Я явилась в мир иной. В Королевстве Ветра, где каждый порыв ветра несёт пыльцу чар и отзвуки древних пророчеств, где даже камни мостовых шепчут забытые заклинания, судьба начертала для меня путь, отличный от других. Пока мои ровесники тянулись к солнцу магии, я ощущала себя чужой.
Мои родители, простые маги, чьи дни были наполнены будничным волшебством рутины, не могли постичь моей сути. Их скромная лавка с домашней выпечкой и волшебными снадобьями служила тихой пристанью, источая ароматы свежеиспечённого хлеба с корицей и едва уловимые нотки колдовских трав. Дом наш, хоть и уютный в своей простоте, был лишён того искрящегося волшебства, что наполняло сердца других. Мы жили подобно многим семьям Королевства Ветра: мать, с руками, посыпанными мукой и искорками магии, выпекала колдовские пироги, а отец, склонившись над котлом, колдовал над снадобьями, а я… я была лишь безмолвным наблюдателем этого мира чародейства. Но интуиция шептала мне об иной правде. Вглядываясь в лица сверстников, так непринуждённо творящих волшебство, в их глаза, сияющие от избытка магической силы, я видела лишь собственное отражение – иное. «Отверженная»… Это клеймо преследовало меня, вынуждая прятаться в тени страха, боясь нарушить тишину.
Мучительный вопрос терзал душу: есть ли ещё такие, как я, за пределами этого мрака неприкаянности, за чертой, отделяющей свет магии от бездны моего собственного… ничего? Но невидимые оковы страха, холодные и липкие, сковывали уста, обрекая на молчание и навеки замуровывая меня в темнице одиночества.
Родители мои грезили о дочери, и когда свершилось чудо – появилась я. Любовь их ко мне была безграничной, всеобъемлющей. Пусть детство моё и отступает в туманную даль прошлого, но осколки тёплых воспоминаний мерцают в сердце до сих пор. Иногда в памяти всплывают картины: родители, не отходившие от моей колыбели ни на шаг, бесконечные игры, полные звонкого смеха и беззаботной радости, материнский голос, льющийся тихой рекой колыбельной песни каждую ночь перед сном, унося меня в волшебные сны о далёких странах и сказочных существах.
Любовь отца была иной – не столь эмоционально излившейся, но не менее глубокой в своей молчаливой сути. Он окружал меня особой заботой, не навязчивой, но постоянной, будто оберегая хрупкое сокровище. Когда детский плач оглашал дом, именно отец брал меня на руки, с силой, но в то же время невероятной нежностью, усаживал на колено, и его большая ладонь нежно гладила мои волосы. Я до сих пор помню контраст: его руки, кажущиеся грубыми и большими, покрытые сетью тонких морщинок, под прикосновением любви становились невероятно мягкими и тёплыми. Под этим теплом тревога исчезала мгновенно, слёзы высыхали, и я, успокоившись, целовала отца в грубую, но любимую щеку, спрыгивала с колен и тянула его за руку в мир детских игр, где время текло незаметно, а волшебство было реальностью.
Всё окутывало меня теплом и светом безмятежности, пока не наступил мой шестой день рождения, подобный черте на песке времени, день, когда солнце моего детства начало скрываться за горизонтом судьбы, оставляя за собой лишь длинные тени грядущих испытаний.
В мире, где само дыхание пронизано магией, я оказалась чужеродным элементом. Шесть оборотов солнца, шесть зимних лун – черта, которую судьба нарочно воздвигла передо мной. Это был рубеж, за которым для каждого ребёнка расцветал внутренний огонь, пусть слабым мерцанием, но магическая искра должна была проявиться. В моей же груди вместо пылающего сердца мага зияла пустота.
Мои родители, чьё сияние омрачил нежданный месяц, поначалу полные радужных грёз, с каждым бесплодным днём погружались в сумрак разочарования. В их глазах, когда несбыточность чуда стала горькой очевидностью, я читала немой укор.
Я не понимала, не могла осмыслить причин их страданий. Разве я перестала быть их дочерью? Разве девочка, которую они ещё вчера баловали и любили, превратилась в кого-то другого из-за отсутствия магического дара? Холодное ощущение собственной ненужности проникло в каждую клеточку моего существа.
В наших землях, отсутствие дара – не просто личная трагедия, но клеймо, выжигающее имя рода калёным железом позора на скрижалях вечности. В глазах общества ты становишься осквернённым, словно тебя вываляли в сточных нечистотах, бросили в зловонную темницу, где сырость и мрак навеки лишают тебя права на свет и чистоту. Именно такая густая тень позора пала на наш дом. Но мои родители не дрогнули, не склонились под бременем общественного презрения. Они выстояли, гордо подняв головы навстречу злобным шёпотам и испепеляющим взглядам жителей Королевства, когда весть о бездарном ребёнке разнеслась по нему. В этой ситуации единственным спасением от ненависти толпы стал полный разрыв связей.
Долгие годы тянулись после дня откровения моей магической непригодности. Это было время невыносимой скорби, дни, сотканные из слёз и отчаяния, ночи, полные кошмаров и бессонницы. Я плакала почти беззвучно, забившись в угол. Ела как призрак, едва касаясь пищи, и училась с потухшим взором, не в силах проникнуть в книги. Но родители всегда были рядом, стараясь согреть меня теплом своей любви, поддержать мою слабую волю, хотя я остро чувствовала, что их собственная боль ничуть не легче моей. Они несли это бремя вместе со мной.
Медленно с годами магическое общество стало отпускать нашу историю. К родителям вернулось прежнее уважение, а их скромная лавка вновь распахнула двери для жителей Королевства, став любимым местом, где можно укрыться от суеты и невзгод. Казалось бы, время залечило раны и всё вернулось к началу. Но глубоко внутри, в самых потаённых уголках моей души, я ощущала, что шрам от прошлого так и остался, напоминая о пережитом. И всё же, сквозь дымку воспоминаний пробивалось чувство благодарности.
Оторвавшись от мыслей, я бережно укутала меч в кусок старой, прохладной парусины. Стараясь не оставлять признаков, я присыпала тайник землёй с дальнего края поляны, искусно маскируя свежую насыпь листьями и веточками. Убедившись, что всё естественно, мой взор упал на наручные часы. Циферблат ярко вспыхнул в сгущающихся сумерках.
— Чёрт возьми! — вырвалось у меня.
Забывшись в раздумьях, я задержалась непростительно долго. Я сорвала с плеча плащ и бросилась бежать. Ветер, пропитавшийся запахом хвои и влажной земли, хлестал по лицу, трепал волосы и отдавался колющей болью в лёгких. Ноги несли меня вперёд. Кривая усмешка тронула губы. Даже после изнурительных тренировок адреналин творил чудеса, разгоняя кровь и даруя лёгкость.
Я остановилась у знакомой стены дома, сложенной из грубого камня, и прислонилась к прохладной поверхности. Сердце всё ещё бешено колотилось после бега, но дыхание выравнивалось. Утро в Королевстве дышало тишиной, но эта тишина была обманчива, наполнена жизнью: звонкое щебетание птиц, приглушённый гомон ранних прохожих, доносящийся издалека стук молотка, возможно, кующего артефакты. Маги, облачённые в строгие одеяния, торопились по своим делам, их лица выражали непривычную спешку.
Я любила наблюдать за ними украдкой: пыталась представить их дома, скрытые за неприметными дверями и защитными рунами, где их ждали семьи, дымящиеся чашки с напитком, завтраки у камина и объятия, дарящие покой перед началом дня. Улыбнувшись этой мимолётной мысли, я заметила маленькую девочку, держащуюся за руку мамы, проходящих мимо. Она, с ясными глазами, увидела меня, заметила мой одинокий силуэт у стены, и доверчиво помахала ладошкой. Я не смогла сдержать ответной улыбки, сердце наполнилось нежным теплом. Мама девочки, поглощённая утренними заботами, этого жеста не заметила. И, пожалуй, в этот миг, это было к лучшему. Её покой не был нарушен, а моё одиночество рассеялось на мгновение в луче детской радости.
Отдышавшись, я неслышно скользнула в дом. Едва переступив порог, меня окутал густой аромат свежесваренного кофе – терпкий, с лёгкой горчинкой, но такой уютный и домашний. Запах приятно защекотал ноздри, прогоняя остатки прохлады. Родители, как обычно, сидели за столом.
— Всем доброе утро! — бодро произнесла я, стараясь вложить в голос больше искренней радости, надеясь, что это прозвучит убедительно. Внутри всё ещё трепетало от напряжения, но внешне я хотела казаться лёгкой и беспечной.
Родители подняли головы, удивлённо и изучающе глядя на меня. Обычно по утрам я скорее напоминала тень, чем источник света. Даже я сама на мгновение удивилась тому, насколько легко мне далась эта улыбка.
— Привет, Кейт, — кивнул отец, не отрываясь от газеты и каши с лесными ягодами.
— Доброе утро, доченька, — мама, отложив чашку, встала и подошла ко мне. Её глаза, глубокие и мудрые, светились мягкой теплотой, которая всегда меня успокаивала.
— Как прошла пробежка, милая? — спросила она с лёгкой улыбкой, словно уже знала ответ.
Я уверена, они ничего не знают о моих настоящих тренировках, о том, что пробежка — лишь малая часть утреннего ритуала. Пусть так и останется. Слишком много ненужных тревог принесло бы им открытие этой тайны.
— Отлично, — ответила я.
— Присаживайся к завтраку, — сказала мама, приглашая меня к столу.
Я благодарно кивнула ей и поспешила в ванную, чтобы окончательно проснуться и освежиться. Тёплая вода мягко окутала тело, смывая остатки усталости. Выйдя из ванной, я остановила выбор на длинном платье нежного оттенка морской волны. Ткань, тонкая и мягкая, струилась между пальцев, приятно облегая фигуру. Волосы я оставила свободно распущенными, они каскадом спадали на плечи, слегка колыхаясь от лёгкого ветерка, проникавшего в комнату через широко распахнутое окно, смотрящее в цветущий сад.
До Школы было недалеко — всего около двадцати минут неспешной ходьбы по извилистым улочкам. Я любила эти утренние прогулки, когда первые лучи солнца окрашивали горные вершины в нежно-розовый цвет, а чистый, прохладный ветер, срываясь с заснеженных пиков, нёсся по улицам. Он трепал полы плаща, щекотал кожу лица, будто приветствуя новое утро в Королевстве Ветра.
В нашем Королевстве маги Ветра почитались как проводники стихии. Их магия, сильнейшая и древнейшая, охватывала всё живое и неживое в мире, будучи фундаментальным законом мироздания. Величественная и мощная, она пронизывала каждый камень, каждое дерево, каждое живое существо, пульсируя в сердце Королевства. Воплощение этой магии в повседневную жизнь происходило через взаимодействие с природой. Именно природа даровала магам Ветра мудрость и силу, что делала их уникальными.
Сила ветра может быть поразительно разнообразной: нежной, как летний бриз, или неистовой и разрушительной, как горный ураган, способной изменить ландшафт, поднять массы воды или согнуть вековые деревья. Именно поэтому те, кто овладевал магией Ветра, почитались не только как могущественные волшебники, но и как хранители гармонии и равновесия в природе. Тем не менее каждый Маг Ветра знал, что с такой силой необходимо быть предельно осторожным. Ведь ветер оставался природной стихией, непокорной и свободолюбивой, имеющей собственную волю, и поэтому не всегда поддавался полному контролю даже одарённым магам. Уважение к стихии, понимание её природы и стремление к гармонии – вот что отличало истинного мага Ветра.
На востоке, где небосвод пылал багровыми закатами, раскинулось Королевство Пламени. Земля там изрыта кратерами дремлющих и бушующих вулканов, их вершины, венчанные клубами дыма и пепла, возвышаются над выжженными лавовыми полями.
Ещё один день изнуряющих тренировок истёк. Каждая мышца ныла, а в висках пульсировала усталость. Я опустилась на жёсткую землю в лесу, чувствуя, как сквозь прорехи в старой одежде проникает вечерняя прохлада, несущая с собой запах гнили и диких трав. В такие моменты, когда тело отказывается повиноваться, а разум затуманен изнеможением, особенно остро ощущается хрупкость моей решимости. Легко потерять из виду ту далёкую, манящую цель, ради которой я терплю все эти муки. Иногда передо мной возникает образ Высшей Академии магии. Но чем сильнее я погружаюсь в рутину тренировок, тем дальше кажется этот заветный образ.
Предстоящий экзамен… само это слово звучит как древнее проклятие. Не простое испытание силы или знаний, а многодневное противостояние на Нейтральных Землях. Но я знаю, что отступать нельзя. Слишком много поставлено на карту. И пусть усталость сковывает моё тело, а сомнения шепчут слова поражения, в душе ещё тлеет слабый, но упрямый огонёк надежды.
Экзамен состоит из двух частей. Одна его часть – теория, древние трактаты и законы мироздания. Это мой тихий омут, где я чувствую себя уверенно. Я могу часами просиживать над пыльными фолиантами, постигая мудрость веков, расшифровывая забытые письмена. Теория для меня – это не просто набор фактов, а живой организм, который я понимаю и чувствую.
Но другая сторона экзамена практическая. Она нависает надо мной, как грозовая туча, которая может смыть меня в небытие. Предстоящие поединки. Само это слово отзывается в моём сердце холодным ужасом. Я представляю себе поле битвы, где маги со всех уголков Королевств будут демонстрировать свои самые могущественные заклинания. Огненные шары, ледяные копья, вихри энергии – зрелище обещает быть поистине захватывающим, но в то же время пугающим.
И среди этого буйства магической силы буду стоять я. Как я смогу противостоять таким могущественным соперникам без магии? Моя особенность, которая одновременно является и моим проклятием, тяжким грузом лежит на плечах. Смогу ли я обратить свой недостаток в преимущество? Или же моя попытка поступить в Высшую Академию магии окажется всего лишь наивной и обречённой на провал? Ответ ждёт меня там, на Нейтральных Землях. И страх перед этим ответом холодит кровь в моих жилах.
Каждый раунд безжалостного отбора будет подобен жерновам, перемалывающим слабых. Лишь двести избранных, двести лучших из сотен претендентов удостоятся чести переступить порог Высшей Академии магии. Но я не собираюсь сдаваться без боя. Нет, это не в моём характере.
***
Каждый рассвет приносил с собой ощущение спокойствия, а дни вновь сплетались в привычную цепочку событий. Я по-прежнему изнуряла себя тренировками, оттачивая свои навыки до той грани, где мышцы горели, а разум становился острым. Школа занимала бо́льшую часть моего времени, наполняя голову древними знаниями и сложными теориями. Лесли всегда была рядом, рассеивая мои сомнения. Иногда, поддавшись её беззаботному настроению, я даже жертвовала драгоценными часами тренировок, чтобы прогуляться с ней по извилистым улочкам Королевства или побродить по тенистым аллеям парка.
Вот и сегодня день повторял сам себя. Мы с Лесли встретились у каменных врат Школы и направились в кабинет, где нас ждала «история магии» с профессором Мабергором. С того странного происшествия я старалась избегать его общества. Иногда мне даже казалось, что он нарочно следует за мной. Чаще всего наши пути пересекались в библиотеке. Возможно, в этом и не было ничего необычного – преподаватель, погруженный в изучение старинных текстов. Но дело в том, что прежде я никогда не замечала его в этом святилище знаний. Ещё более странным было то, что, находясь с ним в одном помещении, я всегда ощущала на себе чьё-то пристальное внимание. Поднимая голову от раскрытой книги, я невольно смотрела в его сторону, и наши взгляды неизменно встречались. Его глаза казались окнами в иные миры, и я никогда не могла выдержать их изучающего взгляда, тут же отводя свои. Именно это ощущение необъяснимого беспокойства я сейчас пыталась донести до Лесли, которая, задумчиво нахмурив брови, слушала мой сбивчивый рассказ.
— Глупышка ты, Кейт, — Лесли легонько толкнула меня локтем, её глаза лучились весельем. — Тебе бы радоваться, что такой статный маг, как профессор Мабергор, не сводит с тебя глаз.
— Может, я бы и порадовалась, — вздохнула я, — если бы он не был моим преподавателем и если бы мне не нужно было корпеть над свитками в преддверии экзамена. И, Лесли, не забывай, что он ещё и будущий король. Однажды он воссядет на трон, и тогда…
— Не факт, что именно он будет королём, — загадочно улыбнулась Лесли.
— В смысле? Есть кто-то ещё? — я удивлённо распахнула глаза.
— Ты что, совсем ничего не знаешь о королевском дворе? — Лесли с укоризной покачала головой.
Я лишь пожала плечами.
— Как же так можно, Кейт? У короля Крилумона есть ещё один сын. Младший сын, принц Эйвинд Кэлибрант.
— На самом деле мне нет никакой разницы до их королевских распрей и уж тем более до профессора Мабергора, — честно призналась я, чувствуя, как внутри нарастает смутное беспокойство.
— Да ладно тебе, Кейт! А вот я бы не отказалась стать королевой, — мечтательно закатила глаза Лесли.
Я невольно рассмеялась, представив Лесли в королевских одеждах.
— Что? — обиженно надула губы Лесли, но уже через мгновение её заразительный смех присоединился к моему.
Через несколько минут мы уже сидели за длинной дубовой партой в кабинете и бурно обсуждали предстоящую тему лекции. Внезапно дверь отворилась, и в кабинет вошёл профессор Мабергор. Все как один поднялись, приветствуя его почтительным молчанием. Он не спеша направился к своему месту. С каждой секундой его шаги становились громче, а он сам казался всё ближе ко мне. С каждым его движением моё сердцебиение учащалось. Непреодолимое желание убежать, скрыться, раствориться в воздухе охватило меня с новой силой. Да что же со мной такое сегодня?
Спустя полчаса я стояла на дорожке, ведущей к ранчо дядюшки Альбериха. Главный дом казался сегодня пустынным и молчаливым. Дверь была прикрыта, но не заперта, и я, не церемонясь, ворвалась внутрь.
Дядюшки нигде не было. Инстинкт, выработанный годами, потянул меня к конюшне. Деревянные ворота скрипнули, открываясь, и в нос ударил знакомый запах сена, кожи и лошадиного пота, такой родной и успокаивающий.
Казалось, сама память окутала меня, перенося в совсем другое утро. Несколько лет назад, когда первые лучи солнца пронзили утренний туман, окрашивая небо в нежные акварельные оттенки персикового и розового, я, с плетёной корзинкой в руке, спешила на рыночную площадь. Предвкушение свежих фруктов, пряных ароматов и оживлённой суеты наполняло меня радостным волнением. Я обожала эти ранние часы, когда Королевство только пробуждалось от ночного сна.
Проходя мимо пёстрых палаток, ломившихся от товаров, мой взгляд невольно задержался на статном мужчине, чья фигура выделялась среди торговцев. У его вре́менного стойла стояла великолепная лошадь – вороная, с лоснящейся шерстью и умными, живыми глазами. Это был дядюшка Альберих, чьё ранчо славилось на всю округу своими скакунами.
Я не смогла пройти мимо, зачарованная не только красотой лошади, но и той тёплой аурой, которая исходила от этого мага. Мы разговорились, и я с замиранием сердца слушала его рассказы о жизни на ранчо, о необъятных просторах, где табуны диких мустангов неслись навстречу ветру, и, конечно же, о его любимых лошадях. В моих глазах загорелся тот самый огонёк, который вспыхивает у каждого, кто с детства чувствует необъяснимую связь с этими благородными созданиями. Альберих, заметив моё искреннее увлечение, улыбнулся тёплой, располагающей улыбкой и предложил мне подработку на своём ранчо по вечерам. Мне предстояло ухаживать за его подопечными, помогать в поле во время сенокоса и, что самое волнующее, осваивать искусство верховой езды. Я тогда, не раздумывая, согласилась.
С тех самых пор я часто подрабатываю на ранчо дядюшки Альбериха. Лошади стали частью моей жизни, а он – не просто случайным знакомым, а настоящим наставником. И сейчас, стоя перед дверью в конюшню, вдыхая знакомые запахи, я надеялась, что именно здесь найду его, ведь где ещё может быть маг, чьё сердце также сильно бьётся в унисон с ритмом копыт?
На улице уже начинало темнеть, и последние лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь щели в деревянных стенах конюшни, окрашивали воздух в янтарные и медно-красные оттенки. Ветер, заигравшись, кружил опавшие листья и лёгкие перья, поднимая их в причудливые танцы. Я подошла к конюшне и заметила дядюшку Альбериха. Он, как всегда, был занят делом – подметал сухой клевер и рассыпанное сено возле дверей.
— Добрый вечер, дядюшка, — прикрикнула я, стараясь перекрыть негромкое ржание лошадей и шорох ветра.
— Пришла моя девочка, иди-ка сюда скорее, — отозвался дядюшка, отставляя в сторону старую метлу с потрёпанным веником. Его широкие, загрубевшие от работы руки раскрылись для объятий.
Моя улыбка стала ещё шире, когда я поспешила к нему.
— Как дела у моей крошки? Чего это ты так поздно пожаловала ко мне? Я уж думал, сегодня не увижу тебя. Ты совсем перестала меня навещать, признаться, я уже соскучился по твоим рассказам, да и лошадки тоже грустят без твоей ласки.
— Прости, дядюшка. Ты же знаешь, что сейчас я усердно готовлюсь к поступлению в Высшую Академию. Всё свободное время уходит на подготовку.
— Конечно, знаю, но всё равно переживаю за тебя. Уж слишком много ты себя изводишь тренировками, совсем не даёшь себе отдохнуть, — сказал дядюшка и тихо вздохнул.
— Всё будет хорошо, дядюшка, — успокоила я его, заметив тень беспокойства на его лице, и обняла его крепче.
— Рассказывай, что привело тебя?
— Мне надо подготовить лошадей для небольшой прогулки.
— Для кого же это такая спешка? — с любопытством в голосе спросил дядюшка.
— Для принца Мабергора.
— Он один собирается на прогулку? — удивлённо вскинул брови дядюшка, его взгляд стал более внимательным.
— Нет, — протянула я, чувствуя, как щёки слегка порозовели. Я не знала, с чего начать свой рассказ.
Шуршание страниц ещё звучало в моих ушах, когда я выходила из прохладной тишины библиотеки на залитую осенним солнцем мощёную дорожку, ведущую к конюшням. В руках я крепко сжимала книгу, но мысли мои были далеко от её страниц. Клинок. Само это слово отдавалось лёгким холодком в груди. Дядюшка Альберих и без того ходил как тень, с тех пор как узнал о моей судьбе. Он видел во мне лишь хрупкую девочку, а не ту, кому, возможно, предстоит держать в руках оружие, способное изменить ход истории. Поэтому я решила пока молчать. Пусть его доброе сердце ещё немного побудет в покое.
Если профессор Мабергор не сообщит ничего существенного о происхождении клинка, о его силе или предназначении, тогда, конечно, я всё ему расскажу. Мысль, что никакого клинка на самом деле не существует, терзала меня. Вдруг все эти легенды о кузнеце без магии и клинке – лишь плод чьего-то богатого воображения? С другой стороны, профессор Мабергор – маг учёный и рассудительный. Зачем ему было назначать мне эти таинственные встречи, если бы клинка не существовало? Разве не проще было бы сразу развеять мои наивные надежды? Или же у него есть свои, скрытые мотивы? Эти вопросы роем кружились в моей голове, не давая сосредоточиться на чём-либо другом.
Время влачилось с мучительной медлительностью. Каждая минута этой недели, предшествовавшей решающему разговору с Мабергором, казалась вечностью. Дни и ночи сливались в бесцветную череду томительного ожидания, где каждый восход солнца лишь болезненно напоминал о неумолимо приближающемся моменте истины. Я ощущала себя канатоходцем, застывшим над бездной, где каждое дуновение ветра грозило сбросить меня в пропасть неопределённости.
Я стояла на пороге выбора, который, подобно внезапному землетрясению, мог навсегда перекроить ландшафт моей жизни. В моей голове билась стая противоречивых мыслей, как стая испуганных птиц, кружащих над моей головой. Они клевали моё сознание, терзали сомнениями, то вознося к небесам надежды, то бросая в бездну отчаяния. С одной стороны, меня неудержимо влекло к таинственной силе Клинка. Само упоминание о нём звучало как обещание невероятной мощи, способной противостоять даже самой изощрённой магии. Эта мысль была моей последней надеждой на то, что моя жизнь, до этого момента казавшаяся тусклой и бесцельной, наконец-то сможет обрести истинный смысл.
С другой стороны меня сковывал ужас перед опасным путём, простирающимся передо мной. Неизвестность казалась бездонной пропастью, полной неведомых чудовищ и коварных ловушек. В моём воображении одна за другой возникали картины мрачного леса, населённого враждебными существами, и я чувствовала, как по спине пробегает ледяной холодок. Смогу ли я справиться с опасностями, которые меня ждут? Хватит ли у меня сил и мужества пройти этот путь до конца?
В мире, где магия была тканью реальности, обладание таким Клинком означало обладание властью, той самой властью, которой меня всегда так несправедливо лишали. Но вместе с этим осознанием в сердце закрадывался холодный страх: готова ли я к такой ответственности? Готова ли нести бремя силы, способной изменить не только мою жизнь, но и, возможно, весь хрупкий баланс нашего мира?
Я прекрасно понимаю, что, стоит лишь прикоснуться к этому Клинку, как я тут же превращусь в желанную мишень для всех, кто жаждет этой невероятной силы, для тех, кто захочет использовать её в собственных, возможно, корыстных целях. Но, взвешивая все за и против, я приходила к выводу: такой груз, каким бы тяжёлым он ни был, стоит всего того, что я получу, завладев Клинком. Это была плата за мою свободу, за моё право на существование.
Страх потерять свою жизнь, раствориться в лесной глуши и никогда больше не вернуться домой, преследовал меня. Готова ли я вообще рискнуть всем, что у меня есть, своей жизнью, своим домом, своими близкими, чтобы доказать другим, а в особенности само́й себе, что моя внутренняя сила ничем не отличается от той показной силы, которой так кичатся маги, а может быть, даже намного превосходит её?
Соревноваться с кем-то или доказывать своё превосходство мне не хотелось. Моё желание было гораздо глубже и искреннее. Я всего лишь хотела, имея власть над Клинком, доказать, что отсутствие магических способностей ничем не отличает меня от других, и я также как они, имею такое же право учиться, работать и жить в этом мире, как и любой другой маг.
Конечно, лучшим вариантом было бы обрести магию, хотя бы самую незначительную искру, но раз уж судьба распорядилась иначе и, судя по всему, учитывая все мои накопившиеся за девятнадцать лет знания и безуспешные попытки, такой возможности мне не предоставится никогда, я была готова ухватиться за этот единственный шанс – получить Клинок.
Из этого внутреннего монолога неизбежно вытекал ещё один, не менее важный вопрос: каковы же в этой ситуации истинные мотивы Мабергора? Неужели он настолько бескорыстно добр ко мне, что решился таким образом помочь мне? Нет, что-то здесь было не так. Зачем профессору, а по совместительству принцу, наследнику престола могущественного Королевства, помогать своей ученице, не обладающей ни каплей магии и практически не признаваемой в обществе? Это было довольно странно, даже подозрительно. Этот вопрос терзал меня не меньше, чем страх перед лесом. Я твёрдо решила, что при следующей нашей встрече обязательно задам ему этот вопрос. Мне необходимо было понять, что движет этим загадочным магом, прежде чем полностью довериться его плану и отправиться в опасное путешествие.
Я сидела дома, в своей небольшой комнате, нервно перебирая в руках старую кружку, и с тревогой прислушивалась к каждому шороху за дверью, ожидая прихода Лесли. Всю эту неделю она отсутствовала в школе, будучи в отъезде на престижном магическом конкурсе, собравшем самых талантливых магов из разных Королевств, поэтому я до сих пор не успела рассказать ей ни о Клинке, ни о судьбоносном разговоре с профессором Мабергором.
Это безумное, почти болезненное желание овладеть невероятной силой Клинка не давало мне ни есть, ни спать, ни думать ни о чём другом. И сейчас, когда решение почти принято, мне просто необходимо было поделиться этим с Лесли.
Я сидела в ожидании ещё долгих пятнадцать минут, и вот, наконец, мою дверь аккуратно открыла Лесли. Она выглядела свежей и отдохнувшей после поездки, одетая в нежно-голубое платье до колен, которое так удачно подчёркивало её стройную фигуру и светлые, распущенные до лопаток волосы, слегка завивавшиеся на кончиках.
— Привет, Кейт! – воскликнула Лесли, в эту же секунду её лицо озарилось сияющей улыбкой. – Я так скучала по тебе! Что у тебя здесь происходило, пока меня не было?
Я тут же вскочила со стула, поставив кружку на стол, и бросилась навстречу своей подруге, которая уже раскинула руки в ожидании крепких объятий. Мы обнялись так сильно, как будто не виделись целую вечность, и в этот момент я почувствовала, как часть моего напряжения немного отступила. Казалось, Лесли своим присутствием принесла в мою комнату частичку спокойствия.
Лучи рассветного солнца, пробиваясь сквозь стёкла, окрасили пол моей комнаты в тревожные алые полосы. Именно этот день лежал на моём сердце долгие дни, отравляя каждый вдох предвкушением. Бессонные ночи тянулись за днями, наполненными изматывающими занятиями, во время которых мои мысли то и дело ускользали к предстоящему разговору.
Прошёл час после рассвета, а я всё ещё лежу, словно прикованная к своему ложу невидимыми цепями. Сегодня случилось немыслимое. То, чего не случалось с тех пор, как я впервые начала тренироваться – я пропустила утренние занятия. Целый год, луна за луной, я встречала восход солнца, ощущая, как мышцы наливаются силой, а разум – ясностью. Но вчерашний день… он выпил из меня всё до последней капли. Такая усталость сковала моё тело, что даже мысль о том, чтобы поднять веки, кажется непосильным подвигом.
И конечно же, Эйвинд. Его образ кружит в моих мыслях, не давая мне покоя. Вчера он был невыносим, его слова жалили, как ядовитые скорпионы, а взгляд… в нём сквозило такое презрение, что хотелось провалиться сквозь землю. Но в тот же миг он вмешался. Помог ли? Возможно. А может, и вовсе спас мою жизнь от чего-то, что пряталось в тени деревьев. Когда он оставил меня у дверей моего дома, его лицо было скрыто сумерками, но в голосе звучала непривычная… забота? На мой робкий вопрос: «Кто это мог быть?» – он лишь бросил ледяное: «Лучше тебе не знать» и исчез, растворившись в ночном тумане так быстро, что в воздухе остался лишь слабый отголосок его терпкого, теперь странно знакомого запаха.
Так был ли это акт милосердия или всего лишь игра в великодушие от этого самовлюблённого… кхм… принца? Честно говоря, знать не хочу. Моя душа пресытилась его эгоизмом на долгие годы вперёд. Пусть катится в Преисподнюю со своими двусмысленными поступками. Мне же нужно найти в себе силы встать с этой прокля́той кровати.
Решив, что ледяная вода сможет смыть с меня не только остатки сна, но и навязчивые образы, я направилась в небольшую нишу, служившую мне ванной комнатой. Прохладный камень под босыми ногами отозвался лёгким покалыванием. Повернув резной кран с изображением морского змея, я позволила потокам ледяной воды обрушиться на себя. Каждый удар выбивал из меня остатки дремоты и навязчивые виде́ния Эйвинда. Кожа покрылась мурашками, но разум становился яснее, хотя и не свободным от его присутствия.
Выбравшись из-под обжигающих струй, я накинула на плечи толстый махровый халат, сотканный из шерсти горных яков. Подошла к высокому стрельчатому окну, за которым простирался вид на оживлённую улицу. Утро встретило меня хмурой серостью. Низкие, набухшие дождём тучи затянули все небо. Пейзаж за окном идеально отражал сумбур в моей голове. И снова возник его образ. Глаза Эйвинда… холодные, как зимний лёд на замёрзших озёрах, и такие же безразличные, словно я была всего лишь призраком. Но почему? Почему несмотря на все его отвратительное поведение, я не могу выкинуть его из головы?
— Просто перестань об этом думать, Кейт, – прошептала я вслух, обращаясь к своему отражению в мутном оконном стекле.
Понимая, что дальше откладывать бессмысленно, я вздохнула и принялась за утренний ритуал. Я выбрала своё любимое платье из тонкого белого льна, расшитое серебряной нитью вдоль подола. Оно было простым, но в его лёгкости чувствовалась какая-то безмятежность, на которую я так отчаянно надеялась сегодня. Закончив с волосами, которые я заплела в тугую косу, я спустилась на кухню.
Солнечные лучи над обеденным столом, освещали оставленный для меня завтрак. Рядом с тарелкой дымящейся овсяной каши и кувшином свежего ягодного сока лежала небольшая пергаментная записка, написанная каллиграфическим почерком моей матери. «Хорошего дня, дорогая», – гласили простые, но такие важные для меня слова. Я почти не вижу родителей. Отец проводит бо́льшую часть времени в своём сарайчике, окутанный клубами разноцветного дыма и запахами редких трав. Мать почти всё время занята магазином. Нам редко удаётся выкроить хотя бы час вечером, чтобы собраться за ужином и обменяться новостями.
За завтраком я старалась сосредоточиться на вкусе сладкой каши и сока. Но мои попытки были тщетны. Каждый звук – скрип половиц под чьими-то шагами за дверью, щебетание птиц за окном, даже собственное дыхание – казался мне подозрительным, выводил из равновесия, напоминая о вчерашнем вечере и о глазах Эйвинда. Тревога покалывала меня изнутри, не давая насладиться даже простым утренним приёмом пищи.
В Школе каждая минута словно была наполнена густой патокой, не позволяющей времени двигаться быстрее. Мои мысли витали далеко за пределами классных комнат, то и дело возвращаясь к вчерашнему вечеру и, как ни странно, к образу Эйвинда, но тут же я усилием воли отбрасывала эти ненужные размышления, сосредотачиваясь на предстоящем разговоре с Мабергором.
Наконец, прозвенел долгожданный последний звонок, знаменуя конец учебного дня. Я быстро попрощалась с Лесли.
— Удачи тебе, подруга, — с тёплой улыбкой сказала она и, похлопав меня по плечу, вышла из дверей Школы Магии.
Мои шаги сами понесли меня по длинному коридору к кабинету профессора Мабергора. С каждым приближающимся поворотом сердце в груди колотилось всё сильнее. Остановившись перед резной дубовой дверью, я сделала глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в руках, и постучала.
— Войдите, — раздался изнутри спокойный голос профессора.
Я медленно открыла дверь и вошла в кабинет. Комната была заполнена ароматом старых книг и сушёных трав. На стенах висели свитки с древними письменами и карты неизведанных земель. Профессор Мабергор сидел за массивным дубовым столом, заваленным пергаментными свитками и фолиантами в кожаных переплётах. Он был погружен в написание какого-то документа, но, услышав мой стук, поднял глаза и посмотрел на меня. На его губах заиграла лёгкая, едва заметная усмешка.
Долгожданное утро первой тренировки накатило волной волнения. Моё сердце колотилось в груди с такой силой, словно пыталось вырваться наружу. Я отчаянно хотела произвести хорошее впечатление на Аллена. Зная о его близкой дружбе с Эйвиндом, я не сомневалась, что каждый мой промах, каждая неуклюжесть могут стать предметом их разговоров. И больше всего на свете я не хотела выглядеть в холодных, насмешливых глазах принца жалкой, беспомощной девчонкой, лишённой не только магического дара, но и элементарной ловкости.
У ворот дворца я оказалась задолго до назначенного времени, нервно переминаясь с ноги на ногу в ожидании Мабергора. Утро только начиналось, но уже чувствовалась его свежесть и чистота. Первые, ещё робкие лучи солнца просачивались сквозь плотную листву деревьев, раскрашивая опавшие листья, устилавшие дорожку, в богатую палитру золотистых, багряных и медно-красных оттенков. Лёгкий, прохладный ветерок играл с моими волосами, выбившимися из тугой косы, и нежно шелестел опавшей листвой под ногами. Небо над головой было безупречно чистым, без единого облачка, и казалось, что весь мир вокруг наполнен прозрачным, сияющим светом.
Вдали за коваными воротами, окутанными лёгкой дымкой утреннего тумана, я заметила медленно приближающуюся фигуру. Её очертания были размыты, но уже сейчас было очевидно, что это мужчина крупного телосложения – высокий и широкоплечий. «Наверняка это Мабергор», – подумала я. Мне совершенно не хотелось представать перед кем-то из дворцовой стражи или слуг в такой ранний час, да ещё и в таком взволнованном состоянии. Фигура становилась всё ближе, и сквозь рассеивающийся туман начали проступать более чёткие детали. И здесь до меня дошло: это был не Мабергор. Совсем не Мабергор. Этот маг был гораздо выше и массивнее, его движения были более резкими и уверенными, чем у спокойного и рассудительного профессора.
Кто же это мог быть? Неужели Аллен? Но я ожидала увидеть его в сопровождении Мабергора. Незнакомец продолжал приближаться, и теперь я могла различить тёмный цвет его одежды и суровый профиль лица. Моё волнение достигло предела.
— Кейт Роберте? — прозвучал низкий, хрипловатый голос, словно обточенный ветрами скал. Мужчина стоял в тени ворот, и первые лучи солнца едва касались его сурового лица, оставляя в полумраке резкие линии скул и волевого подбородка. Его глаза, пронизывающие и внимательные, скользнули по мне, останавливаясь на моём взволнованном лице.
— Да, я Кейт, — ответила я и сделала неуверенный шаг вперёд, пытаясь рассмотреть черты его лица, скрытые утренней тенью. — А вы…?
Фигура сделала ещё один шаг навстречу свету, и я, наконец, смогла разглядеть мага, чьего лица до этого момента никогда не видела. Высокий, широкоплечий, с коротко стриженными тёмными волосами. Он излучал сдержанную силу и спокойствие. В его взгляде не было ни тени высокомерия, лишь холодная, профессиональная оценка.
— Я Аллен Карантир. Буду тренировать вас, — произнёс он ровным, невозмутимым тоном.
— Ах, Аллен, — выдохнула я, чувствуя лёгкое облегчение, сменившееся новой волной волнения. — Я думала, что профессор Мабергор встретит меня у ворот.
— Простите, если мой внезапный приход вас напугал, — едва заметно склонил голову Аллен. — К сожалению, у профессора Мабергора сегодня множество неотложных дел, но он заверил меня, что найдёт время встретиться с вами в ближайшие дни.
Аллен молча открыл тяжёлые кованые ворота, пропуская меня внутрь, и, не дожидаясь моего ответа, направился вперёд по усыпанной гравием дорожке, давая понять лёгким кивком головы, чтобы я следовала за ним.
Мы шли молча, и через две минуты перед нами открылось огромное зелёное поле. Утренний туман, словно призрачная дымка, ещё не полностью рассеялся, окутывая дальние участки поля серебристой вуалью и придавая пейзажу нереальный, сказочный вид. В воздухе витала свежесть росы и едва уловимый аромат трав.
— Здесь мы будем тренироваться ближайшие месяцы, — нарушил тишину Аллен, обводя взглядом обширное пространство.
— Ближайшие месяцы?! — невольно вырвалось у меня, и я остановилась как вкопанная, удивлённо глядя на него.
Аллен медленно повернулся ко мне, приподняв одну бровь в немом вопросе. В его глазах не читалось ни удивления, ни раздражения, лишь холодная внимательность.
— Что-то не так, Кейт? — спросил он.
— Я… я не думала, что тренировки затянутся на несколько месяцев, — пробормотала я, чувствуя лёгкое замешательство. — Профессор Мабергор ничего об этом не упоминал.
Аллен сделал едва заметный шаг в моём направлении, и его взгляд стал более пристальным.
— Значит, вам сто́ит обсудить этот вопрос напрямую с принцем Мабергором. Мне был дан чёткий приказ тренировать вас, и сколько времени это займёт, а также каковы цели этих тренировок, меня, признаться, не слишком волнует. Моё дело – выполнять приказы.
Сейчас, когда утренний туман окончательно рассеялся, и первые лучи солнца залили тренировочное поле, я смогла рассмотреть Аллена как следует. Высокий, с безупречной осанкой, он стоял, словно изваянный из бронзы и стали. Аккуратно уложенные каштановые волосы блестели в лучах восходящего солнца, отбрасывая на влажную от росы траву его чёткую, угловатую тень. Длинная чёрная накидка из тонкой, струящейся ткани, казалось, жила собственной жизнью, трепеща на утреннем ветерке. Под простой, тёмной одеждой угадывались очертания тренированных мышц. Его лицо с высокими, выразительными скулами и прямым, волевым подбородком казалось суровым, даже мрачным. Глубоко посаженные зелёные глаза, цвета тёмного леса после дождя, сверкали холодным, пронзительным огнём, словно два изумруда, скрывающих в своей глубине нечто опасное и непредсказуемое. Вся его фигура, каждое движение, дыхание излучали годы упорных тренировок и бесчисленных сражений. Он был воплощением силы и дисциплины, и от одного его вида по спине пробегали мурашки.
Прошёл целый месяц с тех пор, как я впервые переступила тренировочное поле. Холод третьего осеннего месяца сковал улицы, пронизывающий ветер гнал по мокрым тротуарам опавшие листья, и с каждым днём дыхание зимы ощущалось всё отчётливее. Несмотря на эту промозглую погоду, моя решимость не ослабевала. Каждая тренировка с Алленом стала для меня своеобразным ритуалом и необходимой подготовкой к чему-то большему. Сегодняшний день не был исключением.
Закончив с быстрым завтраком, я вдруг осознала, что время неумолимо бежит вперёд, и опоздание казалось неизбежным. Лёгкое волнение подтолкнуло меня к двери. Стоило мне распахнуть её и ступить на крыльцо, как меня оглушил яростный удар стихии. Крупные, ледяные капли дождя с ожесточённой силой врезались в мокрый асфальт, поднимая мелкие брызги. Ветер завывал протяжно и тоскливо, словно раненый зверь, кружа по улице вихри из пожухлых листьев, создавая под ногами шуршащий, непрекращающийся водоворот.
Я подняла взгляд на хмурое, свинцовое небо, затянутое тяжёлыми, набухшими от влаги тучами. Казалось, ещё немного, и они разразятся ещё более мощным потоком воды. В этой бушующей стихии маги, словно не замечая её ярости, невозмутимо прогуливались по улицам, окутанные невидимыми, мерцающими щитами, сквозь которые не проникала ни одна капля. Их спокойствие казалось почти надменным на фоне моего беспомощного положения.
Я застыла под узким навесом крыльца, не решаясь сделать шаг в эту бушующую пучину. У самого порога образовалась глубокая лужа, поверхность которой под ударами дождя мерцала, как тёмное, неспокойное зеркало. В её мутной глубине на мгновение мелькнуло искажённое отражение – тень, показавшаяся мне до боли знакомой. Сердце вдруг заколотилось быстрее, пропуская удары. Мне почудилось, что в этой зыбкой воде я увидела лицо Эйвинда. Резко вскинув голову, я лихорадочно огляделась, пытаясь отыскать его среди прохожих, но его нигде не было. В груди разлилось горькое разочарование, смешанное с недоумением. Почему я так остро отреагировала на это мимолётное виде́ние? Ведь я сама не хотела его видеть. Прошёл уже целый месяц с нашей последней встречи. Почему же мои мысли всё ещё возвращаются к нему? Он же просто… гадкий тип. Что он вообще забыл в закоулках моего сознания? Пусть лучше катится ко всем чертям и тонет в своей луже вместе со своим непомерным самолюбием.
Собравшись с духом, я сделала глубокий вдох и рванула с места. Как только я выскочила из-под защиты навеса, ливень обрушился на меня всей своей яростью. Мир вокруг мгновенно расплылся, затянутый плотной, дрожащей пеленой из падающих капель. Я едва могла продрать глаза, чувствуя, как каждая капля безжалостно впивается в открытые участки кожи, оставляя после себя болезненные, покалывающие уколы.
Я неслась вперёд, почти не разбирая дороги, ориентируясь лишь на размытые очертания зданий. Потоки воды стекали по лицу, застилая глаза и мешая дышать, но я упрямо не сбавляла темпа. Бесполезный капюшон плаща предательски болтался на спине, подхваченный порывами ветра, и я отчётливо чувствовала, как холодная, противная влага просачивается под тонкую ткань одежды, мгновенно сковывая тело ледяной прохладой. Мокрые волосы плетьми хлестали по лицу, добавляя дискомфорта.
После десяти минут непрерывного бега, мои ноги подкосились от усталости, и я, задыхаясь и хватая ртом воздух, рухнула на колени прямо перед коваными воротами. За ними, невозмутимо стоя́щий Аллен, казался фигурой из другого мира – таким далёким, спокойным и совершенно недосягаемым в своей безмятежности. Дождь к этому моменту немного стих, но я всё ещё ощущала, как отдельные крупные капли лениво стекают по лицу.
Он, казалось, совершенно не обращал внимания на моё жалкое, промокшее до нитки состояние. С лёгкой небрежностью Аллен плавно отворил калитку. Его собственная одежда оставалась идеально сухой, ни малейшего следа влаги. Вокруг него отчётливо ощущался невидимый мерцающий пузырь воздуха, окутывающий его с головы до пят. Он был отгорожен от бушующей стихии. Контраст между его безупречным видом и моим измученным состоянием был настолько разительным, что на мгновение я почувствовала себя неловко и даже немного глупо.
Ветер пронизывал до костей, когда я, с трудом переставляя ноги, следовала за Алленом. Каждый шаг отдавался болью в замёрзших мышцах, а порывы ледяного ветра хлестали по лицу, заставляя слезиться глаза и сбивая и без того прерывистое дыхание. В голове навязчиво крутилась картина уютного камина, потрескивающего тёплыми языками пламени, и дымящейся чашки терпкого чая.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем мы остановились на продуваемом всеми ветрами участке поля. Аллен, не удостоив меня даже мимолётным взглядом, лишь небрежно взмахнул рукой. В тот же миг вокруг меня сгустился воздух, образуя невидимую, но отчётливо ощутимую границу. Мягкое, обволакивающее тепло, подобное нежному прикосновению, окутало меня с головы до ног, мгновенно высушивая заледеневшие пряди волос и промокшую насквозь одежду.
Я с благодарностью подняла глаза на Аллена. В глубине его зелёных глаз, обычно скрытых за ледяной отстранённостью, на мгновение промелькнуло что-то похожее на едва заметное удовлетворение.
— Так лучше? – спокойно произнёс Аллен.
Я смогла лишь слабо кивнуть, чувствуя, как вернулась способность дышать полной грудью. Слова застряли в горле, перехваченные внезапным облегчением и удивлением от его магии. Тепло, исходящее от невидимого щита, приятно растекалось по всему телу, согревая каждую клеточку продрогшей кожи.
— Сегодня мы будем тренировать не только тело, но и дух, – продолжил Аллен. – Ты должна научиться доверять своим самым сокровенным чувствам, даже если они кажутся абсурдными и противоречат тому, что ты видишь собственными глазами. Помни, магия – искусная обманщица, способная исказить зрение и создать иллюзии, но истинные чувства обмануть невозможно. Они – твой верный якорь в мире волшебства.
Спина ныла от усталости после изнурительной утренней пробежки, но я неслась по мощёным улочкам к кабинету зельеварения, стараясь не опоздать. Осенний воздух уже ощутимо похолодал, проникая под тонкий плащ и заставляя кожу покрываться мурашками. Утреннее солнце едва пробивалось сквозь плотную пелену облаков. Внутри меня бушевал совсем другой, гораздо более сильный шторм – жгучее нетерпение. За все те часы, что я провела на тренировках с Алленом, мне так и не представилось возможности перекинуться хотя бы парой слов с профессором Мабергором. Эта мысль грызла меня изнутри. Интересно, надолго ли он задумал эту странную игру в молчанку? Неужели он действительно собирается продолжать меня игнорировать? И что вообще скрывается за этим его загадочным планом?
Запыхавшись, я с силой толкнула тяжёлую дверь класса, и та с глухим стоном отворилась, пропуская меня внутрь. Влажный, густой воздух, насыщенный терпкими и сладковатыми ароматами сушёных трав, пряных специй и кипящих на медленном огне настоек, мгновенно окутал меня.
Я поспешила занять своё привычное место у высокого стрельчатого окна, откуда открывался вид на внутренний двор. Усевшись на жёсткую деревянную скамью, я невольно скрестила пальцы на коленях, мысленно произнося тихую молитву о том, чтобы сегодняшний урок обошёлся без внезапных, оглушительных взрывов, едкого дыма или случайно пролитых, бурлящих зелий, окрашивающих пол в ядовито-зелёный цвет. Едва я успела более или менее удобно устроиться и достать свои записи, как на скамью рядом со мной опустилась Лесли. Это стало нашим негласным ритуалом: каждый день, перед началом занятий, мы делились друг с другом свежими новостями и впечатлениями за прошедший день.
— Ну, как прошла утренняя порция экстрима? — с лукавой улыбкой спросила Лесли, её яркие голубые глаза, обрамленные густыми ресницами, буквально сверкали от любопытства. Она обожала слушать мои рассказы о тренировках.
Я устало вздохнула и начала вкратце описывать, каким интенсивным выдался сегодняшний спарринг с Алленом. С каждым новым занятием наши тренировки становились все более требовательными, а задания – сложнее и непредсказуемее. И с каждым моим рассказом я замечала, что Лесли задаёт всё больше и больше вопросов, касающихся исключительно Аллена.
— Он такой… загадочный, — мечтательно протянула она, задумчиво глядя в окно. — Расскажи же, о чём вы ещё разговариваете, помимо бесконечных упражнений? Может быть, он делится с тобой какими-то тайнами, рассказывает истории из своего прошлого? Честно говоря, одни тренировки – это ужасно скучно. Неужели между вами совсем нет ничего… личного?
Я невольно улыбнулась её наивному любопытству и, пожав плечами, неопределённо сказала:
— Я бы не сказала, что мне неинтересно узнать о нём больше, Лесли, — уклончиво ответила я. — Но он действительно очень закрытый маг. Я могу сказать наверняка — он предпочитает, чтобы всё внимание было сосредоточено исключительно на тренировках и ни на чём другом. Любые попытки отвлечь его разговорами на другие темы он пресекает довольно резко.
Лесли разочарованно вздохнула, её плечи слегка опустились, и она машинально поправила тонкую прядь пшеничных волос, выбившуюся из её аккуратно заплетённой косы. В этот момент тяжёлая деревянная дверь в конце класса с громким скрипом распахнулась, и на пороге появилась профессор Октавия. Её высокая, статная фигура, казалось, излучала властную ауру, а густое облако сложных ароматов различных зелий, неизменно сопровождавшее её.
Профессор Октавия была женщиной с пронзительными, цвета молодой листвы, зелёными глазами, которые, казалось, видели тебя насквозь, и густыми, серебристо-седыми волосами, аккуратно собранными в строгий, тугой пучок на затылке. На ней был длинный, до самого пола, чёрный бархатный плащ, по краю которого витиевато переплетались золотые нити, образуя сложные магические символы. На её тонких, но сильных руках красовались перчатки из мягкой, тёмной кожи. В руках профессор Октавия держала старый пергамент.
— Сегодня мы приступим к приготовлению одного из самых сложных и ценных зелий – зелья исцеления, — объявила профессор Октавия. — Это снадобье обладает удивительной силой и способно залечить даже самые глубокие и опасные раны, остановить кровотечение и восстановить повреждённые ткани. Однако помните, приготовление этого зелья требует исключительной точности в соблюдении пропорций и глубокого знания тончайших нюансов магической алхимии. Малейшая ошибка может привести к непредсказуемым и порой весьма неприятным последствиям.
Мы с Лесли обменялись нервными взглядами. Я уже слышала от старшекурсников о сложности этого зелья, о многочисленных попытках, заканчивавшихся неудачей, и о строгом наказании за испорченные ингредиенты.
Профессор Октавия тем временем начала обстоятельно объяснять сложный многоступенчатый процесс приготовления зелья. Она подробно перечисляла редкие ингредиенты, указывала на точное время их добавления и необходимое количество помешиваний котла.
Спустя десять минут, когда последние указания профессора Октавии отзвучали под сводами класса, мы приступили к приготовлению. Я твёрдо решила, что мне необходимо как следует потренироваться в создании этого сложного снадобья. Интуиция подсказывала мне, что эти знания могут оказаться жизненно важными в предстоящем путешествии в Митенский лес.
Медленно и сосредоточенно помешивая густую, вязкую темно-багровую жидкость, булькающую на дне моего небольшого медного котла, я ощущала, как от него поднимается лёгкий, терпкий аромат свежей хвои, смешанный с едва уловимым запахом дыма и какой-то сладковатой травяной ноткой. Моя палочка для помешивания, искусно вырезанная из ветви волшебного дерева, при каждом моём осторожном движении мягко мерцала изнутри слабым, зеленоватым светом, помогая равномерно распределять тепло и энергию по всему содержимому котла.
Ржавые слёзы осени, её долгие, моросящие плачи, наконец, иссякли, смытые первым, по-настоящему ледяным дыханием зимы. Мир за одну ночь преобразился. За окном теперь не просто шла метель – там бушевал слепой, яростный шторм белого безмолвия. Ветер завывал в трубах погребальную песнь ушедшему теплу, а снег валил плотной, непроглядной стеной.
В тишине дома, я была островом тепла посреди этого ледяного хаоса. Огонь в камине жадно пожирал сухие поленья, плясал рыжими языками по закопчённым камням, отбрасывая трепещущие тени на стены. Я сидела в кресле, укутавшись в тяжёлый шерстяной плед, сотканный из нитей цвета мха и закатного неба. В руках дымилась чашка с травяным отваром, чей аромат – терпкий запах вереска, сладость горного мёда и едва уловимая нотка сосновой хвои – сплетался с запахом горящего дерева.
Сегодняшний день был отмечен ожиданием Лесли. Наши встречи стали редки. Сердце трепетало от предвкушения её смеха, её быстрых рассказов, её присутствия, такого живого и настоящего. И всё же, даже эта радость ожидания не могла до конца растопить ледяную корку одиночества, что не торопясь сковывала душу с первыми заморозками. Дядюшка Альберих… Его не было рядом. Его смех, похожий на скрип дубов под ветром, его руки, загрубевшие от работы в конюшне, но такие надёжные, его истории о повадках зверей, о приметах, скрытых в узорах звёзд, о мудрости земли – всего этого не хватало так остро, что порой казалось, будто часть меня само́й откололась и затерялась где-то там, в белой круговерти за окном. Я знала, он справится с лошадьми – его связь с ними была древней и крепкой, – но без его молчаливого одобрения, без его ворчливых советов, дни казались пустыми.
Родители же... они растворялись каждое утро за дверью своей лавки. Они возвращались усталые, погруженные в свои торговые расчёты и поиски редких товаров, оставляя меня наедине с тишиной огромного дома. И эта тишина, сплетённая из воя вьюги за стенами, треска поленьев в камине и эха моих собственных шагов по скрипучим половицам, становилась почти осязаемой, плотной, как зимний туман, окутывая меня непроницаемым коконом. Ледяное дыхание зимы снаружи и ежедневные тренировки – всё сплелось воедино, отгораживая меня от остального мира.
Тишину нарушили три глухих, размеренных удара в дверь. Я вздрогнула, мгновенно сбросив дремотную негу. Плед соскользнул на пол, и я, не чуя холода дощатых половиц, поспешила к двери. Засов отодвинулся с натужным скрипом, и в дом ворвался настоящий вихрь – колючий, ледяной, пахнущий снегом, хвоей и бурей. Порыв ветра взметнул искры в камине и на миг погасил тепло очага.
На пороге, окутанная серебристой снежной пылью, стояла Лесли. Снежинки таяли на её ресницах и алых щеках, но улыбка сияла так ослепительно, что, казалось, могла бы растопить сугробы до самой весны. Вокруг шеи было намотано целое облако пушистой шерсти лавандового цвета, а в руке… в руке её не просто был поднос. Легко покачиваясь в воздухе, парил небольшой светящийся шар, сотканный из мерцающего, клубящегося тумана. И сквозь эту эфирную дымку виднелся румяный, пышущий жаром пирог, с замысловатым плетёным узором по краю.
— Лесли! Заходи же скорее! — воскликнула я, распахивая дверь шире и втягивая подругу в тепло.
Она вошла, смеясь, и лёгким, почти незаметным щелчком пальцев заставила шар с пирогом плавно опуститься на старый окованный сундук у входа. Стряхнув снег с плеч, она размотала свой необъятный шарф, который тут же начал чуть дымиться, подсыхая у жарко пылающего камина, и сбила снег с высоких сапог.
Мы прошли в самое сердце дома – кухню, где воздух был густым и тёплым, напоенным ароматами травяного отвара, сушёных яблок и чего-то неуловимо пряного. Чайник на плите тихонько попыхивал паром, обещая скорое чаепитие. Лесли подхватила свой пирог и торжественно поставила его на центр дубового стола. Туманная оболочка, окутывавшая его, истаяла с тихим шёпотом, явив угощение во всей его золотистой, дразняще ароматной красе.
— Ну, как тебе моё маленькое кулинарное волшебство? — спросила она, и в её голубых глазах заплясали озорные искорки.
— Выглядит так, словно его пекли для королевского стола, — честно выдохнула я, вдыхая запах печёного теста, ягод и, кажется, корицы.
Мы уютно устроились за столом. Горячий, терпкий чай обжигал губы, прогоняя остатки холода и одиночества. Пирог оказался восхитительным – с кисло-сладкой начинкой из лесных ягод, собранных, верно, ещё до первых снегов. Лесли с любопытством наблюдала, как я наслаждаюсь угощением, а потом, отпив глоток чая, спросила:
— Ну, рассказывай, Кейт. Как твои тренировки? Аллен всё также суров?
Я вздохнула, тепло пирога и дружеское участие немного смягчили воспоминания о последних занятиях.
— Ох, Лесли, бесспорно суров. Он словно испытывает сами пределы моих сил и разума. Каждое занятие – новая головоломка, хитрее и опаснее прежней. Мне порой кажется, что я блуждаю в лабиринте его замыслов, отчаянно пытаясь нащупать верный путь, а он лишь наблюдает со стороны, не давая ни единой подсказки.
Лесли сочувственно улыбнулась, но тут же ободряюще положила свою ладонь поверх моей.
— Не говори так! Ты же справляешься, я знаю! А Аллен… — она мечтательно прикрыла глаза. — Ох, я всё ещё горю желанием взглянуть на него вблизи, на этого твоего загадочного, молчаливого наставника! Обещай, Кейт, ну пожалуйста, как только первые ручьи пробьют дорогу сквозь снег и мир снова зазеленеет, ты возьмёшь меня с собой хоть разочек! Просто посмотреть!