Кисть её руки

.

Моя Аделин умерла 15.03.2004.

С этого времени прошло уже лет 5, а то и 10, не помню точно. Слабо помню и дату, не совсем уверен, что именно в этот день. Но знаю точно, что её нет.

Она перестала существовать.

Её сознание мертво.

Или, может, и это ложь, придуманная разумом?

Мои воспоминания — вещь странная. Они перемешаны, как будто кусочки из разных наборов пазлов собрали в единую картину, которую, в свою очередь, невозможно разглядеть. Всё из-за моего недуга, оставленного после удара кирпичом по голове на стройке. Одно неясно: зачем мне нужно было идти на стройку, когда я, по-моему, работал бухгалтером?

Вспоминаю лишь её руку, правую, да, то была правая рука.

Сегодня я проснулся и посмотрел на будильник. Цифры размазались, а он стоял на правой или левой тумбочке?

Ладно, не об этом.

За окном было утро, довольно теплое, а под покрывалом — жара, и я решил встать немедля.

Поднимаясь с кровати, на которой лежали сине-бархатные простыни, я почувствовал резкий холод. Тело задрожало. Конечности тряслись. Я юркнул под одеяло, но теперь и оно пробирало до костей. Холод синего бархата напоминал могильный камень в середине января.

Содрогаясь, я глянул в окно. Там валили снежные глыбы, почему-то меня не удивило, что минуту назад здесь палило солнце, и скошенная зелёная трава приподнималась из-за теплого ветерка.

Переведя взгляд на комнату, я не увидел в ней ничего примечательного. Такие комнаты мне за жизнь попадались тысячу раз. По-моему, у всех моих друзей были одинаковые комнаты. Друзья? Были ли они вообще?

Одно зацепило мой взгляд: в дверном проёме стояла длинноногая женщина, её мокрые волосы — цвет я, увы, не помню — прилипали к бархатному халату, такого же синего цвета, как и постель. Он точно привлекал к себе много внимания, кучу маленьких рюшек и узоров создавали вид дорогой вещи.

Лицо было не разглядеть, оно такое же смутное, как и цифры на будильнике. Кстати о нём: вновь посмотрев на него, я увидел дату: 15.03.2004.

А время…

Не помню.

Женщина или девушка подошла ко мне и протянула правую руку. Я дотронулся до неё и поцеловал. Кожа была настолько нежной, что чувствовалось, словно в кисти не было ни одной кости. Эта рука с алым маникюром и шрамом, тянувшимся от запястья до большого пальца, станет моей путеводной звездой.

Аделин или Жаклин или Верона потянулась к моей щеке, нежно целуя её и оставляя розово-красный след. Затем женщина наклонилась к моему уху:

«Тебе нравится мой новый цвет волос? Все говорят, что за него сжигали в древности, но я лишь шлю их куда подальше.»

Этот голос прозвучал так глубоко и бархатисто, он был низким, может, и томным, но от этого успокаивал.

Жаклин отодвинулась, в каждом её движении читалась грация и аристократизм.

- Ты растрепана, даже очень, тебе не спалось?

Я девушка? Быть такого не может. Хотя, мне кажется, я и это могла забыть, или мог…

- Нет, я спала лучше всех.

- Тогда давай погуляем? Прямо сейчас.

- Ладно…

Вероника взяла меня за руку и повела к выходу из комнаты. От резкости я не смогла опомниться. Отдернув левую руку, я посмотрела на неё. Там был такой же красный маникюр, как и у Аделин. Повертев её, я заметила шрам, такой пористый и розоватый, он словно разрезал кисть пополам. Перед лицом всплыли трещины красного кирпича. На месте поцелуя я ощутила капельки, стекающие по ней. Рядом с нами было зеркало, такое старое и разбитое. Я посмотрела на свою щеку, от виска по скуле обильно текла кровь. Верона развернула меня и дала пощёчину.

- Да что с тобой такое? Видишь, как щеку расцарапала?

- Жаклин, но… но…

- Ты, видимо, головой ударилась, какая ещё Жаклин?

Я посмотрела в зеркало, оно оказалось целым, а щека была усыпана маленькими царапинами и кровоподтеками. Висок остался целым.

- Эй, меня слышно? Меня зовут…

Дальше я не расслышала. Верона или Аделин с недовольным лицом вновь ухватила меня за руку. На этот раз я подчинилась. И мы устремились в коридор. Я не запомнила, что было в нём, зато прекрасно помню дверь прихожей, она была сделана из красного дерева. Верона распахнула халат и бросила его в меня. Я оторопела, но поймала синий сгусток из ткани. Она предстала совершенно нагой. После легким движением правой руки Аделин открыла дверь. За ней не было ровным счетом ничего. Я осмотрелась, мы будто были в космосе, только в том, в котором не светила ни одна звезда. Верона игриво помахала мне рукой и прыгнула туда. Я хотела последовать её примеру, но остановилась. Наблюдая, как тело женщины элегантно скрывается в темной пустоте, я, недолго думая, бросила за ней её халат. Через пару секунд синий бархат полностью слился с темнотой, казалось, она бездонна.

Я закрыла дверь. И что это, черт возьми, было?

Резко на меня накинулось чувство сдавленности, я осмотрелась. Стены прихожей подступали всё ближе. Из комнаты пропал интерьер, остались лишь кирпичные стены без обоев и без души. Задыхаясь, я решила, что лучше уж лететь в яму, чем быть сдавленной тут. Открывая дверь, я увидела ту же кирпичную стену.

Разочарованно вздохнув и смирившись, я посмотрела на потолок. Он тоже приближался. Я легла на пол и скукожилась, подбирая ноги под себя. Комната всё уменьшалась и уменьшалась. Когда стало совсем тесно и душно, я закрыла глаза в надежде их больше не открыть.

Кирпичный гроб.

М-да…

Не этого я хотела.

Резко послышался треск, а после обстановка поменялась. Ящик, в котором я была заточена, разбился о землю, такую холодную. Меня начал заметать снег, открыв глаза и увидев в округе лес, покрытый белой коркой, я решила встать. Всё гудело, этот звон напоминал трещание будильника. Рядом со мной валялись ошметки кирпичного гроба. Я пнула их с ненавистью. После обхватила себя руками и задрожала, слишком холодно. Местом падения была поляна, засыпанная черным углем, она была неестественно круглой. А забор из леса состоял из одинаковых елей.

Как я осталась цела после такого падения – неизвестно.