Пролог

«Когда-то все было хаосом...» — написала Флоренс и откинулась на спинку стула. Раскалывалась голова. Твою тень! Как же больно... Обезболивающие давно перестали помогать, она просила у врачей что-то посильнее, но те качали головами и продолжали бороться за ее жизнь, прописывая лекарства, но она-то знала, что ее человеческое тело сдалось и отдало себя на волю опухоли мозга.

Флоренс давно догадалась, что судьба обойдется с ней с юмором. «Взрывоопасный поворот мозга!» — да, так и вышло. Ее мозг устал сочинять все новые и новые сюжетные повороты и решил просто взорваться... а точнее вырастить опухоль, чтобы медленно убить гениального автора.

— Какая драма! — Флоренс ударила по клавиатуре, щурясь, ведь едва различала буквы, горящие на экране. — Мечтала оказаться на сцене? Пожалуйста... Но, как помнишь, без боли и страданий... без стекла! Пьеса не будет интересной.

Экран ноутбука погас, и Флоренс нервно дернула мышкой. Она еще не умерла! Еще нет! Она успеет написать целую пьесу. Свою последнюю пьесу...

— А потом... — Флоренс начала печатать, бормоча под нос, — «...хранители душ были сосланы в Подземное царство в наказание за ошибку Ненависти. Они думали, что пустоты – души, что не желали мириться со смертью, но это было не так. Никто не знал, что Ненависть создала не только Подземное царство – убежище для детей, которых пожирало Время, место, где каждая душа получала еще один шанс на жизнь, – но и мойру. Режиссера судеб. Единственную и неповторимую. Гениальную! И она предрешала судьбу каждой души. Писала их жизни... и она была гениальна!..» Твою тень, повтор.

Плечи Флоренс поникли. Она размяла шею, а потом задумалась, потирая переносицу, что болела от очков, которые уже не помогали хорошо видеть, ведь опухоль с каждым днем давила все сильнее. Мойра знала, что скоро ослепнет – врачи предупредили. Как помнила она и что «земля круглая». Элайджа бы порадовался, узнай, что стерва ослепла... и умрет одна, во тьме, такой же судьбой, что когда-то была предначертана его любимой Авроре. Вот только Аврора была спасена. А вот Флоренс, увы, спасать было некому.

— Так, ладно! Первый черновик – всегда дерьмо. Отредактирую потом. Что там дальше... Угу! «И именно мойра создавала пустоты, ведь так наказывала души, что отказывались жить по уготовленной для них судьбе. И в мире настал покой. Но вскоре Ненависть и хранители душ устали хранить покой и решили отвоевать возможность жить в мире. Война была страшной. Долгой. Жестокой. В итоге Ненависть убила свою сестру Любовь. И тогда пустоты совсем обезумели. Они расползались по миру, словно чума, заражали все, к чему прикасались, уничтожали души. Ненависть знала, что она ошиблась. Что ей нужна помощь... И тогда к ней пришла помощь – Хаос. Вместе они создали Врата меж мирами, что отделили Соларис от остального мира.

Так мир разделился. Магия осталась только в Соларисе, маленькой стране над Подземным царством, в недрах которого таится источник жизни и магии! И именно Соларис оберегает Врата меж мирами, помогает душам найти покой и переродиться, оберегает магию и источник жизни, оберегает весь мир! Пока остальной мир позабыл про магию, веря, что все это россказни, мифы, небылицы, Соларис продолжает жить, охраняя их покой и каждую душу.

Не знают они, что тогда Врата лишили мира магии, отрезав от источника жизни.

Не знают они, что во многих течет магия, что проснется, едва они переступят Врата.

Не знают они, что все зависит от жизни мойры... Хаос и Ненависть верили, что мойра – судьба! – будет жить вечно, а потому сделали ее жизнь единственным ключом, что может уничтожить Врата. Умрет судьба, умрут... Врата».

Мойра тяжело вздохнула, стянула очки и закрыла уставшие глаза. Боль пульсировала во вспотевшем лбу, руки тряслись. Но хуже всего была обида: она больше не мойра, пустот нет, ведь «герои» победили. И теперь каждая душа сама выбирает судьбу, теперь каждая душа получает второй шанс. Так еще и писать она разучилась… сплошные повторы, ошибки, но…

— Но я умираю, мышки мои... умираю... — Флоренс улыбнулась, а потом охнула и схватилась за грудь. Сердце кололо, но она пока дышала. — Еще не время! Я еще не написала свою последнюю пьесу! Мою лучшую пьесу! Осталось только придумать врага...

Дверь палаты открылась, Флоренс вздрогнула и сощурилась, разглядывая мужчину, что протянул ей цветы и пакет мандаринов.

— Слышал, в больницу следует приносить фрукты, — усмехнулся вошедший и сел в кресло напротив Флоренс. Душа бешено стучала, а ладошки вспотели: она знала этого мужчину! И теперь понимала, что ее пьеса будет не просто гениальной... шедевральной!

Никлаус смахнул невидимые крошки с черного пальто, поправил воротник и чарующе улыбнулся. Черные, словно ночь, волосы по плечи растрепались, верхняя часть была собрана в хвост на затылке. Темные глаза мерцали от яркой больничной лампы, а тонкие губы изогнулись в лукавой усмешке.

Флоренс смотрела на Никлауса, боясь вздохнуть. Кажется, ее пьеса будет даже лучше, чем она могла представить!

— Ты позволишь мне написать ее? Мою последнюю пьесу? Поможешь актерам отыграть ее?

Никлаус положил ногу на ногу, поднес палец к губам, от чего перстни заблестели. Он сощурился, разглядывая мойру, наверняка дивясь тому, какой жалкой она стала. Седые волосы топорщились ежиком, глаза помутнели, кожа посерела. Больничная сорочка висела на ее тощем теле, не в силах скрыть выпирающие кости, делая мойру ходячим скелетом.

Глава 1. Побег и раскиданные буханки хлеба

1

Лунный свет проникал сквозь приоткрытое окно спальни королевы и короля Солариса. Ветер трепыхал балдахин и шелковую сорочку Даниэллы, почти дрожащей от нахлынувших эмоций. Волнение пробиралось за легкие, царапало душу, а нетерпение ускоряло пульс. Она заправила за уши красные волосы, накинула халат, взяла ступку и оглянулась на Джейкоба. Он уже сидел на кровати, капельки мерцали на голом торсе, ведь он только вышел из душа, вода капала с взъерошенных темных коротких волос.

Комната освещалась одной зачарованной свечой, тени плясали на стенах, что расписала Эйрин, сестра Даниэллы, которая все же исполнила мечту стать художником. Белые линии переплетались с розами, уходили к потолку завитушками, что мерцали, едва в комнату врывалось солнце или луна.

— Ты уверена? — спросил Джейкоб, когда Даниэлла села напротив. — Тесты на беременность давно завезли и в Соларис.

— Это скучно, — тряхнула плечами королева, которой не терпелось подтвердить не только догадку, но и узнать подробности, которые тест дать не мог. — Да и надо отдать дань уважения предкам. У хранителей принято узнавать о беременности именно так.

Джейкоб недовольно закатил глаза, но спорить не стал. Даниэлла догадывалась, что он не хотел, чтобы она калечила себя ради колдовства, но порезы давно ее не страшили, ведь она привыкла, что магия – это боль. Куда больше ее волновали способности, которые мог перенять ребенок. Если она вообще, конечно, беременна.

Они не планировали пополнение. Даниэлла знала, что Джейкоб давно готов, но ее душа хранителя жизни не желала так рано становиться матерью. Всего-то пятьдесят лет! Для того, кто может жить тысячу лет, – совсем детство! Это Джейкоб, хоть и получил с помощью хранителя времени лишнюю тысячу лет жизни, все еще оставался некромантом и в пятьдесят хотел бы уже нянчить первого внука.

Даниэлла коснулась живота, закрыла глаза. Она была уверена, что беременна. И дело было не в задержке, не в тошноте, она просто ощущала магию, что струилась по венам, словно лава, нагревая ее теплотой и любовью. В ней зарождался тот, кто унаследует королевскую магию.

— Дени, — Джейкоб коснулся ее руки, нежно сжал пальцы, а ей стало спокойнее, — я всегда рядом, любимая.

С ним она готова. С Джейкобом она готова на все, ведь знает, что он всегда будет рядом, поможет, поддержит, подарит свою любовь.

Даниэлла прижалась к нему, пытаясь унять колотящееся сердце. Все или ничего. Сейчас все решится. Принц или принцесса? А может… И тут Даниэлла поняла, что и правда готова, ведь едва подумала, что не беременна, сердце заболело, словно его резали, оставляя глубокие порезы.

— Хочешь я?

— Я сама, — прошептала Даниэлла и глубоко вздохнула, взяла ступку. — Да и не умеешь. Не мужское это дело.

— Ты всегда можешь меня научить. — Джейкоб щелкнул ее по носу. — Я быстро учусь!

Даниэлла качнула головой, вспоминая маму, что показала этот ритуал, едва дочери исполнилось пятнадцать.

— Нужен песок из источника жизни Эклипсиса — места, где зародилась магия и наши души, — заговорила Даниэлла, делая таинственные паузы, пытаясь соответствовать атмосфере спальни, залитой тусклым теплым светом, но едва сдерживала улыбку. — Кровь той, что хочет получить ответ.

Даниэлла потянулась за ножом, но не успела: Джейкоб вновь сжал ее ладонь. Она прикусила язык, а он сделал порез на ее запястье.

— Кровь пролью, чтоб весть узнать. Кровь и кровь, две души переплетены…

Даниэлла подняла брови, и Джейкоб сообразил, что пора и ему делиться кровью. Он даже не дрогнул, проведя по запястью, занес нож над ступкой, позволяя крови соединиться с песком из Эклипсиса и кровью его жены.

— Кровь и кровь, и мы узнаем, кто готов одарить нашу жизнь. Кровь пролью, чтоб ты явился…

Даниэлла замолчала и закрыла глаза, боясь смотреть на результат. Ступка выскользнула из рук, сердце колотилось.

— Серый – не беременна, — заговорила она тихо. — Голубой – мальчик. Светло-желтый – девочка.

Джейкоб обнял ее с такой силой, что едва не сломал ребра, но в его руках было так тепло и надежно, что Даниэлла не стала жаловаться.

— Это мальчик, да? — прошептала она, смахивая слезы.

Вместо ответа Джейкоб показал ей ступку. А она вновь коснулась живота, с трудом осознавая, что происходило. Голова кружилась, магия сходила с ума, заставляя метку на правом запястье ярко гореть. А в ступке сверкала голубая жидкость.

Принц. Будущий принц. И если он унаследует магию хранителя жизни, то станет следующим королем Солариса.

2

Блэр Блэк наблюдала, как Кристоф – хранитель жизни, что служил в королевской страже – застегивал пуговки штанов, довольно улыбаясь. Она хотела бы тоже радоваться, но ощущала пустоту, что уносила на дно океана, и заколачивала гвозди в крышку гроба с названием «здесь покоится мечта принцессы ощутить любовь».

В их отношениях была нежность, и Блэр это нравилось. Нравилось скрывать Кристофа от отца, который давал свободу, а потому не щупал душу; прятать от матери, которая бы ужаснулась, узнай, что дочь устала ждать любви и решила узнать, что такое секс, немного раньше. Блэр наслаждалась тайной, которую хранила, но больше всего любила разжигать адреналин, что струился по венам, когда они с Кристофом занимались любовью в особняке, не заперев дверь.

Глава 2. Мойровы Врата

1

Ранним утром Аврора нашла Элайджу в его кабинете. Он скучающе листал бумаги, хмурил брови и выглядел слишком уж привлекательным в очках. Солнечные лучи нежно проникали в комнату, освещая бардак на столе и нагревая воздух, намекая на очередной жаркий день в конце лета.

— Воскресенье! Элайджа!

Он улыбнулся, взяв один из документов, но выглядел таким уставшим, что Аврора догадалась, что муж снова не спал.

— Отчет из подземки пришел. Поток душ так велик, что им не хватает работников.

— Зачем вообще вести этот учет? — Аврора выхватила документ, положила обратно на стол и нежно взяла Элайджу за подбородок, чтобы повернуть к себе. — Раньше же души справлялись без этой бюрократии!

— Раньше была мойра, которая, как магнит, притягивала их к себе в Зазеркалье. Сейчас же… Они вечно могут скитаться по подземке, не понимая, что пора бы заново рождаться в этом бренном мире.

— Ладно! Уговорил. — Аврора села на колени Элайджи, стянула с него очки и поцеловала. Так нежно, с чувством, не торопясь, словно они поженились вчера, а не двадцать три года назад. Годы шли, но их любовь становилась только крепче. Аврора всегда знала, что под защитой, и что муж ради семьи сделает все. Это для других он суровый король, которому беспрекословно подчиняются, для нее он – партнер, любовник и самый лучший друг.

— О чем волнуешься? — спросил Элайджа, отдаляясь, ведь считал ее эмоции. Аврора тяжело вздохнула: ничего-то не скроешь от мужа.

— Просто… Блэр скоро уедет в Лакс. И мы останемся вдвоем.

— Угу. Мы. Охрана. Горничная. Совсем одни!

— Элайджа!

Аврора, смеясь, толкнула мужа, но он поймал ее руку и поцеловал костяшки.

— Такова жизнь, Аврора. Дети взрослеют. Начинают собственную жизнь. Да и к тому же…

— Не сейчас. Двух беременных королев эта страна не переживет!

— Тогда будем наслаждаться друг другом. К тому же у наших дочерей есть крылья. Час – и они на семейном ужине. Да и на каникулах они будут с нами.

— Сначала Дафна уехала, теперь Блэр…

Элайджа поцеловал Аврору в шею, запустил руки под блузку. Она хотела бы продолжить разговор, но эти касания всегда сводили с ума. Она расстегнула пуговки на рубашке Элайджи и провела руками по груди. Волна возбуждения сбивала с ног: все же есть свои нюансы в том, что ты застыл в двадцатилетнем возрасте.

Дверь хлопнула, Аврора попыталась оттолкнуть Элайджу, но он сильнее прижал ее к себе.

— Крылатый случай! Ну вы опять?

Элайджа все же отстранился от Авроры и устало посмотрел на Даниэллу.

— Не учили дверь запирать?

— Не учили стучать, королева Даниэлла? Это не твой дом!

Даниэлла закатила глаза, наблюдая, как Элайджа застегивал пуговки. Аврора вспорхнула и отошла от мужа, даже не пытаясь скрыть покрасневшие щеки.

— Ну? — Элайджа сложил руки на груди и присел на край стола из красного дуба.

— Я не к тебе, а к Авроре. И ты не должен быть в другом месте?

Аврора почуяла неладное, заметив, как изменился взгляд Элайджи: Даниэлла сболтнула лишнее. Муж хранил от нее секреты только с дочерьми, значит, дело в них.

— Где они?

Элайджа тяжело вздохнул, Даниэлла подошла ближе.

— Твои дочери сперли автодом и колесят на нем по Терравилу. Разберешься?

Элайджа встретился взглядом с Авророй. Ее лицо вытянулось, карие глаза, когда-то подаренные мужем, распахнулись, а краска сошла с щек. Элайджа устало дернул плечами, подтвердив, что все знал.

— Так это ты надоумил их автодом стащить? — крикнула Даниэлла и схватилась за живот. — Жучара!

Аврора дернулась было к Даниэлле, видя, как та сжимала кулаки, сражаясь с болью, но слова Элайджи отвлекли:

— Все под контролем. Филипп следует за ними от самого особняка. Мне лететь до Врат…

— Ты с ума сошел? — Аврора схватила Элайджу за руку, желая передать частичку своего негодования. — Все знал и мне ни слова не сказал? Все еще здесь? Наши дочери мойра пойми где… Как ты их отпустил? И куда они вообще поехали?

— Я послал за ними Филиппа. К тому же они взрослые. И Дафне это необходимо.

— Дафне? — Аврора замерла. Гнев ушел, оставив усталость, грусть и отчаяние. — Она услышала, да?

— Я был бы разочарован в дочерях, не реши они сейчас искать Флоренс. Другое дело, что можно было автодом не брать. Я думал, они полетят до Врат.

Даниэлла плюхнулась в кресло. Губы плотно сжаты, на лбу капельки пота.

— Лети уже за ними, — сказала Аврора. — И чтоб обеих вернул целыми домой!

Элайджа поцеловал Аврору в щеку, коснулся Даниэллы и нахмурился.

— Тебе так больно, что даже я это чувствую. В чем дело?

— Лети уже! — Даниэлла скинула его руку. — Мне твоя жена нужна, не ты… Насколько помню, мистер Блэк, вы только король, а до целителя вам как пешком до Эклипсиса от Терравила.

Загрузка...