— Ты и Распутин? Ты сама-то веришь? Он наверняка на тебя поспорил.
— Это просто свидание, — объясняю я своей соседке по общаге, поправляя воротник на блузке. Не получилось у меня его как следует отгладить. – И что значит я и Распутин? Он просто парень.
— Просто парень?! — смеется она, дико меня раздражая. – Просто парень? Да всех бы наследников миллиардных компаний так называли. А ты кто? Девчонка с периферии. Даже на бюджет не поступившая. Папа — дворник, мама — продавщица. И ты полная дура, если считаешь, что нравишься ему.
Правда матка, но я не обижаюсь.
— Слушай, ты просто завидуешь. Он выбрал меня. Из всего потока. Глупо не сходить на свидание и не узнать, чем оно может закончиться.
Наношу на свои пухлые губы помаду и посылаю соседке воздушный поцелуй. Судя по ее выражению лица, я попала в яблочко. Каждая девчонка на потоке хочет на мое место. Я еще раз разглядываю свое отражение. Короткая юбка клеш зеленого цвета, белая блуза, сережки "бабочки" и распущенные до плеч волосы. По-моему, идеально.
Надеваю туфельки на каблучках, чтобы ноги были, как говорится, от ушей. По сути, это мое первое настоящее свидание. Встречи в компании друзей не считаются. Первое свидание. И с кем? С самым настоящим принцем. Про него столько слухов ходит! Но я в них не верю. За весь год совместного обучения он показал себя вполне адекватным парнем. Видно было, что я ему нравлюсь. На мой взгляд он простой и милый. Вчера я сдалась, когда он помог мне с учебниками для потока и так забавно засмотрелся, меня засмущал. Мы поговорили несколько минут, нашли столько всего общего! Ну, как я могла отказать ему в свидании? Как? Я так устала смотреть на него издалека, бояться того, что не достойна такого парня. Я достойна! Тем более, он сам меня выбрал!
Я прощаюсь с подругой, спускаюсь по лестнице на первый этаж и клятвенно обещаю Нине Георгиевне, нашей вахтерше, прибыть с бала ровно в одиннадцать. Перечиваю последнее сообщение Данте.
Мы пойдем на выставку шоколада. Он, конечно, успел меня изучить и понять, какая я сладкоежка.
Я открываю дверь, сразу замечая кристально белый "Мерседес". Он буквально слепит на сентябрьском солнце.
А возле него... Аж дыхание перехватывает!
Данте Распутин.
Он стоит в черных джинсах, которые не обтягивают на современный манер, но сидят просто отлично.Его белая рубашка с расстегнутым воротом притягивает взгляд. В ней виднеются татуировки, которые частенько можно увидеть на физкультуре. Он регулярно снимает фуболку, демонстрируя спортивное тело. Сейчас он одет, но я почти вижу его тело сквозь ткань. Темные волосы небрежно разбросаны ветром. А на пухлых, четко очерченных губах играет мягкая улыбка.
Он ждет меня. Он смотрит только на меня.
Страшно представить, если бы я не смогла заплатить за учебу, и мне бы пришлось уйти. Мы бы никогда не увиделись, не стояли бы сейчас так близко, не смотрели бы друг другу в глаза. Он почти целует меня, но вдруг...
— Ну, что? Поехали? — он даже дверь мне открывает. А на сидении. Боже! Огромный букет красных роз. Идеально сочетающихся с моими сережками. Я беру его двумя руками, утыкаюсь в него, втягиваю сочный арромат. – Этот момент надо запечатлеть.
Мы делаем селфи на фоне цветов, и я замечаю, как Данте сразу его постит.
Не могу не улыбнуться, ведь это означает, что я стала его девушкой?
Официально!
Я сажусь в машину, убираю букет на заднее сидение. Дрожу вся от кончиков волос до самых пяток. Он поменял столько девчонок, ни с одной не фотографировался. Ни одну не звал на официальное свидание.
По коже мурашки.
Сердце стучит высоко в горле.
Я то и дело смотрю, как сильно он сжимает оплетку руля. Так же сильно он будет обнимать меня, когда случится наш первый поцелуй. На третьем свидании, да. Наш первый секс случится гораздо позже. Я должна понять, что он настроен серьезно. Он должен понять, что я не просто так до 19 лет девственницей осталась. Я ждала того единственного и настоящего. Принца.
— Не голодная?
— Ну, ты же сейчас меня накормишь шоколадом в музее. — Несмешная шутка, но Данте усмехается. Кивает.
— Обязательно накормлю.
Вчера он был более разговорчивым. Улыбался. Шутил.
Сегодня он другой, более сосредоточенный.
— У тебя все нормально? Ты какой-то загруженный…
— Да так, предки звонили, придется на новогодние праздники к ним ехать.
И ни слова о том, что я тоже поеду. Нет, конечно, рано еще даже думать об этом. Но где-то на краю сознания невольно зреет обида. Мы же вместе? Это все не просто так?
— Слушай, я забыл документы от тачки в квартире. Если остановят, пизда мне от бати. Опять на штраф нарвусь.
— Конечно. Далеко ехать?
— А мы уже приехали, — кивает на высокое старинное задние, возле которого мы затормозили.
— Сталинки. Там потолки, наверное, метра три.
— Три сорок. Погнали, посмотришь.
— Точно? Может, я здесь посижу?
— Ну, вот еще. Неужели ты не хочешь посмотреть, где я живу, Любаша? Где я ночами дрочу на твой светлый образ?
— Господи, Распутин, какой ты пошляк, — не могу не повестись на его улыбку. Мы вместе идем к подъезду.
— Что ты…
— Селфи на фоне будущего любовного гнездышка.
— Это тебе еще не скоро светит.
— Ну, ты меня, прям, расстроила. Но знаешь, я терпеливый… Я ждал весь год.
— Потерпишь еще, — щелкаю его по носу, а он пытается ухватить меня за палец зубами. Я убегаю от него внутрь. Здороваемся со строгой женщиной консьержкой и со смехом забегаем в лифт. Данте пытается меня поцеловать, почти касается губ, но я отворачиваюсь, чувствуя, как бабочки в животе машут крыльями все активнее. Там так тянет, что хочется сжать бедра. Но это такое палево. Он не должен знать, что я хочу. Пусть до конца считает недотрогой.
Мы выходим из лифта, я рассматриваю лепнину, красивую лестницу и перила.
— Заходи, — открывает он двери и кивает на темный коридор. По коже невольно расползаются мурашки, отчего я ежусь, словно от холода. А может, от взгляда, которым пронизывает меня Данте. Насквозь. Как током.
Дорогие мои, предупреждения вы читали, да? Так что без претензий потом...
****
Он мне нравился. Нравился! Весь год он казался действительно нормальным. Пошловатым, но положительным персонажем.
А сейчас я в дурном сне, где чеширский кот внезапно становится монстром, обнажая кровавые клыки. Так и Данте. Я кусаю его язык.
Он отводит мою голову, коротко сплевывает прямо на пол кровью и скалит кровавые зубы.
— Ты больной псих! — вторая рука свободна, хватаю за волосы, но он сильнее, выворачивает руку, вынуждая себя отпустить.
Снова приближает лицо, которое в этот момент мне больше не кажется красивым. Хочу отвернуться, но он вжимает пальцы в затылок, стягивая в кулак волосы, вдавливая свои губы в мой рот. Не могу пошевелиться, лишь дергаюсь, как рыба в тисках.
Чувствую привкус крови, которая, смешиваясь с его слюной, отравляет мое нутро.
Сейчас я проснусь.
Сейчас я проснусь!
Это просто дурацкий сон!
Ведь не может адекватный парень вдруг сойти с ума?!
Вот только одна проблема. Боль от натяжения волос настоящая, такая яркая, что слезы льются по щекам. Я просто реву, когда он толкает язык, продолжая скользить им по рту.
Господи, кто вообще сказал, что поцелуи это вкусно?
Это отвратительно. Влажно. Мерзко. Меня сейчас просто стошнит.
— Ну, что ты, как неживая, — встряхивает он меня, отводя голову. Успеваю вдохнуть воздуха, занося свободную руку для удара.
— Помогите!
Он заламывает мне руку, разворачивая к себе спиной. Пихаю его бедрами, а ему смешно.
— А давай я, — пихает он меня в ответ, удерживая руку за спиной. Снова толкает. Я сквозь ужас и страх чувствую, как его стояк бьется об мою задницу. Раз, другой, третий, пока мы не упираемся в кровать. – Ведь просил же снять одежду!
Треск юбки сводит с ума. Нет, нет, нет, пожалуйста.
— Остановись, пошутили и хватит!
— Моя шутка тебе в рот сейчас не влезет. Хорош дергаться, я все равно это сделаю, давно хочу, а ты, коза такая, недотрогу из себя строишь.
— Данте, я девственница!
— Да? Правда, что ли? — тормозит он. Отпускает волосы, позволяет окунуться с головой в надежду. По телу прокатывается волна эйфории от облегчения, когда боль в висках стихает. Он просто не знал. Надумал себе чего-то. Сейчас он меня отпустит. Отпустит. – Тогда я, наверное, должен отпустить тебя?
— Да, ты должен… Должен меня отпустить.
— Должен, говоришь? — хватает он мою юбку, мою красивую новую юбку в кулак, и просто дергает. Она поясом впивается в талию. Кричу от боли, но ему мало, он просто рвет ткань. – Знаешь, меня заебало быть всем должным. Могу ли я хоть раз сделать, то что хочу?
— Нет, нет, Данте, пожалуйста! — прошу, но белье с бедер летит в ту же кучу. Моя голова уже вжата в матрас. Я губами еложу по покрывалу, глотая слезы.
Хочу проснуться, хочу проснуться.
— Данте, не надо! Тебя же посадят, — пытаюсь воззвать к чувству гражданской ответственности, раз моральные нормы — это не про него. – Ты сядешь, тебя там тоже будут насиловать.
— Люб, — вдруг касается он губами моей щеки, достает язык и слизывает слезы. – Ты забыла, кто я такой? Таких как я не сажают, даже если бы я реально тебя изнасиловал, а мы же просто играемся, да?
— Нет! Это не игра!
— А я скажу, что игра, и ты просто любишь пожестче. Кому поверят? Дочке продавщицы или сыну человека, который обедает с президентом?
— Ты ублюдок!
Пытаюсь еще сопротивляться из последних сил, что бы ни случилось.
Господи, я же никогда, никогда не была в зоне риска. Не бродила по темным переулкам. Не носила коротких юбок. Всегда держала рядом баллончик. Я исправно училась, помогала маме в магазине по выходным, не воровала, ни завидовала.
За что мне это!
За что?!
— За что ты так со мной Что я тебе сделала? – последние секунды, и его горячая плоть скользит где-то близко. Водит по бедрам, по сжатой изо всех сил промежности.
Он мне нравился. Я думала о сексе с ним. Но никогда не предполагала, что он будет таким. И точно не ждала его на первом свидании. Никогда не хотела быть прижатой к кровати и униженной, взятой словно лошадь в стойле.
— Данте, прошу…. – толкает он один палец. Я напрягаюсь всем телом. Член с трудом протискивется в мое тело.
— Ну, раз так просишь, ладно, — усмехается он, и вместо члена я чувствую его руку, она накрывает плоть, вдавливаясь одним пальцем.
— Что ты…
— Слушай, чего ты напрягаешься? Нормально же веселимся? Я все равно тебя трахну, расслабься уже.
— Да пошел ты! — кричу в покрывало, бью свободной рукой по кровати, когда он начинает елозить по самому центру, между складочек, вызывая внутри смесь стыда, страха и того самого возбуждения.
Сколько раз я трогала себя. Думала о нем. Теперь мне противно даже думать об этом.
Но Данте все равно на мои чувства, он методично продолжает гладить меня между ног.
— О, смотри, потекло.
— Да пошел ты…
— В пизду? Всегда готов, Любаня. Имя-то у тебя какое. Любовь…
— У тебя еще дебильнее.
— Что ты сказала?
— Что слышал! — кричу я, сжимая бедра, но он пихает коленом мои ноги, раскрывая их на максимальную ширину. – Имя у тебя дебильное!
— Сука! — бьет он меня по заднице, а в следующий миг мое тело охватывает агонией, когда он с размаху врезается в мое нутро. Я корчусь от боли, пытаюсь вытолкнуть из себя инородный предмет, но Данте только давит, рвет меня изнутри, достигая крайней точки. – Слушай, и правда, целка, кто бы мог подумать.
— Урод! Ублюдок!
— Кричи, кричи…. – стонет он за спиной, продолжая натягивать меня, как куклу, ломать меня изнутри. Я закрываю глаза и просто жду, когда это закончится. Когда пройдет это чертово дьявольское свидание. Но Дану мало, он продолжает брать меня, рыча и гортанно постанывая. Долго. Долго. Кажется, что целую бесконечность. Я уже не чувствую ничего, просто лежу, только скуля в свой кулак, все еще надеясь, что этот кошмар закончится, и я проснусь в своей постели. И больше никогда, никогда не пойду на свидание! Ни на одно. Просто буду учиться, стану адвокатом и буду сажать таких ублюдков за решетку.
Я разбита как та чашка, которая падает на кафель. Осколки собрать можно, склеить тоже, но уже не вернуть первозданный вид. Не вернуть веру в людей. Не вернуть улыбку, что когда – то не сходила с лица.
Когда смотришь фильмы про маньяков или читаешь любовные романы. даже не задумываешься о том, что такое может случиться с тобой. Для тебя это просто истории кого – то другого, тебя они не касаются, и ты уверена, что не коснуться.
Ведь все жертвы виноваты сами, думаешь ты. Она сама ответила на сообщение незнакомца. Она сама вошла в тот переулок. Она сама, сама. ОНА САМА! Я САМА СЕЛА В ЕГО ЧЕРТОВУ МАШИНУ, ПОДНЯЛАСЬ В ЭТУ КВАРТИРУ…
Они сами нарывались, сами привлекли внимание хищника, который так легко воспользовался тем, что он сильнее, что он мужчина….
Был ли у меня хоть шанс?!?
Почему меня, как в сказке, не спас принц. Просто мой принц оказался насильником, выдернувшим у меня душу и растоптал ее своими фирменными кроссовками. Он и сейчас в них… Топчется вокруг, пока я пытаюсь собрать себя, чтобы подняться.
Кожу на спине стягивает словно пленкой. Между ног все жжется и дрожит. А его фраза про музей шоколада. Я больше никогда не буду его есть…
Он садится рядом, я тут же дергаюсь в сторону, валюсь с кровати….
— Чего ты дергаешься? Такси тебе вызвать?
Его лицо когда — то красивое стало казаться мне уродливой маской. Словно отражение его души…
— Нормально же покувырклись, чего ты ноешь?
Я стою перед ним голая… Мои трусы и юбка валяются бесформенной кучей. Я даже не понимаю, как идти домой. Но я не покажу ему… Слабости. Он не увидит моих слез. И пусть не думает, что ему это сойдет с рук. Пусть он сын хоть тысячи олигархов.
— Чего глаза вылупила. Вали давай, мне на треню надо.
Я наклоняюсь к своим порванным вещам, забираю их и чувствуя дикую боль во всем теле ковыляю к двери.
— Может такси все – таки? — достает он из кармана купюру в пять тысяч и сует в лифчик. – Думаю хватит. Прости, но больше ты не стоишь. Резиновая кукла и та подвижнее.
Достаю деньги и просто кидаю на пол, выходя за дверь, которая тут же закрывается. Хлопком. Ударом по барабанным перепонкам.
Накрывает. Губы дрожат. Внутри словно ледяной шар. Он все больше и больше, давит на грудную клетку, замораживая изнутри. Слезы беззвучно катятся по щекам, пока иду к лифту. Прямо без трусов.
Я не понимаю, не понимаю, за что он так со мной?! Я же ничего ему не сделала. Ничего! Вжимаю в себя юбку с трусами, свою сумочку, просто умирая внутри, взрываясь рыданиями. Совершенно опустошена. И понятия не имею, что мне делать дальше…
Можно зайти в лифт, только что дальше… Я даже не улицу выйти не могу. Даже показаться кому – то на глаза. Я могу ли… Дрожащие руки сами берут телефон. Онемевшие пальцы двигают слайдер, набирая номер сто двеннадцать.
— Служба спасения, что у вас случилось.
Это не трудно. Мне придется опозорится на весь универ, но если я этого не сделаю, я никогда себе не прощу.
— Меня… Изнасиловали…
— Вас плохо слышно, повторите.
— Меня изнасиловали, — оборачиваюсь на дверь, торопливо поднимаюсь вверх по лестнице. Прижимаюсь лбом к стене.
— Сейчас соединю вас с отделением полиции. Как вас зовут?
— Любовь Ольховская. Девятнадцать лет.
— В каком вы районе?
— В центральном! Девушка, можно побыстрее?! – прошу слезно. Боль не в теле. Боль в груди. Как я буду рассказывать. Что я скажу.
— Не кричите, соединяю.
— Центральное отделение полиции города Москва, слушаю.
— Меня изнасиловали! — почти кричу….
— В каком мы микрорайоне?
— Вы издеваетесь?!
— Адрес, девушка. И нечего тут истерики закатывать. Не убили же? Или вы умираете?
— Не умираю…
Называю адрес, насколько помню. Еще раз свое имя. Свой номер телефона. В какой — то момент понимаю, что не могу слушать ее монотонный голос. Бесит… как я и думала, она тоже уверена, что я сама… Сама виновата.
— Медицинское освидетельствование будете проходить?
— Буду.
— Ждите. Как только наряд освободиться, сразу приедет. Лучше не мыться.
— Мне и негде, — говорю, отключая телефон и сползая по стене. Сажусь на свою юбку, сжимая телефон… Вздрагиваю, когда натыкаюсь на насмешливый взгляд Данте. Он подошел незаметно, я даже не услышала.
— Что тебе нужно!? — паника застревает в горле, а он продолжает смотреть на меня, но вдруг кидает какие – то вещи.
— Это тебе, чтобы жопа не замерзла.
— Оставь свою заботу, я вызвала полицию! Тебя посадят, понял?! Я не буду молчать.
— Давай я расскажу тебе, Ольховская, как все будет. Сейчас приедет мужик. Начнет задавать тебе очень много вопросов. Спрашивать подробности произошедшего. И что ты ему расскажешь?
— Что ты изнасиловал меня!
— Нет… Ты ему расскажешь, что пошла на свидание с богатым, весьма привлекательным парнем… Человеком, чей отец ужинает с самим президентом. Ой, я же говорил об этом.
— Замолчи… Причем тут твоя внешность и связи твоего отца. Ты совершил преступление!
— Ты слушай дальше. Так вот, ты расскажешь про цветы, про селфи, которые уже в сети. А в больнице не найдут никаких синяков и разрывов. Более того, ты кончила, о чем ты тоже расскажешь.
— Ты заставил меня!
— Точно, именно так ты и скажешь. А я скажу, что ты потребовала от меня колечко, а я тебе отказал и ты решила накатать заяву. Кому поверят? Но ты сиди, жди. Я пока пойду потренируюсь, — я только сейчас замечаю что он переоделся в спортивную форму и взял сумку. – Кстати, могу довезти до общаги…
— Пошел нахуй! – показываю средний палец, а он посылает мне воздушный поцелуй, пропадая из поля зрения.
— Ну прости, Ольховская, тебе никогда не стать женой Распутина, как не старайся…
Я смотрю на место, где еще недавно сидел на корточках Данте, туда, откуда в меня стрелял его насмешливый взгляд. Закрываю глаза, пытаясь стереть образ ублюдка, но он на месте, жалит словно тысячи ос… Но самая главная Данте. От его укуса воспаляется кожа, воспаляется душа. Он ужалил и мне нужно ответить тем же… Но как, как?!
Открываю глаза, бросая взгляд на одежду, которую он бросил мне словно милостыню у церкви бедняку. Наверняка еще считает себя благодетелем. И ведь надо мной и правда посмеются. Он все продумал, все просчитал, а что делала я, я как дура попалась в эту ловушку. Повелась на красивую улыбку, приятные слова и помощь, которую он, наверное, впервые оказывал добровольно. И ведь правда, за весь год он только иногда смотрел, бросал пошлые шутки, но не разу не согласился помочь… И тут вдруг он меняет поведение, становится шелковым. Один раз и я как дура на это ведусь. А он этим воспользовался, еще и обставил все так, что я сама напросилась…
Сама… Господи, все сама…
Телефон оживает звонком, и я вижу незнакомый номер. Отвечаю на автомате.
— Участковый Сидоркин, подскажите в каком вы подъезде, а лучше выйдете на улицу…
Действительно, на улицу, чтобы все все увидели… А потом показывали пальцем, потому что в наш век кто – то обязательно заснимет, а Данте потом будет смеяться, и его отец будет смеяться вместе с президентом за ужином…
Отец… Отец… Отец….
На ум приходит песня любимой группы «Мельница»
Роса рассветная, светлее светлого,
А в ней живет поверье диких трав,
У века каждого на зверя страшного,
Найдется свой, однажды, Волкодав
Найдется свой однажды Волкодав
— Простите, — сбиваю звонок, открываю в сети журнал студентов.
У меня есть информация студентов со всего потока.
На самые экстренные случаи.
У меня есть номер отца зверя, который считает себя безнаказанным.
Это не сложно, но нужно прямо сейчас пока еще не вечер там, на другой части нашей страны, где родился этот зверь. И пока я не передумала.
— Слушаю! – в трубке звучит грубый, раздраженный голос. У них уже вечер, он наверняка отдыхает и не подозревает о том, что творит его сын. – Говорите.
— Платон Борисович?
— Кто говорит?
— Я…Девушка, которую только что изнасиловал ваш сын, — в ответ раздается молчание… — Я могу пойти в полицию, но понимаю, что это ничего не даст, а вы отмажете сына, но я просто хотела вам сказать какого ублюдка вы воспитали. Слышите меня?!
— Слышу. Как вас зовут?
— Лллюба. Люба Ольховская.
— Хотите, чтобы он на вас женился?
— Нет! Нет! Я хочу… Хочу хоть немного справедливости…. Дайте мне поверить, что она существует в мире таких как вы людей, которые ужинают с президентами.
Я отключаю телефон и снова реву, просто реву, утыкаясь в колени.
Почему я… Почему это случилось со мной?!
— Петровна, добрый день, — наклоняюсь к консьержке, читающей кроссворд. Третье слово по горизонтали. Девять букв. Французский способ казни.
— Виселица?
— Это восемь букв. Гильотина
— Точно. Подходит. Вот что значит высшее образование.
— Ага. Слушай, — кручу в руках ручку. Не волнуюсь особо, но все же… — Ментов не было?
Мне так — то похуй, я подстраховался, но лучше если до предков не дойдет эта инфа.
— Ментов? Приезжали, но стояли возле первого подъезда, потом уехали.
Ну, разумеется.
— А девка, что со мной была? Когда ушла?
— Через час после вас.
— В чем?
— В спортивных штанах и длинной футболке. Наверное своя одежда совсем мятая была, - подмигивает старушка, а я усмехаюсь. Не только. Не только.
— Понял, спасибо. Кстати, страна для ссылки преступников. Австралия.
— О, отлично, почти весь кроссворд решила.
Внутри шевелится что – то неясное. Словно какой – то червяк.
— А вы чего такие кроссворды странные решаете?
— А тут всякие есть, но я, знаете, люблю тюремную тему. Преступники должны сидеть за решеткой.
— Ага, если бы мир был утопией, то планета не выдержала и рухнула. Макс пришел?
— Да, минут пятнадцать назад.
Оставляю консьержа с кроссвордом в стиле Достоевского и поднимаюсь. Но, вместо того чтобы вставить ключ в замочную скважину, как вставил сегодня Ольховской, поднимаюсь на этаж, где ревела староста. Ни следа. Как будто и не было никого. Ну раз взяла одежду, значит решила спустить на тормозах.
Я и не сомневался. Она только строит из себя смелую, а по факту типичная жертва.
Иду к себе, толкаю дверь, бросая взгляд на начищенные ботинки. И это, учитывая, что на улице дождь. От педантичности брата порой в дрожь бросает.
— Здорово, Дан, ты чего девушку приводил? Мы же договорились! Никаких твоих шлюх… — появляется этот святоша прямо передо мной.
- А все брат…
— Что все… — хлопает глазами, в руках сжимает телефон. Наверняка опять с Любой своей переписывался.
— С твоей святой Любы слетела монашечья ряса, — киваю на спальню, на что Макс вытягивается струной, сощуривает светлые глаза.
— Что ты сделал? Что ты сделал?!
— Я же сказал, что трахну ее и трахнул… – снимаю кроссы, иду в душ, прекрасно зная, что брат никогда не посмеет поднять на меня руку. Только не на человека, который всю жизнь был при нем как нянька и защитник.
— Да тебе и дело до нее не было, пока я не сказал, что хочу на ней жениться!! Данте! Вернись! Вернись, подонок!
— Слушай, Макс, тебе нужна девушка, которая заметит тебя, ну вот такого как есть, а не пустая идиотка, падкая на внешность. Ты весь год возле нее крутился, помогал, но стоило мне щелкнуть пальцами, как она оказалась подо мной. Нахер тебе такая пустышка?
— Ты специально это сделал! Ты ненавидишь меня!
— И это после всего что я для тебя делаю… Обидно, — усмехаюсь, закрывая за собой дверь ванной, в которую тут же врезается что – то тяжелое.
Макс закрывается в своей комнате, словно это решит проблему. Может уже написывает Любе с вопросами. «Почему он, а не я»
В комнате валюсь на кровать, врубая комп и погружаясь в кибер-мир, где мне нет равных. Дохожу до следующего уровня, когда вдруг Макс входит и вырывает провод.
— Эй! Я не сохранился.
— Ты в курсе, что завтра сдача курсовой?
— Ты же сделал? Оформи и мне.
— Нет, Дан, с этой минуты ты будешь делать все сам.
— С какого хера? Ты чего, обиделся?
— А причин, по-твоему, нет?! Я год ухаживал за Любой…
— А на свидание она пошла со мной. Слушай, я сделал это для твоего же блага.
— Нахуй мне такое благо не нужно! Тебе телок мало!? Ты мог взять любую, но взял Любу!
— Слушай, забудь о ней, ладно? Сделанного не вернешь, девственность не восстановишь…
— И что? Вы теперь будете встречаться? Не могла же она просто так ноги перед тобой раздвинуть.
— Встречаться, вряд ли, — медлю с ответом. – Просто покувыркались и разошлись.
— То есть она просто так легла с тобой в постель? Мы точно про Любу говорим.
— Ты с ней говорил? Спроси ее сам, пусть расскажет.
— Трубку не берет.
— Ну завтра спросишь. Ей хотелось снять с себя бремя невинности, а ей помог. На этом все. Одно дело трахнуться, но встречаться… Это слишком для меня серьезно.
— А для тебя Дан все слишком серьезно. Ты никого никогда кроме себя не полюбишь.
— Эй, вот сейчас обидно! — кричу в след. – А тебя я типа не люблю. Маму, папу, Мишаню?
— Вот уже не знаю. Любовь у тебя какая — то извращенная, раз из-за нее ты причиняешь боль.
— Ты еще заной из-за этой шлюшки.
— Люба не шлюха! Не шлюха! Она наверняка поверила, что вы будете встречаться, а ты ее обманул.
— Ты дьявола то из меня не делай.
— А что его делать, ты таким родился, — уходит Макс снова к себе, а я так и стою в проходе. Охуеть просто. Я, блять, все детство бегал за ним с носовым платком подтирая сопли, хотя я младший за мной должны были так бегать. Но я Дьявол. Заебись заявление.
Приставка уже не вкатывает. Так что беру детектив, который еще не дочитал. Ими меня как раз брат снабжает.
В какой — то момент, когда в книге следователь застыл в схватке с преступником по квартире раздается трель звонка.
И кому понадобилось прийти к нам в девять часов вечера?
Натягиваю шорты, смотрю на закрытую дверь спальни брата. Не слышал, что ли? Или ушел?
По телу ползут ледяные мурашки, пока подхожу к двери. Волноваться нечего, я подстраховался, но за весь день меня впервые посещает мысль, что Любу трогать не стоило. Или хотя бы не так. Было ведь гораздо более законных способов наказать ее, не дать развиваться отношениям с братом. Почему я выбрал самый простой? Хотя и надо признать, весьма приятный.
Смотрю в глазок и застываю. Желудок бухается в пятки, когда вижу лицо отца.
Я был так рад, что нам позволили учиться в Москве. Что мы вырвались из тотального контроля, словно предки боялись, что мы станем наркоманами или сопьемся. За год виделись с отцом всего два раза и каждый раз были паиньками, чтобы никому и мысли не пришло вернуть нас в Усть – Горск, где я родился и вырос. Маленький город, в районе Новосиба. Дыра дырой. Все жители работают на комбинате нашей семьи или возле него. Делать нечего.
Открываю двери, широко улыбаюсь.
— Папа, какой сюрприз! А чего не позвонил?
Отец осматривает меня с головы до ног. Мне порой сложно на него смотреть, потому что я по сути вижу то, каким блять занудой могу стать в свои сорок с небольшим. По идее разница у нас небольшая, но пропасть оказалось огромная. И близости как таковой никогда не было. Меня не интересовал комбинат, а он не понимает моего увлечения кибер-спортом, хотя тот и может принести мне огромные бабки, если начну играть профессионально.
— Да так. Соскучился. Пустишь?
— Да, конечно – отхожу, впуская отца. Его охранник Костя остается снаружи, кивает мне коротко. Я закрываю двери, по ощущениям возвращаюсь в детство, когда косячил, и дико боялся, что мне прилетит ремнем от отца. Я единственный, что получал. Остальных это не коснулось. Старший брат Миша, родной лишь по матери, всегда вел себя идеально, средний Макс тоже еле родной, только по отцу был недоразвитым и с ним слишком много возились. Зато мне прилетало постоянно.
— Как вы тут? Где Максим?
— Гулять, наверное, пошел. Позвонить?
— Нет, я дождусь, — поворачивается отец ко мне, внимательно смотрит на грудь. – Новая тату?
— Да, месяц назад набил. Слушай, бать, у меня очко сжимается от того как ты на меня палишь. Словно я что – то сделал.
— А ничего не делал?
— Ты свои фокусы на подчиненных тренируй, говори по факту.
— По факту? Не вопрос, — разворачивается он и идет в мою комнату. Напряжение растет максимально. Кажется, кто – то протянул тут рядом высоковольтные провода и они гудят. Он подходит к кровати и срывает покрывало одним четким движением. Сука. На постельном белье оказываются несколько капель крови. – У тебя месячные сынок?
— Очень смешно. Ну телка была.
— Это я понял.
— Она сама хотела. Кто я, чтобы красивой целочке отказывать.
— Сама хотела?! Дан, какого хера ты пиздишь?
— Она сама вошла в квартиру! У меня фотки есть!
— Мне то не пизди! Я все про эту Ольховскую узнал. Такая девочка не будет трахаться просто так! Ты чего дебил натворил?
— Да ничего с ней не будет! Она не пойдет в полицию!
— Потому что знает, что тебя никто не посадит, ведь твой отец ужинает с президентом, да?
— Что, откуда… Она тебе позвонила? — вот же продуманная тварь! — Пап, ну блять, ну переборщил, ну с кем не бывает?
— Да ты охуел тут Дан, — дергает отец ремень, но я головой качаю. – Ты что считаешь, что деньги твоей семьи делают тебя безнаказанным? Тебя жизнь вообще ничему не учит?
— Пап, убери это, мне не шестнадцать. Я терпеть не буду.
— А что будешь? По ночам на тачках гонять под двести? Девочек насиловать, дурью баловаться? — даю ударить себя ремнем один раз, второй раз укорачиваюсь и хватаю рукой. – Сегодня же едешь в Усть — Горск. Хватит с тебя самостоятельности.
— Нихуя! Я совершеннолетний! — толкаю отца. – Ты меня не заставишь! Я не поеду в эту дыру!
— Тогда останешься с голым задом. Выметайся из квартиры. И если она на тебя реально заявит. Я лично прослежу, чтобы тебя посадили лет на десять….
— Не докажет она ничего, понял?!
— Пошел вон!
— Да и пожалуйста, — именно в этот момент входит в квартиру Макс, удивленно смотря на отца и меня. – Оставайся со своим идеальным сыном. С одним и вторым. Мог меня еще в детстве задушить, чтоб проблем не доставлял!
***
Друзья, поставьте лайк, если книга вам нравится)
Машина участкового стояла у самого края дома. Офицер курит, разговаривая с кем – то по телефону, смеется. Пытаюсь представить его лицо сочувствующим, но не могу. Кажется, что прямо сейчас он глумится надо мной. Показывает пальцем.
И если я еще думала подойти для медицинского освидельствования и подачи заявления, то теперь это решение кажется глупым. Бессмысленным.
Данте же общий любимчик, за ним не водится косяков, он умеет найти общий язык с кем угодно. Меня просто загнобят, не дадут учится ни студенты ни преподаватели… А я только кредит взяла, только учебу оплатила. Так и стою посреди улицы, думаю о том, как вообще со мной это случилось. Может потому что я в церковь с мамой не ходила? Или потому что крестик перестала носить?
А может была недостаточно жертвенной и помогающей всем этим больным детям, посты о которых мелькают в соцсети.
Вздрагиваю от оглушающего звука клаксона, который выдергивает меня из прострации.
Я тут же отхожу на пешеходную доржку и прижав к себе сумку бреду дальше и дальше. Торможу снова, понимая, что не готова ехать в автобусе и ловить косые взгляды. Тем более идти по асфальту без обуви такое себе удовольствие.
Душу жабу и все – таки заказываю такси, но сама… За свои деньги.
Таксист, с виду крупный агрессивный мужик раз за разом пытается узнать, что со мной, почему я беспрерывно реву, но меньше всего я хочу сейчас мужского внимания, мужского разговора. Кажется, сегодня я получила прививку от влечения к мужскому полу. Болезненную настолько, что до сих пор ломит тело. Поднимается температура.
В общаге я просто падаю на свою односпальную кровать, накрываясь с головой. Тело все еще бьет озноб, а на вопросы соседки просто шлю ее на три буквы. Это она виновата, да. Пыталась же остановить. Почему не настояла. Почему я поверила, что могу нравится такому, как Распутин. Могу да, но лишь затем, чтобы растоптать меня и уничтожить. За одно чертово свидание. Первое и кажется последнее в моей жизни.
— Эй, Ольховская, а сдача курсовой завтра? — толкает меня соседка. Мне хочется заорать, так меня кроет. И уснуть бы, но перед глазами его злое, насмешливое лицо. – Люба? Что случилось-то? Ты весь день лежишь…
— Марин, свали а…
— Все — таки поспорил, да? Ну я же говорила.
С каким удовольствием она это говорит… Злорадствует. Понимаю, что она всю дорогу мне завидует, но понять бы чему!
— Знаешь, что, — откидываю одеяло. – Ты меня заебала. Ты переезжаешь.
— В смысле. Ты заболела?
— Да, у меня очень заразная болезнь. Теперь со мной не то, что жить нельзя, разговаривать. Собирай свои манатки!
— Завтра соберу! Давно хотела от тебя съехать, больная истеричка! Ну а на что ты рассчитывала, что он на тебе женится?
— Пошла отсюда! — кидаю в нее подушку, и она скрывается за дверью. Подушка врезается в полотно. Секунда. Две. Три. Плохо так, что тошнит. Я сажусь на кровать, заливаясь новым потоком слез… И откуда они только берутся, кажется уже все слезные протоки высохнуть должны были.
Стук дверь заставляет вскочить. Да что ж такое!
— Я же тебе сказала! — открываю резко дверь и охаю, замечая на пороге высокого мужчину с темными волосами. Незнакомого на первый взгляд. Но стоит его сфокусировать, как понимаю, кто ко мне пожаловал. И вместо злости окутывает парализующий страх… Он пришел меня убить… За своего сына. Чтобы не рисковать.
— Впустите или будем на пороге общаться?
Его лицо было совершенно бесстрастно. Никакго сочувствия. Хотя я и не жду.
— С некоторых пор я не готова оставаться наедине с членами вашей семьи.
Мужчина дергает уголком рта. Смешно ему. Наверное, раз ему смешно, убивать он меня не будет?
Хочу закрыть двери, но он вставляет носок своего начищенного до блеска ботинка.
— Люба, я бы хотел извиниться за своего сына. Возможно я бы смог чем – то вам помочь? Как — то сгладить ситуацию.
— Сгладить? Вы шутите так? Каким образом? Оплатите операцию по восстановлению девственности? Вернете мне самоуважение? Может быть посадите вашего сына в тюрьму?
— В полицию ты не пошла сама, — напоминает он, жестко обрубая мою истерику. – В данном конкретном случае ты не стала на него заявлять, а у него я так понял есть доказательства, что все было обоюдно.
— Тогда чего вы тут забыли?!
— Я всего лишь хочу помочь…
— Но как?!
— Ты недавно взяла довольно большой кредит на учебу. Потянешь ли ты его?
Смех рвется из груди. Вместо него селится отчаянье.
— То есть, вы хотите откупиться…
— Помочь.
Господи, как же это заманчиво. Одним щелчком решить все проблемы, зарабатывать, чтобы помогать родителям, а не покрывать кредит. Потом еще гордится, что полчаса со мной в постели стоят как четыре года обучения в престижном вузе Москвы. Но я больше никогда, никогда не смогу себя уважать, гордо идти по жизни… Буду все время бояться, что кто – то узнает, что кто – то ткнет пальцем.
— Нет, вы хотите, чтобы я не только чувствовала себя шлюхой, я ею стала? Увольте. Спасибо за сочувствие, дальше я как-нибудь сама.
Хлопаю перед носом миллиардера дверью, впервые за день чувствуя удовлетворение. Я справилась, я отвергла выгодное предложение, справилась с соблазном… Я не стану опускаться до их уровня, я просто никогда больше не хочу иметь ничего общего с семьей Распутиных.
Иду на свою кровать, хочу снова накрыться одеялом, когда вдруг мой телефон брякает сообщением. Уже не первый раз, но именно сейчас смотрю кто это наяривает. Бегрман. Макс.
«Завтра же курсовая? Ты в чате не написала»
«Завтра. Сейчас напишу. Спасибо, что напомнил»
***
Девочки! С праздником вас! Оставайтесь такими же красивыми и яркими!
С утра тяжело. Не могу подняться с кровати. Тело словно приклеено. Верчусь под одеялом в глупой надежде, что вчерашний день мне приснился.
Между ног почти не тянет, кажется, как будто и не было ничего, но память подкидывает слишком яркие образы, душу крутит от боли, что оказалась такой непроходимой идиоткой.
Поверила в то, что сама себе придумала. Может он вообще на меня не смотрел никогда, может и правда с кем – то поспорил. Слезы новым потоком по щекам. Сегодня будет еще один день страданий, да. Я просто не могу оторвать себя от постели. И слезы боль облегчают. Но наплакаться вдоволь мне не дает стук в дверь.
Я скидываю одеяло только после того, как слышу голос Аси…
— Люба! Я знаю, что ты там! Просыпайся!
Ася… Странная девочка, которую я взяла под свое крыло. А может она единственная, кто готов терпеть мой начальственный тон. Ну еще Максим с его другом. Теперь еще Андрей, который вечно крутится возле Аси.
Встаю, плетусь к двери, чуть ее приоткрывая. Бледная тень, словно жидкость, протискивается в комнату, удивленно смотря на бардак.
— А что тут случилось?
— Переезд. Через сколько пара?
— Первая уже кончилась. Сейчас идет вторая. И все крайне удивлены, что тебя нет. Ты же никогда ничего не пропускаешь! А кто будет отмечать посещаемость?
— Пусть преподаватели этим занимаются.
— Да что с тобой? Заболела? Слушай, я знаю, как тебя взбодрить…
— Мне уже страшно…
— Я же вчера тебе не дорассказала. Короче нашли ту девушку.
— Какую?
— Ну ту, которую у института похитили в Хабаровске. В общем, ее держали три дня без воды и еды. Ну и насиловали по очереди. Там такие синяки и разрывы, хочешь посмотреть? — она пихает мне телефон, а я головой качаю. Ася планирует стать адвокатом по уголовным делам и спокойно относится к насилию, про которое читает, а меня устроят гражданские. Но одно хорошо в том ужасе, о котором она вещает. Это произошло не со мной. Никто меня не бил, никто три дня не держал в подвале, никто не насиловал до разрывов и синяков… Наверное, уже одно это можно считать большой удачей.
Сделаю вид, что ничего не было. Что я никогда не мечтала о Данте. Что я никогда не соглашалась на свидание.
А неудачный первый секс — это просто плохой сон, который уже закончился.
Да, это самое лучшее…
— Так ты заболела? Предупредить преподавателей?
— Нет… Не надо. Просто отравилась чем – то, — Одним подонком. – Но мне уже легче.
Встаю с кровати. Иду в душ, но высушить волосы не успеваю. Да и не хочется. Как и красится или подбирать красивую одежду. Так что иду сдавать курсовую с мокрой головой и мерзким ощущением, что все всё знают. Все и правда смотрят, но лишь потому что так выглядеть я себе никогда не позволяла… А теперь словно плевать. Я даже в зеркало на себя смотреть не могу.
— Ты и правда бледная. – заботливая Ася, прижимает ладонь к моей щеке. Лбу… Я максимально вжимаюсь в нее, словно это может спасти меня от удивленных взглядов. Словно это может спасти меня от него… Данте. Он уже рядом. Я чувствую его каждой клеточкой, которая дрожит от страха и омерзения. Я не хочу с ним разговаривать, я даже видеть его не могу. Меня парализует, когда он подходит слишком близко, общается со своим другом Егором, а смотрит прямо на меня. Краем глаза замечаю, что он выглядит как всегда с иголочки, смеется, болтает, делает вид, что ничего в его жизни не произошло. А так и есть…Подумаешь изнасиловал. Сколько еще было таких вот девушек как я… Может я зря не пошла в полицию? Может я смогла бы обезвредить опасного маньяка? Надо просто выяснить… Сколько было таких как я. Он все ближе. Нас отделяют всего пара человек. Я почти чувствую запах его кожи, в котором меня вчера он почти искупал, как в грязи.
Хочется вцепиться в его лицо, стереть эту мерзкую улыбку с его губ, но меньше всего мне нужно, чтобы кто – то узнал, что произошло. Судя по всему, пока никто не в курсе. А значит Данте оставил вчерашние фотографии себе… Остается надеяться, что он взял что хотел и теперь забудем о моем существовании…
— Ольховская, что это с тобой? — врезается в сознание его насмешливый голос. Черт…. — Голова мокрая, лицо без макияжа, вид такой словно ты из помойки вылезла. Отравилась что ли?
— Сибирской рыбой. Мерзкая такая была, красивая снаружи, но гнилая внутри.
Решаюсь поднять взгляд, пока все обмениваются историями своих отравлений, сочувствуют мне. Смотрю Данте прямо в глаза. Его взгляд темнеет, а жевалки двигаются на острых скулах. Он шагает ко мне, но меня спасает преподаватель…
— Заходим, не толкаемся.
Хочу пройти поскорее, за Асей, но этот гад стискивает мою руку выше локтя, сжимая до боли…
— Отвали, Распутин!
— Не ори… Сначала обсудим твой крысиный поступок.
— Мой крысиный? Ты не попутал?
— Сейчас ты расскажешь, что не звонила моему отцу? Или, что не взяла у него денег? А еще строила из себя невинную овцу. Я ж почти виноватым себя почувствовал. Может даже извиниться хотел, предложить отношения…
— Что за чушь?! Это не правда!
Я всю пару как на иголках. Наверное, впервые не могу слушать преподавателя. Про конституцию и кодекс. Про законы, которые в данном конкретном случае бессмысленны.
Все решает сила.
Все решают деньги.
Сколько было таких случаев, когда люди с деньгами выходили сухими из воды.
Тру правую сторону щеки. Поворачиваю голову, тут же накатываясь на острый взгляд Распутина.
Не смотрю на него, лучше на преподавателя, или на Макса, который сел сегодня от меня за три ряда. Не то, чтобы я обижаюсь, но это странно, потому что он всегда где – то рядом.
Как Андрей возле Аси.
Он подсовывает ей какую — то книгу, а она усмехнувшись сует ее в сумку. Вчера я бы обязательно спросила, о чем она, но сейчас все что могу это прокручивать в памяти вчерашний день и собственную глупость.
Задаюсь вопросом, когда свидание, казавшееся идеальным, вдруг стало казаться подозрительным.
В момент, когда он заехал к себе домой?
Когда делал селфи?
Когда дарил цветы?
Я настолько потерялась в собственных иллюзиях, что даже не задумалась, с чего парню, который весь год меня игнорировал, более того не помогал ни в одном проекте вуза вдруг приглашать меня на свидание.
Пока я тону в чувстве стыда, пара заканчивается, а преподаватель просит сдать курсовые.
Я словно сомнамбула отдаю свою работу, коротко отвечаю на просьбу узнать кто не сдал и тороплюсь уйти.
Мне просто тошно.
Одним воздухом с ним дышать. Терпеть его презрительные взгляды. Я даже не знала, что он может смотреть вот так. Словно я пыль под его ногами.
— Люб, ты в порядке? — участливая Ася кричит мне в след, а я тороплюсь, иду до туалета и долго обнимаюсь с унитазом.
Как я буду с ним дальше учиться?
Я не смогу.
Я просто не смогу каждый день находится рядом. Думать, вспоминать, чувствовать себя униженной и грязной.
Минута за минутой, а я просто сижу, собирая себя по осколКам.
Кто — то заходит в туалет, а я торопливо стираю слезы.
Сейчас наверняка Ася будет требовать ответа, почему всегда веселая и яркая Люба вдруг превратилась в унылое серое пятно….
Звенит звонок на следующую пару, и я отдираю себя с пола. Встаю, держась за стенку. Двигаю щеколду, толкая дверь кабинки и ахаю, замечая в зеркале безжалостный взгляд. Острый как бритва.
Данте, как притаившийся хищник, готовый напасть в любой момент.
Секунда. Две. Три. Воздух трещит.
Я срываюсь на бег. Успеваю добраться до двери, но тут же лечу на кафель, больно ударяясь бедром.
— Помогите!
— Люба, ты такая охуенная, да, детка, соси глубже…- кричит он с мерзкой улыбкой.
— Что… Что ты делаешь? Помогите…
— Тебе нравится погрубее? Это я могу… — растягивает он рубашку и дергает за ремень брюк… Больной. Он просто псих.
— Что ты творишь?!
— Просто показываю, как будет выглядеть наше совместное дефиле из туалета.
— Ты… — Я бросаю взгляд на двери. Кто угодно может сюда войти. – Что ты от меня хочешь?
— Поговорить, говорю же. Хотя крыс нужно наказывать, а не болтать с ним.
— А что мне было делать?! В полицию идти было бессмысленно, а оставить это дерьмо без ответа я просто не могла.
— А отказаться от денег тоже не могла?
— Я не взяла ни копейки!
— Нахуй ты врешь?
— Я не вру! Не вру! Твой отец приходил, предлагал помочь с учебой, но я отказалась.
— А кредит в этот день он погасил по собственной инициативе?
— Кредит? Я ничего про это не знаю!
— И я должен тебе поверить? Должен поверить, что ты отказалась от возможности загасить кредит?
— А знаешь, что? — Как же он достал. – Я вообще не понимаю, почему я перед тобой оправдываюсь. Я тебе ничего не должна! Ты потоптался по мне, я ответила тебе тем же.
— Нет, нет, нет, Ольховская. Знаешь, что это значит? Что ты оценила один десятиминутный секс с тобой в пять миллионов рублей…
Пять миллионов… Именно столько я взяла, чтобы оплатить весь срок обучения...
— Отойди от меня… - говорю испуганно..
– Многовато, что скажешь? Думаю, тебе придется отработать остальное.
— Распутин, я не…
Он не шутит, в его взгляде решимость воспользоваться мною снова здесь и сейчас. Но я просто не могу этого позволить... Он наступает, а я валюсь на пол и начинаю трястись словно в лихорадке. Взмахивать руками, ногами, крутить головой, даже выделять обильно слюну.
— Ольховская, ты ебнулась? Что с тобой? Люба! Ща, ща, на помощь позову….СкорАя?
Если бы я не знала, какое он дерьмо, я бы подумала, что он действительно переживает. Да и кажется, что знает, что делать, держит мои руки, приговаривая. – Сейчас приедут. Уже вызвал. Мигалки уже. Пойду встречу.
Я еще минуту смотрела в экран телефона, читая эти два грязных слова. Почему он считает, что ему можно унижать людей или насмехаться над ними, а остальным нет? Вроде, из богатой семьи, а ощущение такое, словно там комплексов целый ворох, иначе как еще объяснить подобное отношение к людям?
Я делаю скрин экрана. В конце концов, это угроза жизни, и пусть что хочет потом, рассказывает.
После пары я не смотрю на Данте, но кожей чувствую его взгляд на себе. Вцепляюсь в Асю, забирая ее у Андрея. Остаток дня я не отхожу от нее, лишь надеясь, что присутствие другого человека не позволит Данте совершить глупость. Это наедине он сильный, а в окружении других людей даже не подходит. Никогда не подходил.
— Ну, что, на обед, девчонки? — спрашивает Андрей в основном у Аси, но мне в их компании вполне комфортно. – А чего сегодня Макс, как пришибленный?
Я смещаю фокус взгляда и замечаю, как Макс проходит мимо, опустив голову.
Сосет под ложечкой.
Почему он решил, что мы с Данте вместе? Что и откуда он может знать? Может, он поможет мне справиться с Данте?
На обеде он тоже садится вдалеке. Его поведение не дает мне покоя.
После столовой я забираю Асю и иду вместе с ней в библиотеку. Порой оглядываюсь по сторонам, словно ожидая одного черноволосого черта из табакерки.
— Люба, ты меня пугаешь, и твое состояние не похоже на отравление. Скорее, на посттравматический синдром.
— Читала о таком?
Ася жует губу и кивает.
— Кое-что. Тебе нужна моя помощь? Тебя кто-то преследует?
Легко. Легко вот так все рассказать. Но по сути, это значит, что я втяну в эту игру еще и Асю. А она простая девчонка из глубинки, как и я. Со мной как со старостой, довольно заметным человеком еще может вестись диалог, она же может просто потеряться.
— Нет. Это просто… Максим сегодня ведет себя странно. Хочу узнать. Просто побудь рядом со мной.
Она смотрит внимательно, словно читает меня, как открытую книгу, словно понимая и принимая.
— А я думала, ты одна из тех людей, с которыми никогда ничего не происходит. Такие, знаешь, везунчики, которые кричат, что из любой беды есть выход, уверенные, что поступили бы иначе. Да и то, только потому что сами никогда в беде не оказывались.
— Я создаю такое впечатление?
— Ты всезнайка. Всех поучаешь. Выпрыгиваешь с ответами раньше других и часто споришь. Так что твое поведение явно говорит о моральных страданиях, о том, что ты пережила какую-то травму. И знаешь, если не хочешь рассказывать, не надо. Это твое дело, но не отрицай очевидного.
— Не буду отрицать… Но и без подробностей.
— Договорились, — стоит она напротив, вибрирует вся, и я шагаю вперед, обнимаю блондинку, вжимаясь в нее, пытаясь сдержать слезы… Да их и нет, кажется, все выплакала. Но как же приятно, что есть человек, как Ася. Понимающий, но не стремящийся лезть в душу. И теперь понятно, что она ничего не знает о вчерашнем дне, а что знает Максим? — Слушай, а ты же живешь в комнате на четырех человек?
— Да, а что?
— Переезжай ко мне? Я ж теперь одна, компания мне не помешает.
— Ну, вообще я буду только рада. Девчонки больно шумные, и порой приходится в коридоре торчать, когда к ним парни приходят.
— Ну, у меня парней в комнате ты точно не увидишь. Андрею своему так и передай.
— Он не мой.
— Ага, ему это скажи.
— То есть ты считаешь, что я Андрею нравлюсь, а ты Максиму нравиться не можешь?
— Максиму? — поворачиваю голову. Он сидит, полностью окунувшийся в книгу. Сутулый. Светловолосый. Про таких говорят «книжный червь». У меня за весь год и мысли не возникло, что такой парень может задумываться о романтике или симпатии. Да и сам он не раз говорил, что любовь — это всего лишь химия и гормоны, с которыми можно легко справиться увлекательным занятием. А те, кто подвержены инстинктам — животные… И ведь он прав. Данте — животное. А Макс — человек. И если я ему и нравилась когда, он очень сильно это скрывал. Общаясь с таким парнем легко поверить в дружбу мужчины и женщины без подтекста.
Он резко поднимает голову, и мы сталкиваемся взглядами. Я свой тут же прячу. Если он имел ко мне романтический интерес, он мог увидеть, как я соглашаюсь на свидание и обидеться. Это в его духе. Придумать себе что-то и вариться в своих мыслях. Вопрос в том, что, пойми я этот интерес к себе со стороны Максима, пошла бы я на свидание с ним? Не знаю. НО если бы пошла, то точно бы не попала под моральный пресс Данте. Так бы и жила наивной бабочкой, не осознавая, какими мерзавцами могут быть мужчины.
— Ну, подойдешь к нему?
— Да, надо. Побудешь здесь?
— Да, как раз почитаю.
Я собираюсь с духом, чтобы пройти несколько метров до Максима. Но теперь мне сложно. Теперь кажется, что любой самый безобидный парень может обернуться дьяволом. Оказывается, влияние вчерашнего дня сильнее, чем я думала.
Я уже почти рядом с ним, чувствую запах мятных конфет, которые он постоянно жует, но стоит ему поднять глаза, как я резко разворачиваюсь и бегу обратно к Асе.
Я не смогу так жить… Просто не смогу постоянно прятаться. Я смогу поступить куда угодно. Через год, через два, работать как мама продавщицей.
— Люб, да что с тобой? Поговори со мной!
— Не могу, не могу, Ась, — В тот же миг я выбегаю обратно, торопясь в универ, чтобы добраться до финансово-аналитического отдела и найти главного бухгалтера, женщину строгую, но приятную на вид.
— Мария Андреевна, стойте! — успеваю как раз, когда она закрывает кабинет. – Здравствуйте.
— Здравствуй, Люб, что за спешка? – она надевает свой желтый пиджак и поправляет прическу. На меня смотрит удивленно. — Ты в порядке? Выглядишь неважно.
Да, по сравнению с ее совершенством я как бомж. Запахиваю кофту, в которой прибежала, обнимаю себя.
— Хотела узнать… Ну, просто уточнить, есть ли шанс вернуть деньги… За учебу. Хочу уйти.
— Почему?
— Ну… Юриспруденция не мое.
— Да что ты?
— Да. Так можно?
— Можно конечно, — внимательно оглядывает она меня. – Знаешь, что, пойдем выпьем кофе.
— Я бы хотела вернуть деньги и…
— Давай мы все – таки выпьем кофе и поговорим, — хватает бухгалтер меня за руку, но я дергаю ею
— Да не могу я ничего рассказать, как вы все не понимаете!
Она убирает от меня руку, кивает. Поворачивается к двери.
— Забыла, что у меня есть чайник и конфеты. Рассказывать ничего не нужно, просто послушаешь меня, хорошо?
Я не знаю почему, но спокойный тон действует, и я прохожу в ее светлый кабинет, падаю в кресло. Она молчит минут пять, пока закипает чайник, пока достает конфеты. И открывает рот, только когда я делаю первый глоток горячего напитка.
— Сахар?
— Конфеты же..
— Ну да. Иногда… — она вздыхает, чуть наклонившись ко мне. — Так случается, что мы падаем, в реку. Порой не сами, порой нас толкают. И помощи ждать неоткуда. Телефона нет. Ты одна. Ты можешь поддаться течению, можешь просто плыть по нему, чтобы по итогу утонуть и стать еще одной безызвестной жертвой, имя которой никто не запомнит. А можешь выбраться… Плыть против течения. Чтобы не просто выжить, чтобы гордиться собой. Чтобы стать тем, кем ты хочешь. Ты же хотела стать судьей, помнишь? И сейчас ты хочешь все бросить потому что упала в реку?
— Рассказываете так, словно знаете, о чем говорите.
— Знаю… В институте я влюбилась в парня. С виду он был хорошим, заботливым, красивым, но вскоре начал критиковать во мне все. Как я выгляжу, как одеваюсь, мой вес, мои блюда, даже то как я говорю. Он лепил из меня другого человека, уничтожая мою личность. Он упивался моим поклонением. И кажется, что в моем мирке существовал только он. Я бросила учебу. Знаешь каких сил мне стоило выйти из этих отношений…
— Я понимаю, но у меня все иначе…
— Не позволяй кому – то решать за тебя. Не позволяй кому – то рушить то, к чему ты так долго шла. Ты больше нигде не получишь такого образования. И будешь всю жизнь об этом жалеть.
— А может вы просто не хотите, чтобы вуз лишился денег?
— Я ничего не хочу. Просто предлагаю тебе переспать с мыслью обо всем. Если ты хочешь уйти, никто держать тебя не будет. Ты вернёшь себе деньги и поедешь к родителям ну или будешь работать. Тебе решать. Но не сейчас. Не в таком состоянии, — протягивает она мне еще одну конфету, а я закидываю в рот тающее лакомство.
Я киваю Марии Андреевне и выхожу из кабинета, медленно шагая в сторону общежития.
Наверное, разговор должен был помочь, но теперь я еще больше себя ненавижу. За трусость. За слабость. Сволочь!
Остаток вечера я не выхожу из комнаты, смотрю как Ася вешает шторы, моет полы и показывает мне нераскрытые страшные преступления в сети с ужасными фотографиями тел.
Не могу даже встать с кровати, все время поглядываю на дверь.
Кажется, что выйду и Данте тут же на меня набросится. Я не понимаю, что он тут делает? Зачем ему жить в общаге, когда у него квартира с потолками три метра? Зачем? Хотя понятно. Ему было мало изнасиловать меня.
Он хочет смотреть как я страдаю. Питается моим страхом как вампир. А я позволяю. Я позволяю.
Позволяю. Сама…
— Ась, ты в магазин?
— Да, а что?
— Купи мне красную помаду. Все боялась показаться вульгарной, но мне кажется, мне пойдет.
— Оо, кто – то вернулся? Что случилось?
— Подумала просто, что жить мне нравится больше, чем стать очередным фото в твоем планшете.
— Что?
— Забей. Просто принеси мне помаду. Пора показать кое –кому, что больше он мне ничего сделать не сможет.
***
Завтра глава по расписанию)
Красной помады мне показалось мало. Я сходила к своей бывшей соседке, которая жила теперь этажом выше и попросила черные чулки. Она, если и удивилась, то вида не подала. Лишь спросила:
— Так вы с Данте вместе?
Этот вопрос, как гром среди ясного неба. И тут же в голове вопрос вахтерши, на который мой враг ответил свое четкое «да». Так уверенно. До тошноты.
— Это… не твое дело, — говорю медленно, потому что мысль о собственных планах в голове не сформировалась. Потому что можно быть жертвой, а можно стать хищником. Можно бояться, а можно нападать. И по статистике выживают как раз те, кто нападает. Так уж устроена природа. – Спасибо большое.
Я спускаюсь к себе, весь вечер пробую наносить помаду. Впервые, наверное, за всю жизнь трачу время не на учебу. Утром принимаю душ, сушу волосы и делаю себе роскошные локоны. Яркий макияж. Короткая юбка, чулки, которые еле-еле за ней прячутся.
План еще нечеткий, возможны помехи, но возбуждение буквально кипит в венах. Хочется, чтобы все получилось, хочется, чтобы он страдал, как страдаю я.
— Ого, Люб. У нас какой-то праздник сегодня?
— На тебя не угодишь. То плохо выгляжу, то слишком хорошо.
— Настроена ты, смотрю, воинственно. Какие планы?
— Не быть жертвой. Как тебе?
— По-моему, идеально. А подробностями поделишься?
— Когда сама их придумаю, — поднимаю взгляд на Асю, а та хохочет. Мы, смеясь, выходим из комнаты, спускаемся на первый этаж. Высокие каблуки не самый мой привычный вид обуви, но сегодня я обязана была их надеть.
На улице ищу глазами машину Данте, но ее нигде нет. Он тоже что-то задумал, раз поселился в общаге, ну, или сделал вид. Других причин его тут присутствия я не вижу. Мне теперь надо найти Данте раньше, чем он воплотит свой план в жизнь, а до этого… Иду в институт, чувствуя на себе липкие взгляды. Хочется прикрыться, надеть балахон, но я только вздергиваю подбородок и шагаю дальше, стараясь делать вид, что мне приятно такое внимание.
Еще три дня назад, пожалуй, да, сегодня все иначе.
На кафедре прошу листок. Звоню в банк и выясняю, какую сумму за меня внесли. Действительно, со счета некоего сталелитейного комбината поступил довольно объемный платеж. Я пишу расписку на эту сумму и фотографирую ее. Возможно, я совершаю ошибку. Возможно, мне нужно быть более меркантильной, но гордость перевешивает, и я все-таки набираю отца Данте.
— Любовь, добрый день. Данте снова доставляет вам проблемы?
Его существование одна большая проблема.
— Я сейчас отправлю вам фотографию. В ответ попрошу прислать мне номер счета, на который я смогу отправлять вам деньги. И в следующий раз, когда решите заняться благотворительностью, спросите, нуждаются ли в ней.
В ответ раздается молчание.
— Я лишь хотел загладить вину сына.
— Может, стоило при этом как-то его проучить, а то получается, что он остался при своем, а я внезапно не по своей воле стала представительницей древнейшей профессии.
— Я на это не намекал.
— Нет, конечно. Вы просто купили мое молчание.
— Ну, какое молчание, Люба? Хотели бы вы пойти в полицию, вы бы пошли сразу. Сейчас даже говорить об этом глупо. И я наказал Данте. Я лишил его всех привилегий сына богатых родителей.
— Не поняла, — все тело замирает, я даже встаю, словно это позволит лучше осознать полученную информацию. – Вы лишили его денег?
— Именно. Надеюсь, это послужит ему уроком, как думаете?
— И при каких условиях вы их вернете?
— Вы меня не знаете, но я не меняю своих решений. Он либо отправится в Усть Горск, либо останется в Москве, но без моей поддержки.С другой стороны,если вы скажите мне, что он все осознал и вы его простили, возможно прощу и я...
Мысль витавшая последние несколько часов оформляется в конкретную идею. Гениальную на первый взгляд, но очень опасную.
— Не забудьте номер счета мне прислать. Я не хочу быть вашей должницей.
— Хорошо, Люба, всего доброго.
Я выключаю телефон, пока мозг все еще обрабатывает слова отца Данте. Обалдеть. Это прямо интересно. И я почти уверена, что Данте долго не выдержит, и скоро ему предстоит вернуться на родину. Ведь деньги исчезнут из его регулярного рациона, но и секс.
Я выхожу из кабинета профсоюза и иду искать Данте. Он стоит в компании своих друганов и местной фифы Шальновой возле аудитории по предмету гражданское право.
Мне надо немного времени, собраться с духом, но я все же решаюсь.
Поправляю во фронтальной камере помаду, прическу и, наконец, выхожу из-за угла. Направляюсь прямо к нему, а передо мной, словно волны, расступается народ.
Краем глаза замечаю поникшего Максима, и отголосками отзывается чувство вины перед ним, но я топлю его в злости, которую мне надо выплеснуть.
— Данте, милый! Почему ты меня не подождал?! — Под шокированные взгляды сокурсников и самого Данте, я подхожу максимально близко, прижимаясь грудью, чувствуя ритм его жестокого сердца, оставляя на губах красный след помады.Рукой толкаю сокурсницу. – Шальнова, убери свой тощий зад, это мой парень.
— Ты что творишь, тварь? — шепчет Данте, впиваясь в мою талию пальцами до боли, а я широко улыбаюсь, поворачиваясь ко всем.
— Ой, простите, что сразу не сообщили. Данте и я теперь вместе. Он пошел против родителей, которые запретили ему со мной встречаться, и они лишили его денег, а вчера он переехал ко мне поближе, в общежитие. Нам будет сложно, но мы же справимся, верно, милый? — поворачиваю голову и натыкаюсь на стальной взгляд, но преодолевая страх, я наклоняюсь ниже и шепчу. – Если хочешь вернуть папино расположение, улыбайся и соглашайся.
— Конечно, милая. Действительно, что это мы молчали, пусть все видят и знают, — бросает он зачем-то взгляд в сторону и тянется за поцелуем, но как раз вовремя звенит звонок на пару.
— Пойду сяду с Асей, а то у нее много вопросов, — делаю шаг и почти валюсь, когда Данте дергает меня к себе. – Эй!
— У меня вопросов еще больше. Сядь.
— Не могу. Зрение плохое.
— Врешь ведь.
— С чего бы мне тебе врать? – моргаю, хлопая ресницами, пока он тупит, умудряюсь сместиться на первую парту к Асе, которая смотрит на меня во все глаза.
— А ты умеешь удивлять.
— Да я сама в шоке. Теперь вот еще понять, что с этим всем делать.
— А что делать? Ходить на свидания и встречаться. Он же давно тебе нравится.
— Ну, на самом деле мы не совсем вместе.
— Я ничего не понимаю.
— Я тебе все расскажу, только обещай меня не отговаривать.
— Да куда уж теперь, когда ты чуть ли не на всю страну объявила себя его невестой.
После ее слов вдруг захотелось спрятаться. Наверное, потому что теперь каждый в аудитории смотрит на меня, обсуждает меня. И теперь будет следить за каждым моим шагом. Вопрос лишь в том, как долго. Как долго Данте выдержит жизнь полную лишений и уедет из Москвы поджав хвост. Ему то все дороги открыты, для него каждая это широкая магистраль, по которой можно проехать на большегрузе. Мой путь — это тонкий, стеклянный мостик, по которому можно только ползти, чтобы не треснул.
После пары я тороплюсь уйти, но Данте уже стоит передо мной.
— Ну что, милая, поехали в наше гнездышко?
— Конечно поедем, но сначала тебе придется помочь мне с делами профсоюза. Ты не забыл, что я его глава.
— Тогда я погнал.
— Нет, нет, ты будешь рядом, будешь помогать. Ты же не хочешь, чтобы твой папа подумал, что ты не раскаиваешься в содеянном.
— Опасную игру ты Ольховская затеяла. Уверена, что потянешь?
— А ты можешь сделать что – то хуже того, что уже сделал? Сомневаюсь…
— Убить, знаешь, как легко такие как ты теряются в лесном массиве?
— От убийства, даже твой отец тебя не отмажет, — поправляю воротник его рубашки и отхожу подальше. Господи, как это оказывается тяжело. Каждая секунда с ним словно дуэль на острых шпагах. Вот-вот он может пустить тебе кровь, и ты заноешь как девчонка.
Мы с Асей идем под руку и я чувствую, как Данте с толпой своих друзей идет за нами. Дел у нас сегодня много. Предстоит разгрузка мебели в только что отремонтированный кабинет. Я иду за накладной, расписываюсь и показываю на коробки.
— Вот, мальчики, надо поднять на третий этаж.
Вопросов никто не задает, но Данте не забывает наградить меня взглядом, несущим смерть. Я не реагирую, в конце концов он сам виноват.
— Сейчас же мне все рассказывай, — просит Ася, пока мы стоим в стороне и считаем сколько коробок мебели носят из машины. Я поджимаю губы, решая, что именно можно рассказать без вреда собственной гордости. В конце концов сам Данте тоже никому ничего не рассказал. Да и зачем ему так палиться.
— Данте позвал меня на свидание и не пришел.
— Так… Это когда было?
— Позавчера. Поспорил с кем, что я приду, а сам меня кинул. Стояла там, как дура, в красивой юбке. Помнишь? Ту, зеленую.
— Так, а каким образом вы теперь вместе?
— Ну, понимаешь, я сильно обиделась и позвонила его отцу.
— Что? – смеется Ася. – Ты же шутишь?
— Нет, вообще— то. Отцу его я сказала, что Данте меня, ну… Взял без разрешения.
— Люба, это все похоже на бред.
— Понимаю, но я должна отомстить.
— И что сделал его отец?
— Лишил его денег. Теперь только я могу их вернуть, если он будет хорошо себя вести. И я планирую его эксплуатировать по максимуму.
— Ой, Люба, — качает головой Ася. – ты пытаешься воевать против голиафа спичкой. Уверена, что потянешь?
— Ну пока же получается. Вон, носит мебель, вопросов не задает.
— Ну да, или просто затаился. Не оставайся с ним наедине иначе твое придуманное изнасилование станет настоящим, — вздыхает она, окидывая меня взглядом. Кажется, осуждает.
— Считаешь я была должна просто спустить все на тормозах? И допустить, чтобы он смеялся надо мной?
— Можно было просто не обращать на него внимания и сосредоточится на учебе и профсоюзе. А теперь ты каждый день будешь ходить как по минному полю, совершенно не зная, что у него в голове.
— А что может быть у него в голове?
— У молодого парня с айкю выше ста? Да что угодно, Люб. Что угодно.
Можно бояться, а можно идти вперед, что я и делаю, когда парни заканчивают таскать мебель.
— Ну все, детка? Можем уже идти?
— А как же собрать? Вот шуроповерт. Думаю, управитесь быстро.
— Данте, — окликает один из его друзей, явно имевших на вечер планы. Скорее всего, как и сам Данте. Он встает с коробки и направляется ко мне.
— Не, Дан, пиво это конечно классно, — хватает Назар свой стакан со стола. – Но ты объясни мне, нахер мы старосте помогали?
— Назар, не разочаровывай меня. Еще с утра было объявлено, что она моя девушка, вроде как. Разве не принято в таком случае помогать.
— Ну понятно, а нас то зачем приплел?
— Согласен, тут промашка. Пошел вон.
— Да, я же пошутил…
— А я не шучу. Нахер мне в компании человек, который не знает о принципах дружбы и взаимовыручки.
— Дан, да ладно тебе, — Емельяненко выступает и кажется сейчас отправится за Назаром. – Понял, молчу.
— Я никуда не пойду.
— А кто тебя спрашивать будет, — я и так на взводе из-за устроенной Любой херни, теперь еще эти меня доводят. Друзья хреновы. Я буквально выволакиваю придурка из-за стола и кидаю его на пол.
Он поднимается и уходит, а я чувствую на себе взгляд прекрасной дамы. Вот и антидепрессант пожаловал. Я отряхиваю рубашку от невидимой пыли и кивнув пацанам, иду знакомиться. Вскоре она присаживается за наш столик. И совсем скоро мы поедем с ней на такси прямо к ней домой. Мне очень нужно скинуть напряжение которое во мне вызывает Ольховская. И почему я решил, что эта дрянь будет ходить поджав хвост. Почему решил, что она больше не сунется ни к одному мужчине, тем более к брату. Тот со мной больше не разговаривает. Делает вид, что я не существую. Это не плохо для легенды, которую мы придумали, что мы не братья, но почему – то грызет. Хотя скорее всего из-за того, что курсовую я так и не сдал, да и многие проблемы по учебе резко лягут на мои плечи.
Моя новая знакомая в цветастом мини и девушка третьего члена компании Петрова идут танцевать, заигрывая с нами глазами и телами.
— Долго еще пахан на тебя злиться будет?
— Да не долго. Ему вон Любушка понравилась. Совсем скоро она замолвит за меня словечко и все вернется на круги своя.
— Давай, давай, а то я долги твои записываю, — ржут парни, пока я откинувшись на диване качаю под музыкальный бит и наблюдаю за откровенными танцами своей ночной бабочки. И как ее зовут то?
После танцев мы выходим с ней из клуба, машем остальным. Садимся в тачку, которую подогнал Петров.
— Ну говори адрес, красавица.
Она радостно кивает, тряхнув кудряшками, называет адрес, а потом заглядывает в телефон. Он как раз начинает звонить.
— Алло? Да? Да, с ним.
Что за хрен и почему по коже ползут непонятные мурашки.
— Что у него? Вы наверное шутите?
Она отключается, смотрит на меня с сомнением.
— Что такое? Кто звонил?
— Да медсестра твоя звонила из наркологической клиники.
Я даже по тормозам даю, словно врезаясь в бетонный столб по имени Ольховская. Это точно она.
— Я похож на наркомана? Серьезно?
— Она врет?
— Естественно. Моя бывшая. Преследует меня.
— Ну ясно. Я тоже так подумала, — смеется она, но неловкость уже повисла в воздухе, словно слово "писька" сказанное ребенком на взрослом застолье.
Она снова тыкает в телефон, пока я мчу по московским ночным дорогам и придумываю методы наказания для Любы. Как связал бы ее в стиле шибари и трахал пока она не замолила бы о пощаде. А может быть подвесил бы головой вниз и держал только на экологически чистой сперме.
Но мои фантазии прерывает голос моей знакомой.
— Вот мой подъезд. Слушай, а про сифилис она тоже получается, соврала.
— Сифилис? Охренеть у нее фантазия.
— А справка? Она мне тут прислала.
— И ты ей веришь?
— Ну мне бы хотелось тебе верить, но как то страшно. Созвонимся, ладно? — она просто выходит из машины, оставляя меня наедине с гневом. Я бью по рулю и тут же звоню этой суке. И конечно короткие гудки, которые говорят о том, что я в ее ебаном черном списке. И как она планирует действовать дальше? Думает, я не найду где потрахаться?
Еду мимо ночных пташек, голосующих на дороге, готовый скинуть напряжение хоть с кем – то, но стоит посмотреть хоть на одну из них, как перед глазами маячит Люба со своей справкой, которая может стать уже не такой ложной.
— Дрянь какая! Ладно. Сегодня мне не повезло, но это не значит, что я не кончу.
Торможу прямо под ее окнами общаги, нахожу ее телеграм, в который звонить нельзя, но у нас даже сохранилась переписка годовалой давности, где она просила меня прийти на посвящение, но я проигнорил. Но теперь я Любу игнорировать не буду. Хочет, чтобы я ни с кем не трахался, тогда придется отрабатывать ей. Но, а пока, достаю свой хрен, уже давно налитый кровью, обхватываю пальцами, проведя несколько раз рукой, делая его максимально возбужденным. И только тогда включаю камеру. Никогда не занимался этим вот так. Но как говорятся. Тяжелые времена требуют решительных мер. И я решительно принимаюсь дрочить, вспоминая как выглядело обнаженное тело Любы подо мной. Груди я не успел уделить внимание, даже лифчик не снял. Времени просто не было. Закрываю глаза, вспоминая насколько остры были ощущения в ней. Узенькая, влажная, сочная. И чего она там разнылась, хотела же меня. Весь год слюнями исходила, смотрела исподтишка. Сколько раз я кончал с мыслями о том, что сделаю с этой непреступной старостой, как буду драть выскочку, как покажу что вся ее напыщенность ничего не значит, когда мой член в ее пизде.
Всю ночь ворочаюсь, думаю о видео, что прислал Данте. Это было отвратительно. Смотреть на это не хотелось, но удалить, рука не поднялась. И в зеркало возник невольный вопрос «Да что с тобой не так?» Сборы на учебу теперь занимают больше времени, вставать тоже приходится раньше. Но зато выгляжу я на все сто. Учитывая чьей девушкой меня считают, иначе быть и не может.
— Люба привет,— машет мне Римма возле универа, а я ей подмигиваю.
— Спасибо за помощь!
— Все получилось?
— Да, девушка слилась.
— Знаешь, есть много способов держать мужчину в руках и без слежки. Я тебе скину одни курсы, мне очень помогли. Есть шанс, что скоро я переду к Петрову.
— Ну, учитывая, что Данте сам ко мне переехал, пока эти курсы мне без надобности.
— Блин, точно, вот это засада. Ему даже машину кто – то из парней одолжил.
— Да, таких парней, даже если денег лишить, они найдут где перекантоваться.
— Вот она, моя судьба, — сзади в меня врезается что – то твердое. Хочу дернуться в сторону, но Данте давит руками, типа обнимает, по факту держит в плену. – Привет, Любовь моя.
— И тебе привет. Проспал? Ночь была тяжелой?
Данте усмехается, а Римма быстро уходит, наверное, стыдясь того, что сдала друга своего парня.
— Ручной труд и не может быть легким, но уверен, что скоро ты это исправишь. О, помаши рукой Максу, он вон смотрит, — он словно марионетке поднимает мне руку и дергает ее в подобие приветствия. Я отбираю собственную руку и неловко улыбаюсь Максу. Но он уже отвернулся и ушел. И почему мне перед ним так стыдно.
Резкий захват груди и я вскрикиваю, толкая Данте.
— Ты зачем это сделал?
— А как еще проявить всю мою любовь, — вытягивает он губы трубочкой, но я уже отворачиваюсь.
— Ты смешон и подобное поведение не вернет тебе золотую карточку мажора.
— У меня хватает знакомых, чтобы ни в чем не нуждаться, не переживай.
— Тогда зачем ты переехал в общагу?
— Чтобы быть к тебе поближе конечно.
— Смешно. Сегодня, у тебя как у моего парня, много работы. Нужно пройтись по вузу и собрать участников для будущего конкурса умников и умниц.
— Сама сделаешь.
— Нет, сделаешь ты, иначе твой отец узнает о твоем плохом поведении, ну или я могу отправить ему одно интересное видео.
— Ебанутая?
— А зачем ты мне его отправил?
— Чтобы ты думала обо мне конечно. Ты же думала?
— Вот еще. Мне и без твоего корнишона было чем заняться.
— Корнишона?
— Знаешь, теперь я понимаю почему ты такой злой. Комплексы не дают тебе покоя. У нас есть психолог в вузе, он бы мог тебе помочь, — говорю это и резко убегаю, но Данте внезапно гонится за мной, хватает и толкает за лестницу. – Отпусти! На пару опоздаем.
— А что такое, мы же пара, нам положено обжиматься, — дергает меня за волосы, толкает пальцы в рот, а когда кусаю их, тянет сильнее. В его глазах сплошная мгла и кажется вот-вот из нее вылезет настоящее чудовище и сожрет меня.
Мне удается пнуть Данте в пах и сбежать, слыша сдавленное «сука». Сердце колотится как бешеное, а перед глазами жестокое выражение лица.
Бегу и постоянно оборачиваюсь, но вот резко врезаюсь в что – то твердое.
— Ой, Макс, привет.
— Привет. Прелюдия?
— Что? А, да, в догонялки играем.
— Знаешь, я не знал, что он тебе нравится. Ты не говорила.
— Да, я сама как – то не знала. Так вышло.
— Не думал, что ты такая поверхностная.
— Что? Я? С чего ты взял?
— Ну тебе же внешность его понравилась. Потому что больше у Данте ничего нет, — говорит он и отвернувшись уходит в аудиторию. Данте выглядывает из-за угла, злой как черт и я скрываюсь среди людей, занимая свое место возле Аси. Дышу часто, прерывисто и вся сжимаюсь, когда Данте вместо того, чтобы подняться на задний ряд, садится рядом со мной, прижимаясь стальным бедром к моему.
— Ты не попутал место?
— Нет конечно, теперь мое место рядом с тобой, — хмыкает он, наклоняется, чтобы посмотреть на Андрея. – Здорово, я Данте.
— Я Андрей.
— А ты Ася, да? Соседка Любы.
— Да, а откуда…
— А я теперь про Любу знаю все...
— Так, держи, я погнал, — пихает Данте в меня листы со списком. Тут гораздо больше, чем должно быть. Очевидно всеобщая любовь к Данте не позволила ему отказать.
— Куда это ты погнал. Нам еще надо решить, кто из этого списка будет участвовать.
— Это без меня. Меня ждет дама сердца, — усмехается мне в лицо и просто уходит. Я сую листы в сумку, решая заняться ими чуть позже и бегу за своими там называемым парнем. Я не позволю ему развлекаться за моей спиной. Я уже подумываю что – то ему подсыпать в обед, чтобы у парня не стояло. Это будет проще, чем постоянно следить за ним.
Он выходит из здания, садится в машину и уезжает с парковки. Я прыгаю в ближайшее такси и прошу следовать за машиной. Пара перекрестков и Данте паркуется. Плачу бомбиле. Смотрю как к машине подходит красивая блондинка.
Тут же бегу, сбивая с ног ее.
— Ой простите. Данте, твоя карточка заблокирована, у тебя есть другая? Или мы сегодня опять на дошираковой диете? – заглядываю в машину, вижу как улыбка Данте, приклеенная к его лицу медленно тает. – Ладно, возьми из заначки на бензин. Все равно последний день на красивой машине катаемся.
Девушка ахает и цокает каблуками в сторону домов, а я отпрыгиваю от машины и убегаю по проспекту, теряясь в толпе. Дышу часто, прерывисто. Сколько я так смогу его держать возле себя и не давать заниматься сексом. Тем более, что дрочить это ему не мешает.
Сворачиваю за угол, иду в сторону общежития, когда замечаю машину, следующую за мной по пятам. Машину, в которой Данте смотрит на меня из окна, периодически притормаживая из-за других машин.
На улице он меня не тронет. Это нужно помнить и не бояться.
Перехожу дорогу к общежитию, когда Данте резко перегораживает мне дорогу. Обхожу машину спереди и вскрикиваю, когда она резко сделает вперед, тормозя в миллиметрах от меня.
— Ты больной? Ты чуть не сбил меня!
— Просто решил показать, что порой опасность подстерегает там, где не ждешь.
— Ооо, ты это уже дважды показал.
— А может, будет и третий если ты не перестанешь мешать мне жить. Или если сама не станешь смермоприемником.
— Спермо… Да как у тебя язык повернулся такое сказать? Я с тобой ляну только под дулом пистолета, да и то скорее лучше умру.
— Уверена?
— На сто процентов, — выплевываю ему в лицо. Он усмехается, резко дергается в мою сторону, и я испуганная сбегаю в свой норку, теряясь сначала среди толпы студентов, а потом уже в комнате общежития.
Вечером я готовила вместе с Асей, варила борщ. Мы обсуждали будущий конкурс умников, решали кого взять из столь большого списка.
— Только не надо брать с социологического факультета, они в прошлом году чуть нам все не сорвали.
— Тогда вычеркиваем. Ну что, выключаем? — спрашиваю, пока Ася чертится на листе. Застываю, когда в кухне появляется Данте собственной персоной, втягивает запах.
— Мм, борщец. Ты же меня накормишь, милая?
— Ну конечно. А то оголодал совсем. Никто не дает бедному студенту – чашку супа, — наливаю ему тарелку, ставлю на стол.
— Считаешь, что вся моя привлекательность заключатся в деньгах?
— По-моему сегодня я это доказала.
— Значит и ты повелась на меня из-за денег?
— Думай, что хочешь, но могу точно сказать ни одна девушка не даст тебе в первые сутки без, — машу руками, — без этого всего.
— Спор?
— А давай, но на моих условиях.
— Люб, может не надо?
— Ну а сколько я буду за ним гоняться. И так, если выигрываю я, то ты отчисляешься из вуза, вот прямо завтра.
— Люб, — Ася пытается что – то бормотать, но я качаю головой
— Жестоко, но допустимо, а если выигрываю я… То ты звонишь моему отцу и говоришь, что обманула его. Извиняешься и сама отчисляешься из вуза.
— Как — то слишком нет? – встревает Ася…
— Либо я, либо ты, мне подходит, — протягиваю руку, и он тут же ее пожимает. – Ася, разбей.
— Люб, мне это не нравится.
— Мы не сможем с ним сосуществовать на одной территории, рано или поздно кто – то кого – то убьет. И кстати, девушку выбираю я. И она не должна знать кто ты.
— Без проблем, Ольховская. Едем сегодня.
— Сегодня?
— А что тянуть. Ты пока натягивай джинсы на свой жирный зад, а я поем борщ.
— Что, думаешь стоит мне схуднуть? — смотрю в зеркало на себя, верчусь в разные стороны. Из-под джинсов не торчит даже кожа, но и худой я никогда не была. Такой, прям, середнячок сорок шестого размера.
— Люба, что ты его слушаешь? У тебя отличная задница. Что-то на тощих он не больно-то засматривается.
— Ну, ладно, ты права, — но, наверное, стоит отказаться от тех белковых пирожных на обед.
— Люб, ты все-таки хочешь идти?
— Конечно! Такой шанс от него избавиться. Я не могу его упустить!
— А если он выиграет?
Об этом я даже думать не хочу, но волнения не показываю.
— Значит, к лучшему. Но в одном вузе мы находиться не сможем, — говорю с улыбкой, а потом до меня доходит, что он реально может выиграть, что тогда? — Мне нужен запасной план. Что-то, что поможет точно его обойти.
— Не понимаю, как? Побрызгать его чесноком?
— Сегодня Макс сказал, что я поверхностная, — Ася вопросительно смотрит, но я отмахиваюсь. Не то, чтобы я так считала, но ведь, и правда, повелась на внешность Данте. Или его магнетизм. Или его остроумие. Или… Не важно. — Он притворится голубком, будет ему подмигивать из-за углов, и ни одна девушка на него не поведется.
— Люб, ну, не знаю, как-то это...
— Нечестно? А думаешь, Данте всегда поступает честно? Думаешь, для него вообще существует слово «нет»? — выкрикиваю на эмоциях.
— Нет, просто, ты готова опуститься до его уровня?
— Все ради победы, — хватаю телефон, звоню Максу. Немного волнуюсь, вдруг не возьмет. Но нет, мне везет, и наш первый телефонный разговор за несколько дней начинается с простого и тихого.
— Не помешала, Максим?
Да, господи, Люба, что за томный голос? Ты же не соблазнять его звонишь, а просто попросить помощи! Очень странной помощи…
— Нет, привет, — он откашливается. – Что-то случилось? Ты никогда не звонила так поздно…
Смотрю на время, и правда, уже десять. Он в такое время уже спит. Да и я раньше.
— Слушай, я хочу тебе признаться, что мне нужна твоя помощь. Хочу подшутить над Данте.
Ася закатывает глаза.
— Опять твои прелюдии??
— Мы просто поспорили, что он может переспать с любой без своих денег и семейной власти, а я не хочу, чтобы он мне изменял.
Он молчит почти десять секунд. Потом резко выговаривает.
— Ну, а я тут при чем?
Блин, я уже жалею, что позвонила.
— Ну, ты бы мог, побыть недалеко, подойти, погладить его по плечу, — зачем я это говорю, блиииин… — И девушка подумает, что вы… Ну…
— Я похож на гея?
— Нет! Нет! Слушай, забудь, глупости какие-то. Ты извини, завтра увидимся, — резко отключаюсь. Господи, надо же было такое сказать ему. Дура. Сама справлюсь. Понятно, что без своих миллионов внешность Данте сыграет в минус, подумают, что он альфонс. Ну, или на месте что-нибудь придумаю.
Наконец, последний штрих, губная помада красного цвета, который неожиданно мне к лицу.
В дверь стучат, и это, конечно, Данте. Такой вот нетерпеливый, резкий стук, как он сам.
Открываю, оглядывая внешний вид, идеально подходящий для выхода в свет, но не для эксперимента.
Он одет в черную рубашку и пиджак, но я качаю головой.
— Ты выглядишь слишком хорошо.
— Рад, что ты оценила, — поправляет твердый воротник. – Ты тоже ничего, хотя село из тебя сложно выдворить.
Мне остается только закатить глаза. Ну, что за позер?
— Так не пойдет. Подожди здесь, — я иду в соседнюю комнату, прошу у Семена Лещенко рубашку в клеточку и джинсы клеш.
— Я это не надену, — морщится Данте, а я пихаю его и толкаю в душевую.
— Наденешь, ты же хочешь доказать, что мачо и без платиновой карточки отца. Ну, или избавиться от меня, потому что я буду, как призрак, витать где-то рядом и лишать секса…
— Допустим… Я буду выглядеть, как представитель рабочего класса… — А вкус? Кто вообще такое носит?
— Не обижай Лещенко. И вообще рабочий класс вкуса иметь не может? Надевай, или я иду домой.
— Стерва, — фыркает он и, не закрывая двери, снимает брюки, являя мне черные боксеры с торчащей шапочкой от гриба. Сначала мне кажется, что кажется… Но нет, стоит, да еще так явно. Я первые пару секунд теряюсь, потом отворачиваюсь.
— У меня лупы с собой нет, — фыркаю я и смотрю на свой телефон. Сообщение от Макса. Оборачиваюсь на Данте, он спокойно переодевается, правда, стиснув челюсти, и судя по всему, обзывая меня по-всякому в своих фантазиях. Правда, вид такой, словно это одежда из мусорки.
Макс пишет, что готов помочь. Ждет адрес.
Настроение прыгает до отметки «небеса». Недолго еще Данте дергать меня за ниточки нервов, совсем скоро я спокойно вздохну и буду дальше учиться. И это не подлость, это сладкая месть…
— И так, у тебя будет одна попытка. Ты же в себе уверен?
Данте оглядывается по сторонам. Девушки танцуют так, словно пришли на кастинг холостяка, извиваются, демонстрируя всю пластичность и умение быть максимально гибкой. Но эти таланты явно рассчитаны на тех, у кого выгодно сосать, а не таких болванов, каким сейчас выглядит Данте.
— Естественно. Выпьем или сразу выберем жертву?
— Я не пью…
— Боже, Ольховская, ты не можешь быть еще скучнее, чем я думал….
— Тогда чего прицепился, раз я такая скучная?
— Люблю марать белый лист…
— Ты уже достаточно его замарал, — фыркаю, смотря на возможных жертв. Это не должна быть слишком отчаявшаяся женщина, вроде вон той у бара, которая даже на официанта смотрит голодным взглядом. И не должна быть богатая дама из высшего общества, которая решит сделать Данте своим молодым любовником, а вот эта простая девочка, которую сюда явно притащили насильно подруги может подойти. А так как у Данте нет денег на выпивку, ему придется применить все свое обаяние, чтобы она согласилась хотя бы с ним потанцевать. Но если Данте сильно повезет и она окажется не столь стойкая, то придет на помощь Максим, который уже написал, что в клубе и готов действовать. Просто рыцарь, потом обязательно отблагодарю его своим фирменным печеньем.
Сам Данте с кем – то тоже переписывается, а потом поднимает голову, убирая телефон.
— Ну что? Выбрала овечку?
— Да, вон та, в очках. Ты же любишь марать чистые листы.
— Точно. Ну что, я пошел?
— Давай, — говорю с улыбкой, а у самой под ложечкой сосет. Не может же он настолько быть в себе уверен. Мне нельзя проигрывать. Просто нельзя.
Дальше я наблюдаю поразительную изобретательность Данте, от которой у меня скрипят зубы. Он ловко развязывает узел одного из официантов, цепляет на себя фартук и берет поднос как раз для стола, за которым сидят девушки. Они встречают его улыбками. Но все внимание Данте сосредотачивается на жертве в очках. Милой и невзрачной с виду. И мне даже жалко ее немного, потому что она может поверить, что понравилась Данте. Как поверила я в день нашего первого и последнего свидания.
Девушки за столом жертвы идут танцевать, а Данте ловко садится рядом, скидывая передник, очевидно делая вид, что его смена закончилась. Я смотрю на это стиснув зубы, понимаю, что могу проиграть и лишь надеясь, что эта с виду девственница не окажется настолько глупой, чтобы отдаться парню вот так, при первой встрече. Но чем больше времени проходит, тем теснее становится их общение, тем чаще она облизывает губы, а глаза сияют даже под очками.
«Кажется, ты проиграешь» — прилетает сообщение от Макса и мне остается только скривить лицо, читая дальше. – Данте слишком хорош, не видел ни одной девушки, которая ему бы отказала. Даже жаль, что ты оказалась такой же…
Читаю слова и почти наяву ощущаю его разочарование мною. Ну и пусть. Главное, чтобы помог. Иначе придется мне терять два года обучения. Никто меня в октябре не возьмет учиться. И да, я уже жалею, что затеяла игру, не понимая, во что ввязываюсь.
«Высказать, какая я вертихвостка ты можешь потом, лучше помоги»
В ответ ничего не приходит, а девушка уже планирует покинуть клуб в компании Данте. Тут и видео взрослого не надо, понятно, что она согласна на все. Тогда снова остается открытым вопрос, зачем он изнасиловал меня, раз такой способный к соблазнению.
Внезапно к девушке подходит настоящий официант, она кивает и отходит от Данте к кассе, чтобы оплатить счет, пока ее подруги продолжают плясать на танцполе.
Каждый нерв натянут, потому что если они уйдут, победа Данте будет неоспорима.
Я внимательно слежу за девушкой, которой бармен выдает чек. Что – то говорит. Она переворачивает чек и что – то читает. Напрягается всем телом, идет к Данте и влепляет ему довольно смачную пощечину. Она реально не ожидал, насколько опешил, смотря на нее. Она выкрикивает какие – то слова ему в лицо, а потом просто уходит.
«Пожалуйста» — приходит на мой телефон, а у меня прямо внутри от радости грудь распирает. Не важно, почему она это сделала, но факт остается фактом, Данте проиграл. И завтра в нашем институте дышать будет свободнее. Моя жизнь вернется на круги своя, я снова буду думать про учебу, а не про изнасилование, про Данте, про то, почему он не оставляет меня в покое.
Его взглядом, наверное, можно было бы резать сталь. И даже неловко от улыбки, которая словно приклеивается к моему лицу. Я выиграла. Я выиграла.
— Я выиграла… — говорю ему, когда он подходит ближе.
— Ты подговорила бармена, чтобы он написал ей о нашем споре.
— Что? — вот это засада. – Нет! Я сидела тут и не двигалась с места.
— Значит кого – то подговорила. Знала, что честно тебе не выиграть.
— Нет! Я сидела тут.
— Телефон дай.
— Нет! — сую телефон в сумочку. – Ты проиграл, смирись и прими поражение с честью, если знаешь, что это такое.
— Макса подговорила? Только этот тюфяк готов был бы меня подставить…
— Что? Причем тут Максим?