Клуб миллионеров-2. Узник

Пролог.

– Найди мне ее, слышишь? Из-под земли достань, даже если она дочь хоть самого президента. Внебрачная.

Размашистым шагом захожу к себе в кабинет, хлопаю дверью. Все внутри кипит и бурлит после произошедшего.

Достаю пачку сигарет из верхнего ящика, прикуриваю и тут же глубоко, с шипением затягиваюсь. Все движения рубленые.

Пальцы дрожат, когда подношу зажженную сигарету к губам. Сизый дым окутывает лицо, и я морщусь.

– Это надо же, выкрала кошелек… Сука! – выпаливаю гневно и с рваным усердием тушу окурок в стеклянной пепельнице.

Меня раздражает не сам факт кражи денег. Меня выводит из себя то, что кто-то посмел это сделать. Без страха за свое будущее.

Со мной было двое ребят из охраны и личный помощник. Мы пользовались входами и выходами бизнес-класса. А тут девчонка налетела. Как из воздуха сотканная.

На губах ее завис и грустных глазах.

“Обидел кто-то. Вот-вот же слезы брызнут!” – подумал тогда.

– Мы уже достали снимки, на которых она засветилась в аэропорту. Сейчас подгружаем все в базы данных.

Киваю.

В голове строятся планы как сложная архитектурная конструкция. Я еще никому и никогда не прощал кражу. И девчонке это не сойдет с рук.

Сажусь в кресло и щелкаю пальцами. Кира, по прозвищу Маркиза, тут же заходит.

Она блондинка. Волосы вьются, сейчас идеально уложены. Макияж яркий, как обычно. Выглядит искусственно, но все же красивая сука.

Маркиза голая. Она подходит сзади и кладет женственные руки с изящными длинными пальцами мне на плечи.

– Напряжен, – говорит томно.

– Так расслабь.

Кира огибает меня и чуть разворачивает кресло, чтобы наши лица смотрели друг на друга, и опускается на колени, поглаживая и ведя ладонями вверх по бедрам.

– Босс, есть кое-что! – врывается в кабинет помощник.

Перебивает.

Недовольно уставился на помощника, но прогонять все же не стал. Его информация важнее Маркизы.

На стол падает несколько бумаг. Они еще теплые, только-только напечатанные. На первом листе черно-белая фотография той девушки, которая самым наглым образом забрала не принадлежащее ей.

И на картинке она грустная.

— Царевна Несмеяна, блядь, – говорю вслух.

– Сперанская Ангелина Владимировна, 20 лет, студентка. Учится на искусствоведа. Проживает в Москве.

Вскакивает на ноги, держа в руках лист с изображением той дерзкой девчонки. Взгляд поджигает бумагу. Она готова вспыхнуть в любой момент.

– Ко мне ее. Живо!

____________

Всех приветствую в истории Узника)

Это продолжение цикла "Клуб миллионеров. Игры".

Истории можно читать отдельно!

Начало: https://litnet.com/ru/book/klub-millionerov-b469878

Не забывайте добавлять книгу в библиотеку и ставить звездочку.

Это важно для автора и для книги.

Глава 1. Ангелина

– На тебя Остапов смотрит. Только… – Ева с шипением останавливает быстрый поток речи, – не поворачивайся.

Поздно.

Мы с Остаповым сцепились взглядами. Он нападает, я защищаюсь. Умело, не жалея себя, до последних сил.

– Да и пусть смотрит. С его характером только смотреть и можно, – говорю так, чтобы парень смог прочесть все по моим губам.

Отворачиваюсь. Чувствую, как каждый позвонок прожигает колючая молния. Последствия нашей схватки.

Ефим Остапов – студент четвертого курса. Искусствовед, как и я. Наши семьи враждуют не первый год. Даже не десятилетие. Это тянется еще со времен Великой революции, по воспоминаниям деда.

Но терпеть его не могу не поэтому. Парень мерзкий и говнистый. Красивый, конечно. Магнит для всех хороших девочек, но с характером у него и правда беда.

Словами деда: “пороли его мало”.

– Идем отсюда, – тяну Еву за рукав и выходим из здания института.

– Не понимаю, почему ты так ненавидишь Ефима. Он бабник, не спорю, но…

– Вот и все! – довольно резко перебиваю.

Останавливаюсь посередине внутреннего двора. Летняя сессия в самом разгаре.

От духоты ломит кости. Дыхание болезненно-поверхностное, до противного головокружения.

– Ева, ты же не знаешь, что он за человек и из какой семьи!

– Ты прям знаешь?

Усмехаюсь. Выходит какой-то хрюк, и я медленно качаю головой.

Мне ведь и поделиться не с кем тем, что засело внутри как раковая опухоль. Ту можно удалить, а моя неоперабельная.

– Поверь мне, знаю.

– Так, может, ты сама в него просто влюбилась? - обиженно вытягивает губы Ева.

Не то, чтобы мы прям подруги. Я склоняюсь к тому, что дружить не умею. Когда дружишь – нужно делиться. Секретничать там, допустим, проблемы обсуждать и решать. А я не могу… Нельзя мне.

Вот и остается, что отмахиваться стандартными фразами.

– Да боже меня упаси!

– Странная ты все-таки, Ангелина Сперанская. Два года с тобой дружим, а я так о тебе ничего и не знаю, кроме имени и фамилии.

И не надо, Ева, не надо.

Дальше идем молча.

Не буду же я рассказывать, что дед изменил нашу фамилию на более благозвучную. “С историей”, как он мне однажды объяснил. Вся семья всегда занималась искусством. Нет, мы не художники и не скульпторы. И уже тем более не делаем всякие перформансы.

Хотя уж лучше бы занимались подобной ерундой.

Отец заведует крупным аукционным домом, мама – почетный работник музея изобразительных искусств. Два старших брата – реставраторы. А семейное дело у нас – торговать предметами искусства на черном рынке.

Отпадная семейка выходит, да?

– Эй, Сперанская!

Закатываю к небу глаза. Голос красивый и хриплый. Мужской. Но у меня от него мурашки на коже леденеют.

– Я. Спешу. Прости. Ефим, – с нулевой интонацией говорю и ускоряю шаг.

Остапов догоняет, и мы идем теперь вровень. Быстро, но все же вровень.

– Из нас бы неплохая команда получилась, как считаешь?

Ах, да, семейство Остаповых занимается тем же, чем и мы. Мы два враждующих клана. Как МакАлистеры и Стаффорды, Кастелламарезе и Морелло, Коза Ностра и Ла Барбера, ну и классические Монтекки и Капулетти.

– Как Бонни и Клайд? – ускоряюсь. Остапов тоже увеличивает шаг.

Сзади тянется черная машина класса люкс. Мерседес последней модели. Кузов натерт до скрипучего блеска и хочется провести пальцем по металлу, чтобы услышать, как звучит чистота.

– Именно, – почти выкрикивает.

– Они погибли, когда полиция загнала их в угол. В Клайда попало 17 пуль, в Бонни 26. Извини, но поищи другую Бонни.

Остапов останавливается и отстает, а я практически срываюсь на бег.

Мерседес ускоряется.

Затемненные окна внушают страх, тихий звук мотора кажется раскатом грома. Но удары сердца все равно звучат громче.

– Госпожа Сперанская? – из-под опущенного стекла слышу голос взрослого мужчины.

Он мощной волной парализует тело. Я не вижу черты лица этого человека, но у меня всегда было хорошее воображение. И сейчас оно рисует не вполне радужную картинку.

Отступаю, чуть не спотыкаясь о какой-то мелкий камушек.

Зараза! Не хватает еще упасть.

– Нам нужно поговорить. Садитесь в машину, – тон повелительный, не требует отказа.

Кажется, я проглотила язык.

Быстро качаю головой. Взглядом прохожусь по улице, пытаясь найти выход.

– Не делайте глупостей. Мы просто поговорим.

Я знаю все дворы вокруг института как свои пять пальцев. Если удастся дойти до конца улицы, то можно свернуть на параллельную, оттуда во двор, где знаю код от ворот.

Все силы направляю в мышцы ног и стартую с места как спортсмен после свистка.

В спину летит грозный взгляд мужчины. В последний момент смогла увидеть его очки-авиаторы, которые он чуть приспустил на нос. Его глаза стреляли гневом, что хуже свинца в десятки триллионов раз.

Меня все равно найдут. И увезут.

Глава 2. Ангелина

Поднимаюсь по входной лестнице в ресторан и чувствую упадок сил.

Сегодняшний забег до сих пор стягивает мышцы ног. Я то и дело оглядываюсь. Любой мужчина старше сорока кажется мне подозрительным.

Так и с ума сойти можно.

Администратор “Матильды” провожает нас за столик. Папа во главе, по правую руку мама, мы с братьями занимаем оставшиеся места.

Постоянно переглядываемся между собой.

– Володя, я все равно считаю твой план слишком рискованным, – шепчет мама, оглядывая зал, – здесь, кстати, Остаповы.

Одновременно поворачиваем головы, и в знак приветствия отец машет им рукой.

Про себя каждый произносит слова проклятия.

– У нас нет выбора, Марианна. А Ангелина многому успела научиться, – переводит взгляд на меня и подмигивает.

Мне становится жарко, когда в помещении еще минуту назад было довольно прохладно.

– Правда, дочь?

Киваю и перевожу взгляд на столик, где сидит Ефим со своей семье. Мы почти не отличаемся от них. Тот же пафос, те же пластиковые улыбки на лицах и те же планы в головах.

На кону большие деньги и наше будущее.

Извинившись, встаю из-за стола. Платье цвета красного вина стекает по ногам, когда я передвигаюсь через зал к дамской комнате. Грудь колышется в такт, а иду я довольно быстро.

Мне постоянно слышится грубый голос того мужчины из мерседеса. И угрозы, летящие вслед.

Боюсь.

– Красиво выглядишь.

Ефим подкрадывается сзади и ставит обе руки по разные стороны от меня. Наши взгляды встречаются в зеркале, и парень втягивает в себя мой аромат. Его ноздри широко раздуваются, глаза закатываются от наслаждения.

Свет контрастный в небольшом помещении, и Ефим из-за этого выглядит старше своих лет. Черты лица ужесточились.

– Это женский туалет. На двери большая буква “Ж”, если вдруг ты забыл алфавит, – язвлю.

Хотела побыть одной, а тут снова этот Клайд без Бонни.

– Тебе не идет грубость, Сперанская.

– А тебе бестактность.

Ефим облизывает губы и странно ухмыляется. Мне не нравится его выражение лица. Будто он что-то задумал, и это что-то мне не понравится.

– Мы знаем про ваш план, – говорит почти в губы.

Меня опаляет его мятное дыхание, а затем холодит. Снова неконтролируемо дрожу.

– И я снова предлагаю тебе быть в моей команде.

Рука Остапова движется по моему бедру, а пальцы собирают ткань в гармошку.

От наглости я теряю дар речи. Ефим прожигает меня своими глазами как двумя яркими лазерами. Они должны быть нежного, голубого оттенка, а я вижу лишь холод арктического льда.

Терпеть не могу холод и все, что с ним связано.

– Ну так что, Ангелина? Когда у нас все получится, доход делим пополам.

– Если ты сейчас не уберешь свои руки от…

Он с силой хватает меня за ягодицу и сжимает, вбивает в свое тело, и я отчетливо чувствую твердость в его паху. Внушительная эрекция упирается мне в поясницу.

Тошнота завязывается в желудке.

Разворачиваюсь и толкаю его в грудь, насколько получается. Ефим не отскакивает к стене и не ударяется затылком, как показывают в кино. Но я по крайней мере могу сделать вдох.

Легкие были сжаты страхом.

– Уходи отсюда, и никогда ко мне не приближайся. Ты мне противен.

– Сука! Ты еще пожалеешь!

Остапов выходит из туалета, громко хлопнув дверью. С доводчиками в “Матильде” беда.

Включаю воду и выкручиваю кран с холодной водой на максимум. Голову бы сунуть под струю, но весь макияж поплывет.

И просто промакиваю лицо, намочив лишь руки.

Клонит в сон, а стоять на каблуках кажется настоящей пыткой.

Слышу, как снова открывается дверь. В нос бьет знакомый аромат. Отчего-то слюны во рту становится больше, как будто я голодная.

У хозяина аромата густые русые волосы, темные серо-зеленые глаза, как лезвие ножа, и резкий изгиб губ.

Это Узник, и я посмела украсть у него кое-что. Маленькую деталь под названием кошелек.

Спина становится мокрой. Уверена, он уже заметил бисеринки пота, стекающие вдоль позвоночника.

В зеркале мы встречаемся с ним взглядом. Он стоит ровно на том месте, где и еще пару минут назад стоял Ефим.

Бог мне свидетель, лучше бы это был Остапов.

В сердце втыкаются стрелы. Внутренности горят огнем от его серых глаз. Он будто поливает меня бензином и умело поджигает, бросив спичку одним взмахом ресниц.

Они длинные, но редкие. Я отчего-то запомнила эту деталь, когда подстроила столкновение с его мощным и крепким телом.

– Помнишь меня? – голос пускает искры по моим нервам.

Ни одна эмоция не отражается на его лице, но я чувствую, что он зол. От него несет этой горькой злостью, которая как паутина опутывает меня.

Он не Узник, он паук!

– Сейчас полетаешь, а потом мы поговорим.

В этот момент мужчина, которого я видела в мерседесе, близко подходит и затыкает нос и рот какой-то жутко вонючей тряпкой.

Тело обмякает, перед глазами карусель из лиц, в ушах стоит приказной тон, от которого я все же дергаюсь.

Затем темнота…

Глава 3. Ангелина

Веки свинцовые, открыть глаза – невыполнимое испытание. Я слышу голоса. Одни знакомые, другие – чужие.

Во рту самая засушливая пустыня мира. И если бы я хотела что-то сказать, то не смогла бы сделать это физически. Язык иссох, в горле жуткое першение. Хочется разорвать гортань и влить внутрь литры воды.

Я лежу на каком-то диване. От него вкусно пахнет кожей и мужской туалетной водой. Зимний хвойный лес и сандал.

– Не просыпалась? – слышу сквозь сон.

Вроде как еще сплю. Сон дурной, почти кошмар, но я улавливаю запах сладко-горькой кубинской сигары и пыльных книг. Снова нравится.

– Нет.

– Долго как-то.

Взмах руки и бряцание металла – кто-то посмотрел на наручные часы.

Открывается дверь, и входят еще двое. Понимаю по шагам, которые через мгновение тонут в коротком ворсе ковра.

Боюсь совершить даже крошечное движение. Страх поселился внутри такой большой и густой, что мысли опутываются им, дыхание не может выровняться, а живот крутит с каждым оборотом все сильней.

Меня рассматривают. Пристально, почти под микроскопом. Хочется облизать губы, потому что они тоже все сухие.

Я не ела с обеда. Поужинать не успела и сейчас должна испытывать голод, а желудок только скован тошнотой.

– Босс, с девчонкой что делать? – утробный голос звучит прямо надо мной.

Пугает. Шелохнуться боюсь.

– Оставить в доме. Под наблюдением, – другой голос.

Знакомый. От него мурашки.

– Мы еще не все выяснили о ней. Вдруг не так проста, как кажется?

Тот, другой, что знакомый, думает. Дышит шумно. Его шаги по кабинету звучат гулко.

– Комнату ей выдели и посмотрим, как ее можно будет использовать. Красивая. Пригодится.

Резко втягиваю воздух и все же приоткрываю глаза.

Здесь темно как в камере. Надо мной стоят трое мужчин. Огромных, сильных, в черных костюмах и белых рубашках. Взгляды безжизненные, и ни одна эмоция не мелькает на их лицах. Самые настоящие скульптуры.

Хотя нет, у настоящих скульптур есть что-то неуловимое, тонкое. Связь с историей, с самим скульптором. Ее можно рассматривать часами и находить новые и новые детали.

Чуть дальше стоит тот, кого стоит бояться больше всего. Узник.

Мужчина одет так, как и перед моим усыплением. С иголочки. И аромат в кабинете только его. Он здесь хозяин.

Мы сцепляемся взглядами, когда я приподнимаю голову. Сердце барахтается в груди, и я лишь открываю рот, чтобы выпустить настырные удары. Изнутри они разорвут меня насмерть.

Узник не двигается. Рассматривает.

По спине снова покрывается потом от его серых глаз, которые в темноте не становятся темными, как у остальных. Они продолжают быть серыми, как блестящая опасная сталь.

– Твое имя? – грубо спрашивает.

Сглатываю и опускаю взгляд.

Я ни слова не скажу.

За два шага он преодолевает расстояние между нами. Мужчины вокруг расступаются без приказа.

Узник протягивает руку и касается моего подбородка.

Тысячи вольт пробегают от его пальцев по коже как по мокрым неизолированным проводам.

– Решила со мной поиграть?

Хватка усиливается. Он надавливает на нижнюю челюсть, вынуждая приоткрыть рот.

– Немой не стала. Значит, можешь говорить. Имя? – повторяет вопрос.

Его взгляд опускается от моих губ к шее и движется ниже: ключица, грудь, живот. Режет каждую клетку, которой касается своими глазами.

– Что ж, раз ты решила поиграть со мной, мне придется поиграть с тобой.

Снова сглатываю.

– Ты же знаешь, кто я.

Голос пробирает до косточек. Забирается через ушную раковину внутрь и там остается, чтобы то и дело звучать.

– И на что способен. Тебе не следовало просто брать чужое. Ангелина, да?

Узник убирает руку с подбородка, но я до сих пор чувствую его пальцы и запах его кожи. Там следы той самой кубинской сигары. Вкус, как гусеница, медленно перебирается сквозь губы на язык. Впитывается как сливочный крем.

– Увести наверх. Закрыть. С этой минуты ты моя игрушка, пока не пойму, зачем ты все это совершила и какая у тебя цель.

Он выходит из кабинета быстро, а меня грубо стаскивают с дивана и волокут к лестнице.

Я еле волочу ноги, потому что все еще на каблуках, а мышцы плохо слушаются после принудительного сна.

Когда мы оказываемся напротив неприметной двери, один из охранников, или кто это, открывает ее, толкает меня в спину и тут же закрывает дверь.

Слышу звук проворачивания замка, а сама я в кромешной тьме. Даже не могу разобрать очертания того, что меня окружает.

Кажется, мы неправильно рассчитали свои силы. С Узником нельзя играть. Нельзя бороться и тем более обманывать.

Возможно, я капитально влипла.

=======>>> визуализация

Глава 4. Ангелина

Не сразу получается отыскать выключатель.

Сначала даже подумала, что его здесь в принципе нет. Старая кладовка, правда с туалетом и крошечным окошком. Последнее не открывается и такого маленького размера, что ни один луч не попадет в эту комнатушку.

Передо мной только кровать, застеленная простым покрывалом, тумбочка и что-то вроде кресла напротив. Узкая дверь ведет в ванную, где есть поддон для душа и раковина с туалетом.

Никаких гигиенических принадлежностей. Даже мыла и того нет.

А еще стоит невероятный холод.

Пока была в кабинете Узника не замечала этого. А сейчас вся кожа приобрела синюшный оттенок и покрылась крупными мурашками.

Я заперта. Насколько и зачем, пока непонятно. Больше всего на свете хочу сейчас очутиться в маминых объятиях. Только там и безопасно.

За дверью слышатся частые шаги, будто она и стены сделаны из тонкого картона.

— Тишина? — слышу отчетливо и громко.

Если мне предстоит здесь спать, еще одной проблемой станет больше.

— Тишина, — кто-то отвечает.

Здесь вообще много охраны. А это мужчины. Одинаковые, хмурые, вооруженные и, следовательно, опасные.

Наш с родителями план уже на начальном этапе терпит крушение, как хлипкая лодка в шторм.

— Девчонка тихая попалась.

Дальше — мерзкий, долгий смех.

Дверь открывает бесшумно, давая обзор на часть коридора и двух охранников. Оба высокие, мускулистые и лысые.

— Вставай. Приказано тебя на кухню доставить, — грубо говорит.

Я все еще в вечернем платье. Мои плечи голые. Как и спина. Я вся дрожу, словно меня перевели не в комнату, а в морозильную камеру.

— З-зачем?

— О, заговорила! — снова ржач. От него становится холоднее вдвойне.

Они не дотрагиваются — запрещено, полагаю — но вот их взгляды... Меня не спасет даже тулуп. Липкие взгляды в кожу впиваются.

— Вставай и пошла!

Пытаюсь сглотнуть. Не получается. Горло обступил спазм, во рту непоправимая сухость. Когда страшно, я не могу говорить. Будто у меня кто-то забрал эту способность.

— Красивая, — слышу за собой.

— Особенно сзади.

Позвоночник пронзает тупая боль после их слов, но я все еще держу спину ровной. Иду вперед, спускаюсь по лестнице. Запоминаю обстановку. У меня хорошая фотографическая память. Не раз выручала. Надеюсь, и сейчас не подведет.

Кухня находится в другом крыле дома. Нужно пройти через весь первый этаж, большой зал и библиотеку.

Глаза разбегаются от количества картин на стенах, ваз на постаментах и дверей. Дом огромный. Зачем Узнику такой, непонятно.

— Мариш, мы ее привели, — рычит в голос.

Один из охранников подталкивает к столу, на котором выставлена еда: суп, макароны, кусок курицы, салат. Выглядит все просто. Желудок издает известную всем мелодию.

— Ешь!

Не двигаюсь с места. Ноги онемели. То ли от холода, то ли все же от страха. Да и как можно есть, когда тебе прямо в рот смотрят два бугая?

Для них я живая кукла.

— У тебя пять минут. Не успеешь, останешься голодной. Следующий прием пищи... Босс решит когда.

Я мечусь между гордостью и базовой потребностью насытиться. Остаться стоять с высоко поднятой головой или все же поесть?

— Попала ты, девочка. От таких, как ты, босс не оставляет и следа, — выплевывает в меня слова с особым извращенным желанием.

Бросаю взгляд на аккуратно выставленную посуду. Там даже есть бумажные салфетки, а столовые приборы блестят. Их кто-то начищает и бережет.

Да и еду эту кто-то готовил. Не для меня специально, но все же старались. Наверняка это симпатичная бабушка, без семьи, одинокая, но очень милая и добрая. Так, по крайней мере, всегда писали в романах, которыми зачитывалась.

Еще они всегда оказывались в книгах на редкость болтливыми.

Ради этой воображаемой бабушки я сажусь за стол и беру ложку в руки.

Вкусно. Даже очень.

— Вышли с моей территории, — раздается над головой.

Голос женский. Строгий и уверенный. Он принадлежит девушке.

— Не положено, Мариш. Извини, — ровно отвечает один из моих охранников, и никто, разумеется, не двигается с места.

Худенькая девушка обходит стол и останавливается напротив меня. У нее темные, почти черные волосы, угловатые плечи и большие, полные губы. Возможно, ненатуральные, но ей идет.

Да, вот тебе и добрая бабушка.

Взгляд этой Марины не сравнится с охранниками. Она смотрит холодно, с долей брезгливости, только аккуратный носик не морщит.

— Значит, ты та самая воровка?

Суп падает камнем в желудок и от удара стремится обратно.

Промакиваю губы салфеткой и отставляю от себя оставшиеся тарелки с едой.

— Я Марина. Повар в этом доме. И на моей территории, — указательным пальцем очерчивает кухню далеко не маленького размера, — если ты не босс, каждый моет за собой тарелки. Пустые. Это значит, что нужно все, что положено, съесть. Любить меня необязательно, но вот уважать... Твое здоровье в моих руках.

Осматриваю оставленную мной еду. Суп почти не съеден, ко второму и не притрагивалась, салат... Ковыряла вилкой.

Под проницательным взглядом Марины ем. Съедаю все до крошки. А потом встаю и мою за собой посуду.

Моя гордость ущемлена катастрофически.

— Будешь такой послушной, подружимся.

Нет. Не собираюсь здесь задерживаться.

Обратно отводят все те же охранники. Путь тот же. В доме стоит тишина и полумрак. Кажется, что это помещение нежилое.

Снова знакомая дверь и крошечная комната. Слезы готовы прорваться в любой момент, потому что чувствую тотальную беспомощность и усталость.

Трудно держать спину ровной, а взгляд прямым.

— Тебе, — протягивает бумажный пакет один из охранников.

Макар — смогла расслышать его имя. У него родимое пятно на шее, которое он пытается скрыть галстуком, и перхоть. Светлые глаза почти прозрачные, но смотрит он ими грязно.

— Скромный привет от начальника.

Глава 5. Ангелина

— Открывай! — слышу мужской рык. Громкий.

Я подскакиваю с кровати, забывая, что на мне тонкая ночная сорочка. Холод быстро сковывает тело, а страх вцепляется мне прямо в горло.

Лязгает замок, затем легкий скрип двери — я вижу Узника.

Он в костюме, в ботинках. Волосы, правда, сильно растрепаны. Взгляд шальной, пьяный. И я не знаю, что пугает меня больше — его присутствие или его взгляд.

До меня доносится приторный запах женских духов и спиртного. Даже не так. От него разит женщиной и выпивкой.

За ним закрывается дверь, а сам Узник садится в кресло напротив.

Дышать становится невозможно. Это верная смерть.

— Устроилась? — не моргая, спрашивает и обводит мою коморку брезгливым взглядом.

Его руки сцеплены в замок, а сам он наклонился и оперся о колени.

— Молчишь...

Узник тоже больше не говорит ни слова. Смотрит зверем на меня. Жду каждую секунду, что накинется и загрызет.

Я украла всего лишь кошелек. Там даже денег-то толком и не было. А что с ним случится, когда я украду что-то посущественней? Например, картину? Или вазу? Или еще что-то, что имеет ценность на черном рынке?

— Вот тебе правила нашей с тобой игры, Ангелина.

Плечи покрываются мурашками. До меня долетает его пьяное и жгучее дыхание, и я сама становлюсь хмельной. Его голос хриплый, низкий, по-настоящему мужской.

— Я спрашиваю — ты отвечаешь. Я даю задание — ты его исполняешь. Неподчинение — штраф. Хочешь узнать, что такое штраф? — вижу его самодовольную улыбку.

Опускаю взгляд. Не могу и слова сказать, даже если бы захотела. А просто кивнуть — будто бы сдаться и пойти на поводу.

— Будет интересно... Чем больше штрафов, тем больше времени ты проведешь в стенах моего дома. Но есть выход, царевна.

Царевна?

Вскидываю взгляд и упираюсь в полные жгучей страсти и азарта глаза. Ему нравится эта власть надо мной.

— Нужно всего лишь рассказать, зачем ты украла мою вещь. Поверь, я все равно узнаю. А пока ты можешь подумать: играть со мной или выйти на свободу. Тебя наверняка заждались дома.

Узник медленно встает с кресла и заполняет собой всю комнату. От страха я вижу искаженно, но все же уверена, что зрение меня не подводит.

Натягиваю на себя одеяло по мере того, как мужчина приближается.

Он близко, очень близко ко мне, что сладкий запах чужих духов хуже отравы. Слизистую глаз щиплет нестерпимо.

Кровать стоит в углу, я сама двигаюсь в этот угол, стараясь хоть на немного, но увеличить расстояние между нами.

— Покажи себя, — четко проговаривает свой первый приказ.

Голос ровный, трезвый. Но ведь он пьян. Я четко видела это.

Пальцами так сильно вцепляюсь в одеяло, что перестаю что-либо ими чувствовать. Они немеют, кожа белеет.

Холод в комнате еще никогда не ощущался так отчетливо. А внутри жжется все, протестует.

Мысленно я рву одежду на Узнике, толкаю его, бью. Выхожу из себя и плачу от обиды.

Лучше бы просто запер и выдавал еду по часам. Как в тюрьме.

Внезапно мужчина дергает одеяло в сторону. Ногти вонзаются в ладонь, а мышцы становятся более напряженными. Я скована всем телом.

Узник сканирует меня своим острым взглядом. Смотрит на меня не как на женщину, а как на товар. Приценивается, даже усмехается. Я слышу его короткий, хриплый смех и все же поднимаю взгляд на это чудовище.

Живот превращается в камень, а сердце от волнения и зреющей ненависти мечется в агонии. Бьется, бьется, как будто вылететь на орбиту хочет.

— Снимай сорочку.

Щеки вспыхивают ядерным пламенем.

Облизываю против воли губы. Его просьба дикая, бестактная. Это слишком даже для него — Узника, паука, чудовища.

Качаю головой.

Ни за что и никогда.

— Скажешь мне свой ответ вслух, я не буду настаивать, продолжишь молчать...

Мужчина касается моего плеча. Проводит указательным пальцем по выступающей косточке. Затем чувствую всю ладонь. Тяжелая, очень горячая, немного шершавая. И чужая.

От нее пахнет горькой сигарой, вспоминается аромат, который я чувствовала в его кабинете.

— Ну так что, царевна? Снимай одежду и покажи себя.

Когда Узник отходит, давая мне возможность вдохнуть, я сжимаю ладони в кулаки.

Бретелька падает с того плеча, которого касался мужчина. Случайно. И, глядя в глаза чудовищу, я поправляю ее.

Он прищуривается, напрягает челюсть, я даже слышу скрип его зубов.

От пышущей злости в комнате стоит жара. Холода больше нет. Снова вдоль позвоночника собираются капли пота.

— Ты влезла в мою жизнь. Я влезу в твою. Перекрою ее под себя и отрежу. Чтобы ты запомнила, как играть с такими людьми, как я.

Узник подходит и сбрасывает бретельки с моих плеч. Он сделал это неожиданно и быстро. Профессионально.

Я не успела и крикнуть.

Верх шелковой сорочки падает, оголяя грудь. Мои руки все еще сжимают одеяло и хочу их дернуть, чтобы прикрыться. Мужчина не дает этого сделать. Удерживает за запястья, а сам рассматривает.

Каждый сантиметр груди покалывает от взгляда чудовища. Соски заострились, ареолы покрылись мурашками. Я глубоко и часто дышу. Гнев крутится в легких. Мне кажется, я выдыхаю не углекислый газ, а что-то более жуткое, более ядовитое и опасное для всех.

Покорно даю ему рассматривать. За что ненавижу и его, и себя. Хочется выковырять чертовы уязвимость и беспомощность из себя. Моя слабость перед ним душит.

Узник осторожно проводит ладонью по плечу и ключице. Кожа в тех местах горит и краснеет. Ожидаю, что потом он коснется груди, но Узник цепляет меня за подбородок, вынуждая смотреть на него.

— Вот и умница, царевна.

Большим пальцем смахивает слезу с моей щеки. Я все-таки ее не сдержала. Наклоняется и почти в губы говорит:

— Я всегда добиваюсь своего. Если хочешь выйти — исполняй все.

Глава 6. Ангелина

Ночь ожидаемо сплю очень плохо. Я дергаюсь от каждого покашливания своего надзирателя за дверью.

В голове не укладывается, как в таком шикарном доме, даже замке, тонкие стены?

Через крошечное окошко вижу, что на улице пасмурно. То ли был дождь, то ли только собирается. Небо затянуто. От такой погоды страшно раскалывается голова. А я еще и без сна.

Без стука, что не удивляет, открывается дверь. Марат заносит мне одежду, скидывает ее на кровать, будто она что-то мерзкое. И вообще, приносить мне одежду, сторожить меня — занятие не его уровня.

Он скользит по мне взглядом, от которого я чувствую нескрываемое пренебрежение. Такое поведение скорее вызывает непонимание, чем обиду. Я ожидала чего угодно: приставаний там, угроз, распущенных рук, но не... Кислого выражения лица.

Хотя пусть уж лучше так, чем чувствовать на своем теле сальные руки Марата.

После этой мысли в голову, как пуля, врезается другая мысль.

Вот руки Узника не вызывали у меня отторжения, несмотря на то, что чужие. Большие и мужские. Что он ими вообще делает, одному Богу известно. Деньги свои считает, бумаги подписывает, держит руль, ласкает женщин...

— У тебя пять минут, чтобы переодеться, — бросает слова как косточку и скрывается за дверью.

На заправленной мной постели сброшено обычное черное платье. Вроде бы не короткое. Но и не вечернее. Обычное. Еще туфли на страшном, старушечьем каблуке.

Нижнее белье за десять тысяч, а платье сорвали с покойника. Мило.

Быстро расчесываюсь, собираю волосы в хвост. Не знаю как, но платье подошло. Оно моего размера и село идеально. А вот туфли — маловаты. Так и ноги натереть можно.

Дергаю ручку двери, а я все еще заперта.

Или это такое издевательство?

Смех за стеной только подтверждает это. Глупая, и не услышала, как охранник снова меня запер.

— Испугалась? — спрашивает, как только открыл.

Вновь молчу.

Мне вроде бы и страшно находиться рядом с ним, но больше противно. Пусть он лучше думает, что я испугалась, чем вступлю с ним в разговор. Кто знает, что он вправе со мной сделать, если расскажу все, что думаю.

— Не спросишь, куда веду?

Я уверенно спускаюсь по лестнице, по которой меня вели вчера, и делаю вид, что не слышала вопроса.

— Твое молчание не идет на пользу ни тебе, ни боссу.

Мы вновь проходим весь первый этаж. Сегодня я замечаю, что в большом зале есть камин. Вроде бы настоящий. Рядом кладка с поленьями, а в воздухе здесь пахнет теплом и выпечкой.

Пол каменный. Красивый. И правда, как в старых замках. Стало интересно, какой этот дом снаружи. Ведь никто и никогда не видел жилища Узника.

— Доброе утро, — Марина окидывает меня взглядом и указывает на еду на столе.

Я морщусь. Выгляжу со стороны и правда царевной. Избалованной и залюбленной.

На завтрак каша. Сверху лежит треугольник сливочного масла, уже немного растаянный. Желудок сворачивается в крепкий узел от молочного запаха.

— Что-то не так? — спрашивает, еле скрывая свое раздражение.

— Я не ем каши.

На кухни возникает тишина.

— Ты же понимаешь, что не в ресторане?

— Просто не люблю молоко, — решаю уточнить.

Кто не любит лук в блюдах, кто-то вареную морковку, а кто-то молоко.

— Тогда будешь ходить голодной до обеда, — одновременно поворачиваемся все на голос взрослого мужчины.

Это один из тех, кто был в ресторане с Узником и в его кабинете, когда меня привезли. Он высокий, чуть старшего чудовища и с пронзительными глазами. Его взгляд такой, что, кажется, в тебя вливают сыворотку правды.

Отворачиваюсь, но вижу, как он подходит к Марине и что-то шепчет ей. Та смущается. Их взгляды встречаются, а я понять не могу, как она может так долго на него смотреть.

— Ешь. Или вставай и иди работать, — говорит, и не смотря в мою сторону.

Я не притрагиваюсь к каше. А в чашке оказывается не чай, как я люблю, а кофе.

— Можно просто воды? — с какой-то жалостью в голосе спрашиваю.

Краснею. Причину только понять не могу. Словно стыдно перед ними за то, что не люблю ни кашу с молоком, ни кофе.

Мужчина, что постарше, наливает фильтрованную воду и с грохотом ставит бокал на стол. Несколько капель все же разливает.

При виде нетронутого завтрака и лужи под бокалом слезы подбиваются к горлу.

Рука дрожит, когда я беру бокал и пью жадными глотками. Вода стекает двумя ручейками по уголкам губ. Теперь платье мокрое.

— Закончила? — строго спрашивает.

По всей видимости, он здесь главный. Главнее охранника Марата. Тот стоит по стеночке и не дышит. Уставился в одну точку.

— Босс дал тебе задание.

Ставлю бокал обратно на стол, осторожно вытираю рот тыльной стороной ладони. На мужчину смотреть боюсь. От него не веет агрессией, но он опасен.

Нутро так и кричит: «Стой и молчи, стой и молчи».

— Что ж он сам мне об этом не говорит?

Прикусываю язык.

Сердце после частых толчков останавливается, отравленное паралитическим ядом. Я слышу, как шумно выдохнул Марат, а у Марины что-то выпало из рук.

— За мной, — грубый приказ действует наоборот.

Ноги не слушаются, речь снова пропадает. В платье безумно тесно, и воздуха не хватает.

То и дело кусаю истерзанные зубами губы, когда иду след в след за мужчиной. Несмотря на то, что от него приятно пахнет, меня тошнит. Голод, волнение, страх перед неизвестностью. Все собирается в кучу и наматывается как клубок.

Мы останавливаемся перед широкой дверью. Красивой и резной. За ней что-то важное.

— Запомни, сюда вход тебе запрещен. Заходишь, только если тебе приказали.

Снова это слово. Частые судороги вызывает.

Мужчина дважды стучит и выжидает. Головой кручу в разные стороны, пока вдоль стены не нахожу ее.

Картина в позолоченной раме, вся в бликах из-за концентрированного света. Но я все равно вижу мазки: тоненькие, уверенные, выводящие на различные эмоции в душе.

Глава 7. Ангелина

Узник выходит из, полагаю, ванной. На нем низко сидящее полотенце. Сам босиком и практически голый.

По нему можно ваять скульптуры. Идеально очерченный пресс, косые мышцы выше всяких похвал. Широкие плечи и крепкие бицепсы. Хочется взять карандаш и перенести увиденное на лист с помощью штриховки. Узник — редкое пособие по рисованию человека в полный рост.

Слегка волнистые волосы влажные, и мужчина проводит по ним расческой, укладывая ровно.

Когда он идет на меня, только и могу видеть, как перекатываются его мышцы.

— Хочешь попробовать? — хрипло отзывается.

Его взгляд полон лукавства. Сейчас он не страшное чудовище, а хитрый лис. Главное, не забывать, кто он на самом деле.

— Смотришь плотоядно, — голос щекочет слух и спускается вниз, к животу. Там такая же щекотка.

— Я вегетарианка.

Мой ответ тонет в его низком, шершавом смехе.

— Первое слово, которое я от тебя слышу, а уже такой надменный тон.

Узник подходит непозволительно близко. Когда он делает вдох, сильная грудная клетка вот-вот коснется меня и вытолкает из спальни.

Его кожа пахнет морским гелем для душа. Свежим, ледяным. От этого запаха я вся в мурашках.

Но это лучше, чем приторность женских духов.

Когда он от меня отходит, я будто избавляюсь от непомерной тяжести. Вдыхаю свободно. Почти живу.

Мужчина открывает встроенную незаметную дверь в стене. Думаю, это что-то вроде гардероба. Берет оттуда вещи, кидает их на разобранную постель. Смятую и раскуроченную, словно на ней всю ночь происходило какое-то действие.

Не успеваю и глаза прикрыть, Узник снимает с себя полотенце и, ни капли не смущаясь, натягивает боксеры, надевает брюки, рубашку.

Густо краснею, когда мужчина сверкает накачанными ягодицами. Неприлично подсматривать, но взгляд магнитит к его телу. Не к самому Узнику. Да и нечестно, что такое тело досталось настоящему чудовищу.

Когда он уже застегивает пуговицы на рубашке, я все же смотрю мужчине в глаза. Узник знал, что я подглядываю. Сейчас видит, как мне некомфортно и как покрываюсь стыдливыми пятнами.

На его лице нет улыбки, а взгляд полон превосходства и надменности.

— Каждое утро ты будешь приходить ко мне в спальню и наводить здесь порядок, — говорит, завязывая галстук.

Отступаю, когда мужчина проходит мимо меня.

Сотни ругательств сыплются на язык, но ни одно не прозвучало. Я не могу сейчас уйти из его дома, но и увеличивать себе здесь срок тоже не горю желанием.

Помню про правила, про его игру и первый раз в жизни собираюсь сделать то, что требуют, не пререкаясь.

Когда хлопает дверь, я еще какое-то время стою на одном месте и стараюсь собрать себя и мысли воедино: голый Узник, его приказ, мои ощущения, когда подглядывала за перекатыванием его мышц.

Стыдно и горячо.

Пугаюсь, стоило двери в ванной снова открыться. На этот раз оттуда выходит девушка.

Блондинка с роскошными формами и кошачьим взглядом. Она тоже абсолютно голая и чувствует себя при этом уверенной.

Ее не смущает чужой человек рядом. Осматривает так же брезгливым взглядом, как и охранник Марат.

— Не знала, что в доме новенькая, — голос льется, как жидкий мед. Но моему слуху все же неприятно. — Как зовут?

Отчего-то чувствую себя не в своей тарелки, хотя должно быть наоборот.

Я же полностью одета, да и зашла я сюда неслучайно.

— Ангелина.

Каждый миллиметр моего тела, закрытый непрозрачной тканью, испепеляет ее взгляд. Коварный и полный опасности.

— Я Маркиза.

Руки, понятное дело, не жмем. Только разглядываем друг друга как товар на витрине. Мы не соперницы, не подруги, мы ничего не делим, но отчего-то кажется, что находимся по разные стороны. Даже больше: от Маркизы стоит держаться так далеко, как это возможно. Интуиция кричит об этом.

— И что ты ждешь? Босс сказал тебе сделать уборку в его спальне.

Она все слышала? Наблюдала? Но тем не менее вышла из укрытия, когда мужчина покинул комнату.

Как будто нас кто-то тоже подслушал. Мне приносят тряпки, швабру, ведро. Я снова краснею, теперь от вспыхнувшей злости.

— Сначала постель.

Девушка следит за каждым моим шагом, почти дышит в спину.

Из-за этого неловкой становлюсь, чуть по пути ведро с водой не разливаю. Внутри столько кипятка, так и жду, чтобы брызнуть его на кого-нибудь. Иначе сама сварюсь.

— В доме у босса есть несколько женщин: кухарка, прислуга и любовница, — проводит пальцем по изголовью кровати и тычет тонким слоем пыли мне под нос.

Мерзкая особа. Ничего общего с настоящей маркизой.

— Каждая занимает свое место и не лезет к другой. Понимаешь, о чем я?

— Странно, а мне обещали карьерный рост, — не сдерживаюсь и язвительно пшикаю в лицо этой дряни.

Ее фарфоровая кожа сморщивается и покрывается румянцем. Взгляд ядовитый. И в воздухе вновь чувствую тот сладкий, удушающий аромат. Значит, вчера тоже была она. Горло першит от этого навязчивого запаха.

— Ты не так проста.

Пропускаю мимо ушей. Пусть захлебнется своим ядом. Я же уверена, что никогда не перейду в разряд любовниц Узника. Это... Невозможно.

Опускаю тряпку в воду, выжимаю и протираю пол. Нет, я и дома убираюсь и знаю, что значит мыть пол руками. Но этот дом чужой, а надо мной нависает неприятная мне девушка. Все еще голая. Хотя нет, она успела надеть сексуальный халатик.

Моя ночная сорочка из того же комплекта. Нежный и тонкий шелк с кружевом по низу.

Тошнота подступает к горлу. А если мне просто принесли чужую вещь? И лучше мою сорочку и правда сняли бы с покойника, нежели сорвали из гардероба этой маркизы.

— Ты не увидела, Ангелина. — Указывает на прикроватную тумбочку.

Я протерла пыль везде, кроме тумбочек. Они слишком близко к кровати. К месту, где спит он.

— Убери.

Наши взгляды скрещиваются и порождают тысячи искр, от которых и пожар может разгореться. Здесь вся мебель из дерева, вспыхнет как спичка.

Глава 8. Ангелина

Каждый день вот уже на протяжении целой недели проходит одинаково.

Ранний подъем и завтрак. Там я, к сожалению, ничего не ем. Мои просьбы остались неуслышанными, а молочную кашу я так и не полюбила.

Затем ненавистная уборка.

У комнаты Узника всегда останавливаюсь и перевожу дыхание. Перед глазами отчетливо встает картинка с его идеальным телом — это раздражает — потом и маркиза. Как бельмо.

Ее синий взгляд снился мне в одну ночь, она шептала всякую ерунду, от которой я проснулась в холодном поту.

К слову, ни босса, ни его любовницу больше не видела. Возможно, никто из них не захотел снова дефилировать передо мной. Или... Я захожу в спальню к мужчине позже. Они уже ушли.

Самое тяжелое — уборка зала.

Помещение очень большое. Метров сорок, или больше. Хоть камин сейчас и не разжигают, но от него постоянно пепел и пыль разлетаются. А местная домработница хуже Долорес Амбридж. Следит за каждым движением моей тряпки.

Знала бы она, что именно этими руками я копировала известное произведение Моне, так бы не разговаривала.

Есть и плюсы во всем этом рабстве.

Я узнала, что в коридоре есть две камеры, освещающие два выхода: северный и южный. Еще есть около спальни босса, в зале одна, на кухне. У главного входа не просто камера. Она навороченная и делает обзор практически в триста шестьдесят градусов.

В доме из охраны только Марат и еще один мужчина, который вел меня наверх в первый день. На улице охранный пост. Сколько там сидит человек, я не знаю, но каждый час один из них совершает обход по территории. А она немаленькая.

Моя картина висит рядом со спальней босса. Можно сказать, в эпицентре всего.

— Ну и что ты здесь прохлаждаешься? — Долорес выходит из-за угла и тут же нападает. Собака сначала принюхиваться будет: враг? Не враг? Эта рубит своими претензиями. Никакой палач не нужен.

— Отдыхаю, — после глубокого вдоха и выдоха произношу.

И, как ни странно, ее я не боюсь. Узника, Сергея — его помощника, даже Марину-кухарку опасаюсь, а вот Амбридж вызывает лишь неразрывное раздражение. После общения с ней я вся чешусь.

— Иди в кладовую. Нужно убрать. За мной.

Хотела бы не подчиниться, но лишь покорно бреду за пышным задом, облаченным в такое же черное платье, как и у меня.

— Вот, — указывает на рассыпанную муку. — Еще протри все полки. Затем пол.

Долорес уходит, громко хлопнув дверью.

Я смотрю на свои руки, которые из-за постоянного контакта с водой стали суше, и хочется плакать. Думала, все закончится за несколько дней. А на деле я и правда заперта в его доме. У меня нет связи с родными, я не знаю, как мне отсюда выбраться без помощи, которую нам обещали.

Тупик.

Смахнув несколько слез и медленно выдохнув через сложенные в трубочку губы, беру веник с совком и убираю сначала рассыпанные продукты.

Ей-богу, это сделал кто-то специально. На полу не только мука, но и крупы и вообще, чего только нет.

Не знаю, сколько времени у меня уходит на то, чтобы убрать эту кладовку. Она здесь еще тоже немаленькая. Сколько же человек питается на кухне?!

Из кладовки выхожу под вечер. Пока никого нет, пробираюсь к черному выходу. Он идет из кухни. Приметила его еще в первое свое помещение.

Нет, сбежать я не пытаюсь. Лишь подышать свежим воздухом. Меня же не выпускают. Я как пленница. Водят с утра до ночи только по одним и тем же тропам.

Черный выход ведет на территорию за гаражом. Или что это? Одноэтажное здание с красной крышей.

Вокруг много кустов. Кажется, это спирея. В начале лета зеленых листьев практически не видно из густо распустившихся белых цветов.

Делаю несколько шагов по территории. Тихо-тихо. Нельзя ведь.

Надо бы дышать полной грудью, а я боюсь сделать вдох. Все тело парализовало.

Я часто облизываю губы, руки сжаты в кулаки, смотрю вокруг во все глаза. Господи, прошла всего неделя, и скоро буду бояться собственной тени.

Непонятно откуда взявшаяся собака начинает громко лаять. Темно-коричневый доберман открывает свою пасть, я вижу белые клыки, которые вот-вот сомкнуться на моей руке. Или ноге. Неважно чего, главное, псина накинется и загрызет.

Адреналина в крови целая тонна. Сердце грохочет, что бьет изнутри на разрыв.

Собаки — мой страх. В детстве однажды покусала. У меня даже есть небольшой шрам на предплечье. Его не сразу заметишь, но уродливые маленькие линии напоминают о том дне.

Еще змеи. Я боюсь змей. И слава богу, Узник их не держит.

— Фу, Молли! — довольный мужской голос приказывает собаке, и она мигом успокаивается. Нет, доберман по-прежнему остается рядом в опасной близости, но хотя бы не лает.

— Спасибо.

— Что ты здесь делаешь? — грубость Узника не знает пределов.

Смотрю себе под ноги и вижу начищенные мужские туфли. Они такого же цвета, как и собака. Молли.

— Тебе повезло, что она не накинулась на тебя. Ее долго этому обучали.

Новая волна адреналина подкашивает ноги. Молли начинает обнюхивать меня, а мужчина молча наблюдает. Либо за собакой, либо за мной.

— Убери ее. Пожалуйста.

Мой подбородок дрожит. Я в какой-то точке невозврата нахожусь. Вспоминаются все дни, все ощущения, его правила игры.

Я поднимаю взгляд на Узника, напарываясь, как на острый нож. Он проникает лезвием в мои мысли. Глаза мужчины чуть прищурены, на губах и намека нет на хоть скверную, но улыбку.

Его присутствие делает двор, где мы стоим, таким маленьким и душным, я вмиг забываю, что нахожусь на открытом воздухе, и вокруг меня несколько соток земли. Может, и больше.

— Ты боишься собак?

Киваю.

— Почему?

Силой заставляю себя не закатить глаза. Он пытается вывести меня на разговор? Несмотря на царящий внутри страх, я не ведусь.

— Молли чувствует лживых сук. И на тех, кто уже находится на территории, никогда не лает. Только на чужих.

Узник наклоняется к моему лицу и вдыхает мой запах. Потом задевает прядь волос, снова касается плеча и чуть его сжимает.

Глава 9. Ангелина

— И я в этом должна буду куда-то поехать с Узником? — спрашиваю сама себя.

Руки потряхивает, когда беру блестящее платье и вглядываюсь в каждую ниточку. Оно ультракороткое. Настолько, что и нагнуться не получится, не показав своего нижнего белья.

Глубокий вырез, спина открыта до самых ягодиц. Лифчик здесь не предусмотрен ни в каком формате.

Внутри, прямо за ребрами, пожар начинается. Не тушимый никакими средствами.

Как он может? Что о себе возомнил? Что я напялю на себе этот клочок тонкой ткани и поеду туда, куда он захочет?

Мерзавец!

В душ иду разъяренной. Выкручиваю максимально прохладную воду. Так, чтобы зуб об зуб стучал, а кожа стала синей.

Получается. Но эффекта хватает ровно на пять минут. Как только мои глаза вновь цепляют блестки на платье, завожусь сильнее.

Громкий стук в дверь отвлекает от своих мрачных мыслей.

— Тебя босс ждет внизу. Он начинает злиться! — от голоса Марата я покрываюсь липкими следами. Меня еще никто не видел в этом платье, которое только можно нацепить разве что на... Шлюху. Но я уже затрогана взглядами.

Искусав вусмерть губы, надеваю наряд. Без лифчика. Трусы крошечные. Иначе тоже выделяются. Это платье будто куплено в секс-шопе.

Макияжем пренебрегаю, несмотря на тонну косметики, которую положили рядом с этим «подарком». Только ноги сую в туфли. Высокие, остромысые и тоже сплошь покрытые блестками. Если вдруг во всем городе выключат свет, я буду светить и отражать лунный свет.

— Удачного вечера, Ангелина, — Марат едва касается моего плеча, незаметно.

Пока мы спускаемся по лестнице, его мутный взгляд ощупал меня сзади. Противно от самой себя стало. Еще раз хочется вбежать под ледяной душ и смывать все гадкие касания жесткой, металлической мочалкой. Кожу стесать в кровь.

На улице меня ждет черный мерседес. Вроде того, что преследовал меня у института. Хотя, скорее всего, это он и есть. На водительскую дверь облокотился помощник Узника.

Смотрит только сквозь меня и каждое мое движение ловит, как лягушка свою мошку.

Сергей открывает передо мной пассажирскую дверь, ловя мой полный гнева взгляд. За него, надеюсь, мне не придется отчитываться. Смотреть я могу, как хочу, правда?

— Ты долго, — Узник грубо отрезает слова.

В салоне машины мгновенно становится тихо и душно, стоило Сергею хлопнуть за мной дверью.

Сердце набирает обороты. Разгоняется, не понимая, где же в моем теле находится стоп-кран.

Узник одет с лоском. Черные брюки, черная рубашка. Стильно и безумно дорого. От него и пахнет дорого. И почему я вдыхаю этот запах с запретным наслаждением? Ругаю себя, корю, на чем свет стоит, но лишь смотрю на своего похитителя, и глаз не могу отвезти. Как и не могу не дышать.

Машина трогается с места бесшумно и незаметно. Под ладонью чувствую горячую кожу сиденья. Она приятная, бархатная.

У папы тоже машина навороченная, новая. Но внутри нет такой отделки, как здесь.

Не удивлюсь, если эта модель была собрана под личный заказ Узника.

— Объясните, куда меня везут? — голос хрипит, как у смертельно больного.

Мужчина медленно переводит на меня свой взгляд. Лениво осматривает, мне кажется, ухмыляется. Здесь темно, ничего не видно. Только чувствую. Как жарко, как некомфортно, как приятный аромат мужской туалетной воды щекочет рецепторы.

— Не терпится вступить в игру? Терпение, Царевна.

— Она мне уже не нравится, — выплевываю так резко и пугаюсь своей вспыльчивости. Глаза босса заставляют блестящую тряпку на мне тлеть.

— Не помню, чтобы мы говорили о твоем интересе к ней. Интересно должно быть мне, Ангелина.

— Ты ненормальный!

В два счета тело Узника оказывается тесно прижато к моему. Даже слегка нависает, хотя я и не чувствую его веса.

Своей энергией он заставляет раствориться в пространстве.

Сглатываю. По сухому горлу проходит вязкая слюна, царапая стенки. Хочу отвернуться, смотреть куда угодно, но не в глаза этому человеку. Властному и жестокому.

— Каждый в чем-то ненормальный, — говорит близко. От него пахнет мятной пастой и снова сигарами. Горчинка вперемежку с мятой действуют на меня двояко. Мне непротивно, даже наоборот, чем-то нравится.

На этом наш разговор заканчивается. Узник перемещается на свое место. Становится стыдно, что водитель стал свидетелем этой сцены.

Последняя фраза босса не выходит из головы. В чем моя ненормальность?

— Без сюрпризов, Царевна. Ты все же не дура, да?

Задыхаюсь от его тона. В венах кровь бушует, голова взрывается, и я с силой стискиваю край моего платья.

Клуб, в который меня привезли, выглядит обычно. Даже скучно. На время волнение отлегло. Потому что картинки, которые я успела нарисовать, делали страх в моих жилах твердым. Двигаться было сложно.

— Прошу, — Узник открывает дверь с моей стороны и протягивает руку.

Не задумываясь, тут же ее подаю. От кончиков пальцев вверх по руке разряды разбегаются и приятно покалывают внутреннюю сторону ладони.

Только я сразу выпускаю свою руку. Не наслаждаться же мне его близостью? Это... Дикость. Невозможное чувство, которое базируется на низменных желаниях. Сжигаю их в сию же секунду.

Только не с ним, не с похитителей и игроком.

— Добро пожаловать в мой клуб. Колыбель порока, секса и игр, — широкая, дьявольская улыбка искажает лицо Узника. Но почему он до сих пор остается симпатичным? В чем-то и красивым. Грубая красота, которая только придает боссу плюсов.

— Гордитесь своим творением?

Он не отвечает. Идет вперед, давая мне возможность рассматривать его спину. Мышцы перекатываются под тканью рубашки. А я все еще помню, как он выглядит без одежды.

В клубе довольно много охраны. На первом этаже танцпол. Ничего примечательного. Стандартная клубная музыка, народ, бар.

Меня ведут на второй этаж.

Каждый шаг маленький, осторожный. Я боюсь, что все вокруг могут увидеть мое нижнее белье. Грудь рискует показаться, если я неудачно повернусь, сделаю резкое движение. Боже, я дышать боюсь. Платье очень открытые. Притягивает взгляды как магнит.

Глава 10. Ангелина

Меня пропускают вперед, и я иду вслед за Узником в кабинет. Здесь очень темно и мрачно. Тени от скудного освещения делают лица острыми и зловещими. Жуткое помещение. Такое только в кошмарах увидишь.

— Ваше место, Царевна, — мужчина указывает на широкое кресло напротив стола, где только настолько лампа — старинная — и пара пустых листов.

Если я сяду, ткань может задраться. Узник это знает, его взгляд часто касается бедер. Моя походка меняется и становится немного неуклюжей. Каблуки еще эти...

— Наручниками прикуешь? — отшучиваюсь, когда глаза босса застревает на моей груди. Он осматривает меня по сотому кругу. Я как в огненном кольце.

— Не знал, что ты о таком фантазируешь...

Отворачиваюсь, понимая, что краснею. Он не видит, но все чувствует.

— Так я же твоя пленница. Обычно их заковывают в кандалы. Современная версия — наручники.

Узник медленно обходит большой деревянный стол и останавливается напротив меня. Его пах у моего лица. Как специально это делает. Выводит и вытаскивает новые ощущения, от которых потом стыдно.

— Когда-нибудь твоя дерзость обернется тебе боком.

В кабинет входит знакомая девушка. Именно ее я застала в комнате Узника. Светлые волосы разбросаны по плечам, сама снова голая.

Она останавливается около босса, по-хозяйски кладет руку на его плечо. Отчего-то знаю, что в этом злачном месте ее и пальцем не тронут без приказа Узника. В отличие от меня.

Взгляд Маркизы как нож для колки льда. Не просто ранит, убивает одним метким ударом. Смотрит еще свысока, как тогда, в доме. И вновь чувствую себя слабее и не такой уверенной, хотя я как бы одета, в отличие от блондинки.

Узник что-то шепчет на ухо своей даме. Та смеется. И смех этот профессионально злой. От него мороз по коже.

Маркиза выходит, оставляя нас снова наедине с мужчиной, а возвращается с двумя бокалами, в которых что-то соломенного цвета. Подозреваю, это не яблочный сок и даже неслабый чай.

— Пей, — протягивает мне. Ее длинные ногти выкрашены в классический красный.

Смотрю на Узника. Тот внимательно наблюдает за моей реакцией. И правда, как за игрушкой. Прищуривается, чуть склоняет голову набок. Размеренно дышит, и одному черту известно, о чем думает это чудовище.

— Не буду, — тихо отвечаю.

— Ой!

Бокал из ее руки падает прямо на мое платье. Терпкий запах виски ударяет в нос, и я сразу пьянею. В носу щеплет.

Ткань пропиталась. От меня не только пахнет алкоголем, но еще я вся мокрая и липкая. По ногам до сих пор скатывается пара струек.

— Снимай, — приказывает Узник, опираясь руками о стол. Глаза горят. Он весь в этой игре, которая мне совсем не нравится. От переживаний крутит живот. Пары разлитого виски вызывают тошноту.

Качаю головой.

— На задание пойдешь так? В моем клубе это не принято.

— Силой снимешь?

Сцепляемся с ним взглядами. Увернусь — проиграю. С каждой пройденной секундой злость на этого мужчину распаляется. Будто он специально подбрасывает дрова в импровизированный костер.

— Маркиза, оставь нас!

Девушка уходит. Наша битва продолжается.

Мне в этом кабинете душно. Пот скатывается вдоль позвоночника, в ложбинку между грудей, по внутренней стороне бедра. Я чувствую запах наших тел и туалетной воды.

Пальцами вцепилась в подлокотники, слышу, как корябаю изысканную кожу. И это нисколько не заботит босса.

— Либо голой, либо в этой мокрой, вонючей тряпке.

— В этой тряпке.

Это вызов. Только что я бросила ему еще один вызов. Но подчиниться такому низкому требованию — как предать себя.

— Хорошо.

Коротко смеется. Тело от его смеха подбрасывает, легкие раздуваются, но воздуха будто не хватает.

— Там, за стенкой, сидит один мужчина. Твоя задача соблазнить его.

— Ч-что? — мои брови летят вверх.

У чудовища нет пределов. Пытаюсь переварить услышанное, готова переспросить, но по выражению лица Узника понимаю — я все правильно поняла.

— Удерживай его всеми способами, в то время, пока жена этого господина будет обчищать их квартиру.

Волны бесконтрольной паники захлестывают.

Глазами упираюсь в свои колени, потом на руки. В комнате стало холодно, как в доме Узника. Тело застыло. Не имею понятия, как встать и сделать шаг.

— Ты монстр, знаешь? — сипло спрашиваю. Снова нарываюсь и бросаю очередной вызов. Но промолчать — оставить это все гнить внутри меня. Мне нужно было выплеснуть претензию.

— Мне многие об этом говорили. А теперь вставай и иди. Если снимешь платье, не придется ничего выдумывать, чтобы удерживать.

Мужчина наклоняется. Обращаю внимание, как идеально на этом чудовище сидит рубашка.

— У тебя красивая грудь, — говорит низко. Дыхание касается ушной раковины, в горле еще суше, мурашек больше.

Когда Узник рядом, под кожей разбегается тепло. Насколько плохи и низки не были его поступки, я все равно вспоминаю его совершенное тело, мужской запах и лукавый взгляд, которым он смотрел на мою грудь.

— Еще немного, и я начну думать, что понравилась тебе, — поднимаю глаза, чтобы встретиться с чудовищем. Его зрачки слились с радужкой. Я будто смотрю в глубокий, темный колодец. Там нет дна.

Сильней впиваюсь ногтями в обивку кресла. Жду ответа и даже не могу представить, какой он может быть. Узник непредсказуем. А загадка манит не только мужчин, но и женщин. Это работает в обе стороны.

— А ты хочешь мне понравиться? — отвечает, быстро скользнув по груди. Она явно его влечет.

— Это путь к моей свободе?

— Не думаю. Это путь в мою клетку. Только там уже не будет выхода. Ни единого. Рискнешь, царевна?

Выдыхаю судорожно. В голове полуденное марево. Ни ясности, ни трезвости.

— Ты никого и никогда к себе не подпустишь, Узник. Так что это будет отдельная клетка. У тебя своя, у меня... Своя.

Поднимаюсь с кресла в одно время, когда мужчина отступает.

Каблуки такие высокие, что мы с чудовищем почти одного роста. Либо я чувствую себя выше после нашего словесного боя. Он закончился вничью, кстати.

Глава 11. Ангелина

— Платье сними. Тогда поговорим.

Натянутая улыбка застывает на моем лице.

— Прошу прощения?

— Говорю: платье снимай!

От мужчины сильно пахнет водкой. Меня тошнит от запаха. На этого Захара даже смотреть противно. Он непривлекательный, грубый, с маленьким ртом. Хочется одеться, несмотря на стоящую в клубе духоту.

— Что стоишь и смотришь?

Отрываю от него свой взгляд, чтобы посмотреть по сторонам.

Узник опирается на дверь своего кабинета. Даже издалека я вижу, как он ловит кайф от игры. Ненормальный! Больной! Извращенец!

Его хмельная улыбка раздражает и заставляет поступать наперекор. Сознательность отключается, потому что своей игрой задевает мое самолюбие. Да еще как!

— А если у меня есть информация, которая вам будет интересна? — сажусь напротив. В платье.

Не сниму его даже под страхом смерти. Умру, не унизив себя.

Захар щелкает пальцами. Нам без запроса приносят еще запотевшую бутылку водки и вторую рюмку. Полагаю, для меня.

По горлу уже каскад огненной жидкости протек.

Смотрю, как мужчина наливает водку сначала мне, потом себе. Джентльмен, что ль?

— Пей! — не чокаясь, опрокидывает в себя рюмку одним махом. У меня от этой картинки свело желудок.

— Я не пью водку, —пробую поставить рюмку, но Захар не дает этого сделать. Хватает за запястье и силой направляет к моему рту.

Перехватывает дыхание, я чувствую резкий запах алкоголя. Вкупе с физиономией Захара тошнота накрывает объемной волной. До слез хочется сбежать.

— А придется.

Медленно подношу рюмку к губам. Они дрожат. Не знаю, как сделаю глоток, горло слиплось.

Как только моего языка касается алкоголь, его будто обжигает газовой горелкой. Я готова плеваться огнем. Хватаю воздух, а его и нет.

Захар ржет.

Кожа прилипла к дивану, на котором сижу, суставы ног крутит. Я как маленький элемент, который можно шпынять и понукать, как только вздумается.

— Ну, рассказывай, что за информация.

Вытираю скатившиеся слезы. Будем считать, что они выкатились из-за водки. Не от обиды же, да?

— Ваша жена сейчас вас обворовывает, а меня подослали, чтобы я задержала и не давала вам помешать ей, — говорю, глядя в глаза. Все-таки он мерзкий. И я сказала все это только потому, что не собираюсь играть по правилам Узника.

— Ч-что?

Грудная клетка расширяется от каждого его вдоха, полы рубашки расходятся, я замечаю его волосатую грудь. Ничего не имею против мужской растительности, но для Захара это скорее жирный минус.

— Вас обкрадывает ваша же жена, — чуть громче говорю.

Давай, вставай и беги к ней. Не знаю, какие у них отношения, пусть он хоть трижды неправ, а жена страдает, сейчас могу думать только о себе. Не буду подчиняться проклятому Узнику.

Я — не игрушка!

— К-как?

Его заикание лишь подбрасывает поленья в костер. Мне нравится видеть его замешательство, вперемежку со страхом.

Еще минуту назад он смотрел на меня как на привлекательное тело и заставлял пить водку, а сейчас его глаза чуть ли не слезами наполняются.

— А вот так. Бегите и спасайте свое имущество.

Захар вскакивает со своего места. Мечется на квадратном сантиметре, как толстый, испуганный мышонок.

Улыбаюсь дьявольски.

Узник, прищурившись, изучает нас. Не приближается и не вмешивается. Мне не нравится его поведение. Будто я что-то упустила. Или... Сделала так, как он и предполагал. Чудовище хитрое, никогда не понять, что же у него на уме.

«Мое задание» скрывается за шторой клуба, оставляя шлейф перегара и пота. Зажимаю нос рукой.

Все, что происходило сейчас, было на адреналиновой волне. Ярко, опасно, кровь выплескивалась из вен, бурля и пшикая на все вокруг.

А теперь... Тихо в клубе. По бутылке водки стекают капли, горько-огненный вкус все еще чешется на языке.

Узник медленными шагами идет на меня, хлопая в ладоши.

Перед глазами все плывет. Я жадно прикусываю край губы, сдерживая рвущийся вой.

Может, я и правда поступила глупо? Недальновидно?

— Я ставил, что ты избавишься от него через пять минут. А ты сделала это через две.

В его голосе нет злости и яда. Глаза не пылают гневом из-за моего непослушания. Он, вообще, веселый какой-то.

Мужчина садится на место Захара и наливает его водку в мой стакан. Выпивает залпом, запрокинув голову. Острый кадык дергается, а пустая рюмка с грохотом царапает гладкую поверхность стола.

— Но я думал, что ты умнее, Царевна.

Немой становлюсь. Язвительность закостенела во мне. Только и могу, что моргать, как кукла.

— Вставай. Поехали.

Приказывает. Без грубости. Скорее, как хозяин.

— Я хочу переодеться, — скомкано говорю.

Выражение лица Узника стало нечитаемо. Не получается разобрать: Он доволен? Рассержен? Даст одежду? Продолжит испытывать мое терпение?

Правое предплечье начинает нестерпимо чесаться. Расчесываю кожу ногтями, оставляя красные бороздки. Когда нервничаю, есть такая привычка. А сейчас я вновь как на пороховой бочке.

— Тебе идет это платье, — склоняет голову набок.

Прикусив нижнюю губу, опускает взгляд на мою грудь. Ее чуть-чуть прикрывает ткань. Смотрит так, будто касается. Я впрямь чувствую касания. Жестко-ласковые, противоречивые.

На секунду задерживается мысль, что хотела бы почувствовать все в реальности. Но сразу же гоню ее старой метлой. Недопустимая мысль. Опасная.

Узник уходит в свой кабинет, оставляя одну в этой колыбели порока, а возвращается с рубашкой. Светлая, приятно пахнущая.

— Накинь. Другого ничего нет.

Хватаю ее, просовываю руки в рукава, застегиваю на все пуговицы. Смотрюсь смешно, ведь ноги до сих пор открыты. Но хотя бы прикрывает ягодицы. Рубашка-то длинная. Она Узника. Уверена. И ее не стирали, потому что ни с чем не перепутаю аромат его туалетной воды и мускусный запах кожи.

— Надеюсь, ее никто не носил? — провоцирую.

Сознается? Нет? Его глаза горят. Там снова азарт и что-то новое. Какое-то удовольствие.

Глава 12. Ангелина

На подъезде к дому Узника поняла, как я пьяна. Рюмка водки — а перед глазами все плывет. По щелчку пальцев как-то это произошло. Когда стресс отступил, слабость и хмель взяли за горло.

— А знаешь, ты нечестный игрок, — говорю мужчине почти в лицо. Выходя из машины, он подал мне руку. Удивительно.

На мне короткое платье, поверх — его рубашка. Запахи пропитали мою кожу. Там целый слой, который мне не хочется смывать. Пока я пьяная, разумеется.

Но через мгновение меня заставят надеть униформу прислуги.

Это его настоящая игра.

— Я когда-то говорил о честности? — довольно холодно отвечает.

В машине он постоянно на меня поглядывал. И на мои колени. Никогда не нравилась эта моя часть. Наверное, ему тоже. Вот и смотрел. Жалел.

— Не говорил.

— Тогда не стоит додумывать, Царевна.

Его обращение скрашивает сухость его голоса.

Во всем доме тихо и темно. Даже странно. Охрана, которая шла за нами следом, без лишних слов остается на своем посту, и за порог мы ступает только с Узником.

Остаемся с ним вдвоем. Ни одной живой души на все эти тысячи квадратов. Я в этом уверена.

По телу вновь крадется пронизывающий, даже подвальный холод. Мы в самом настоящем замке. Пол каменный, стены тоже. Выглядит стильно, но немного жутковато. Не хватает теплой, женской руки.

— Ты голодная? — от черствого голоса хочется отмахнуться и из вредности ответить «нет.

Живот предательски заурчал, чем вызвал победную, но наглющую улыбку мужчины.

Пришлось демонстративно закатить глаза. Хмель еще плещется в крови, и мои действия не вполне понятны мне самой же.

— Будешь заставлять есть кашу? — сажусь на высокий стул.

Первый раз слежу, как чужой мне мужчина открывает холодильник и достает оттуда какие-то контейнеры с едой. Выглядит хозяйственным и чересчур милым. Это все из-за того, что я под градусом.

Интуиция вопит и просит держать ухо востро. Передо мной самый настоящий игрок. Узник. Он не знает, что такое совесть и честность. А еще дьявольски красив. Это делает его опасней вдвойне.

— Ты не любишь кашу?

— Нет, — коротко отвечаю.

На кухне полумрак. Интим. Я все еще в его рубашке, а мужчина скинул свою, хотя в помещении далеко не жарко.

— Есть паста, есть овощи на гриле с картошкой. Что предпочитаешь? — вопросительно смотрит. Прядь его волнистых волос щекочет лоб.

Сглатываю, когда светотень на его теле отпечатывается в моих глазах. Хоть прикрывай их.

— Пасту. Нет, овощи. Давай их.

Мы ненамеренно перешли на «ты» в какой-то момент. Я его пленница, он мой хозяин. Но между нами странные отношения.

— Вино?

Облизываю губу. На языке еще жжение от водки.

Пока раздумываю над ответом, Узник берет два высоких бокала и наливает бордовую жидкость. Красное вино — не мое любимое.

Надо бы сказать.

— Не совсем подходит к блюду, понимаю...

Как он это делает? Может, пока я спала, в меня встроили какой-то чип, который передает мои мысли в его мозг? Тогда стоит поменьше думать об этом чудовище.

— Можно вопрос?

Отпиваю под удивленный взгляд. Терпкая сладость нежно разливается во рту.

— После ужина я вновь стану... Служанкой?

Звучит как-то двусмысленно. Щеки заливает краска, и Узник прекрасно видит мое смущение.

— Все зависит от тебя, Царевна.

Его намек тоже неодносложный.

— Что значит, от меня? — натыкаю на вилку запеченный перец, но так и не отправляю его в рот. Делаю вид, что разглядываю идеально нарезанный кусочек.

Узник откидывается на спинку стула и чуть двигается вперед. Наши колени так близко, что я вновь ловлю на них тяжелый взгляд узника. Чертова рубашка должна быть длиннее, чтобы скрыть их.

— Ты можешь драить полы, а можешь выбрать другое занятие. Неизменно только одно: твоя жизнь в этом доме, пока не расскажешь мне всю правду. Я не дурак, твое воровство — часть какого-то плана.

Прищурившись, мужчина наклоняется ко мне. Носом готов прочертить по плечам.

Невольно вспоминается вечер, когда он приказал мне показать себя, а я ослушалась. Узник видел меня голой. Сейчас он вдыхает мой аромат, и я боюсь услышать новый приказ. Похожий.

Во мне все еще уйма алкоголя. Сопротивление будет бесполезным.

— А если это была просто случайность? Украла не у того?

Рука Узника ложится на мое бедро. Перехватывает дыхание. Ладонь как раскаленное железо. Он движет ею вверх, пока пальцы не доходят до крошечных трусиков. И я рефлекторно сжимаю ноги.

Его касания не были противны. Чужие? Господи, это уже спорно.

— Снова врешь, Царевна? — сжимает с силой бедро, а я кладу свою ладонь поверх его. Оттеснить стараюсь. Мне и правда больно.

— Оставишь меня здесь навечно?

— Не испытывай мое терпение, — мужчина убирает руку и отодвигается от меня.

Я продолжаю сидеть так, будто его рука до сих пор касается моего бедра. Мои ноги чуть расставлены, и взгляд Узника ныряет под платье.

— Сегодня была даже не игра, а развлечение. Думаю, ты не захочешь играть со мной в настоящую игру.

Глазами очерчивает мои губы, свои он поджимает.

Удары моего сердца слышны на Луне. Не знаю, это ощущение из-за страха, который каждый день нагнетается, или от его взглядов и прикосновений?

Нужно быть дурой, чтобы не видеть и не понимать, что такой мужчина привлекателен и красив. От него не может воротить, как, например, от Марата.

— И ешь давай!

Ужинаем в полной тишине. Больше мы не разговариваем.

Узник убирает за нами посуду и складывает в раковину. Молча выходит, так и не обернувшись на свою пленницу.

Я мою посуду, и вода кажется мне очень холодной, сколько бы ни прибавляла горячей. В этом доме все такое. Пронизано льдом. Как глаза его хозяина.

В свою комнату прохожу через спальню Узника, чуть замедлив ход. За дверью тишина. Пугающая, но манящая. Как и все логово.

Стараясь утихомирить разбушевавшееся сердце, отступаю и подхожу к картине.

Глава 13. Ангелина

Когда меня заводят в домик охраны, ведро с тряпкой падает из рук. Здесь по меньшей мере пять мужчин. Пять сильных, вооруженных охранников, у которых на лицах так и написано, что они жестокие и бесчувственные.

Либо от страха и непринятия так исказилось сознание, что даже обычный человек кажется мне монстром.

Узник загоняет меня в угол, умело управляя моими чувствами. А именно страхом и брезгливостью. Будто знал, куда бить.

— Начинаешь с подсобки, — домоправительница и не замечает усмехающихся охранников.

Стараюсь не смотреть на них, словно они и правда часть интерьера. В конце концов, я здесь ненадолго. Может, и вижу их в последний раз в жизни.

— Туалет здесь, — показывает на дверь за моей спиной.

Киваю.

В этом помещении концентрированный запах мужчин. Не самый приятный. Я вспоминаю раздевалки в университете и тут же думаю о своей незакрытой сессии.

Если выберусь отсюда через пару дней, то мне удастся ее закрыть. Я на хорошем счету, и преподаватели меня любят.

— У тебя три часа.

— А если не успею? — спрашиваю Амбридж, но та уже хлопнула дверью.

Я остаюсь одна с пятью мужчинами.

Папа, этого ты хотел, когда думал над ценой за ту картину, что украшает стену дома Узника?

Сейчас мечтаю лишь скрыться отсюда навечно. И плевать мне на несколько десятков тысяч долларов, или сколько за нее собираются вручить.

Да пусть хоть она достанется Остаповым, главное — выбраться.

— Ну и что стоишь? — спрашивает один. Никогда раньше его не видела в доме. Он высокий, и у него тонкие длинные волосы, завязанные внизу в хвосте.

Опускаю взгляд. Покорность дается мне нелегко.

Мужчины расступаются и дают пройти в подсобку.

Там много пыли и все завалено какими-то вещами. Тонны проводов, шланги, запчасти, даже старые компьютеры есть.

— И не халтурь здесь, — глухой голос одного из охранников запускает импульсы неконтролируемых слез. С такой силой прикусываю губу и сдерживаю дыхание, что лучше бы мне провалиться сквозь землю, чем показать свою слабость.

Я мочу тряпку, вытираю ею пыль. Мысленно гоняю любимые песни, ведь мне нельзя использовать наушники.

Пытаюсь иногда вслушиваться в разговоры мужчин, но, понятное дело, все сводится к двум темам: еда и футбол.

Ничего полезного для себя я не услышала.

Полы здесь и впрямь грязные. Тошноту сдерживаю еле-еле, когда в серой, почти черной воде исчезает тряпка.

— Сегодня новый охранник приходит, — раздается надо мной.

Все движения становятся медленными. Желудок сводит от риска, в котором купаюсь.

Для этих охранников я воровка, которая посмела украсть что-то у их хозяина. Церемониться они со мной точно не будут. Да и вообще, был ли у них приказ не трогать меня? Во всех смыслах? Эта неизвестность делает мое тело слабым, и я постоянно дергаюсь, стоит кому-то сделать резкое движение.

—Вместо Штыря, что ль?

Штырь еще какой-то. У них тут клички, как на зоне.

— Ага.

— И знаешь, кто будет?

Поворачиваю осторожно голову, стараясь не вызвать подозрений. Охранник, у которого спросили, отрицательно качает головой.

— Но знаю, что довольно молодой. Эй, ты там убираться будешь? — грубо окликают. Глаза мужчины покрываются неприязнью.

Я воровка, помню.

Кое-как мою уборную. Запах канализации и нечистот навсегда въелся в мои рецепторы. С той минуты я стала ненавидеть Узника.

Колени покрыты мелкими ссадинами из-за песка на полу. Руки перестала узнавать. О маникюре можно забыть. Сами пальцы красные, кожа ладоней натягивается из-за сухости.

Слезы бесшумно катятся градом.

Если цель Узника заставить меня выбрать другую роль в этом доме, он на верном пути.

Домоправительница приходит в тот момент, когда я заканчиваю с полами в общей комнате.

Прическа выбилась, пот собирается по спине, и ткань платья липнет. Чувствую себя ужасно.

— Если закончила, идем за мной.

Неряшливо бросаю тряпку в ведро. Грязные брызги разлетаются. Неужели с деньгами Узника он не может нанять клининг или, по крайней мере, купить современное ведро, чтобы мыть полы?

Ни слова не говоря, иду за Амбридж в дом. Не через главный вход, кто я такая, а через черный. Почти подвал.

Здесь прохладно и распаренная от постоянных движений кожа рябит мурашками. Как бы не заболеть. В легких не кислород, а затхлость, в животе нехорошее предчувствие.

Мой надзиратель стучится в кабинет к Узнику, затем заглядывает. В небольшую щелку вижу его спину, обтянутую белоснежной рубашкой. В груди собирается давление, которое учащает ритм сердца.

Мы остаемся стоять возле его массивной двери.

Очередь у него, что ль?

А потом происходит то, что я никак не ожидала.

Мимо нас ведут человека, который никак не должен был оказаться здесь. Его взгляд пропитывает меня с ног до головы, он полон превосходства и цинизма.

Ефим Осипов.

Парень заходит в кабинет к Узнику вместе с Сергеем. Там они беседуют какое-то время, а мы все ждет у кабинета.

Мысли жрут.

— Вы можете идти, а ты, — Сергей без уважения стреляет глазами, — проходи.

Амбридж удаляется. Только аромат ее «Красной Москвы» остается в воздухе.

В кабинете хозяина, как всегда, полумрак.

Волнистые волосы Узника сегодня уложены, будто он собирался на закрытую встречу джентльменов в английском клубе. Выглядит... Соблазнительно.

Я покрываюсь непрошенным румянцем.

Аромат туалетной воды этого чудовища витает вокруг. От меня, наверное, пахнет потом и грязной водой.

Странно, но сейчас меня это волнует больше, чем моя причина нахождения здесь.

— Вот объект, за которым ты будешь следить, Ефим, — взглядом указывает на меня.

Замираю и не верю своим ушам.

Еще вчера мы вместе ужинали, а сейчас я превратилась в объект для слежки. Видно, драить чужие толчки было мало.

— Есть, — кротко отвечает.

Остапов — новый охранник.

Глава 14. Ангелина

— Ты уверена, что именно это мне нужно?

Хочется выкрикнуть во все горло, что я в ни в чем не уверена. Но готова на все, лишь бы рука Остапова не касалась меня.

Пальцами касаюсь подбородка Узника. Еще утром он был гладко выбрит. Сейчас колкая мелкая щетина пробивается через мужскую кожу.

Мои руки, ногти в ужасном состоянии после уборки. Наверняка мужчина оттолкнет меня и скажет что-то едкое, после чего падать ниже будет некуда.

Сердце тарахтит в ожидании хоть какого-то его действия. Молчание и неподвижность заводят в тупик.

Темнота в кабинете никогда не была так кстати, как сейчас.

— Сними платье, — сглотнув, просит.

Тон низкий, с хриплыми нотками. Разносит слабость по венам и отдается в коленях. Будто падаю. От усталости, холодного страха... И его взгляда.

Пальцы слушаются плохо, но я нахожу потайную молнию почти вслепую. Тяну «собачку». Та застревает, и я дергаю.

Узник перехватывает мою руку и медленно, не спеша, ведет вниз.

Все это, глядя мне в глаза, как в транс вводит. Мне становится тяжело дышать, и вместе с тем горячий воздух, как ядовитый пар, проникает через нос внутрь насильно.

Платье падает к ногам. На мне обычный лифчик, из этого же скромного комплекта трусы.

На меня еще ни разу не смотрели так, как делает это Узник. Протыкает своим желанием насквозь. Как игла бабочку.

— Но знай, ты не оставил мне выбора.

— Мне подходит.

Мужчина притягивает меня к себе и накрывает своими губами. Они у него горячие, чуть сухие и грубые. Его движения напитаны абсолютной властью.

На языке горький вкус сигары, который становится сладким. Мне непротивно, но жар внизу живота собирается с трудом.

Узник умело расстегивает застежку лифчика и снимает его с меня, будто я настоящая кукла. Не такая ценная или важная. Скорее банально обездвиженная.

Между ребер стреляет, и по плечам рассыпаются мурашки.

Мужчина сжимает мою грудь, фиксируя сосок между пальцами. Приятно покалывает, и зажмуриваюсь, приоткрыв рот.

Узник проникает в него глубже. Касается моего языка, грубо ласкает.

Он вообще выводит меня на ответные действия, а я... Не умею, не знаю. Страшно и капельку больно. В душе. Что вот так, почти с незнакомцем. Взрослым, хитрым и изворотливым.

А я мечтала о красивом парне с голубыми глазами.

Голова кружится, когда Узник меняет нас местами. Теперь я сижу на столе, а он вклинивается между моих ног. Там становится жарко и неприлично тянут мышцы.

Его игра с моей грудью, как и любая другая, делает свое дело. Мне приятно.

Тонкая ткань рубашки мужчины трет чувствительную кожу. И мне вдруг захотелось испытать, какого это — прижиматься к его торсу своим телом.

Бушующие ощущения.

Узник не спрашивает ничего. Был ли у меня кто-то, как мне нравится, как люблю, что вообще сейчас чувствую.

Это ранит, но я понимаю, что никогда не дождусь от него этого.

Приподняв за ягодицы, он снимает с меня последнюю вещь — хлопковые трусики. И отходит от меня.

Передумал? Не понравилось?

Мне снова холодно, хоть кожу наждачкой растирай.

— Я тебе неприятен? — его грудная клетка поднимается до самого горла. Узник дышит, и дыхание его заставляет меня хотеть положить голову ему на грудь, почувствовать силу его легких.

— Нет, — отвечаю и параллельно качаю головой.

Он и правда мне не неприятен. Симпатичен? Что ж, его тело божественно, он вкусно пахнет и, возможно, хорошо занимается любовью. Для первого раза и моего положения это больше, чем достаточно.

— У тебя кто-то есть? Там? За территорией моего дома?

Губы сохнут, как на ветру. Провожу по ним кончиком языка, вызывая новый приступ тахикардии. Узник взглядом проводит по моей шее.

— У меня никого нет.

Ты вообще единственный, кому я позволила такое.

Три частых стука сердца, и Узник возвращается ко мне, тесно встав между ног.

Я слышу пряжку ремня, «вжик» молнии. Звук закручивает нервы в спирали, она опускается в промежность.

Стараюсь дышать. Но в горле как заслонка. Глаза наполняются слезами, но они так и не скатываются.

Я замираю и боюсь наступления следующей секунды, будто вот-вот случится атомная катастрофа.

Узник еще несколько раз проводит своей огромной ладонью по моему телу. Это он так ласкает. Будто кровь по венам направляет. Та сбилась с пути и кипит на месте.

Приподняв, приставляет горячую головку к входу, вызывая неудержимый спазм во всем теле.

Мне не нужна атомная катастрофа, я сама развалюсь на атомы в мгновение.

Он входит медленно, но уверенно. В какой-то момент останавливается и делает рывок до упора.

Наши взгляды встречаются как на поле боя. Я падаю, Узник бьет.

По бедрам течет что-то горячее. Не могу разобрать, это на коже или под ней.

— Твое молчание тебе дорого обходится, Царевна, — сдавленный тон звучит несколько обиженно.

Это удивляет.

Покрываюсь капельками пота от напряжения. Поза не вполне удобная.

А боль... Ломит кости. Между ног режет от его глубокого толчка. Насквозь, не заботясь ни о чем. Варварски.

— Твоя грубость не дала все разглядеть.

От его толчков я будто умираю. Каждый как сотни ножей в одну точку.

Прикрываю глаза, слезы выкатываются градом. И я чувствую, как Узник, не отрываясь, смотрит на меня. Толкается, смотрит, целует шею.

Откидываю голову. Первый приятный поцелуй. Не расслабляет, но я представляю, что это не он, не Узник. Кто-то другой. Любимый, важный. Просто сейчас так вышло.

— Ты мне скажешь свое имя? — прошу, когда мужчина ныряет рукой между моих ног.

— Нет.

Жаль. Хочется сказать. Он стал моим первым, а я даже не знаю, как его зовут.

Не помню, когда прекратились жадные толчки внутри меня. Я просто почувствовала облегчение. Свободу.

Хватаю воздух на пару с Узником. Его темно-серые глаза горят. Взгляд все еще голодный.

Может, я и желаю его убийства, но сейчас хочу, чтобы он просто меня обнял, удержал своей силой от падения.

Глава 15. Ангелина

Долго верчусь на чужой кровати. В мышцах сильная усталость, но заснуть так и не получается. Жду, когда откроется дверь, и войдет Узник.

Он снова возьмет меня? Или просто ляжет рядом? Что теперь от него ожидать?

Маюсь от мыслей. Одна хуже другой. Сначала дрожу от холода, потом меня прошибает потом. Укрываюсь пышным одеялом с головой и следом откидываю его к ногам, сминая то в гармошку.

В какой-то момент проваливаюсь в сон.

Когда открываю глаза, обнаруживаю, что ночевала я одна. Узник так и не пришел.

Недолго лежу в чужой кровати, которая пахнет им, и даже не знаю, который час. Вскакиваю, откинув одеяло, и бреду в душ.

Еще несколько дней назад я убиралась здесь, а сейчас перебрасываю ногу через край душевой кабины и включаю воду. Острые капли касаются кожи, смывая с себя остатки ночи.

Мое единение нарушает осторожно открытая дверь. Пугаюсь. Ведь в любой момент может прийти Узник. Как смотреть теперь в его глаза? От былой гордости не осталось и грамма.

— Прошу прощения, — слышу голос горничной. С девушкой мы очень редко пересекались.

— Подожди, я сейчас. — Окрикиваю.

Глаза опущены, румянец заливает щеки.

— И я уберусь сама здесь, — продолжаю.

— Мне было сказано убрать комнату хозяина, — девушка мочит тряпку в ведре, отжимает и, не глядя в мою сторону, начинает убираться.

По голым ногам ползет прохлада. Я чужая в этой комнате, здесь даже нет моих вещей. Но хуже всего, что не знаю, как меня вести себя дальше.

Топит стыд.

Несколько брызг попадает мне на икры.

— Извините...

Она обращается ко мне на «вы». Теперь мне точно не найти в этом доме союзника.

В непонятной мне обиде выбегаю в коридор и несусь к себе в комнату. Спальня Узника чужая, прежняя конура мне ближе.

Скидываю халат, который успела накинуть на себя, и достаю из шкафа платье. Трикотажное, черное, его можно принять за униформу.

Привожу себя в порядок, причесываюсь и спускаюсь на кухню.

Там полная тишина. Часы на стене показывают двенадцать дня. Вот, черт!

Когда сзади меня показывается домоправительница, вытягиваюсь по струнке. С долей страха смотрю ей в глаза. С каждым вдохом они чернеют. Уж не знаю, какие эмоции крутятся в ее теле.

— Я проспала, — ладони сцепляю за спиной.

Амбридж окутывает меня взглядом как сеткой и молча выходит.

Выдыхаю. Перед глазами красные круги, держусь за ближайшую стенку и прислоняюсь к ней. Не думала, что когда-нибудь смогу испытывать столько переживаний внутри.

Что мне теперь делать? И главное — мое положение в этой крепости изменилось?

На плите нахожу кастрюлю с пшенной кашей. От нее вкусно пахнет сладостью кокоса, будто сварено на кокосовом молоке.

Облизываюсь. Я голодная.

Посмотрев по сторонам, беру чистую тарелку, ложку и накладываю себе порцию.

От такого самоуправства не слушаются руки, а сердце от страха сжимается и кажется очень маленьким, как у колибри.

— Приятного аппетита, — застываю с ложкой в руке. Съеденное превращается в ядовитую массу и давит своей тяжестью на живот.

Молчу. Поджимаю губы.

Ефим стоит напротив меня. В форме охранника. То есть на нем классический черный костюм и белая рубашка. Волосы причесаны и уложены набок. Только челка слегка выбивается.

На лице играет гнусная улыбка. От нее ток бьет по пальцам, и я роняю ложку.

— А ты не дура, Сперанская! Хотя удивлен, что ты не сразу раздвинула ноги перед хозяином. Могла бы все сделать и выбраться из этого дома раньше.

— Теперь Узник и твой хозяин, — не скрывая язвительности, отвечаю.

Аппетит пропал, будто и не появлялся раньше.

Остапов кривится. Узник ему не нравится. И мне отчего-то хочется ему возразить.

Поднимаюсь со стула, беру тарелку и выкидываю остатки каши в мусорное ведро. Если Марина увидит, разозлится.

Но об этом подумаю потом. Сейчас хочу сбежать с кухни и не встречаться с Ефимом больше никогда.

Воздух рядом с ним киснет. Хотя парень вроде и симпатичный, привлекательный. В универе за ним ходят пачками.

— Ты куда? — доносится в спину как брошенная палка.

Напрягаю челюсть. По вискам бьет.

— Прогуляться хочу.

Ефим делает шаги в мою сторону. Обходит и становится напротив меня. Специально молчит. Я слышу только медленное , затяжное дыхание.

— Со мной пойдешь.

— Что? — не веря, спрашиваю.

– Забыла? Теперь я твой личный охранник. – Ефим наклоняется и губами касается ушной раковины.

Миллиметр за миллиметром поднимаю взгляд, пока не касаюсь его подбородка.

Он пообещал не отдавать меня ему. Выходит, солгал?

Дурнота накатывает неукротимыми волнами. Я стараюсь дышать ровно, но то и дело в легких как пузырь разрастается. Он наполняется пустотой и сжимает органы.

— Кстати, ты уже придумала, как обворовать своего любовничка?!

Не отвечаю и быстрым шагом ухожу из кухни под злой, холодный смех Остапова. И как этот парень только может нравиться?

В комнате выкидываю все вещи с полок на кровать, складываю их, словно собираюсь уложить их в чемодан и убежать из дома. Как только доходит смысл моих действий, обрушиваюсь на кровать и зажима лицо в подушку. Страшно, одиноко, больно.

Куда меня столкнули?

Может, и впрямь стоит обо всем рассказать Узнику?

Я так и не выхожу на улицу. Остаюсь лежать на своей кровати и стирать ненавистные слезы. Кто бы знал, как я не люблю плакать.

Только вечером принимаю быстро душ и спускаюсь в спальню к мужчине. Я до сих пор помню итог его игр и мне не хочется снова оказаться в его игре. Пока слушаюсь, ничего мне не грозит.

В комнате привычная темнота. А еще пусто. Почти безжизненно. Иногда понимаю, почему он Узник.

Каменный замок, холод, одиночество и черная пустота. Что ж у него произошло такого в жизни, что все перечисленное — часть его жизни?

Укладываюсь в постель и прикрываю глаза. Сна снова нет. Если разобраться, то я не могу решить, жду ли появление Узника или хочу остаться лежать одной.

Глава 16. Узник

В привычном мне полумраке смотрю на экран камер наблюдения в своем доме. В руке зажженная сигара. Втягиваю внутрь настоящий вкус табака. Дорогой и сладкий.

— Сегодня она ходила по дому, снова осматривалась, — голос одного из охранника звучит над головой и кажется дрожащим. Я редко появляюсь здесь, если нет на то острой необходимости.

Ангелина — одна из них.

— А что по поводу нового охранника? — стряхиваю пепел и промораживаю взглядом картинку на экране, где девчонка сейчас сидит в моем кресле в моей гостиной и читает мою книгу.

— Пока ничего определенного. Работает.

Киваю.

Парень пришел ко мне неожиданно. Еще утром я просил найти мне того, кто сможет следить за Ангелиной, как вечером мне привели его. Смелый малый. И очень глупый. Смесь, результат которой очень плачевный.

— За ним тоже понаблюдайте. Тихо.

— Будет сделано, босс.

Я могу идти, потому что сделал все задуманное. Но взгляд прикован к экрану как магнитом.

Девчонка одета в кофту и постоянно в нее кутается. Холодно ей, что ль? Ее кожа и так светлая, а сейчас наверняка стала синюшного оттенка. Ненавижу, когда у женщины кожа светлее молока.

Ангелина будто чувствует, что за ней наблюдают, и переводит взгляд на камеру. Девушка знает, что за ней наблюдают. Пусть.

Нехотя поднимаюсь с кресла и покидаю домик охраны. Я зашел сюда сразу из клуба, где проводил время с Маркизой. Домой ее теперь не привезешь.

Захожу в свой замок и иду сразу в кабинет. Иду мимо гостиной, где как раз и сидит Ангелина. Она дергается, когда видит мою тень. Замирает.

Я наслаждаюсь ее эмоциями.

Девчонка меня боится. Но в то же время она и может бросить вызов.

Расслабляю узел галстука, потом снимаю тот через голову. Расстегиваю пару пуговиц сверху и наливаю себе бокал виски.

Мысли крутятся вокруг воровки.

Я привык все свои чувства держать глубоко внутри. Настолько глубоко, что уже и не знаю, в каком месте они хранятся. Но от желания схватить и наказать девчонку бросаю полный бокал о стену. По обоям стекают разводы.

На этом столе я лишил ее девственности. Она отдалась как шлюха здесь, только чтобы не быть с тем охранником.

В ее глазах был лютый страх. И меня не покидает ощущение, что они знакомы. Новый охранник и моя воровка.

Выхожу из кабинета и иду в гостиную.

Ангелина так и сидит в кресле и читает. Мерзнет. Я стою над ней и наблюдаю, не скрывая свой любопытный взгляд.

Ее волосы сейчас распущены, волны прикрывают плечи. На ногах спортивные штаны.

Маркиза встречала меня, раздвинув ноги. Потом послушно опустилась на колени и отсосала. С удовольствием. Так должна вести себя любовница.

— Ты можешь сделать что-то с холодом в своей темнице? — спрашивает и поднимает голову.

Мы встречаемся взглядами. В ее глазах я вижу решимость меня убить, если ей предоставится такая возможность. Ненависть плещется и питает девчонку как родник.

— Здесь нехолодно.

— А я мерзну.

— Это твой страх.

Подхожу к поленьям на подставке, укладываю несколько в камин и зажигаю. Огонь разгорается спустя несколько минут. Тепло ласкает ладони, и комната теперь наполнена оранжевым светом.

На улице лето, Ангелина мерзнет. Не девчонка, а проблема. У меня от жара вся спина мокрая, а девчонка, наконец, снимает свитер и оказывается в одной футболке.

— Что читаешь? — усаживаюсь на диван напротив.

Ангелина поджимает губы после моего вопроса и забирает волосы за правое ухо. Ее ресницы подрагивают.

— Импрессионисты и их влияние на искусство второй половины двадцатого века, — почти шепчет.

Книга небольшая и старая. У бабушки была огромная библиотека. Теперь это мое наследство.

— И как тебе?

— Ну это же не любовный роман, — взгляд застывает на моих широко разведенных бедрах и возвращается к книге. Девчонка напрягается.

— Значит, не нравится?

— Другого у тебя ничего нет.

Снова возводит свой взгляд на меня. Теперь выше. Я ловлю его и удерживаю.

Сейчас мы в моем доме одни. С пяти часов вечера все покидают мой замок, если не было особого приказа, как в ночь, когда Ангелина оказалась здесь.

— Утром скажи своему охраннику, что заказать.

— Я и так знаю, — уверенно отвечает. Прищуриваюсь. Ангелина часто дышит. В таком свете выглядит совсем малышкой. С охрененными губами, которые хочу, чтобы полировали мой член, — Граф Монте-Кристо.

Смеюсь и жадно рассматриваю тело напротив. Оно же мое, так?

— Подойди ко мне, — приказываю.

Глаза девчонки увлажняются, в них отражается огонь. Она приоткрывает рот, между губ образуется заманчивая щель.

Расстегиваю ремень, затем молнию на брюках. Член наливается кровью от одного невинного вида этой мышки.

Ангелина откладывает книгу на столик. Волнение в каждом ее вздохе и движении. Мне нравится наблюдать, как она перешагивает через свою гордость и подчиняется, хотя все ее внутренности сворачиваются от кипятка в моем тоне.

Девчонка останавливается у моих колен, едва их касаюсь. Взгляд покорно опущен. От нее пышет ненавистью, которая пропитывает воздух вокруг кислотными парами.

— Сними с себя штаны и трусики.

Ее сердце бьется у моих ушей. Я слышу каждый микровзрыв, когда мышца сокращается.

Штаны медленно сползают по бедрам, лодыжкам и оказываются у стоп. То же самое происходит и с трусиками. Затем Ангелина переступает через эту кучку белья и хватается за край футболки.

— Я не просил это снимать. Теперь садись на меня.

Ангелина мнется мгновение. Глазами дыру во мне прожечь хочет. На ее коже больше нет мурашек, при этом свете она выглядит красивого оливкового цвета. Соблазнительного и манящего. Как я люблю.

Вдавливаю мягкое тело девчонки в свой пах. От нее пахнет чистотой и легкими цветочными духами. Ни грамма возбуждения.

Цепляю подбородок двумя пальцами и накрываю ее губы. Пухленькие и сладкие. Она словно только что персик ела. Фруктовый вкус разливается во рту. И хочется брать его и всасывать в себя.

Глава 17. Ангелина

Просыпаюсь раньше обычного и снова одна. Внутри сумятица. Узник вообще вызывает у меня сумбурные чувства.

Я его ненавижу, но в то же время вроде как и жду.

Даже вчера вечером могла спокойно уйти из гостиной, не общаться с ним, даже оборвать скотское отношение к себе.

Но я трахалась.

Захожу на кухню и вижу много охранников. Этот замок полон чужих людей. И как только Узник может называть это место своим домом?

— Доброе утро, — обвожу всех взглядом и тут же опускаю.

Я для них продолжаю быть пустым местом.

Ефим единственный, чей взгляд чувствую всем телом.

До чего же он мерзкий.

Кухня потихоньку пустеет. Остается только Остапов. Как-то забывается, что он моя тень здесь.

Марина накладывает мне кашу, от которой источается тонкий и сладкий аромат кокоса. Ставит передо мной тарелку, а вот за ложкой приходится подняться и взять самостоятельно. Ее поведение странное, сейчас в особенности.

— С тобой уже связывались? — спрашивает, как только повариха уходит.

Густая каша падает вязким комом в желудок. Во рту не вкус кокоса, а едкая, разъедающая субстанция.

При мысли о доме очень грустно. Я хочу отсюда выбраться, даже если и не получится выполнить задание.

К черту эту картину.

— Нет, — отвечаю, не смотря на Ефима.

Он же не собирается предложить помощь?

А если и так? Принимать? Кажется, я готова на союз с Остаповым, только бы убежать от Узника.

— Жаль, — чмокнув громко губами, приближается ко мне.

— Чего ты добиваешься?

— Я? — смеется, — предлагаю сотрудничество.

Хмыкаю, по сторонам смотрю. И не боится ведь о таком обсуждать в стенах замка.

— Камера на кухне не записывает звук.

Ефим прослеживает за моим взглядом.

— Подумай над моим предложением еще раз. Потом начну действовать один.

Затем встает, сунув палец в мою кашу, облизывает тот, и уходит. Разумеется, недоедаю ее.

После завтрака прогуливаюсь. С какого-то момента это стало разрешено. А территория вокруг замка оказалась приличной.

Главное, здесь есть чудесный сад.

Прохожу вдоль аллеи роз. Они в самом цвету, и здесь чудесно пахнет.

Чувствую позади себя частое, животное дыхание. Воздух вокруг густеет из-за моего страха, и я медленно поворачиваюсь.

Пот градом струится по спине, впитывается в ткань футболка, отчего та промокает, будто искупалась в бассейне.

Адреналин впрыскивается в кровь, ноги врастают в землю.

Как Узник называл свою собаку? По-моему, Молли. Темно-коричневый доберман.

— Привет, — здороваюсь с собакой и чувствую себя немного сумасшедшей.

У нее такие черные глаза и острые зубы! Смотрит плотоядно, как и ее хозяин.

— А я тут гуляю...

Молли громко гавкает.

Опасная скотина.

Я шумно сглатываю. Пытаюсь спрятать страх. Если она меня тут загрызет, мое тело еще нескоро отдадут родителям.

Слышу свист, и собака подрывается с места.

Я уставилась на человека, кто позвал этого добермана. Все замирает внутри, потом рушится под грузом удивления, даже испуга.

— Это тебе, — Ефим протягивает пакет.

Дрожащей рукой забираю и посматриваю на собаку. Как за такое короткое время он смог ее приручить?

Боюсь думать, на что еще он способен. Остапов хитрее и опаснее, чем кажется.

— Что там?

— Бери.

Кошусь на Молли, затем на каждое дерево и куст вокруг нас. Паранойя, что за нами наблюдают. Или эта такая коварная проверка.

В глазах темнеет. Не знаю, от вспышки адреналина ли или от страха, но не нахожу в себе силы гордо смотреть Ефиму в глаза.

Хватаю пакет и, пятясь, устремляюсь в дом. Взбегаю по лестнице в комнату Узника. Только там нет ни камер, ничего.

Судорожно рву тонкий, непрозрачный полиэтилен. Всхлипываю, почти плачу.

Там коробка, а внутри новый телефон. Модель лишь старая, но рабочая. Он включен, и есть небольшой заряд. Думаю, для одного звонка хватит.

Номера родителей помню наизусть. Дрожащими от перевозбуждения пальцами вбиваю цифры и жду гудков. Как назло, идет долгое соединение.

Боюсь думать, что со мной станет, если сейчас в эту комнату зайдет Узник. Его испепеляющий взгляд чувствую кожей, хотя мужчина на меня и не смотрит. Его даже нет здесь.

— Алле! — голос отца запускает внутри свои процессы. Меня конкретно лихорадит, ни одного слова не крутится в мыслях. Я просто прерывисто дышу, а тело пронзают конвульсии.

— Пап...

— Ангелина? — удивленно, но спокойно спрашивает, — ты как?

Значит, папа знает место моего заточения. А на его первый вопрос у меня нет ответа. Просто я «никак».

— Забери меня.

Шорох в трубке заставляет еще больше нервничать. Мне уже слышатся шаги за дверью и грубый голос Узника. Он же меня убьет.

— Ангелина, ты узнала, где картина?

Прикрываю глаза, представляя свою комнату. Там стол, на котором еще лежат мои учебники, картина на стене, нарисованная мной, туалетный столик с любимой косметикой...

— Узнала.

— Это хорошо. Хорошо.

В спальне Узника становится плохо. Стены душат, кислород выкачивают огромными партиями.

Присаживаюсь на идеально заправленную кровать. А если я отсюда не выберусь? Никогда? Что со мной будет?

— Через неделю будь готова. На этот номер придет сообщение с дальнейшими действиями. Запомни. Через семь день, в девять часов вечера. Дом же в это время уже пустой? Только ты и Узник?

Облизываю губы, вспоминая нашу вчерашнюю встречу в гостиной. Мы и правда были одни во всем этом холодном и неуютном замке.

— Да, — коротко отвечаю.

— Замечательно. Ты берешь картину, остальное на нас. Не подведи, Ангелина.

Отец сбрасывает звонок первым.

Кладу ладонь на грудную клетку. Тяжесть чувствую и неимоверную тоску. Еще разочарование и боль. Я будто самый одинокий человек во всей вселенной.

Телефон складываю в ту же коробку, где он и лежал, предварительно выключив. Зарядного устройства там нет, значит, нужно «экономить» батарею.

Глава 18. Ангелина

Оставшись в комнате одной, усаживаюсь на кровать и выдыхаю. Было так страшно, когда он вернулся, подошел к шкафу. Мне казалось, что именно в этот момент врученный мне телефон должен непременно зазвонить.

Еще ни разу в жизни мой пульс не достигал такой отметки. Я взлететь была готова. Сердце урчало, как настоящий мотор.

С бешеным темпом перебираю вешалки. На них теперь красуются платья, костюмы, брюки, несколько юбок и блузок.

Выбираю... Платье. Как и просил Узник. Трикотажное, тонкой вязки. Я даже не могу вспомнить, тепло ли сегодня или нет. Эта деталь вылетела из головы.

Спускаюсь на выход, прихватив лишь клатч.

Узник стоит у машины и разговаривает по телефону. Выглядит расслабленным, как с курорта приехал. На релаксе и без костюма.

Он осматривает меня излишне придирчиво и кивает на пассажирскую дверь.

— Куда ты меня везешь? — спрашиваю, как только мужчина убирает телефон от уха.

От его хмурного взгляда ежусь.

— Садись.

Покусываю губы, мечтая ослушаться. Коробит от его приказного тона и неведения, куда он каждый раз меня окунает, как настоящую игрушку.

Открываю дверь и с шумным выдохом сажусь, громко хлопнув дверью.

Хочется хоть как-то задеть этого похитителя.

Узник садится за руль сам.

— Мы едем в город?

— С чего ты решила, что мы не там?

Подбираюсь и сжимаю колени. Кондиционер мощно работает. На полную катушку.

— У тебя большой дом и территория. Целое поместье. Не для города оно.

Узник хмыкает через какое-то время. До него мои слова будто дошли не сразу. Остановились посередине пути, зависли, и только потом мужчина соизволил на них отреагировать.

— Нравится?

Вопрос застигает врасплох. И на него нет правильного ответа.

— Нет. Это тюрьма.

— Ты можешь в любой момент ее покинуть.

Я и так скоро сама это сделаю. Думаю об этом и улыбаться начинаю. Первый раз после звонка отцу внутри растекается тепло и некое подобие спокойствия.

У меня все получится. Через неделю я буду дома.

— У тебя такое выражение лица, будто ты что-то задумала.

Узник поворачивает голову в мою сторону. Его глаза пленительно серого цвета. Глубокие, опасные, но в них хочется смотреть, не переставая.

— Не играй против меня, царевна. Такие игры плохо заканчиваются.

— Убьешь? — усмехаюсь. Он точно не убийца.

Мужчина молчит. И никак не подает вида, что намерен продолжать разговор или что мои слова отзываются в нем. Ровно. Я как будто ничего не говорила и не спрашивала.

Очередная его игра и уловка.

Мы больше не разговариваем. Но, честно говоря, я была бы не против поговорить на отвлеченные темы. Ехать с ним в глухой тишине нервно.

Узник останавливается напротив белого здания с крупными буквами на входе.

«Медицинский центр».

Все спокойствие смывает тропическим ливнем. Он прошелся у меня внутри, оставляя голый страх и неверие.

— Зачем мы здесь?

— Не мы. Ты, — выходит из машины и даже открывает мне дверь. Его галантность кажется не к месту и лишь накручивает.

Медленно выбираюсь. Как-то неуклюже. Поднять взгляд не получается, чувствую себя мишенью на открытой местности. Рядом Узник, такой весь уверенный, красивый и желанный для многих, и много охранников. Их человек пять, может, шесть. В глазах то двоится, то растекается.

— Вперед.

Ступаю неуверенно.

Не на органы же он меня привез. Еще и лично.

— Тебя ждет врач, — уточняет.

Обхватываю себя руками. Мне снова холодно, когда солнце жарит. Как тогда он говорил? Холодно бывает из-за страха? Еще из-за дикой обиды.

Я понимаю, к какому врачу он меня привел и зачем. И это кажется унизительным. К тому на глазах у своей свиты.

— Ты же знаешь, что кроме тебя я ни с кем... Никогда, — сдерживаю слезы. Под ноги себе смотрю и шепчу одними губами. Они шевелятся еле-еле, и выходит какой-то скомканный сумбур.

Останавливаемся у кабинета, и я, набравшись смелости, смотрю в глаза этому мужчине. Не получится его забыть. Уверена. Я либо буду всю жизнь его люто ненавидеть, либо... Любить.

Узник смотрит прямо в душу. Проникает насильно и крутит внутри между собой чувства, ощущения, эмоции. В узлы их завязывает и путает.

Улыбается, но совсем не тепло.

— Проходи, царевна. И без сюрпризов.

— Ты будешь здесь? — крепко хватаюсь за ручку двери, но не открываю. Страх проглатываю, не жуя. Он застревает в трахеях, и я задыхаюсь.

— Хочешь, чтобы пошел с тобой? — иронично спрашивает, опаляю своим дыханием левую щеку. Потом он поправляет мои выбившиеся из прически волосы. Бережно, но показывая, что он мой хозяин.

— Нет.

И открываю дверь.

Сделав против воли глубокий вдох, вхожу в кабинет. Меня встречает женщина средних лет. У нее очки в модной оправе, и она чем-то напоминает мне мою учительницу по химии. Строгая была женщина, и никогда мне не нравилась.

— Сперанская Ангелина Владимировна?

Киваю. Ее голос застревает в ушах не самым приятным образом.

— Присаживайтесь. Я вам задам несколько вопросов, потом пройдем на осмотр, сдадим анализы и сделаем УЗИ. Затем уже будем подбирать контрацептивы.

Все озвученное занимает не больше двадцати минут.

Я отвечала и двигалась на автомате. Вспоминала первые медосмотры в институте. Там, конечно, не было такого роскошного кабинета и дорогущего оборудования, но я не чувствовала тревоги.

Узник ждал меня в коридоре. Можно было бы пройти мимо, но выглядело бы очень глупо. Мужчина коротко взглянул на меня, проведя взглядом снизу вверх, и вновь уткнулся в свой телефон.

Наверняка ему уже выслали отчет о моем здоровье во всех подробностях.

Это мерзко и унизительно.

— Ее ты тоже сопровождал к врачу? — останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к Узнику. Почти упираюсь носом в его ключицу.

Он не двигается, и я замерла. Хочется, чтобы сказал что-то ласковое. Успокоил, даже пошутил, хоть он и не умеет это делать. Мне правда неспокойно и непривычно.

Глава 19. Ангелина

Перед Узником открываются все двери.

Вот как сейчас. Швейцар в ресторане даже поклонился, хостес распиналась, официант настолько был услужливым, что хочется схватить его за грудки и громко прокричать: «Этот человек ужасен!»

— Что предпочитаешь? Рыба? Мясо? — без меню спрашивает.

Мужчина расслаблен. Взгляд кружит по мне с недвусмысленным намеком.

— Рыба, — сухо отвечаю.

Узник не перестает смотреть на меня. Мне кажется, его мысли сейчас разные, но, так или иначе, они обо мне.

— А мне мясо. Стейк.

Потом заказывает какое-то вино. Точнее, два. Одно — красное — для себя, белое для меня. Полагаю, стоят они здесь целое состояние.

— Ты же за рулем? — убираю руки под стол, но тут же возвращаю их обратно теребить тканевую салфетку.

— Расскажи мне о себе, — не считает нужным отвечать на мой вопрос.

Это бестактно по меньшей мере. Но говорить о таком мужчине я не стану. Между нами что-то вроде шаткого перемирия, может, и вовсе какой-то нелепый флирт.

После посещения врача это звучит дико, но у меня под кожей так и чешется от его взглядов, а улыбка трогает его губы довольно часто за последние минуты, что мы здесь.

Мне нравится, когда он улыбается.

— Думаю, ты и так все знаешь.

И это пугает. Вдруг Узник давным-давно все выяснил и понял. Он хитрый и умеет добывать всю информацию.

— Знаю. Но хочу послушать твою версию. Вдруг она отличается?

В ресторане оказываемся мы одни. Наверное, потому, что все еще на работе. Или ресторан находится в неудобном месте. Просто странно, что здесь только я и... Он.

— Меня зовут Ангелина Сперанская. Я студентка. Искусствовед. Сдавала летнюю сессию, пока меня не похитили и не заточили в замке.

В глазах Узника вспыхивает что-то нехорошее. Это становится тяжестью внизу живота. Пульс шумит. Мое волнение объемом со все это помещение, и тем не менее я настырно вскидываю взгляд на мужчину.

— Звучит, как сказка о принцессе, — с грустью произносит.

— Да никакая это не сказка, — отвечаю после глубокого вдоха.

— А я, стало быть, дракон? — не слышит моего комментария.

— Но явно не принц.

Опускаю взгляд. Потому что выглядит и ведет он себя сейчас как настоящий принц. Или, скорее, как король. Но по сути жестокий и властный.

Ужинаем в молчании.

У меня плохо получается справиться с тревогой, растекающейся под ребрами. И не привыкла есть под зорким взглядом. Я чувствую, как Узник хочет еще о чем-то спросить, но так и не озвучивает.

А я рискнула.

— Ты о себе что-нибудь расскажешь?

Узник промакивает губы салфеткой. Затем аккуратно ее складывает и откидывает обратно на стол. Серые глаза блестят, а улыбка схожа с оскалом.

— Нет, царевна. О себе я никогда и никому не рассказываю.

— Почему? — жалко звучу. Интерес мой к нему будто настоящий.

Почему он стал таким? Как давно играет в эти игры? Кто его родители? Живы ли? Как вообще его зовут, Узника этого?

— Ну хоть что-нибудь!

Мужчина уводит свой взгляд за окно. Темнеть начало, и кажется, что пойдет дождь. А здесь, в ресторане, довольно уютно и спокойно.

Я сыта, на мне дорогое и красивое платье, напротив хоть опасный, но все же красивый мужчина. На секунду хочется представить, что это и есть моя жизнь. Без воровства, черного рынка, с любовью под боком.

— Хорошо, — неожиданно отвечает. — Но с условием.

Фыркаю. Этого следовало ожидать.

— Твой вопрос в обмен на мой.

Узник встает со своего места и обходит круглый стол. Мужчина останавливается около меня и присаживается на край. И где его манеры?

Крепкое бедро и пах в поле моей видимости.

Сглатываю напряжение и скомканный во рту воздух. Внутри жгучая смесь из страха и удовольствия. Пробки выбивает. И вновь мыслями на его коленях. Мы целуемся, языками сплетаемся. Я в кайфе варюсь и ненавижу себя за слабость перед ним.

— Ты все еще со мной играешь? — задаю почему-то этот вопрос. Какая мне, к черту, разница, как его зовут?!

Уголок губ летит вверх, как в замедленной съемке. Сердце напряженно выжимает удары, работает на полную мощь.

Жду ответа и забываю моргать. Горячий воздух сушит глаза.

— Да. Но этот вопрос не из категории личных. Мой черед.

Узник наклоняет голову. Теперь он еще ближе. На языке ощущается его туалетная вода с нотками лимона и красное вино. Горчит, пьянит. Голова, как после полуденного зноя.

— Тебе понравилось со мной трахаться?

Приоткрываю рот. Вопрос прямой, в лоб, как выстрел. Перекрещиваю ноги. Его голос стреляет в промежность, отдается щекоткой. Волоски на руках встают дыбом. Узник все замечает и громко хмыкает.

Взгляд мужчины ныряет в ложбинку между грудей и возвращается к моим глазам.

Мое тело реагирует на этого мужчину, а разум кричит: «Ненавижу».

— Нет, — отвечаю твердым тоном.

Узник поднимает руку и большим пальцем касается моих губ. Сначала проводит по нижней, затем по верхней. Чуть надавливая и касаясь внутренней стороны.

Застываю.

Своими пальцами вонзаюсь в оголенное бедро. Нужно обуздать раскрывающиеся чувства, но я лишь часто-часто вбираю воздух в легкие и смотрю в серые, ртутные глаза мужчины.

Я нагло соврала.

— Повтори, — приказывает.

Каждый звук рокочет и вибрирует в грудной клетке и опускается в живот.

Уши пылают от его приказа.

— Мне не понравилось.

— Что именно? Говори.

— Трахаться с тобой.

— Неуверенно как-то, — заставляет подняться на ноги, которые еле меня держат. Притягивает к себе. Я бьюсь грудью о его.

Узник зубами оттягивает мою нижнюю губу. Из меня вырывается хриплый стон. Глаза закатываю.

Между ног мокро, и я надеюсь, он не будет проверять.

Его язык проникает ко мне в рот. Это даже не поцелуй. Он просто врывается и начинает ласкать. Мою руку кладет себе на пах, понимаю, что он адски возбужден.

— Сожми, — отрывается на мгновение и снова накрывает мои губы. Они двигаются соблазнительно.

Глава 20. Ангелина

Привычно просыпаюсь в комнате Узника. Его нет. Только след на подушке. И если я уткнусь в нее лицом, почувствую хвойный аромат его шампуня. Меня начинает пугать, какую власть мужчина имеет над моим телом.

Как сегодня ночью. Ненависть к Узнику растворяется в этот миг, как сахар в горячем чае.

Когда выберусь отсюда, непременно запишусь сразу на несколько сеансов к психологу. Это ведь... Ненормально испытывать симпатию к тому, кто тебя похитил.

Как это называется? Стокгольмский синдром. Там похититель, конечно, вряд ли дарил пару оргазмов за ночь и не набивал шкафы женской одеждой. Но все же я чувствую себя не вполне здоровой.

Совершаю привычный утренний ритуал. Сегодня хочется выглядеть красивой. Я выбираю стильный брючный костюм и высокие шпильки. Даже наношу тушь на ресницы и делаю пару взмахов румянами.

Дом встречает привычной тишиной. Иногда по коридорам и снует охрана, но все же я будто одна.

Прохожу мимо картины, останавливаюсь на секунду, чтобы в который раз ее рассмотреть. Сейчас она наводит жути...

— Что надумала, Ангелина? — Ефим появляется из ниоткуда, и его голос размазывает меня по этой самой картине. Они оба жуткие.

— Ничего.

— Думаешь, тебе все сойдет с рук, потому что трахаешься с боссом?

Пропускаю мимо ушей его колкость.

Мне осталось шесть дней заточения. Повесила бы календарик и зачеркивала дни.

На улице сегодня чудесная погода, и я иду в свое любимое место — сад. Присев на кованую лавочку очень хорошо просматривается зона въезда на территорию.

Пульс забирается под кожу и долбит каждый раз, когда открываются ворота и заезжает черный автомобиль. Почти подпрыгиваю со своего места и тут же сажусь, потому что ни в одной из машин не было Узника.

Его нет за обедом и за ужином. В груди зреет что-то вроде ревности, потому что в прошлый раз он заявился к ночи. Узник был с ней, и у нее ужасные сладкие духи, которые действуют на меня как паралитический яд.

Съев за ужином рыбу и выпив бокал белого вина, я прохожу в гостиную и подхожу к большому книжному шкафу. Здесь столько книг!

Прислушиваюсь к тишине дома.

Готова разорвать себя на запчасти оттого, что собираюсь дождаться прихода Узника. Я не иду спать, размышлять о побеге, — я сажусь в кресло, впиваясь взглядом в цветные корешки на полке.

Камин не зажжен, а хочется видеть огонь.

Больше нет холода.

«А мне понравилось тебя трахать», — звучит в голове голос с хрипотцой. И тут же накрывает волной смущения и жара.

Вспоминаю его губы на моем теле, руки, дыхание, язык.

Узник коварный. Он вытаскивает из меня чувства как чертов маньяк. Закручивает вокруг себя, но все оказывается на моей шее, а концы зажаты в ладонях мужчины.

Это хуже, чем тюрьма.

— Развлекаешься? — пугает знакомый голос.

Узник подкрался неслышно. На нем домашние спортивные брюки и белая майка. Волосы слегка влажные после душа.

От мысли, что он смывал с себя женский запах, мутит.

— Присяду? — спрашивает и, не дождавшись ответа, садится напротив.

Взгляд бегает по мне.

— Тебе идет.

Я не сказала еще ни слова. Даже не поздоровалась. Мне кажется, если я открою рот, выйдет что-то нечленораздельное. У меня ребра от волнения и близости выворачиваются другим боком.

Киваю в знак принятия такого комплимента. На мне все еще брючный костюм и блузка цвета слоновой кости. Туфли отброшены в сторону.

Горло пересыхает, когда Узник склоняет голову набок, подпирая ту указательным и большим пальцами.

— Чем занималась? — ровно спрашивает.

— А тебе еще не доложили?

— Доложили. Хочу услышать это от тебя.

Темные глаза смотрят испытующе. Это заставляет нервничать и посылать сотни мурашек по плечам.

— Гуляла, ела, читала, — киваю на книгу, откинутую на журнальный столик.

— Меня ждала? — вскидывает подбородок и прожигает на мне дыру размером с лунный кратер в середине груди.

Он знает, что я вру, и это выбешивает. Чувствую, как слабею перед ним с каждым проведенным вместе часом.

Не отвечаю. Губы поджимаю и стараюсь не расплакаться. В носу щекочет, когда Узник хмыкает на мою реакцию. Его это все забавляет.

Игрушка, помню-помню. Как тогда у пластиковой вещи возникло нечто странное внутри, похожее на яркий солнечный свет?

— Сыграем? — спрашивает, полностью расслабляясь в кресле. Его бедра широко разведены, руки лежат по бокам кресла.

Узник кивает на книжный шкаф, но я ничего не понимаю. Моя блузка из синтетической ткани противно липнет к телу. Свет над головой режет глаза.

— Во что? — облизнув пересохшие губы, спрашиваю. Работа сердца заглушает мой вопрос.

Узник коротко смеется. Я будто в невесомости покружилась и громко брякнулась обратно на землю. Ноги несут меня к шкафу с книгами, и я как бегаю взглядом от одной к другой со скоростью мошки.

— В шахматы. Вторая полка снизу, царевна. Умеешь?

Достаю деревянную доску, внутри которой шумят фигуры. Выходит вкусный хруст.

Шахматы я люблю. Дедушка учил меня играть. Как-то даже и победу у него одержала, тот клялся, что не поддавался.

Протягиваю доску, сама сажусь на диван, который стоит между нашими креслами. Узник раскрывает шахматы, располагает фигуры, при этом часто посматривая на меня.

Сложно поверить, что он хочет просто поиграть в шахматы. Ну, то есть... Это лишь игра в шахматы? Без какой-либо проверки?

— Какие выбираешь?

— Белые, — не задумываясь отвечаю.

— Почему?

— Они ходят первыми.

Его взгляд встречается с моим и загорается неприкрытым любопытством. Кажется, серые глаза стали полностью черными.

— Пусть будет по-твоему, — тянет улыбку.

Вместо камина мне теперь хочется включить кондиционер. Как быстро, однако, сменилось мое ощущение в этом доме.

Узник играет профессионально. Но впрочем я не удивлена. Мне кажется, нет такого дела, с которым бы не справился этот мужчина. Умный, черт.

Глава 21. Ангелина

Его руки по обе стороны от меня. Чувствую себя как в клетке. Двойной. Стены этого замка тоже клетка.

Майка плотно облегает сильные мышцы Узника, и взгляд то и дело подает на его грудную клетку и пресс. Я помню, какое все твердое, как высеченное из камня. Во рту пересыхает и перед глазами расплывается.

Когда Узник смотрит на меня так, будто хочет съесть, забывается причина, по которой я здесь. И хочется от этого мужчины большее.

Его рука ложится на лобок, пальцы описывают круги по клитору. Чуть надавливает и проникает средним пальцем внутрь. Выгибаюсь навстречу и жадно хватаю воздух ртом. Я каждой клеткой своего тела чувствую его взгляд.

Узнику нравится то, что он видит и ощущает под своими пальцами. Мне стыдно, что слишком рано стало влажной, что бесстыже стону в голос.

— Будем считать, что эта партия за мной, — сильней вдавливает меня в мягкий диван и четко говорит в губы. Точнее, в мой приоткрытый рот.

— Это нечестно. Мы же не доиграли, — прерываясь на жалобные вздохи, отвечаю. Его пальцы все еще ласкают меня между ног. Ни секунды не дают передышки. Я толкаюсь тазом навстречу его руке.

— В шахматы доиграли.

Прикусывает мочку уха и тут же зализывает языком. Крошечные искорки сбегают вниз к животу.

Он покрывает поцелуями мои скулы и подбородок. Касается груди и жадно сжимает. Тягучая боль оседает в грудной клетке и спускается к промежности.

Узник снова делает что-то с моим телом, и я сдаюсь. Потихоньку, по маленьким шажочкам я будто продаю часть себя. Это не может не огорчать, но когда его член оказывается глубоко во мне, зажмурившись, понимаю, что... Перестала его ненавидеть.

— Нравится, Ангелина? — спрашивает коварно. Снова целует.

Толкается бедрами навстречу. Размеренно. Потом увеличивает темп, я зажимаю его ногами. Мне будто мало всего, что он делает.

Пальцами за шею его хватаюсь. Под подушечками чувствую тонкие волоски, которые становятся влажными.

— Отвечай.

Облизываю губы и тянусь к его губам за поцелуем.

Первой раскрываюсь и касаюсь кончиком языка сначала его нижней губы, поглаживаю и проникаю в рот.

Невозможное творю.

Узник улыбается.

Толчки становятся глубже и резче. После каждого совершаю выдох и не делаю вдоха. По порциям выуживаю воздух из легких и начинаю задыхаться сильнее прежнего. Легкие сгорают и их будто выдирают из тела, оставляя пустоту.

Пальчики на ногах поджимаются, а икры сводит легкая судорога. Прогибаюсь в пояснице волной.

Перед глазами мерцает. Кожа покрывается испариной, хотя до этого просто горела.

Рука Узника проходится от основания шеи до самого лобка между грудей. Чуть надавливает, растирая капли пота.

Жест интимный и властный. Я чувствую себя полностью под его контролем, и не хочется в этот раз возражать ему.

Он дарит удовольствие. А кто от этого откажется? В конце концов, это всего лишь несколько минут.

Узник успевает выйти из меня и излиться живот, закапав еще и бедро. Кончает бурно, с диким рыком изголодавшегося зверя. Сексуально, черт возьми. Если бы он не стоял между моих широко разведенных ног, я бы непременно их сжала.

Жаркий трепет снова прокатывается по внутренним мышцам. Я сжимаю их и поднимаю взгляд на Узника. Мужчина считывает крошечные изменения во мне и моем теле и победно улыбается.

— С ней у тебя так же?

Намеренно спрашиваю об этом в настоящем времени. Хочу услышать слово «было», а лучше вообще простой ответ «не так». Любое упоминание той женщины в прошлом, настоящем или будущем, как острое лезвие по нервам. Отрезает, и я корчусь от боли.

— С кем? — по хитрому взгляду прекрасно понимаю: это очередная игра.

И хочется взять его за плечи и трясти, трясти. Кричать, ругаться, чтобы прекратил.

Я чувствую. Боль свою чувствую.

— С ней! — выделяю интонацией.

— С Маркизой... Нет, с ней не так.

Он не сказал «было». Их связь продолжается? Именно поэтому от него сейчас пахнет гелем для душа, а не сладкими женскими духами?

Жар поднимается от сердца к шее и заполняет до макушки. Я вспыхиваю. От злости на него и на Маркизу или от духоты в комнате... Не знаю.

Его энергия бьет огненной волной. Вырваться бы, остудиться, но Узник плотно меня к себе притянул. Его сперма, стекающая по моему животу нисколько не смущает.

— Ты все еще с ней...

Нужно произнести слово «спишь». Трахаешься. Последнее больше подходит Узнику.

— Трахаюсь? — говорит за меня.

Разряд тока пронизывает насквозь, как на вилы сажает. Все еще пытаюсь вырваться из его цепких лап. Кожу стерла.

— Маркиза делает качественный минет. Я могу иметь ее как захочу и когда захочу. И куда захочу. — Выделяет последнюю свою фразу. В глаза мои впивается, и он словно в демона превращается. Зрачки черные, улыбка жестокая, от его запаха... Тошнит.

Замираю в его хватких руках. Боюсь дышать, боюсь думать, боюсь что-либо чувствовать.

Меня окатили родниковой водой. Ледяной, как тысячи острых игл, вонзившиеся в каждый миллиметр открытой кожи.

Ненависть снова вспыхивает ярким огнем прямо в сердце.

— Тогда иди к ней! Зачем ко мне пришел?

Узник с каплей грусти ухмыляется. И прячет это настроение за маской.

— Не могу. Ты пахнешь по-другому.

— Конечно. Я же не шлюха, — вскинув подборок говорю. Его глаза стали чернее. Как черный цвет может быть еще мрачнее?

— А если мне нравятся шлюхи?

— Ты проиграл, Узник, — киваю на рассыпанные шахматы, — я бы пошла «конем». Шах. В ход пойдет твой «офицер». Я съедаю твою «королеву». Король вновь без защиты. Шах. Ты отступаешь... Затем снова конь. Шах.

— Отступаю.

— Уже некуда. Мат.

Узник взглядом обводит мое лицо, останавливается на губах и поднимается к глазам. Я сглатываю, но получается с трудом. От волнения и во рту, и в горле все пересохло и растрескалось.

Целую минуту мы смотрим друг на друга. Я все еще прижата к телу мужчину. Высохшая сперма неприятно стягивает кожу. И мне просто хочется какой-то нежности после его грубых слов.

Глава 22. Ангелина

Целых два вечера мы собирались в гостиной и играли. Я, конечно, не убила Узника. Но не потому, что не захотела, а потому что банально проигрывала.

Не знаю, как ему это удается, но каждый его шаг рассчитан. Даже первый проигрыш тоже, думаю, он подстроил. Это бьет по самолюбию.

Узник хитер, изворотлив и умен. Такого иметь в противниках очень страшно.

В очередной раз задумываюсь над задачей, которую поставил передо мной отец. Как можно украсть картину практически под носом у самого Узника? Это же... Нажить себе вечного врага.

Сегодня я оказалась в гостиной раньше обычного. Перед этим приняла душ и нанесла ароматный крем для тела. Моей косметикой заставлены все полки в ванной комнате Узника.

Зачем? Тоже вечный вопрос.

И это так странно. У нас стало совсем другое общение, мы вместе спим, занимаемся сексом. Я испытываю оргазм. Оргазмы!

Но вот имени его не знаю. Поэтому до сих пор чувствую себя как во сне. Он не всегда хороший, иногда хочется проснуться, но нет ощущения реальности происходящего.

— Я смотрю, ты вошла во вкус, — голос Ефима, как что-то мерзкое, заползает в ушную раковину и там растворяется с шипением, — чего доброго, еще переметнешься на его сторону, — почти шепчет.

Сижу с ровной спиной и стараюсь не реагировать на его выпад. Его цель — заставить меня нервничать. Немного, но получается. Он прощупывает мои слабые места и хорошо с этим справляется.

Несмотря на плохие взаимоотношения с Остаповым, мы все же в связке. Расколется он, затронет и меня.

И не уверена, что наши совместные вечера с Узником хоть как-то меня спасут.

Бежать надо.

— Хочешь совет? — отчего-то его тон меняется. Я подношу бокал с вином к губам, отпиваю. На кухне ждет фруктовая нарезка и красное вино для хозяина дома.

Ефим выглядит уставшим, когда я поворачиваю к нему голову.

— Я бы уже делал отсюда ноги.

Остапов разворачивается и уходит. Я слышу, как хлопает входная дверь. Затем полная тишина. В замке я одна, и это будоражит воображение.

Сколько же здесь квадратных метров? А соток? Или у богатых все измеряется в гектарах? С ума можно сойти от пространства.

Когда часы над камином показывают девять вечера, я достаю шахматную доску и раскладываю фигуры.

Волнуюсь. Тут же запрещаю себе это делать. А еще меня пугает то, что я жду Узника. Живот скручивает это ожидание, и сердце не на месте. Его ритм оставляет желать лучшего.

Узника нет.

Уже десять вечера. И слезы собираются в уголках глаз. От того, насколько я все же дура, а не от обиды.

Правое предплечье расчесано. Я несколько раз поднималась на ноги, чтобы взять книгу с полки, но все расплывалось или я слышала какой-нибудь звук, похожий на шелест гравия за окном, и тут же возвращалась в кресло.

В двенадцать часов ночи я поняла, что Узник не придет.

Хотелось разнести всю гостиную. Спалить ее до основания и все редкие книги, которым он так хвалился. Шахматные фигуры сломать, расколоть, тоже сжечь.

Мне кажется, он с ней. С Маркизой. И это рубит меня на части.

— Будь ты проклят! — кричу в стену.

Дрожу. Слезы катятся, и мне, черт возьми, не стыдно.

Он обещал.

Уверенным шагом иду в спальню к Узнику. Гулкие шаги, как молот по наковальне, разносятся по пустым коридорам этого темного замка.

Почему-то в голову проникает мысль: сюда бы цветы. Например, зимний сад. Этот дом лишен уюта и женского тепла. Но я тут же сжигаю эту мысль, как сухую бумажку над пламенем.

Кровать уже не кажется мне такой мягкой.

От выпитого бокала вина сильно кружит голову. Я чувствую себя очень пьяной и будто бы безумной. Хотя позволила себе глотка три-четыре.

В горле оседает горечь, которая впитывается в стенки гортани, и, сколько ни сглатывай, противный привкус соломы не исчезает.

Я плачу, потом смеюсь. И это не кажется мне нормальным.

Чувствую жар в груди. Он от обиды и отчего-то еще, что боюсь не просто озвучить, боюсь даже позволить себе подумать об этом.

Вроде как... Ревность.

Снова принимаю душ, чтобы смыть с себя все вкусно пахнущие крема и не оставить никаких воспоминаний об этом вечере. Он перечеркнул все, что было.

Это же игра Узника. И я снова попалась.

Укладываюсь спать, когда озноб расходится по телу. Мне снова холодно, и я укрываюсь с головой.

Мечтаю, чтобы он не возвращался этой ночью в принципе.

Сон глубокий и очень сумбурный.

Там я и картина. Не эта, что нужно украсть. На ней изображена довольная Маркиза. Полностью голая. Вокруг нее много мужчин, среди которых Узник. Он единственный, кто нарисован полностью одетым. Я вижу привычный костюм черного цвета и виднеющуюся белоснежную рубашку.

Взгляд расплющивал даже во сне. Его глаза были не серыми, как ртуть, а цвета мерзлого металла. Узник почему-то смеялся, заставляя дрожать каждую клеточку.

Узник казался сумасшедшим.

Сквозь сон чувствую, как мое тело опутывает что-то мерзкое, холодное. Ощущения усиливаются, когда пытаюсь пошевелиться.

Мне не хватает воздуха, я покрыта болезненной испариной.

Веки тяжелые.

Через силу, превозмогая ломоту в теле, пытаюсь сглотнуть и все же открыть глаза. Кромешная тьма, словно меня лишили зрения.

Только когда смаргиваю пару раз, вижу очертания все той же привычной комнаты. Одеяло непомерно тяжелое, как наполненное сырой землей. И мне не нравится то, что я чувствую.

Даже страшно так-то.

Хочется позвать Узника. Но открываю и закрываю рот, слова не срываются с языка.

Глухое шипение, которое я отчетливо слышу где-то рядом, заставляет сердце повиснуть в невесомости. Я как спрыгнула со скалы.

Дотягиваюсь до выключателя и откидываю одеяло. Воздух разрезает мой визг.

Несколько змей медного цвета кружат по моему телу, как по камням. Их черные глаза вжимаются в мое тело и кормятся моим страхом.

Я ненавижу этих гадов, боюсь больше всего на свете.