Кистень

Часть 1

В засыпанном снегом лесу царила тишина. Она искрилась в лучах закатного солнца и оседала на зубах хрустящими льдинками. Павлуха ещё раз вдохнул стылый воздух и натянул шапку поглубже на уши. Зябко.

Ничего, другим не лучше. А у него зипун справный, новый. И валенки. Да и ждать уже недолго осталось — скоро смеркнется, а грачи по темноте ездить не любят, так что…

Громко каркнула ворона — Павлуха от неожиданности вздрогнул и чуть было не перекрестился. Вот оно, это Егор знак подает.

Переступив ногами, притоптал снег, отвел еловую лапу, прищурился. В тишине раздавался скрип полозьев по снегу. А дорогу-то припорошило, колеи едва видать. Да и то — с утра пуржило, только недавно стихло, словно затаилось все.

Скрип приближался. Больше ничего, пока только скрип. Но вот из-за поворота показались сани, обычные розвальни. Впереди сидел и правил лошадью монашек, укутанный поверх зимней шерстяной рясы в потертую шубейку. Совсем мальчишка, послушник безусый. На голове войлочный колпак, торчащие из-под него уши раскраснелись на морозе. Позади громоздились какие-то тюки, прикрытые рогожей. Среди них едва различалась фигура — второй монах, постарше, с пегой бородой. Он сидел, настороженно крутя во все стороны головой, иногда прикладывал левую руку ко рту — грел. Правая, под накинутой на плечи дохой, прижимала к груди кожаную суму.

Свист раздался, словно гром с ясного неба, с веток посыпалась изморозь, монастырская лошадка прянула в сторону и, угодив сугроб, остановилась. А к саням уже бежали, проваливаясь в снегу, одетые кто во что люди. С разных сторон бежали — не уйти монахам-грачам. Да и невозможно — грохнул выстрел, и опрокинулся навзничь молодой послушник. Около головы по снегу — кровь, словно рябиновая гроздь.

Второй успел подняться, но к нему, замахиваясь, прыгнули сразу двое. Что-то круглое взметнулось, блеснуло, впилось в висок, дробя кость. Медленно, словно после тяжелого хмеля, осел монах на рогожи, поскреб руками и затих.

Павлуха постоял над ним, смотрел, как стекленеет удивленный взгляд, а после наклонился, заботливо поднял выпавшую из мертвых пальцев сумку и взвесил в руке. Не зря они в засаде мерзли — как и говорил Щербатый, фунта два золотишка, не меньше. Даже если пополам с серебром, все равно добыча знатная.

Пока оттаскивали в сторону тела, чернобородый с цыганскими блестящими глазами мужик спрыгнул в колею. Наклонился, повозил в снегу окровавленным кистенем, очищая шипы, отряхнул и сунул за пояс. Распрямившись, заметил выбившийся из распахнутого ворота крестик, убрал под рубаху.

Тем временем испуганно всхрапывающую лошадь вывели из сугроба, сани развернули.

— Пора уносить ноги, Кистень, — позвал Павлуха. — Как бы монастырские грачи не всполошились.

— Ну, поехали!

Тот, кого навали Кистенем, сплюнул и, загребая снег яловыми сапогами, шагнул к розвальням.

Через минуту на лесной дороге остались чернеть только две распростертые на снегу фигуры. И опять наступила тишина.

***

Это началось в тот самый день. Именно он стал точкой отсчета, хотя, наверное, можно было бы выбрать и другую. Тот день, когда Мика переступила порог Академии архитектуры, подошел бы не меньше. Или тот, когда впервые увидела Дэна. Или… нет, хватит, это началось пятнадцатого июня, и ни днем раньше.

***

Она мчалась, опаздывая на общее собрание курса. Настало время черешни, и ею торговали на каждом углу. Тротуары были засыпаны черешневыми косточками, они прилипали к подошвам босоножек, и приходилось останавливаться, чтобы счистить их, скребя подметками об асфальт. Звенели трамваи, с которыми Мике было не по пути, сияли вымытые окна особнячков, а она бежала вниз по узкой улице и была переполнена ощущением близкой свободы.

Ворвавшись в аудиторию на пару секунд раньше декана, она плюхнулась на стул рядом с Сашкой и огляделась. Весь поток, три группы разом не слишком часто можно было увидеть. Но сегодня решался вопрос с летней практикой, и явились все, даже те, кого в альма матер Мика уже несколько месяцев не встречала. Даже Ирка, недавно родившая близнецов, даже наглый Троянский, который принципиально посещал только занятия по специальности, а общие дисциплины так же принципиально игнорировал. Даже… нет, на Регину и Дэна лучше не смотреть, слишком много чести.

Мика шаркнула ногой, избавляясь от последней косточки, и отвернулась.

Декан тем временем закончил вступительную речь о том, что летнюю практику должны пройти все, потому что осенью нужно представить не менее 20 листов в цвете, ну и так далее… Никто и не возражал. Этюдная практика — вещь не только нужная, но и веселая. А уж как измученные учебой студенты ждали её весь год и особенно последние недели! Поскорее сдать сессию, и — на волю. Жаль только, что вариантов было не слишком много, а оставаться в городе, выводя акварелью давно нарисованные многими поколениями студентов церкви и пейзажи — перспектива не слишком радужная. Но хоть так.

— Группа, уезжающая в Чехию…

Ну, это ей не светит, это трое гениев-отличников, получивших на поездку гранты от Академии, и две дюжины тех, у кого родители имеют толстые кошельки.

— Группа, уезжающая в Петербург…

Петербург Мику никак не манил, она не любила этот город, он вгонял её в депрессию. Кроме того, в питерскую группу записались Регина и Дэн, а ей с ними никогда не будет по пути.

Пока декан монотонно перечислял фамилии, она успела принести соболезнования Сашке, который тоже оставался в городе. И тут…

— Друзья мои, появилась ещё и возможность поехать в Кутьевск, — взял слово заведующий кафедрой рисунка и живописи. — Мы связались с базой отдыха, которая расположена рядом с Георгиевским монастырем, и вчера получили ответ. Цена путевки на три недели по нынешним временам просто смешная, проживание в деревянных домиках без удобств, трехразовое питание. Добираться поездом через Москву, с пересадкой, потом автобусом. Но зато места изумительные — река, лес, монастырь пятнадцатого века. Желающим могу показать буклет с фотографиями.

Часть 2

***

Монастырские ворота были раскрыты настежь. Изнутри двор выглядел не слишком презентабельно — было заметно, что повсюду идут ремонтные и хозяйственные работы. Высились кучи песка и щебня, стояли железные бочки, прикрытые фанерой. Единственный монах, которого она заметили, засучив рукава, что-то мешал в такой бочке совковой лопатой.

Никого из их группы тоже не было видно. Зато на каменных плитах, сваленных у входа в церковь, сидело в ряд с полдюжины старух в черных платках. Заметив Мику в шортах, одна из них погрозила клюкой:

— Богохульница! В каком виде в обитель явилась!

Но другая приструнила её:

— Не шуми, Митрофановна, пусть молодежь к храму идет. После поймет, что гоже, а что нет. А вы ребятки идите, идите, небось, своих ищите? В церкви они.

Действительно, студенты толпились перед алтарем, рассматривая иконостас. Высокий дородный священник что-то негромко рассказывал, изредка поглядывая вверх, туда, где на лесах трое монахов занимались восстановлением росписи.

Кайсаров, заметив опоздавших, нахмурился, но ничего не сказал.

В церкви они пробыли довольно долго. Отец Гавриил подробно рассказывал историю обители: кто и когда строил, какие мастера расписывали своды церкви, как из самого Санкт-Петербурга везли царские врата, подаренные князем Нарышкиным, как во время войны со шведами по указу Петра Первого были сняты и перелиты в пушечные стволы колокола.

— Тогда разговор короткий был — армии чугун нужен…

Колоколам Георгиевского монастыря не везло по жизни — то в 1812 году французы их вниз поскидывают, то пионеры на металлолом увезут — те, что перед самой революцией отлили. Вот после тех шустрых пионеров звонница безголосая и стоит. А ещё был случай — богатые купцы денег собрали, довольно много пожертвовали. Но на тех монахов, что везли собранное ими золото, разбойники напали и ограбили. Пришлось новых благодетелей искать, ушло на это почти десять лет. И ведь только отлили, как грянула революция и эти пионеры…

Очевидно, проблема колоколов в данный момент волновала священника более всего — он к ней возвращался постоянно, о чем бы ни заговорили. Наверняка пионерам на том свете икается. Да и понятно, что за обитель без звона, призывающего к молитве? Ну что за напасть — каждые сто лет такая вот беда.

Сейчас вот опять ищут, кто бы помог, но пока дело туго движется — все больше по мелочи жертвуют. А в епархии деньги только на ремонт строений выделили.

После полумрака прохладных сводов вымощенный камнем двор ослепил солнцем. Пекло уже сильно, и пора было возвращаться к обеду. Договорились, что студентов будут беспрепятственно пускать внутрь, чтобы могли рисовать. И на колокольню можно подниматься, только лестница там обветшала, так что опасно. Священник пошевелил губами, обозрел юные лица и улыбнулся:

— Курить тут только не надо, ну и водку с пивом не приносите, братья этого не любят.

Произнеся это, он широко перекрестил студентов и отправился по своим делам.

Они ещё некоторое время побродили по просторному подворью, поглядывая на окна келий и трапезную, из которой тянуло запахом гречневой каши. В тени клена спали две одинаковые рыжие кошки, старухи куда-то исчезли, зато появились ещё двое монахов, нагрузили в носилки песка и куда то-то его потащили.

— Хорошо у них тут, — потянувшись, заявил Антон. — Вот не сдам осеннюю сессию, и подамся сюда нервы лечить.

— Нервы лечат в другом месте, — ехидно заметила Майка.

— Это твои в другом, а моим и это вполне подходит.

За зданием церкви неожиданно обнаружились квадратные ямы, в которых копошились с лопатами двое бородатых мужиков явно не монашеского вида. Они неторопливо выбрасывали наверх землю, внимательно глядя себе под ноги. На загорелых спинах шелушилась кожа.

— Археологи? — удивилась Наташа.

Один из мужиков, постарше, разогнулся и помахал рукой:

— Так точно. Вот, проверяем площадку. Настоятель собрался новую крестильню строить, а тут культурный слой больше метра.

— Ну и нашли что-нибудь? — заинтересовалась Алька.

— Да ничего особенного, в основном обычный мусор монастырский да пара монет. Небогато тут жили.

Археологов звали Михаил и Арик, и были они различимы только возрастом, прокопченные на солнце, лохматые и в очках. Раскопки уже подходили к концу — ещё пару дней, и можно уезжать.

Мика вздохнула — три года назад она выбирала между архитектурой и истфаком. И почему не выбрала второе, копалась бы сейчас в земле тихо и спокойно …

Они уже шли к воротам, когда позади раздался какой-то возглас. Обернувшись, Мика увидела отца Гавриила, он торопливо шел, почти бежал к ним, так что ряса развевалась, оставляя за собой маленькие пылевые вихри. Он нагнал Кайсарова и стал что-то быстро ему говорить, размахивая руками. Арсений Игоревич внимательно слушал. Потом поблагодарил святого отца и подошел к ожидавшим его студентам.

— Только что настоятелю монастыря позвонили и передали, что объявлено штормовое предупреждение. Надо решать, что будем делать — останемся на базе или...

— А у нас есть выбор? И вообще — штормовое предупреждение в таком месте — смешно звучит, — хмыкнул Руслик.

— Это только кажется, что смешно. На самом деле Мегжа имеет репутацию маленькой Невы, потому что регулярно подтапливает пойму и низины нагонной волной. И наводнения тут бывают не только в половодье — сильный юго-западный ветер устье подпирает, и начинается… Раз в два-три года такое счастье.

— И что, наше «Буратино» тоже затопит? — заволновалась Наташа. А вслед за ней и Алька с Майей.

— Ну, тут все же не Питер, а база, как и монастырь с деревней, на возвышении стоит. Но вот дамбы с дорогами размыть и отрезать на несколько дней — вполне. Но это если все же нагонная волна пойдет. Отец Гавриил сказал, что такие предупреждения раза по два каждое лето объявляют, но топит их далеко не всегда. От направления ветра зависит.

— Тогда я точно остаюсь, — заявил Руслан. — Даже если и зальет, переживем. А тащиться куда-то, где ещё и жить негде…