июнь 2022 года
Володя
Я психанул так, что даже не посмотрел на часы, лишь бы уйти поскорее. Ночи белые, солнце на небе. Думал, еще рано, а автобус – последний! – издевательски показал жопу и скрылся за поворотом. Сиди теперь на лавке и думай, что делать.
Обратно идти? Да ни за что. Она, походу, совсем кукухой поехала, если такое ляпнула. До электрички восемь километров, пока дошлепаю, последняя тоже пройдет. Такси в эту дыру не заманишь. Звать кого-нибудь на помощь? Отец за руль еще не садится, Женя в больнице на сохранении. Сашку разве что?
«Абонент не отвечает», - доложил робот после десятого гудка.
Спасибо, а то бы не догадался.
Набрал еще Лерку, но ее номер оказался недоступен. Наверняка опять зарядить забыла. Не очень-то и огорчился, меньше всего сейчас хотелось выслушивать нытье: «я же говорила, что нужно машину». Тебе нужно – ты и тряси родителей. А я вполне обходился такси и изредка каршерингом. Звал с собой – отказалась. Мол, до свадьбы две недели, столько всего еще сделать надо. Наверняка носится где-то по этим самым супер-пупер-важным делам.
В общем, вариантов оставалось немного. Или возвращаться, или сидеть до утра на скамейке, или топать потихоньку, голосуя каждому проезжающему – авось подхватит. Засада в том, что мало кто едет в город в субботу вечером, а до трассы пёхать часа полтора. Выбрал из трех зол меньшее – пошел, то и дело оглядываясь.
Минут через пятнадцать удача все же улыбнулась: остановился трепаный грузовичок. Водила, примерно моего возраста, подумал и согласился за пять сотен довезти до Парнаса. Трындел всю дорогу, не закрывая рта. Хорошо хоть моего участия в диалоге не требовалось, достаточно было кивать и угукать. Зато он забивал эфир и не давал жевать обиду. Ну и типаж любопытный. Я на автомате схватывал мелкие детальки: мимику, жесты, интонации, - укладывая их в авторские ремарки. Такой колоритный персонаж для любого сценария сгодится. Или для рассказа. Все в копилочку.
Вышел у метро со слегка гудящей головой. Есть же люди, у которых язык молотит со скоростью сто оборотов в минуту. Домой не хотелось. Мерзкое послевкусие от разговора с матерью не уходило. Начало десятого. Посидеть бы где-нибудь, бахнуть полтос-другой. Просто отвлечься.
Еще раз набрал Лерку – с тем же результатом. И Сашка не отвечал. Одному не хотелось – будет только хуже, проверено.
Ладно, значит, домой. Ужина наверняка нет, я же уезжал с ночевкой, а себе одной Лерка не готовит. Закажем что-нибудь, откроем вино, заберемся в ванну, потом ляжем в постель. В конце концов, все это только слова, а я знаю, к чему их употребить. У нас, писак, ничего не пропадает. Хотя уже тысячу раз обещал себе не тащить в тексты близких людей. Ну что делать, не получается. Все мы одинаковы, и это сильнее нас.
Тут я вспомнил свой разговор с Женей на эту тему, когда зимой выпрашивал у нее рассказ для сценария. О том, что мы, писатели, бандиты с большой дороги. Вспомнил о ней – и тут же опять всплыли слова матери. Аж башкой захотелось потрясти, чтобы высыпались обратно через уши.
Слышала бы это Лерка! Хотя нет, при ней мать такого бы точно не ляпнула. Они же прям две подружечки, сидят, щебечут, кофеек пьют, улыбаются. Такие обе милые, сладкие.
«Ах, Лерочка просто заинька, как тебе повезло, Володя».
«Твоя мама идеальная свекровь, о такой только мечтать».
Знала б ты, Лера… Ничего, еще узнаешь. Скоро.
Как бы не получилось какой-нибудь задницы на свадьбе. Жене в ее положении только скандала не хватало. Если, конечно, еще отпустят из больницы. Наверно, лучше бы не отпустили. Надо будет как-то с отцом поговорить. Я вообще предпочел бы отметить все тихо, по-семейному, но Лерка, едва заикнулся об этом, еще зимой, взвилась до неба. И ее родители тоже: что ж мы, нищеброды какие, нашу прынцессу замуж выдать без всего, что положено. Легче было согласиться, все равно бы коллективно запинали.
Странное дело, чем ближе подходил к дому, тем тяжелее становилось на душе. Сейчас ведь начнется допрос: почему уехал, из-за чего поругались. Придется что-то врать, выкручиваться. Лерке всегда всё надо знать – кто что сделал, что сказал. Может, к отцу поехать? Он все равно сейчас один. Заодно и насчет свадьбы поговорить. Набрал, но тот оказался в клубе, а туда мне точно не хотелось.
Музыку я услышал еще на лестничной площадке – наверняка соседи в ярости. Какая-то голимая попса. Я вырос на старом добром роке, переболев всеми разновидностями металла, а Лерка обожала ванильные сопли с сахаром: я тебя люблю, ля-ля-ля, ты мой герой.
Вошел в прихожую и споткнулся обо что-то. Света из кухни хватило, чтобы рассмотреть кроссы размера так сорок пятого.
Даже смешно стало.
Ну что ж сегодня все дерьмо к нашему берегу, а? Надо будет послать маменьке цветы и конфеты. Если б ее не растащило словесным поносом, я бы не сорвался домой и ничего и не узнал.
Это напоминало короткое замыкание – все нервные окончания пережгло. Только любопытно было, кто ж так смачно натягивает мою будущую жену. То есть уже бывшую будущую жену. Двухголосные стоны и краткие реплики сквозь сладенькие аккорды не оставляли места для сомнений в происходящем.
Дать им кончить, может?
Несколькими часами раньше
Володя
- Мам, ты еще не устала?
- Прекрати хамить! – она бросила на стол ложку и обиженно поджала губы.
Ну ясный перец. Поливать всех подряд помоями – ее прерогатива. И не дай бог вставить в этот поток хоть словечко. Четыре года как они с отцом развелись, и все никак не успокоится. Кажется, уже всерьез верит, что тот ее подло бросил. Хотя я-то помню, как все было. Началось еще в Североморске.
Родители, бывшие одноклассники, поженились восемнадцатилетними, когда отец учился в летном училище. Он в Краснодаре, она в Питере, такая вот семейная жизнь – на расстоянии, от свидания до свидания. От одной такой свиданки неожиданно получился я. Этого не планировали, но, судя по рассказам, сильно не огорчились. Даже бабушка Катя, мать отца, которая была категорически против их брака, смягчилась, в перерывах между гастролями охотно со мной нянчилась и сильно переживала, когда нам пришлось уехать на север.
Детство у меня было… в общем, нормальное такое детство. Хоть и в захолустье. Служебная двушка с казенной мебелью в военном городке, школа в десяти автобусных остановках, дворовые приятели – такие же «леччицкие» дети, как нас звали. До сих пор в памяти отчетливо: полярные ночи, мороз, ветер. Ледяные горки, снежные крепости, каток, драки с соседним двором. Лето отложилось бледно – наверно, потому, что на каникулы уезжали с матерью в Питер к бабушкам.
Отец целыми днями пропадал на службе, мать в доме культуры вела танцевальную студию для детей и взрослых. Ох, как они с отцом танцевали латину! Мне страшно нравилось на них смотреть. Сам освоил только два прихлопа и три притопа – к большому огорчению матери.
Я вообще не оправдал семейных надежд, о чем мне не раз было сказано. Угораздило же родиться в таком высококультурном семействе, причем с обеих сторон, где лишь мы с отцом оказались отщепенцами. С его стороны почти все были музыкантами и артистами, аж с восемнадцатого века, со стороны матери тоже сплошная творческая интеллигенция. Отец в детстве играл на скрипке и, говорят, подавал большие надежды, но потом забил болт, занялся спортом и пошел в авиацию. Меня пытались учить музыке и рисованию – не прокатило. С танцами и театральной студией тоже. Зато я с удовольствием играл в волейбол в школьной секции и сочинял страшные сказки обо всем, что видел. Последнее немного примирило мать со своей педагогической неудачей, и она уверяла всех, что Володенька непременно станет писателем.
Приглядывать за мной особо было некому, я рос вполне так чертополохом, зато самостоятельным. Матери времени на меня не хватало, отцу тем более, но он все-таки выкраивал его из своих жалких крох и учил всему, что умел сам. И по хозяйству, и чисто по-житейски. Мужиком он всегда был резким, возможно, не очень гибким, зато с патологической порядочностью и ответственностью. Завести его было сложно, а если это все-таки случалось, они с матерью ругались так, что горело небо. Ну и мне от него время от времени тоже прилетало по первое число.
При всем при этом семья наша считалась образцово-показательной. Особенно на фоне бесконечных скандалов, измен и разводов в городке, о чем дети, разумеется, знали и между собой обсуждали. Я просто чувствовал, что они любят меня и друг друга. Когда все начало рушиться?
Как-то мы говорили об этом с отцом, уже когда я перебрался к нему жить. Мне тогда даже семнадцати не исполнилось, но он всегда обращался со мной как со взрослым.
Понимаешь, Вов, сказал он, у нас просто кончился завод. Иногда два дерева растут рядом, но сами по себе. А иногда сплетаются корнями и ветками, их уже не разделить. Мы слишком разные. По молодости это еще компенсируется всякими другими вещами, но потом становится очевидно. К тому же она была уверена, что загубила свой великий хореографический талант, оказавшись не с тем человеком и не в том месте.
Мать действительно бредила возвращением в Питер. Это стало таким же навязчивым, как Москва у чеховских трех сестер. Отец писал один рапорт за другим, их заворачивали, и каждый раз это оборачивалось потоком слез и жалоб. А потом, после командировки в Сирию, его неожиданно перевели.
Мы приехали в Питер, и понеслось. Уж не знаю, чего именно мать ждала от переезда, но явно была разочарована – слышал, как жаловалась бабушке. Дожидалась, когда отец придет со службы, и вываливала на него все свое недовольство. Как мусор из ведра. Квартира – съемная, на окраине. Работы нет. Все не так. Все плохо.
Они ссорились, мирились, снова ссорились. Хуже всего была их ругань по ночам, когда я не мог уйти из дома. Надевал наушники, включал блэк-дэт и писал рассказы в духе Кинга – про хищные вещи и голоса в тумане.
Даже не знаю, чего во мне было больше, когда они наконец развелись: облегчения или злости. Хотя злость, пожалуй, оттого, что жизнь, которая толком так и не успела прийти в норму после переезда, окончательно пошла по пизде. Я бычил на обоих, а жить остался с матерью, хотя предпочел бы с отцом. Почему с ней? Наверно, пожалел. И тут же снова пожалел – но уже об этом. Теперь все свое разочарование она выливала на меня.
Через несколько месяцев, после очередного скандала, я покидал в сумку самое необходимое и ушел к отцу. Причем застал его с какой-то бабой, которая выкатилась, злобно грохнув дверью. Больше подобных инцидентов не было, жили мы мирно, друг другу не мешая. Мать, конечно, пыталась скандалить, но я уперся и обратно не вернулся. А когда поступил в институт, с двумя однокурсниками снял квартиру. Какое-то время мы вообще не общались, потом формально помирились, перезванивались, виделись, но прежних отношений уже не было.
Алена
- Это Ник разорился? – спросила я, оглядывая уютную двухместную палату.
В отличие от прежней, четырехместной, довольно обшарпанной, эта выглядела почти как номер в санатории. Кровати со всякими прибамбасами, холодильник, телевизор, шкаф. Соседка матери, примерно моего возраста, лежала и что-то читала в телефоне, заткнув уши наушниками.
- Я и сама неплохо зарабатываю, - усмехнулась мама. – Он хотел, но не успел. В той девки были недовольны, что я целыми днями по клавишам цокаю. А Лике все равно. Надела наушники и читает. Мои книги, кстати.
- Бедная девочка. А ты могла бы хоть в больнице отдохнуть.
- Что б ты понимала! У сетевого автора есть только одна причина, по которой он может нарушить график прод, – если умер.
- Капец, - я закатила глаза так, что стало больно. – Извини, но мне этого дурдома никогда не понять. Прода! Фу, слово-то какое, аж корежит. Нет, только бумага, только хардкор.
Я и правда не очень понимала. Читала с детства много, но совсем другие книги: фантастику, детективы, классику, потом социалку. А она писала бабские сопли. И да, я любила бумажные, с экрана почему-то не пробивало. Наверно, не хватало ощущения страниц под пальцами, запаха бумаги и типографской краски.
- Я и не прошу понимать, - мама пожала плечами и вдруг замерла, словно прислушиваясь к чему-то.
- Мам? – я испугалась было, но ее широко раскрытые глаза влажно блеснули, на губы набежала улыбка Джоконды – как будто произошло чудо, в которое так хочется поверить.
Она расстегнула две пуговицы на халате, взяла мою руку и приложила к уже хорошо заметному животу.
- Ну и что?
И тут, словно в ответ, под ладонью что-то шевельнулось. Едва-едва ощутимо. Но это было… и правда – как чудо. Аж дух захватило.
- Это… он? – спросила я почему-то шепотом, как будто могла напугать.
- Да. Первый раз.
Она словно светилась изнутри, и было в этом что-то… неземное. У меня защипало в носу. Вот только не хватало разреветься.
- Шевелится? – с завистью спросила соседка, вытащив наушник. – Круто! Эх, мне еще далеко до этого.
- А когда будет видно, кто там? – я держала руку на животе, но малыш, видимо, решил, что с меня хватит и одной рекламной акции.
- Да уже можно определить, только он не показывает. Стесняется. Вчера узи делали.
- А Ник кого хочет?
- Говорит, ему все равно, - мама застегнула халат. – А я девочку хочу.
Меня словно легонько царапнуло, и я заметила – хотела в шутку, а получилось как-то не очень:
- Вроде одна девочка у тебя уже есть.
- Именно поэтому. Чтобы не повторять ошибок.
- Ну да. Улучшенная версия 2.0.
Ее улыбка погасла, и я тут же обругала себя.
Дура гребаная, ну когда ты уже научишься сначала думать, а потом говорить?!
- Мам, прости, пожалуйста. Я идиотка. Я не имела в виду…
Она обняла меня.
- Как ни цинично, но первый ребенок – это испытательный полигон. Потому что на чужих ошибках никто не учится. Только на своих, да и то не всегда. Возможно, какие-то я уже не повторю. Но стопудово наделаю других. И это не значит, что кого-то из вас буду любить больше или меньше.
Я уткнулась носом в ее грудь.
Мамуля, мамуля, если б ты знала, как я люблю тебя! Только вот почему-то никогда не умела ни сказать об этом, ни показать толком. Фыркала и ёжилась. Обижала тебя и обижалась сама, когда думала, что ты меня не понимаешь. Ревновала к твоему дурацкому Захару. Повторяла вслед за обеими бабушками, когда он ушел, что тебе прилетело бумерангом, хотя жалела тебя и плакала по ночам. Но так, чтобы ты не слышала. А когда появился Ник, жутко завидовала, потому что у самой все пошло наперекосяк.
И все равно всегда любила – просто на разрыв. Иногда казалось, что это я старше. Особенно если тебе было плохо. Хотелось помочь как-то, а на деле сама прибегала скулить. И фыркать. И ёжиться.
- Я… тебя тоже очень люблю.
А ведь это, оказывается, не так уж страшно – просто сказать.
Мама гладила меня по голове, прижимая к себе, а соседка косилась как на парочку сумасшедших. Я могла представить, что она обо всем этом думает. Хотя бы уже потому, что сама была в шоке, узнав, что мама беременна.
И дело было даже не в ее возрасте, хотя и в этом тоже. Они знакомы-то были всего ничего. Ну ладно замуж, но ребенок?! А потом Ник еще и в больницу угодил. И шанс, что после операции он сможет ходить, был один на… не знаю на сколько, исчезающе мал. Повезло просто сказочно.
«Мать, а вы вообще о чем думали?» - спросила я обалдело.
«Тебе рассказать, о чем люди при этом думают?» - поинтересовалась она с иронией.
«Да я не о том. С чего вас вообще пробило размножаться? Или без этого все было нещитово? Не говори, что случайно так вышло, не поверю».
Володя
Такси подвалило раньше, чем я успел расплатиться и выйти. Сто грамм на таком психе, конечно, не взяли, но реальность немного размылась. Как и критичное мышление. Иначе просто сказал бы по телефону, чем ее Сашенька занимался, пока она его ждала.
Или, наоборот, ошметки здравого смысла подсказали, что одному сейчас лучше не оставаться? Наберусь в дым, и хер его знает, что тогда будет. Ехать к отцу – ну нет. Просто сил не было сейчас рассказывать, что застукал свою бабу под мужиком. Ни ему, ни кому-либо другому. А вот Алене – то, что доктор прописал. Потому что это ее мужик постарался. По совместительству мой лучший друг на протяжении последних трех лет.
Мать твою в рот…
- Простите? – переспросил таксист.
- Я не вам, - буркнул, сообразив, что говорю вслух.
Алену было жаль, но за собой вины не чувствовал. Я ей его не навязывал. Тут, скорее, Лерка нашептывала: мол, он такой хороший, так тебе подходит. Для маскировки? Откуда мне знать, сколько все это у них продолжалось.
Вспомнилась новогодняя ночь, когда мы с Аленой познакомились.
Отец сказал накануне, что расстался с Ольгой и что в клубе будет его… знакомая. По многозначительной паузе сразу стало ясно: это не просто знакомая. Далеко не просто.
«И вот что, она будет с дочерью. Дочери девятнадцать лет, там какая-то личная драма. Возьмите ее к себе. И учти, если что – башку оторву».
«Па, ну ты думай вообще, что говоришь, - возмутился я. – Ты за кого меня принимаешь?»
«Хорошо, сформулируем иначе. Отвечаешь за нее головой. Это нужно лично мне – чтобы с ней все было в порядке».
Ох, как же меня это выбесило! Нормальный такой подарочек на Новый год! Он подобрал какую-то очередную старуху, а я должен развлекать ее дочь с личной драмой. А у меня потом личной драмы из-за этого не будет?
«Да не психуй ты, - успокоила Лерка. – Посмотрим, что там за девка. Наверняка дебилка какая-нибудь, если ее за ручку водить надо. Тебе с отцом ссориться точно не стоит. А если у него это всерьез завертится, то и мачеха появится с сестричкой. Ласковое теля, знаешь, двух маток сосет».
Вспомнив сейчас ее слова, я чуть зубы не скрошил. Это ласковое теля не только двух маток, но и двух мужиков сосало очень грамотно. Во всех смыслах.
Как бы там ни было, от новогодней ночи ничего хорошего я не ждал. И тем большим шоком стало знакомство с Аленой и ее матерью.
По правде, сначала я упырился на Женю, да так, что Алену и не заметил.
Ни фига ж себе батя фею оторвал! По его словам, ей тоже было сорок, но выглядела максимум на тридцатник. Никаких морщин, фигура роскошная, любая девчонка позавидовала бы. Чем-то напоминала Монику Белуччи, тот же тип. Мне всегда нравились южные женщины, хотя в руки ни одна не попала.
Потом я все же сообразил, что так пялиться на даму отца не слишком прилично, и перевел взгляд. Алена хоть и проигрывала матери, но оказалась довольно миленькой. Я уже успел придумать сопящую толстуху в очках и с брекетами, а увидел стройную голубоглазую блондинку со смущенной улыбкой. И, кстати, с зачетными сиськами, тут Лерка ей наверняка бы позавидовала.
В компанию Алена вполне вписалась. Не дичилась в углу, но и вперед не лезла, глупостей не говорила. Лерка даже занервничала, но потом я увидел, как они сидят и шепчутся о чем-то. Ну ясное дело, разве можно упустить что-то из-под своего контроля! Может, у нее уже тогда появились какие-то задумки, иначе с чего вдруг пригласила ее поехать с нами за город? Похоже, там у Сашки с Аленой что-то и закрутилось, начали встречаться, хотя каких-то прямо явных чувств заметно не было, даже когда мы ходили куда-то вчетвером.
«Не знаю, - пожал Сашка плечами в ответ на мой вопрос. – Мне кажется, у нее еще бывший в голове. Но девка неплохая. Неглупая и вполне так секси. Хотя иногда бывает душновата. Посмотрим, я особых планов не строю».
Я не считал, что Алена прямо так уж «секси», у меня она никаких телодвижений не вызывала. Но поболтать с ней было интересно. А в целом, когда отец надумал жениться, относился к ней как к сестре. Примерно как к троюродной Ирке.
В ресторане навстречу метнулась девчонка-хостес с патентованной улыбкой, но я бросил, что меня ждут, и прошел мимо нее в зал. Обычно так по-хамски себя не вел, но сегодня бесили все и всё. Алена помахала рукой из-за столика в углу. Вид у нее был довольно бледненький.
Прямо так переживает из-за этого козла? Даже где-то обидно.
- Володь, что случилось? – она подалась вперед, наклонившись над столом.
- Что случилось? – я открыл предупредительно поданное официантом меню. – Да ничего особенного. Если не считать того, что я выдернул твоего Сашеньку из Лерки. В самом буквальном смысле.
- Что? – она распахнула глаза и приоткрыла рот.
Алена, ты глухая или тупая?
- То, что они увлеклись еблей и не услышали, как я вошел. Еще вопросы есть? А, да, он жив, если тебя это волнует. Она тоже. У него, думаю, будут косметические и урологические проблемы, а что там с ней, мне похер.
Ее лицо медленно заливала краска. От простынной бледности до насыщенного борща. Даже интересно смотреть было. Как на химический опыт.
Алена
Мне снилось, что убегаю от кого-то по черному вонючему болоту, которое засасывает, засасывает, с каждым шагом все сильнее и сильнее. По колено, по пояс, по шею. И вот, когда над поверхностью остались только нос и глаза, каким-то невероятным рывком мне удалось выдернуть себя – нет, не из болота. Из сна.
Приподняла веки – и тут же налетел «вертолетик». Голова отчаянно кружилась, к горлу подступила тошнота. Надо было срочно бросить якорь. А потом попить водички и пообниматься с фаянсовым другом.
Тихо поскуливая, я села и поставила ногу на пол. Заземление помогло, голова стала кружиться меньше, но это явно было ненадолго.
Господи, что ж я нажралась-то так? С какого перепугу? Клялась ведь себе в прошлый раз, что больше никогда. Не умеешь пить – лакай кефир.
Какой-то мерзкий звук сверлил уши, заставляя мозг ежиться.
Опять ремонт за стеной? Нет, похоже, чей-то храп. Сашка? Но он вроде не храпит, ни разу не слышала. Или это спьяну? Я и пьяным его не видела, больше бокала вина или кружки пива он никогда не пил. Может, нарвались на паленку?
Последнее, что помнилось отчетливо, - как вошла в ресторан, выбрала в меню вино и показала официанту паспорт. Дальше все терялось в кромешной тьме.
Скосила глаза, и «вертолет» тут же снова пошел на взлет. Но когда разглядела, чья голова лежит на подушке, лопасти замерли, и он рухнул, словно подстреленный стингером.
Володька?!
О боже-е-е!..
Я все вспомнила!
Ну, все – это, конечно, преувеличение, но в голове начали вспыхивать короткие флеши, выхватывая из черноты то одно, то другое.
Сашка беспардонно опаздывает, я психую и звоню Володьке: вдруг что-то знает. Тот отвечает: да, кое-что случилось, жди, сейчас приеду.
Он входит, садится и говорит, что застал Лерку в постели с Сашкой. Что намерен надраться, и предлагает составить компанию.
Мы пьем и рассказываем друг другу… ой, об этом лучше не надо.
Едем в такси, меня страшно мутит, и я гадаю: доеду до дома, или вывернет прямо в машине.
Мы останавливаемся у парадной, я хочу попрощаться, но Володька втискивает меня в стену и начинает целовать.
А дальше…
А дальше провал. Но, судя по ощущениям ниже пояса, мы трахались – и довольно крепко.
Ну логично вообще, не поспать же прилегли… голыми. Интересно, про резинки хоть подумали? Самая середка цикла, вот только еще залететь не хватало, это уже полный трындец будет.
Ой, мамочки…
Я заскулила и шлепнулась обратно на диван, заставив «вертолет» восстать из праха. Володька перестал храпеть, шевельнулся, застонал в тон и попросил, не открывая глаз:
- Лер, водички принеси.
Потом приоткрыл один, второй… распахнул во всю ширь, таращась на меня. И сказал хрипло в три блока:
- Еб… твою… мать…
Ну да, Володя, ты удивишься, но у меня те же самые мысли.
Он сглотнул тяжело, закинул руки за голову, демонстрируя идеально выбритые подмышки, и уставился в потолок. А я не знала, что со мной случится раньше: то ли вырвет, то ли описаюсь. Вот только одежда вся разбросана кучками по полу. Конечно, смешно стесняться парня, с которым несколько часов назад занималась сексом, но… не хотелось, чтобы он на меня смотрел. Не в одеяло же заворачиваться.
К счастью, небеса услышали. Володька сел, нашарил на полу трусы, натянул, сверкнув накачанной задницей, и вышел. Разумеется, в туалет.
Проклятье!
Но я хотя бы смогла одеться. А заодно обнаружила на полу использованную резинку. Сереге, Витальке или Сашке весь мозг за такое выжрала бы, а тут только вздохнула с облегчением – одной попоболью меньше. Едва дождалась, пока кабинет освободится, потом надолго залипла в душе в надежде, что Володька за это время оденется и уйдет, но обломалась.
Он сидел за столом на кухне и мрачно пил растворимый кофе. Мент рядом хрустел сухим кормом.
- Я ему насыпал из пакета, - сказал Володька. – Так смотрел, что захотелось повеситься.
Это да, это он может. Если чего-то хочет, не мяукает, а пырится прямо в душу. Куда там рыжему из «Шрэка». Мертвого заставит сделать то, что ему нужно.
После объятий с унитазом стало полегче. Выпила залпом стакан воды, насыпала в бумажный фильтр молотого кофе, залила кипятком из термопота. Повисла тяжелая пауза.
- Как его зовут? – спросил Володька. Видимо, чтобы не молчать.
- Кота? Мент.
- Мент? Почему?
- Папа так назвал. Сказал, что у него хвост как гайцовая палочка.
Хвост и правда был в аккуратную полосочку – черную и белую. А сам серый. И морда протокольная… пока не начинал что-то клянчить.
- Может, ты есть хочешь? – кофе заварился, и я села с чашкой за стол.
- Ой, лучше не говори про еду.
Тогда, Вова, допивай и проваливай. И без тебя тошно. Во всех смыслах. Я понимаю, что тебе не лучше, а наверняка намного хуже, но… давай мы это переварим по отдельности. «Похмелье – штука тонкая»*, а похмелье после рухнувших отношений – тем более. Мы с тобой уже накосячили достаточно. Так, что смотреть друг на друга стыдно.
Володя
Я, разумеется, соврал. Все я помнил. Не отчетливо, конечно, скорее, как сон сразу после пробуждения: еще ярко, но уже разлезается клочьями. В первый момент, когда продрал глаза и увидел рядом Алену, просто офигел. Подумал, что все-таки еще не проснулся. Но тут же включился вполне так порноролик. А следом и остальное – все, что было до этого. Начиная с разговора на даче. Единственное, что выпало намертво, - это промежуток между поцелуями у парадной и собственно сексом. Не телепортировались же мы в постель.
Твою мать, да какая разница, как мы туда попали. Важен факт – что попали.
Мда, реальный попадос по всем фронтам.
Кто бы знал, как мне было мразотно! Причем похмелье в этом коктейле явно бледнело по сравнению со всем прочим. Сначала слова матери, потом роскошная картинка дома, потом нажрался в хлам с Аленой и вывалил ей кучу всякого дерьма, а вишенкой на торте мы с ней переспали. И, судя по ее виду, она от этого в не меньшем шоке, чем я.
В общем, оставалось пойти и повеситься. Вот только кому сделал бы лучше? Правильно, никому. Разве что одной подлой парочке, которой я точно не хотел бы доставить такого удовольствия. Значит, придется как-то пережить. Отцу вон и не такое по жизни прилетало – ничего, справился.
Я знал один способ. Но для этого надо было максимум добраться до дома. А минимум – встать и одеться под убийственным взглядом Алены. Шмотки, разбросанные по всей комнате, говорили о том, что раздеться как раз проблемы не составило. К счастью, трусы обнаружились рядом с кроватью, удалось дотянуться и надеть, сидя на краю. Но задница при этом задымилась.
Наверно, ей хотелось, чтобы я поскорее убрался. Вполне можно было уйти, пока она зависала в ванной. Но показалось, что это совсем уж по-свински. Как будто украл что-то и сбежал. Вышел на кухню, разыскал в шкафчике растворимый кофе – как она пьет эту дрянь? Из ниоткуда материализовался серый кот с полосатым хвостом, сел рядом, уставился так, что глоток встал поперек горла. Пришлось насыпать ему в миску корма из пакета.
Просто сюр голимый!
А уж каким идиотом я чувствовал себя, когда просил у Алены прощения! В голове ни к селу ни к городу крутилось, что гусары с дам денег не берут. И уж точно за случайный секс не извиняются. Наверно, упал в ее глазах еще ниже. Но ее ответ меня удивил. Мол, ничего не помнит, но раз случилось – значит, так было надо. А вообще проехали, ничего не было. Мы, считай, родственники, и на этом тема закрыта.
Вот только мне ее никак не удавалось закрыть, потому что крепко спаялось с другой темой. Сидя в такси, я пытался думать о чем угодно, но все равно снова и снова возвращался к увиденному: сладкой парочке в нашей постели. Как будто лазером выжгло на изнанке глаз. Леркино испуганное лицо с глупо приоткрытым ртом, ноги у него на плечах – ну как же, любимая поза. И его бледная голая задница, не тронутая загаром. Я всегда был визуалом, картинки впечатывались в мозг намертво. Наверно, поэтому и сценаристом решил стать – чтобы превращать написанное в видеоряд.
Вытряхнуть это из головы не получалось. Зато получилось заслонить другой картинкой – как все было с Аленой. И чем больше об этом думал, тем больше деталей всплывало.
Я и правда держался за нее, как за спасательный круг, как за соломинку. И при этом злился бешено – на предателей в первую очередь, но и на Алену тоже. Хотя бы уже за то, что она не Лера. И на себя. И на весь гребаный белый свет, в котором все так подло. Выплескивал эту злость на нее – в нее, со всей дури вколачивая в скрипучую кровать, которая уж не знаю как не развалилась.
Но Алена… ох, как же она отзывалась на каждое прикосновение, каждое движение, каждую ласку, даже такую грубую! Сколько брала, столько и отдавала, всю себя, без остатка. Это было… просто охрененно, но… я и хотел этого, и не хотел. Хотел – но не от нее, не от нее! И понимал прекрасно, что все это предназначается не мне. Что не обо мне она думает. И хорошо, что не обо мне, не хватало только, чтобы тайком на меня запала. Но… черт, это тоже бесило – что не обо мне. Наползало такое горько-обиженное из глубины: никому-то я на хер не нужен!
Мы с Леркой были вместе два с половиной года. До нее я трахался с двумя девушками – хотя вряд ли это стоило считать за опыт. Первая – одноклассница Вероника, в одиннадцатом. Она мне даже не нравилась, но тогда я просто хотел – любую, уже только потому, что она отличалась бы от моей собственной руки. На день рождения собрался почти весь класс. Жила Вероника с бабушкой, которую удалось куда-то сплавить до утра.
«Поможешь все тут убрать?»
Это было так откровенно и с таким вызовом, что я не смог отказаться. Все расходились, а я – под насмешливо-завистливыми взглядами – снял уже надетые кроссовки и пошел на кухню.
Получилось бестолково и неуклюже. И буквально по анекдоту: «попробовал женщину – слабое подобие левой руки». А хуже всего было то, что Вероника решила, будто мы с ней пара. Я чувствовал себя поганой свиньей, но вынужден был ее заблуждение развеять. Может, за это как раз теперь ответочка и прилетела?
Вторая – Света с актерского, которой пытался перебить Лерку в тот адов месяц. Получилось уже интереснее, и я прочухал, в чем цимес, но… это была не Лерка, только и всего. Светке тоже не слишком зашло, и этот роман, точнее, перепих, уложился в какие-то пару недель.
С Леркой… мне казалось, у нас все хорошо, а вот сейчас крупно засомневался. Мне-то было в кайф, а вот ей? Может, я что-то делал не так, поэтому ее и потянуло на сторону? Но разве нельзя было сказать?
Алена
Виталик тоже учился на дизайнера интерьеров, но на курс старше. В буфетной очереди он оказался передо мной и пропустил вперед, а потом попросил разрешения сесть за мой столик. Разговорились, познакомились, вместе дошли до метро. В отличие от Сереги, с которым особо и поговорить-то было не о чем, с Виталей общих тем хватало. И с точки зрения будущей профессии, и в целом, по жизни. Он мне нравился – высокий широкоплечий блондин, лениво-спокойный, иногда даже немного приторможенный, но меня это устраивало, потому что хотелось перевести дух. Виталик тоже не форсировал. Ждал после занятий, и мы шли пешком до метро. Иногда ходили в кино или в клуб.
Через месяц мы впервые поцеловались – и явно с прицелом на развитие событий. Я честно призналась, что опыт у меня небольшой и не слишком приятный. Ничего, успокоил он, это поправимо.
Виталик и правда был со мной очень терпеливым и осторожным. Пусть не сразу, но что-то такое забрезжило. Оказалось, что секс – это не так уж и плохо. Каких-то там неземных восторгов я не испытывала, хотя потихоньку начала получать удовольствие. Наверно, те месяцы были у нас самыми лучшими. А потом, после летней сессии, он предложил вместе снять квартиру.
Родители в восторг, конечно, не пришли. Виталькины тоже, но сказали ему: ну ты сам решил, потом не жалуйся. Мои были всего на год старше, когда поженились, но отреагировали так, словно мне лет пятнадцать. Мама просто сказала, что я слишком тороплюсь, а отец брюзжал все семь месяцев, которые мы с Виталькой прожили вместе. Мол, если уж так приспичило, надо идти в загс, а не разводить блядство. Тут я, конечно, многое могла бы сказать, но не видела смысла. Он все равно слушал только себя. Как глухарь на току.
С самого начала все пошло… не то чтобы плохо, но уж точно не так, как я представляла себе нашу совместную жизнь. При всех своих достоинствах, в бытовом плане Виталька оказался копией моего отца, и это меня страшно бесило.
«Кит, вынеси мусор», - просила мама.
«Да», - отвечал он и тут же забывал об этом, уничтожая очередного игрового самурая.
«Виталь, помой, пожалуйста, посуду», - просила я.
«Да, сейчас», - кивал он и залипал в соцсети.
Я злилась. А когда я злилась, становилась очень противной. Нудной и вредной. Настоящей душнилой – и ничего не могла с этим поделать. Долбила одно и то же по двадцать раз, пока Виталик не взрывался и не начинал орать. При этом исходная причина забывалась и на первый план выступало то, что я «рыба-пила, которая даже Буратино запилит насмерть».
Не знаю, как с Буратино, а вот с Виталиком пила нашла на камень. Мое занудство не работало. Да, собственно, ничего не работало. Мы разговаривали – спокойно, уже помирившись. Он клятвенно обещал помогать мне или хотя бы убирать за собой бардак, а я – не давить на него. Но ничего не менялось.
Сказал бы прямо: Ален, я не хочу, потому что это бабское дело. Возможно, мы все-таки пришли бы к какому-то компромиссу. Я не собиралась соглашаться с тем, что вся домашняя работа должна быть на моих плечах, учитывая, что мы оба учимся и при этом одинаково сидим на родительской дотации. И ладно бы только домашняя работа, но носки-то с трусами ты можешь не разбрасывать где попало?
Да хрен с ним, я бы, наверно, даже махнула рукой и ради мира делала все сама. В конце концов, не переломилась бы донести до корзины пару носков, помыть посуду и пропылесосить. Но выводила из себя именно необязательность и пустые обещания, которые забывались раньше, чем были до конца озвучены. Вот с этим смириться никак не получалось.
«Ален, извини за такой вопрос… - осторожно подступила мама, когда после очередной ссоры я приехала к ней поплакаться. – У вас в постели все нормально?»
«Мам!» - покраснела я.
«Что «мам»? Когда с этим делом в порядке, носки и прочее такое могут раздражать, но не бесят до истерики. Во всяком случае, в первый год точно. Конечно, на одном сексе далеко не уедешь, все должно быть в гармонии, но если с этим плохо, то какой бы мужик ни был идеальный и замечательный, рано или поздно все стухнет».
«Все у нас хорошо, - я стиснула зубы. – Меня бесят не носки как таковые, а то, что он обещает что-то и не делает. При всей своей замечательности».
«Ну ладно, - она пожала плечами. – Тебе виднее».
Тогда я еще и на нее разозлилась – помешались все, что ли, на этом сексе? Как будто других причин для раздражения не бывает, только недотрах. Но потом призадумалась.
Откуда мне знать, что все нормально, если, как говорится, слаще морковки ничего не едала? По сравнению с Серегой и дебилом Владом – ну да, райское блаженство. А на самом деле? Не буду же я искать еще кого-то для проверки, насколько у нас с Виталькой все хорошо... или плохо. Это надо полной идиоткой быть.
В общем, тогда я постаралась убедить себя, что мама неправа. А когда и с Сашкой все оказалось без бриллиантовой радуги – тем более. Не зря же говорят: один раз - случайность, два раза - совпадение, три – закономерность, а четыре – статистика. Правда, папа Джеймса Бонда Ян Флеминг утверждал, что три раза – это происки врагов, но я не спешила соглашаться. И сделала вывод, что вариантов всего два. Либо я действительно рыба, которая может только пилить, а в постели испытывать в лучшем случае легкую приятность, либо… бешеные восторги секса – это что-то вроде нового платья короля. Неловко же сказать: мол, я ничего особого не испытываю. Лучше соврать, все равно ведь никто не проверит.