейся вокруг них собаки.

Глава 5

— На болоте, барыня, — вздохнула Маша. — Рощу видите? За ней пруды раньше были зарыбленные. А потом враз их тиной затянуло, и там кикиморы завелися, как из ниоткуда. Вчера еще не было, а сегодня оп — и стали там жить. Да вы не бойтеся, не опасные они и людей не трогают. Если, конечно, в болото не лезть.

— К-какие еще кикиморы? — недоверчиво переспросила Лиза.

— Обыкновенные, — пожала плечами Маша. — Мелкие да лохматые, наткнешься на такую в лесу, так она или грязью бросит, или обругает по матушке, чтоб близко не совались. А так никакого от них вреда нету.

— А воют почему? — уточнила Лиза.

— Так мне ж откуда знать, — удивилась Маша. — Небось, не нравится им там, вот и воют. И то сказать, мало радости целыми днями в тине бултыхаться.

В кикимор верилось с трудом, но другого объяснения кошмарным рыданиям все равно не было. Ежась от разбегающихся по спине мурашек, Лиза отпустила Машу, налила себе кофе и наполнила тарелку разнообразными сладостями.

Засахаренные фрукты и варенье из лепестков роз привели ее в благодушное настроение, и ей даже стало немного жалко кикимор. Тем более, что те перестали выть и рыдать, и до Лизы только иногда доносились горестные всхлипывания. С распространением звука, кстати, тут тоже было что-то неладно. До болот было как минимум километра полтора, а то и два, а слышно все было — словно кикиморы устроились у нее под столом.

Напившись кофе, Лиза преисполнилась жажды деятельности и вознамерилась посетить оранжерею. Где она находится, и как искать садовника, Лиза не знала, поэтому снова пришлось призывать на помощь Машу. Та с поклонами проводила барыню по длинному, пахнущему пылью и воском коридору, распахнула перед ней дверь и завопила:

— Степан! Степан Иваныч, барыня тебя просит пред светлы очи!

Откуда-то издалека донеслось шарканье и невнятное бормотание. Дожидаясь садовника, Лиза с любопытством разглядывала задний двор. Был он куда больше двора парадного, чисто прибранный, и ни один клочок земли в нем не пропал даром.

Напротив дома тянулись крепкие деревянные сараи, дровяной навес и сеновал. Наособицу, чтобы не тревожить барское обоняние неприятными запахами, выстроены были конюшня и курятник. В загоне, огороженном плетнем из высушенной лозы, бродили толстые куры, а в выкопанном прудике плескались утки и два толстых гуся.

От крыльца к колодцу вела хорошо утоптанная дорожка, огибала его и раздваивалась, уходя куда-то за хозяйственные постройки. Между ними, торопливо кланяясь барыне, то и дело пробегала дворня, явно спешащая по каким-то делам.

— За сараями еще что-то есть? — спросила Лиза, просто, чтобы не стоять молча.

— А как же, барыня, — затараторила Маша. — Налево если пойти, там скотный двор, коровки, козочки. Всегда мы и с молочком, и с масличком. А за ним к реке спуск, туда скотину поить гоняют, да бабы белье полощут. Направо ежели пойти, так в огород попадете, а вбок еще дорожка есть, она в сад да в оранжерею ведет, а растут в оранжерее всякие фрукты дивные...

— А тебе бы только через стекла глазеть, — оборвал ее подошедший сухонький, опрятно одетый старичок в соломенной шляпе. — Иди, трещотка, делом займись, про свое хозяйство я барыне сам все обскажу, а то ты наговоришь, пожалуй.

— Вы тут старший садовник, да? — уточнила Лиза. — Степан Иванович?

— Так и есть, Степаном кличут, — отозвался садовник. — А по батюшке меня величать вам, барыня, и вовсе не следует, не по чину мне. Пойдемте-ка, расскажу да покажу, что у нас тут как.

Приноравливаясь к медленному шагу старичка, Лиза пошла следом за ним, поминутно задавая вопросы:

— А это что? А тут что хранят? Ой, козочка, какая миленькая! А они правда молоко дают?

— Я вам, барыня, про скотину ничего не расскажу, — развел руками Степан Иванович. — Я по растениям больше.

— А кто расскажет?

— Ключница у Терентия Архипыча была, Агафья, — пояснил садовник. — Да только прогневала она барина чем-то, он ее и продал, а новой не назначил. Так что оно само все так и идет, как получится.

— Очень мило, — оторопела Лиза. — Ладно, с этим потом разберемся. Показывайте свои владения.

В оранжерее было душно, жарко и пахло забродившими ягодами. Лиза покачала головой, глядя на осыпающуюся смородину, осмотрела чахлый персик, какую-то необыкновенную малину, крыжовник, полюбовалась на деревце инжира и запросилась на свежий воздух.

— Раньше-то, барыня, чего у нас тут только не росло, — вздыхал садовник, провожая ее по тропинке в сад. — И мушмула, и жимолость, и смородины сортов десять было, и даже айва японская, хеномелесом именуемая. Богатый фрукт, ох и мармелад с него выходит! И цветет красиво. А потом враз все и засохло, вчера было, а потом оп — и одни колючки да сушняк.

— Отчего же? — удивилась Лиза, мельком отметив, что где-то она уже слышала про «вчера было». — Вы извините, я в садоводстве не очень разбираюсь, но мне кажется, что так быть не должно.

— Точно, не должно, — согласился Степан Иванович. — Да только все равно сделалось. Да кто я такой, чтоб против барской воли идти...

— Рассказывайте, — потребовала Лиза, останавливаясь под облезлой вишней. — Терпеть не могу все эти секреты и недомолвки.

Садовник с сомнением осмотрел ее с головы до ног, пожевал губами, потом махнул рукой и проговорил:

— Да нет никакого секрета, барыня. Только вот не по чину мне барские причуды обсуждать, не прогневать бы вас.

— Обещаю, что гневаться не стану, — серьезно сказала Лиза.

— Барина-то батюшка, Архип Петрович, собачником был знатным, — неторопливо начал садовник, вновь двинувшись по дорожке. — В доме псарню развел, ступить некуда было. И вышло так, что один из кобелей — злобный был, черный, мордатый — сунулся на кухню ночью. А там домовой как раз прибирался, али варил чего. Им-то тоже есть надо, вот они и управляются себе, когда кухарка спит. Кобель его возьми да и цапни, и пошел промежь ними разлад. Домовой собак гоняет, те на него кидаются.

Глава 6

— Мое дело маленькое, барыня, — покачал головой садовник. — Я все больше при теплицах да при саде. Вам бы с Еремеем поговорить. Он поутру в усадьбу приходит, дичь приносит да рыбу. Лесовики, они завсегда больше знают.

— Хорошо, спасибо, — задумчиво кивнула Лиза и медленно пошла по дорожке обратно к дому. Степан Иванович некоторое время молча семенил следом, потом кашлянул и подал голос:

— Прощения прошу, барыня, так а с ягодой что делать? Того гляди, вся на землю осыпется.

— Ну как что, собирать конечно, — удивилась Лиза. — Только, если можно, как-нибудь без моего участия.

Решив таким образом вопрос со смородиной, Лиза издалека полюбовалась на парник с огурцами, завернула на скотный двор, где добродушная пожилая скотница разрешила ей погладить рыжего теленка, и вернулась в дом.

За обедом ее внезапно догнало осознание сдвинувшейся реальности. Схлынувший прилив адреналина оставил в голове мутную пелену, сквозь которую пробивались бессвязные мысли. В голове гудело от обрушившейся на нее сегодня лавины информации, а перед глазами кружился калейдоскоп новых лиц. Не желая обижать Лукерью, Лиза с трудом запихнула в себя пару пирожков, отказалась от чая и с облегчением восприняла предложение Маши подремать после обеда.

Разбудил ее, как и утром, ласковый Машин голос:

— Вставать пора, барыня Лизавета Андреевна. Часы уж три с четвертью пробили, Лукерья пирог к чаю печет. Поднимайтеся, а то ночью не уснете потом, так и будете с боку на бок ворочаться.

— Встаю, встаю, — заулыбалась Лиза. Короткий сон не только освежил ее, но и странным образом уложил в голове все роящиеся там мысли. Все происходящее стало казаться уместным и правильным, а прошлая жизнь подернулась дымкой, словно это было давно и происходило не с ней.

Быстро умывшись, Лиза переместилась в полюбившееся ей кресло на балконе, с удовольствием съела кусок пирога, и, прихлебывая обжигающе горячий чай из широкой фарфоровой чашки, начала раздумывать, как бы половчее подступиться к делам. Для начала нужно было вообще разобраться, как тут ведется хозяйство, а потом подумать, как сделать его более доходным. Уступать свое внезапное имущество какому-то нахалу она вовсе не собиралась.

Самым смущающим, конечно же, было наличие крепостных. Чувствовать себя рабовладелицей Лизе не нравилось, но, прежде чем что-то менять, нужно было собрать побольше информации, а пока — жить, как тут принято, и стараться ничем не выделяться.

Сквозь легкую кисею занавески было видно, как деловито снует по комнате Маша, то складывая в стопочку ночную рубашку, то вытирая невидимые взгляду пылинки. Каким-то шестым чувством заметив взгляд Лизы, она тут же возникла в дверном проеме, поклонилась и спросила:

— Подать вам чего, барыня?

— Нет-нет, ничего не нужно, — отказалась Лиза, которой стало совестно, что она за день так загоняла бедную девушку. — Что ты там все крутишься, пойди хоть отдохни.

Маша посмотрела на нее долгим взглядом, чуть склонив голову набок, и певуче протянула:

— Что же вы, Лизавета Андреевна, говорите такое. А ежели вам понадобится что? Это я отдыхать буду, а вы меня и не докричитесь?

— Ты и так сегодня много сделала, — не сдавалась Лиза. — Устала, наверное.

— Это ж, барыня, разве работа, — усмехнулась Маша. — Не хлеб жать, не воду таскать, ходи себе красивая, платья перекладывай да метелкой помахивай.

— Ну, хорошо, — сдалась Лиза. — Перекладывай что хочешь, а я в кабинет наведаюсь.

Кабинет потрясал воображение своей монументальностью. Массивные шкафы из черного дерева, на полках которых были аккуратно составлены толстые книги в кожаных переплетах. Секретер с кучей ящичков, более похожий на приземистый сейф. Огромный письменный стол, на котором красовались два канделябра, и кресло, по размерам больше напоминающее диван.

Увязавшаяся за барыней Маша тут же стерла со стола скопившуюся за несколько дней пыль, раздвинула тяжелые бархатные портьеры, впуская в помещение воздух и солнечный свет и вопросительно уставилась на Лизу.

— Иди, Машенька, — отмахнулась та, стаскивая с полки стопку книг. — Я тебя позову, если что-то будет нужно.

Просмотр приходных книг заставил Лизу схватиться за голову. Если когда-то за домом присматривала хотя бы ключница Агафья, то в последние годы все было пущено на самотек.

Со скотного двора в господский дом поступало молоко, масло и сливки, из теплиц и с огорода — овощи, из сада — фрукты и ягоды. Все это бездумно сваливалось в кладовые, что-то перерабатывалось на варенья и соленья, что-то выбрасывалось, потому что успевало порасти плесенью, или шло на корм свиньям. Сколько и каких продуктов имеется в наличии, было неясно. Ни штуки, ни литры, ни килограммы Терентий Архипыч записывать не трудился.

То же самое, только в более грандиозных масштабах, происходило и с урожаем, снятым с барских полей, и с привозимым крестьянами оброком. То и дело поминая покойного супруга недобрым тихим словом, Лиза читала в приходных книгах строчки: «Продано хлеба на четыре сотни рублей. Продано меда на полторы сотни рублей». Сколько хлеба? Сколько меда? По какой цене?

Профессию свою Лиза не слишком любила, но сейчас внутренний бухгалтер в ней взбунтовался. Она решительно подтянула к себе лист бумаги, вытащила из чернильницы перо и немедленно посадила на лист роскошную жирную кляксу.

С третьей попытки Лизе удалось справиться с непривычным предметом, и, медленно водя пером по бумаге, она нацарапала список. В ближайшие дни нужно было найти ключи от всех дверей, провести ревизию кладовых и амбаров и поговорить со старостой. После чего внести на приход все имеющиеся в наличии товары и продукты, и начать вести строгий учет.

Работа предстояла грандиозная, но знакомая и привычная, и Лиза слегка повеселела. Может быть, она ничего не смыслит в сельском хозяйстве, зато в цифрах разбирается отменно.

Похвалив себя за сообразительность, Лиза сунула приходные книги обратно в шкаф и вышла в коридор. После возни с пыльными книгами она остро нуждалась в глотке свежего воздуха.

Глава 7

Маша сбивчивому рассказу Лизы совершенно не удивилась.

— Так это ж Еремей был, барыня, он лесом живет, всё видит, всех знает. Небось, завел себе дружка какого из лесной нечисти. А то, может, обещал чего принести. Им-то, в лесу, ни молока, ни хлеба взять негде, вот они к людям и выходят. Сменять на что или выпросить, чтоб угостили.

— Мне бы с ним поговорить надо. С Еремеем.

— Как вам, барыня, угодно будет, — поклонилась Маша. — Да только он может и два, и три дня не появится, если в дальние леса уйдет. Хлеба-то он у Лукерьи немало взял сегодня, с запасом.

— Ну как вернется, так сразу ко мне, — попросила Лиза, поднимаясь с кресла. — Не забудь, пожалуйста.

Маша кивнула и побежала в комнату — взбивать перины и подушки.

Утром, едва напившись кофе, Лиза развила бурную деятельность. Несмотря на то, что с болота всю ночь несся горестный плач, выспалась она прекрасно, и с энтузиазмом взялась за наведение порядка.

Начать было решено с кладовых. Призванная пред барские очи Лукерья пояснила, что ходит только в одну, где лежат продукты, и берет то, что нужно для приготовления очередной барской трапезы, а про остальные знать не знает, что там хранится.

— Вот вместе и посмотрим, — потерла руки Лиза. — Готовить сегодня все равно ничего не надо, ты вчера наготовила на роту солдат, мне за неделю столько не съесть.

— Как барыня прикажет, — с показной покорностью ответила Лукерья, обменявшись с Машей быстрым веселым взглядом. — Только вот ключи от кладовых у Терентия Архипыча хранились, а где они сейчас — про то я не ведаю.

— В спальне барской лежат, на сундуке, — с готовностью подсказала Маша. — Сейчас принесу!

Через пару минут она протянула Лизе массивное железное кольцо, увешанное ключами всех форм и размеров. Крохотные фигурные ключики от ящиков секретера, обычные железные — от дверей, и несколько огромных, покрытых патиной ключей с бороздками затейливой формы, которые на взгляд не подходили ни к одному замку в доме.

Возле первой же кладовой они застряли минут на пять, поскольку ключ пришлось подбирать методом тыка. Наконец, десятый или одиннадцатый ключ со скрипом провернулся в замке, Лиза открыла дверь, и с визгом отскочила в сторону.

— Фу, гадость какая, — отмахиваясь от огромной стаи вылетевшей моли, пробормотала она. — Откуда это?

— Тут, барыня, пряжа лежит... лежала, — доложила Лукерья, заглянув внутрь. — Терентий Архипыч о прошлом годе гневался еще, что мало напряли, купцам продать нечего, а оно вот где было.

— Выбросить, — мрачно постановила Лиза. — Да не сейчас, Маша, брось пока. Чувствую, тут много с чем прощаться придется.

В следующей кладовке обнаружился большой запас окаменевших сухофруктов в мешках. Лиза поворошила рукой покрытые пылью ломтики яблок и неуверенно сказала:

— Это, наверное, тоже стоит выкинуть?

— Лучше бы на скотный двор отдать, — тихо предложила Лукерья. — Там все в дело пойдет.

— Как же так можно было, — сокрушалась Лиза, обнаруживая то ссохшееся варенье, то кишащую жучками крупу, то огромный слипшийся восковой ком, когда-то бывший парой сотен отличных свечей. — Зачем так делать? Копить, запирать, и ждать пока испортится... Нет, не понимаю. Столько продуктов зря пропало!

В подвале и на леднике дела обстояли ничуть не лучше. Кривясь, как от зубной боли, Лиза поплотнее закуталась в теплую шаль, поковыряла пальцем позеленевший от времени брусок сливочного масла и тоскливо спросила:

— Сколько ж лет оно тут валяется?

— А кто его знает, барыня, — развела руками Лукерья. — Их по три, по четыре зараз приносят, как масло собьют, а на неделю и половины куска не уходит. Вот и копится потихоньку.

— Тогда все испорченное тоже выкинуть, а остальное... Так, стоп, подожди, как это половина куска на неделю? Сколько в доме человек всего?

— При доме-то? — задумалась Лукерья. — Я да Потап, истопник, да Еремей. Еще дед Степан при доме кормится, да Аглая с Варькой, при скотине которые. Андрюшка, лакей барина бывший, да конюх Мишка, да кухарка людская, Феклой кличут, да девок сенных с десяток, вот и вся прислуга, барыня. Скромно Терентий Архипыч жил, не любил лишнего народишка.

— И на такую толпу половину куска? — ужаснулась Лиза.

— Так кто ж рабов своих будет коровьим маслом кормить, — хмыкнула Лукерья. — Им и льняное в кашу сойдет.

— Это из которого краски и олифу для дерева делают? — мрачно уточнила Лиза. — Нет уж, в моем доме никто стройматериалы есть не будет. Найдёте мне эту вашу Феклу, я ей объясню, что и как она теперь будет готовить.

Следом в пользу Феклы и ее подопечных отправилась свиная полутуша, раскинувшаяся на льду, два бочонка солонины, пяток копченых гусей, бочка с квашеной капустой и четыре круга вполне неплохого сыра.

— Или вы его съедите, или он тут пропадет, — строго сказала Лиза попытавшейся запротестовать Лукерье. — Что значит «барские продукты»? Мне этого на три года хватит.

— А ежели гости какие, Лизавета Андреевна? — всплеснула руками кухарка. — Гостей чем кормить станем?

— Ну... один оставь пока. Как свежий будет, этот сразу в людскую отдадим, — решила Лиза.

Осчастливленная Фекла, которой велено было убрать подальше всякую гадость, и приготовить нормальной еды, на радостях попыталась целовать барыне руки. Лиза, так и не привыкшая к подобным изъявлениям чувств, позорно от нее сбежала и спряталась в кабинете.

Остаток дня она передвигалась по дому с оглядкой, так как в коридорах, как бы случайно, ей то и дело попадался кто-нибудь из прислуги, норовящий обозвать ее милостивицей и благодетельницей, а заодно изо всех сил приложиться лбом об пол.

Несмотря на эти досадные обстоятельства, к вечеру все содержимое кладовых, которое еще годилось в дело, было пересчитано, переписано, и распределено. Теперь оставалось только вычислить примерный расход продуктов в месяц, рассчитать необходимый запас, и можно было начинать продавать излишки.

Довольная проделанной работой, Лиза с аппетитом поужинала вчерашней телятиной, напилась чаю и отправилась спать под ставший уже привычным плач кикимор. На завтра у нее был запланирован разговор со старостой Калиновки, от которого во многом зависело, удастся ли ей сохранить за собой имение.

Глава 8

— Дозволите слово молвить, барыня? — робко подал голос молодой вихрастый парень, переминающийся с ноги на ногу возле двери. Получив в ответ нетерпеливый кивок, он приободрился и продолжил:

— Степан Иваныч, он верно говорит. Старый доктор не таков, чтоб с бедняками да крепостными возиться. А только когда я с барином в город ездил, слышал, что на окраине новая лечебница открылася. Тимофей Иваныча кучер говаривал, что принимают там всех без разбору, и городских, и деревенских, и плату берут, сколь можешь дать. Может, оттудова доктор приехать согласится?

— Надо, чтобы согласился, — нахмурилась Лиза. — Умоляй, обещай любые деньги, но чтобы врач сегодня был! Далеко до города ехать?

— Ежели верхами, так часа полтора, — почесав в затылке, сообщил парень. — А ежели на коляске, то туда-назад только к вечеру и обернешься.

— Обойдемся без коляски, — постановила Лиза. — Седлай лошадь и поезжай.

Повинуясь распоряжениям барыни, прислуга бодро засновала по дому. Девушки споро прибрались в одной из гостевых комнат, Лукерья заварила выданные садовником травы. Машу уложили в постель, и рядом с ней была усажена Глафира, получившая наказ срочно звать Лизу, если больной станет хуже.

Убедившись, что до приезда врача сделать больше ничего нельзя, Лиза направилась в царство Лукерьи, намереваясь попросить кофе и пару пирожков.

На кухне уютно пахло свежей выпечкой и растопленным маслом. Раскрасневшаяся от печного жара Лукерья ловко стряхнула со сковороды на тарелку зарумянившийся блинчик, плеснула на раскаленный чугун новую порцию теста и, обернувшись, спросила:

— Завтрак вам подать, барыня? Сей же час девок кликну, все принесут, стол накроют. А как отзавтракаете, так вас там Павел Семеныч дожидается, с утра еще по холодку пришел.

— Это кто? — удивилась Лиза, утаскивая с тарелки блин.

— Староста с Калиновки, явился перед вами отчет держать. Да куда ж вы горячее руками хватаете, пальчики обожжете!

— Не обожгу, — невнятно пробормотала Лиза и задышала через рот, пытаясь остудить уже откушенную часть блина. — Потом завтрак, сначала со старостой поговорю. Негоже человека заставлять ждать. Где он?

— На заднем дворе, со Степаном лясы точит, — пояснила Лукерья, переворачивая очередной блин. — Наташка! Наташка, где ты там есть, быстро за старостой беги, барыня его в кабинете принимать изволит!

Не успела Лиза усесться за письменный стол, как дверь кабинета приоткрылась, и внутрь ступил мужчина неопределенного возраста, тут же отвесивший Лизе поясной поклон:

— Доброго вам дня, барыня, кормилица наша. Здоровы ли вы? Крепко ли почивали?

— Спасибо, все прекрасно, — машинально ответила Лиза, разглядывая новый колоритный персонаж.

Весь вид Павла Семеновича намекал на хороший достаток. Одет он был чисто, опрятно, но без излишней роскоши. Под добротный темный кафтан была поддета белая ситцевая рубаха, штаны заправлены в высокие, начищенные до блеска сапоги. В руках он держал мягкую войлочную шляпу, которую стащил с головы еще в коридоре.

— Вы присаживайтесь, присаживайтесь, — потребовала Лиза, обнаружив, что староста так и стоит перед ней навытяжку. — Разговор у нас с вами длинный будет. Излагайте все по порядку: сколько чего собираем, сколько продаем, и сколько денег за это получаем.

Опасливо покосившись на барыню, Павел Семенович присел на самый край приготовленного для него стула, уложил на колени шляпу и проговорил:

— Вы уж простите, барыня, а только Терентий Архипыч цифрами никогда не интересовался. Они, говорил, сонную одурь на него нагоняют, да такую, что по три дня не проходит.

— Ничего, я цифры люблю, — подбодрила его Лиза.

Огладив аккуратно подстриженную бороду, Павел Семенович возвел глаза к потолку, пошевелил губами, а потом принялся сыпать нескончаемым потоком сведений. Пшеница, овес, ячмень, гречиха, просо. Столько-то пудов на семена, столько-то на продажу, а еще на прокорм дворне, на фураж для скота, на черный день да на барские нужды...

— В былые времена чистой выручки до полутора тысяч серебром бывало, — подытожил староста, когда Лиза окончательно запуталась в десятинах, пудах и душах. — А теперь что ни год, все хуже и хуже. О прошлом годе так еле восемь сотен выручили, и то купцы носом крутили, не хотели нашей пшеницы брать.

— Это почему же? — удивилась Лиза.

— Неладно с ней, — неохотно признался староста. — То плесенью порастет, то мыши попортят. Раньше-то амбары все заговоренные были, засыпешь туда зерно, оно и через десять лет будет, словно только провеяли. А теперь по весне все выбрасывать приходится подчистую, что в дело не пошло, иначе гнить начнет.

— И почему же так получилось? — насторожилась Лиза.

—Вот как Архип Петрович малый-то народец повыгнал, так все заклятия в имении враз и послетали, — ответил староста. — И с амбаров, и с кладовок, и со скотного двора тож. Да и у нас в Калиновке неладно с этим стало. Шалят и домовые, и полевики, колодцы тиной заплывают, а в лес и вовсе заходить боязно. Лешие, они шутить не любят.

— То есть, если вернуть в имение домовых и... и всех остальных, то все беды прекратятся? — уточнила Лиза.

— Если б то так просто было, — тяжело вздохнул Павел Семенович. — Домовые народец гордый, ежели их где обидели, назад нипочем не пойдут. Придется без них справляться. Я, уж простите, барыня, про обстоятельства ваши от отца Амвросия наслышан. Чем смогу — помогу, за урожаем прослежу, чтоб ни зернышка не пропало, да с купцов сумею лучшую цену вытрясти. Из Дениса Петровича-то какой хозяин...

Распрощавшись со старостой, Лиза заглянула в комнату, где лежала больная Маша.

— В себя не приходила, барыня, — шепотом доложила Глафира. — Бредить, вроде, перестала, но жаром так и пышет. Я уж и лоб ей мочила, и руки обтирала, а все одно не помогает. Коли доктор не приедет, так совсем беда.

Так же шепотом поблагодарив Глафиру, Лиза постояла в коридоре, кинула взгляд на лестницу и решительно вышла во двор. Хотелось каких-нибудь действий, все равно каких, лишь бы избавиться от тягостного чувства ожидания. По всем прикидкам выходило, что доктор если и появится, то не раньше, чем через час, а то и полтора, и это время нужно было чем-нибудь занять.

Глава 9

— Ну, чего уставилась? — напористо спросил мелкий, лохматый и насквозь мокрый обитатель колодца, и громко шмыгнул носом.

— Простите, а вы кто? — осторожно спросила Лиза, мелкими шажками отступая обратно на тропинку.

— Ты что, головой скорбная? — удивился ее собеседник и высунулся из колодца аж по пояс. — Кикимор не видала? Городская, небось, непуганая.

— А мне сказали, вы за рощей живете, в болоте, — удивилась Лиза.

— А тебе какое дело? — внезапно разозлился колодезный житель. — Туда тоже камнями кидаться пойдешь? Тьфу, людишки!

Лиза попыталась объяснить, что вовсе не имела в виду ничего плохого, но выглядывающий из колодца тип уже исчез, на прощание взметнув фонтан застоявшейся мутной воды.

Отплевавшись и протерев глаза, Лиза с тоской оглядела платье, заляпанное ряской и водорослями, и повернула обратно к дому. Мокрая юбка немедленно начала путаться в ногах, нагревшаяся под солнцем ткань завоняла тиной.

Вдалеке, на дороге, показалось стремительно увеличивающееся темное пятно. Щурясь против солнца, Лиза приложила ладонь козырьком ко лбу, пытаясь разглядеть непонятный объект, и тихо выругалась. К воротам поместья приближался всадник, и по всему выходило, что добежать до дома и переодеться она уже не успеет.

Смирившись с судьбой, Лиза стряхнула с рукава подгнивший дубовый лист, поправила липнущие к лицу волосы и с невозмутимым видом пошла по тропинке. Подумаешь — платье мокрое. Может быть, ей так нравится.

Возле самых ворот всадник осадил лошадь и приподнялся на стременах.

— Эй, девушка, — крикнул он, обращаясь к Лизе. — Это Калиновка? Имение господ Муравьевых?

— Оно самое, — кивнула Лиза, опасливо косясь на лошадь. Та совершенно не желала стоять смирно, перебирала ногами, грызла удила и взмахивала головой, желая бежать дальше.

Всадник ловко соскочил на землю, покрепче ухватил храпящую лошадь под уздцы и потребовал:

— Проводи-ка меня к вашей барыне, да поживее. И что такое у вас тут творится? Прискакал конюх, бледный, весь трясется, в ноги упал и давай рыдать. Говорит, барыня не велела без доктора возвращаться, ночевать у меня под дверью грозился. Как можно было так запугать человека! Ох уж эти провинциальные нравы...

— Так вы врач? — догадалась Лиза. — А конюха вы куда дели?

— Едет назад потихоньку, лошадь-то у него не чета моей, — отмахнулся доктор, сунув поводья подбежавшему Потапу, и подхватывая снятый с седла черный саквояж. — Так что там с вашей барыней стряслось?

— С барыней все хорошо, — сухо ответила Лиза. — Мне сказали, что вы лечите и крестьян тоже. Я готова заплатить любые деньги, любое пожертвование на вашу больницу, только спасите Машу.

Потерявший дар речи врач уставился на нее круглыми от удивления глазами. Лиза и сама сознавала, что выглядит не лучшим образом, но не до такой же степени!

— Вы, то есть, Елизавета Андреевна Муравьева, — наконец пробормотал доктор. — Позвольте принести вам свои глубочайшие извинения, я и подумать не мог, что...

— Давайте все расшаркивания отложим на потом, — потребовала Лиза. — Вылечите Машу, а потом извиняйтесь, сколько хотите. Кстати, как вас зовут? А то вы меня знаете, а я вас нет, это как-то нечестно, не находите?

— Александр... Дмитриевич. Мещерин, — выдавил из себя доктор.

— Чудесно. Пойдемте, Александр Дмитриевич, я провожу вас в комнату больной.

До самого крыльца доктор молчал, переваривая новые сведения, а потом вновь подал голос:

— Прошу простить мою навязчивость, но что с вами произошло? Ваше платье...

— С кикиморой повздорила, — буркнула Лиза. — Вот, нам сюда. Глаша, как она?

— Бредит, — всхлипнула Глафира, стягивая с Машиного лба компресс. — Пить все время просит, и жаром от нее, как от печки...

— Мы вчера продукты на леднике перебирали, — скороговоркой пояснила врачу Лиза. — Я ей говорила — оденься теплее, а она заладила: да мне тепло, барыня, да разве это холод, и вот, пожалуйста, результат.

Кивнув, Александр Дмитриевич принялся копаться в своем саквояже. Вытянувшаяся в струнку Глафира ловила каждое его движение и жест, готовая сорваться с места, если доктору что-то понадобится, а Лиза из-под ресниц украдкой рассматривала внезапного визитера.

Почему-то врач, соглашающийся лечить крестьян и бедняков, представлялся ей сухоньким старичком в заплатанном на локтях пиджачке и плоской, как блин, соломенной шляпе. Действительность же оказалась совсем иной. Александр Дмитриевич был молод, хорошо одет и почти неприлично красив. Лиза невольно залюбовалась его классическим профилем, оценила выразительный взгляд темных глаз и красивые, довольно-таки изящные для мужчины руки. Густая темная шевелюра его была встрепана после бешеной скачки, щегольская визитка запылилась, а выглядывающий из-под нее кипенно-белый галстук сбился в сторону.

Внезапно Лиза сообразила, что так и стоит в мокром, воняющем тиной платье. Шепнув Глафире, чтобы та исполняла все распоряжения врача, она скомкано извинилась и выскользнула в коридор.

— Лизавета Андреевна, где ж вы так изгваздались? — всплеснула руками Лукерья, когда Лиза заглянула на кухню. — Неужто в пруд с утками свалились?

— Неважно, у меня к тебе срочное дело, — зашептала Лиза. — Лукерья, милая, там доктор приехал Машу лечить, ему же, наверное, хоть чаю надо? Я не знаю, как положено.

— Доктор, значит. Сейчас все устрою, барыня, — ничуть не удивившись, пообещала Лукерья. — А вы подите, переоденьтесь, неприлично в мокром-то, да и заболеть можно. Наташка! Барыне переодеться подай! Фроська! Мухой сюда, хватит на лавке валяться!

Явившаяся на зов Лукерьи Наташка только охнула, и тут же потащила Лизу наверх. В процессе они немного повздорили, потому что Лиза требовала платье полегче, в котором будет не так жарко, а Наташа норовила нацепить на нее парадно-траурную сбрую.

— Грешно это, барыня, — причитала она, выбирая из волос Лизы листочки, какие-то травинки и прочую пакость. — Только овдовели, а уже траур снять хотите, да еще и чужой мужчина в доме, невместно это.

Глава 10

— Вот, полюбуйтесь, — громко заявил Денис Петрович, весьма невежливо тыкая в сторону Лизы оголовьем трости. — Эта так называемая вдова, стоило оставить ее без присмотра, ударилась в веселую жизнь. Она уже принимает у себя мужчин, а ведь дядина душа еще не успела вознестись...

Вскочивший из-за стола Александр уставился на него недобрым взглядом, но сказать ничего не успел.

— Денис Петрович, право же, ну что вы такое говорите, — оборвал Волкова капитан-исправник. — Где вы тут видите мужчину? Это врач, господин Мещерин, практикует в Ветлужске. Елизавета Андреевна, простите, что мы так внезапно, но Денис Петрович очень уж шибко настаивал на визите.

— Вам нездоровится, Елизавета Андреевна? — озабоченно пробасил отец Амвросий, отодвигая в сторону пышущего любопытством Петра Макарьевича. — Я как раз собирался вас навестить, но заботы постоянно препятствовали. Вы бледны, да и осунулись со времени нашей последней встречи.

— Да, я ужасно себя чувствую в последние дни, — томно полуприкрыв глаза, соврала Лиза, сообразившая, к чему клонит священник. — Такая слабость, знаете, и голова кружится...

— Но позвольте, вы ведь... — начал было говорить Александр, но Лиза, изловчившись, ухитрилась пнуть его по голени носком туфельки. Вздрогнув, доктор кинул взгляд на Дениса Петровича, на отца Амвросия, и сообразил, что от него требуется:

— Да, у Елизаветы Андреевны наблюдается сильный душевный упадок, вызванный потрясением нравственных сил, — заявил он, откашлявшись. — Жизненные силы угнетены и малейшие впечатления повергают ее в трепет и вызывают томление духа, слезливость и отвращение к всяким занятиям. Так что, господа, как лечащий врач Елизаветы Андреевны, я бы настоятельно рекомендовал вам удалиться, дабы вы не ввергали мою пациентку в ипохондрию.

— Так и есть, — слабым голосом подтвердила Лиза и попыталась всхлипнуть. — Ничего не могу делать, и все время хочется плакать.

Денис Петрович покраснел от злости. Крылья носа его гневно раздулись, а губы сжались в тонкую нитку. Сделав шаг вперед, он ожег Лизу ненавидящим взглядом, но сдержался, дернул подбородком и, чеканя шаг, вышел из столовой.

Капитан-исправник снова рассыпался в извинениях. Лиза утомленно кивала и обмахивалась салфеткой, но на тонкие намеки, что до города далеко, и неплохо было бы освежиться чайком, не реагировала. Минут через десять до незваных визитеров наконец-то дошло, что им тут не рады, и Тимофей Иванович с Петром Макарьевичем были вынуждены покинуть негостеприимную хозяйку.

— Отец Амвросий, вы с нами? — кисло спросил исправник.

— Пожалуй, останусь, — немного подумав, постановил священник. — Долг мой состоит в том, чтобы оказывать помощь и утешение страждущим, а Елизавета Андреевна, без сомнения, нуждается в душеспасительной беседе.

Андрюшка с поклонами взялся провожать отбывающих господ до крыльца, и вскоре вернулся в комнату с кипящим самоваром.

— Зело хорошо чаю выпить для душевного успокоения, — потер руки отец Амвросий. — А ты иди, иди, отрок, не маячь. Поставь вот самовар и отправляйся. Без тебя обойдемся, не безрукие. Ну что, Лизавета Андреевна, сказывайте, как дела у вас идут? Я ведь действительно вас навестить собирался, да тут эти оглашенные ввалились и давай галдеть, как грачи на ярмарке. Вот ведь беспокойные души!

— Прежде чем вы начнете обсуждать дела, мне хотелось бы получить некоторые объяснения, — перебил его доктор. — Признаться, я заинтригован. Может быть, вы, Елизавета Андреевна, хотя бы в общих чертах обрисуете мне, во что это вы меня втянули?

— Справедливое требование, — вздохнула Лиза. — Вы уж извините, что так вышло, я сама не ожидала.

— Я весь внимание, — подбодрил ее Александр Дмитриевич и утащил с блюда еще один кусок пирога.

Краткий пересказ истории получения наследства вверг доктора в нешуточную задумчивость. Забыв о пироге, он вертел в руке вилку и кидал странные взгляды то на Лизу, то на отца Амвросия.

— Не имею чести быть знакомым с господином Волковым, — наконец проговорил он. — Но, должен признаться, он не показался мне приятным человеком.

— Мот, игрок и хам, — мрачно сказал отец Амвросий. — Упаси Господь к такому в зависимость попасть, выжмет до донышка и выкинет, да еще и поглумится вслед. Он в Ветлужске не так давно появился, все Терентия Архипыча обхаживал насчет денег, и теперь все успокоиться не может.

— Обычно я не имею привычки судить о людях с чужих слов, и всегда стараюсь составить собственное мнение, — задумчиво пробормотал Александр Дмитриевич. — Но вся эта ситуация... Елизавета Андреевна, вы можете рассчитывать на любую мою помощь, которую я только буду способен вам оказать.

— Благодарю вас, — растерялась Лиза. — Но я вовсе не собиралась навешивать на вас свои проблемы.

— Не сочтите за дерзость, но дело не в вас, — пояснил ей Александр. — Я считаю бесчестным поведение господина Волкова, и буду рад помочь вам воспрепятствовать этой несправедливости.

Отец Амвросий прогудел что-то одобрительное, переставил поближе к доктору вазочку с миндальным печеньем и спросил:

— Так что, Лизавета Андреевна, с делами имения у вас?

Подумав, Лиза решила, что пока ни о заклятиях на амбарах, ни о встреченной кикиморе рассказывать отцу Амвросию не будет. Так что ограничилась кратким пересказом встречи со старостой и ревизии в кладовых. Отец Амвросий ободряюще кивал, Александр Дмитриевич тоже слушал внимательно, и даже дал несколько полезных советов по части сбора огородных даров.

Когда тема сельского хозяйства исчерпалась, гости распрощались, ссылаясь на срочные дела, и с сожалением отклонили предложение остаться к обеду. Лиза заручилась обещанием Александра заехать завтра, получила от него лекарства и инструкцию, как их принимать, проводила гостей до крыльца и поднялась в свои комнаты.

Полюбовавшись с балкона, как лихо несется по проселочной дороге всадник в щегольской визитке, и как медленно пылят по направлению к роще легкие дрожки отца Амвросия, Лиза зевнула и мрачно подумала, что на развлечения эта жизнь крайне небогата. Ладно, телевизора нет, так хоть бы книжку какую...

Глава 11

«На домового да дворового, чтоб сгинули. Шерсть возьми пряденую, черной соли жменю, хлеба ломоть, да молока чашку. На ночь глядя в кухню зайди, кинь на угли горсть полыни, чтоб дым горький по дому пошел. На хлеб шепчи: тебе горек, мне покой, да на шерсти узел завяжи. Потом за ворота кинь, да молоко на землю вылей и шепчи: не жить тебе тут, а киснуть в тине, в болотной трясине. Тут и второй узел вязать время. Опосля зажги три свечи: у печи, у порога да у ворот, как они догорят, так места им тут и не будет. Тогда, как уйдут, солью следы засыпь, да третий узел вяжи. Нитку же прочь убери и храни, чтоб она им путь замыкала».

— Очень интересно, но ничего непонятно, — недовольно пробормотала Лиза, сворачивая бумагу и пряча в карман платья. — И главное, что мне со всем этим делать?

Наскоро поблагодарив Наташу с Фросей, Лиза вытащила с полки какой-то сентиментальный роман о судьбе бедной, но честной сиротки, и вышла в коридор. Там вовсю кипела работа: Потап с Мишкой под чутким руководством Феклы выгребали из кладовых испорченные продукты. Рядом переминался с ноги на ногу садовник.

— А я к вам, барыня, коли согласитесь выслушать, — поклонился он. — Беда у нас. Не то, чтоб совсем беда, но беда.

— Ничего не понимаю, — честно призналась Лиза. — Что произошло?

— Смородина в оранжерее серой гнилью покрылась, — развел руками Степан Иванович. — Вот только все хорошо было, а с утра уже все кусты попортились. Остались мы без ягоды в этом году.

— И молоко все враз скисло, — встряла Фекла. — Все, что после вечерней дойки стояло. Оно, конечно, сыр да творог тоже в дело идут, да только ране такого никогда не бывало.

— Раньше следить было кому, пока не прогнали, — буркнул садовник. — Так что, барыня, со смородиной делать станем? Оно бы вырубить ее по-хорошему, пока на остальное гниль не перекинулась.

— Рубите, — вздохнула Лиза, отмахнулась от очередной стайки моли и нырнула в дверь гостиной.

Устроившись на диване, она принялась бездумно перелистывать страницы. Однако описание скромной жизни в трехкомнатной квартире с кухаркой и горничной никак не желало укладываться у нее в голове. Лиза честно два раза перечитала первую главу, захлопнула книгу и привычным маршрутом отправилась на кухню.

— Ведьмы-то? — переспросила Лукерья, не переставая яростно вымешивать тесто. — Агафья, которую старый барин привез, померла уже, а других у нас отродясь не было. Если только Марья Семеновна, так она, почитай, который год из своего поместья не выходит. Болеет, видать. А вам на что, Лизавета Андревна? Али порчу на кого навести собрались?

— Нет, ты что, — замотала головой Лиза. — Мне бы посоветоваться, можно ли заклятие с имения снять.

— Чего не знаю, того не знаю, — пожала плечами Лукерья, посыпая стол мукой. — Еремей, может, скажет чего, он к Агафье все захаживал. Обед-то когда прикажете подавать? Готово уж все.

На обед сегодня был куриный суп с пирожками, запеченная рыба, заяц в сметане и пирог с медом и яблоками. Не привыкшая к такому изобилию, Лиза быстро объелась, отмахнулась от предложенного Фросей чая и засела в гостиной с книжкой, твердо решив отложить все вопросы о кикиморах и домовых до появления Еремея.

До самого вечера она честно читала назидательный роман о девичьей скромности, заедая особо нудные пассажи миндальным печеньем и засахаренными орешками. Потом навестила Машу, поужинала пирогом с капустой и холодной телятиной, выставила из спальни бестолково суетящуюся Фросю, уютно устроилась среди кучи мягких подушек, прикрыла глаза и тут же испуганно вздрогнула.

— Ыыыэээ! — понесся по округе вопль. — Аооыыы!

— Тьфу ты, — тихо выругалась Лиза, натягивая на голову ближайшую подушку. — Да что ж вам тихо не сидится.

— Ооооуууаааа! — продолжал завывать невидимый солист.

Протяжный вопль окончился горестным всхлипыванием, перешедшим в громкий плач. Следом захныкал еще кто-то, потом еще, и вскоре Лизе начало казаться, что она лежит посреди рыдающей толпы.

Постепенно горестный плач кикимор перешел в тихое хныканье и жалобный скулеж, под который Лиза незаметно для себя задремала.

Разбудил ее надсадный петушиный вопль. Небо за окном только начало светлеть, еще видны были на нем редкие звездочки и болтался бледный тонкий серпик луны. Лиза завернулась в одеяло, закрыла глаза и поняла, что спать ей больше не хочется. Петух заорал снова, перекрывая всхлипывания кикимор. Откуда-то понесся размеренный стук топора, заскрипели ворота, замычала недовольная корова.

Натянув вчерашнее платье, Лиза вышла на балкон и устроилась в кресле, поджав под себя ноги. Утренняя прохлада пробиралась под одежду, заставляя Лизу зябко ежиться, но вставать, идти в гардеробную и искать там шаль ей не хотелось. Куда приятнее было вдыхать свежий, чистый, не отравленный выхлопными газами воздух, и смотреть, как первые солнечные лучи расцвечивают небо буйством красок.

Где-то рядом послышались негромкие мужские голоса. Из-за угла дома появился истопник Потап с огромной охапкой дров, а следом за ним бородатый мужик с мешком. В мешке что-то подозрительно шевелилось.

— Эй! Вы же Еремей? — окликнула его Лиза, перевешиваясь через перила. — Мне с вами поговорить надо, срочно!

— Дык... чичас, барыня, сию минуту! — засуетился Еремей, роняя мешок на землю. — Тока вот рыбу на кухню отдам, и сей же момент!

Выслушав Лизу, Еремей впал в задумчивость. Комкая в руке шапку, он долго чесал в затылке, вздыхал и шевелил бородой. Лиза терпеливо ждала, опасаясь сбить его с мысли.

— Дык... сложности тут никакой, — наконец вымолвил лесник. — Коли заклятие снять, так надо найти, на что наговорили, да в печке и спалить, куда проще. То мне сама Агафья баяла, ведьма то бишь. Оставила она лазеечку, потому как без домового ни одно жилье долго стоять не будет. Припасы погниют, скот падет, а там и до людей беда доберется.

— Значит, мне надо найти эту нитку о трех узлах, сжечь, и сразу все наладится? — уточнила Лиза.

Глава 12

— Чего орешь? — недовольно буркнул Пафнутий, высунув из колодца голову. — Гля, голосистая какая, аж в ушах зазвенело. Точно, городская, вы все громкие. Чо хотела-то, сказывай, пока я добрый.

— Понимаете, мне имение по наследству досталось, — ткнула пальцем себе за спину Лиза. — А на нем заклинание нехорошее.

— Есть такое, — кивнул Пафнутий. — Светится вон по забору синеньким. Да ты не увидишь, не таращись. Вам, человекам, незаметное оно.

— Снять хочу, — вздохнула Лиза. — И домового назад вернуть, и всех остальных, кто там жил.

Склонив голову на бок, Пафнутий вперился в Лизу пристальным взглядом круглых желтых глаз. Потом подтянулся, уселся на край колодца и принялся болтать ногами.

— А какой мне резон тебе помогать? — наконец спросил он.

— Ну... не знаю, — растерялась Лиза. — А что вы хотите за помощь?

— А ничего не хочу, — радостно сообщил Пафнутий. — У меня и так распрекрасно все. Колодезь уютный, тина в нем мягкая. Коли скушно, так на болото сплавать можно. На кой мне твои проблемы?

— Вы просто скажите... — начала упрашивать его Лиза, но Пафнутий, взмахнув в воздухе руками, с громким плеском исчез в колодце.

— Пафнутий? С вами всё в порядке? — окликнула его Лиза.

— Нет, не всё, — злобно ответил Пафнутий из колодца. — Тьфу ты! И чего ему дома не сидится. Шастает и шастает, никак не уймется.

— Кто шастает? — с интересом спросила Лиза.

— Водяной, — неохотно ответил Пафнутий. — Была у нас с ними баталия, кому где жить. Они, вишь, чистую воду любят, а мы наоборот. Ну и поделились, кому болота, кому ручейки да озера. Колодези, они вроде как водяным отошли, но этот-то брошенный! С него уже лет десять никто не пьет, а он все одно! Раз, говорит, на людском поле колодезь, знач, воду чистить надо. Только отвлечешься, он поднырнет и всю тину изничтожит. А мне теперь жди, пока нарастет. И головастиков моих распугал, скотина, а какие головастики были! Крупные, один к одному.

— А головастики вам зачем? Вы их едите? — осторожно спросила Лиза.

— Тьфу на тебя! — Пафнутий покрутил пальцем у виска. — Я их к осени выращивал. На Осенины-то, как весь урожай сняли, все праздновать собираются. Столы накрывают, танцы, игры всякие... И лягушечий хор при этом первейшее дело! Куды ж без музыки? Я уж сорок годов самых лучших лягушек в уезде обучаю.

— А почему тут, а не в болоте?

— Тесно там, — буркнул Пафнутий. — Своим места мало, так эти еще... Ай, ладно. Ежели у тебя боле никакого разговору нет, так я поплыл. Головастиков соберу, пока совсем не разбежались, да тины из болота притащу хоть пару ведер.

— Последний вопрос, — остановила его Лиза. — А если я вам этот колодец отдам? Водяные перестанут в него лезть?

Уже перевесившийся через край Пафнутий выпрямился и растянул в улыбке широкий жабий рот с мелкими острыми зубами:

— Что, прям вот так и отдашь?

— А почему нет? — пожала плечами Лиза. — Вы же тут живете, а мне он не нужен.

— А взамен чего? — уточнил Пафнутий. — Усадебные тута недалече, да только ты ни в жисть не найдешь. Могу к ним проводить, а уж сговариваться сама будешь.

— Годится, — кивнула Лиза.

— Тады стой тут, — велел Пафнутий и нырнул.

Вернулся он минут через пять, с куском подгнившего дерева в руках.

— Вот, смотри, гнилушка первосортная. В ночи светит, как фонарь, — похвастался он. — Хватайся. Да крепче держи, не боись, не укусит. Значит, так. Я, Пафнутий, кикимор из колодца что на Желтом лугу, обещаю сегодня проводить тебя туда, где усадебные живут, и не чинить тебе ни урону, ни препятствий. А ты мне за то колодец отдашь в единоличное пользование. Теперь ты говори!

Лиза послушно дала обещание подарить Пафнутию колодец за услуги проводника, отчего гнилушка ярко сверкнула, а потом засветилась ровным зеленоватым светом.

— Вот и славно, — потер руки Пафнутий. — Ввечеру приходи к ручью возле рощи. Покличешь, я и приплыву, а там уж вместе пешком до болота. Не обману, не думай. Такой договор не нарушишь, даже если захочешь. А теперь топай отсель, не мешай головастиков ловить.

Вернувшись домой, Лиза спрятала гнилушку в ящик стола в кабинете, и пошла навестить Машу. Еще вчера лежавшая пластом горничная сидела на кровати, и о чем-то шушукалась с Лукерьей.

— Здравствуй, Маша. Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Лиза.

— Благодарствую, барыня, вашими заботами как новенькая, — с сияющей улыбкой заявила Маша. — Весь день занята, то сплю, то отдыхаю. Ой, Лизавета Андревна, что это за платье на вас! И коса растрепана. Ну Глашка, ну Наташка, а говорили, все как надо сделали! Вот ужо я им выскажу! Лизавета Андревна, давайте я сейчас...

— Лежи, заботушка, — хихикнула Лиза. — Пока доктор не разрешит вставать — лежи и выздоравливай, уж как-нибудь сами справимся.

Маша попыталась сопротивляться, но Лиза строго погрозила ей пальцем, велела ждать врача и вышла из комнаты. Раз уж Пафнутий согласился помочь, нужно было искать нитку.

В столе ничего похожего не нашлось. Лиза задумчиво посмотрела на шкафы, заваленные приходными книгами и собачьими родословными, решила оставить их на потом и подступила к секретеру.

В его ящиках, как оказалось, хранилось немало интересного. Пачки писем, ревизские списки, крепостные акты, купчие на землю, и стопочка векселей. Нашлись там и нехитрые драгоценности: нитка жемчуга, агатовая брошь, крохотные золотые серьги и серебряный медальон-складень, внутри которого помещался портрет унылого типа, лысоватого, со скошенным подбородком и отвисшей нижней губой. По краю миниатюры тоненькой кисточкой было выписано имя «Терентий».

Содрогнувшись, Лиза сунула портрет покойного супруга обратно в шкатулку и выглянула в коридор, откуда вдруг понесся взволнованный галдеж.

— Что случилось? — окликнула она бестолково мечущихся мимо двери Глашу с Фросей.

— Доктор приехал, барыня! К Машке пошел! Чай подавать ли? — на одном дыхании выпалила Глафира.