Княжья воля

Глава первая

Стараясь сильно не шуршать тканым покрывалом с подбойкой из тончайшего войлока, я спустил ноги с постели и подобрал с пола исподнее. Мой чуткий нос уловил терпкий запах, что окутывает мужское тело после любвеобильной ночи. Свой собственный запах, к которому примешивался отчетливый дух давно протухшего пота, гари и еще бог весть чего. Эдакое стойкое амбре ни в какой речке не смоешь, никаким одеколоном не зальешь. Я брезгливо поморщился. Надо бы попросить Шепета сотворить баньку, а то, глядишь, на меня с целью отложить многочисленное потомство скоро мухи начнут слетаться.

В широком луче света попадавшего в комнатку из растворенного волочкового оконца лениво плясали взболтанные движением моего тела пылинки, за стеной боярского терема вовсю бушевало древнерусское утро. За бревенчатой перегородкой в смежном помещении отдыхал на отцовском ложе Завид. Ну как отдыхал - мучился, изредка со стонами всплывая из черного омута забытья. Руку ему оттяпали по самое плечо. Вовремя подсуетились, успели не пустить дальше губительную заразу. Местные эскулапы Дохот и Данья утверждали, что жить Завид непременно останется. Вот уже и сонного взвару дают поменьше, чтобы привыкал бодрствовать и пересиливать боль. Без одной руки можно протянуть долго и, если повезет - счастливо.

- Уже уходишь?

Через плечо я покосился на размякшее от сна лицо. Симпотная молодая брюнеточка. У Любославы таких чуть ли не полдюжины. Чернавки. Девки теремные. Эта, в частности, чаще других нам с пацанами хавчик приносила. Зачетная девочка. Внешность почти модельная: носик, бровки, губки, глазища эти серые. Фигурка вот только подкачала. По местным меркам. Здесь любят когда баба в мясе, чтоб с утра по попе шлепнул, пришел в обед, а там еще колыхается. Короче, излишне стройные, с бедрами не достаточной ширины да грудями едва поменьше спелой тыквы не в почете, их чуть ли не больными считают. Я заглянул в большие серые глаза и ободряюще им улыбнулся. Очень славно, что я в темноте не пронзил ножом это гибкое тело. Слышал шорох отодвигаемого дверного полога, мягкую поступь по дощатому полу, приготовился рывком скатиться с топчанчика на пол и воспользоваться ножиком для самообороны. Вовремя сообразил, что убийца уже с середины крохотной комнатушки ткнул бы в меня лежащего копьем либо заточил топор о мою башку не доходя пары-тройки шагов.

- Службу служить пора, я же десятник, как никак.

Десятник. То же, что и сержант, наверное. Командир отделения. Кому оно надо ночью убивать десятника? В терем еще проникнуть нужно. Бесшумно. Так же бесшумно отыскать спящего стража и прикончить не нарушив общего спокойствия. Это при условии, что выставленная на подворье стража убивца благополучно клювами прощелкает.

Подумал и сразу припомнил предупреждение Бадая о рыскающих по Вирову урманах и боярской казне. Бадай еще что-то буровил про какие-то дюже ценные печати. Вот странно, согласно современной науке, письменности на Руси в эти времена еще нет, а печати уже есть. Где боярин изволил ставить оттиски этими самыми печатями? Над печатью должно же что-то быть написано или нет? В любом случае нечего Липану с его паразитами на торге груши околачивать, пора их к воинской службе привлекать. Боярские печати важнее какого-то там навара. Бабок с доверчивых обывателей стрясти всегда успеем, а вот, случить какая заваруха, мы вшестером не вытянем. Заодно подучатся у наших «стариков» боевому искусству. Как мы. Эта дельная мысль красиво засверкала в моем отдохнувшем за ночь черепе и я в предвкушении ее исполнения ускорил процесс самооблачения.

Проклятый шнурок гашник, что служит старинным порткам ремнем и резинкой одновременно, перекрутился, завязался в узел и ни за что не желал развязываться дабы помочь мне закрепить штаны на талии. Чертыхаясь сквозь зубы я вступил с ним в яростную схватку с помощью отросших ногтей ставшими похожими на орлиные когти. Она тихо засмеялась. Я опять обернулся.

- Тебя как звать-то, краса-девица?

- Младиной. Младой, - сказала сквозь улыбку. - Ты иди, я все здесь приберу и тоже побегу, боярыня рано поднимается, звать станет, расспрашивать как было.

Боярыня будет ее расспрашивать? На кой?

- Погоди-ка, - ошпаренный догадкой я остановился побеждать непокорный узел, - так это Любослава тебя ко мне отправила что ли?

Она залилась краской. Не то, чтобы очень стыдливой, так, слегка порозовела как недозрелый персик.

- Ага.

- И ты пошла?

- Я рада была. На тебя же все девки заглядываются. Даже сама боярыня. Она сказала, что ты не такой как остальные, слава тебя ждет великая. Любая будет счастлива зачать от тебя ребеночка.

От такого прямолинейного заявления я остолбенел. С моей стороны все случилось спонтанно и без особой поэзии. Дело в том, что буквально вчера, после визита купца Бадая боярыня Любослава конфиденциально попросила меня как старшего над гарнизоном одного бойца оставлять ночевать на мужской половине терема. С оружием. Для безопасности ее и детей. Можно всякий раз разных, ей все равно. Отказывать не стал, почему не помочь симпатичной бабенке почувствовать себя в относительном спокойствии. Решил я первым и переночевать в теремке. А дальше произошло то, что произошло. Удовольствие произошло. Интимного характера. У меня и, надеюсь, у Младинки тоже. Высшие силы в свидетели - я этого не искал. Она сама пришла. Юркнула под бочок мягкая и теплая. Что мне здоровому парню было делать? Прогнать девку? Может быть так и поступил бы какой-нибудь ботан, блюдущий нормы морали пуще заботы о своем здоровье, но я таких в своем окружении не знаю.

Ребеночка? Спору нет, парень я хоть куда, но служить племенным быком, участвовать в систематических неразборчивых половых связях не подписывался. Сегодня Младина, завтра еще какая-нибудь девица, послезавтра - третья. Давно минули те сладкие деньки, когда я был сопливым, малолетним озаботом, готовым пускать слюни на обнаженную женскую сиську. Банька-сауна с девочками под пивко да икорку случалась в нашем дружном коллективе частенько, но далеко не каждый день, а только по большим праздникам или в честь свершения кем-то из нас героического подвига. Любая награда, либо поощрение набивает оскомину, если выдается в неконтролируемых размерах и с безответственной регулярностью.

Глава вторая

Переговоры с дулебами неожиданностей не преподнесли. Все как один, не считая двоих ухарей, что находились в краткосрочной отлучке по своим жуликовским делишкам и плохо соображающего после нокаута Ноздри, истово согласились временно поступить под мое непосредственное начальство. Я вкратце обрисовал парням в чем будет заключаться их служба и обозначил плату. Неплохую, между прочим. На одно лицо за сутки нахождения на боярском подворье посулил десять дирхемов. Из личного кармана. Напрягать Любославу пустяковым вопросом - жлобство. Серебра у меня пока что навалом, мне его и девать-то особо некуда. Коня прикупить? Так я в седле держусь как кот на заборе. Домушку с кабанчиком? Зачем он мне? В Вирове задерживаться дольше грядущей осени, когда Бур обещал отпустить меня в Полоцк я не собирался, так же как и чахнуть над златом как воспетый Пушкиным скупой рыцарь.

- Научишь? - дурная муть из глаз Ноздри выветрилась не прошло и четверти часа после отключки. Мокрые от колодезной воды патлы облепили лоб и щеки, темнеющая влагой рубаха пристала к груди. Пунцовая отметка на челюсти ясно указывала место прилета моего кулака. Нормальный пацан, поражение перенес стоически как и подобает настоящему спортсмену.

- Легко! - отозвался я. - Всех могу научить, было бы желание учиться. Вот тебе утешительный приз за участие, братишка.

Я тут же попросил Невула выделить Ноздре два серебряных дирхема из принесенной Липаном доли. Ноздря схоронил серебряки в огромном кулаке и благодарно засопел, благополучно позабыв, что совсем недавно переоценил свои боксерские возможности и был деклассирован по всем правилам бойцовской науки.

Денек разгорался, становилось жарко и душно. Я начал оглядывать заживший обычной средневековой бытовухой боярский двор.

- А где Одинец? Дрыхнет до сих пор?

- В город ушел, - подсказал Невул.

- Когда? Я его с утра не видел.

- Ночью, сразу после того как мы с Жилой его сменили.

- Сказал зачем уходит?

- Не сказал.

Ладно. Этот, хотя бы не во время собственного караула свинтил как некоторые. Может бабенку какую успел обворожить, дело-то молодое, горячее. Я вспомнил минувшую ночь, нежное лицо Младины и на душе неожиданно потеплело. Вот еще не дело! Я сплюнул с досады, велел всем далеко не отходить и направил свои модные сапожки в сторону почетных инвалидов, по совместительству - нарушителей устава караульной службы. Пока я тер с Липаном и остальными, они оставались на месте показательного поединка за амбаром и что-то оживленно вполголоса обсуждали. Заметив мое приближение, замолчали, но глядели приветливо.

- Ну, что скажете, отцы? - вкрадчиво полюбопытствовал я, сложив на груди руки. Если и сейчас будут рожи кривить - прогоню обоих к чертовой матери!

- Скажу, что никогда прежде не видел, чтобы так ловко на кулаках бились. Тебе, десятник, с твоей сноровкой цены в стенке не будет, - одобрительно отозвался Рыкуй.

- Сдается мне, таких как этот увалень ты бы троих зараз увалил, - хмыкнул Шепет с нескрываемым уважением.

Ну, троих - не троих, а уже десятник. Это хорошо. Проняло, значит. Бокс - одно из самых совершенных боевых искусств, это вам не топором размахивать направо-налево. Покоробило, правда, что опустил Рыкуй мои умения опять же в разряд необязательных забав, свел к причуде отдельно взятого индивида. Все еще считает, что в настоящем бою рукопашка штука бесполезная.

Я не поленился напомнить калекам, что спор они проиграли вчистую и теперь должны относиться к своим обязанностям без прохладцы и с повышенным рвением. К своему удовлетворению, я остался понятым, а посему с легким сердцем отпустил Рыкуя с Шепетом на заслуженный отдых аж до самого полудня. Позже с ними потолкую, пока же мне предстоит определиться с пополнением: познакомиться, узнать кто что умеет, устроить на постой, нарезать задачи, распределить обязанности. Уйма дел, короче.

Воодушевленный я погреб по щедро унавоженной курями да кониками, выщипанной козами зеленке подворья в направлении Липана сотоварищи. Взглянул со стороны на свое неказистое воинство и загрустил. В той жизни мордатые, коротко постриженные ребятишки из моей бригады одним своим видом могли распугать целый рынок. Без кастетов и огнестрела. Реально. А здесь у меня под рукой толпа тощих обормотов. Отара облезлая, а не десяток. Хиляки-разрядники, ей богу! Из когорты доходяг выделяются лишь мясистый Липан да крутоплечий Ноздря. Оружие неплохое только у Жилы с Невулом. У этих двоих как я прекрасно знал имеется в закромах еще и кое что из защитной амуниции, типа кольчужных рубах, что с дохлых урманов на озере поснимали. На дулебах кроме обязательных к ношению ножей различной длины не было при себе ничегошеньки. Тогда я и задумал замутить некое подобие строевого смотра. В укороченном варианте без докладов, воинских приветствий и шагистики по плацу. Гранит с комроты устраивали такие смотры перед каждым выходом нашей группы на задание, дабы своими глазами убедиться, что отряд не останется без средств наблюдения и связи, никто из бойцов не забыл взять с собой сухпай, ИПП, положенное количество гранат, бк к автоматам и пулеметам, сами автоматы и пулеметы, дополнительные патроны в пачках или россыпью, нож, ложку, котелок, питьевую воду и так далее по списку.

Жила метнулся в терем и приволок мой пояс с сумкой, мечом и кортиком. Приладив имущество на положенное место, я сразу почувствовал себя увереннее. Выстроил личный состав в ниточку вдоль затененной боковой стены терема, где до сир пор веяло утренней прохладой. Несколько минут потратил на выравнивание по росту. Лично мне куда приятнее лицезреть правильную шеренгу, когда правофланговой колокольней торчит Невул, за ним Липан с Ноздрей, а в конце сразу за Жилой изнывает без дела наш доморощенный катала-наперсточник Шишак. Я попросил, чтобы каждый из них выложил на землю перед собой весь хабар, что касался несения военной службы, от личного оружия до фляжек. Повинуясь необычному распоряжению, парни ссыпали с себя небогатый арсенал и замерли в тревожном ожидании. На бесхитростных лицах рыночной шпаны угадывалось затаенное любопытство.