Княжна-попаданка на острие событий

Глава 1 Скальпель, ваше величество!

— Ведите осторожнее, пожалуйста. А то до пациента мы так и не доедем, — прошу водителя, в очередной раз пугаясь резкому повороту.

— Не бойся, прорвемся! Я за рулём уже двадцать с гаком. Чувствую машину, словно она — продолжение меня.

— И все равно мне страшно, — делаю очередную бессмысленную попытку достучаться до мужчины, но понимаю, что это только напрасное сотрясание воздуха.

Вжимаюсь сильнее в кресло и хватаюсь за его боковины дрожащими пальцами. И как в таком состоянии на вызов ехать?

Но я прекрасно помню, что поменяться сменами была моя идея. Я должна была выходить на дежурство завтра и тогда бы не попала в пассажиры этого «Шумахера». Так что грех жаловаться.

На очередном крутом повороте закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на приятном.

Представляю себе чистую и уютную однушку, ключи от которой должна получить завтра. И тогда уже не будет никакого съема. Только двадцать с небольшим лет ипотеки и личная собственность.

От мысли, как буду кружиться от счастья по просторной комнате, даже улыбаюсь. На мгновение забываю о происходящем вокруг, о непонятной и никому не нужной гонке.

Но спустя мгновение из радостных мыслей меня вырывает визг колес и ругательства водителя.

— Да куда же ты лезешь, твою-то мать?! — причитает он.

Открываю глаза, чтобы понять, что вообще происходит, но не успеваю разобраться, как машину закручивает и она отправляется в занос.

Успеваю бросить беглый взгляд на сражающегося с рулем водителя, а затем следует удар. Глухой. Громкий. Болезненный.

Все вокруг начинает вертеться. Ремень безопасности вгрызается мне в плечо, стараясь разорвать плоть. Стук и гул царят вокруг.

Чувствую, как внутри что-то хрустит. Все мое тело наполняет боль, словно всю меня целиком пропускают через мясорубку. Но сознание не оставляет меня до самого конца, до самой остановки.

А затем — тьма.

Мгновение. Еще мгновение.

Кажется, я все еще в сознании, но боль становится какой-то отдаленной, словно не моей.

Делаю глубокий вдох, но тут же жалею об этом. Мои собственные ребра шипами вонзаются мне в живот.

Но все же, я дышу!

Не знаю сколько проходит времени. Не знаю, как долго я лежу в тишине. Но в один момент ее разрывает скрежет металла и чьи-то властные крики.

— Режь перегородку! Ее сдавило, нам нужно освободить ее…

— Тащи… Тихонечко… Вот так…

Чувствую, как дышать становится легче. Но боль приходит с новой силой и холод… холод пронизывает меня, словно для чего-то меня запихнули в морозилку.

— Носилки! Быстрее в карету ее! — продолжают раздаваться команды над моей головой.

— Господи! Да как же их так угораздило-то? — раздаётся встревоженный женский голос — наверное, дежурного врача скорой помощи.

Дальше все разрывается на куски. Мое сознание мутнеет и лишь отдельные моменты фиксируются в памяти, демонстрируя, насколько все плохо.

Надо мной кто-то суетится, что-то делает. Но мне нет до этого разницы.

Толчок и меня перекладывают на каталку. Куда-то везут.

Прямо перед глазами мелькает множество ламп. Они будто освещают мой путь. Но куда он ведет? Неужели к концу?

— Баринова Марина Николаевна, сорок девять лет. Множественные переломы, внутреннее кровотечение, — кто-то говорит про меня очень страшные слова, но у меня не хватает сил, чтобы испугаться.

— В операционную! Срочно!

На некоторое время проваливаюсь в темноту. Но вскоре она разрывается, ярким светом прожектора.

— Зажим! Тампон! Скальпель! Дайте мне скальпель! — раздается сверху грубый женский голос хирурга.

От осознания, что нахожусь в руках профессионала, становится легче. Да и вообще я чувствую себя как-то иначе. Словно все полученные травмы зажили сами собой и меня остается только немного подлатать.

Неужели это действие анестезии?

Прежде мне не приходилось бывать под наркозом. Да и операции каким-то чудом миновали меня. Но я слышала, что люди совершенно по-разному реагируют на действие анестезии. Вплоть до галлюцинаций.

Может быть и у меня что-то подобное?

— Я не могу все делать сама, — продолжает женщина голосом, не терпящим промедления. — Дайте мне скальпель, ваше величество!

Последние слова отрезвляюще бьют по сознанию. Ваше величество? Я не ослышалась?

Каким-то чудом открываю глаза и пытаюсь понять, что вообще происходит. Но все вокруг, словно в тумане. Лишь яркий свет лампы проступает сквозь пелену.

И эта лампа… Она совершенно не похожа на хирургическую…

Зато реакция нависающего надо мной хирурга не оставляет сомнений в том, что происходит именно операция. Ведь уже в следующее мгновение она сильнее прижимает маску к моему лицу, и я проваливаюсь в глубокий сон.

Глава 2 Новая реальность

Спустя три месяца

За три месяца привыкнуть можно к чему угодно: к новому месту жизни, к новым правилам и даже к новому имени. Вот только принять и смириться с тем, что теперь я нахожусь в чужом теле, да еще и в начале двадцатого века, у меня никак не получается.

Все, что я помню из уроков истории о тысяче девятьсот шестнадцатом годе — что была война. Первая мировая. И я несказанно рада, что мне довелось попасть не куда-нибудь на фронт, а в Царское село, ютившееся под боком Петрограда.

И ко всем этим названиям мне так же теперь приходится привыкать.

— Доброе утро, Елизавета Павловна, — молодая девушка в пышном платье с копной волос на голове, входит в палату с кувшином с водой и кивает мне в знак приветствия.

— Здравствуйте, ваше высочество, — тут же сажусь на кровати и делаю серьёзное лицо.

Привыкнуть к тому, что рядом все время крутятся дочери Николая Второго, неустанно контролируемые его супругой, самой императрицей Александрой Федоровной оказалось почти невозможно. Ведь сам факт встречи с членами императорской семьи никак не укладывается в голове. Но все же я нашла в себе силы сделать это.

— Как вы сегодня себя чувствуете, — спрашивает, ставя графин на стол и наливая мне стакан воды.

— Замечательно, Ольга Николаевна, — отвечаю с уважением. — С нетерпением жду, когда мне позволят присоединиться к вам.

Непривячно обращаться к молодой девушке на «вы», ведь я привыкла, что так обычно обращаются ко мне. Но ведь теперь, в новом теле, мне всего двадцать три года, что делает меня лишь несколькими годами старше старшей дочери императора.

— Вера Игнатьевна велела передать, что лично объявит вам об этом, — отвечает девушка, словно говорит о большом начальнике. Но разве кто-то может быть таковым для нее?

— Ах, скорее бы уже это произошло, — вздыхаю я. — Мочи уже нет лежать на кровати, теряя дни. Мои руки могут пригодиться в нашем общем деле.

— Здесь все решает Вера Игнатьевна, — щебечет девушка. — Ее величествой наказали во всем слушаться ее и не перечить.

— Возможно, оно и правильно, — невольно соглашаюсь с наказом императрицы.

Настолько я помню из курса лекций, женщина, с которой мне предстоит столкнуться, и с которой я рассчитываю работать, особой нежностью не славилась. Она всегда была строга и не давала послаблений две членам императорской семьи.

И это чудо, что она согласилась рассмотреть мою кандидатуру, ведь мне совершенно не известно, имела ли настоящая Елизавета Павловна склонность к медицине.

Зато мне безумно интересно поработать с первой женщиной хирургом. Как знать, возможно она сможет меня чему-нибудь научить.

Даже несмотря на то, что медицина в моем времени ушла далеко вперед.

— А вам, Елизавета Павловна, отдыхать да восстанавливаться надобно, — переключается княжна. — Вам ведь чудом выжить удалось. Незачем здоровьем попусту рисковать.

— Так зажил ведь шов, Ольга Николаевна, — не соглашаюсь я. — Давно зажил и не тянет уже. Знать, пора уже пользу нести, да жизнь отрабатывать.

Не могу с ней согласиться. Если бы я в своем времени так хорошо вылечилась, наверняка бы уже работать отправили, поскорее больничный закрыв. А тут не дают, боятся все за меня.

— Оно-то дело хорошее, — качает головой княжна. — Да вот только стоит ли переутруждать себя, когда нужды особой нет?

— Да я же перетруждать себя не намерена. Я только и хочу, что поработать чуточку, да показать, что способная.

— Коли Вера Игнатьевна решит, что посмотреть готова, немедля посмотрит. А сейчас отдыхать вам нужно, да восстанавливаться.

— Но вы хоть можете передать ей, что рвусь я людям помогать? — прошу сделать хотя бы что-то.

— Передать-то я, конечно, передам, — как-то неуверенно произносит княжна. Даже и не скажешь, что она дочь самого императора. — Да только решать все равно все Вера Игнатьевна будет.

— Спасибо вам на этом, Ольга Николаевна, — кланяюсь, насколько это можно сделать, сидя на кровати.

— Не за что вам меня благодарить. Я же вижу, что сердце у вас чистое. А маменька говорит, что людям с чистым сердцем всегда помощь оказывать надобно. Ведь добро с ними в ногу идет.

— Верно, что идет, — соглашаюсь с этими словами. — И хочу, чтобы оно и дальше рядом шло.

— Обязательно будет идти, — улыбается девушка. — Никуда оно от вас не денется.

С этими словами великая княжна покидает мою палату, оставляя меня наедине с мечтами и надеждами.

Целых три месяца ушло на мое восстановление. Целых три месяца на то, чтобы залечить раны, нанесенные напавшим на Елизавету Павловну волком. И лишь чудо не дало хищнику успеть разорвать ей внутренние органы.

Вот только никакое чудо не способно оказалось спасти меня саму, меня настоящую.

Поднимаюсь с кровати и иду к зеркалу. Хочу посмотреть на то, что со мной стало, кем я теперь являюсь. Посмотреть на образ, который теперь мне предстоит считать своим.

Чуть больше двух месяцев назад я впервые увидела молодое и невероятно красивое лицо Елизаветы, свое новое лицо. Но несмотря на всю красоту и молодость, увиденное меня шокировало.