Клубничка для мажора

Глава 1

Денис

— Пап, а это действительно необходимо? — складываю руки на груди. — У меня всего пара месяцев каникул! Я думал провести их весело, отдохнуть, насладиться жизнью. А не торчать в глухой деревне. Мне всего лишь двадцать, это лучшее время жить на всю катушку!

— Еще успеешь, сынок, — спокойно произносит отец. — Пока старший брат с семьей наслаждается отпуском на экзотических островах, надо приглядеть за домиком деда.

— То есть им море да пальмы, а мне ветхая деревенская изба в тьму таракани?! — обиженно хмурюсь.

— Они подарили мне внука, а ты все бегаешь от одной юбки к другой, Денис, — отец сохраняет полное спокойствие. — Тебе давно пора повзрослеть. Уже скоро двадцать один.

— Согласно западной культуре, я еще подросток, — возражаю.

— А по моим меркам — никчемный мужчина! — резко перебивает отец. — От тебя требуется немного: следить за домом, подстригать траву и охранять имущество от воров. Старший брат вернется и установит сигнализацию, тогда сможешь отправляться на все четыре стороны.

Выхожу из кабинета, закатывая глаза. Мда, провести неделю в Верхних Прудищах — мечта любого парня моего возраста! Ха! Конечно же нет!

Это же пытка настоящая! Иду к выходу из отцовского особняка, думая, как спасти ситуацию.

Вдруг рождается идея.

Достаю телефон и звоню своей временной подружке. Постоянных отношений мне не нужно, энергии и желания тратить на серьезные чувства тоже нет. Дашка согласна, в постели мы вполне совместимы.

— Привет, солнышко, соскучился уже? — сладким голосом щебечет в телефоне девушка.

Дашка, как и я, из обеспеченной семьи. Поэтому мы прекрасно понимаем друг друга.

— Привет, цыпочка. Отец отправляет меня в какую-то деревню, присматривать за старым дедовским домом. Может, составишь компанию?

Девушка фыркает в ответ.

— Деня, ты серьезно? Я только маникюр сделала! — капризничает она.

— Тебе ничего делать не придется, обещаю. Но одному там реально тошно…

— Ой-ой, дорогой, никак не смогу. Завтра грандиозная вечеринка у Любы, мы же собирались идти вместе! — жалостливо тянет подруга. — Платьице новое уже купила… Прости-прости, никакой деревни! Позвони, когда вернешься обратно.

Кладет трубку. Вот и вся любовь. Впрочем, именно такие отношения я сам выбрал.

Звоню братцу, собираясь поблагодарить его от всей своей души.

— Денис? — голос Гордея довольный и счастливый.

— Большое тебе человеческое спасибо, — ворчу я. — Отец отправил меня в чертовы Прудищи! Я похож на сторожа?!

— Не ко мне вопросы, Денис. Но вообще-то там классно! Думаю, тебе понравится.

— Сидеть там одному целыми днями? Ты издеваешься? Мне всего двадцать!

— Ну и что? Возможно, встретишь симпатичную девушку, которая вправит тебе мозги. Например, у нашей соседки как раз внучка приезжает. Такая же студентка, как ты.

— Брат, зачем мне какая-то деревенщина? Мне еще рано жениться! — раздражённо восклицаю.

— Не сомневаюсь. Но неделя на природе пойдёт тебе на пользу, — смеётся Гордей. — Потом вернёшься и снова будешь тусоваться, сколько влезет.

— А сам-то отдыхаешь в тропиках…

— Эй, Денис, — трубку берет жена брата Маша. — Приветики!

— Привет, Машуль, — устало вздыхаю. — Весь разговор слышала?

— Разумеется. Но я согласна с Гордеем и твоим отцом. В Прудищах замечательно! Знаешь что? Ещё прошу тебя присмотреть заодно и за моим загородным домиком.

Шумно выдыхаю. Маша — жена моего брата, он в ней души не чает. Они растят сына. А еще эта женщина — само очарование, и отказать ей я просто не могу.

— Хорошо, где ключи брать? — сдаюсь.

— Возьми у Виолы Гавриловны, она живёт напротив моего дома. Предупрежу ее заранее.

— Договорились.

— Послушай, Денис, ты не грусти. Я уверена, что ты найдешь там занятие по душе. До встречи!

Повесив трубку, тяжко вздыхаю.

Затем обзваниваю всех друзей. Но желающих отправиться со мной в Прудищи не находится. Один записывает свой рэп-альбом, второй шляется по клубам. Все остальные тоже нашли отмазки.

В итоге облом по всем фронтам. Теперь мне предстоит провести целых семь дней в компании ос и комаров. Шикарно, блядь!

Забираю у отца ключи, в очередной раз выслушав, как круто мне будет в Верхних Прудищах. Спорить больше нет ни сил, ни желания.

Еду в эту богом забытую деревню.

Нахожу ее не сразу, там какой-то звездец со знаком. Вижу впереди деревенский магазин. Останавливаюсь.

Нужно сигарет купить. Достаю сигу, закуриваю.

Гляжу вокруг: жопа жопой! И мне тут гнить целую неделю, блядь! Рычу себе под нос.

Бросаю окурок, готовлюсь завести мотор.

— Эй! — слышу писк откуда-то снаружи, не успев закрыть окно. — Ты!

Вижу девчонку. Она упирает руки в бока, гневно сверкает глазами.

— Сейчас же подними окурок и выкинь в мусорку! — орёт, подлетая к машине. — Что за свинья?!

Это я свинья?! Да кто тут увидит?! Игнорирую её, как назойливую муху. Закрываю окно. Жму на газ, а эта курица бросается мне прямо под колеса.

Мелкая, щуплая, только глаза огромные сияют, как два фонаря. На ней яркий желтый сарафан. Ни сисек, ни жопы.

Перекрывает мне проезд своим тщедушным телом.

— Ну всё, блядь… не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, — рычу себе под нос и вылезаю из внедорожника.

Глава 2

Ангелина

Утро в Верхних Прудищах начинается не с крика петуха, а с тихого ворчания бабушки Виолы.

Она возится на грядках, а я стою на крыльце нашего уютного, в паутинке и резных узорах, домика и потягиваюсь. Воздух-то какой! Сладкий, густой, пахнет свежескошенной травой, дымком и… навозцем. Ну куда ж без него.

Бабушка в соломенной шляпе с дырой на макушке аккуратно, почти с хирургической точностью, обрезает усы у клубники. Для нее это целый ритуал.

Не просто так ткнуть ножницами, а выбрать самый сильный побег, щелкнуть и шепнуть: «Вот, кормилица, не растрачивайся понапрасну, ягоду наливай». У нее с клубникой почти что личные отношения.

Я обвожу взглядом наше царство-государство. Ухоженное, вылизанное до блеска. Справа гордо вышагивают два пернатых красавца — гуси Васильич и Степаныч. Васильич, как всегда, важный, с выпяченной грудью, а Степаныч ковыляет за ним.

За забором мирно жует траву корова Зорька, лениво отмахиваясь хвостом от назойливых мух. В сарае квохчут куры, а на ветке старой яблони устроился пятнистый серый кот Пиксель (не спрашивайте) и смотрит на всех с высоты своим царским взглядом.

И тут меня накрывает волна легкой, но противной, как комариный укус, вины. Я тут всего неделю, а бабушка одна тянет это всё! Я должна помочь. Нет, я просто обязана!

— Бабуль, дай я! — срываюсь с крыльца и бегу к грядке, чуть не поскользнувшись на курином… подарке.

— Анжи, осторожней! — бабушка качает головой, но глаза у нее смеются. — Не несись, как на пожар. Усы никуда не убегут.

— Хочу помочь! — хватаю вторые ножницы и сажусь на корточки рядом. — Говори, что делать!

Мы минуту работаем молча. Только щелчки ножниц да довольное хрюканье поросят в соседском хлеву нарушают тишину.

— Анжи, кстати, сегодня гость будет, — вдруг говорит бабушка, не отрываясь от клубники.

— Ну и пусть себе будет, — равнодушно отвечаю я, пытаясь отличить ус от цветоноса. — Кто?

— Внук Петра Петровича Демина. Денис. Из столицы.

Я замираю с ножницами на весу. Внук. Из столицы.

В голове мгновенно вырисовывается портрет: в меру упитанный мажор в розовых штанах, с накачанными губами и вечной гримасой брезгливости на лице. Таких я в универе пачками вижу.

— Фу, — не могу сдержаться я. — Только его нам здесь не хватало.

— Ангелина! — бабушка строго смотрит на меня. — Мы с Петром Петровичем тридцать лет соседями были. Хороший был человек. А внуку просто надо присмотреть за домом, пока Гордей с семьей отдыхают.

— Бабуль, ну все эти столичные мажоры на одно лицо! — начинаю я свой спич, откладывая ножницы. — Высокомерные, наглые… Бабники! Думают, что все им должны, могут мусорить где хотят и смотреть на всех свысока, особенно на таких «деревенщин», как я! У них вместо головы калькулятор: сколько стоит твоя сумка и во сколько обойдется с тобой ночь. Фу, терпеть не могу!

Бабушка вздыхает.

— Дай человеку шанс, Анжи. Может, он не такой. Петр хорошим был. Хоть и алкашом.

— Дед хорошим был, а внук испорченный мажор, — упрямо твержу я, но в душе немного сбавляю пыл. Бабушка редко кого хвалит. Если уж ее друг… Ладно. Посмотрим. Но я ему спуску не дам!

Дальше день идет своим чередом. Я помогаю бабушке: ношу воду цыплятам (Васильич пытается клюнуть меня в ногу, но я ему грозно топаю — отступает), собираю яйца из курятника (теплые, в руки так и просятся), подметаю двор. Быстро забываю о надвигающемся «апокалипсисе» в лице столичного гостя.

После обеда бабушка вспоминает, что сахар почти закончился.

— Анжи, сбегай, дочка, в магазин, а? А я пирожков с капустой напеку.

— Ага, — соглашаюсь я, уже срываясь с места. Люблю наши деревенские походы в магазин — там всегда кто-то есть, новости можно узнать.

Переодеваюсь в свое любимое платьице в желтенький цветочек, которое бабушка называет «цыплячьим», поправляю волосы и выхожу за калитку, напевая себе под нос последний залипательный хит. Солнце припекает, пчелы гудят, Васильич и Степаныч провожают меня удивленными взглядами.

Идиллия.

До магазина рукой подать. И вот я уже вижу вывеску. И… мое настроение мгновенно портится.

У магазина стоит навороченный черный внедорожник. Пыль с дороги на него садится, а он все равно блестит, как зубы после стоматолога. Мажор-мобиль. Стопроцентно.

И вот из окна этого монстра вылетает окурок. Прямо на землю. Аккурат посреди чистенькой, подметенной кем-то из местных, площадки перед магазином.

У меня в голове что-то щелкает. Все мои теории о столичных мажорах мгновенно находят стопроцентное подтверждение. Какой же он наглый! Ну всё!

Я упираю руки в боки, и вся моя праведная деревенская злость вырывается наружу.

— Эй! — рычу я, подбегая к машине. Голос дрожит от возмущения. — Ты!

Он даже не оборачивается. Сидит себе, как король в карете.

— Сейчас же подними окурок и выкинь в мусорку! — ору уже во весь голос, подлетая к самой дверце. — Что за свинья?!

Он, наконец-то, поворачивает голову. Сквозь стекло видно его каменное, самодовольное лицо. Он смотрит на меня, как на назойливую муху, и медленно, демонстративно начинает закрывать окно.

Вот так, да?! Игнорировать решил? Сейчас я тебе устрою!

Я не думаю. Я просто делаю. Перекрываю ему дорогу своим телом, раскинув руки. Ну что, король, поезжай сейчас!

Он замирает. Видимо, для него это шок. Потом я вижу, как его лицо искажается гримасой злости. Мажор что-то рычит себе под нос, и дверь внедорожника с громким скрипом распахивается.

Он выходит. Выпрямляется во весь свой немаленький рост. На меня смотрит свысока. В глазах — холодная, уверенная злость.

Ну что ж, мажорчик. Погнали.

Глава 3

Денис

Я выхожу из машины, и первое, что чувствую — это пьянящий, густой воздух, который моментально ударяет в голову. Он пахнет травой, навозом и какой-то дикой свободой.

Второе — яростный взгляд этой… фурии в желтом платьице.

Она стоит посреди пыльной дороги, раскинув руки, как цыпленок, который пытается напугать трактор. Хрупкая, щуплая, вся залитая солнцем.

Но глаза…

Боже, эти глаза! Они не просто горят — они испепеляют.

Два огромных изумрудных фонаря, полных такой ненависти и праведного гнева, что мне на мгновение становится не по себе. Я привык видеть в женских глазах интерес и желание. Но никак не ЭТО!

— Ну что, принцесса, довольна? — мои слова звучат хрипло и резко, гораздо злее, чем я планировал. Я захлопываю дверь «Лексуса» с таким стуком, что где-то позади нее взлетает с криком стайка воробьев. — Устроила истерику из-за какого-то окурка. Здесь что, заповедник? Каждая букашка на счету?

Девушка не отступает. Наоборот, ее подбородок дергается, и она делает шаг навстречу, будто собирается атаковать.

— Для таких невоспитанных свиней, как ты, — она выдает это с таким ядовитым презрением, что у меня аж челюсть сводит, — да! Самый что ни на есть заповедник! Чтобы не гадили у нас тут. Подними и выбрось. Немедленно.

«У нас». Значит, местная. Вот оно что. Та самая соседская внучка, о которой болтал Гордей? «Симпатичная девушка, которая вправит тебе мозги». Черт бы побрал его романтические фантазии! Это не девушка, это монстр в юбке.

Я медленно, нарочито пренебрежительно оглядываю ее с ног до головы. Платье дешевое, из какой-то синтетики, выцветшее на солнце. Сандалии на босу ногу, в пыли. Ни грамма косметики на лице, только веснушки на щеках и эти сумасшедшие глаза.

— А что ты мне сделаешь, если я не послушаюсь? — скрещиваю руки на груди и насмешливо поднимаю бровь. — Позовешь своих деревенских дружков? Петухов? Или этого уродца? — я киваю на толстого гуся, который с глупым видом вышагивает у обочины.

Ее лицо заливается краской. Кажется, сейчас из ушей пар повалит.

— Я сделаю так, что ты сам побежишь искать мусорку, чтобы спрятаться в ней от стыда! — девчонка почти пищит от ярости. — Я тебя запомнила! Ты этот мажор, который приехал в дом Деминых!

О, так она уже в курсе. И явно не в восторге. Отлично. Мне тоже не нужны проблемы с соседями, особенно с такими психованными.

Между нами повисает напряженное молчание. Мы просто стоим и дышим друг на друга, как два быка перед схваткой. Где-то мычит корова, доносится лай собак. И этот чертов воздух…

Он такой настоящий, что им почти невозможно дышать. Он лезет в легкие, пьянит, кружит голову.

Я смотрю на ее сжатые кулачки, вздернутый нос, упрямую прядь волос, выбившуюся из хвоста и прилипшую к щеке.

И внезапно, совершенно неожиданно для самого себя, чувствую, как злость начинает уходить.

Ее сменяет какое-то другое чувство. Не интерес. Тем более не симпатия. Скорее… азарт. Да, именно азарт.

Эта дикарка посреди богом забытой деревни посмела бросить мне вызов. Мне. Денису Демину. Она не знает, кто я, ей плевать на мою машину, на мои связи, на мое положение. Мелкая видит только окурок и свинью, который его бросил. В этом есть какая-то дикая, первобытная честность. Сводящая с ума, но честность.

Я медленно выдыхаю и разжимаю руки, которые даже не заметил, как сжал в кулаки.

— Ладно, — говорю, и мой голос звучит уже беззлобно, скорее устало. — Хорошо. Ты победила.

Я поворачиваюсь, нахожу взглядом тот самый злополучный окурок. Делаю два шага. Приседаю, поднимаю его. Черт, вообще не помню, когда в последний раз поднимал что-то с земли. Подхожу к ржавой бочке с надписью «мусор» у входа в магазин и бросаю его туда.

Поворачиваюсь к ней. Она все еще стоит на своем посту, но выражение ее лица изменилось. Гнев сменился на полное, абсолютное, ошеломленное недоумение. Она явно готовилась к долгой и яростной битве, а не к капитуляции через тридцать секунд.

— Довольна? — спрашиваю снова, но на этот раз в моем голосе звучит лишь утомленная покорность. — Могу ехать дальше? Или есть еще какие-то правила поведения в этом заповеднике, которые я должен немедленно выучить?

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но не может вымолвить ни слова. Просто смотрит на меня, и я, наконец-то, вижу в этих ее глазах не только гнев. Там промелькивает растерянность. И любопытство.

— Ты… — начинает она.

— Я Денис, — перебиваю я ее. — Да, тот самый мажор из столицы. Буду тут мучиться неделю. Теперь мы знакомы. И я уже пожалел об этом.

Не жду ответа. Разворачиваюсь, захожу в машину, завожу двигатель. Она по-прежнему стоит посреди дороги, но теперь ее руки бессильно опущены.

Я аккуратно объезжаю ее, направляюсь к дому деда, адрес которого с горем пополам отыскал в навигаторе. В зеркале заднего вида вижу, как мелочь постепенно уменьшается, превращаясь в маленькое желтое пятнышко на фоне зеленых полей.

Качаю головой и громко, на весь салон, матерюсь. Какая же она стерва. Бешеная, нервная, деревенская стерва.

Но, черт возьми, это самое интересное, что случилось со мной за последние несколько месяцев.

Глава 4

Ангелина

Стою посреди пыльной дороги, как вкопанная, и смотрю вслед этому… инопланетянину в навороченном джипе. Он уезжает, оставляя за собой облако пыли, а я все не могу прийти в себя.

Он поднял окурок.

Мажор, щегол в блестящей тачке, который смотрел на меня сверху вниз, как на букашку, вдруг развернулся, подобрал свою гадость и демонстративно швырнул ее в мусорку.

А потом еще и представился. «Денис. Буду тут мучиться неделю».

Я ожидала всего чего угодно. Хамства, насмешек, даже того, что он попытается на меня наехать. Но только не этой внезапной, почти театральной, капитуляции.

У меня весь праведный гнев так и остался нерастраченным. Клокочет внутри, и я чувствую себя полной дурой, стоящей с разинутым ртом посреди дороги.

— Ну и ну, Анжи, да ты его в клочья порвала, — слышу хриплый довольный голос. Из-за угла магазина появляется дядя Коля, местный автомеханик и главный новостной ретранслятор Прудищ. Он вытирает руки о замасленную тряпку и довольно ухмыляется. — Я уж думал, щас драка будет, а он взял и сдался. Респект тебе. Приезжего мажорика с потрохами!

— Он не сдался, он просто… — я замираю, не зная, что сказать. — Он просто испугался общественного порицания!

Дядя Коля громко хохочет.

— Ой, не смеши, цыпа. У него на машине колеса дороже, чем весь наш магазин. Какое ему дело до нашего «осуждения»? Парень просто воспитанный оказался. Редкость, конечно, но бывает.

— Воспитанный? — фыркаю я. — Он же бросил окурок прямо на землю!

— Бросил. А ты пристыдила. Он поднял. Жизнь продолжается, — философски заключает дядя Коля и удаляется к своему участку, насвистывая.

Я тяжело вздыхаю. Сахар-то я и забыла купить. Разворачиваюсь и иду в магазин, сгребая по пути в охапку свое растерянное достоинство.

Возвращаюсь домой под аккомпанемент мыслей об этом странном Денисе. Бабушка уже замешивает тесто.

— Ну что, купила? А то без сахару как без рук, — говорит она, посыпая мукой стол.

— Купила, — без особого энтузиазма протягиваю я пакет.

Бабушка бросает на меня испытующий взгляд своими острыми, как у сороки, глазами.

— Что-то случилось? Видок такой, будто тебя Васильич победил в схватке.

— Да так… Встретила того самого мажора, — нехотя признаюсь я, отряхивая платье. — Дениса.

— Ну и как? — бабушка раскатывает тесто с таким видом, будто это самое важное дело в мире.

— Выбросил окурок прямо у магазина! Я ему, конечно, устроила… Но потом он его поднял. Сам.

Руки бабушки замирают на секунду.

— Поднял? — в ее голосе слышится неподдельное удивление. — Ну, значит, не все еще потеряно. Петр Петрович тоже мусорить не позволял. Говорил, земля — она живая, ее обижать нельзя.

— Бабуль, ну он же совсем другой! — вздыхаю я. — Выглядит… как манекен из дорогого бутика. Холеный. И лицо каменное, надменное.

— Может, просто защемило что-то у парня? — предполагает бабушка. — Его сюда не по доброй воле пригнали, это ж понятно. Сидел бы себе в столице, тусовался. А тут на тебе, глушь, скука. Вот он и злится.

Я молча начинаю резать капусту для начинки. Может, бабушка и права. Но это же не оправдание!

— Все равно, я ему спуску не дам, — объявляю я, с силой шинкуя кочан. — Если будет хамить или мусорить — сразу в бой.

Бабушка только усмехается:

— Смотри, Анжи, а то так до свадьбы и подеретесь.

— Бабуль! — я аж краснею от таких ее слов. — О чем ты?! Да я его видеть не могу!

Но щеки почему-то горят.

После ужина из умопомрачительных пирожков, бабушка вдруг говорит:

— Ой, Анжи, я совсем забыла! Маша, жена Гордея, звонила. Просила передать ключи от ее домика тому самому Денису. Отнесешь?

У меня во рту пересыхает.

— Что?! То есть мне теперь к нему самой идти? А если подумает, что я нарочно придумала повод?

— А ты чего боишься? — лукаво прищуривается бабушка. — Ты же его в клочья порвать готова была. А ключи отнести боишься? Или стесняешься?

— Я?! Стесняюсь этого павлина? Да никогда!

Почти выхватываю у нее из рук связку с брелоком в виде божьей коровки.

— Отнесу. И еще раз объясню ему правила поведения в заповеднике!

Выхожу за калитку.

Вечереет.

Воздух становится еще слаще, пахнет дымком и свежестью.

Иду к дому Деминых, отчаянно репетируя в голове гневную речь. «Вот ключи. И запомните, у нас тут не свалка. И гуси после девяти спят, так что если будете слушать свой мажор-рэп, сделайте потише…»

Подхожу к калитке. Дом действительно хорош, ухожен. На крыльце сидит… он. Денис.

Расселся на ступеньках, спиной ко мне, и любуется закатом. В руках у него телефон, но он на него не смотрит. Просто сидит. И в его позе нет ни капли той надменности, что была днем. Какая-то усталая задумчивость. Даже… одиночество?

Я кашляю, чтобы объявить о себе.

Денис вздрагивает и оборачивается. Его лицо в лучах заходящего солнца кажется менее каменным. Даже глаза другие, уставшие, какие-то серые, а не холодные.

— О, — говорит мажор. — Это снова ты? Пришла провести воспитательную работу? Я больше не мусорю, честно. — В его голосе слышится усталая насмешка, но без злобы.

Я теряю весь свой боевой пыл. Сухо протягиваю ему ключи.

— Вот. От Маши. Ключи от ее домика, он через дорогу.

Денис медленно поднимается и спускается ко мне по ступенькам. Берет ключи.

— Спасибо, — произносит неожиданно вежливо. Потом смотрит на брелок-божью коровку и… улыбается. Уголки его глаз прищуриваются. — Мило.

И все. Весь мой гнев испаряется.

— Ну… ладно, — говорю я. — Передала.

Разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Эй, — слышу я его голос. — Как зовут-то? Я, вроде, представился, а ты нет.

Я оборачиваюсь.

— Ангелина.

— Ангелина, — повторяет он, и мое имя в его устах звучит как-то странно, непривычно. Не по-деревенски. — Ну что, Ангелина, раз уж ты мой главный надзиратель, скажи, что делать человеку, чтобы не умереть здесь от тоски за семь дней? Кроме как не мусорить.