Кладбище живых животных

Кладбище живых животных

Я помню бескрайние поля, небольшие деревушки и ветер, который, наверное, запомнил моё счастливое дыхание. Это было давно. Шестнадцать лет назад я гуляла по просторным улицам, купалась в речке, холодной даже в середине июля, и играла с дочкой соседки — Дусей. Она была очень милым и немного наивным ребёнком. Тогда мы были лучшими подругами. Но время идёт, люди исчезают, им на смену приходят другие. Ничто не остаётся прежним. Всё меняется. И я — не исключение.

Шестнадцать лет назад умерла моя бабушка. Я не помню, что тогда чувствовала и как проходили похороны. Помню только пронизывающий взгляд матери, как она берёт меня за руку, как увозит из деревни, спрятанной в кронах деревьев, и как мы начинаем новую жизнь в городе. Это было пятнадцать лет назад. Как же быстро летит время.

А сейчас, спустя шестнадцать лет, я решила ненадолго вернуться: сходить к бабушке на кладбище, положить цветы, поговорить... и уехать обратно, в город. Но почему-то во мне появилось жгучее желание пройтись по родным краям. Вот я уже иду по той самой улице, на которой когда-то жили мы с дочкой соседки.

Соседка была роковой женщиной. Она одевалась с иголочки и сводила с ума всех мужчин, но при этом оставалась отстранённой. Не могу сказать, что ей было чуждо любопытство к чужой жизни, однако её пустой взгляд я запомню навсегда. Я могу забыть всё, что угодно, даже собственное имя — но не её взгляд. Пустой. Холодный, как айсберг. Прожигающий насквозь.

— Оля? — окликнула меня молодая девушка, сидевшая на скамейке напротив дома, у небольшого зелёного палисадника.

Она была красива: русые волосы развевались на ветру, тонкими ножками она болтала туда-сюда, а её голубые глаза радостно улыбались.

«Ангел», — подумалось мне.

— Ты что, меня не узнала? — уже смеясь, спросила девушка. — Это же я, Дуся!

— Дуська! — я подбежала к старой знакомой и обняла её. — А я тебя не узнала! Богатой будешь!

И правда, десятилетняя девочка запомнилась мне совсем другой: вечно чумазое лицо и заплаканные глаза. А сейчас — чистое личико и радостные глаза.

Я села рядом с ней на скамейку. Её взгляд направился к горизонту — туда, где находилась речка, в которой мы купались до посинения. Тогда мама называла нас моржами. А вдоль реки было поле — то самое, где мы с Дусей собирали полевые цветы. Воспоминания нахлынули сразу. Я посмотрела на девушку. Она, кажется, подумала о том же. Мы рассмеялись, и только ветер разносил наш взрослый, но по-детски звонкий смех.

— Знаешь, домик, в который мы играли, снесли, — вдруг сказала Дуся.

— Неудивительно, столько времени прошло.

— Ага. Время бежит слишком быстро, — девушка снова посмотрела вдаль. — Помнишь, как мы с тобой там играли?

— А как от мальчишек прятались? — я засмеялась. Волна воспоминаний нахлынула вновь. Не зная почему, я вспомнила о домашних животных Дуси. — А кошку свою помнишь? Которая мышку пыталась съесть?

Конечно, помнит. Её тогда спас Гришка с соседней улицы. Мы ухаживали за мышкой, даже имя ей дали. Какое же оно было? Не помню.

— Нарушка, — подсказала Дуся. — Гриша из мультика имя взял.

На душе стало немного грустно. И нам с Дусей вдруг одновременно вспомнился один день…

Это была ранняя весна. Она казалась проснувшимся ребёнком, протирающим глаза после долгого сна.

Воздух ещё хранил прохладу зимних ночей, но уже дышал по-новому — легко, прозрачно, с ожиданием.

Подтаявший снег, словно уставший странник, медленно отступал, обнажая землю, по которой с радостью бежали первые ручьи.

Ветви деревьев, ещё голые, но уже живые, тянулись к солнцу, впитывая его тепло, как первые слова весны.

Где-то в тишине звучала капель — не просто звук, а музыкальный знак: мир ожил.

В тот день мы с мамой уехали в город — пошли в театр, прошлись по магазинам, заглянули в кафе.

Но несмотря на всё веселье, мне нестерпимо хотелось домой — к соседнему дому.

Когда мы вернулись во второй половине дня, я выбежала из машины, хлопнула дверью и понеслась к Дусе.

Почему-то воспоминания об этом дне туманные, но яркие.

Я помню, как потянула за шнурок, продетый сквозь щель в старой деревянной двери. Она поддалась — и передо мной будто открылись врата в другой мир.

Мир, где всё было не так. Мёртвое. Дикое. Голое.

Справа стояла старая баня. Левая её часть когда-то сгорела, и соседка так и не стала её восстанавливать.

Она отдала нам баню с Дусей — туда мы поселили щенков, чтобы они пережили зиму.

Слева — голубой дом с панорамными окнами, украшенными белыми узорами, похожими на завитки.

И тогда я увидела соседку. Она стояла на крыльце, как бог, возвышающийся над своим созданием.

Меня передёрнуло. Тысяча мурашек пробежала по телу. Мысли спутались, тело застыло, сердце забилось с чужой яростью — будто внутри билось не моё сердце, а загнанное звериное.

Мир стал плотнее, тише. Воздух сгустился, как туман над болотом. Страх. Меня окутал страх, как дикое зверье свою добычу.

Только потом мои глаза открылись, и я увидела мертвечину. Она была по всюду, и черная паутина накрыла двор. Привычное место, хранящая мое веселое дыхания, исчезло в миг, превратив его в глухой шепот пустоты. Опустив свои глаза вниз, я очнулась ото сна, хоть это был и не сон. Возле моих ног лежало бездыханное тело щенка. Как его звали? Я не помню. Почему я не помню? Ведь вчера помнила. Я помнила, как кормила его кашей. Как он вилял хвостиком. Как играл.

Всё это помнила. А имя — нет.

Меня захлестнуло чувствами горечи, но и они как свойственно чувствам быстро пропали, оставив после себя лишь пустоту.

— Как хорошо, что ты зашла к нам, — сказала соседка. — Поможешь Дусе немного убраться.

То ли от погоды, то ли от холода в её голосе, я поёжилась. Соседка не дрогнула. Только Дуся всхлипывала, прижимаясь к платью матери.

Соседка зашла в дом и вышла с мусорными мешками. Такими мы в школе собирали мусор на субботниках. А теперь — тела.