Книга 1. "Колодец желаний"

Оглавление

Глава 1: Туман над Чернодольем. 4

Глава 2. Возвращение. 14

Глава 3. Жертва. 20

Глава 4. Дорога с тенями. 23

Глава 1: Туман над Чернодольем.

Туман лежал в низинах плотными молочными клочьями, обволакивая каждый сухой стебель бурьяна, каждую трещину в рассыпающейся глине дороги. Он не просто висел в воздухе - он жил, медленно перетекал с места на место, скрывая то ржавый остов "Запорожца", то покосившийся верстовой столб с едва читаемой надписью "Черно...". Последние буквы стерло временем, как стерло из памяти людей само это место.

Барс шел, пригибаясь инстинктивно, хотя вокруг не было ни души. Его походка выдавала бывалого сталкера - каждый шаг осторожный, продуманный, нога сначала проверяла грунт, лишь затем переносился вес. Пальцы не отпускали приклад автомата, глаза непрестанно сканировали местность. В Зоне расслабляться - значит подписать себе смертный приговор.

На картах этого села не существовало уже тридцать лет. В официальных отчетах по аварии оно даже не упоминалось - будто его стерли не только с лица земли, но и из документов. Но сталкеры знали. В темных углах баров "100 рентген", за стопкой дешевого самогона, шепотом передавались истории о Чернодолье.

"Там дома сами собой переставляются", - хрипел старик с прозвищем Крот.

"В полночь в колодцах звёзды видно", - добавлял молодой паренек с трясущимися руками.

"А один мужик заглянул в такое зеркало...", - но эту историю всегда обрывали на полуслове.

Барс ощущал, как волосы на затылке медленно поднимаются. Воздух здесь был другим - густым, тяжелым, с привкусом старой меди на языке. Не просто радиационный фон - что-то глубже, древнее. Будто сама земля помнила то, что люди старались забыть.

Он остановился у первого дома. Стены покосились под невозможными углами, окна зияли черными провалами, но что-то удерживало строение от окончательного разрушения. Крыша давно провалилась, но дверь... дверь выглядела почти новой, будто ее покрасили вчера.

Барс осторожно толкнул ее створку.

Скрип разнесся по пустому селу, заставив сжаться все мышцы. Внутри пахло плесенью и чем-то еще - сладковатым, почти аптечным запахом. На полу валялись осколки посуды, странно блестевшие в тусклом свете.

"Фарфор? Здесь?" - мелькнула нелепая мысль.

Он наклонился, поднял один осколок. Повертел в пальцах. Чистый, почти прозрачный, с тонким синим узором. Такие делали до революции...

Внезапный треск за спиной заставил его резко обернуться.

Туман за дверью колыхнулся.

Будто кто-то только что прошел...

Когда-то Чернодолье было обычным Полесским селом, каких сотни разбросаны по украинскому Полесью. Добротные хаты, сложенные из темного дуба, прятались в тени раскидистых яблонь. Летом их белили свежей известью, а осенью крыли соломой — плотно, в два слоя, чтобы до весны выстояли против дождей и снегов.

Колодцы с чистой, ледяной водой стояли через каждые три двора. Женщины, собираясь у деревянных журавлей, шептались о свадьбах и недороде, пока ведра с звоном опускались в темную глубину. Дети бегали босиком по мягкой пыли главной улицы, а по вечерам, когда солнце клонилось к лесу, старики сидели на завалинках, покуривая самосад.

Гордостью села была церковь — небогатая, но ухоженная. Ее позолоченный купол, работы еще дедовских мастеров, сверкал на солнце так ярко, что был виден за три версты. По воскресеньям звон колокола разносился по округе, созывая людей на службу. А в большие праздники — на Пасху или Троицу — вся округа съезжалась в Чернодолье, и тогда село гудело, как растревоженный улей.

26 апреля 1986 года в Чернодолье готовились к посевной. Председатель колхоза, толстый Николай Петрович, с утра кричал на механизаторов. Женщины пекли хлеб в печах, пахнущих дымом и теплым тестом. Дети, в предвкушении летних каникул, шумно бегали по улице.

Никто не заметил, как в ночном небе над Припятью вспыхнуло странное свечение. Никто не обратил внимания, что птицы вдруг замолчали, а собаки забились в конуры, жалобно поскуливая. Только старая Одарка, местная знахарка, перекрестилась и прошептала: "Лиха година настає..."

А потом пришел первый выброс.

Не гром, не взрыв — тихий, невидимый удар. Ветер принес с северо-востока странный желтоватый туман. Он стелился низко, цепляясь за землю, как живой. Люди кашляли, терли глаза, но не придавали значения — весной и не такое бывает.

Только на следующее утро, когда из райцентра примчался взмыленный всадник с приказом о срочной эвакуации, Чернодолье поняло — случилось что-то страшное. Но было уже поздно. Желтый туман сделал свое дело.

Те, кто уехал в тот день, больше никогда не видели родного села. А те, кто остался... О них не говорили даже в страшных сказках.

Когда рванул четвертый энергоблок, в Чернодолье еще спали. Первыми проснулись собаки - они выли так, будто видели саму смерть. Потом забились в конуры, разрывая цепи когтями. Старый пастух Гнат, протрезвевший от этого воя, выполз на крыльцо и замер - на северо-востоке, за лесом, небо горело неестественным багровым светом.

Но не это заставило его перекреститься дрожащими пальцами.