Княгиня Ольга. Грехи Отцов

Глава I: Медвежья Услуга

ГЛАВА I: МЕДВЕЖЬЯ УСЛУГА

Под резными сводами княжеских хором снова раздался леденящий душу вопль — но никто его не услышал, никто не отозвался на безутешные мольбы.

— Спаси-те... Пусти! — истошно выкрикнула девица, но вместо этого кряжистая супротивница пуще прежнего навалилась на неё всем могучим телом и сомкнула на тонкой шее мозолистые руки. Жертва попыталась повысить голос, так, чтобы хоть кто-то уловил её отчаянный зов о помощи, но вместо восклицания из уст вырвался лишь тонкий, похожий на мышиный писк, стон. — Пуссс... ти!

Девушка, чувствуя, как с каждым мгновением дышать становится всё тяжелее, а силы покидают её тело, что было мочи подалась вперёд и ударила лбом промеж глаз нападавшей — да той это было как горох о стенку!

С удвоенным рвением злодейка продолжила своё чёрное дело — и жертва её потеряла всякую волю к сопротивлению. Между потемневших губ сверкнули жемчугами зубы, потускневшие очи, не моргая, остекленевшим взглядом глядели на дюжую душегубку, а сердце в груди забилось точно горлица в клетке.

Несчастная мелко задрожала ногами, сделавшееся синим от стальной хватки горло несколько раз встрепенулось, пока, наконец, лик русоволосой девицы не побелел — и она не обмякла в похожих на медвежьи лапы ручищах лиходейки.

* * * * *

Несколькими часами ранее

— Едут! — выкрикнула тощая как жердь челядинка (1) в сером платке, свесившись из окна терема и показывая перстом на запад, туда, откуда в сторону столицы и двигалась длинная вереница вернувшихся в родной край путников. — Едут, бабоньки, возвращаются!

Прислужницы внизу, заквохтав словно стайка кур, закопошились с кадками да тряпьём и принялись ещё усерднее оттирать красное крыльцо (2) княжеских хором — до часа, когда вновь ступит за порог своих владений великий потомок Рюрика, оставалось совсем немного.

— Прилежнее трите, ретивее! — захохотала визгливым девичьим смехом долговязая служанка и, распалившись того больше, взмахнула рукой так, что едва не вывалилась наружу — а лететь до твёрдой землицы было саженей осемь, не меньше. — Выскоблите каждую ступеньку, чтобы скрипели они от чистоты аки колени дряхлого Ненада!

Хотела было продолжить девица своё балагурство, да только почувствовала, как меж лопаток её ткнуло что-то твёрдое, обернулась... и беззвучно зашевелила ртом, будто рыбина, выброшенная на берег.

— Ты, Сорока, верно совесть потеряла! — во второй раз огрел девушку щербатым батогом (3), но теперь под пуп, высокий обладатель окладистой русой бороды, кое-где уже припорошенной снегом седин. — А сверх того и язык проглотила! У кого это, скудоумная, колени скрипят?!

Неприятный — и уже третий по счёту — тычок в живот, и челядинка ойкнула и согнулась в три погибели, мирясь с побоями и лишь выставляя подле себя ладонь в знак признания собственного поражения.

— Сам же ты поутру сетовал, мол, ежели начнут низко касатки летать — у тебя починают к дождю скрипеть колени как несмазанная телега... — с досадой протянула Сорока и увернулась от четвёртого удара — кончик толстого прута промелькнул в считанной пяди от её костлявого бока. — Ай!

— Молчать! — надулся жабой Ненад и выпучил водянистые серые глаза: шесть лет служил он при дворе княжьим тивуном (4), а такой дерзкой девицы отродясь не видал. — Будь уста твои мельничными жерновами — давно уже пуд муки намолола бы. Держи-ка, займись лучше делом!

Намотав на палку какую-то ветошь, мужчина всучил её челядинке и показал длинным, морщинистым пальцем наверх: в углу, под потолком покоев, сплёл свою сеть паук. В свете солнечных лучей, проникающих из окна, в хороводе кружащих пылинок она напоминала сейчас тонкое кружево, в нитях которого покачивались пустые, безжизненные серые тельца мух и мотыльков.

Как попали когда-то эти букашки в паутину, так и её, испуганную да оставшуюся без крова, приволокли совсем девочкой в княжьи хоромы воины Вещего Олега — да только не помнила она уже ни родного наречия, ни имён членов семьи, ни названия своего племени...

Отогнав гнетущие мысли прочь, Сорока одним решительным движением смахнула пыльный комок шёлковых нитей и сделала глубокий вдох. Кручиниться, печалиться?! Что за вздор, здесь она всегда с плошкой тёплой похлёбки да крышей над головой, с верными подругами... и даже этим старым брюзгой, пускай невыносимым, но таким близким!

— Хвала богам, хоть одного осьминогого врага, да одолели! — засиял в победоносной улыбке тивун и, взяв под руку сухопарую челядинку, повёл её прочь из покоев. — Пошевеливайся, пошевеливайся, милочка! Коли назначил меня великий князь заведовать над своим дворцом — по возвращении не должен заметить взор его соколиный ни единой пылинки, ни одного неубранного уголка.

— И вам с товарками придётся приводить это место в порядок, покуда каждая кривая половица не будет выпрямлена, а каждое пятно — не выведено! — пройдя ещё пару саженей, Ненад картинно вскинул руки, опустил взгляд в пол и жалобно запричитал. — Позор на мои седины, мы драим этот угол уже третий год, а всё никак не избавимся от липкой лужи! Будь проклят пролитый князем мёд!

— Не такой уж ты, Ненад, седой и немощный, — рассмеялась девица и увлекла прислужника дальше за собой, сунув ему в руки тряпку. — Как говорится, дело спорится в руках мастера — а уж кто мастер, если не ты?

Глава II: Ключ ото Всех Дверей

ГЛАВА II: КЛЮЧ ОТО ВСЕХ ДВЕРЕЙ

— Князя позовите! — выкрикнула ещё громче Прекраса, да так, что стены светлицы содрогнулись, а слова её стаей птиц разлетелись по сеням да клетям. — Тивуна! Преступление здесь творится! Преступление!

Ольга, всё ещё задыхаясь и ощущая жжение в груди от недостатка воздуха, захлопала полными слёз очами, пытаясь очистить спутанный разум и понять, что именно задумала главная княжья жена. Осознание пришло к варяжке слишком поздно — вместе с Игорем, вихрем ворвавшимся в покои.

Заспанный лик хозяина киевского престола прорезали глубокие морщины, а потемневшие глаза вспыхнули праведным гневом. Великий князь сжал руки в кулаки и сделал несколько шагов к постели молодой жены, где сидел покрытый по́том, задыхающийся завоеводчик.

— Что тут происходит?! — властный голос сына Рюрика, казалось, заставил всех вокруг даже дышать тише.

— А разве нея... неясно, княже? — сначала запнувшись, всё же взяла в себя руки и продолжила нарочито уверенным тоном Прекраса. — Свершилось прелюбодеяние, быть может, даже не первое! Как не стыдно — великий князь привёл её в свой дом, сделал своей женой, а она бессовестно отдаётся чужеземцу! Что ещё взять с неблагодарной простолюдинки?!

— Княже... — нарушил молчание Свенельд и, завидев прибежавших на шум Вещего Олега, Милицу и Ненада, обречённо коснулся пальцами переносицы. Теперь все главные во дворце люди оказались в сборе под одной крышей.

— Молчать! Тебе слова не давали! — перебил его Игорь, ноздри которого раздулись как у рассерженного быка.

Вещий Олег непонимающе посмотрел сначала на Ольгу, а затем на Свенельда; старый тивун лишь выпучил очи и проохал что-то бессвязное себе под нос, зато усталая Милица, слегка прищурившись, увидела на полу светлицы кое-что ещё — и такую махину действительно сложно было не заметить.

— А это ещё что?! — не обращая внимания на окружающих её людей высокого положения, полная ключница распихала их по сторонам и приложила руку к шее дюжей челядинки. — Не дышит она. Мертва.

— Так что приключилось здесь? — куда спокойнее своего племянника задал вопрос хмурый воевода. — И что делали все трое под потолком одной светлицы?

Брезгливо сморщив нос, Прекраса обдала Свенельда с Ольгой таким презрением, что, казалось, и впрямь они занимались здесь непотребными делами. После белокурая княгиня задержала взгляд на бездыханной прислужнице и разочарованно помотала головой:

— Завоеводчик новый вон, с ног до головы вспотел, как конь в мыле... по пояс раздетый. Княгиня, если так можно назвать распутницу, в одной сорочице да с распущенными косами его здесь обнимала, когда прибежала я на крик бедной челядинки. Если не блуду здесь они предавались, то откудова в постели её полунагой чужеземец? И почему опростоволосилась она перед ним (1), одним этим запятнав себя несмываемым позором?

Уставшими и красными от слёз глазами Ольга поглядела на сурового Игоря с какой-то надеждой, словно безмолвно спрашивая того о возможности объясниться: кажется, князь понял её немую просьбу и кивнул в ответ.

— Говори же.

— То не челядинка кричала о помощи, а я, княже... Привела меня в светлицу из бани Сорока — выделенная мне тивуном девица, сказала, что пойдёт к стряпухе за тёплым молоком, мол, так сподручнее заснуть будет на новом месте. Открылась вскоре дверь, влетела внутрь та баба, что мертва теперь, принялась меня душить до смерти... Если бы не явился завоеводчик на мои мольбы — одной супругой у великого князя было бы меньше.

— Всё так и было, как говорит юная княгиня, — подтвердил Свенельд, осмелившись взять слово. — Я упражнялся в кулачном бою во дворе, услыхал стоны и стремглав помчался на вопли — тем более, что никого в сенях и у дверей светлицы княгини не оказалось, ни прислужниц, ни стражников.

— Две змеи, послушайте только, вертятся как ужи под вилами! — зашипела белокурая смолянка пуще прежнего. — Разве не ясно это, застала их несчастная челядинка во время непристойной связи, вот и избавились они от бедняжки! Я сама видела, как сплелись двое в объятиях!

— Прекраса, помолчи! — прикринул на неё Игорь, не понимающий теперь, кому верить. — Тебя я выслушал, дай теперь слово остальным.

— Зачем тебе, княже, внимать лживым речам грязной простолюдинки да наёмника-чужестранца?! — никак не успокаивалась старшая жена.

— Всем уделю я внимание, все слова приму к сведению — особенно моего храброго завоеводчика и моей супруги!

— Я тогда тебе кто, княже?! — прикусила полную нижнюю губу Прекраса, пытаясь сдержать навернувшиеся от обиды слёзы. — Не супруга, не мать твоего сына?!

Игорь остановил белокурую красавицу жестом, вместо этого повернувшись к Ненаду и Милице — кто как не они знали всех слуг в княжеских хоромах?

— Что за челядинка это?

— Ведмедица, княже... — пролепетал, поклонившись господину, дрожащий Ненад. — С самого детства она при дворе, ни в каких проступках замечена не была, верой и правдой долгие годы служила тебе.

— Вот только скотницей она служила, об этом ты забыл упомянуть, Ненад, — с подозрением сверкнула глазами в сторону хладного тела ключница. — За коровами да козами баба ухаживала, посему странно, что вместо хлевов да закутов оказалась она в тереме госпожи Прекрасы и близ покоев молодой княгини, да и в столь поздний час...

— Гриди где?! — полюбопытствовал Вещий Олег. — Почему никого из стражников нет ни в переходах, ни подле покоев?!

— Супруг мой давеча повелел новому главе гридей опросить их о последних делах, вот я и отправила всех пятерых к Ари — пусть лучше ночью языками чешут, а днём бдят свой дозор, — пожала плечами Прекраса и, заметив на себе пристальный взор ореховых глаз ключницы, всполошилась.

— На мой взгляд, всё очевидно... — медленно проговорила Милица.

Глава III: Первая Кровь

ГЛАВА III: ПЕРВАЯ КРОВЬ

Сон повторялся уже которую ночь подряд.

Над её телом, дрожащим и бледным, словно у покойницы, склонились все — были здесь и пучившие глаза любопытные чернавки (1), и строго, с упрёком смотрящая на неё сверху вниз старая Еласа (2), и стоящий поодаль мужчина, лица которого она никак не могла разглядеть. Люди вокруг неразборчиво что-то кричали, тянули к ней руки, выражения их ликов одно за другим становились уродливыми гримасами. Как бы она не молила не трогать её, как бы не просила пощады, злодеи всё равно разорвали на ней платье и оставили в одной нижней рубашке, а затем...

«Только не это, — завопила она что было мочи, — Прошу, только не это!», но все остались глухими к мольбам. Сначала она звала погибшую во время родов мать, затем — отца, Вещего Олега, но никто не внял её кличу. Она заклинала всех богинь, от Мокоши до Лады, от Дивии до Зари, но и те молчали. Почуявшие её слабость чернавки, словно дикие звери, разом бросились к девице, разорвали в клочья рубаху, принявшись изо всех сил давить на её живот кулаками.

Где-то глубоко внизу она почувствовала острую, сильную боль, что терзала её с каждым мигом всё хлеще. Дышать сделалось невыносимо тяжело, и, чтобы вытолкнуть из себя источник нестерпимых мук, она издала нечеловеческий вой и стала тужиться.

Еласа, погладив морщинистой рукой её рыжие волосы, широко улыбнулась... и произнесла страшную речь, от которой кровь застыла в жилах.

«Он сам найдёт дорогу, княжна. Не мешай чаду, не то...» — в руках пестуньи блеснул нож. — «Не то придётся доставать плод из чрева иным способом!»

Даромила сделала жадный, глубокий вдох, и в следующий миг лоно её изнутри принялась рвать, кромсать, растягивать какая-то чудовищная сила. Толчок, скрип вонзившихся в утробу зубов да пальцев — и кожу внизу её живота разорвала маленькая косматая лапа с острыми когтями, поднявшаяся над зияющей кровью круглой раной.

Девушка закричала и распахнула веки, тяжело дыша и чувствуя, как сердце вот-вот вырвется из груди. Сквозь окно пробивались робкие лучи утреннего солнца, но даже оно не принесло дочери Вещего Олега покоя: живот по-прежнему сводило от резкой боли где-то внизу, а между ног словно разлилась липкая, густая трясина. Даромила отшвырнула в сторону домотканное одеяло... и с глазами испуганной лани отшатнулась, запуталась ступнями в такой же покрытой алыми разводами простыне и упала с постели, испачканная кровью, перепуганная да бледная.

Набатом в голове звучала лишь одна мысль — случилось то, чего она боялась больше всего в своей жизни.

Она стала женщиной.

— Неправда это, — пролепетала девица, глядя сначала на окровавленное бельё, а затем на такой же красный подол ночной рубашки. — Морок, сон дурной!

Всю её, от макушки до пят, захлестнул ужас. Качаясь на дрожащих ногах, она с трудом встала и обдала себя водой из стоящего на столике кувшина. Вопреки даромиловым ожиданиям, она не проснулась — и ещё больше впала в безумие, начав рыдать и мокрыми руками пытаться стереть с одежды рдяное пятно — но вместо этого разводов становилось лишь больше и больше.

На её стенания прибежал кто-то из теремных чернавок и принялся стучать в дверь. Времени мало, ежели челядинки увидят её в подобном виде, коли станут свидетельницами первокровия, то прознает об этом и тятенька. Тогда не избежать ей ни ненавистного замужества, ни деторождения, которого она так страшилась после оставившей этот мир в муках матушки.

Скомкав одеяло, Даромила кинулась к сундуку с одеждой и, выбросив оттуда одно за другим платья, засунула внутрь испачканное бельё. Следом оказалась там и простынь.

Когда внутрь ворвались три служанки, она застыла посреди светлицы, закрывая руками подол нижней рубашки, с разбросанными вокруг по полу нарядами да платками. Сердце трепетало в груди, в глазах предательски блестели слёзы, но главное сейчас — не подать ни единого знака о природе своего страха.

— Доброе утро, княжна, — поклонилась ей Отрада, старшая из челядинок, и с удивлением покосилась на царящий вокруг бедлам. — Что-то стряслось? Мы услыхали плач да стоны, вот и явились так скоро, как смогли...

— Ни одно платье... — дрожащим голосом произнесла рыжеволосая, горделиво поднимая голову и сверкая глазами так, будто и впрямь была разгневана. — Ни одно моё платье не чета нарядам княжьих жён, а до пиршества по случаю наступления осени всего ничего осталось. Поди-ка, Отрада, на рынок и добудь мне самые ладные одежды, да непременно синие, под стать очам моим и янтарным бусам, привезённым тятенькой. Ясно тебе?

— Ясно, — кивнула девушка... и, заметив на перине кровавое пятно, ахнула.

Не успела челядинка развернуться, как ощутила на своей шее тонкие и холодные пальцы госпожи. Даромила, в которую словно дикий зверь вселился, с несоотносимой хрупкому телосложению силой вцепилась в её горло и прижала несчастную к стене.

— Не смей... — прошипела, глядя на неё обезумевшим взглядом, олегова дочь. — Не смей и слова молвить, иначе на псарне станешь трапезой для собак да пардусов! Не смей!

Две остальные чернавки, недолго думая, с огромным трудом оттащили княжну от дрожащей как осиновый лист челядинки; осознав, что угрозами делу не помочь, плачущая Даромила упала перед рабынями на колени и стала умолять.

— Молчите, прошу вас, заклинаю! Подарками каждую осыплю, без даров не оставлю — только молчите, — предательски заскулив, она схватила ближайший из нарядов с пола и протянула расшитый серебряными нитями красный хангерок одной из чернавок. — Мил тебе он, нравится?! Забирай, у меня есть ещё — да только слова обещай не проронить о том, что увидела здесь!

Когда дверь в светлицу вновь со скрипом открылась, Даромила поняла, что все её усилия обратились в прах. На пороге стояла Еласа, лицо её было подобно грозовой туче.

Глава IV: Бедуха

ГЛАВА IV: БЕДУХА

Бродит стадо над рекою, ищет стадо водопою,
Только к речке не идут — ведь песчаный берег крут.

Ни ложбиночки пологой, ни тропиночки убогой.
Как же велеблуду быть? Хочет так в степи он пить!

Вот и прыгнул зверь двугорбый с этой кручи тёмной, злобной.
Бежит, плещется река, холодна да глубока.

Ходит стадо над рекою, ищет стадо водопою,
Только к речке не идут — больно берег речки крут.

Прогулки в просторном и тенистом саду стали для неё одним из немногих спасений от скуки. Отпустив Сороку — из-за последних событий служанка ни на пядь не отходила от молодой княгини, Ольга сказала, что соберёт немного цветов и догонит её.

Зажав в руке несколько сорванных стеблей тысячелистника с мелкими, похожими на снежинки соцветиями, варяжка хотела было побежать следом за челядинкой, как вдруг откуда-то из зарослей кустарника раздался пронзительный детский плач. Тотчас выронив цветы, Ольга подобрала подол платья и бросилась бежать на громкий звук.

Ребёнок хныкал где-то рядом, совсем близко... но при этом его нигде не было видно! Оглядевшись по сторонам, девушка приметила густые кусты и медленно подошла к зелёной гущине. Дочь Эгиля посмотрела сверху на заросли, но по-прежнему — ничего! Тогда она с опаской опустилась на четвереньки, испачкав край одеяния травой, и бережно раздвинула своей дланью переплетение ветвей.

Из-за самого сердца куста, словно своего гнезда, на неё испуганно глядели большие чёрные глазёнки с длинными ресницами. То и дело всхлипывая с прижатой к груди куклой, маленькая княжна насупила брови и принялась мотать головой.

— Не пойду никуда отсюда!

— Светозара, так же тебя зовут, да? — вздохнув от того, что попала в очередную передрягу, обратилась к дочери Игоря Ольга. — Что такая умная и красивая госпожа забыла в грязных ветвях, разве под стать ей подобное место?

— Откуда ты знаешь моё имя? — удивлённо пролепетала девчушка.

— Я твоего тятеньки... хорошая подруга, — не найдя, что сказать, выдавила из себя Ольга и протянула малышке руку. — Пойдём вместе в хоромы, я провожу тебя к отцу или к матушке.

— Не пойду! — надулась и топнула ножкой Светозара. — Там... там собака с псарни сбежала, напугала меня так, что я дала дёру и потеряла пестунью Божену...

— Нет здесь никаких псов, — осмотрелась по сторонам для пущей убедительности Ольга. — Нету, не вижу! Клянусь тебе!

— Клянёшься? — неуверенно пробормотала, медленно двигаясь из кустов наружу, княжна.

— Клянусь, — улыбнулась Ольга и взяла девочку за грязную от опавших листьев и землицы ручонку. — Терем твоей матушки же там, слева от повалуши?!

— Наверное, — неуверенно пожала плечами Светозара, но зато весьма решительно зашагала вперёд.

Уже через несколько минут они были на месте. Ольга, подходя к дверям бедухинова терема, несколько раз помотала головой, будто желая избавиться от морока, однако наваждение её никуда не подевалось. Взгляд серо-стальных глаз по-прежнему видел у крыльца не одетых в пепельные рубахи и синие кафтаны гридей, а пару невысоких широкоплечих молодцев с чёрными как смоль бородами. В просторных тёмно-красных свитах с украшением из серебряных нитей и бляшек, с белоснежными шароварами и жёлтыми кушаками, с серьгами в ушах, они разительно отличались своим одеянием от прочих стражников, не говоря уже о том, что на шее обоих воинов висело по крупному распятию на гайтане.

Кто же это такие?

— Доброго дня, храбрые гриди, — поприветствовала мужчин княгиня, с любопытством продолжая их рассматривать. — Я привела маленькую княжну, она потерялась в саду... Могу я полюбопытствовать, кто вы такие? Впервые вижу вас у хором, да и недавно я во дворце.

Обладатель пышных усов посмотрел на княгиню как на какую-то челядинку — в испачканном простом платье и без украшений она вполне могла сойти за одну из служанок; второй же воин, ладный и с пронзительными карими очами, подмигнул помахавшей ему ладошкой Светозаре и рассмеялся.

— Что смешного в моём вопросе? — возмутилась Ольга, не понимая, что происходит.

— Ничего, просто забавно мне видеть молодую княгиню в подобном виде, — ответил витязь. — Не думал, что она такая!

— Какая же? — варяжка упёрла руки в боки, ещё больше испачкав белоснежную ткань наряда мазками почвы с пальцев — и тем самым заставив черноволосого гридя прыснуть от смеха.

— Такая, что не боится грязи да пыли. И не чурается сама привести потерявшегося ребёнка, не перекладывает это на плечи теремных девок да холопов, — с уважением посмотрел он на дочь Эгиля и открыл перед ней тяжёлую дубовую дверь. — Тётку мою княгиня найдёт внутри.

— Тётку?! — выразительно подняла брови Ольга, шагнув внутрь терема вместе со Светозарой.

— Тётку. Я племянник княгини Бедухи, сын её старшего брата и глава ясской стражи — лишь ей, присланной её отцом в качестве свадебного подарка, разрешено блюсти покой госпожи и входить внутрь.

Задумавшись, Ольга на мгновение обернулась и бросила пытливый взор на молодца в алой рубахе.

— Как зовут тебя, витязь?

— Амбалан, — отвесил поклон девушке обладатель окладистой бороды и закрыл за ней двери.

Маленькая Светозара, едва оказавшись в родном тереме, тотчас засверкала пятками сафьяновых сапожек и убежала куда-то прочь. Молодая княгиня же сделала глубокий вдох и на какую-то минуту остановилась, пытаясь уложить в голове очередные диковинные новости о жизни в княжьих хоромах.

Глава V: Пардус, Сокол и Лис

ГЛАВА V: ПАРДУС, СОКОЛ И ЛИС

Во дворе князя с сопровождавшими и впрямь встретили богатые дары: даже беглым взором нельзя сразу было оценить, сколько сокровищ здесь ожидало своих новых обладателей! Десяток огромных сундуков с разнообразными украшениями, мехами и утварью, бесчисленное количество ларцов поменьше с ароматной миррой, нитями жемчуга и россыпью бирюзы, отрезы шёлка, ковры искусной работы, несколько знаменитых дамасских клинков с витыми лозами арабской вязи, что проросли на гладкой стальной поверхности...

— Пируз (1) по нашим поверьям — один из приносящих победу самоцветов, — мелко семеня вслед за осматривающим дары кагана Игорем, прошептала супругу Бедуха. — Тот, кто носит их, никогда не проиграет на ратном поле.

— Поэтому нам и хотелось бы, чтобы ты, княгиня, отправила весточку своему достопочтенному отцу — кто знает, сколько бирюзы у его воинов? — ухмыльнулся Нисси и жестом пригласил всю троицу проследовать за ним дальше. — Всё, что вы видите — это не самый редкий и ценный дар для хозяина киевского престола от нашего кагана.

— Что же это тогда? — полюбопытствовал Игорь, шагая вперёд мимо шкатулок и тюков. — Княжеский венец от итильских (2) мастеров? Золотые заколки да пряжки с яхонтами?

— Нет, — помотал головой, продолжая держать всех в приятном волнении, хазарин и поклонился Ольге с Бедухой. — Княгиня... княгиня... Заранее прошу вас не пугаться — сегодня зверь накормлен и не представляет опасности, поверьте.

— Зверь? — тотчас нахмурила брови Ольга. — Какой ещё зверь?

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — Нисси кивнул слугам и те тотчас же сорвали с огромного ящика на телеге кусок закрывавшего его всё это время холста.

Ящик оказался клеткой.

Из-за толстых, с большой палец шириной, металлических прутьев на них смотрел пронзительный и полный злобы взгляд голубых как небо глаз. Длинный, похожий на хлыст хвост в серых пятнах ожесточённо бил по деревянному полу своей темницы, а из-под похожих на мягкие шерстяные рукавицы лап при виде людей сразу же показались внушительные острые когти.

— Пардус (3)? — восторженно открыл рот Игорь, рассматривая величественное животное по-ребячески изумлёнными очами. — Да ещё и белый? Это и есть ваш подарок, тархан?

Черноволосый хазарин лишь медленно моргнул и расплылся в улыбке.

— Люб ли князю подарок? Наш каган порешил, что коли у императора в Цареграде есть собственный зверинец, то и у правителя киевского таковой тоже должен иметься. Пусть сей зверь станет самым первым и достойнейшим его обитателем.

— Он... прекрасен... — только и прошептал наследник Рюрика, продолжая рассматривать хищника; жёнам его, в отличие от супруга, хазарское подношение внушало скорее не восхищение, а настороженность и страх. — Как изловили вы его? Где нашли? Никогда не слыхал я про белых пардусов!

— Наро в горах не считал его за пардуса, княже, но именовал малах ха-мавэт (4), — склонил голову набок тархан и сложил руки на своей груди в замок.

— Что это значит?

— Ангел смерти, княже, — посмотрел сначала на ходящего кругами в клетке животное Нисси и, замолчав на несколько секунд, перевёл полный одновременно издёвки и мудрости взор на своего собеседника, следя за тем, как медленно меняется с каждым произнесённым далее словом выражение лица киевского правителя. — Сей зверь не нападал ни на овец, ни на прочий скот, ни на диких оленей с вепрями, но питался исключительно человеческой плотью. Ни одна жертва не ушла от белого призрака живой — и, поговаривают, что были среди них лишь грешники: нечистые на руку купцы, чиновники-стяжатели, ворующие овец у господ крестьяне, неверные жёны... Животное это — бич Господень, карающая нечестивцев длань Всевышнего.

Ольга, медленно выдохнув и стараясь успокоиться, сделала шаг вперёд — и ощутила на своём запястье мягкое прикосновение ясской царевны, а взглядом встретилась с её чёрными очами — молящими о смирении и уважении к послу.

Увы, напрасно.

— И поэтому, тархан Нисси, ваш народ преподнёс окаянного людоеда как знак добрых намерений кагана? — нахмурила варяжка брови и посмотрела в глаза похожему на степного лиса хазарину. — Так символ дружбы это или же... предупреждение? А быть может, угроза?!

— Ольга! — прикрикнул Игорь, на что Нисси лишь пожал плечами и улыбнулся.

— Мне понятны твои опасения, юная княгиня, но мы всего лишь хотели вручить государю самого редкого и ценного из зверей, что водятся в наших бескрайних землях. Да и разве есть среди присутствующих лжецы, беззаконники или иные преступники? Уверен — ни всем вам, ни кому-либо ещё в княжеской семье совершенно нечего бояться.

— Мы и не боимся, достопочтенный тархан, — ответил Игорь, словно заворожённый любуюсь белоснежным зверем: настолько, что потерял всякую осторожность и коснулся пальцами прутьев клетки, ставших скользкими и влажными от пота.

Почуяв столь близко витающий в воздухе запах княжеского страха, пардус молниеносно замахнулся когтистой лапой и какое-то мгновение спустя оставил на левой руке правителя неглубокие царапины — и лишь по счастливой случайности задев его вскользь из-за толстых решёток. Бедуха вскрикнула и отпрянула в сторону, Ольга же быстро достала белоснежный платок с вышивкой и приложила тот к шуйце супруга — ткань мгновенно покрылась алыми пятнами.

Глава VI: Выпущенная Стрела

ГЛАВА VI: ВЫПУЩЕННАЯ СТРЕЛА

Протяжный, стонущий скрип — и крытая повозка, сопровождаемая троицей всадников, замерла посреди распутицы в какой-то паре часов езды до Киева. Мальчишка-слуга, спешившись, подбежал к остановившемуся возу, прищурился, чертыхнулся себе под нос и удручённо развёл руками: треснувшее напополам колесо сошло с оси, и теперь они прибудут в столицу в лучшем случае глубокой ночью.

— Столько лет прошло, а ничего не изменилось, — выглянула из окна статная голубоглазая женщина лет пятидесяти, укутанная в дорожный плащ, и недовольно посмотрела в сторону княжеского дворца, что возвышался вдалеке на холме. Странница втянула ноздрями принесённый оттуда ветром запах, брезгливо поморщилась и с громким хлопком закрыла ставни повозки. — Десять вёрст до хорóм, а дело-то уже пахнет дрянцой!

— Ты о неисправном колесе, кюна (1)? — полюбопытствовала сидящая напротив служанка средних лет в сером хангероке и такого же оттенка платке, украшенном бронзовыми височными кольцами. — Или же о возвращении туда?

— Оставим эту загадку любомудрам (2), Беляна, — сверкнула лазурными очами незнакомка и тяжело вздохнула. — Видно, придётся нам ходить через ручей по воду...

* * * * *

Раздался пронзительный свист выпущенной стрелы — и тёмно-серый, почти чёрный наконечник вонзился точно в живот повернувшемуся обратно князю, на одежде его расплылось рдяное пятно. Качнувшись на месте, Игорь ухватился одной рукой за древко... и с глухим звуком тотчас же рухнул на землю.

Толпа замерла и возбуждённо принялась перешёптываться; Сверр с парой молодчиков мигом скрутил убийцу, а вставший напротив окна тархан довольно прищурился. Из безмолвного празднования собственной победы его вырвал голос Бедухи — дрожащий и изумлённый.

— Господи Иисусе, — хлопая ресницами и глядя вниз, во двор, осенила себя крестным знамением ясская царевна. — Быть этого не может!

Брови хазарского посла поползли вверх вместе со смуглой кожей лба, чёрные глаза беспокойно выкатились. Умолк и гул скопища из смутьянов: все до одного горожане застыли словно истуканы, косясь на встретившего свою погибель великого князя... Пока тот не открыл веки, блеснув на окружающих потемневшими очами, и медленно не встал на ноги.

Покачиваясь на месте будто хмельной, он поднял вверх могучую длань, второй же рукой Игорь ухватился за древко стрелы и резким движением выдернул окровавленный наконечник из раненой плоти.

Разве возможно подобное? От засевшей в животе стрелы нет спасения!

— Я же сказал... ни капли крови моего народа сегодня не прольётся, — стиснув зубы, прошипел хозяин киевского престола и продолжил более уверенным голосом. — Все мы находимся под защитой богов, в том числе и я — а посему не страшны нам никакие враги, никакие стрелы! Ступайте домой, насладитесь вечером в кругу семьи своей и мирной жизнью — ежели выяснится, что и впрямь стоят за нашими бедами печенеги, то не сносить им головы. Ибо для недругов у меня припасены острые копья и булатные мечи, а для соратников — ценные дары и щедрые посулы!

— Быть такого не может... — пробормотали восставшие, в оцепенении глядя на князя.

— Миг назад мёртвым лежал, а теперь стоит величаво и речи молвит, — прошептали они. — Ужели и впрямь оберегает его божественный покров?! Или заколдован дядькой-волхвом?!

— Расходитесь да ступайте по домам своим и лавкам! — обратился князь к сборищу, строго и властно сверля всех соколиным взором и указывая перстом на открытые ворота. — Ну же, пошли, пошли! И его отпусти, Сверр, — вспомнив недавние новгородские волнения, Игорь кивнул дружиннику, что связал покушавшегося на его жизнь. — Растерян он известиями о степняках, разгневан — вот и не ведает, какую глупость сотворил. Пускай же и заблудшая овца познает княжескую милость.

Испуганный лиходей, выпучив очи, тотчас же опустился на колени и принялся бить челом по земле. Остальные тоже ударили себя в грудь, моля о прощении, и поклонились великому князю.

— Помилованы все, — устало произнёс Игорь, рассматривая покрытый червонными каплями крови наконечник в своей ладони. — Идите же к семьям да делам своим!

Перешёптываясь и обсуждая случившееся на их глазах чудо, толпа высыпала за ворота посольского двора и рассредоточилась, держа путь к родным людям и оставленным ремёслам. Сверр, подскочив к правителю, взял его за руку и повёл внутрь терема — на пороге того уже ждала выбежавшая наружу Ольга, взволнованная и покрытая испариной.

— Любое твоё желание... — прошептал, целуя в щёку варяжку, измождённый князь. — Всё, что хочешь... исполню...

Она лишь молчала.

— Чудо Господне, — снова перекрестилась, из окна провожая взглядом восставших, Бедуха. — Вняли голосу разума они да разошлись...

Ясская царевна бросилась бежать вниз по лестнице и встретила великого князя уже в стенах строения: он, тяжело дыша, медленно шагал вперёд под руку со Сверром и молодой женой. Боясь заключать в объятия раненого правителя, темноволосая красавица лишь коснулась устами его правой руки и осенила супруга крестным знамением.

— Отвёл Господь беду от князя, — несколько исступлённо пролепетала она, не веря глазам своим, что цел и невредим сын Рюрика. — Послал ангела-хранителя жизнь его спасти!

Глава VII: Цветок, Нож и Яд

ГЛАВА VII: ЦВЕТОК, НОЖ И ЯД

Под сводами престольного зала повисло короткое молчание: немым подтверждением слов Свенельда о стычке с врагами стала завёрнутая в рушник мертвенно-бледная голова, которую скандинав освободил от ткани и показал всем собравшимся.

Для Бранимира, Ульва и Йохана такой "трофей" не был чем-то неожиданным, зато Щука вмиг позеленел и с трудом сдержал рвотный позыв, Сверр же озабоченно посмотрел на великого князя и его дядю — и Игорь, и Вещий Олег выглядели мрачнее грозовой тучи.

— Четверо всадников в печенежском одеянии и с оружием степняков, но лишь один на печенега схож — прочих вы бы не отличили от киян, встретив их где-то случайно на торжище, — озвучил и без того понятный вывод седовласый Бранимир.

— Рабы? Наёмники? Разведчики? — поднялся со своего престола сын Рюрика, слегка нахмурив брови, и ещё раз бросил взгляд на безжизненную голову лиходея. — Или кто-то из наших соотечественников-предателей указывал им на беззащитные деревни?

— Кто знает? По заключённому между нами договору печенеги не чинят препятствий торговым судам на Славутиче (1), не грабят наших поселений и не нападают на людей, взамен же получают право свободно кочевать по степям от хазарских пределов до самых границ с Болгарией. К чему нарушать столь выгодное соглашение? — начал рассуждать вслух Вещий Олег. — Если только не посулил им кто-то бо́льших выгод от войны...

— Среди печенегов нет единства, племя их разделено на осемь колен (2). Быть может, случилась среди них усобица, не поделили они чего-то — вот и решил один из вождей выйти из давнего соглашения и начать действовать по-своему, — добавил Сверр, задумчиво рассматривая привезённую дружинниками "добычу".

— В народе уже поползли слухи о печенежской угрозе, посему... Пока не спросим мы наших старых друзей лично, не узнаем об истинных причинах происходящего, — шумно выдохнул весь воздух, что был в его груди, великий князь и опустился обратно на трон. — Щука, отправь голубем весточку хану Каидуме, что мы желаем встретиться с ним завтра на Оболони (3). И если подтвердятся мои опасения, то не избежать нам войны...

— Грудень (4) наступит через пару месяцев, ханы один за другим из заснеженной степи отведут свои орды к южным кочевьям, подальше от наших стен, — принял суровый вид княжеский дядя и покачал головой. — Нет смысла по зимней поре начинать сечу с печенегами, не говоря уже о том, что вот-вот придёт время полюдья (5)... Неразумно, недальновидно.

— Коли действительно виновны во всём печенеги, то мы разобьём их ещё до наступления холодов, — уверенно ответил темноволосый сын Рюрика. — И преследовать их оставшиеся в живых горстки будем до самых границ, словно псов плешивых!

— С нашей немногочисленной конницей?! — не унимался Вещий Олег. — За столь короткий отрезок времени подготовиться к походу невозможно, не гони лошадей, княже!

— Нашему государю виднее, с кем советоваться, а кого — гнать, — вставил слово Свенельд, нарочито медленно произнеся окончание предложения.

— Завоеводчику слова не давали, кто ты, чтобы перебивать меня?! — раздражённо оскалился воевода и сжал могучие руки в кулаки. — Знай своё место!

— Знаю, оно подле великого князя. А вот тебе, старик, уже давно пора на покой. Или же страшишься на самом деле отправляться в поход, боишься из него уже не вернуться? — светловолосый скандинав становился всё более нахальным, и Вещий Олег почувствовал, как в глубине его груди разливается неуправляемая звериная ярость. И почему этот дерзкий юнец так сильно его сердит?!

Миг — и пожилой воин с невиданной прытью преодолел несколько аршинов и схватил обнаглевшего завоеводчика за плечо. Но лишь на мгновение — норвежец ловко вывернулся от его хвата, однако, не заметил занесённого над ним кулака, — летящим вниз камнем тот угодил ему в ухо. Свенельд отшатнулся, потерял равновесие и с грохотом упал на уставленный закусками стол.

Какое-то время они сверлили друг друга взглядами — схватившийся за острый нож чужестранец и живой горой нависший над ним Вещий Олег, пока тишину не нарушил громкий, угрожающий голос хозяина престола.

— Довольно, ведёте себя как глупые мальчишки! Когда прекратите вы свои распри?! — злость исказила лицо Игоря, и он указал на кинжал в длани Свенельда. — Выбрось его и не смей даже помышлять об угрозах моему первому воеводе и родичу!

Варяг покачал головой и нехотя выпустил из пальцев острый нож, что со звоном ударился от столешницу.

— А ты не думай даже поднимать руку на моего храброго завоеводчика, дядя! — добавил разочарованный князь и сверкнул очами на всех присутствующих. — Довольно на сегодня обсуждений, пусто это всё. Щука, с тебя весточка хану. Сверр и Ульв, подготовьте подарок для нашего посольства, да самый славный. Что до вас... — Игорь одним взором окатил обоих драчунов ушатом недовольства. — Вон с глаз моих, чтоб до утра не видел.

* * * * *

Вихрем нёсся по крытым переходам между теремами воевода, звуки шагов его были подобны раскатам грома, взгляд же метал молнии. Вещий Олег явно встал сегодня не с той ноги, а день его не задался.

— Оставь нас наедине, — бросил он стоящей в дверях Сороке, бесстыдно ворвавшись в отведённую юной княгине горницу. — Живо!

Поклонившись и испуганно пролепетав что-то себе под нос, челядинка стрелой вылетела прочь из помещения; Ольга же, сидящая за столом, отложила писало (6) да церу (7) с неумело выведенными на поверхности греческими письменами и в замешательстве подняла на незваного гостя серые глаза.

— Воевода? Чем обязана?

— Супруг твой совсем от рук отбился, — прошипел, закипая от гнева, княжеский дядя. — Грезит о походе на кочевников, ничего не смысля в том, как вести ратные дела в степи... С таким опрометчивым подходом — это верная смерть!

Глава VIII: Новый Порядок

ГЛАВА VIII: НОВЫЙ ПОРЯДОК

Стук по изрезанной щербинами деревянной плоти. Ещё один, громче и настойчивее, но в ответ — тишина.

Отрок-гридь, виновато опустив кудрявую рыжую голову, пожал плечами: князь уже пару минут не отзывался, спит, стало быть. Не будить же его, в самом деле, не тревожить покой?!

— Никак не могу впу-стить, — заикаясь, пролепетал парнишка стоящей напротив женщине, от одного взора ледяных глаз которой можно было замёрзнуть. — Спит господин, видимо, отдыхает... Не вламываться же мне туда...

— Тебе, коли не хочешь без головы остаться — нет, я же вполне могу разбудить этого... — недовольно раздувая ноздри, она решительно шагнула вперёд и, ухватившись за ручку, вошла внутрь.

В опочивальне стоял затхлый смрад пота, но ещё сильнее по носу ударил аромат вина. Впрочем, даже не будь здесь запаха, алые струи на стене, черепки на полу и лежащий на пузатом боку кувшин с вытекшими оттуда рубиновыми каплями красноречиво говорили о том, какими государственными делами занимался всю ночь великий князь.

— Вставай, — медленно протянула руку к правителю незнакомка и толкнула его в плечо. — Просыпайся! Первые петухи пропели, а ты всё никак не очнёшься!

Игорь, пробормотав что-то нечленораздельное себе под нос, дёрнулся во сне, открыл красные от лопнувших сосудов очи и с оторопью посмотрел на возвышающуюся над ним фигуру с укоризненным выражением лица. Будто не поверив сначала в происходящее, он протянул к женщине дрожащие пальцы... и тут же получил по ним хлёсткий удар ладонью.

— Ай! Неужто и правда ты?!

— Не так я представляла нашу встречу... — выразительно подняла брови старуха и поджала превратившиеся в тонкую полоску губы. — Теплее, нежнее, добрее. Роднее, наконец.

— Прикрой свой рот, если явилась сюда с утра, чтобы причитать и жаловаться на судьбу, — поморщился, приложив пальцы к виску, великий князь: голова после выпитого ночью кувшина вина гудела пчелиным ульем. — Не за этим позвал я тебя.

— Прикрой свою наготу, коли осталось у тебя какое-то достоинство помимо того, что висит промеж ног... — фыркнула, отведя взгляд от перевернувшегося на спину государя, женщина и швырнула ему на причинное место платок. — Что бы сказал сейчас отец, заметь тебя в подобном виде!

— Мне тоже любопытно его мнение насчёт твоих выходок, матушка, — вздохнул Рюрикович, небрежно натягивая на себя широкие штаны и льняную рубаху. — Увы, мы не узнаем, что он думает — если, конечно, дядя не найдёт какой-то способ вызвать мёртвого из могилы. Но, зная твой змеиный норов, я бы на месте батюшки остался в вырее — там и то спокойнее и безвреднее, чем рядом с тобою.
— Видно, совсем пристрастие к вину сгубило твой разум, — прошипела Ефанда, скользнув взглядом по столу, где напротив князя в беспорядке лежали объедки и упавший набок кувшин с хмельным напитком, до дна опустошённый. — Я прожила двенадцать долгих зим в ссылке в Ладоге, но ни одна из них не была так холодна, как твои нынешние речи, сын мой. Так зачем ты изволил вызвать меня в столицу? В письме ты говорил, что милостиво позволишь старухе дожить свой век в Вышгороде (1).

— Моим хоромам нужна хозяйка, ни одной из жён не могу доверить я наводить здесь порядок, — моргнул от яркого солнечного света Игорь и протянул матери увесистую связку из ключей, до этого лежавшую у изголовья его постели. — Никто лучше тебя не справится с этой задачей, мы оба это знаем.
— Зачем же мне, старой и слабой, брать на себя такую ответственность? — не стала принимать сразу символ управления дворцом женщина. — В Вышгороде мы с Беляной бы спокойно поселились без хлопот и забот.

— Я посчитал, что тебе захочется хоть ненадолго прикоснуться к жизни, которой ты себя когда-то лишила. Красивые наряды, дорогие украшения, сонм из прислужниц — и это не говоря о том, что ты снова получишь власть. А она, власть, хмелит сильнее самого редкого вина — и ты имела привычку ей упиваться.
Взор Игоря сделался настороженным, выжидающим, брови нахмурились, а между глаз пролегла изломом глубокая складка. Предельно серьёзный и при этом по-прежнему язвительный, великий князь продолжил:

— К тому же, так ты сможешь проводить время с внуками. Или не теплеет у тебя на сердце от подобной возможности?

— Только если не похожи они норовом на тебя, — закатила глаза Ефанда. — Даже если я соглашусь, то это ведь не все твои условия? Не всё так просто, верно?

— Твоё дневное содержание будет втрое выше того, что было в Ладоге или могло быть в Вышгороде, но до прежнего уровня, что выплачивался до ссылки, я его поднять не могу. И... самое главное. Тебе строго-настрого запрещено покидать хоромы — иначе снова паучихой расставишь старательно вычищенные мной сети. Согласна?

Окинув сына мрачным негодующим взглядом, она всё же молча забрала звенящую связку.

* * * * *

— Поднимайся, Кирдява, да поживее! — прикрикнула, ворвавшись в стряпной кут (2), рассерженная Ракита: толстозадая кухарка прикорнула на лавке и видела третий по счёту сон, когда её разбудили громкие слова наперсницы Прекрасы. — Княгиня утятины желает, да с брусникою и щебрецом (3)!

— Не испытывай терпение моё, малохольная... — выпучила глаза стряпуха и поднялась на ноги, по сравнению с тщедушной прислужницей старшей княжьей жены выглядя настоящей горой. — Нет у нас второй день утиц, закончились.

— Так ступай на торжище да купи, — хмыкнула, уперев руки в бока, Ракита. — К вечеру чтобы из-под земли достала!

— Ты кривые зубы на меня не скаль, — угрожающе заявила пышка, надвигаясь на неё. — И на рынок не смей меня отправлять, сам князь главной стряпчей меня назначил — для поручений есть Торай да прочие теремные девки.

Глава IX: Алфвинд, Благословенный Ветер

ГЛАВА IX: АЛФВИНД, БЛАГОСЛОВЕННЫЙ ВЕТЕР

— Говори, Беляна, не заставляй меня ждать, — обратилась к вошедшей в покои служанке Ефанда, закрыв очередную амбарную книгу и положив её к стопке уже просмотренных. — Смоленскую бестолочь и впрямь в дрожь бросило на псарне, награди, как и обещала, шепнувшего тебе о её страхе гридя. Что с остальными?

— Бедуха, мать твоей внучки, зело боится тесноты да темноты. Даже ночью горят в её тереме свечи. Что до младшей из княжьих жён, то о тревогах её разузнать ничего не вышло, зато есть одна вещица, которой она очень дорожит... Будут ли иные поручения?

Вдова Рюрика кивнула. На лице её отразились сполохи лучин, от которых выразительнее и глубже стали морщины да следы усталости: несмотря на поздний час, изучение расходов на внутренние дела дворца не терпело отлагательств.

— Устрой мне встречу с обеими невестками. Варяжку с первыми петухами приведи, коли страхов её мы не знаем, воспользуемся временем, когда разум ещё не так ясен, а тело не проснулось. Яску же попроси сопроводить меня на проверку житниц в полдень — и сделай так, чтобы случайно нас в одной из них закрыли.

— Уверены госпожа в том, что правильно мы поступаем? Не привлечём ли внимание этим?

— Я всего лишь знакомлюсь со своими невестками, разве есть в том какой-то злой умысел? — подняла голубые глаза на наперсницу Ефанда, поглядывая на ту с притворным, лукавым укором. — Да и волк каждую зиму линяет, а нрава не меняет — брат мой с годами едва ли перестал подкладывать своих девок-соглядатаек под князей, уж мы-то его знаем...

— Что-то ещё?

— Разумеется, — устало вздохнула женщина, потянувшись к ещё одной амбарной книге. — Проследи за главными из служилых людей — прежде всего, тивуном, ключницей, начальником гридей и служанками княгинь. На награды и посулы для челяди не скупись, особенно, если шепнут они действительно что-то любопытное: чем больше слабых мест окружающих мы узнаем, тем больше ниточек у нас появится. Что бы сын мой не думал, как бы не считал, что очистил город от моих сетей — нити уже плетутся и для его же пользы. Не зря же брат нарёк меня Паучихой?

* * * * *

— Наша княгиня-мать — величайшая женщина во всей столице и за её пределами, а посему не открывай рта своего, покуда она не скажет; не смей глядеть прямо в очи ей, — продолжила давать советы Ольге Милица, ведущая младшую из княжьих жён на встречу со свекровью по крытому переходу меж башнями. — Будь скромна да немногословна, как войдём — непременно поклонись по пояс да приложи длань к сердцу. Не спрашивай ничего сама, и не вздумай лишний раз шевелиться, не то что губы кусать али зевать!

— Спасибо тебе, Милица, за наставленье, — Ольга вложила в ладонь ключницы серебряную монету за мгновение до того, как они вынырнули из очередного коридора и оказались прямиком у широких дубовых дверей покоев старой княгини.

И были они здесь не одни!

Помимо уже знакомой ей старшей челядинки Беляны — правой руки пожилой Ефанды, которая явилась к ней вечером и сообщила о желании вдовы Рюрика познакомиться, — перед дверьми выстроилось в ряд ещё шестеро служанок. Кто-то из девушек держал в руках тюки с одеждами, кто-то — поднос с парным молоком, ягодами да тёплыми, с пылу с жару, медовыми лепёшками, иные же — небольшие шкатулки, в глубине которых таились самые искусные украшения да драгоценности.

С любопытством Ольга выглянула вперёд из-за плеча Милицы, на что Беляна лишь цыкнула да несколько раз постучала кончиками пальцев по деревянной поверхности двери. Спустя несколько мгновений та со скрипом открылась, однако вышла из покоев не сама княгиня, а лишь следившая за её сном прислужница. Девушка подозвала к себе Беляну и испуганно прошептала:

— Владычица наша проснулась в добром здравии и ладном настроении, но вместо молока желает прохладной водицы с листьями бежавы (1), а взамен лепёшек — ржаных млинов (2) и свежей сметаны.

— Ты, — зашипела на челядинку с подносом Беляна. — Живо к кухаркам, да вели поторопиться, иначе лично каждую выпорю! Остальные — чего стоите, заходите!

Вереницей служанки одна за другой вошли внутрь, словно последовавшие за матерью утята; Ольга же с Милицей остались подле дверей, ждать, пока княгиня будет готова для приёма. Варяжка, немного волнуясь, принялась ходить по кругу, дабы хоть таким образом успокоиться.

— Есть ли ещё какие-то наставления, Милица? Напутствия, чтобы расположить её к себе?

— Есть, — усмехнулась толстушка и потёрла пальцы правой ладони — нехотя Ольга вложила туда уже второй дирхем из своей мошны. — Донесли мне прибывшие с княгиней из Ладоги чернавки, что все в столице кличут её Ефандой на наш, славянский толк... Княгиню же это даже по прошествии стольких лет раздражает, мол, нарекли её родители Алфвинд (3) — значит, так и следует всем её называть.

— Алфвинд? — задумалась Ольга, морща лоб и пытаясь припомнить язык предков, на котором говорил её отец. — Алфвинд. Ветер духов, благословенный ветер...

Между тем прислужницы в покоях уже погасили свечи и открыли ставни, впуская внутрь светлицы лучи утреннего солнца; распахнувшая окончательно свои глаза пожилая княгиня, статная и высокая, величавой лебедью поплыла к ждавшему её ушату с тёплой водой, дабы умыться и ополоснуть рот.

— Золотильщик Агафангел, что из греков, изготовил по поручению госпожи драгоценную подвеску с родовым знаком Рюрика, — доложила Беляна, в то время как руки и лицо княгини вытерли расшитым серебром рушником.

— Прежний посадник киевский, Милонег, шлёт давней подруге свой поклон и просит о встрече, дабы передать несколько отрезов шёлка да коралловые бусы, — продолжила наперсница, пока Ефанду облачали в длинную белоснежную рубаху с узором на рукавах, тёмно-синий хангерок с крупными круглыми брошами-фибулами и сафьяновые полусапожки.