Клятва 2 : Между словом и сердцем

Глава 1. Имена, что забывает сердце

Мистер Х не сразу понял, что произошло.

Время будто остановилось. Звук её голоса — знакомого, родного — ударил сильнее, чем пуля. Но не слова. Слова были другими.

> — Простите… а мы… знакомы?

Он смотрел на неё, как человек, внезапно ослепший, потерявший свет, по которому шел всю жизнь.

Как будто весь мир, всё, через что они прошли, исчезло. В одно дыхание.

Она не помнила.

Он кивнул медленно. Не пытался возразить. Не схватил её за руки. Не задал ни единого вопроса.

Просто выдохнул.

> — Да, — прошептал он. — Знакомы.

Ди моргнула, будто пытаясь прочитать его по глазам. Но не увидела в нём ничего, что бы ей подсказало хоть что-то.

Мистер Х поднялся. Словно боялся задержаться.

Он не имел права больше оставаться в её мире, если она даже не узнавала его имени.

> — Я оставлю тебя отдохнуть.

Но если вдруг… если хоть одна мысль покажется знакомой — просто позови.

Я всё ещё рядом.

Он закрыл за собой дверь.

А она осталась. В той же позе. Обняв колени. И с чувством, что только что потеряла что-то… чего даже не знала, что имела.

Он закрыл дверь — и замер.

Спиной к ней. Лбом опираясь о холодное дерево. Не смел двинуться, не смел дышать слишком громко.

Сердце билось в груди так, будто пыталось вырваться — за ту грань, где она. Где была она.

Та, которая помнила. Та, которая любила. Та, что звала его по имени шёпотом, от которого хотелось жить.

А теперь…

> — Простите… а мы… знакомы?

Эти слова врезались в него хуже лезвия.

Не крик, не обвинение — просто пустота.

Как будто их никогда не было. Как будто всё, что они пережили, было его личной иллюзией.

Он медленно выпрямился, и пошёл по коридору, будто шёл сквозь воду. Каждый шаг отдавался эхом в груди.

Только сейчас он понял, как много потерял.

Не в момент, когда Гарри рассказал правду. Не когда она исчезла.

А сейчас.

Когда посмотрел ей в глаза — и не нашёл в них себя.

Он любил её. Любил так, как, наверное, нельзя.

И, чёрт побери, он был готов принять всё — её боль, её злость, даже её молчание.

Но не это.

Не забвение.

> «Она не помнит меня.

Для неё я — никто.

Просто мужчина, который зашёл в комнату и сказал слишком много лишнего.»

Он сел на лестнице, сжав голову руками.

И позволил себе то, чего не позволял долгое время.

Слёзы.

Тихие, мужские.

Без истерики. Без звуков.

Только боль, что вытекала наружу.

Он выдохнул — почти всхлипнул, но тут же зажал рот рукой.

Нельзя. Не должен. Нужно быть сильным — ради неё. Всегда ради неё.

«А если она никогда не вспомнит?

Если в её мире меня просто нет?

Я должен отпустить? Сделать вид, что всё нормально?

Смогу ли я жить рядом с ней, зная, что больше не значу ничего?

Или мне уйти — и забрать с собой эту любовь, которую теперь уже некому отдавать?»

Он провёл рукой по лицу — влажное, горячее, разбитое.

Только глаза — её глаза — стояли перед ним.

Такие же, как раньше.

Но в них не было его.

Тишина в коридоре была плотной, как тьма.

Мистер Х сидел на ступенях, ссутулившись, будто носил на спине собственное небо — тяжёлое и бескрайнее.

Он не заметил шагов. Или, может, просто не хотел замечать.

Но голос прозвучал всё равно.

— Она правда не узнала тебя?

Мистер Х поднял голову. Гарри стоял в тени, опершись о перила. Глаза у него были красные — видимо, и он не бездушный.

— Нет, — глухо ответил Мистер Х. — Ни малейшего проблеска. Как будто меня никогда не было.

Гарри молчал. Потом сел рядом, на ступень ниже. Чтобы не давить, не нависать. Просто быть рядом.

Как когда-то он был рядом с Ди — тогда, когда Мистер Х ещё не знал, что теряет.

— Я пытался тебе рассказать, — тихо сказал Гарри. — Тогда. До того как всё случилось.

— Я знаю, — отозвался Мистер Х. — Она попросила не говорить. И ты сдержал обещание.

(Пауза.)

— Ты всё сделал правильно. Это я — нет.

Он сжал пальцы, и кулаки дрожали.

— Я опоздал, Гарри. Она не просто ушла — она ушла туда, где меня никогда не было.

А я всё ещё здесь, с этим грузом, с этой… проклятой любовью, которую больше некуда деть.

Понимаешь?

Гарри выдохнул.

— Понимаю.

(Пауза.)

— Но ты — не просто любовь. Ты её история.

Даже если она этого не помнит — это не значит, что этого не было .

Мистер Х сжал губы. Глаза блестели. Но он не плакал. Больше нет.

Он просто кивнул.

И прошептал почти неслышно:

— До конца.

Глава 2. Тишина в которой слышно все

Они стояли молча.

Гарри и Мистер Х — оба не двигались, будто остались во временном вакууме, застыли в тени событий, которые никак не могли переварить. Комната, коридор, тишина — всё будто остановилось, даже воздух стал густым, наполненным страхом, которого никто не произносил вслух.

Каждый из них был погружён в себя.

В свои мысли.

В свои потери.

Гарри смотрел в стену, сжав кулаки. Он всегда знал, что это может быть тяжело. Но не так.

Не настолько.

Не когда человек, которого ты знал лучше всех, смотрит на тебя — и не узнаёт.

Мистер Х стоял чуть ближе к двери, облокотившись о стену. Его лицо было словно вырезано из камня, но пальцы дрожали.

Он не плакал. Он просто… больше не дышал.

И в этой мёртвой тишине прозвучал голос Гарри — тихий, почти из другого мира.

— Я вызову врача.

Фраза, такая простая и логичная, прозвучала как спасение. Как будто кто-то наконец вспомнил, что делать, когда всё рушится.

Мистер Х сразу кивнул. В этом кивке — надежда.

Не вера, нет. Но надежда, что, может быть, есть объяснение. Рациональное. Холодное. Врач скажет, что это реакция, стресс, шок.

Что можно дать лекарство — и она вылечится . Очнётся от этого кошмара.

Гарри уже достал телефон, начал набирать. Первый гудок и тут — замер.

— Блин… — выдохнул он, глядя на экран. — Уже почти полночь. Он не отвечает.

Завтра утром, как только проснётся.

Мистер Х медленно выдохнул — шумно, тяжело, будто выпускал воздух из пустого баллона.

— Мы не можем оставить её одну, — проговорил он. — Ни морально, ни физически.

Гарри кивнул, словно ждал этих слов.

— Я уже подумал об этом. Её родители в командировке, уехали на месяц. У неё никого рядом. Дом пустой.

И она сейчас…

(вздох)

Она не в состоянии быть одна. Даже на ночь.

Мистер Х не раздумывал.

— Она останется здесь, — твёрдо произнёс он. — Здесь безопасно. Мы рядом. Если ей станет хуже — мы сразу заметим.

Никаких рисков. Ни шагу в темноту.

Он не стал договаривать вслух то, что подумал про себя:

"Хуже уже случилось."

Гарри кивнул.

— Надеюсь, мы её не напугаем.

— Мы будем осторожны, — ответил Мистер Х. — Спокойно. Без давления. Просто… рядом.

Она не должна чувствовать себя в ловушке.

— Согласен, — коротко сказал Гарри.

Они снова замолчали. Только теперь не от растерянности — от усталости. От того, что решение принято, но ничего не стало легче.

— Я останусь на ночь здесь, — тихо произнёс Мистер Х, как будто разрешал это самому себе.

Гарри даже не стал спорить. Только кивнул.

Они оба оставались стоять в темнеющем коридоре.

Не потому что не знали, куда идти.

А потому что впереди — было страшно.

Потому что там, за дверью, лежала та, кто забыла одного из них.

И один из них — больше не знал, как дышать без неё.

Мистер Х опустил взгляд.

В глазах у него было нечто, чего Гарри раньше не видел. Ни в бою, ни в ссоре, ни в тех тяжёлых месяцах после разрыва.

Глубокая, почти физическая вина.

Вина за то, что опоздал.

Что не был рядом.

Что, возможно, был частью того, что её сломало.

И теперь… он мог только быть рядом.

Даже если она больше не знает, кто он.

Глава 3. Я знала его... я любила его...

Ди сидела, не шевелясь.

Комната будто исчезла — осталась только гулкая тишина внутри.

В ушах звенело, как после удара. Её собственные слова крутились в голове, словно чужие, произнесённые кем-то другим.

> «Простите… а мы… знакомы?»

И он… он кивнул.

Без упрёка.

Без боли.

Как будто знал, что так и будет. Как будто готовился.

А теперь...

Что-то происходило внутри неё.

Странное. Тревожное.

Непонятное.

Тело помнило то, чего не помнила она.

Сердце било тревогу всякий раз, когда в голове всплывали его глаза.

Глаза, в которых не было ни удивления, ни страха. Только — нежность. И потеря.

Он смотрел на неё не как на чужую. Не как на больную.

А как на дом, который однажды потерял.

Ди положила руки на своих щеках .

А на щеках — слёзы. Она почувствовала их.

Когда она успела заплакать?

> Почему больно? Почему хочется закричать, когда я думаю о нём?

Почему он… чувствуется близким?

Она встала. Медленно, как будто боялась расплескать что-то хрупкое внутри.

Подошла к зеркалу. Посмотрела на своё отражение — как на чужую женщину.

Та стояла перед ней и молчала.

Ничего не объясняла.

> Кто ты?

И кем ты была… до того, как стала пустой оболочкой с разбитым сердцем, которое не помнит, кого любило?

Она сжала край стола, так, что побелели костяшки пальцев.

Сделала вдох.

Глубокий. Но воздух не дал облегчения — наоборот, жёг изнутри.

В груди что-то дёргалось, скреблось, как запертое чувство.

Как зов безмолвного имени.

Имени, которое она должна знать.

И чем больше она думала о нём — тем невыносимей становилось.

Не боль. Хуже.

Смятение.

Паника.

Тонущая душа, которая кричит и просит о помощи .

> Как можно тосковать по человеку, которого не знаешь?

Почему каждый его взгляд будто вырезал что-то из меня — не болью, а нежностью?

Почему мне хочется верить ему… даже если я не знаю, кто он?

Она закрыла лицо руками. Плечи задрожали.

А внутри — всё громче и громче звучала одна мысль.

Тихая. Простая. Но острая, как нож.

Как истина, которую нель

зя объяснить.

> Я знала его. Я любила его.

Я просто… забыла, как.

Глава 4. Где-то в глубине души

Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как он вышел из комнаты.

Может, час. Может, целая вечность.

Время в этом доме текло иначе — вязкое, тягучее, оно обволакивало, как пелена сна. А может быть — забвения.

Ей не спалось и она решила пойти в общую комнату , она поняла что оставаясь одной она так ничего не поймет , а в окружение когда-то близких людей может что-то да и вспомнит , может что-то прояснится . Она не теряла надежду и даже с маленькой амнезией ее оптимизм был на высоте .

Ди сидела в кресле, с ногами, подтянутыми к груди. Пальцы вцепились в подлокотники, ногти врезались в обивку. Перед ней на коленях раскрытая книга, но она давно перестала читать. Глаза скользили по строчкам, не улавливая смысла. Слова ускользали, как вода между пальцами.

Она не была здесь.

Не была и в книге.

Она была в нём.

Он стоял на веранде. Слегка опирался на перила, разговаривал по телефону. Его голос не доходил до неё — только низкий, глухой тон, который не разобрать, но который пробирал до мурашек.

И он не смотрел в её сторону. Ни разу. Не искал взглядом, не пытался заговорить.

И именно это сбивало дыхание.

> Почему мне хочется, чтобы он заговорил? Почему тянет туда, где он?

Её ладони вспотели. Она тихо отложила книгу и встала. Подошла ближе к окну. Стояла за занавеской — пряталась, будто крадёт что-то запретное. Его образ. Его силуэт. Его жесты.

Он провёл рукой по волосам — быстро, уставше.

И в ту же секунду её накрыло.

Откровенная вспышка.

Тёплое утро. Простыни мятые. Он лежит рядом, улыбается, щурясь от солнца.

— У тебя смешной нос, когда ты злишься.

— Не злюсь я.

— Злишься. И всё равно самая красивая.

Смех. Её собственный. Лёгкий. Настоящий.

Резкий обрыв. Тишина. Воздух будто вышел из комнаты.

Ди отошла от окна, зажала рот рукой. Сердце колотилось, как бешеное.

Что это было?

Сон? Иллюзия?

Или… память?

> Это же невозможно. Я не знаю его. Я — не знаю. Но я чувствую. Чувствую сильнее, чем чувствую себя.

Она прижалась лбом к холодному стеклу. Пальцы дрожали.

С каждой минутой его образ становился ближе. Не как фотография — как часть внутреннего мира.

Как будто он был той музыкой, которая всегда звучала фоном, пока она жила. И теперь — осталась тишина.

И всё же, в этой тишине он звучал.

Его голос. Его взгляд. Его тишина рядом.

> Я боюсь его. Боюсь того, что тянет к нему.

Но ещё сильнее — боюсь, что потеряю это ощущение.

Как будто, если отпущу, то снова останусь пустой.

Она медленно вернулась к креслу. Села. Снова взяла книгу — просто чтобы держать в руках что-то стабильное, пока её внутренний мир шатался, как карточный домик.

Он уже не был на веранде. Наверное, ушёл. Наверное, так и не посмотрел на неё.

Но в голове оставался его образ.

А в груди — эта странная, почти физическая боль, будто внутри что-то искало его.

Она закрыла глаза.

И снова увидела — неясно, тускло, но всё же…

Его рука, касающаяся её шеи.

Его голос:

— Ты дома. Слышишь? Я рядом.

Губы Ди дрогнули. Она не знала, вспомнила ли это.

Но ей захотелось ответить.

Глава 5. Врач сказал, забыть - значит выжить

Комната наполнилась запахом лекарства и холода, когда дверь открылась.

Ди села ровнее, автоматически прикрываясь пледом.

Перед ней стоял мужчина в белом халате, с усталым, но спокойным лицом. Врач.

Она знала, кто он.

Рядом, чуть в стороне, стоял Гарри.

Он опустил взгляд, не мешал. Только наблюдал — с той особой тревогой, которую выдают себе лишь самые близкие.

Врач мягко кивнул.

— Доброе утро, Мисс Ди. Как самочувствие?

— Пусто, — тихо ответила она. — У меня… всё пусто.

Он молча сел напротив, внимательно посмотрел в её глаза.

Взял за запястье — проверил пульс, погладил пальцы большим пальцем, почти по-доброму.

— Это нормально, — сказал он. — Всё, что с вами происходит — это защитная реакция.

Она нахмурилась.

— Реакция на что?

Врач вдохнул, чуть склонил голову.

— На боль. Слишком сильную. На стресс, который ваш мозг решил… не переваривать, а отрезать.

Он посмотрел мимо неё — за окно. Где-то там шумел ветер и плескались волны.

— После того как вы упали в воду, в ледяное море, организм испытал шок.

Тело почти сдалось. Но вы выжили.

Вы выбрались.

Ди сжала пальцы. Слова звучали отстранённо, как будто всё это случилось с кем-то другим.

— И… я всё забыла?

— Не всё. Вы помните, как говорить. Читать. Понимаете смысл происходящего.

Но всё, что связано с сильными чувствами — с тем, что причиняло вам боль, — заблокировано.

— Как будто стерли?

— Не стерли, — мягко поправил он. — Спрятали. За бетонную стену.

Так мозг защищает себя.

Яркие воспоминания, особенно связанные с сильными эмоциями — любовью, страхом, потерей — могли спровоцировать не просто эмоциональный срыв, а повторный физический шок.

Она смотрела в пол. Плечи дрожали.

— А они… вернутся?

Врач медленно кивнул — и тут же покачал головой.

— Иногда — да.

Постепенно. Фрагментами.

Иногда — нет.

Никто не может предсказать. Это не таблетка и не хирургия. Это… душа.

Она возвращает то, что готова вспомнить. И только тогда, когда вы сами к этому готовы.

Он встал, не дожидаясь её ответа.

Повернулся к Гарри, обменялся с ним кратким взглядом — что-то в нём было горькое, непроизнесённое.

— Физиологически она здорова. Сердце, давление, нейроны — всё работает.

Но память… — он замялся. — Память не хочет возвращаться в ту ночь. Ни к ней, ни к нему.

Гарри кивнул.

Ди слушала, затаив дыхание.

> К нему.

Он — в этой истории. В том, чего я не помню.

И, наверное, в том, что больнее всего.

Когда врач ушёл, тишина накрыла комнату, как плотное покрывало.

И только тогда она впервые почувствовала: не боль, а страх.

Страх, что, возможно, самое важное в её жизни… просто исчезло.

Глава 6. Чужой, мой

— Ты всё слышала, да? — голос Гарри был тихим, но ясным.

Ди не ответила. Она всё ещё смотрела в точку — туда, где минуту назад стоял врач.

— Он говорил о нём, — сказала она наконец. — Кто это?

Гарри не сразу ответил. Он подошёл к окну, развёл шторы — и серый свет скользнул по её лицу, делая кожу почти прозрачной.

— Это… сложно.

— Значит, это важно, — тихо сказала она.

Он усмехнулся, но в той усмешке было больше боли, чем иронии.

— Иногда я думаю, что ты и вправду не помнишь. А иногда — что просто не хочешь помнить. Потому что память — это не всегда спасение.

Она повернулась к нему. В глазах не было злости — только жажда понять.

— Я хочу знать.

Он медлил. Потом, словно выбирая слова:

— Он был тебе близок. Очень. Ближе, чем кто-либо.

Пауза.

— Он всё ещё мой лучший друг, — сказал Гарри. — И, если честно, я не представляю, что для него значишь ты…

Он медленно сел на подоконник, глядя в окно.

— Он был с тобой настоящим. Без защиты, без масок. Таким, каким не был даже со мной. И я не говорю это, чтобы вызвать у тебя жалость или подогреть интерес. Просто… ты стала частью его мира. Настоящей, глубокой частью. А он — твоего.

Ди сжала плед. Что-то в груди дрогнуло, едва ощутимо.

— И что между нами было? — спросила она. Голос едва не сорвался.

— Что-то очень сильное. То, чего многие ищут всю жизнь. Не всегда понятное, не всегда простое… но реальное.

Ты была другой рядом с ним, да. Но не потому что он тебя менял — а потому что рядом с ним ты позволяла себе быть больше, чем до него. Живее. Ярче. Хрупкой и сильной одновременно.

Он перевёл взгляд на неё.

— Я был рядом всё это время. И я видел, как он за тебя держится. Не словами — поступками. Тишиной. Присутствием. Он бы отдал за тебя всё.

Её губы задрожали, но слёзы не текли. Только горло сжало.

— Почему тогда я одна?

Гарри медленно выдохнул.

— Потому что иногда, чтобы сохранить самое важное, приходится уйти.

И, может, ты спасла не только себя… а и его.

Ди отвела взгляд. А в памяти снова вспыхнул обрывок — тёплая рука, поцелуй в висок, и слова, сказанные в темноте:

— «Ты — всё, что у меня есть. Даже если я этого не заслуживаю».

Её дыхание сбилось. Сердце застучало громче.

Гарри подался вперёд.

— Ты что-то вспомнила?

Она кивнула. Едва заметно.

— Только голос. И ощущение… будто я его любила до боли. До предела.

Гарри кивнул. В глазах его было понимание. И молчаливая вера в то, что всё ещё возможно.

Глава 7. Сквозь сна

Комната всё ещё хранила тёплое дыхание вчерашнего заката, когда она впервые позволила себе уснуть без тревоги.

Ей снилось:

Мягкий свет скользит по полу. Запах кофе и свежей мяты.

Она стоит на тёплой плитке кухни, босиком, в чьей-то рубашке — слишком большой, с закатанными рукавами.

Рубашка пахнет солью, ветром и… кем-то родным.

Рядом — мужская рука. Пальцы перебирают виноград. Легко, рассеянно. Но не отстранённо.

Она смеётся.

Громко, по-настоящему. И не может остановиться.

Он улыбается, смотрит на неё так, будто видит впервые.

— Что? — спрашивает она сквозь смех. — Что смешного?

— Ты. Такая, как сейчас.

Она кивает. В глазах — слёзы. От смеха... или от чего-то большего.

Он наклоняется ближе и шепчет в висок:

— Не исчезай, хорошо?

Сон дрогнул, потемнел по краям — и растворился.

Ди резко проснулась.

Сердце стучало — не от страха, а от чего-то… непонятного.

Она не могла вспомнить, кто это был. Ни имени, ни лица.

Но всё тело помнило: он был её. Настоящий.

И она его любила.

Она сидела на кровати, укутанная в плед- как в доспехах .

Свет медленно прокрадывался сквозь шторы — утренний, голубоватый, почти неощутимый.

На подушке — мокрое пятно от слёз. Она не заметила, как плакала во сне.

Сон исчез, но чувство осталось.

Нежность. Привязанность. Тоска.

Такая тёплая, что казалась болью.

Она не знала, что с этим делать.

В голове всё ещё звучал голос — с лёгкой хрипотцой, шепчущий прямо в ухо:

«Не исчезай, хорошо?»

Она встала и подошла к окну.

Закрыла глаза.

Имя стерлось. Лицо — ускользнуло.

Но чувство осталось. Яркое, настоящее.

Она знала: была кому-то важна. И сама любила — не в теории, а до костей.

— Значит, это было, — шепнула она себе. — Это было на самом деле.

В этот момент внизу, у главного входа, хлопнула дверь.

Голоса. Смех. Ключи звякнули в миске.

Она вздрогнула.

Шаги. Уже в холле.

— Ди? — позвал женский голос. — Солнышко?

Мать.

Сердце Ди сжалось. Не от радости.

Она не ожидала их так рано.

Механически поправив волосы и выпрямив плечи, она будто готовилась к экзамену.

— Я поднимаюсь! — снова голос матери, с привычной, почти весёлой интонацией.

Дверь открылась.

— Господи, ты и правда проснулась! — Женщина бросилась к ней, обняла — тепло, крепко, как мать, вернувшаяся не из командировки, а с другого континента.

Отец появился в дверях. Молчаливый, собранный, с телефоном в руке.

— Как ты, милая? — поцеловал её в висок. — Мы прилетели первым рейсом. Гарри написал, что ты…

— Помню, — перебила она тихо, но твёрдо.

Мать отстранилась, пристально вглядываясь в лицо дочери.

— Что ты помнишь?

Ди посмотрела в окно.

— Пока немного, — сказала она. — Помню всё, что было до переезда. А после… почти ничего. Ни мест, ни лиц.

Только… ощущение.

Что я кого-то любила.

И это было сильнее меня.

Глава 8. Ты рядом, я знаю.

Родители слушали внимательно. Без перебиваний, без паники.

Ди рассказала всё, как было: про утрату памяти, про выводы врача, про то, что это не опасно, но требует времени.

Что тело помнит, душа защищается, а разум — медленно оттаивает, как лёд на стекле.

Что доктор сказал: «Это не болезнь. Это — следствие. И путь назад возможен. Только без спешки».

Мать сидела рядом, держала её за руку.

— Мы с тобой. Как бы ни было, — сказала она, глядя прямо в глаза.

Отец лишь кивнул. Сдержанно, по-мужски. Но в этом кивке было больше, чем в длинных речах.

И этого оказалось достаточно, чтобы не бояться следующего утра.

---

После завтрака Ди долго стояла у окна, глядя, как тени деревьев ползут по асфальту.

Впервые за долгое время в ней не было ни паники, ни боли — только тишина.

Странная, незнакомая, почти чужая.

Она снова и снова прокручивала в голове сон.

Рубашка. Тёплый пол на кухне. Мужская рука. Виноград.

И голос: «Не исчезай, хорошо?»

Кто он?

Почему от этого воспоминания хочется и плакать, и смеяться одновременно?

В комнате пахло корицей — мама пекла что-то на кухне, и от этого всё казалось ещё реальнее.

Словно она вернулась в какое-то «до», которого даже не помнила.

На прикроватной тумбочке лежал блокнот. Пустой.

Она взяла ручку и начала писать:

> «Я не помню, кто ты.

Но ты — во мне. Глубоко. Как след от ожога.

Ты где-то рядом, даже если я не знаю, где искать.

Ты был добрым? Жестоким? Заставлял меня бояться? Или — верить?

Я не знаю.

Но я помню, что ты был.

И сердце моё помнит это тоже.»

Слова шли легко. Почти сами.

---

Часа через два пришёл Гарри.

Он постучал, как всегда, и вошёл, не дожидаясь приглашения — привычка, выработанная за время дружбы.

В руках — бумажный пакет с кофе и пончиками.

— Миссия «2 П» прибыла, — сказал Гарри, растворяясь в улыбке.

Ди приподняла бровь — мол, не поняла.

— «Пончик и поддержка», — пояснил он, по-прежнему улыбаясь.

Ди села с ним на кровать, завернув ноги под себя.

— Спасибо.

Он кивнул, разворачивая пончик.

— Как ты сегодня?

— По-настоящему живая. И немного потерянная.

— Звучит как шаг вперёд. Сказал улыбаясь Гарри .

Они молча ели несколько минут. Потом Ди нарушила тишину:

— Он… спрашивал обо мне?

Гарри замер. Руки остались в движении, а глаза — нет.

— Он рядом, — наконец сказал он. — Всегда был.

— Но не приходит.

— Потому что боится сделать больнее. Не только тебе но и себе. Он не прощает себя. И не знает, хочешь ли ты его видеть.

Ди смотрела в чашку. Губы дрогнули, но она не заплакала.

— Я даже не знаю, кого хочу видеть.

— Это тоже нормально, — мягко сказал Гарри. — Ты не обязана помнить, чтобы чувствовать.

Он хотел сказать ещё что-то, но сдержался.

Встал, накрыл её пледом.

— Я рядом. Если что — зови. Даже если посреди ночи.

---

Тем временем, в другой части города,

в комнате с большими окнами и приглушённым светом,

он сидел на полу, прислонившись к стене.

На коленях — письмо. Третье.

Первое он сжёг. Второе спрятал в ящик.

А это — не мог закончить.

> «Если ты читаешь это — значит, тебе уже не всё равно.

Я не жду прощения. Я не требую воспоминаний.

Я просто хочу, чтобы ты знала: всё, что было, — было по-настоящему.

Я не притворялся. Не играл.

Ты — самое честное, что случилось со мной.

Я не пришёл не потому, что не хотел.

А потому что не имею права.»

Он положил письмо на стол, рядом с фотографией.

На фото — Ди. Она смеётся. Ветер в волосах. Лето.

Он провёл пальцем по стеклу.

Скучал.

С каждой клеткой тела.

---

Вечером Ди снова осталась одна.

Окно в комнате было открыто — воздух струился внутрь, пах солью.

Она выключила свет и просто сидела.

Издалека донеслась музыка.

Тихая, будто из машины, проезжающей мимо.

Мелодия казалась знакомой. Простой мотив, несколько аккордов.

И вдруг — ощущение: вот он. Где-то рядом.

Ди встала, подошла к окну. Никого.

Но воздух был другим.

— Ты рядом, — прошептала она. — Я чувствую. Я знаю.