Ключ

Часть 1.

В детстве я всегда любила истории о принцах, принцессах, магии и приключениях. Конечно, мне тоже хотелось чего-нибудь подобного. Только представьте — вы в седле, которое абсолютно не натирает, скачете на единороге и возглавляете армию добрых волшебников против злых колдунов и орков. Это куда интереснее математики, правда?

Вот и сейчас я сидела и рисовала в воображении прекрасные моменты из несбыточных сказок, пока у доски стоял Сережа и пытался что-то выдать нашей злой жабе. Даже имени ее не помню — для меня за этот несчастный месяц она так и осталась Жабой.

Наблюдать, как она злобно ворчит на бедного мальчика не было сил. Хотя мальчиком его сложно назвать, да и в жалости он особо не нуждается — нам уже как-никак по семнадцать лет, и скоро предстоит сдавать экзамены. О чем без конца бубнит Жаба.

— И как ты собираешься сдавать экзамен? Профильная математика… — Нудела она, прохаживаясь между партами. Шаркала она препротивно. К другим бабушкам не возникало претензий, но к этой — постоянно. Будто она не по полу ходит, а прямо по нашим душам.

— Я сдаю базовую, — прервал ее Сережа, за что вновь удостоился весьма нелицеприятного взгляда, причмокивания и стандартного: «Садись, два».

Мысленно я повторяла про себя: «Только бы не я, только бы не я», а в это время Ираида уже подняла руку.

— Ну, иди, Ира, спасай их, — проворчала Жаба и вернулась за свой стол. Ираида ненавидела, когда ее имя сокращают так, но именно этой учительнице она никогда об этом не указывала. «Ну ее, — говорила Ираида, — еще припомнит».

Я вернулась к своим мыслям. За окном начинался мелкий дождик. Небо покрывали темные тучи, море также потемнело, и уже нельзя было отличить одно от другого. И так будет еще несколько месяцев, пока не выпадет снег…

Раньше я жила в городе, где снег появлялся едва ли больше двух раз за год. И пусть пределы родного края мы не нарушали, все же погода в этом поселке сильно отличалась от городской. Я и забыла, как все здесь по-другому.

Впервые за долгое время у меня всего пятнадцать одноклассников и две параллели. В городе параллелей было четыре, а в каждом классе обучалось минимум тридцать человек. Какой-то кошмар, а не учеба, я знаю. Не скажу, что мне это особо нравилось, но привыкать к относительной тишине было тяжело. Будто раньше можно было затеряться, а теперь ты всегда на виду.

Хотя я — не Белла Свон, на меня не обращают излишнего внимания. Все заняты подготовкой к экзаменам, на переменах постоянно вчитываются в пособия и решают тесты. Многие ходят к репетиторам, помогают дома с хозяйством и при этом успевают хорошо учиться. С тех пор как я уехала отсюда в детстве, мое мнение о деревенской жизни сильно ухудшилось, стало стереотипным. Зато теперь я рада видеть вокруг столько интересных ребят, у которых есть и хобби, и развлечения, и планы на будущее. Правда себя я все-таки ощущаю, как Белла, — мои стремления толком не ясны и непонятны. А каковы шансы встретить красивого загадочного и богатого вампира в наших краях? Чуть меньше, чем нулевые.

Но красиво погрустить о будущем мне не дал школьный звонок. Уроки, уроки. Короткие перемены, в которые нужно как-то уместить обед и не заработать гастрит. Вонючая на полшколы рыба. Все это составляло мою атмосферу и эстетику. Куда уж там «Девочкам Гилмор»!

Следующими занятиями были астрономия и физика. Но так как вел их один преподаватель, по сути, это было две физики. Казалось бы, что может быть хуже алгебры, но, на самом деле, физику я любила. Как-то так сложилось, что учителя были добрее и понимающее. Даже если ты многого не понимал, но зато внимательно слушал и старался выполнять задания, тебе шли навстречу и ставили хорошие оценки. И все же сейчас это были не обычные уроки — учительница, Светлана Георгиевна, занималась только с теми, кто собирался сдавать экзамен, а остальным разрешила решать свои тесты. Золото, а не учитель.

Я открыла свой сборник задач по химии. Уже на двенадцатой странице я пожалела, что вообще решила ее сдавать. Пришлось повторять всю информацию с восьмого класса, а на самом деле учить все заново, поскольку учеба в переполненной школе явно не могла быть продуктивной. Мы могли пол-урока только искать свободный кабинет для занятий, поскольку в расписании постоянно были какие-то непонятки и наложения. В восьмом классе еще какие-то уроки сохранялись, но в девятом уволилась предпоследняя учительница по химии и биологии, и одной-единственной Марии Семеновне, бабушке лет пятидесяти, пришлось тянуть нас на себе. Пока не пришла новая учительница, еще не окончившая бакалавриат студентка, которая весь урок могла посвятить ругательству корпораций за причиненный природе вред или потрясающему, наполненному удивительными эпитетами, рассказу об очередном походе к маникюрщице. В общем, в десятом классе я поняла, что стать биологом будет очень и очень тяжело.

Задние парты вновь оказались заняты. Я еще с трудом ориентировалась в новой школе и часто приходила в класс последней, если теряла из виду одноклассников. Или если они вместо кабинета направлялись в курилку. Сказать по правде, ориентировалась плохо не только в ней. Поэтому у меня так часто разряжается телефон — пользоваться услугами геолокации приходилось даже слишком часто.

Светлана Георгиевна с такой страстью рассказывала о применении правила «буравчика», что я оторвалась от уже надоевших окислительно-восстановительных реакций. Всегда любила таких преподавателей. Их напор и любовь сквозила в каждом действии и тем более в голосе. Даже если особых чувств к предмету ты не имеешь, а все равно, хочешь-не хочешь, но проникнешься им через такую страсть.

К слову о страсти. Когда поток рассказа прервался, и ребята начали решать у доски задачи из сборников, я попыталась вернуться к своим тестам. Но я и так потратила на них больше года, они уже в печенках сидят. Хотя я выбрала для сдачи экзамена еще и биологию и знаю, что у человека печень только одна. Интересно, почему говорят именно «сидит в печенках»? Не логично ли было говорить «сидит в почках», их же две?

Часть 2.

Как-то само собой мы с Сережей стали сидеть вместе. Я списывала у него историю и географию, он у меня — алгебру, геометрию и химию. С биологией мы оба справлялись самостоятельно, а русский язык и литература никогда особых проблем ни у него, ни у меня не вызывали.

В тот день предпоследним уроком была география. Все полезные ископаемые Южной Америки быстро вылетели у меня из головы, как бы я ни старалась их туда запихнуть. Мы с Сережей договорились собраться у меня на выходных и вместе заполнить контурную карту.

— Тебе не кажется, что я в не очень выгодном положении? — Шутливо спросила я у него. Его темные волосы так приятно переливались на свету, и мои руки сами не удержались, чтобы не испортить ему прическу.

— Почему это? — Удивился он, тряхнул головой и поправил задравшийся серый тонкий свитер поверх заправленной рубашки.

— Потому что ты списываешь у меня три предмета, а я у тебя — только два.

— А как же моя компания? — Совершенно серьезно спросил он. — Я стою десяти предметов, между прочим. Это уже ты должна мне, получается.

Я засмеялась. И в этот момент в кабинет зашел параллельный класс. Сердце тут же забилось быстрее, стило мне увидеть Никиту, да еще и в нежно-голубой рубашке. Она очень шла к его бледной коже и светлым волосам. Я все еще лелеяла маленькую надежду, что вампиры могли добежать и до наших далеких краев.

— Мы еще не собрались, не заходите! — Возмутилась Ираида на вошедших. Они же лишь пожали плечами и продолжили идти.

— Вышли! — Прикрикнула тонкая, как веточка, Зинаида Аркадьевна, и тут же начала причитать про торопливую молодежь.

Зато мы спокойно собрали все карандаши и карты и вышли на перемену. У дверей я заметила Любу и уже хотела с ней заговорить, как она прошла мимо, больно задев меня плечом. От обиды проступили на глазах слезы. Сережа спросил, все ли в порядке. Он такой заботливый. Интересно, заслуживаю ли я такого друга?

— Все нормально, — отмахиваюсь я.

— Если бы ты платила мне каждый раз, как говоришь, что все хорошо…

И вновь он вызывает мою улыбку. Будто заклинатель. «Заклинатель улыбок» — так его и назову в мобильнике. На последнем занятии, которым был русский язык, мы вновь решали тестовые задания. Большую часть времени мы с Сережей играли в крестики-нолики, и в какой-то момент меня осенила гениальная, как мне тогда казалось, идея. Я ведь могу также напроситься к Никите позаниматься, чтобы он помог мне с химией. Не то чтобы я сейчас активно нуждалась в такой помощи, но идея кажется мне очень даже неплохой. Так мы сможем лучше узнать друг друга, пообщаться.

Я представила, как он смеется над моими шутками, как солнечные лучи красиво падают на аккуратный круглый стол цвета слоновой кости и как в этих лучах происходит наш первый поцелуй.

— Ты чего?

Голос Сережи вырвал меня из сладкой неги мечтаний и вернул к черствой действительности. По доске противно проскрипели мелом. Даже волоски на руках встали дыбом.

— А что не так? — Пожала я плечами и посмотрела, куда можно поставить нолик. К сожалению, позиция у меня была патовая — куда бы мой соперник ни поставил «крестик», он тут же выиграет. Я заблокировала один из путей, и он тут же выиграл на другом.

— Улыбаешься, как дурочка.

— Так я и есть дурочка.

— Не правда, ты нормальная обычно.

Воспользовавшись тем, что он отвлекся на доску, я добавляю ему один «крестик» и ставлю победный «нолик».

— Это не честно, — жалуется он. Когда Сережа хмурится, то выглядит намного старше. Но чаще он ходит с блаженным выражением лица, что иногда раздражает. Вот Никита всегда выглядит взрослым, может, оттого и нравится мне?

После уроков мы прощаемся. Мне нужно идти на дополнительные занятия по химии, Сереже — на работу. Что это за работа, он наотрез отказывался говорить. Ну, не мне его заставлять. Да и кто вообще будет нанимать несовершеннолетнего? Этот факт уже немного смущает меня, но вслух об этом не говорила. «Только бы ничего криминального, — понадеялась я, скрестив пальцы на руке, как в детстве. — Хотя у нас и не девяностые, чтобы криминал так уж цвел».

Зато сейчас почти час мне предстояло сидеть рядом с Никитой, пусть и не за одной партой. С ним садится Вика — мне она не понравилась еще с того момента, как в первый мой день грубо насмехалась, когда я перепутала расписание одиннадцатых классов и пришла не свое занятие. Мне и так было стыдно, так еще ее смешки еще неделю преследовали меня по пятам.

Зато я вышла к доске и быстро решила сложное уравнение. Лелея надежду, что это хоть как-то уязвило Вику или восхитило Никиту, я вернулась на место с гордо поднятой головой. Но нет, они даже навряд ли обратили на это внимание. Вика листала ленту в телефоне, причем ее листы уже были заполнены. Возвращаясь, я краем глаза заметила, что все они исписаны уравнениями. Да и Никита спокойно решал задания без всякого внимания к доске. Да уж, не случилось добиться всеобщего восхищения таким способом.

И все же досаду я пока спрятала поглубже. Ведь мне еще предстояло попросить Никиту о помощи. Руки почему-то слегка подрагивали, сердце начинало биться все сильнее. Давно я так не переживала, тем более из-за парня.

И все же Вика отправилась вместе с ним. Правда, пока я шла позади них к выходу и ругалась, на чем свет стоит, она успела подойти к высокому мужчине, чмокнуть его в щеку и сесть в машину. Видимо, Никита ей не особо-то и нужен.

И вот он остался один.

Я вздохнула и поспешила сказать хоть что-нибудь, пока он не достал из кейса наушники:

— Ты… у тебя хорошо с химией получается.

— Спасибо, — улыбнулся он. — Родаки заставляют ходить к репетитору.

— Хочешь быть врачом?

— Не то чтобы. Но отец говорит, они много зарабатывают. И он уже поговорил с преподавателями в местном ВУЗе, так что я, считай уже свой.

— Круто! — Совершенно искренне вырвалось у меня. — А у меня вот не очень. Ты понимаешь, как решать последнее задание?

Часть 3.

Утро все-таки выдалось приятнее. Один из последних октябрьских дней встретил меня листопадом из по-осеннему золотых и красных листьев, ясной погодой и холодным ветром. Я потеплее укуталась в любимую куртку, поправила гриффиндорский шарф и едва ли не вприпрыжку направилась в школу. Ведь сегодня у меня важная встреча!

Ни самостоятельная работа по биологии, ни противная рыба на обед, ни даже Жаба не смогла испортить прекрасное настроение. Я целый день предвкушала встречу, внутри меня будто росло что-то светлое и теплое. Даже увидев, что Люба прочла сообщение, но ничего не ответила, я не расстроилась. Нет, нечто внутри меня сумело отогнать даже подобную глупость, как обида. Пусть даже она его не читала, а тут же удалила — что мне! Я молода, влюблена и даже немного счастлива. Считаю это своим маленьким успехом.

— Ты сегодня так и сияешь! — Заметил Сережа. Мы сидели на алгебре и пытались понять, как решать интегралы. Конспекты мало чем могли помочь, поскольку для расшифровки иероглифов нужно как минимум несколько лет. А букв тут уже давно становилось все больше и больше.

— Я всегда сияю, просто ты не замечал, — улыбнулась я и вновь взглянула на записи с прошлого урока. — Слушай, как думаешь, какова вероятность, что математики просто придумали свой язык, типа азбуки Морзе, и на самом деле просто оскорбляют нас.

— О, то что математика меня оскорбляет, я понял еще в пятом классе. Вот это уравнение, например, переводится, как…

Ругательства приводить мне не очень хочется, но я так засмеялась, что учительница не могла не заметить этого.

— О, ты сделала страшную ошибку, — поджал губы Сережа. — Никаких улыбок и смешков в математическом классе. Нужно это на двери написать.

Ох, как же он оказался прав. Меня вызвали следующей, а я ни в зуб не могу решать эти примеры. Пришлось долго и мучительно расписывать все у доски под причитания Жабы о моей медлительности.

— Мы весь урок будем один пример решать? — Спросила она, окончательно выйдя из себя. — Это тебе не смеяться, да?

— А что такого в том, чтобы посмеяться? — Не выдержала уже я. Руки затряслись, мел противно скользил, а не могла понять, что мне делать. Стало вдруг так страшно, аж дышать пришлось активнее. И при этом я злилась. Как можно наказывать человека за радость?

— Поогрызайся мне еще, хамка! Ты учиться пришла или разговаривать?

Я промолчала. Обида комом подступила к горлу. Продолжая решать, я даже не заметила, как заплакала.

— Только слезы лить и умеете, — продолжала Жаба давить на меня. И никто не хотел мне помочь.

— Нина Федоровна, подойдите ко мне, пожалуйста. У меня тут вопрос есть, — раздался голос Амины, одной из моих одноклассниц. Никаких вопросов у нее не было, я знала. Она ни разу не задавала вопросов и занималась подготовкой к профильной математике с преподавателем МГУ. Но ее жалость лишь подтолкнула новый поток слез.

— Не могу. Вот, жду, когда сподобится решить.

Я физически ощущала на себе ее взгляд. Будто кто-то кинул в меня шкаф и заставил нести его на вершину Эльбруса. Взгляд плыл, формулы путались. Я поняла, что использовала не то правило для раскрытия скобок уже после третьего «равно».

— Это тебе не разговаривать с мальчиками. Садись, не мучай нас.

Когда я повернулась, и все увидели мое заплаканное лицо, даже шуршание тетрадей прекратилось.

— Нина Федоровна, вам следует извиниться.

Это был Сережа. У меня даже сердце ухнуло вниз, так испугалась за него.

Рука Жабы зависла над ее тетрадью, где она уже успела выставить свою любимую «два». Ее любимчики раз в неделю оставались после занятий и переносили записанные оценки в электронный журнал. И теперь, похоже, Сереже никогда уже не быть в их числе.

— Ты пререкаться со мной будешь? — Затряслась она, да так, что промелькнула мысль, не случился ли у нее удар. — Еще никогда за все сорок лет в школе мне так не хамили дети!

— Вы довели ее до слез, какое здесь хамство? — Не унимался Сережа. Я как могла крутила головой, показывая, чтобы он не продолжал. Но видно, отступать уже было некуда.

— Да что ты! — Тон Жабы не оставлял надежды на будущее. Она улыбалась такой же приятной улыбкой, какой маньяк смотрит на растерянную жертву. — Иди-ка ты, дорогой мой, вон из класса. Я тебя не аттестую, вот и все. Ко мне на занятия можешь больше не приходить.

Сережа только пожал плечами, собрал свои вещи и, проходя мимо, подмигнул мне.

Что это могло значить? Он хочет, чтобы я шла за ним? Или просто имел в виду, что все хорошо? Я тупо глядела ему вслед, не решаясь, что-нибудь решить.

— Ты так и будешь столбом стоять? — При этих словах Жабы я аж подпрыгнула и, оборачиваясь, прошла на свое место. Я даже не была уверена, что ее слова не относились ко мне и что мне не следовало последовать примеру Сережи. Все то время, пока она прохаживалась глазами по классу, я тряслась и ждала, когда придет черед и мне выйти с позором. Но Жаба лишь выбрала новую жертву и продолжила нервно шагать по кабинету и критиковать решение на доске.

Весь оставшийся урок я пыталась не разрыдаться окончательно. Мне было ужасно стыдно за прокол у доски, страшно за Сережу и его аттестат, к тому же мучило сильное чувство вины перед ним. «Но я ведь не просила его заступаться!», — прошептал коварный внутренний голос. «Не будь дурой, ты сама у доски жалела, что никто тебе не помогает!», — перекрикивал его другой. С одной стороны, я винила себя, ведь это из-за меня теперь у Сережи проблемы, с другой — винила его самого, ведь теперь моя же совесть настроилась против меня. Я разрывалась между тем, чтобы выйти из кабинета и навлечь на себя гнев учителя, и между тем, чтобы спокойно досидеть остаток урока. «Вдруг Сережа все это время ждал тебя за дверью? Вдруг он больше не посмотрит на тебя? Так ты отплатила ему за все? Ведь он один решил дружить с тобой, между прочим», — продолжала давить совесть. Злость на Жабу и вина перед Сережей забирали все мои мысли. Глаза бегали по строчкам правил, но все пролетало мимо. Решение примеров приходилось искать в интернете, держа телефон под партой на коленке.