Князь моей души, или Игра по правилам

Глава 1 Заблудилась. Ну как так-то, а?

Я устало присела на поваленное дерево, напряжённо вслушиваясь в шум леса.

Ничего! Ни рокота машин на трассе, что должна быть где-то неподалёку, ни человеческого голоса.

Ничего!

Никаких звуков, говорящих о цивилизации, о том, что где-то совсем рядом ездят шумные и резвые автомобили, живут люди.

Ни-че-го!

Только шум листвы, стрёкот и жужжание насекомых, редкое щебетание или вскрик какой-то птицы.

В груди всё сжалось от страха, на глаза навернулись слёзы и я, судорожно всхлипнув, разревелась. Достала из кармана телефон и снова с горечью убедилась, что по-прежнему нет сети.

Ну, как так получилось? Как? Отошла от подруги на пару метров, чтобы срезать гриб, и потерялась. И ведь от дороги далеко не отходили, и я точно знала, с какой стороны осталась трасса и машина Татьяны. Но сколько бы я ни двигалась в нужную сторону, на дорогу так и не вышла. Я шла, аукала, кричала до сорванного голоса. Вслушивалась в шум леса до звона в ушах, пытаясь, услышать зов подруги.

Бесполезно.

Устала, я просто зверски устала. Больные ноги отказывались идти по высокой траве, цеплялись за неё, подворачивались. Меня мучила одышка, а сердце, как заполошное колотилось в грудину. Я со страхом и надеждой думала о том, что сейчас делает Татьяна.

Ищет ли она меня?

Позвала ли кого-нибудь на помощь?

Я же не раз читала о том, что потерявшихся грибников ищут, находят, значит, найдут и меня. Обязательно найдут, мне главное — пережить эту ночь.

Уже вечерело, синеватые тени легли вокруг стволов деревьев, стало немного прохладнее и мне подумалось, что надо устраиваться на ночлег. В любом случае идти куда-то ночью, гарантированно переломать ноги. Я и днём-то еле ползаю, что уж говорить про ночь.

Я огляделась. Хочешь не хочешь, а надо приготовить место для ночлега. Думаю, это упавшее наземь дерево, на котором я сейчас сидела, отлично подойдёт для этой цели. Вздохнув, встала и пошла, ломать ветки, у стоящей неподалёку сосёнки. Наломала веток, кинула их рядом с и прошлась вокруг. Далеко ходить не пришлось, нужное брёвнышко нашла чуть поодаль, это был средний обломок развалившейся на три части упавшей берёзы. Притащила и положила его параллельно на небольшом расстоянии от поваленного ствола. Вернувшись к берёзе, подобрала отвалившуюся кору и на сколько её хватило, застелила промежуток между стволами, сверху уложила сосновые ветки, теперь надо нарвать травы, чтобы иголки не кололись. Когда ложе было готово. Легла, поворочалась, пытаясь понять, насколько мне комфортно будет спать.
Не перина, конечно, но от сырости со стороны земли буду защищена. Теперь надо организовать крышу. Наломала веток с этого же дерева, у ствола которого я соорудила ложе и перекинула их с одного брёвнышка на другое, соорудив таким образом небольшой навес над ложем. Потом в ход пошли ветки вишни, каких-то незнакомых мне кустарников, трава. Я перекрыла верх импровизированного шалашика и закрыла его со стороны изголовья.

С большим трудом отломив довольно крупную сосновую ветвь, положила её возле лаза, будет, чем прикрыть вход в шалашик, когда окажусь внутри.

Присела на ствол, снова достала телефон, попробовала хоть куда-нибудь дозвониться. Глухо, как в танке, даже по сто двенадцать отклика нет. Посмотрев на зарядку, что осталось чуть больше половины, выключила телефон. Надо беречь зарядку, включу утром, когда попробую снова выйти к людям.

Достала из рюкзака бутерброд с колбасой и неторопливо съела его вприкуску с помидором. Налила из термоса чай, мысли устало ворочались в голове.
Если бы, да кабы...
Я потом не раз думала, как бы это было, если бы я приняла свой сон всерьёз и знала наперёд, что ожидает меня в будущем.

Как бы я поступила?

Заперлась бы на все засовы и никуда не выходила из дому? Или же, наоборот, более основательно подготовилась к поездке?

Не знаю. Честно говорю, не знаю.
Но жизнь, она, не терпит сослагательного наклонения, можно гадать сколько угодно, но выбор уже сделан. И всё уже случилось, так как случилось. Как говорится, «поздно пить Боржоми»...

А пока мне плохо здесь одной, и я очень тоскую по своим девочкам, по своим родным, по дому. И мне страшно, так как я не знаю сейчас, что меня ждёт впереди.

Ну, пожалуй, начну я с самого начала. Зовут меня Мария Фёдоровна Кожевникова, и осенью мне исполнится шестьдесят два года.

А как говорят в народе «Если тебе уже за сорок, и ты проснулся и у тебя ничего не болит, значит, ты умер во сне». Я пока что жива и мне сложно сказать, что у меня не болит. Наверное, это только волосы.

Весь остальной организм скрипит, хрустит, стреляет, затекает и отекает, сводит судорогой, поднимается и падает, печёт, а порой ещё и чешется. Ну это я про последствия от холодовой аллергии, она у меня вылазит в виде крапивницы и чешется, зараза жутко.В это утро я встала сравнительно рано, несмотря на то, что опять засиделась, читая до трёх ночи. Выпила лекарство и залезла в ноут, почитать свежие проды, пока закипает вода в чайнике.

«Поплакала и вновь

Фиалка расцвела,

Засиял день

Тайными знаками.

И мама молодая и влюблённая младшая,

На кухне все плакали одинаково»

Трек группы KAZKA неожиданно зазвучавший на моём телефоне, заставил, вздрогнуть и взять аппарат в руки. Звонила Татьяна Любавина, моя подруга со времён учёбы в училище.

— Алло, Маш, привет. Не разбудила?

— Привет. Не, не разбудила, сижу вот, чай собираюсь пить. А ты что звонишь? Неужели в гости собираешься заехать? А как же твоя работа? Ты ведь всё так же пашешь без выходных?

— Ага. Но немного устала, если честно. Хочу отвлечься. Слушай, как ты насчёт того, чтобы съездить за город, искупаться или за грибами сходить? — предложила подруга. В отличие от меня безлошадной у Татьяны была небольшая машинка салатного цвета Daewoo Matiz.

— Не удивительно, что ты устала, Тань. Пашешь на двух работах, а ещё и в саду за всех отдуваешься. Всех денег подруга, не заработать, как ни старайся. А за грибами я бы с удовольствием съездила. Говорят их много в этом году.

Глава 2. Ночёвка в лесу

Тем временем уже совсем стемнело. Я закрутила крышку термоса и засунув его обратно в рюкзак, полезла в свой шалашик. Кое-как, изогнувшись в три погибели, пристроила сосновые ветки, перекрывая ими выход. Тяжело вздохнув, улеглась набок. Слегка поёрзав на импровизированной постели, чтобы устроиться поудобнее. Потом засунула руки в рукава ветровки, обхватив холодными пальцами запястья. Так-то будет лучше, сейчас пальчики отогреются.

В моём убежище было куда темнее, чем снаружи. Полежала какое-то время, таращась в темноту, потом прикрыла утомлённые и заплаканные глаза.

Что ж... надо спать. Пока ещё не холодно. Вполне возможно, что под утро, когда выпадет роса, мне придётся прыгать для того, чтобы согреться. Так что силы мне пригодятся, а пока спать. Спать, я сказала.

В голове крутились грустные мысли, признаться честно, мне было страшно. Нет, я не ожидала нападения каких-то крупных зверей, поскольку знаю, что рядом с мегаполисом их просто нет. Максимум что мне угрожало, так это бродячие собаки, да и те, всё же ближе к черте города обитают, в лесу им просто делать нечего.

Я боялась, не зверей.

Я боялась, что могу не выжить, если в игру вступит моя холодовая аллергия. Эта гадость всегда возникала в самый неподходящий момент. Повышенная влажность и ветерок, даже тёплый, могли вызвать очередной приступ, а что уж говорить о некомфортной температуре воздуха.

Крапивница, конечно, вещь неприятная, но это полбеды. Совсем беда, когда отекает слизистая рта и носа, заплывает сплошным волдырём лицо, а когда вдобавок прихватывает ещё и сердечко, тут вообще туши свет.

Ярко вспыхнуло воспоминание, как возили на озеро Горькое — друзей.
Берег озера был многолюден. Ещё бы что вода, что сапропель, а по-простому ил со дна водоёма считались лечебными при ревматизме, артрите и суставных заболеваниях. Поэтому к озеру ехали дикарями те, у кого не было денег на те же процедуры в санаториях.

Мы остановились в берёзовой роще, примыкающей к самому берегу. Максим с семьёй выгрузили свои вещи и ушли обустраиваться.

Было очень жарко. Приехать на озеро и не искупаться было бы глупо. Серёжка разделся и, оставив вещи в Форде, отправился купаться. Разделась до купальника, и я. Прошла мимо палаток и, загорающих на солнышке отдыхающих, к озеру.

Огляделась. В воде, как и на берегу было многолюдно. Весело кричали, плескаясь в воде дети. Отыскала глазами Сергея, муж плавал чуть поодаль от берега: — Маш, вода тёплая! — крикнул он, увидев меня.

Я с опаской вошла в озеро. Ещё помнила, как мне плохо было на Тургояке, но там вода холодная, даже в самую жару.

Песчаное дно мягко пружинило под ногами, тёплая, словно парное молоко, вода омывала их чуть ниже середины бедра. Я прислушивалась к своим ощущениям и зашла глубже. Вот только, похоже, я перегрелась на солнце, потому что меня внезапно пробил озноб. И я вдруг поняла, что сейчас упаду и помру прямо здесь.
Из последних сил позвала мужа. Мне кажется, я даже на минуту потеряла сознание, когда он выносил меня на берег.
Такой сильный приступ был у меня впервые. Даже когда мы приехали домой, я всё ещё плохо себя чувствовала.

Я тогда поняла, что моя экзотическая болячка не так уж и безобидна.

Потом были и другие случаи, когда от мороженого в вафельном стаканчике, отекало слизистая во рту. Когда я вся покрывалась волдырями, промокнув под тёплым летним дождиком. А в холодный ветреный день заплывало лицо. Спасением было только тепло. Вот только где его взять здесь, ночью, в лесу, это самое тепло?

Так, всё! Не паниковать!

Всё будет хорошо!

У меня обязательно, всё будет хорошо! И меня найдут, обязательно найдут! Завтра я уже буду дома.

В какой-то момент я забылась тревожным сном. Проснулась от громкого фырканья, раздавшегося практически рядом. Тяжёлые шаги, шумное дыхание, шорох листьев под ногами кого-то крупного, заставили меня широко распахнуть глаза.

Сердце зашлось в испуге и подскочило к горлу. Эскадрон шустрых мурашек, галопом проскакал по позвоночнику. Подняв дыбом, будто по команде, все волоски на теле. Я лежала, чуть дыша, боясь пошевелиться. Мне кажется, я даже не моргала. Ага, а то вдруг этот неведомый кто-то услышит шорох от движения моих ресниц. Если бы могла, то приглушила бы и неистовый стук сердца, грохот которого набатом звучал в моих ушах.

Никогда не думала, что я такая трусиха.

Не раз, выезжая с детьми на сплавы, на озёра или в поход по Таганаю, мы ночевали в палатке. Правда, к слову сказать, мне ещё не доводилось оставаться на ночь в лесу одной.

Шорох листьев, и сопение приближались.

Господи! Ну, кто там ходит?

Оглушительно захлопав крыльями, с дерева сорвалась какая-то ночная птица. А я, вздрогнув от неожиданности и не выдержав напряжения, заорала во всю мощь своего охрипшего голоса.

Топот ног и шум листвы под ногами неизвестного визитёра стал чаще и громче, но я испустила вздох облегчения, так как поняла, что ночной гость улепётывал от моего убежища со всех ног.

На удивление в шалашике холодно не было, видимо, воздух нагрелся от дыхания. Я перевернулась на другой бок и, постепенно успокоившись, ещё долго вслушивалась в шум леса.

Я где-то читала, что ночью, слышимость улучшается. Усиливается этот эффект и в случае, если это безветренная ночь, да ещё при высокой влажности воздуха. Тогда можно не только лучше услышать, но и точнее определить направление источника звука. Но даже небольшой ветерок может ввести в заблуждение, так как может усилить или ослабить силу звука или вообще отнести его в сторону. То же самое происходит и с препятствиями на пути звуковой волны, будь то горы, леса или населённые пункты. Они отражают её, изменяют направление. В оврагах, ущельях, глубоких лощинах создаётся эхо. В таких местах звук слышится особенно отчётливо и раскатисто. Рождается эхо и над водой, будь то озеро, река или море. Звуки над водной поверхностью распространяют куда дальше, чем над землёй.

Глава 3. Второй день блужданий

Я доела последний бутерброд с сыром, запила чаем с конфетой и пустилась в путь. В рюкзаке осталось ещё пара огурчиков, варёные яйца, горсть конфет и пачка печенья. Хоть я и рассчитывала сегодня выйти к людям, всё же решила оставить на всякий случай. Пожарный, так сказать.

Вчера я была в панике и летела по лесу, ничего не соображая. Забыла напрочь. Что самая первая, да и, пожалуй, главная рекомендация, о которой, как и я, многие забывают: оставаться на месте, если вы обнаружили, что потерялись.

А я ушлёпала вчера, сам чёрт не разберёт куда.

Шило в заднем месте не давало мне и сегодня сидеть спокойно. И вот я снова в пути, но на сей раз в обратную сторону. Если рассуждать здраво, и я каким-то непонятным образом ушла далеко от трассы, то сегодня, двигаясь в обратном направлении, должна вернуться к дороге, либо встретиться с поисковой группой. Надеюсь, что это произойдёт совсем скоро.

Ну а в том, что меня ищут, я даже не сомневаюсь.

Бедная моя девочка, наверное, за всю ночью глаз ни на минуту не сомкнула.

Шла я, не торопясь, метров через пятнадцать — двадцать по пути движения оставляла метки. На стволах берёз рисовала, обнаруженным в рюкзаке фломастером, стрелку по ходу движения, у кустов ломала ветки и ими показывала направление, в котором двигалась.

Примерно через час уселась на пенёк и достала телефон. Сети по-прежнему не было. Аномальная зона какая-то.

Я жалела, что вчера не оставляла таких меток, поэтому сейчас не совсем понимала, правильно ли я иду.

Я, к сожалению, далеко не следопыт, а явных следов не осталось. Примятая мною трава поднялась за ночь, кустарники я старалась обходить, грибы уже не срезала, не до них было.

Кстати, о грибах, складывалось такое впечатление, что их здесь вообще никто не собирал, то там, то здесь отмечала взглядом и дружные семейки, и горделиво красовавшиеся одиночки.

Часа через четыре я притомилась, и настроение у меня начало падать. Сеть так и не появилась, и звуков цивилизации по-прежнему не было слышно. Только лес умиротворённо шептал, рассказывал какие-то свои истории. Жаль, только я не понимаю, о чём они эти истории.

Я вышла на освещённую солнцем поляну, скинула ветровку, расстелила её на земле и легла, давая отдохнуть, уставшим ногам и телу.

Я не понимала, что происходит. Просто отказывалась понимать. Ну, негде мне было блуждать, это всего лишь небольшая берёзовая рощица. До более-менее крупного лесного массива ещё как минимум полчаса надо было бы ехать. Буквально ведь в трёх соснах заблудилась.

Мы и от города-то отъехали всего ничего, здесь, куда ни плюнь, везде дороги: если не асфальтовые, то грунтовые. И народ за грибами ездит. Вчера у соседнего лесочка, куда вначале с Татьяной сунулись, аж три машины стояло. Да и у этого чуть впереди тоже машину видела. А где они сегодня все? Эти дороги, грибники и мои спасатели?

Леший водит не иначе!

Кстати, мысль, чем чёрт не шутит.

Я села, достала из рюкзака рулончик туалетной бумаги, оторвала аккуратный лоскут. Достала пару конфеток и печенюшек и вернулась чуть назад, туда, где под раскидистой берёзой видела небольшой пенёк. Постелила на него обрывок бумаги, сверху положила свой гостинец и негромко проговорила: — От гостьи — хозяину. Не побрезгуй, прими скромное угощение. От чистого сердца...

Постояла немного, грустно улыбаясь и не зная, что ещё сказать. Совсем уже с ума спятила, готова, верить во что угодно, лишь бы к людям быстрее выйти.

Потом вздохнув прерывисто, добавила: — Если виновата в чём, прошу простить. Не со зла сделала. Не мучайте, отпустите. Выведите из лесу...

Повернулась и пошла к оставленным вещам, где улеглась на живот, положив голову на сложенные вместе руки. Лежала, вслушиваясь в шум леса, надеясь услышать человеческий голос. И не заметила, как задремала, пригревшись на солнышке. А очнувшись, вдруг ясно почувствовала, что оставаться на месте мне нельзя и надо поторопиться.

Не знаю, с чем это было связано. Может, приснилось, что-то, но опаляя душу тоской и болью, мне вдруг пришло осознание, что я никогда больше не увижу свой дом. Не увижу никого из тех, кто был мне дорог.

Я чуть не взвыла от этого чувства безысходности и тоски, что разом навалились на плечи, придавливая меня к земле.

Всхлипывая, поднялась, надела ветровку, закинула за плечи рюкзак и зачем-то вернулась к пеньку. Вначале даже не поверила своим глазам, не обнаружив свой подарочек на месте. Огляделась вокруг, подумав, что может какая зверушка, стащила с пенька моё угощение. Но нет, даже бумага испарилась бесследно, а вместо моего подношения на пеньке сухими веточками была выложена стрелка.

Я вздрогнула, ознобом по телу пронёсся испуг. В голове, то ли голос чужой, то ли просто мысль проскользнула:

«Не бойся, тебе ничто не угрожает. Но поторопись, иначе до темна, не успеешь».

Тёплый ветерок прошёлся по моим волосам, словно погладил кто успокаивая.

Мягко подтолкнул в спину, и я шагнула вперёд. Буквально в двух шагах обнаружилась тропинка, и я подгоняемая тревогой и надеждой торопливо зашагала по ней.

Шла долго, лишь только раз остановилась. Присела ненадолго на поваленный ствол у тропинки, боясь уйти от неё и на шаг. Съела яичко, захрумкав огурчиком, допила остатки чая и снова в дорогу.

Уже начало смеркаться, и я со страхом подумала, что мне опять придётся устраивать себе ночлег, как впереди вдруг образовался просвет. Из последних сил рванула вперёд и, выскочив из-за деревьев на открытое пространство, остановилась.

​

Глава 4. Раз уж попала, надо как-то приспосабливаться

Вы получали когда-нибудь удар под дых? Когда от острой боли перехватывает дыхание и слёзы, независимо от вашей воли, брызжут из глаз.

Было дело?

Ну, тогда вы поймёте, что я почувствовала, когда, спотыкаясь от усталости, выскочила из леса. Конечно, это был не физический удар, но ощущения тем не менее были схожи.

Нет, это было довольно красивое зрелище, но совсем не то, что ожидала увидеть я.

Перед моими глазами раскинулась довольно широкая поляна пёстрая от разнообразных цветов и трав. Чуть дальше, примерно метров в пятистах от меня блестело под солнечными лучами зеркало озера, обрамлённого, с одной стороны, зарослями осоки. В его водах отражались сизые тучи, щедро подкрашенные заходящим солнцем в красновато-жёлтые оттенки. А за озером тянулись к небу скальные вершины наполовину заросших лесом гор. У их подножья залегли густые тени, окрашивая растущий там лес в синий цвет. И никакого намёка на дорогу или цивилизацию.

Я обессиленно опустилась на землю и безудержно разревелась. Я хотела домой!

Но пейзаж, лежащий перед моими глазами, вполне понятно говорил, что домой я, скорее всего в ближайшее время не попаду. А, возможно, и никогда.

Нет, в открывшейся картине не было чего-то уж совсем необычного. Вполне себе родные и знакомые с детства берёзки и сосёнки. Вполне обычный ивняк на берегу озера. И даже уточка с утятами, что выплыли из зарослей, ничем не отличалась от уток, что водятся на озёрах в наших краях.

Вот только озера, а самое главное — гор в том месте, где я заблудилась, не было.

До гор мне пришлось бы топать самое малое сто — сто пятьдесят километров. А я при всём желании даже со здоровыми ногами за сутки до туда бы не дошла. А ещё я непременно за это время вышла бы к людям, ну если не к людям, то на какую-то дорогу вышла бы обязательно.

Мои смутные подозрения, что я крупно попала, начинали обретать под собой почву.

Плакала я недолго, понимала, что дело к ночи, а мне ещё на ночлег где-то устраиваться надо. Вытерев слёзы, я поднялась и ещё раз осмотрелась. На сей раз мне удалось рассмотреть небольшой домишко, что притулился у подножия горы рядом с озером. Он настолько вписывался в окружающую среду, что я его сразу и не заметила.

Собравшись с силами, двигаюсь к избушке. На душе тревога, кого же я там увижу. Но как бы там, ни было, сегодня ночевать я надеюсь под крышей.

Внимательно рассматриваю дом по мере приближения. Не новострой, но и не древняя постройка. Фундамент из бутового камня, на слегка потемневших брёвнах, словно кусочки янтаря, желтеет и блестит, выпотевшая смолка. Крыша покрыта каким-то материалом, похожим на шифер. Окна закрыты ставнями и у меня холодеет внутри. Неужели никого нет, и дом закрыт. Но нет, замка на двери не наблюдаю. Возможно, хозяева дома, либо здесь двери на замок не закрывают.

Поднимаюсь по ступенькам, их всего две и стучу. Жду ответа и через секунд двадцать, стучу снова.

В ответ молчание. Я вначале неуверенно топчусь на крылечке, но я устала и хочу наконец-то отдохнуть и поэтому решительно тяну ручку на себя. Дверь идёт тяжеловато, то открывается без скрипа. Я заглядываю в тёмное помещение и со свету не могу ничего разглядеть:

— Есть кто живой? Гостей принимаете? — вырываются у меня вопросы, раньше, чем я успеваю подумать.

В глубине комнаты раздаётся какой-то шорох, но на мой вопрос никто не отвечает. Нерешительно шагаю внутрь и, напрягая глаза, всматриваюсь в сумрак. Вижу печь, стол, скамья, какой-то сундук или ларь у входа. В глубине чем-то застеленный топчан. На первый взгляд людей в помещении нет, но меня не покидает ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Ставлю у порога своё ведёрко, снимаю рюкзак, кладу его на сундук, выхожу обратно на улицу. Открываю ставни, надеюсь, хозяева не будут против. А мне просто жизненно необходимо осмотреться.

Теперь в помещение попадает больше света и я, зайдя, закрываю за собой двери.

— Мир этому дому и его хозяевам, — произношу негромко, — приютите незваную гостью.

В ответ вполне ожидаемая тишина, так как в комнате никого нет. Может, мне почудилось движение или это юркнула мышка. Я вздохнула и ещё раз внимательно огляделась. Топчан или деревянная кровать в углу комнаты застелена лоскутным одеялом. Рядом стоит высокий шкаф. Русская печка, совсем как из моего детства, пространство на печи завешано ситцевой занавесочкой и я, практически не дыша, откидываю её. И тут же вздыхаю с облегчением, нет там никого. На стене посудный шкафчик с немудрёной посудой.

За печью лаз на чердак, и я поднимаюсь по лестнице и откидываю крышку. В нос ударяет аромат сушёных трав, поднимаюсь на одну ступеньку и оглядываюсь. Помещение неожиданно больше, чем это казалось снаружи. Сквозь широкое окно оно хорошо освещено, несмотря на то, что уже вечер. Несколько шкафов у торцевой стены, вдоль одного из скатов полка во всю длину, заставленная какими-то пузырьками, склянками и бутылками. Стол, на котором стоит, что-то в виде газовой горелки, стул. Возле печной трубы притулилось кресло-качалка, с накинутым на него пледом. У окна ещё один сундук. А под потолком вязанки различных трав. И опять никого нет.

В доме только я. Но надеюсь, хозяева скоро появятся и не погонят бесцеремонную гостью прочь.

Опустив крышку, спускаюсь вниз и, захватив с собой ведёрко, выхожу наружу. Иду по едва заметной тропке к озеру. Встав на камень, склоняюсь к воде и умываюсь. Потом ополаскиваю ведро и, набрав в него воды, иду обратно. На крылечке разуваюсь, мою уставшие ноги и захожу в дом. Сажусь ужинать остатками своих запасов. Подумав, достаю из пачки пару печенюшек и кладу на тарелочку и ставлю за печку: — Хозяин — батюшка прими угощеньице. Прошу не шали, если можешь, помоги.

Поужинав, прямо в одежде ложусь спать, накинув крючок на двери.

Хозяев в этот день я так и не дождалась.

Глава 5. А вы кто такие?

— Ну и чё прикажешь с ней делать? Старая, да ещё и городская. Она же, наверное, даже печь растопить не сумеет? Вот на кой ляд она здеся сдалась, а? Свалилась на мою голову! — слышу я сквозь сон скрипучий голос.

— Ты по-моему придираешься Дема. Нормальная ведьма, вот проснётся и узнаем тогда, умеет она что-нибудь или не умеет, — второй голос был басистее и жизнерадостнее.

Опаньки! Кто это, а главное, как вошли? Я же закрывалась! Как внутрь избушки мог кто-то попасть?

Лежу, не шелохнувшись, стараясь дышать расслабленно и спокойно, будто продолжаю спать. Вначале послушаем, что там говорят мои гости или хозяева, не знаю, кто уж там пожаловал.

— И чё ты её ко мне сюда привёл? На кой она мне сдалася? Жил себе спокойненько, — продолжал выражать недовольство противный скрипун.

Так-то я сама сюда пришла. Никто меня не приводил и можно подумать, я прям мечтала сюда попасть. Я, вообще-то, домой хочу, к детям, к внучкам! Ну и даже если и пришла, что так негодовать-то? Сейчас встану и уйду. Подумаешь, поспала на его постели...

— Не гоноши! Куда сказали проводить, туда и проводил. Чайник давай ставь. Проснулась твоя новая хозяйка, — басовито прогудел второй. — Разбудил охламон, своим ворчанием. Давай открывай глазоньки красавица, будем чаи гонять с твоими конфетками. Вставай, вставай, не сопи возмущённо...

Упс, спалили контору. Мне пришлось открыть глаза. За окном занималась заря, но в комнате ещё царил полумрак. За столом сидело двое мужчин. Один из них встал и пошёл к печке. Был он невысокого роста, коренастый, плечистый и бородатый. Волосы какого-то непонятного серого цвета торчали на его голове в разные стороны, словно стог соломы. Я села на постели и перевела взгляд на второго. Тот весело смотрел на меня, ухмыляясь из-под лихо закрученных усов.

— Как вы вошли, — хриплым со сна голосом спросила я.

— Так, Дёма дома был, он и впустил меня, — ласково пророкотал усатый мужчина.

— Дёма, значит, дома был, — задумчиво повторила я, потом сердито глянула на шутника. — Вы меня за дуру, что ли, принимаете? Я вчера весь дом осмотрела. Не было никого! Или хотите сказать, я слепая и проглядела целого мужика?

Дёма, взяв с полки кружки, поставил на стол, следом откуда-то появилась тарелка с творожными шанежками. Молча принёс чайник и разлил душистый травяной отвар по кружкам.

— Иди к столу, хозяюшка, знакомиться будем, — вздохнув,

пригласил меня Дёма, игнорируя мои претензии.

— Какая я вам хозяюшка. Гостья я здесь. А вот вы, похоже, хозяева, — проворчала я и прошла к столу. Внезапно поняла, что жутко хочу есть. Села на табурет и зажала в руках горячую кружку. Мужчины переглянулись.

— А конфетки зажала, хозяюшка? — насмешливо пробасил усатый.

— Вот ведь, — вспыхнула я и, вскочив с места, кинулась к рюкзаку. Выгребла остатки печенья и конфет на стол, — Угощайтесь, чем богата, тем и рада!

— Спасибо. Да ты не серчай. Уж больно понравились нам они, твои конфетки-то, — снова усмехнулся в усы, — Ну что давай будем знакомиться? Зовут меня Лексей Потапыч, леший я.

— В смысле леший? Самый настоящий? Да ладно! — Рассмеялась я и покачала головой, — верю, верю всякому зверю, а вот вам не поверю.

— Ну, это ты зря голубушка, — проскрипел Дёма, — Конечно, всем на слово верить не стоит, но мы с Лексеем тебя не обманываем. Не в этот раз. Меня, значится — Дементием Палычем кличут, для своих я Дёма.

— Ну если Лексей Потапыч -леший, то вы тогда кто такой будете? Домовой? — недоверчиво спросила я.

— Он и есть, — закашлялся Дементий Палыч.

-Ага, счаз, так я вам и поверила, — хмыкнула я, — хватит меня сказками кормить. А то я не знаю, как должен выглядеть домовой. Расскажите лучше, как в дом попа...- возмущённо начала я и замерла с открытым ртом, глядя, как на моих глазах растворился в воздухе Дёма и только кружка с отваром медленно взлетела в воздух. Потом наклонилась, будто из неё кто-то пил и снова опустилась на стол.

Я судорожно глотнула воздух и посмотрела на Палыча. За это время в комнате стало намного светлее, и я обратила внимание, что длинные волосы мужчины, заплетённые в косицу, имеют слегка зеленоватый оттенок.

— Убедили или всё ещё не веришь? — с улыбкой спросил меня леший, — Как зовут-то тебя хозяюшка?

***

Нравится ли вам то что вы читаете? Или не читает никто?

Глава 6. Домовой и леший.

— Мария. Мария Фёдоровна, я — проговорила растерянно, — Так вы и вправду домовой и леший?

— Правда, Маруся, — улыбнулся мне Лексей Потапыч, — Дёма, давай уже проявляйся. А ты пей чаек-то Машенька, пей. Ватрушечками вот угощайся, разговор у нас непростой да долгий будет.

Мысли в моей голове прыгали, разлетались в разные стороны, словно кузнечики на лугу. В груди сдавило.

Господи, вот это я попала!

— Я домой хочу! — прошептала я, и слёзы неожиданно даже для меня самой, брызнули из моих глаз.

— П-по-чему вы мме-ня сюда ппри-вели, я же домой хотела... — заикаясь и всхлипывая, спросила я лешего, — Это вы же меня сюда вывели?

— Ну, прости Машенька, не плачь. Не мог я тебя домой отвести, Марусь. Нет у меня такой власти, через грань людей переводить, — Лексей Потапыч присел рядом со мной, ласково погладил меня по голове. А я прижалась к его груди, и ухватив его рубаху обеими руками, обильно смачивала её слезами.

— Кончай голосить, нат-ко утрись, — скрипучий голос домового заставил меня вздрогнуть.- Ишь, сырость тут развела, а вроде уже не маленькая. Успокаивайся давай!

Я взяла протянутое полотенчико, высморкалась без стеснения, и всё ещё всхлипывая, проговорила:

— А вы не командуйте! Лучше скажите, кто может помочь мне эту грань перейти? Кто может меня домой отправить?

— Да, пожалуй, никто. Не было у нас таких случаев, — задумчиво проговорил Потапыч, — не слыхал я об таком.

— И что мне теперь делать? — вытирая слёзы, бегущие по моим щекам, с отчаянием прошептала я.

— Как что? Обустраиваться. Жить, готовиться к зиме, и сопли на кулак не наматывать. Взрослая вроде женщина, а истерит словно девчонка малая, — пробурчал домовой.

Вот сейчас обидно стало. Посмотрела бы я, если бы его на старости лет закинуло непонятно куда. Я сердито глянула на Дементия и ехидно пропела: — Имею право на минуту слабости, я всё же женщина или кто?

— Ишь ты! Право она имеет на минуту слабости, — ворча, домовой поднялся с табурета и пошёл к печке, снова ставить чайник:

— Так и знал, что придётся ей чаёк успокоительный заваривать. Так щепотку душицы, щепотку тимьяна, корешок валерианы, ромашки немного и мяты. Ревёт, как белуга уже полчаса, а тоже на минутку слабости... На минутку... Минутка, блин

А я вспомнила, что так в детстве звал меня отец подруги, и снова разревевшись, проговорила:

— Да хоть и два часа, я всё же женщина, в конце концов. И я домой хочу...

— Ведьма ты! — проскрипел Дёма, — ведьма, а не женщина.

— А вы не обзывайтесь, Дементий Палыч! Какая я вам ведьма? — взвилась я.

— Надеюсь, не тёмная, — фыркает домовой.

— Дёма, прекращай давай, её тролить. Марусь, ты на него не обижайся. А ты Машенька — действительно ведьма, только в силу ещё не вошла, — вступил в нашу перепалку Лексей.

— А чё, я ни чё. Подумаешь, разозлилась, зато реветь перестала, — буркнул домовой и, посмотрев на меня, спросил как ни в чём не бывало, — Ну ты как, Марусь, наелась или ещё блинчиков с мёдом попробуешь? У меня липовый есть. Так что доставать? И чаёк на травках подоспел как раз...

— Доставай Дёма, доставай, — рассмеялся леший.

Сказать, что я была в полной растерянности, значит, ничего не сказать. Я пила отвар, ела блинчики, макая их в душистый янтарный медок, и слушала сидящих передо мной мужчин.

Мир, в который я попала, назывался Атрор. Мир в основном магический. Но как я поняла, технологический прогресс и здесь не стоит на месте. Каким-то образом взаимодействует с магией. На все мои вопросы мужчины ответить не смогли, так как просто были не в курсе всех событий. Леший знает, только то, что происходит на его территории, ну и, естественно, слухи, что узнает от посетивших его лес людей и птиц. А Дёма так тот вообще почти нигде не был. Как пришёл в этот дом с ведьмаком, так и живёт уже который год безвылазно. Книжки, конечно, почитывал, вот что из них узнал, тем со мной и поделился.

В общем-то, как я поняла на этой планете всего два материка и с сотня островов больших да маленьких. Материк, на котором я оказалась, называется Муарави, также называется и королевство. Соответственно, правит здесь король и конклав магов, во главе которого магистр белой магии. Королевство Муарави самое большое на этом материке. Кроме него, есть ещё парочка небольших государств. В горном Оспиле проживают в основном гномы, а в Лесвиле большинство жителей — это оборотни и друиды. Есть ещё материк под названием Джастроажи, но о нём мне почти ничего не рассказали, только название, да то, что там парочка каких-то государств.

Так вот, место, где я сейчас нахожусь, относится к пограничным землям князя Зырянского, поместье которого находится в деревне Зыряновка километров в пятидесяти отсюда. Так уж получилось, что граничит княжество сразу с двумя государствами: с Оспиле и Лесвилем.

Домик этот, как я поняла, перевалочный пункт для попаданцев, поставил его лет сто пятьдесят назад ведьмак по имени Борша. И жил здесь, пока не помер. Принимал гостей, вот таких, как я, учил и направлял дальше. Ближайшие населённые пункты к нему: деревушка на полсотни домов под названием Михайловка километрах в десяти отсюда, и городок Зеленск, ехать до которого столько же, сколько и до усадьбы князя Зырянского, так как находятся они рядом. Кстати, по словам моих собеседников, люди сюда наведываются нечасто. Просто знают, что здесь давно никто не живёт. А охотники, те иногда появляются. Но чаще, поздней осенью, либо зимой.

Я, вздохнув, отставила кружку в сторону: — Замечательно! Просто, замечательно, всё! Вот какого фига, я сюда попала. Скажите мне, а? За какие такие прегрешения на старости-то лет. Просто зла не хватает! В книгах вон пишут, попаданки в тела молодые, здоровые, да красивые вселяются. А я со всеми своими болячками сюда припёрлась! Вот счастье-то привалило.

— Ну, допустим, не со всеми, кое от каких болячек тебя мир избавил всё же, — возразил мне леший.

— Эт от каких же? — взвилась я и задумалась.

Глава 7. Хочу домой, но...

Ночью я тихо плачу в подушку. Мне страшно и сложно смириться с мыслью, что домой я больше не вернусь. Не увижу сыновей, дочку, внучек. Больно...

Мне жизни-то той осталось с гулькин нос, хотелось бы провести остаток в кругу семьи. Но я теперь должна буду доживать её здесь, в одиночестве, вдалеке от своих близких. В груди болит от сдерживаемых рыданий, я кусаю до крови губы.

Воздух колышется, сгущается и моей головы нежно касается ладонь: — Не плачь, Марьюшка. Спи девочка, поверь, всё у тебя будет хорошо.

Несмотря на душевную боль, я невольно улыбаюсь. Девочка! Это в шестьдесят-то два года! Веки слипаются, и я проваливаюсь в сон.

Утром поднимаюсь чуть свет и завожу тесто на блинчики. Открываю вьюшку, закладываю в топку несколько полешек, щепу и бересту для розжига и оглядываюсь в поисках, чем бы поджечь.

-Дёма, — зову домового, — есть чем запалить огонь? Хочу блинчиков к завтраку напечь.

Дементий появляется из-за печи и показывает стоящую на полке жестяную банку с серыми камушками.

— Вон уголёк возьми, положи на бересту и подуй, — говорит он мне и я в точности исполняю его указания. Береста вспыхивает, а я ловко выкатываю уголёк из печи. Домовой удивлённо смотрит на меня.

— Что? Надо экономить, их здесь не так уж и много, — говорю я.

— А вот мне интересно, как бы ты развела огонь, если бы не было угольков? Сидела бы голодная? — с ехидцей спрашивает меня домовой.

И в кого он такой вреднючий? Я, дождавшись нужного момента, наливаю на раскалённую сковороду тесто на первый блин. Потом всё же отвечаю ему:

— С чего ты взял, что я сидела бы голодная. К твоему све́дению, Дема, я знаю несколько способов, как добыть огонь. Правда, только в теории, но что помешало бы применить мне эти знания на практике? Хотя бы один да сработал бы. Ведь недаром говорят, если долго мучиться, то что-нибудь получиться, — я улыбаюсь и скидываю первый блин на блюдо. Потом наливаю тесто на сковороду снова.

— И какие же это способы? Поделишься секретом? Будешь молить богиню, чтобы ниспослала молнию?

— Вот ведь! Что ж ты Дёма ехидный-то такой! Нет молиться, не стала бы. Ну, во-первых, огонь можно добыть с помощью трения...

— Ладошки сотрёшь, прежде чем разведёшь огонь, — скрипит насмешливо Дёма, — это не самый лёгкий способ.

— Согласна, но я же не совсем дурная, чтобы ручками крутить палочку, — парирую я. — Всего-то и надо: вытащить шнуровку из ветровки, сделать лук и с его помощью крутить. Подбрось-ка в печку пару поленьев, пожалуйста.

Дёма без возражений выполнил мою просьбу.

Горка блинов на тарелке потихоньку росла, я поставила на вторую конфорку кастрюльку с водой и когда закипела, закинула туда крупу, похожую на нашу овсянку.

— Блинчик будешь? — я протянула домовому половинку блина, что взяла на пробу.

— Ты сказала о нескольких способах...

— Ну, да... — я проглотила остатки блинчика и продолжила, — Во-вторых: можно разжечь костёр, сфокусировав солнечный луч, к примеру, с помощью бутылки, наполненной водой, или осколков стекла, устроив своеобразную линзу. Или — я хихикнула — с помощью презерватива, наполненного водой. Мой старший сын однажды с успехом этим способом воспользовался.

— Презе... чего?

— Не забивай голову, — махнула я рукой, — линзу, кстати, можно сделать и изо льда. Ну а я могла бы попробовать свои очки, что лежат в рюкзаке. Ну а так-то один из самых распространённых способов, это, пожалуй, с помощью огнива и кресало. Благо нож, у меня с собой есть, а как выглядит кремень я представляю. Нашла бы, в общем, если бы прижало, то огонь я бы добыла...

Дементий Палыч хмыкнул и буркнул себе под нос: — Не совсем безнадёжна.

— Да ладно, правда, что ли?

— Язва!

— Сочувствую. Серьёзное заболевание. Дёма, а к лекарю обращаться не пробовал? У вас вообще здесь такое лечится? — сочувствующе спросила я. Домовой усмехнулся и покачал головой.

Тем временем каша сварилась, блинчики я допекла и на плиту поставила чайник.

— Дема, а Лексей ...- я не успела задать свой вопрос, как в двери постучав, вошёл леший.

— У-у, как у вас тут вкусно пахнет! Я, кажись, вовремя! — Он потёр руки и широко улыбаясь, поздоровался, — Светлого денёчка вам. Маруся, готова к трудовым подвигам?

— Готова, — отвечаю, — мойте руки и давайте будем завтракать.

После завтрака леший повёл меня на огород. Вспаханный или вскопанный кем-то участок находится примерно в полукилометре от домика на берегу озера. Сбоку притулилась небольшая сараюшка, в ней я нахожу нужный мне для работы инструмент. Тут же рядом и туалет. Мило, а то я уж думала, что придётся в кустики бегать.

Под раскидистой ивой, растущей почти у самой воды, небольшая скамеечка с узорчатой спинкой. Просто отлично. Будет мне, где посидеть и отдохнуть после трудов праведных.

Глава 8. Огородные дела и стрижка

Я сажу морковку, картошку, зелень. Какие-то травы, которые как мне сказал Дёма, просто необходимо посадить. Я не возражаю, ему лучше знать, что мне может понадобиться этой зимой. В моей сумке я нашла затерявшийся огурчик и положила его, дозревать на подоконник. Шансов почти нет. Но если вдруг хоть одно семечко взойдёт, то огурчики ещё успеют вырасти.

Названия овощей и трав несколько рознятся, но всё же картошка — это картошка, не смотря на то, что её здесь называют картоплей. Погода стоит сухая, и я усердно поливаю огород. Мы и так подзадержались с посадкой и если не поливать, то вряд ли что вырастет. Хоть до озера всего-то тридцать шагов, но сто вёдер, это сто, как ни крути.

Я радуюсь как девчонка, когда появляются первые всходы. Картофель сразу же зарываю с головой в землю. Так, всегда делает моя сестра и собирает отличный урожай. У меня же картошка обычно не родит, сколько посажу, столько и выкапываю. Надеюсь, в этот раз всё будет по-другому.

Устаю сильно и вечером падаю замертво, а утром просыпаюсь, а подушка мокрая. Опять плакала во сне, а что снилось, не помню.

Сегодня с утра впервые за всё время, что я здесь, идёт дождь. И я отдыхаю.

— Дём, а Дём, а давай я тебя подстригу, — вдруг предлагаю я. Хотя почему вдруг. Копна соломы, что украшает голову домового, давно манит меня желанием привести её в порядок. Когда-то я подстригала своих сыновей и мужа, не скажу, что это у меня получалось профессионально, но внешний вид своих мужчин я не портила.

— А ты что цирюльником работала? Умеешь стричь? Уши не обрежешь?

— Ну, не знаю-у, — тяну я, — если сильно мешать будут моему чувству прекрасного, то, может, маленечко и подрежу.

Смотрю, как округляются глаза у Дементия и ржу: — Господи! Да не боись ты так! Пошутила я, есть у меня опыт, небольшой правда. Но есть...

— Ну, ладно, — сдаётся мне на милость домовой, — давай стриги.

Я усаживаю его на табурет посредине комнаты, оборачиваю простынёй и, достав из рюкзака металлическую коробочку из-под шоколада, открываю её. В ней у меня лежит дорожный набор: упаковка швейных игл, крючок для вязания и ножницы. Достаю иголку и делаю ножницами по игле режущие движения. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но вроде таким образом можно слегка подточить ножницы. Как бы там ни было, я это делаю по привычке.

Теперь расчёска. Свою массажку я как самая настоящая Маша-растеряша в рюкзак не положила. Выручил леший, подарил деревянный гребешок. Вот его-то я сейчас и взяла, чтобы расчесать буйную шевелюру Дёмы. И вот уже на пол летят клочки волос. А глаза у Дементия округляются от их количества. Он тянет руку проверить, что осталось на его голове, а я, смеясь, ударяю по руке: — Терпи, Дёма. Ещё чуть-чуть и всё увидишь.

Проверяю, одинаково ли подрезала виски, поправляю расчёской волосы: — Да ты у нас красавчик! — произношу я и любуюсь мужчиной.

А он и вправду хорош собой. На вид Дементию лет тридцать пять не больше, немного резковатые черты лица, красивой формы брови и глаза, словно спелые вишни в опахале пушистых ресниц. Вот только раньше ни бровей, ни высокого лба, ни даже глаз, было не рассмотреть из-за спадающих на лицо соломенных прядей. Сметаю волосы с простыни, обдуваю шею от прилипших волосков и сдёргиваю ткань.

— Есть у нас какое-нибудь зеркало, — спрашиваю мужчину. Он не успевает ответить, в дом заходит, стряхивая с одежды дождевые капли Лексей. Поднимает взгляд, натыкается им на Дёму и застывает в дверях.

— Привет, — говорю я, — Отомри!

Взяв в руки веник, собираю волосы в кучу и кидаю их в печку.

— Ты кто? — спрашивает леший. — И куда вы дели моего друга?

Он оглядывает Дёму со всех сторон, цокает с улыбкой, а Дёма смущённо ерошит пятернёй волосы:

— Что?

— Красавец! Думаю, Арина теперь точно не устоит! — выдаёт леший, а Дема стремительно краснеет.

Да, ладно! Домовой умеет не только ворчать, но и краснеть! Скажи мне об этом раньше кто, ни в жизнь бы, не поверила.

— Ух ты! — Я падаю на скамейку и с улыбкой спрашиваю, — а кто у нас Арина?

— Да так, есть тут одна, — смеётся леший. И в ответ на грозный взгляд домового переводит речь, — Машенька, а этот хитрый жук тебе книги по травам отдал или, как обычно, зажал?

— Ничего я не зажал, — ворчит домовой, — сегодня, как раз и собирался показать. Маше всё одно, не до них было раньше.

Зеркало в доме всё же было, небольшое, размером примерно со стандартный лист для принтера. Вот с помощью его Дёма и смог оценить свою новую причёску.

Потом мы сидим и пьём чай с шанежками, которые вчера вечером напёк домовой.

Мои мужчины (не могу относиться к ним по-другому, настолько они мне стали за короткое время дороги) внешне выглядят моложе меня, но ухаживают и опекают, словно это я младше их. Так, будто бы я совсем молоденькая девчонка.

Хотя, как знать, всё может быть. Домовой же обмолвился, что его сюда пригласил ведьмак. Тот самый, что построил этот домик. А лет-то с тех пор прошло немало. Надо будет как-нибудь поинтересоваться, про их возраст.

Леший с Дёмой говорят о том, что мне нужно не теряя времени, заняться изучение лекарственных трав. Проснётся во мне сила или нет, не так важно, можно заработать на жизнь и травами. И я с ними полностью согласна. Достаточно вспомнить, что даже в нашем мире, в аптеках продаются лекарственные сборы из трав.

Поэтому я с благодарностью принимаю от Дёмы книги. Буду изучать. Кое-что о травах я всё же знаю из своей прошлой жизни. Но это такой мизер, что даже говорить смешно.

С завтрашнего дня в мой распорядок дня добавляется чтение и походы за травами. Леший обещает помогать, показать места, где растут эти самые травы, ну и охранять само собой.

— Да от кого охранять-то. Никого же нет. Даже крупного зверья и того нет, — говорю я. И ловлю мужчин за переглядыванием, — Что? Это ты никого не пускаешь сюда Лексей, что ли?

— Я, Машенька. Рано тебе ещё с людьми встречаться. Сказано мне, пока не допущать до тебя никого. Ты учись пока, а там и время придёт.

Глава 9. Изучаю и собираю травы

Новое занятие неожиданно пришлось мне по душе. Хотя собственно о чём это я, учиться, узнавать что-то новое, мне всегда нравилось.

Начала я с составления таблицы, куда вписала травы, сгруппировав их по времени сбора. Теперь я хотя бы была уверена, что соберу лекарственное сырьё в оптимальные для этого сроки.

Ну а потом началось самое интересное. Я открывала травник на нужной странице, читала название, смотрела картинку и понимала, что подавляющее большинство трав мне уже знакомо. Правда, некоторые из них, открывались мне с неожиданной стороны. Было забавно узнать, что многие сорняки, которые так раздражали меня в огороде, оказывается, могли принести большую пользу.

Вот хотя бы, к примеру, взять, один из самых противных и известных сорняков в наших огородах. так называемую «берёзку» или по-другому «вьюнок полевой». Так вот, оказывается этот сорняк тоже лекарственный. Отвары и настои вьюнка используются как слабительное, мочегонное и обезболивающее средство. А свежая измельчённая трава и сок растения обладают кровоостанавливающим и ранозаживляющим действием. В общем, полезная травка, правда,слегка ядовитая.

Не знали? Вот и я не знала. А она ядовитая, причём полностью, включая корни. Вот тебе и обычная надоедливая берёзка.

Так-то после работы в огороде я руки и без того мыла, ну а теперь буду делать это ещё тщательнее. Бережёного говорят — бог бережёт...

​

Кстати, из лешего получился отличный консультант. Я показала ему свою таблицу, и мы вместе с ним прошлись по списку, наметили очерёдность.

И как раз сегодня я впервые отправляюсь в поход за травами. В рюкзаке термос с чаем, пирожки со щавелем. В руке корзинка для трав и ведёрко, то самое моё родное, что вместе со мной попало в Атрор.

Ведёрко взяла на всякий случай, вдруг грибочки попадутся, либо ягодки какие. Земляничка уже поспевать начинает. Правда, леший зовёт её смешно: яцинька, но мне земляничка роднее как-то.

Солнце ещё только поднимается, окрашивая вершины гор в розовый цвет, а мы уже в пути. Леший ведёт меня в сторону гор, там, по словам Лёши, я найду большинство из нужных мне трав. Сегодня у меня по плану лабазник, зверобой и герань луговая и что особенно приятно все травки мне знакомы.

С каждой минутой становится всё светлее, солнышко поднимается над лесом, ласкает кожу теплом. Под его лучами трава на лугу играет всеми цветами радуги. Капельки росы сверкают словно бриллианты. Дышится легко, и я вдруг понимаю, что у меня уже который день нет одышки. Круто! Как же это круто.

Я неторопливо шагаю вслед за Лёшей, наслаждаюсь чудесным утром. Примечая знакомые травки, радуюсь, что не зря сидела над книгами.

— Маш, слушай, тут такое дело. Ты не забоишься одна-то остаться? Мне тут срочно по делам отлучиться понадобилось. Так-то рядом километров на десять никого и ничего опасного нет. А от змей я на тебя защиту поставил, — виновато отводя взгляд в сторону, говорит мужчина, когда приходим на место.

— Надо, значит, иди. Лёш, ну ты чё! Мы и от дома-то не сильно далеко ушли. Наберу травок, да обратно пойду, не заблужусь. Озеро-то вон видно, — машу я рукой. Не ну, правда, что за детский сад. Я же не совсем бестолковая. Одной, конечно, скучновато, но не всё же время они со мною нянькаться будут.

— Не, не заблудишься, Мань. Даже если тебя зачем-то в лес занесёт. Я тебя где хошь найду, да я и ненадолго, управлюсь и присоединюсь к тебе, — леший, улыбаясь, смотрит на меня.

— Ну, так иди. Быстрее уйдёшь, быстрее вернёшься, — ворчу я, — ну раз говоришь, найдёшь, предупреждаю заранее, я обратно по лесу пойду. Вглубь не полезу, уговорил. По краю пробегу, может грибов, на жаровенку наберу.

— Договорились, Марусь, — и мужчина поворачивает в сторону леса и исчезает прямо у меня на глазах. Я вздыхаю, провожая мужчину взглядом. Забавно, только сейчас заметила, что за ним даже трава не примята, словно и не проходил он по ней. Достаю из рюкзака ножницы и начинаю резать соцветия лабазника, но не все подряд. Оставляю и на семена. Герань встречается нечасто, её тоже срезаю и кладу в корзину вперемежку. Нарезав полную корзинку, иду к лесу, по пути собирая в пучки зверобой. Набираю букетик, перевязываю верёвочкой и закрепляю к ручке. В лес вступила, набрав аж целых десять таких вязаночек. Хотя понадобится мне его намного больше. Уж очень полезное растение, настои и чаи с ним используют при различных заболеваниях, начиная от ревматизма и заканчивая депрессией.

А ещё, оказывается, с его помощью можно гадать на любовь. Делается это просто: берёшь свежую траву, мнёшь в руках стебли и если сок красный — то чувство взаимное, а если бесцветный — то, увы, ваш избранник к вам равнодушен.

Войдя в лес, почти сразу поклонилась сыроежке. Ммм, люблю пельмешки с ними, да под домашнюю сметанку. Прелесть просто.

Шажок за шажком, грибок за грибком. Иду, гляжу по сторонам, грибы собираю, а мысли не здесь, мыслями я дома.
Как там детки мои? Уж третья неделя заканчивается, как я с ними в разлуке. Сердце болит за них, переживают, поди, что мать до сих пор найти не могут. Ох!

Вздыхаю тяжко, и слёзы застилают глаза, ничего не вижу. Опускаюсь на траву и рыдаю. Я держалась последнее время, не позволяла себе плакать. Видела, как это огорчает Дёму и Лексея. Не хотела их расстраивать, делала вид, что свыклась. Но сердце-то не каменное, сердце-то болит. И сейчас, когда их рядом нет, я могу выпустить наружу боль, что терзает мою душу.

В какой-то момент я вдруг услышала, что совсем рядом со мной тоже кто-то плачет. Слёзы высохли моментально, прислушалась. Точно, кто-то всхлипывает и где-то совсем рядом. Я поднялась и осторожно пошла на звук.

— Божечки, — падаю на колени. С трудом разглядев, под корнями вывороченной берёзы, крохотное тельце, — Что с тобой случилось малыш? Почему ты плачешь?

Глава 10. А здесь что животные разговаривают?

Я заглядываю под корень и вздрагиваю, когда на мой вопрос слышу тоненький голосок: — Больно, страшно...

Нет, я, конечно, помню, что я в Атроре. Помню, что здесь существует магия. Даже то, что я ведьма, тоже помню. Правда, не совсем в это верю, но не в этом суть. В домового и лешего поверила же. Так вот, если сила появится, как обещают парни, то придётся поверить и в то, что я ведьма. А пока я сомневаюсь, думаю, имею на это полное право.

Вот только ни домовой, ни леший мне не говорили, что животные здесь умеют разговаривать. Сюрприз, однако, Марусь!

— Иди ко мне мой хороший. Я помогу тебе, не бойся, — я встаю на колени, тянусь и бережно беру в руки рыжевато-серое маленькое тельце, что подаётся мне навстречу.

Я держу в руках маленького, мордочкой похожего на собачку зверька. Весит это чудо с крылышками от силы грамм шестьсот. Его глазки-бусинки влажно поблёскивают, тельце дрожит от страха.

— Не бойся, хороший мой. Я тебя не обижу. Ты кто? — есть у меня подозрение, что это летучая мышь. Но признаться честно, я представляла их как-то по-другому. Противнее, что ли. А этот зверёк, вполне себе симпатичный.

— Есть хочу! Хочу есть! Дай! — от громкого, пронзительного вскрика я опять вздрагиваю и оборачиваюсь. Зверёк в моих руках отчаянно вырывается, я понимаю, что он боится, даже не так. Он в ужасе.

— Т-шш, не бойся. Я тебя никому не отдам! — прижимаю зверёныша к себе и поворачиваюсь к тому, кто яростно теребит меня за штанину и громко вопит.

— Дай! Дай! Есть хочу!

Меня пробивает на смех, когда вместо какого-то страшного зверя я вижу перед собой взъерошенного и ещё не вполне оперившегося совёнка.

— Ты чего хулиганишь? — спрашиваю я, отталкивая птенца в сторону. Боже, какой он милый.

— Моя добыча, отдай! Есть хочу! — шумит совёнок.

— Не-а, не отдам! Давай будем решать эту проблему, как-то по-другому, — я скидываю рюкзак с плеч и спросив зверушку, чем-то похожую на щенка с крыльями: — Не возражаешь, если я тебя спрячу вот сюда от этого проглота? — и, дождавшись согласия, аккуратно помещаю его в рюкзак.

— Ну вот и ладненько. Так, теперь с тобой голодайка, что ты кушаешь?

— Мышек! Летучих мышек. Отдай! Моя добыча! — верещит совёнок и клюёт меня в ногу.

— Ай! Больно же. Не-а, сказала, что не отдам. А что ты ещё ешь?- мне жалко голодного птенца. Но и летучую, как оказалось, мышку жалко тоже. Я ловлю драчуна и беру в руки. Совёнок он испуганно притихает.

— Не бойся малыш, я не обижу, — глажу его по взъерошенным пёрышкам. — Так, что ты ещё ешь, кроме мышек?

— Кузнечиков, птичек, мышек, — тихо говорит птенец, насторожённо поблёскивая жёлто-оранжевым глазом.

— Ну, пошли на луг, ловить кузнечиков. — вздыхаю я и, оставив корзинку и рюкзак, выхожу на поляну. Совёнок щурит глаза и шипит: — Ярко! Слепит больно!

Вот ведь совсем забыла, что совы ночные птицы.

— И что мне теперь с тобой делать? — недоумеваю я.

— Маруся, какие-то проблемы? — рядом неожиданно возникает леший.

— Господи, Лёша! Смерти моей хотите! Ну, нельзя же так пугать! — ругаюсь я испугавшись.

— Вот, видишь. Дружка накормить надо, голодный, — показываю на совёнка в своих руках.

— Хм, а зачем ты так рано из гнезда удрала? — спрашивает леший птенца, — Мамка, поди, потеряла тебя.

— Так это девочка? — удивляюсь я.

— Ну да, я девочка, а мамки уже два, — совёнок наклоняет голову набок и поправляет, — нет. Уже три дня нет. Мы ждали, ждали. Сестра уснула, голодная, холодная, бр-р. А я есть хочу! Я пошла мамку искать, не нашла. А она мою добычу отобрала и спрятала. Отдай! Есть хочу! — жалуется на меня совушка.

— Понятно, — задумчиво произносит леший и что-то колдует. Вскоре я вижу, как к нему попискивая, бежит довольно крупная мышь.

Я не люблю мышей. Не боюсь. Но не люблю и по этой причине совершенно спокойно наблюдаю, как голодная совушка поедает свою жертву.

— Марусь, я пойду, посажу её в гнездо, а ты ступай домой. Скоро буду,

— Так, её же мать... — пытаюсь сказать я.

— В другое гнездо, Маш, — грустно улыбается леший.

— А примут?

— От меня примут, — уверенно отвечает Лёша и исчезает за деревьями.

А я открываю рюкзак и спрашиваю своего питомца: — Ну ты как тут? Всё в порядке?

— Больно. Крылышко болит, — отвечает мышка. Я на секунду задумавшись, говорю, — ну тогда пока сиди здесь. Мы идём домой. Там посмотрим, что с твоим крылышком. Закидываю рюкзак на плечи, беру ведро и корзинку и иду в сторону дома. Правда, время от времени приседаю, чтобы срезать грибок. От идеи пожарить грибочки я не отказалась.