Книга первая - Вестник в старом мире

Пролог

1840 год, степи ближнего востока, граница Российской Империи

Тяжелая пуля ударилась о землю, подняв облако пыли. Через летнюю степь неслась казачья сотня под командованием атамана Марченко. Они догоняли шальных хивинцев, похитивших крестьян из пограничной деревни. Вперёд строя выбился подпоручик Беркутов Вадим Борисович. Черноволосый, улыбающийся юноша в синем мундире и с кавалерийской шашкой наголо. Вороной конь фыркнул под Вадимом, чувствуя кисловатый запах горелого пороха.

Казаки тараном наступали на жиденькую линию деревьев, за которой скрылся десяток хивинцев. Вадим радостно хлестал коня по бокам. За последний год русские часто сталкивались со смертью в этих краях, вот и сейчас за поворотом отряд уже ждали спрятавшиеся стрелки. Казаки не заметили, как напоролись на засаду. Загремели ружья и мушкеты, враг стрелял вплотную. Случился кинжальный бой, как говорили ветераны.

Зазвенела сталь сабель, заглушая крики боли и ржание лошадей. Под Вадимом конь встал на дыбы. Он завалился на спину, придавив подпоручика. Дядька Ефим, денщик Вадима, дернулся спрыгнуть с седла, но атаман схватил коня под узды и развернул на ходу. Побитые казаки отступали под хлопки ружей хивинцев.

Вадим задыхался. Слюна смешавшись с кровью и песком теперь хрустела на зубах. На грудь давило тело верного коня, неподъемная крышка гроба. Из-за дерева на Вадима смотрел и ухмылялся хивинец с загорелой облезлой кожей. Он облизнул длинный, тонкий кинжал, прежде чем подойти к придавленному подпоручику. Блеснула сталь, и холод смерти остановил молодое сердце.

Жаркий день сменил прохладный ветреный вечер. У одинокого костра сидела пара дозорных хивинцев с пистолетами за широкими поясами. Их длинные тени смешивались с худенькими деревцами. Толстощекий бугай в новых сапогах с широким поясом раскрыл кожаный мешочек, пока тщедушный хивинец со слипшимися волосами и хитрым блеском в глазах ковырялся в нечищеных зубах...

— Нажива, она как баба, любит ласку, — толстощекий перебирал блестящие кольца на ладони.

— Ты так и в прошлый раз говорил, а сколько тогда хабара принесли? Да и в этот раз — крохи, — тщедушный чесал ногой об ногу натертое место.

— Собака ты безродная, думал бы головой, давно бы богатством обжился!

— Вот ты все о деньгах и о ласке, а у самого дома Фатима с фингалом уже второй год одну паранджу носит!

— Это кто тебе про паранджу рассказал, собака?!

— Подожди Абай, не бей! Ай! Да смотри! — худощавый разбойник с разбитым лицом показал на мертвого коня. Его труп дрогнул и перевалился в сторону, подняв маленькое облако пыли на дороге.

— Фто за файтан?

— Заткнись! — бугай заехал кулачищем по разбитым губам Тщедушного и пошёл к коню, доставая пистолет.

Он отходил от костра в сторону дороги, прикрытой ночной тенью. На небе сдвинулись облака, открыв полную луну. Бугай повел пистолетом, чтобы разглядеть молодого русского, лежащего неподвижно. Засохшая кровь так сильно испачкала китель, что никто не захотел его снимать. Тело лежало так же, как и несколько часов назад. Только у русского были открыты глаза. Рыбьи как и полагалось трупам, холодные и с серой дымкой поверх лопнувших сосудов. И вдруг они посмотрели прямо на удивленное лицо громилы.

Тщедушный у костра шмыгнул разбитым носом и приложил холодное лезвие кинжала к окровавленным губам. В полумраке у дороги проглядывалась широкая спина бугая у трупа лошади. Бугай дернулся, как будто хотел чихнуть, но передумал и снова замер.

— Да и пожалуйста, разбитое лицо не такая уж и большая плата за твою Фатию, — тщедушный отвернулся поискать в мешке ещё холодного металла, когда услышал шаги, — Абай, я не понимаю, почему ты обиделся…

Тщедушный повернулся и замолчал. В полумраке ночи стоял не грозный Абай, а убитый им русский. Огонь слабо потрескивал и под дуновением ветерка колыхнулся, осветив руку русского, с которой ещё капала горячая кровь.

— П-п-постой! Давай договоримся, у меня есть деньги, — тщедушный похлопал по карманам, он искал положений рядом с сумкой пистолет.

Русский ничего не ответил, только шагнул вплотную и со звуком вылетевшей пробки от шампанского оторвал тщедушному голову.

— Вадим Борисович, да теперь так, — русский пнул оторванную голову в сторону и посмотрел на свои босые ноги, — Негоже офицеру в таком виде.

Вдим проверил мундир, пнул сумку хивинца с дульнозарядным пистолетом.

— Вроде эпоха верная, а что тогда за погоны? Пехотные, — он провел пальцем по трем звездам. Николаевские, только второго… Так, ты профессионал, Вадим Борисович, крепись. Мда, мундир вообще гвардейский.

Вадим зажмурился, обдумывая, где ошибся при отправлении. В голове как в огромной картотеке на места вставали фотографии из памяти с описаниями.

— Задача, конечно, — голос сильно хрипел, — Ладно, главное не рехнуться и не спалить все в ядерном пламени. Раньше времени.

Он прошёлся по станице, собирая вещи и складывая их в мешки. У бугая нашлись сапоги, в вещах тщедушного пара добротных шашек, вот и весь улов. Дальше вдоль леса стояли три дохлые кобылки. Смех для европейца, но гордость степняка.

— Три, — вслух заметил Вадим и пошёл в лес, оглядываясь по сторонам.

Следы из сломанных веток и мусора в траве указывали, что пока два хивинца грелись у огня, третий дежурил в лесу. На стволах деревьев остались редкие дыры от пуль, свежая тропинка. Вещи третьего остались лежать у высокого дуба, с которого он вёл дозор. Все бросил и убежал к основному отряду.

— И черт с тобой, — Вадим заглянул под брошенную бурку. Ничего.

Ценные вещи уместились на лошадей, но стоило Вадиму запрыгнуть на кобылу, как та захромала и согнулась под его весом.

— Не кормят вас сволочи, — пришлось вести лошадей под узду по пыльной дороге. В спину светила одинокая луна и удаляющийся костёр.

Казаки разбили лагерь в десятке километров от места засады. Вокруг стелилась ровная степь, поэтому одинокого человека с тремя конями заметили издалека. Он шёл на звук печальной губной гармони. Кто-то из казаков играл тоскливую мелодию.

Глава 1

Прошли те времена, когда город подвергался штурму и осадам, давно никто не сжигал здесь посад. Богатые люди селились в пригороде, строя роскошные дома подальше от суеты. Вот и Вадим выехал на большую дорогу к крепкой усадьбе с яблочным садом. Слуги выбежали встречать гостя, но, распознав всадника, подняли шум.

На крыльцо дома вышел молодой темноволосый парень с впалыми щеками. Он перегородил дорогу Вадиму.

— Нам сказали, что тебя убили.

— Слухи о моей смерти преувеличены, Брат, — сказал Вадим и оглядел его, как если бы увидел в первый раз и пробовал звучание имени на вкус, — Сергей.

— Отец занят, и ты ещё в таком виде, — Сергей указал на распахнутый синий казачий мундир. На нем ещё оставались плохо выстиранные пятна крови.

— Стерпит, — шагнул Вадим на крыльцо, ступеньки надрывно заскрипели.

Сергей протянулся захлопнуть дверь, но получил звонкий шлёпок по руке, и отступил.

Беркутов Борис Владимирович сидел за огромным дубовым столом. Широкий во лбу и плечах отец из-под бровей смотрел на ворвавшегося к нему сына. Потомственный дворянин, выходец из казаков, оставивший традиции ради женитьбы.

— Что, наигрался в своих солдатиков?

Вадим выпрямился.

— Молчишь? — Борис Владимирович достал из ящика стола пачку бумаг, — Здесь, документы для твоих похорон.

— Без тела?

— А здесь, — не обращая внимание на сына, Борис Владимирович достал другие бумаги,— Здесь контракт на найм отряда, чтобы найти тело или выкупить тебя.

Он встал и прошёл к комоду. Скрипнула деревянная дверь. Отец дрожащими руками достал графин с рябиновой настойкой. Бокал выпал из ослабевшей ладони, но не разбился, покатившись по ковру к сапогу Вадима. Вадим нагнулся и подал отцу бокал.

— Что у тебя с глазами?

— Головой ударился.

— Уходи.

Вадим закрыл дверь в кабинет и замер. В коридоре дул прохладный ветер из открытого окна с видом на цветущий сад. Пахло зеленью и яблоками. Вадим глубоко вдохнул и потрогал лицо.

— Ещё не зажило, — он говорил с комом в горле. Одеревеневшие мышцы не реагировали на эмоции.

У крыльца зашумели слуги, в поместье пришли гости. Вадим вышел к прохожей застав там денщика Ефима в компании двух молодых подпоручиков. Красный от жары как вареный рак — Максим Петрович Горшков и бледный утонченный Василий Германович Ярмак.

— Максим Петрович, плесните мне святой водой в глаза, я вижу призрака! — воскликнул Василий и обнял ошалевшего Вадима, — какой твердый призрак, почти как живой.

— Ага, только болтливый выше меры, — Максим Петрович скинул пыльные сапоги и подошёл, чмокнув друга в щеку, — Мы, право слово, обрадовались, когда увидели твоего Ефима. В доме уважаемой Аннет нас уже ждут.

Более пышный Максим протер толстую шею промокшим от пота платком.

— Ты же простишь нам эту смелость? Если поедем сейчас, то застанем всех ещё трезвыми.

— Так ещё же обед, — Вадим выдавил из себя поднятую бровь.

— Когда нам это мешало? — Василий схватил Вадима под руку и потащил к дверям.

— Я совсем не накрашен, — пошутил Вадим, вырвав руку, — Ефим, что у тебя?

Денщик стоял у прохода в коридор с глупой улыбкой.

— Вашблогородь, атаман Марченко, подал прошение о вашем повышении в чине и наградой орденом за проявленное мужество.

— Ещё один повод к нашему маленькому празднику, — весомо заявил Максим, обуваясь.

— А платье тебе по дороге подберем, что-нибудь под настроение, — хихикнул Василий.

Друзья приехали на карете, на ней же и отправились за покупками в город. Дом модных платьев, как его называл Максим, порадовал Вадима новомодным двубортным фраком из чёрного сукна, черным жилетом из шелка, рубашкой, синим галстуком и цилиндром. Не все же в мундире ходить.

— Ваша милость, возьмите аксессуар — пропел от счастья заработать продавец, протягивая деревянную трость с набалдашником из желтого металла.

— Спасибо, — задумчиво протянул Вадим, разглядывая себя в зеркало, — я возьму пенсне. Вот это с двойным стеклом.

Он взял аккуратное пенсне в серебряной оправе с цветными открывающимися линзами. Остекленевший взгляд не проходил. Вадим потянулся за кошельком, но Максим его остановил, покивав продавцу. Культурный центр города, если не считать парки кадетское училище, молодежь обходила за пару часов, но как представители высшего света друзья проехали на карете вниз по улице до салона, где готовили празднество.

Салон мисс Аннет стоял в центре города и в приличные дни служил клубом любителей литературы. Старое здание облагородила нынешняя хозяйка, она проводила званые вечера и балы. Сейчас же в большом зале мягкую мебель расставили вокруг составленных вместе столов. На белые скатерти слуги вносили сладкие, рыбные, капустные пироги. Хозяйка в чёрном приталенный платье с большими серьгами из янтаря лавировала между отдельными группами гостей, напоминая о себе. Она подцепила со стола еще дымящийся блин с красной икрой. Их сначала готовили на чугунной сковороде с кусочком сала из перемолотых овсяных хлопьев, потом складывали в стопку, чередуя слои с кусочком сливочного масла. В блины заворачивали икру, форель и творог.

Первым в салон заскочил Василий, он старательно мял в руках котелок и строил печальную мину. Разговоры по группам затихли. Анна расправила черное траурное платье.

— Дорогие друзья, с нашим общим знакомым случилось непоправимое, — Василий театрально замолчал, — он недопустимо трезв!

Под смех в салоне, Вадим зашел в двери, скрестив руки на груди, как и полагается покойникам. За ним переваливаясь прошел Максим, вытирая пот со лба.

— Василий, у нас приличный клуб, — сквозь смех сказала Анна.

— Подайте мне кубок! — Вадим изобразил замогильный голос и протянул трясущуюся руку к графину с вином.

Из-за стола вскочил парень из недавних выпускников гимназии и подал наполненный до краев фужер. Вадим выпил залпом и громко выдохнул.

— Теперь и жить можно. Чего такие грустные? Умер кто? — смеясь, он подошел и чмокнул руку Анне.

Глава 2

Деньги. Одни умные люди говорят: если проблему можно решить деньгами, то это не проблема, а расходы. Вадим же располагал приличными средствами только по меркам золотой молодежи. Хорошее начало, но не серьезное для целей молодого дворянина.

Всю западную часть Оренбурга покрывали рынки. Сотни деревянных прилавков рядом с Гостиным двором собирали торговцев с ближнего востока и окрестностей Урала. В трех верстах от города находился меновой двор, где торговали бартером, обменивая богатства юга, на причуды севера.

Вадим выехал рано утром на карете, сменив дома костюм и прихватив с собой Ефима. Денщик знал несколько языков ближайших казахов и безропотно согласился ехать, потирая сонные глаза.

— Еще раз, что он от меня хочет? — Вадим стоял перед низкорослым старичком, одетым в зеленый халат. Он щурился раскосыми глазами и поглаживал длинный черный ус. Старичок сам подскочил и потащил приехавшего на рынок Вадима к своей лавке, развернутой прямо с фургона.

— Простите вашеблагородь, у него какой-то неправильный слог, — Ефим переводил для Вадима слова торговца.

— Уважаемый, рубль за метр это слишком дорого, мне дешевле самому съездить в китай и боем взять десяток ферм шелкопрядов, — Вадим посмотрел на тормозящего Ефима, — Так и переведи.

— Торговец говорит, что если бы ему давали золотой, за каждый раз, когда покупатели грозились взять боем его добро, то он бы уже стал императором Поднебесной.

— Ефим, а с чего ты взял, что наш уважаемый торговец казах?

Денщик только открыл рот, не признаваться же ему что он различает их только по языку.

— Уважаемый, вы из какой части китая? — на мандаринском спросил Вадим.

Выходец из крепостной семьи и верный слуга рода Беркутовых Ефимка, а в старости лет Ефим Прокофьевич не упал на месте, только от мысли, что стоит рядом с господином.

Выходец из древнего рода по имени Ли Си Цин не упал на месте, только от мысли, что стоит перед северными варварами. Пусть и хорошо одетыми.

— Вы не знаете мандаринского? — Вадим досадливо протер пенсне.

— Знаю, а откуда вы досточтимый господин? — усомнился Ли.

— Русский я, вы все правильно поняли, просто душа близка к культуре востока, вот и приобщаюсь. Так что насчёт щелка?

— Как я сказал вашему слуге, здесь у меня немного товара, ваши власти не дают торговать без разрешения. Так что отдам пятьдесят метров за пятьдесят рублей.

— А если я захочу у вас купить весь? — Вадим принюхался к ветру, не пахнет ли деньгами.

— Пять тысяч, — заявил дитя Поднебесной и стал нервно перебирать пальцами в рукавах халата.

— Тысяча и разрешение.

— Да вы же меня без товара в этом году оставите! Что я буду со слугами делать? Их семьи рассчитывают на меня. Вы режете без ножа.

— А что поделать? Без разрешения будете обменивать свой шелк на наш мех? А так поедете домой с гостинцами и разрешением, привезете больше товара в следующем году.

— Три тысячи! И разрешение. Пожалейте мою маленькую деревню. Мы в этом году ждем сто первенцев и каждому нужно помочь, — Ли перевел дыхание и продолжил, — после ужасного пожара.

— Полторы тысячи, разрешение и я заплачу налог за сделку.

— Эх, бедствовать моей деревне. Две с половиной тысячи, налог и разрешение.

Вадим задумался.

— А что вы хотите купить в Империи? Я слышал, у вас сейчас война с Англичанами, — китаец от вопроса не дрогнул, но чертики в глазах заплясали.

— У вас недавно закончился поход, мы бы хотели купить некоторые трофеи.

— Две тысячи это винтовок триста. Плюс боезапас.

— Уж порох в Китае умеют делать. Больше купить не можем, но хоть что-то, — развел руками погрустневший Ли.

— Хорошо, подготовьте товар, а я пошел к губернатору, — Вадим лукавил, но в глазах гостя Российской Империи он должен выглядеть достойно.

— Эх, будет голодать моя деревня, а матери проклянут меня, но я согласен, если вы все сделаете, — Ли протянул руку, и Вадим ее пожал.

— Ефим, подними челюсть и поехали, — Вадим зашагал к карете на выходе с рынка.

Атаман Марченко, он же полковник Афанасий Миронович, сидел за столом и разбирал документы, когда постучались в дверь кабинета.

— Кто там? — поднял Афанасий Миронович уставший взгляд на скрипнувшую дверь.

В темном проходе в коридор стоял бледный поручик Беркутов с остекленевшим взглядом и чуть синеватыми губами. Афанасий от удивления выронил перо, залив чернилами бумагу.

— У меня к вам последняя просьба, — сказал Вадим с хрипотцой, — Разрешите войти?

Афанасий скользнул под стол и перекрестился. Тогда в степи, в отличии от нерадивого Ефима, он сразу понял, что подпоручика не спасти. А как Вадим пришел ночью к их костру, не мог спокойно уснуть. Поговорить же самому с подпоручиком у Марченко не находилось смелости.

— От туда спрашивай, — прохрипел Афанасий, горло предательски сжало.

— Будет неудобно, — Вадим посмотрел на порог двери.

— Вы, вурдалаки, без разрешения не зайдете! — победоносно вылез из-под стола Афанасий.

— А еще чеснока боимся и высшее начальство, да-да, знаем, — сказал Вадим и зашел в кабинет, — Я собственно, хотел просить увольнения со службы, по причине здоровья.

Сказал он и распахнул рубашку, показывая огромный шрам под сердцем. Немаленький и аккуратный, который видела Анна накануне.

— Будет тебе увольнение, только не подходи, — взмолился Афанасий.

— Хорошо, тогда следующий вопрос, мне сказали, что губернатор уехал и его заменяет некий полковник Марченко, можно поздравить вас с повышением?

— Можно, — неуверенно ответил Афанасий, — а зачем тебе губернатор?

— Да хотел разрешение на торговлю в городе просить для одного гостя и верного союзника Российской Империи.

— Будет, но налог за торговлю уплатить придется.

— Уплатим, — Вадим облизнул бледным языком губы, — А как так получилось, что одни потеряв полсотни теряют и голову, а другие растут в звании?

— Так, батюшка ваш, как узнал, что вы живы, так и похлопотал сразу. Неудачу за поход на прошлого полковника и свалили, — даже растерянно пожал плечами Афанасий.

Глава 3

Добираться до Северной столицы пришлось больше четырех недель, и это им еще сильно повезло, что от Самары началась хорошая дорога. Они остановились в городе на короткий отдых и, чтобы продать старых коней. Трофеи взятые с золотой молодежи понравились Вадиму больше. Ефим молчаливо одобрил выбор, подсказал отправить письмо отцу.

В Сызрани пришли первые ответные письма от госпожи Реймах. Она просила поторопиться и уверяла, что все готово к приезду.

После Самары шла Москва, как по уровню развития так и на пути Вадима. Огромный город, но отставший в культурном плане от Петербурга.

Карета тонула в грязи на дорогах застеленных бревнами. В городе стоял смрад от выгребных ям, жителям приходилось уезжать на дачи. В этом обе столицы сильно походили друг на друга.

Столица же встретила пробками. Сотни карет и обозов въезжали и выезжали из каменного Петрограда. Чугунные, деревянные и каменные мосты как артерии соединяли острова города, сшивая берега Невы.

Мастерская находилась в трехэтажном доме на Ташкентской улице. Хорошее местоположение, если не учитывать основных клиентов из ближайшего морского кадетского училища.

— Ефим, поезжай на квартиру, я поздороваюсь с хозяйкой. Потом приедешь и пойдем на обед.

— Вашблогородь, может, сразу на обед? Вы же с утра ни крошки.

Сначала дела. – Вадим с удовольствием походил перед ателье, разминая ноги на мощеной камнем дороге. Над входом висела вывеска: "Дом моды мадам Реймах". Вадим открыл дверь и зазвонил колокольчик. Первый зал представлял из себя комнату для чайных церемоний со столиками, мягкими диванами и парой ожидающих слуг.

— Ваше благородие, чем можем помочь? – оценил новомодный фрак Вадима служащий с тонкими закрученными усиками.

— Мне сказали, что это лучший дом моды во всем Петрограде, я правильно пришёл?

— Ваше благородие… — не нашелся что сказать служащий.

— Дорогой Вадим Борисович, не шутите так с Петром, — на чистом русском пропела зашедшая в зал улыбчивая женщина, с каштановыми волосами, в легком летнем платье, большими глазами и узкой талией. – Рада вас приветствовать в шумной столице.

Вадим чмокнул поданную ему руку.

— И конечно, вы попали в лучшее ателье города, — Гертруда указала на место за чайным столиком, — Петр, принеси нам чаю.

Она вопросительно подняла бровь.

— И печенок. Не хочу перебивать аппетит перед обедом, — Вадим положил цилиндр на свободное место, сев напротив Гертруды, — Чем порадуете или огорчите?

Она ответила не сразу, изучая молодого человека, его костюм, цепочку часов, торчащую из кармана жилетки, и такое странное фиолетовое пенсне, перетягивающие все внимание с симпатичного тонкого лица.

— Я не думала, что вы так молоды. Вашего отца я видела всего пару раз и вы сильно отличаетесь.

— О, вы еще не знаете, как мы похожи характерами, — Вадим выжидающе скрестил пальцы, пока Гертруда собиралась духом.

Принесли ароматный чай с лимоном и новомодные бисквитные печенья.

— Я в отчаянии, — начала она, когда слуги отошли, — основные клиенты — офицеры разъехались на Кавказскую войну, а их семьи по дачам на лето. Должники носу здесь не покажут. Раньше я держала тридцать девушек, чтобы они помогали с шитьем, теперь осталось только семнадцать. Да и это не все, сейчас дует французский ветер моды, мне стыдно признаться, но у меня получается только гнаться за ним.

— Я понимаю, — задумчиво покивал Вадим. В общем, основные проблемы Гертруда описала еще в письмах, — Это поправимо. Что на счет складов для тканей?

— Такие большие и в черте города получится только снять, я договорилась с владельцем, он ждет денег. Сколько же вы купили тканей?

— На пять тысяч. Половина шелковым полотном, остальное льняной и шерстяной пряжей.

— Мои девочки не прягут, — задумалась Гертруда.

— Я и не собирался их заставлять. Людей найду, была бы крыша. Что на втором этаже? На третьем? — Вадим владел всем зданием, но не знал планировки.

— На втором квартируют одинокие девушки, я живу отдельно. На третьем раньше тоже квартировали, но там пустые комнаты. Я не стала предлагать вам селиться, мы бы стесняли вас, да и слуг на этажах почти нет. Девушки все из мещанских семей.

— Хорошо, покажите книги? — Вадим пил насыщенный индийский чай, пока Гертруда не принесла бухгалтерские книги, в которые записывали расходы, доходы и долги. Вадим пролистал все. Ателье держалось в слабом плюсе, но запасы тканей заканчивались, как и фонды на обновление здания. Такими темпами они и дальше будут терять портных, а с ними и клиентов.

От раздумий их отвлек звон колокольчика над дверью. Прямо к столику прошел взъерошенный человек в полосатом фраке. Его глаза бегали то по столу, то по Вадиму, то по Гертруде.

— Уважаемая, это преступление! Вы похитили мой костюм, а мне нужно на серьезную встречу! С серьезными людьми. Это безобразие, и я позову жандармов! — Он повернулся к двери и победоносно потряс кулаком, — О, а вот и они.

— Вадим, я ничего такого не делала.

— Знаю, положитесь на меня, — Вадим погладил руку побледневшей Гертруде и отрицательно кивнул Петру, который уже закатывал рукава.

В ателье вернулся мерзенький человек в компании двух жандармов в синих мундирах. Один подпоручик, а второй сержант судя по погонам.

— Здравия желаю, мадам, этот господин утверждает, что его ограбили в вашем ателье, — протараторил подпоручик.

— Представьтесь, — Вадим встал из-за стола.

— Что?

— Представьтесь, и вы сударь, — Вадим отдельно показал на мерзотненького.

— Граф, да Граф Мартынов, — надул ноздри мерзенький граф Мартынов.

— А, тот самый.

— О вы меня знаете, тогда не будете мешать…

— Тот самый, который должен моему ателье пятьсот семьдесят рублей и тридцать копеек за три костюма. Вы пришли отдать деньги?

— Да вы! — закончить графу не дал подпоручик.

— А как вас называть, сударь?

— Конечно, подпоручик? — Вадим выжидательно наклонил голову.

Глава 4

Карета остановилась перед двухэтажном кирпичным домом недалеко от ателье. Вадиму сдали девять комнат за две с половиной тысячи в год. Слуги шли на уровне мебели, поэтому с собой он никого не брал, кроме старого денщика, который сидел на кухне и ждал барина.

— Ты чего не спишь? — Вадим зашел на свет в комнате с сумкой в руках.

— Вас ждал, обещали дождаться на обед, но не пришли, — Ефим с отрешенным видом отхлебнул чаю с блюдца, — Гулять ушли.

— Возникли дела.

— По пыльным чердакам лазили? — он кивнул на пыльные туфли.

— Почему чердакам? — уточнил Вадим и сел за стол, наливая себе чай из самовара.

— Не знаю, где вы там гуляете.

— Если дела на чердаках будут приносить деньги, то почему бы не гулять и там, — Вадим пожал плечами.

— Вы изменились. Все о деньгах, делах, вам человека прихлопнуть — плюнуть и растереть. Вот столько возились с этой закорючкой, а подарить не забыли?

— Конечно, подарил. Что мне забывать?

— И как? Понравилась?

— Мне пришлось убежать, сегодня буду в ателье, спрошу.

Ефим покачал головой, встал, обошел стол и приложился ухом к груди Вадима.

— Ефим, ты чего?

— Проверяю есть ли у вас сердце! — он схватил сушку со стола и засунул за щеку.

— Тьфу на тебя. Я пойду помоюсь, а потом поеду в банк.

— А спать?

— После смерти выспимся.

— Тогда прикажу нагреть вам воду.

Вадим уже ушел переодеваться в домашнее и только махнул рукой. Ефим допил чай и пошел будить слуг, раз барин пришел.

Вадим зашел в комнату и расстегнул сумку. Внутри лежали не только деньги, но еще и книги должников Семен Семеныча, который в основном занимался ростовщи́чеством. Отставные офицеры, обанкротившиеся помещики и куча купцов задолжали сотни тысяч рублей. Главарь банды не мог вытрясти такие деньги без связей, которые исчезли вместе с его смертью. Главной жемчужиной, а также последним достижением стал пойманный в сети граф Мартынов. Известный скряга в верхних слоях общества растративший большее состояние, доставшееся еще от отца.

Колеса кареты стучали по каменной мостовой, напротив Вадима сидел Ефим, не желавший никуда отпускать барина в одиночку. Карета остановилась, и они вышли у крепкого здания с решетками на окнах. Вход охраняла пара серьезных людей с пришибленный видом и дубинками на поясах.

— Лучший банк в столице, — нахмурился Вадим и зашел внутрь с кожаным портфелем.

Внутри посетителей встречало строгое, но аккуратное убранство. Люстры на потолке освещали большой зал. К Вадиму подошел клерк в сюртуке из овечьей шерсти и поклонился.

— Чего изволите-с.

— Доброго дня, мне бы счет открыть.

— Пройдемте, — клерк проводил гостей в отдельный кабинет с хорошей мебелью из красной древесины.

— В какой валюте хотите открыть счет и на чье имя?

— А конвертация возможно? — Вадиму хотел понять степень доверия к государственному банку.

— Франки, фунты, все, что в ходу у достопочтенных людей.

— Отлично, только у меня сомнения, — только Вадим сказал, как на лице клерка промелькнула грусть, — Поймите меня правильно, я не все свои деньги еще привез из Лондона, поэтому хочу быть уверен. Тем более что я слышал о вашем банке…

Вадим замолчал, как бы раздумывая продолжить или нет.

— Слухи! Наш Государственный коммерческий банк уже пятьдесят лет честно работает на благо клиентов.

— Но иностранцы в него не вкладывают деньги! — Вадим эмоционально прикрикнул, чтобы сбить пыл клерка.

— Вы правы и неправы одновременно. У нас не так много заграничных клиентов, как хотелось бы, — он перешел на шёпот, — по секрету скажу, что один французский чиновник собирается открыть у нас крупный счет.

— Хорошо, но давно ли в Петроград зачастили французские чиновники? Может это какой-то мелкий прыщ. Вот в Лондоне я пользовался услугами Империал банка, там и самой Виктории не зазорно держать деньги, — брезгливо отмахнулся Вадим.

— Вы что! Он не просто человек, а человечище! Месье Марель верный друг графа Горчакова, ох, — клерк прикрыл рукой рот, сболтнул лишнее.

— Ну хорошо, вы меня убедили, сначала открою маленький счет на пять тысяч, — Вадим полез в портфель.

Клер обрадовался, что клиент не заметил лишнего, но счет, откровенно говоря, совсем маленький по меркам Петроградского дворянства.

— Вам за старания, — Вадим пододвинул конверт клерку.

— О ваше благородие не стоило — клерк хотел глянуть, но Вадим задержал его руку.

— Сначала дело.

— Конечно-с.

Всю беготню Вадим закончил до обеда. Через банк удобнее было покупать крестьян, нанимать рабочих, брать кредиты.

В Ателье мадмуазель Гертруды пришла пара благородных дам, чтобы заказать платья на осень. Мать говорила с хозяйкой, пока дочь прятала от Вадима глаза за веером.

— Дамы, — Вадим снял цилиндр и скромно поклонился.

Брякнул звоночек и дверь закрылась.

— Плохая партия, — Гертруда записала имена в книгу клиентов и их заказ, — Вдова Дринина, хочет вывести дочь в свет.

— А кого вы можете назвать хорошей партией? — лукаво улыбнулся Вадим и поцеловал поданную Гертрудой руку.

— Чаю?

— Конечно.

— Петр, нам зеленого. Как вчера погуляли?

— Отлично, сделал пару хороших покупок, — Вадим выжидал, дама моды не любила сразу переходить к делу и заговорила когда на столик поставили заварочный чайничек.

— Прежде всего вас нужно показать, вы в Петрограде новое лицо, еще не открытое, — она улыбнулась.

— Понимаю. А что вы можете рассказать про это самое общество? С какой стороны лучше открыться?

— Вы воевали, но местные гусары этого не любят, как соль на рану всем, кто не уехал на Кавказ. Но дамы будут рады услышать вашу историю, — Гертруда бросила в чай ломтик лимона и кубик сахара.

— Ну хорошо, подумаю. А не подскажете хороший литературный кружок? Что-нибудь из передовых.

— Есть несколько, вы к кому больше склоняетесь?