Для новых покупателей действует программа лояльности: скидка 15% на все остальные мои книги в течение трех дней после покупки

В наследство от бабушки мне досталась квартира, жить в которой невозможно, а продать жалко. А довеском – трехцветный кот-химера. Говорят, на счастье. Мне всегда хотелось открыть антикафе, вот и попробуем. Хотя все говорят, что я сошла с ума и что ничего не получится.
Никаких измен и разводов, никакой драмы, сплошной антистресс – кофе, котик и приятные мужчины!
- Да, Сонечка, офигенное наследство тебе бабуля оставила, - присвистнул Кирилл, оглядевшись по сторонам.
- Дареному танку в дуло не смотрят, - огрызнулась я, стараясь не заплакать.
Всю сознательную жизнь я была уверена, что отца у меня нет и никогда не было. Ну то есть биологически был, конечно, не ветром же меня надуло. Даже в свидетельстве о рождении значился какой-то Максим Леонидович, но я думала, что мама его сочинила, лишь бы не ставить обидный прочерк. В ответ на мои детские расспросы она бормотала что-то невнятное про погибшего полярника. Сначала я верила, потом, разумеется, не верила.
А зря.
На двадцать восьмом году жизни внезапно выяснилось, что был у меня не только отец, действительно погибший полярник, но и бабушка, Мария Васильевна Краснова, оставившая в наследство квартиру и немаленький вклад в банке.
Она позвонила мне сама. Это напоминало то ли развод, то ли розыгрыш.
Так и так, Сонечка, я твоя бабушка, хотела бы с тобой увидеться и поговорить.
- Моя бабушка умерла, - буркнула я и потянулась нажать на отбой, однако та сказала, что нет, пока еще жива, но это ненадолго.
- Соня, когда-то я сделала большую ошибку, - добавила она. – Дай мне возможность ее исправить.
Если бы собеседница пригласила к себе домой, я бы не поехала. Но адрес, который она назвала, принадлежал хоспису. Похоже, про «ненадолго» было не шуткой. К тому же проглядывала возможность узнать что-то об отце.
Хоспис оказался государственным. В трехместной палате было чисто, но с таким отпечатком безнадеги, что хотелось выть. Хотя как еще должно быть на перевалочном пункте между жизнью и смертью?
На кровати у окна лежала крохотная старушка, к ее руке от капельницы тянулась прозрачная трубка.
- Здравствуй, Сонечка, садись, - прошелестела… бабушка? Никак не удавалось думать о ней так.
Я подтащила стул, присела, не зная, что сказать. Спросить, как она себя чувствует? Но это глупо. Как можно чувствовать себя в хосписе? К счастью, вопросов не понадобилось.
- Я должна попросить прощения, - моей руки коснулись сухие горячие пальцы. – У тебя и у твоей матери.
- За что? – прикосновение было неприятным, но я решила потерпеть.
- Когда твой отец погиб, она пришла ко мне. Но… я тогда была вне себя от горя и не захотела с ней разговаривать.
«Вне себя от горя»!
Меня покоробила эта высокопарность, но я дала себе мысленную оплеуху. Если уж пришла – терпи.
- Я ничего об этом не знаю, - сказала, глядя в сторону. – И об отце. Мама говорила, он был полярником. Я не верила. Ну все так говорят: летчик, полярник.
- Это правда. Он постоянно ездил в экспедиции. Арктика, Антарктика. Полгода там, три месяца дома. В один из приездов познакомился с твоей матерью. Она забеременела. Узнала, когда Максим уже был на станции. Он получил ее письмо и написал мне. Просил принять его будущую жену и помочь. Но отправить не успел. Погиб. Потом мне привезли это письмо с его вещами. Когда я уже выгнала твою мать.
Ну где-то краем разума я могла ее понять. Сын погиб, а тут приходит какая-то девица и заявляет, что беременна от него. Сказать можно что угодно. Понять могла – но не хотела. Было жутко обидно и за маму, и за себя.
- Но вы ведь могли найти ее, - я все-таки вытянула руку из-под ее пальцев. – Когда узнали, что это правда. Что она ждет ребенка от вашего сына.
- Как? – тяжело вздохнула… ладно, пусть бабушка. – Я ведь даже имени твоей матери не знала.
- А как тогда нашли меня сейчас?
- Когда ехала в хоспис, взяла с собой дневник Максима. Самый последний, который мне привезли. Там было и о твоей матери. О том, что она беременна. И письмо лежало от нее. В конверте. С обратным адресом. Мой знакомый узнал, что там прописаны Юлия Петровна и София Максимовна Лебедевы. И телефон твой нашел.
- Подождите! – у меня аж челюсть отвисла. – Вы хотите сказать, что дневник пролежал у вас двадцать семь лет, но вы прочитали его только сейчас?!
- У меня никогда не было привычки читать чужие письма и дневники, - она возмущенно поджала губы. – Но сейчас, когда я уже умираю…
- Если бы вы нарушили это правило, у меня было бы две бабушки. И я бы знала о своем отце.
Больше всего мне сейчас хотелось встать и уйти, так я была на нее зла. Но… какой смысл злиться на старуху, которая умирает? Которая нашла в себе силы исправить ошибку двадцатисемилетней давности. Лучше поздно, чем никогда. Поэтому я осталась.
Мария Васильевна жила на улице Некрасова – центрее не придумаешь. Ее квартира на первом этаже относилась к еще не выкупленным под общественные помещения реликтам. Как сказал мне ее друг Игорь Ильич, предложения делали постоянно. Очень щедрые или очень настоятельные. Двушка общей площадью под сто квадратов имела черный ход из кухни во двор, что делало ее идеальной для общепита или магазина.
Однако Мария Васильевна оставалась непреклонной: умрет в своей квартире. Упрямства ей было не занимать. Осуществить намерение все равно не удалось, но это уже не имело значения. Ее проблема плавно стала моей. И не только в плане настойчивых покупателей. В конце концов, квартиру можно было перевести в нежилой фонд и сдать в аренду. Но что-то во мне сопротивлялось этому решению.
Нет, я не собиралась в ней жить. Запущена она была до такого состояния, что страшно переступить порог. Чтобы привести ее в порядок, понадобилось бы вбухать все три миллиона со счета, может, еще и не хватило бы. Да и первый этаж с окнами на улицу… ну такое себе. У меня была квартира, полученная в наследство от другой бабушки, тоже двушка, правда небольшая и на дальнем городском пограничье. Иногда приходило желание сдать ее и снять однушку в центре, но как-то я уже успела пустить корни. Да и не жила никогда в центре Питера, а это совсем другой менталитет. Там надо родиться, чтобы быть своим.
На самом-то деле по-настоящему моей эта старо-новая квартира становилась лишь через полгода: вдруг появится еще какой-то неучтенный претендент на наследство. Поэтому продать ее я не могла. Только сдать или пользоваться самой.
- Если тебе интересно мое мнение, Соня, то лучше закрыть этот сарай не все замки и убежать вприпрыжку. А через полгода продать. Под кафе или магазин. Все равно ломать будут, так что ремонты-неремонты пофигу.
Кирилл был прав. Как всегда, непрошибаемо прав. Настолько прав, что каждый раз от его правости у меня начиналась нервная почесуха и хотелось сделать что-нибудь неправильное. И сейчас – тоже.
«Тебе бы замполитом быть», - морщилась я от его назидательных наставлений.
«Не надо сопротивляться, Соня, когда тебе говорят правильные вещи», - он вскидывал подбородок и поднимал указательный палец, который так и тянуло немножечко сломать.
В дверь позвонили, Кирилл открыл. На пороге стоял холеного вида мужчина в кашемировом пальто.
- Это вы теперь хозяйка? – спросил он, ощупывая меня противным шершавым взглядом.
- Да, а что?
- Насчет продажи не надумали?
- А должна была? – удивилась я.
- У нас разговор был на эту тему с прежней владелицей.
Поскольку я знала отношение бабушки к подобным подкатам, могла предположить, что разговор этот не задался. Кирилл толкнул меня в бок, но я дернула плечом и ответила вполне вежливо, что в ближайшие полгода продать все равно не могу.
- Полгода пройдут быстро, - холодно усмехнулся визитер и протянул мне визитку. – Буду ждать вашего звонка.
- О как! – хмыкнула я, когда дверь за ним закрылась. – Звонка он будет ждать.
- Дай сюда! – Кирилл попытался выхватить у меня визитку. – Ты потеряешь. И вообще я сам ему позвоню.
- Не поняла! А с какого хрена?
Я была девушкой милой и мягкой. Так считали мои знакомые. «Сонечка – наше солнышко», - говорили воспитательницы в детском саду. И учителя в школе меня любили. И преподы в институте. В общем, если не все, то очень многие. И каждый раз выпадали в плотный нерастворимый осадок, если Сонечка вдруг показывала зубы. От неожиданности. Правда, для этого меня надо было очень сильно достать. Кириллу удалось.
- Сонь? – он изумленно захлопал глазами, когда обрывки визитки полетели ему в физиономию. – Ты чего?
- Ты не много на себя берешь, Кирюша? Ты вообще кто?
Спесь вышла из него со свистом, как воздух из шарика. По большому счету, он и правда был мне никто и звать никак. Не муж, не жених. Так, парень. Бойфренд. То, что мы встречались два года и занимались сексом, не давало ему права решать что-то за меня.
Но он все же попытался надуться обратно.
- Я думал, Соня, что значу для тебя… что-то.
- Что-то значишь, - не стала спорить я. – Вопрос – что именно значишь. Сложный вопрос. Так просто и не ответишь.
- Ну так ты подумай, - Кирилл привычно вздернул подбородок, открыл дверь и вышел.
Может, даже собирался громко бахнуть, но она распахнулась до упора и впечаталась ручкой в стену. С трудом выдрав, я хотела закрыть ее, но тут под ноги метнулся какой-то пестрый комок. Проскользнул между ними и нырнул в квартиру.
- Эй, ты куда? – я рванула за незваным гостем и отловила его на кухне.
Это был котенок. Точнее, кошачий подросток, не совсем уже малыш. Но какой! Я только читала о таких и видела фотографии в интернете, вживую ни разу. То ли черный с рыжими пятнами, то ли рыжий с черными, а мордочка ровно пополам, как по линейке: левая половина черная, правая - рыжая. Один глаз голубой, второй – желто-зеленый, как крыжовина.
- Откуда ты такой взялся?
Котик мяукнул жалобно и потерся о мои ноги.
Кот безропотно стоял в ванне, пока я намыливала его и поливала душем. Только дрожал крупно, и глаза были, как говорила покойная бабушка Нина, по восемь копеек.
Кот? Или все-таки кошка?
Я читала, что трехцветными бывают в основном кошки, как-то это генетически обусловлено. Исследование пространства под хвостом ясности в вопрос не внесло. Явных признаков мужского пола там не обнаружилось, но это еще ни о чем не говорило. У котят пол не всегда можно определить достоверно, зачастую кот Василий впоследствии оказывается кошкой Василисой, и наоборот, кошка Мася – котом Масиком.
- В общем, пусть ветеринар смотрит, - сказала я, закутав кошачьего ребенка в махровое полотенце. – А мне все равно, кто ты. Но извини, если у тебя вырастут яйца, придется их ликвидировать.
Ответом стал запредельно мрачный взгляд, намекавший, что это все-таки кот. Уж ему самому было лучше знать.
Да-а-а, вот это я попал, говорил взгляд. Может, свалить обратно в подвал, пока не поздно?
Не, парень, поздно. Назвался груздем – теперь все, обратной дороги нет.
Кстати, назвался – надо бы тебе имя придумать. Желательно такое, чтобы потом не переименовывать. Унисекс.
- Во, знаю, - я провела пальцем по вертикальной черте, разделяющей его мордочку на две половины. – Будешь Пиксель. Вполне подходящее имя для кота графдизайнера. Или кошки, неважно. Но я думаю, ты все-таки кот.
Новонареченный Пиксель зевнул, продемонстрировав тонкие и острые, как иголки, зубы. И розовый язычок. Зубы навели на мысль, что надо бы его покормить. Но поскольку все равно ничего съедобного под рукой не было, начать я решила с другого.
- Значит, так, Пикс. Когда мы сюда шли, я видела в соседнем доме ветеринарку. Сейчас обсохнешь, туда и отправимся. А дальше будет видно.
Пиксель устроился вылизываться на бабушкиной кровати, а я еще раз обошла квартиру, прикидывая план действий.
Прежде чем приступать к масштабному, надо было решить вопрос с вещами. Конечно, я могла вызвать мусорных грузчиков, они бы очистили квартиру в ноль. Но как-то это было… не по-людски. Поэтому для начала отобрала и отложила в сторону то, что хотела забрать себе – фотографии, документы, несколько безделушек. Видимо, бабушка перед тем, как отправиться в хоспис, разобрала все и выбросила ненужное.
При ее педантичности было странным, что она так запустила квартиру, но я не стала искать объяснений. Может, не хватало сил, может, жаль было тратить деньги на клининг. Не все ли равно? Вместо этого позвонила Игорю Ильичу и спросила, не захотят ли ее друзья забрать себе какие-то вещи на память?
- Это было бы неплохо, - ответил тот не без удивления. – Я обзвоню ребят, потом сообщу по времени.
- Давайте так, - предложила я. – Мы встретимся, я вам дам ключи, а потом вы мне их вернете. Тогда не надо будет ориентироваться на мою занятость.
- Отлично, Сонечка. Давайте я заеду к вам сегодня вечером.
Мы обговорили детали, потом я сложила в два пакета отобранное для себя и задумалась, как быть дальше.
- Вот что, Пикс, мы сейчас сходим к врачу, заодно узнаем, где ближайший зоомагазин. Купим тебе приданое, вызовем такси и поедем домой.
Он посмотрел на меня с недоумением: что, а ты разве живешь не здесь?
Вот правда, вид у него был такой, как будто понимал, что я говорю. Или мне хотелось так думать?
Убедившись, что он высох, я еще раз обошла квартиру. Нужна была какая-нибудь сумка вместо переноски: не на руках же его тащить. В кладовке нашлась решетчатая пластиковая корзина с крышкой – в самый раз. Подстелив на дно какую-то тряпку, я затолкала туда Пикса, и мы пошли в ветклинику.
Там пришлось посидеть в очереди в компании бабули с йоркширом и девочки с морской свинкой. Я коротала время, беседуя с бабулей и разглядывая страшную водяную черепаху в аквариуме.
- Кот Пиксель! – вызвал, выглянув из кабинета, молодой врач, мой ровесник или чуть постарше.
- Это мы.
Я затащила корзину в кабинет и поставила на смотровой стол.
- Ух, какой красавчик! – улыбнулся врач так тепло и ясно, что невозможно было не поддержать.
Он вообще был ничего так. Высокий, сероглазый. Волосы, правда, скрывала шапочка с разноцветными рыбками, зато синий медицинский костюм очень ему шел. На бейдже было написано: «Сергей Валентинович Покровский, врач».
- Если честно, то не знаю, красавчик или красавица, - призналась я. – Смотрела, но ничего вразумительного не нашла. Под хвостом, в смысле. Он ко мне в квартиру забежал. Ну как такого было выгнать? Вот, помыла, принесла. На осмотр.
- Ну это правильно, - одобрил Сергей… Валентинович. – Сейчас осмотрим.
Рукой в перчатке он прощупал ту самую сакральную область и кивнул:
- Да, это парень. Хозяйство уже на подходе, скоро опустится.
- Интересно, а я слышала, что трехцветными только кошки бывают.
- Коты тоже, но редко. Вообще пигментация на женскую хромосому подцеплена, так что действительно трехцветки в основном кошки. А коты – если у них лишняя женская хромосома. Но они обычно бесплодны, и со здоровьем проблемы всякие.
У меня никогда раньше не было кота. И хотя я, разумеется, представляла, что это такое, но лишь в теории.
Еще в такси подозрительный запах из кошачьей корзины подсказал, что там приключилось какое-то мокрое дело. А может, не только мокрое, но и грязное. Так и оказалось. И сам кот тоже оказался мокрым и грязным, хоть снова мой.
Сильно намывать не стала, сполоснула слегка, обтерла и занялась установкой в туалете лотка. Следуя интернет-советам, бросила туда мокрую тряпку из корзины. Пикс наблюдал с интересом. Подошел, забрался, порылся, понюхал тряпку – и сделал свои делишки. Обхвалив до неба и обратно, я повела его на кухню дегустировать куриный паштет.
В той же статье было написано, что обольщаться при успехе не следует, потому что приучаться к лотку котик будет не одну неделю. А еще советовали понаблюдать, в каком месте ему понравится, и там устроить лежанку. Но это уж они загнули, потому что Пиксу явно понравилось на диване рядом со мной. Запрыгнуть туда он еще не мог, но издавал какой-то настырный то ли писк, то ли стон, пока я не помогла.
Мы устроились уютно, однако гармонию нарушил телефон, известивший, что пришло сообщение.
«Соня, ты не права», - писал Кирилл.
Начинается!
За всей этой котовасией я как-то подзабыла о нашей ссоре. То есть она ушла куда-то на задний план. Но Кир не мог не сообщить о том, что я глубоко заблуждаюсь. Мы ссорились редко, но если это случалось,шло четко по одному сценарию. Он уходил, бахнув дверью, а потом писал сообщение, суть которого сводилась к моей вопиющей неправости. Проще было махнуть рукой и согласиться, чем что-то доказывать.
Но сейчас соглашаться не хотелось.
«Я не буду продавать квартиру».
Написав это, я чуть помедлила – и отправила.
«Да? – тут же прилетело в ответ. – Будешь в ней жить? Или все-таки сдашь?»
«Нет. Жить не буду. И не сдам».
«И?»
Кто знает, решилась бы я, не будь этих настырных вопросов. А сейчас ответила – как в ледяную воду прыгнула с обрыва.
«Кафе открою. То есть антикафе».
Кир молчал долго. Наконец ответил:
«Сонь, ты с ума сошла?»
«Возможно», - написала я и закрыла воцап. И вообще отложила телефон.
Это надо было переварить.
На самом-то деле мне всегда хотелось. Ну как хотелось? Все это проходило по разряду “вот было бы у меня много денег…”
Я любила тишину, тепло. Уют… Вот как сейчас, когда сидела на диване, поджав ноги, с Пиксом под боком. За окном нудный осенний дождь, а в комнате так хорошо и спокойно. Мягкий флисовый костюм, теплые монгольские носки, пушистый плед. Мурчанье кота. Я и не думала, что котята умеют так громко мурчать. Не хватало только чашечки кофе, обязательно свежайшего помола. Сваренного в турке. Вот приедет Игорь Ильич за ключами, тогда и сварю. Его угощу и сама выпью.
Из бабушкиной квартиры можно сделать такое уютное местечко, куда люди будут приходить не есть-пить, а приятно провести время. Поговорить, почитать, поиграть в настолки. Просто посидеть, глядя на огонь в камине. А может, и кофе выпить. Кофе – это не еда-питье, это ритуал.
Я хоть и была дизайнером, но не по интерьерам. Делала на фрилансе всякую графику на заказ, от календарей и открыток до рекламных постеров. И все же примерно представляла, чего хотела бы, и могла нарисовать эскиз. А настоящий проект сделала бы моя подруга Лида, которая профессионально занималась интерьерами.
А может, я и правда сошла с ума?
Но, в конце концов, что я теряю?
Каких-то полтора месяца назад я ничего не знала ни об отце, ни о бабушке. И вдруг все круто изменилось. Во-первых, у меня появилась… наверно, все-таки не семья, но родные люди, пусть даже их уже и не было на свете. Во-вторых, я получила возможность осуществить свою мечту. Помещение и деньги, которые можно было потратить на то, чтобы привести его в порядок и сделать таким, каким хотелось бы. Пусть даже это предприятие не принесет мне особого дохода – что я теряю? Ничего. Если пойму, что не вышло, просто сдам в аренду.
Не попробуешь – не узнаешь. Зато не будет сожалений, что не рискнула.
Надо только выяснить, как перевести помещение из жилого фонда в нежилой. Вот как раз Игоря Ильича и спрошу. Если сам не поможет, подскажет, к кому обратиться.
- Ну что, Пикс? - я погладила кота по пятнистой спине. – Попробуем? Ты же счастливый, должен мне помочь.
Он мурлыкнул и потерся головой о мою руку.
В этот момент позвонили в домофон. Когда Игорь Ильич поднялся, я отдала ему ключи от бабушкиной квартиры и предложила выпить кофе.
- С удовольствием, - согласился он.
Тут в прихожую вышел Пикс и начал самозабвенно шерстить его брюки.
- Ух ты какой! – Игорь Ильич наклонился и погладил его.
Он и до этого был мне симпатичен, а его мгновенный возникший контакт с Пиксом эту симпатию только увеличил. Игорю Ильичу было уже за семьдесят, но выглядел он моложе. Эдакий английский джентльмен: твидовый пиджак, галстук, щеточка седых усов, аккуратно подстриженные белоснежные волосы.
Игорь Ильич сказал все верно: процесс перевода квартиры в нежилой фонд был делом непростым. Для этого требовалось согласие не только соседей, но и «собрания собственников» - то есть практически всех жильцов дома. Но соваться к ним с бумажкой на подпись не имело смысла, пока я сама не стала собственницей. А это должно было случиться через полгода. Однако за это время я могла попытаться познакомиться с ними и произвести хорошее впечатление.
Как известно, первое впечатление – самое крепкое. И чтобы произвести хорошее, есть только один шанс.
Одна идея потащила за собой другую. Через три дня Игорь Ильич вернул мне ключи и сказал, что там осталось еще очень много всего.
- А если я предложу жильцам дома зайти и взять себе все, что захотят? – спросила я. – Как думаете? Мне все равно нужно очистить квартиру.
- Думаю это неплохая идея, - одобрил он, смакуя кофе. – Сонечка, что ты туда добавляешь, никак не могу распознать?
- Апельсиновую цедру и пряности. Белый перец, бадьян, кардамон, мускатный орех. Всего по чуть-чуть.
- Великолепно! Да, так вот ты можешь написать объявления, расклеить в парадных. А еще выясни, есть ли домовой чат. Если есть, постарайся туда вступить, там тоже можно дать информацию. Люди обязательно придут. Машенька хоть особо ни с кем не дружила в доме, но знала всех. Она же там с рождения жила. И родители ее.
Пиксель тем временем крутился вокруг его ног и старательно шерстил брюки. Пытался покогтить тапок, но это ему понравилось меньше: когти вязли в войлоке.
Он уже вполне освоился в квартире, твердо знал, где стоит миска, а вот до лотка доходил еще не всегда.
«Ну что ж ты так, Пикс?» - я укоризненно качала головой.
Он смотрел на меня хоть и виновато, но не без вызова.
«Ну что ты пенишься, Соня? - говорил его зелено-голубой взгляд. – Ну да, не донес. С любым может случиться. Вот станешь старенькая, может, тоже не добежишь. Мамой своей кошачьей клянусь, я тебе вот так выговаривать не стану».
- А вы давно знакомы? – я все-таки не смогла сдержать любопытства. – Были знакомы?
- С Машенькой? Очень давно. Еще со школы. Мы учились в одном классе.
- Да что вы?! Никогда бы не подумала, что вы ровесники.
Я не спрашивала, но, судя по документам, бабушке, когда она умерла, было семьдесят восемь. А Игорь Ильич даже на семьдесят не выглядел. Некоторым мужчинам возраст идет, чем старше, тем интереснее становятся. Как Шон Коннери, например.
- Прекрасный комплимент, благодарю, Сонечка, - рассмеялся Игорь Ильич. – Вам нужна какая-то помощь? Я мог бы побыть там вместе с вами, когда будут люди приходить. Понимаете, это вопрос безопасности. Заходят незнакомые люди в квартиру…
- Спасибо большое, - я постаралась спрятать улыбку, чтобы он вдруг не понял ее неверно. На самом деле это было восхищение. Некоторые мужчины – мужчины всегда, независимо от того, сколько им лет, восемь или восемьдесят. – Не хотелось бы утруждать вас лишний раз. Возьму своего друга.
Либо мы с Кириллом сейчас помиримся, либо… расстанемся. По правде, я не знала, чего хочу больше, поэтому и решила позвать. Как будто ничего не произошло. Чтобы прояснить направление.
Раздача была назначена на ближайшее воскресенье. Объявления я развесила заранее во всех парадных. Домовой чат даже искать не пришлось – QR-код висел на доске информации. Туда я тоже запостила сообщение. Накануне съездила, посмотрела, что осталось, и отобрала еще кое-что, но не для себя, а для будущего антикафе. Книги, например, красивые безделушки, несколько картин, немного посуды.
Кирилл не сразу понял, для чего я его приглашаю.
- Подожди, Сонь, ты что, хочешь просто раздать все из квартиры? Кому попало?
- Да, а что?
- А тебе в голову не приходило, что все это можно на Авито толкнуть?
Вообще-то приходило. Но стоило представить, как распродаю то, что мне никогда не принадлежало, стало противно. А услышать это от Кирилла было вдвойне противнее. И видеть его резко расхотелось.
- Знаешь, я передумала.
- Раздавать? Ну и правильно, - он довольно рассмеялся. – Надеюсь, и насчет антикафе своего дурацкого передумаешь.
- Нет, Кирилл. Передумала насчет тебя. Не приезжай. И знаешь… - набрав полную грудь воздуха, я снова прыгнула с обрыва. – Вообще больше не приезжай. И не звони.
- Вот так, значит, да?
Интересно, а он и раньше пыхтел противно, когда ему что-то не нравилось? Прямо как рассерженный еж. Может, я просто не замечала?
- Да, Кирилл, вот так. Извини. Всего хорошего.
Я нажала на отбой и сбросила звонок, когда он тут же перезвонил. И еще раз сбросила.
«Соня, давай поговорим спокойно!» - прилетело сообщение.
Да не хочу я с тобой ни о чем говорить. Все, хватит.
Закинув Кирилла в черный список, я посмотрела на Пикса, который, пока еще неумело, намывал морду, сидя в углу.
- Я ведь правильно сделала, кот?
Тот замер на пару секунд и продолжил свою процедуру.
По правде, я немного побаивалась. Игорь Ильич был прав: нашествие незнакомых людей – как-то стремновато. Но просить его побыть со мной в квартире было уже неловко, отказалась ведь. Поэтому позвонила подруге Лиде. Та согласилась прийти, и не одна, а с мужем.
С Лидой мы вместе учились в университете промышленных технологий и дизайна, только она дизайне интерьера, а я на графдизайне в рекламе. Заодно я собиралась закинуть удочки насчет проекта антикафе. И ей заработок, и мне уверенность, что все будет сделано как надо.
Лидкиного мужа звали Валентином. Сама она называла его Валиком, а я – про себя, разумеется, - Валенком. Был он огромным, ленивым и добродушным. И работал охранником в банке. Одному богу известно, что и как он там охранял. Я, глядя на него, вспоминала мамину соседку Алину. Та завела алабая – чтобы сторожил квартиру. Здоровенная псина, но такая же сонная и ленивая, как Валик-Валенок. Квартиру Алинину все-таки обнесли. И алабая заодно прихватили. Впрочем, выглядел Валик внушительно, а большего от него и не требовалось.
Мы приехали пораньше, почти за час до назначенного времени, и Лида с Валиком тоже выбрали себе что-то нужное. Ну а потом цепочкой потянулись соседи.
Одни стеснительно оглядывались, спрашивали, правда ли можно брать что угодно. Благодарили, говорили о бабушке что-то хорошее. Другие деловито осматривали квартиру, без лишних слов выбирали и уходили. А были и такие, кто заявлялись с огромными клетчатыми сумарями, куда грузили все подряд.
«Здрасьте», «спасибо»? Ну да, как же! Это вы, девушка, должны в ножки поклониться за то, что помогли вам хлам вынести.
К вечеру в квартире осталась только громоздкая мебель: шкафы, кухонный гарнитур и кровать. Столы, стулья, кресла и диван один из соседей увез на дачу, подогнав грузовик.
- Запости в «Отдам даром», - посоветовал Валик. – Заберут.
Не откладывая в долгий ящик, я сделала фотографии и отправила объявления в сообщества. Кровать тут же забронировали.
- Как только все вывезут, можно потихоньку приступать к ремонту, - подвела итог Лида. – Вернее, к обдирке. Предварительно.
Мою идею она восприняла с энтузиазмом – если не сказать с восторгом.
- Здорово, Сонь! Мы с Валиком пару раз были в таких антикафе. В одном котики, в другом просто приятно посидеть. Только надо какую-то свою особую фишечку придумать, а то их уже много развелось по всему городу. Ты эскизы сделай, а проект я потом подготовлю потихоньку. Ведь время есть?
- Время-то есть, но проблема в том, что надо будет получить согласие всех собственников. А если они упрутся?
- А если они упрутся, говори, что тогда продашь квартиру маленькой узбецкой семье из пятидесяти человек. Или компании наркодилеров. Или девушкам с низкой социальной ответственностью.
- Причем все это может быть в одном флаконе, - добавил Валик. – Пятьдесят узбекских девушек и наркодилеров. Маленькая семья, да. И никто тебе не запретит. По документам добросовестно продала одному добросовестному покупателю. И умыла руки. А дальше он может там хоть бордель устроить, хоть наркопритон, хоть резиновую квартиру для мигрантов, это уже не твои проблемы.
- Случай, а чего Кирюха-то? – запоздало удивилась Лида. – Не смог? Логично было бы ему тебя постеречь здесь.
- Кончился Кирюха, - вздохнула я, потому что мозоль, несмотря ни на что, болела. Отношения рвать всегда непросто.
- Блин… И кто кого уволил? Надеюсь, ты его?
- Я.
- Сонь, ну и молодец, - она обняла меня, а Валик покивал согласно. – Не переживай. Он правда мутный какой-то. Я тебе не говорила, но…
Прекрасно! Никто мне не говорил, но все считали, что он мутный. Кроме меня. До поры до времени. А теперь я тоже была с этим согласна.
- Хочешь, Сонь, я тебя с друганом познакомлю? – предложил Валик. – Мы в одной смене в банке. Нормальный парень. Мужикатый немного, но зато хозяйственный.
- Отстань от нее! – потребовала Лида, пока я соображала, как бы повежливее отказаться. – Это ты про Рубилова, что ли? Ты чего, он на двоих детей алименты платит! Сонька себе получше найдет. Вот у тебя днюха будет, пригласим побольше неженатых.
- Ребят, - рассмеялась я, - спасибо, конечно, но не надо пока. Я ж не старая дева, у которой часики тикают.
- Часики у всех тикают, - возразила Лида. – Мы с тобой и так уже потенциально пожилые первородящие. Чего ржешь? Они так в роддомах называют тех, кто старше тридцати. Нет, даже двадцати семи. Или двадцати восьми? Короче, Маринка в двадцать восемь рожала, ее точно так обзывали, она говорила.
- А которые в сорок первый раз рожают? – заинтересовался Валик. – Вообще старухи?
- Наверно.
Тут пришло сообщение от мужчины по имени Степан, забронировавшего кровать: он спрашивал, когда можно забрать.
«Да хоть сейчас, - ответила я. – Только разбирать надо. Это дабл, ее целиком даже не вынести, не то что увезти».
«А завтра можно?»
«Давайте завтра. Во сколько?»
«В четыре нормально?»
«Хорошо, жду», - ответила я и скинула адрес.
За всеми этими хлопотами я как-то подзабыла одно из главных правил фрилансера: не отказывай клиенту без крайне уважительной причины, потому что второй раз он может и не прийти. А если уже берешь заказ – сделай вовремя, хоть тресни. Сейчас надо мной висело два дедлайна с топором, и я села за работу. Один заказ доделала в ночь на понедельник, за вторым плотно сидела с утра, пока не спохватилось, что Степан должен приехать за кроватью через сорок минут, а мне добираться до Некрасова почти час.
Написала, что немного задержусь, и он ответил: не страшно, подожду.
Когда я галопом примчалась к парадной, из припаркованного фургончика вылезли Валик и таких же внушительных габаритов мужчина с черной бармалейской бородой. Я даже подумала, что это тот самый напарник, которого он назвал «мужикатым», но Бармалей представился гулким басом:
- Вечер добрый. Я Степан.
- Мы тут вместе ждем, - добавил Валик, чмокнув меня в щеку.
Степан прихватил из грузовичка ящик с инструментами, и мы вошли в дом. Я сидела на подоконнике, потому что больше было негде, а он ловко орудовал шуруповертом. Валик помогал ему, придерживая где надо. Не успела я и глазом моргнуть, как кровать превратилась в набор деталей, которые мужчины вдвоем перетащили в машину.
- Спасибо вам, Соня, - Степан крепко пожал мне руку и вручил большую шоколадку. – Приходите посмотреть, как ваша кровать в спектакле будет играть.
Заметив мое недоумение, он спохватился и пояснил:
- Ой, простите, я же не сказал. Я художник-декоратор в «Приюте комедианта». Знаете этот театр?
- Слышала, но ни разу не была, - призналась я.
- Вот и приходите. Позвоните или напишите, я возьму проходки. Мы сейчас новый спектакль ставим, современную пьесу. Там как раз кровать нужна в качестве реквизита. Действие большей частью в ней проходит.
- Это что, эротика? – опередил меня с вопросом Валик.
- Нет, просто муж с женой оба страшно деловые, встречаются в основном в постели, ну и диалоги у них там идут. Комедия.
- Спасибо большое, если соберусь, обязательно напишу. Удачи со спектаклем!
Когда Степан уехал, Валик предложил подбросить меня до метро.
- А интересный парень, кстати, - сказал он, как только мы влились в поток. – Я подъехал, а он как раз вылезает из машины. Вошли вместе, позвонили. Он сказала, что ты задерживаешься. Ну и разговорились. Дал телефон, пригласил в театр. Лидка рада будет.
Лида и правда была заядлой театралкой, на спектакли, причем только драматические, ходила не реже раза в неделю.
- Любопытная вещь, - заметила я. – В последнее время я все время знакомлюсь с интересными и приятными мужчинами.
- Да? – удивленно вскинул брови Валик. – А кто еще?
- Бабушкин друг, который юрист. Ветеринар, к которому Пикса носила. Степан вот еще.
- Так не тушуйся, Сонька, - он ткнул меня в бок. – Ты теперь женщина свободная.
- И что, надо сразу кого-то хватать, чтобы перестать быть свободной? Если мужчина приятный и интересный, это не значит, что его тут же надо тащить в нору. Юристу, кстати, под восемьдесят. Но это не мешает ему быть интересным.
- Ну как знаешь. Только Лидке ничего такого не говори. Она считает, что женщина должна быть при мужчине, иначе это нарушение мирового порядка. За такие заявы она тебе весь скальп по волосинке выдергает. А потом закусит мозгом, достатым через уши.
- Я-то не скажу, - хмыкнула я. – Ты сам не проболтайся.
- Я могила! – заверил Валик.
Кухонный гарнитур и плиту через пару дней забрала женщина пенсионного возраста – тоже на дачу. Трое грузчиков быстро вынесли все и спросили, буду ли я вывозить шкафы.
- Если никто не заберет, придется как-то от них избавляться, - вздохнула я.
Шкафы, в спальне, в гостиной и в прихожей, было жалко – старые, пятидесятых годов, но добротные, крепкие. Вполне могли бы кому-то еще послужить.
- Если что, звоните. Вынесем, вывезем, - старший дал мне визитку. – Недорого.
Тем временем осень окончательно вошла в свои права. По утрам я сидела на кухонном диванчике, грея ладони кофейной кружкой, одетой в стильный полосатый свитер. Окно выходило на лимонно-желтый клен. В солнечную погоду он словно светился, в дождливую был похож на мокрую канарейку. Облетал клен последним из всех деревьев во дворе – в ноябре, в одну ночь с холодным ливнем и сильным ветром. Просыпаешься – а он голый, и это значит, что зима на пороге.
Но пока еще клен был вполне одетым. Я любила осень, любила эту легкую грусть с коричной горчинкой. Даже холод и дождь любила – не сам по себе, конечно, а возвращаться домой, где тепло и светло. А теперь там еще и кот ждал.
Грусть была и от разрыва с Кириллом. Нет, я не жалела. Ни о том, что мы были вместе, ни о том, что я эти отношения закончила. Лидка сказала, что я зря потратила на него время – невосполнимый ресурс. Я не стала спорить, но про себя подумала, что и это для чего-то было нужно. Все люди, которых мы встречаем в жизни, даются нам для того, чтобы чему-то научиться. Но сейчас осень была не только за окном, но и внутри меня. Время между летом и зимой. Между тем, что цвело и отцвело, и белоснежным новым началом.
Суспензию от паразитов я дала Пиксу еще в самый первый день. На уговоры он не поддавался, пришлось завернуть его в одеяло и влить в пасть. Как-то незаметно пробежали две недели, напоминалка в телефоне доложила, что пора на прививку.
Разумеется, я могла пойти в ветклинику поблизости, но…
- Нет, - сказала я Пиксу. – Это не то, что ты думаешь. Просто там хороший ветеринар. А тут еще неизвестно на кого нарвешься. Да и карточку уже завели.
Кот посмотрел на меня с четкой насмешкой в зеленом глазу. Голубой остался индифферентным.
Нет, серьезно. Если я смотрела на него с черно-голубой стороны, он был сама серьезность. А если с рыже-зеленой, то явно ухмылялся.
Да-да, рассказывай, говорила рыже-зеленая морда, я повернусь черной стороной и притворюсь, что поверил.
Позвонив и выяснив, что Покровский сегодня принимает, я затолкала Пикса в передвижной котозак. Возить его в корзине было как-то несолидно, поэтому купила пластиковую переноску с решеткой. Водитель такси, увидев через нее морду по линеечке, всю дорогу рассказывал про свою трехцветную кошку. И даже отказался от чаевых, мотивировав тем, что кошатник кошатнику – друг, товарищ и брат.
В коридоре клиники на этот раз было пусто. Эффектная брюнетка в бордовом костюме пригласила нас в кабинет.
- А… Сергей Валентинович? – пискнула я. – Мы к нему.
Смерив меня снисходительным взглядом, она открыла дверь того кабинета, где мы были в прошлый раз.
- Сереж, к тебе кот пришел, - сказала насмешливо.
Покровский выглянул, увидел нас.
- О, здрасьте. Пиксель, да? На прививку? Сейчас, шесть секунд.
Пикс стойко перенес очередное измерение температуры и осмотр.
- Ну вот, клещика больше нет, ушки поджили. Как, освоился дома?
- Да, все хорошо.
- Ну и отлично.
Оттянув кожу на холке, Сергей ловко воткнул шприц и пояснил:
- У них тут такое неболючее место. Кожа толстая, жировая складка, и нервных окончаний немного. Не зря же кошки котят за холку носят в зубах. Только учтите, что позволено кошке, нельзя человеку. Во-первых, можно шейные позвонки повредить, а во-вторых, это знак доминирования. Кот, конечно, должен знать, кто в доме хозяин, но не стоит напоминать ему об этом так грубо.
- Понятно, спасибо, - кивнула я.
- Ну вот, - он вытащил шприц и протер место укола. – Две недели не купать, беречь от переохлаждения и сквозняков. Сейчас мы противовирусную сделали, через три-четыре недели приходите еще раз, повторим и добавим еще от бешенства. Ну а потом уже раз в год будем делать комплексную вакцину, одним уколом. Держите ампулу, сейчас в регистратуре ветеринарный паспорт оформят и наклейку туда вклеят. Все, Пиксель, до встречи, не болей.
А ты что, Соня, думала, он тебе свидание назначит?
Глупости, нет, конечно.
Я отмахнулась от этого ехидного внутреннего голоска, поставила переноску на скамейку и пошла оформлять паспорт.
Да ладно! Ну, может, и не думала, но втайне надеялась. Скажешь, нет?
Нет. Он симпатичный, конечно, но…
Что «но»?
А ничего. Пригласил бы куда-нибудь – пошла бы. А нет – значит, нет. Он наверняка не один. Может, даже с этой бордовой красоткой. Не зря она меня так посмотрела. Все, закрыли тему.
Угу, до следующего раза. Через месяц.
Теперь мне показалось, что это не внутренний голос, а телепатограмма от Пикса.
Ну ты совсем ку-ку, Сонечка! Сама с собой разговариваешь, а на кота валишь.
Сквозь решетку хитро блеснул зеленый глаз.
В конце концов, я сама сказала Валику: наличие симпатичного мужчины в поле зрения вовсе не означает, что надо тут же вцепиться в него зубами. Достаточно того, что такие мужчины есть и с ними приятно общаться. Взять хотя бы того же таксиста-кошатника. Он сидел ко мне спиной, и я его даже толком не разглядела. Но после разговора осталось приятное послевкусие. Как после сливочного мороженого. И от общения с Сергеем – отчество в моих мыслях отвалилось само собой – тоже.
Водитель, который вез нас обратно, всю дорогу молчал, но это не испортило мне настроения. В отличие от Кирилла, топтавшегося у парадной с хилым букетиком.
- И давно стоишь? – я поставила переноску на скамейку, потому что приглашать его в квартиру не собиралась.
- Минут сорок, - он протянул мне букет, но я сделала вид, что не заметила.
- Я могла бы поехать с ночевкой к маме. Или просто не захотела бы тебе открывать. Так и стоял бы до утра?
- Ну… нет, наверно, - Кирилл посмотрел на переноску. – Ты завела кошку?
- Кота. Послушай, Кир, пойми наконец, мы не поссорились, мы расстались. Есть разница?
Сейчас скажет, что я не права.
- Ты не права, Соня.
- Знаешь, найди себе девушку, которая либо будет всегда права, либо будет соглашаться с тем, что она не права. А мне надоело.
Октябрь – золотой, оранжевый, красный – сменился ноябрем, и этот день все-таки пришел. Мой лимонный клен облысел за одну ночь. У него были две большие ветки, похожие на руки, и теперь он стоял, задрав их, словно сдавался в плен подступающей зиме.
Я покормила Пикса, вымыла голову и сидела у окна в теплом халате, с чалмой из полотенца. Когда за окном ужас-ужас, дома еще уютнее. И кофе вкуснее. Сушеная апельсиновая цедра кончилась, но оказалось, что свежая от грейпфрута ничем не хуже.
Пиксель уже научился запрыгивать на кухонный диванчик. Сначала он сжимался в комок, в тугую пружину, и гипнотизировал то место, куда хотел попасть.
Вижу цель, не вижу препятствий!
Потом резко отталкивался от пола и взлетал. Иногда промахивался, но с каждым разом получалось все лучше и лучше. Вот и сейчас он устроился у меня на коленях, опасно подпихивая кружку башкой.
- Ну что, Пикс, теперь будем ждать снега, - я провела пальцем по границе двух котов на морде, и он недовольно фыркнул.
В нем и правда соединились два разных кота, Сергей не соврал. Черная половина была мрачной, готической и чертовски надменной. Рыжая – веселой, хитрой, простецкой. Я любила обоих, разумеется. Всего-то месяц прошел, а я уже не представляла, как раньше жила без него. Казалось, он был со мной всегда.
А вот с Кириллом все обстояло с точностью наоборот. Неужели мы и правда два года были вместе? Встречались, целовались, занимались любовью?
Хотя насчет любви все было неоднозначно. Потому что признания так и не случилось. По мне, если люди друг друга любят, они рано или поздно должны это озвучить. У меня такой потребности не возникло. У Кирилла, видимо, тоже. Я вообще не видела нашего общего будущего, свадьбы, детей, внуков.
Вопрос – что мы делали вместе? Хороший вопрос. Он мне нравился, с ним было интересно – разумеется, когда не умничал и не учил меня жить. И в постели было неплохо. Но иногда приходили сомнения: про пожар и экстаз врут для увлекательности, или со мной что-то не так? Или, может, не так с нами обоими? Хотя секс с Кириллом был на порядок лучше моих предыдущих отношений, коротких и бестолковых. Не говоря уже о самом первом опыте, который я вообще не любила вспоминать.
Сейчас, оглядываясь назад, я понимала, что все это было не то. Не для меня. Он не был плохим человеком. Ну да, со своими тараканами и недостатками, как и все. Просто не мой. И очень хорошо, что я это поняла, пока не стало слишком поздно.
В двадцать восемь лет, наверно, смешно мечтать о прекрасном принце. Поэтому я и не мечтала. Просто надеялась, что где-то есть человек, который подойдет мне, может, не идеально, но все равно будет именно моим. Тем, кто нужен именно мне. Надеялась, что мы встретимся.
Мы с Лидой сходили на спектакль в «Приют комедианта». Валик попросил избавить его от этого, как он сказал, морального изнасилования, и мы пошли ему навстречу. Пьеса была не та, которая с бабушкиной кроватью, какая-то жутко авангардная. Толпы полуодетых людей метались по полупустой сцене, размахивали руками и декламировали что-то невнятное. Мне напомнило «Женитьбу» из «Двенадцати стульев», и даже Лида, привычная ко всему, сказала задумчиво:
- Хм… как-то это уж… слишком.
Степан встретил нас на выходе и повел в ближайшее кафе. Разговор под кофе шел исключительно на театральные темы, и даже мне, далекой от этой области искусства, было интересно.
- Надеюсь, эта наша встреча не последняя, - сказал он, когда мы прощались. – Захотите на спектакль – звоните, пишите. Буду рад.
- Сонька, он на тебя запал, - хихикнула Лида, пока мы ждали гужевой транспорт в лице Валика на машине. – Иначе с чего бы ему нас снова звать? За кровать достаточно было одного раза. Он, конечно, Бармалей, но милый, согласись.
- Милый, - не стала отрицать я. – Но если бы запал, мог бы меня куда-нибудь и пригласить.
- А может, постеснялся при мне.
- Так телефон есть. И воцап. Не мальчик уже, чтобы стесняться.
- А если пригласит?
- Ну так схожу, почему нет?
Когда-то у меня было опасное заблуждение, что приглашение на свидание чуть ли не обязывает к началу отношений. Если не хочешь этого, лучше не соглашаться. И только сейчас я поняла, что нет. Вообще ни к чему не обязывает. Ни к отношениям, ни даже к новой встрече.
Тем временем один шкаф из бабушкиной квартиры все-таки забрали. Остались еще два. Я закинула объявления где только можно. Пару раз приходили, смотрели, но отказались.
- Соня, вы будете продавать квартиру? – спросила Виктория Львовна, соседка сверху, с которой мы познакомились, когда я раздавала вещи.
- Нет, я хочу открыть в ней кафе. Правда, придется собирать согласия жильцов.
- Кафе? – испугалась она.
- Не волнуйтесь, там не будет ни музыки, ни кухни. Это даже не совсем кафе. Туда будут приходить, чтобы провести время. Поговорить, в игры поиграть.
- А, антикафе, - кивнула она. – Ну это ладно. Лучше так, чем продадите, а там черт знает что устроят. Рядом с вами на первом этаже что ни год – новый арендатор. То магазин, то ателье, то Озон.
- Ну я тоже думала, что если не получится с антикафе, просто сдам в аренду.
- Сонечка, я тут выяснил, что теперь можно собирать согласия жильцов, не дожидаясь оформления собственности. Чтобы время зря не терять, - Игорь Ильич насыпал в кофе ложку сахара, потянулся за второй, но притормозил руку на полпути. – Вот так думаешь, что ты все еще молоденький, а организм возражает. И сахар приходится ограничивать, и кофе вроде как нельзя. Но от твоего не могу отказаться.
- Думаю, раз в неделю не сильно повредит, - сочувственно улыбнулась я, а Пикс, как обычно, обшерстил его брюки.
Он действительно заезжал ко мне раз в неделю, по пятницам, возвращаясь из академии госслужбы, где читал лекции по гражданскому праву.
- Каждый год говорю себе, что хватит уже, - вздохнул Игорь Ильич. – А потом снова зовут, и так, что не хочешь, но соглашаешься. Нам, старикам, важно чувствовать себя нужными.
- Да какой вы старик, - возразила я. – Вот правда, кто-то уже в пятьдесят старый, а вы вообще никогда стариком не будете. Так что не наговаривайте на себя.
- Какой приятный комплимент от молоденькой девочки, - рассмеялся он. – Я у тебя, Соня, греюсь, как у огонька. Как будто ты моя внучка. У меня есть внук, уже взрослый, но живет с родителями за границей. Видимся редко, да и отношений близких нет, к сожалению.
- Ну тогда считайте, что вы меня… увнучили. У меня дедушек нет, не застала. Дедушка – это же классно!
Мне показалось, что он даже растерялся на секунду. И глаза блеснули влажно.
- Спасибо, Сонечка, - он погладил меня по руке. – Прямо растрогала. Хотел бы я, чтобы ты на самом деле была моей внучкой.
О-о-о, а ведь я, похоже, не ошиблась. Там действительно что-то было… с бабушкой. Любопытство перелилось через край.
- Игорь Ильич, а можно я задам вам очень неделикатный вопрос? – я сейчас была совсем как Пикс, который имел привычку вот так осторожно подкрадываться. - Но если не хотите, не отвечайте.
- Соня, ты просто прелесть. Ты же про бабушку хочешь спросить, да? У нас с ней все было, как сейчас говорят, сложно. Мы дружили… не поверишь, шестьдесят девять лет, и я был в нее влюблен все это время. Я до сих пор ее люблю, Сонечка. Хотя при этом дважды был женат. Она тоже была не совсем ко мне равнодушна, но мы так и не пересеклись. Постоянно не совпадали.
Он замолчал, улыбаясь грустно, глядя сквозь время – туда, где они оба были молодыми.
- Расскажите, - шепотом попросила я.
- Когда я пошел в школу, мы еще учились отдельно, - начал он, размешивая в чашке давно растаявший сахар. – Мальчики и девочки.
- Такое было? – удивилась я.
- Да. Сейчас об этом и не помнят уже. Во время войны ввели раздельное обучение, а отменили, когда мы перешли в третий класс. Соседнюю женскую школу расформировали, девочек раскидали кого куда. У нас было два вторых класса, а третьих уже стало три. В нашем осталось пятнадцать мальчиков, и пришли, кажется, тринадцать девочек. Не помню точно, но их было меньше. Сначала они пытались держаться от нас подальше. Сидели за партами отдельно, почти с нами не разговаривали. Но учительница всех рассадила.
- И вас посадила с бабушкой?
- Да. Сначала у нас с ней была война. Мы поделили парту. Ой, Соня, тогда же еще были старые парты, давно таких нет. Без стульев – стол и скамейка, соединенные вместе. Крышка наклонная, сверху чернильницы в специальных отверстиях. Мы писали вставочками – это деревянная ручка со сменным пером. И вот мы с Машей парту поделили – провели мелом границу. И по скамейке тоже. Сидим, пишем в тетрадках. Я ее толк под локоть, у нее клякса на всю страницу. Она в слезы. Учительница: что там такое? Маша: Пожаров меня толкнул. Я: ничего подобного, она сама. А у меня весь локоть мелом измазан. Форма тогда у нас темно-серая была, все на ней видно. Ох, попало же мне!
- А я думала, что форма была синяя. Видела картинки в интернете.
- Это уже потом, гораздо позже. А у нас – как у гимназистов, только без шинели. Серая гимнастерка под ремень с пряжкой, серые брюки. И фуражка. А у девочек коричневые платья и фартуки. На каждый день черный, на праздник белый. Маша вся такая аккуратная была – воротнички, манжеты, косички с бантами. А меня мама звала вахлаком.
- Как? – прыснула я.
- Вахлак. Это когда-то про крестьян говорили – грубый, неопрятный, расхристанный. А у меня вечно гимнастерка из-под ремня, штаны в пятнах, волосы дыбом, фуражка на бок. На сумке зимой с горки катался.
- Ой, прямо не верится. Сейчас-то вы совсем не такой.
- Наверно, немного подрос, - усмехнулся он. - В общем, война у нас была с Машей. Хотя она мне и тогда уже нравилась. Но разве ж это можно было показать? Это же позор, засмеют. Вот и делал вид, что терпеть ее не могу. А потом Пашка Каледин, он сзади сидел, ей косу в чернильницу обмакнул. Вот интересно, Соня, я всех своих одноклассников помню – и по имени-фамилии, и в лицо. А соседку новую уже год не могу запомнить. Да что там, не помню, что ел сегодня на завтрак, зато помню стихи, которые в садике на утреннике читал.
Он запрокинул голову и продекламировал с пафосом:
Шаловливые ручонки, нет покоя мне от вас,
Так и жди, что натворите вы каких-нибудь проказ.
Вот картинку изорвали, спичку серную зажгли,
А вчера ключи куда-то от комода унесли.*
Игорь Ильич надолго замолчал, глядя в чашку. Смотрел, улыбался – тонко и грустно.
- И что было дальше? – не выдержала я.
- Дальше? Дальше я стал ее пажом. Тогда я жил недалеко от ее дома, поэтому из школы мы шли вместе. Я нес ее сумку, а Маша угощала меня конфетами. У нее всегда были конфеты. Ее семья была состоятельной. Отец служил в Метрострое, на приличной должности, мама заведовала литературной частью в театре. А мы тогда жили бедно. Отец погиб на фронте, мама работала нянечкой в садике. Комната в коммуналке на десять семей. По утрам приходилось вставать рано, чтобы успеть в уборную и в ванную, пока туда не выстраивалась очередь. А в квартире, Сонечка, и тараканы, и клопы, и мыши, которые таскали еду под носом у кошки. А еще муравьи.
- Муравьи? – переспросила я.
- Да. Маленькие, рыжие. Однажды унесли почти килограмм сахара у нас. Мама спрятала бумажный пакет на шкаф, а когда полезла, там осталось на донышке. Прогрызли дырочку и унесли по крупинке. Я даже плакал, а мама смеялась. Хотя чай потом пили без сахара долго еще. Так вот Машу это нисколько не смущало. Иногда она заходила ко мне в гости, мама кормила нас обедом на общей кухне. А вот я к ним приходить стеснялся. У них была домработница, которая смотрела так, как будто я пришел что-то украсть.
- И вас не дразнили в школе? Что вы с девочкой дружите?
- Пытались, но я такой драчун был, Соня! Двоих-троих отлупил, от мамы ремня получил, когда ее к директору вызвали, но больше уже никто не решался. Я Машу очень любил, но это все было такое детское, конечно. А потом она уже по-взрослому влюбилась. Мы в девятом учились, а тот парень в десятом. Так она и сказала тогда: Игореша, ты мне очень нравишься, но Леню я люблю.
- Леню? Это был мой дедушка?
- Да, они потом поженились. Ну а я после школы никуда не поступил и пошел в армию. Троечник потому что был. Только по истории и физике четверки. Я тогда спортом занимался. Вольной борьбой. Даже в городской юношеской сборной был, на соревнования ездил. А еще охотой на лис. Знаешь, что это такое?
- Ну как что? - удивилась я вопросу. - На лисиц в лесу охотились? С ружьем?
- На лисиц, только не настоящих. И без ружья. Лиса – это спрятанный в лесу радиопередатчик. У тебя есть карта, компас и приемник-пеленгатор. Надо найти всех лис, на скорость. А поскольку лисы передают сигналы азбукой Морзе, я ее хорошо знал. Вот и взяли меня служить на флот, радистом. А служили тогда на флоте, Соня, четыре года. Когда я вернулся, Маша уже была замужем, родила Максима. Я смирился. Во время одного отпуска познакомился с девушкой Верой, мы переписывались, потом встречались. Долго встречались. Я поступил в университет, на юрфак. После армии были льготы. Она тоже училась, на библиотекаря. Когда окончили, поженились.
- Но вы все равно любили бабушку?
- Мне казалось, что все прошло. Мы виделись время от времени. Было немного грустно, но я говорил себе: жизнь есть жизнь, не все в ней получается так, как хочешь. А потом Леонид, Машин муж, умер, что-то у него было с сердцем. Вера тогда ждала Олю, поэтому я даже не думал о чем-то другом. Жили мы с ней хорошо, вот только вечно не хватало денег. Я зарабатывал мало, она еще меньше. Не говоря о том, что жили все в той же коммуналке. Сначала вчетвером: мама и мы с Верой и Олей за шкафом. Потом мама умерла, за шкафом Оля осталась. На очередь нас не ставили, комната была слишком большая. Тогда я завербовался на год радистом на Шпицберген, чтобы заработать на первый взнос в кооператив. Другого способа получить квартиру у нас не было. Семью с собой брать не разрешали.
- А Шпицберген разве не в Норвегии? – спросила я. – Так можно было в то время? За границу завербоваться?
- Да, в Норвегии, но у него особый международный статус. Там были наши поселки, научные экспедиции, горные разработки. Вот в экспедицию я и устроился. На квартиру набрал, но Вера за это время встретила другого. Мы развелись, она вышла замуж. Уже потом, в середине восьмидесятых, они уехали в Германию. Верин муж был из поволжских немцев.
- А бабушка? Вы ведь могли на ней жениться? Или она не захотела?
- К тому времени, когда мы с Верой развелись, Маша уже снова была замужем. Я же сказал, что мы вечно не совпадали, - Игорь Ильич улыбнулся грустно. – А я через несколько лет встретил Настю. Знаешь, Соня, есть такие женщины, рядом с которыми хочется допрыгнуть до звезд. Нет, они ничего не требуют, ты сам этого хочешь. Чтобы быть достойным. До нее я был все еще немножечко вахлак. А с ней стал… тем, кем стал. Мы прожили вместе тридцать четыре года, у нас прекрасный сын Петр, врач-кардиолог. Когда Маша снова овдовела, а потом погиб твой отец, Настя подружилась с ней. Хотя знала, что та для меня много значит. Но никогда не позволила себе ни намека на ревность. Да и я не позволил бы себе ничего лишнего. Если можно любить сразу двух женщин, значит, я любил обеих. Только по-разному. Ну а когда не стало Насти…
- Вы ведь могли с бабушкой жить вместе, разве нет? Помогать друг другу?
Странно, мне было грустно от этой истории. Грустно, что они не смогли быть вместе. Но при этом как-то светло и тепло.
- Не знаю, Сонечка, - Игорь Ильич покачал головой. – Мы всю жизнь были друзьями. И помогали друг другу чем могли. Но в бытовые привычки надо вживаться, подстраиваться. Чем ты старше, тем сложнее это сделать. Не хотелось портить наши отношения неизбежным раздражением, может, даже разочарованием. Машенька была непростым человеком, да и я тоже старый ворчун.Мы ведь все равно были вместе, до ее последних дней. Хотя и не жили под одной крышей.
Впечатление от рассказа Игоря Ильича не отпускало меня несколько дней. Вроде бы не так уж и много я узнала, да и говорил он без каких-то ярких эмоций, спокойно, неторопливо, но забрало меня сильно. Я прямо видела эти картинки, похожие на стоп-кадры. Особенно мальчика и девочку, идущих вдвоем из школы.
В художке я была довольно средненькой ученицей. Из всего, что нам преподавали, более-менее дружила с акварелью, но особенно любила чистую графику – рисунок простым карандашом. И хотя сейчас рисовала в основном на планшете, наготове всегда была пачка матового мелованного «Бристоля» и коробка идеально заточенных кохинуровских карандашей – двадцать штук, от офигеть-какого-твердого до супер-пупер-мега-мягкого.
Мне очень хотелось нарисовать их – бабушку и Игоря Ильича, третьеклассников. Специально нашла в интернете фотографии школьной формы того времени, сделала десяток набросков, но ни один мне не понравился. Рисунок я собиралась подарить Игорю Ильичу, и не хотелось, чтобы это были какие-то абстрактные школьники, ничуть на них не похожие. Ведь я, в отличие от него, не знала, как они выглядели.
А потом они мне приснились. Мальчик и девочка шли по залитой солнцем улице и разговаривали. Мальчик нес две сумки – свою и подруги. Я словно смотрела на них сзади и чуть сбоку, черты лиц в таком ракурсе едва угадывались. Проснувшись, бросилась к рабочему столу сделать набросок. Увлеклась так, что только возмущенный мяв Пикса вернул в реальность.
Ты что, София, рехнулась, сигнализировал голубой семафор. Занимаешься тут всякой фигней, а котику с голоду умирать?
- Пойдем, пойдем, - проворчала я.
Насыпала в миску сушки, быстро умылась, пока закипал кофе, и с кружкой вернулась к столу, как была – в пижаме. Душ и завтрак потом, успею.
В общем, к полудню, закончив эскиз, я наконец добралась до душа и до кухни. В пустой миске лежал тоненький острый клык: у Пикса менялись зубы. Молочные иголочки, оставившие у меня на руках немало отметин, выпадали, уступая место постоянным зубам. В связи с этим он был немного капризным и раздраженным. Готическая половина превалировала над солнечной.
Поскольку меня ждал срочный заказ, рисунок пришлось отложить, вернулась я к нему только вечером. Обычно я очень придирчиво относилась к своим работам, но в этот раз понравилось самой. Подчищая растушевку ластиком-клячкой, я смотрела то так, то эдак, но не нашла, что бы еще улучшить. И это было хорошо, потому что множество моих рисунков безнадежно испортили бесконечные правки.
Я отыскала в своих запасах строгую белую рамку чуть темнее бумаги и вставила в нее рисунок, подписав на обороте: «С любовью».
- Как думаешь, Пикс, ему понравится? – спросила я кота, разглядывая плод своих трудов на вытянутой руке.
Даже если не понравится, он этого не покажет.
Это снова ответила темная сторона, но я согласилась.
- Вот и мне так кажется.
Рисунок поставила на тумбочку дожидаться пятницы, и то и дело косилась на него.
Вечером заехала мама.
Сколько я себя помнила, отношения у нас с ней были непростые. Судя по рассказам, дедушка, умерший до моего рождения, был человеком жестким и авторитарным, сильно давил и на жену, и на дочь. Требовал от них по максимуму. Мама всегда была что-то должна, должна, должна. Учиться только на отлично, слушаться беспрекословно, заниматься лишь тем, что одобрено отцом. Шаг в сторону приравнивался к попытке побега и карался немилосердно.
Удивляло меня одно: как при такой системе воспитания мама умудрилась оказаться в постели с мужчиной без штампа в паспорте. Видимо, потому, что дед к тому времени уже умер и его влияние ослабло. Однако педагогическую модель она переняла от и до. Я, по ее мнению, тоже должна была быть идеальной.
Но я оказалась из другого теста. Мама была негибкой и сломалась. Я не спорила. Если считала, что так лучше, улыбалась и делала по-своему. Ее это, конечно, здорово злило. История с бабушкой обострила все до белого каления.
Уже потом я узнала, что Игорь Ильич сначала пытался поговорить с мамой, но та категорически отказалась. Тогда бабушка сама позвонила мне. Узнав, что я ездила к ней, мама здорово рассердилась.
«Надо иметь хоть малейшую гордость! - говорила она. – Так, как она поступила со мной, – подобные вещи не прощают».
Я не стала спорить и снова сделала по-своему. Мама и насчет наследства имела то же мнение: не надо нам теперь никаких подачек. Правда, потом все же решила, что это компенсация «за унижение» - по ее выражению. И что квартиру надо продать, а деньги поделить. Я отказалась – и, разумеется, капитально ее обидела.
Я не знала, что ее во мне устраивало - если вообще устраивало. Я поступила в неправильный институт, получила неправильную профессию, да еще работала дома – нормальные люди ходят на работу! Я не захотела жить с ней, а переехала в бабушкину квартиру, которую можно было сдать. Я рассталась с правильным Кириллом, а ведь мне уже двадцать восемь – так ведь можно вообще одной остаться, в старости никто стакан воды не подаст. А, да, еще я завела кота, а от котов только грязь, вонь и микоплазма.
Пикс, впрочем, это отношение чувствовал и прятался. Мне спрятаться было некуда: обычно мама о своих визитах не предупреждала.
«Оказалась поблизости, решила зайти», - говорила она.
- Это твоя мама была? – спросил Юра, с удовольствием прихлебывая кофе. – И что ты такого натворила? Не поделилась конфетой с младшей сестрой?
- Да, мама, - вздохнула я. - У меня нет младшей сестры. Я просто всегда все делаю не так. С маминой точки зрения.
- Знакомо, - он махнул рукой. – Я тоже, по мнению семьи, отщепенец. Потому что не пошел в семейный бизнес. И потому что не женился на дочери маминой подруги, которую мне сватали с детсада.
- И какой у вас бизнес?
Нет, любопытство меня определенно когда-нибудь погубит.
- Ритуальный. Нет, серьезно. Мастерская по изготовлению памятников.
- Ого! – присвистнула я. – Сурово.
- В общем, забей, - посоветовал Юра. - У тебя своя жизнь.
- Иманно. Когда я поняла это, жить стало намного проще. А ты зачем пришел?
- Ну как… квитанция, - он забавно наморщил лоб, плавно переходящий в бритую макушку.
- Ой, да ладно врать! Можно было и в ящик бросить.
- Ну… вообще хотел тебе кое-что предложить. А тут квитанция. Вроде как неплохой повод.
- И чего? Застеснялся? – подколола я. – Квитанцию отдал и пошел. Если бы не поймала, так бы и слился.
- Ну так ты ж не одна была. Решил, что потом зайду.
Его своеобразная внешность не позволяла точно определить возраст. Могло быть и двадцать пять, и тридцать пять. Но мне казалось, что все-таки, скорее, около тридцати. А смущался сейчас, как мальчишка. Неужели на свидание хотел пригласить?
- Да говори уже, никто не мешает.
- Сонь, мы с ребятами в субботу будем в «Мафию» играть. Не хочешь с нами?
Это было неожиданно. И от неожиданности я рассмеялась. Пикс, старательно шерстивший Юрины джинсы, удивленно посмотрел на меня голубым глазом. Юра тоже – обоими.
- Извини. Я просто никогда не играла. Правда. Есть на свете люди, которые не только не играли в «Мафию», но и не представляют, как это делается.
- Да ничего там сложного нет. Правила я тебе скину, только номер телефона дай. К тому же я ведущий, по ходу парохода подсказываю, что делать надо.
- Ну я не знаю… - на самом деле мне хотелось, но было как-то стремно. – У вас там своя компания, а я не пришей… чему-то там рукав.
- Ой, Сонь, ну что ты как девочка маленькая ломаешься? Все когда-то первый раз играли, никто тебя не пристрелит по-настоящему. Даже если что-то не так сделаешь.
- Хорошо, - решилась я. – А с собой надо что-то брать? Ну не знаю, еду или еще что-то?
- Мы обычно скидываемся и заказываем пиццу на всех. И пиво покупаем.
- Понятно.
Допив кофе и погладив на дорожку Пикса, Юра ушел. Через пять минут в воцап упали правила игры в «Мафию». Я о ней, разумеется, слышала, и даже то, что проводят чемпионаты. Но поскольку сама играть не собиралась, суть меня не интересовала. Оказалось, что это даже прикольно. Вот только не очень понятно. Перечитала раз десять, залезла в интернет за разъяснениями, запуталась еще сильнее. Расстроилась и написала Юре:
«Юр, я пень какой-то, но ни фига не понимаю. Вроде, все ясно, но… ничего не ясно».
«Давай по пунктам, что не ясно?»
В общем, остаток вечер ушел на то, что Юра на пальцах разъяснял мне правила. Вроде, разобралась, но появилось подозрение, что, если попаду в команду мирных жителей, мафия пристрелит меня в первую же ночь. Чтобы не болталась под ногами.
- Пикс, это будет позорище, - вздыхала я, на что кот подмигивал зеленым глазом.
Не ссы, Соня, все будет тип-топ!
К полуночи я спохватилась, что надо закончить заказанный календарь. Сезон новогоднего корпоративного мерча плавно начинался с лета, а в ноябре валом валили отстающие – запрыгнувшие в последний вагон. Надо ведь было не только скреативить, но еще и отдать в типографию на печать, а там тоже очереди. Этим я уже не занималась: хватало общения с заказчиками, далеко не всегда адекватными, и собственно работы.
Чаще всего заказывали календари с символом наступающего года по восточному гороскопу, с котиками или с фотографиями сотрудников. Последнее было хуже всего, фотки обычно скидывали такие, что никакая профессиональная обработка не спасала. И, разумеется, с претензией: «А че так плохо вышло-то?» Символ года и котиков прекрасно ваяла нейросеть, обычно все оставались довольны.
Но текущий заказ оказался особенным. Сеть кофеен попросила календарь тематический – кофейный. Чтобы на каждый месяц красивая картинка с рецептом кофе. Прямо в самое сердце заказ. Или в желудок. Оставалось оформить декабрь, для которого я выбрала кофейный пунш с яблочным соком и кокосовым сахаром. Ну и всякий новогодний декор, конечно.
В два часа ночи я еще раз проверила весь макет: календарные сетки и все двенадцать картинок, проштампованных на самом видном месте огромным невыводимым водяным знаком. Получу деньги – пришлю файлы без него. Хватило одного раза, когда меня кинули: за работу не заплатили, а макет использовали. Опыт – он такой, иногда болезненный. Отправила заказчику и пошла спать.
Пикс устроился на кровати идеально по центру. Как и его морда, он имел склонность к симметрии. Открыл голубой глаз, посмотрел на меня недовольно, закрыл обратно.
Утро принесло приятный пуш из банка. Обменяв его на чистый макет, я заглянула в свои закладки интернет-лабазов. Не мешало бы подновить гардероб. Как обычно, я спохватывалась ближе к концу сезона, когда надо было думать уже о следующем.
Нет, я его не искала. Оно напрыгнуло на меня само, честное слово. Вот прямо подсунули под нос картинку – мол, специально для вас.
Платье. Из пуха яка. Самого простого прямого силуэта, чуть ниже колена, с высоким воротом. Того цвета, который бывает у каштана, только что вылупившегося из своей колючей шубки и сияющего на солнце.
Они намекали: мол, вам понравится. Да что там, они, сволочи, знали, что мне понравится!
- Вы сдурели там? Откуда такие цены?
Сонька, ты бы еще пришла вместо «Магнита» в «Азбуку вкуса» и возмутилась, что там дорого!
Пикс сидел на моем рабочем столе и намывал морду лапой, из-под которой хитро светился зеленый глаз. Ну да, пятница. Игорь Ильич придет.
А занесло меня действительно в лакшери. Я там как-то верблюжьи носки покупала. Самые чудесные носки на свете. Я бы даже, наверно, завещала себя в них похоронить. Если там носки так прекрасны, то что о платье говорить – которое каштановое и из пуха яка?
Ну что ты жабишься? Возьми и купи себе платье. Ты же девочка. Или кто?
Теперь Пикс мыл черную сторону морды, и из-под лапы поблескивало голубым.
- Да оно мне не подойдет… наверно.
А что, примерки у них нет? И возврата тоже нет?
От ответа я удрала на кухню, потому что решила приготовить себе кофейный пунш. Тот самый, с декабрьской страницы календаря, только без коньяка. Если хорошо получится, вечером угощу гостя.
Сначала пуровер – звучит страшно, а на самом деле просто черный кофе, пролитый через бумажный фильтр. Чистая арабика, никаких миксов! В ковшик с яблочным и грейпфрутовым соком немного черного перца-горошка, корицы и гвоздики. Кокосового сахара у меня, правда, не было, но я решила, что темный тростниковый дела не испортит.
Теперь туда же кофе и погреть несколько минут на маленьком огне. Главное – чтобы не закипел.
Готово!
Процедила в кружку, забралась с ногами на диванчик. Клен за окном так и стоял – голый, с задранными ветками-руками. В голове тут же завертелось бессмертное:
Hands up, baby, hands up!*
Сдавайся, в общем, детка.
Кофе чуть пощипывал язык – горячий, ароматный, с легкой фруктовой кислинкой. От него стало весело – даже без коньяка.
В конце концов, почему бы и правда не купить это платье? Ну и пусть дорогущее, хорошая вещь не может стоить дешево. Деньги есть, я их заработала. И еще заработаю. Зима вот-вот начнется, в нем тепло будет.
Да и вообще…
Я по опыту знала, что такие вещи, которые не сама выбрала, а они выбрали тебя, становятся самыми любимыми и носятся буквально до дыр.
Взяв телефон, я зашла на сайт, еще раз рассмотрела платье со всех сторон. И отзывы почитала, какое оно офигительнейшее. Отзывы-то ладно, это и сам магазин мог написать, но платье и правда было классное!
Жаба квакала откуда-то из желудка, что за эти деньги можно купить три, ничем не хуже. Что в помещении в нем будет жарко, а на улице станет поддувать снизу в незащищенные брюками локации. Что стирать его нельзя, а только таскать в химчистку.
Я залила ее пуншем, и она утонула, хрипло квакнув напоследок.
За-ка-зать!
Ну вот и все, после обеда уже привезут. А если не подойдет, просто не заберу, только и всего.
Да, Сонька, а подлила бы коньячку в кофеек, так и вовсе полмагаза бы вынесла.
Пикс, как всегда, подкрался незаметно. Запрыгнул на диванчик, устроился рядом. Вот ведь ехидна! Почесав его под подбородком, я встала и занялась уборкой. Гости хороши еще и тем, что они живой повод для этого не самого приятного дела.
Через несколько часов наш маленький коллектив пополнился новым членом. Я крутилась перед зеркалом в каштановом платье, а Пикс посмеивался в усы. Разумеется, у меня, как и у любой женщины, шкаф ломился от нечего надеть, но эта обновка была особенной. Не потому, что стоила как крыло боинга. И даже не потому, что сидела и шла мне бесподобно.
Я зарабатывала неплохо и вовсе не считала каждую копейку, но одежду покупала больше по принципу «мне надо», а не «я хочу». А это платье – я вполне без него обошлась бы. Но это была маленькая радость, которую я себе позволила, победив практичность. От этого удовольствие становилось еще более мягким и теплым – совсем как платье. В него – в удовольствие – можно было закутаться, в нем можно было греться и нежиться. Его можно было пить – как кофейный пунш, большими глотками или крошечными, растягивая надолго.
Игорь Ильич принес маленький тортик-бенто с голубыми снежинками – совсем зимний.
- Вот, решил тебя угостить, - он протянул мне прозрачную коробочку.
- И я тоже хочу вас угостить, - ответила я, колдуя у плиты.
Мы ели торт, пили пунш, я рассказывала про кофейный календарь, Игорь Ильич цитировал перлы своих нерадивых студентов, Пикс, как обычно, терся об ноги. А потом я принесла из комнаты рисунок.
Юра сказал, что сбор с шести до полседьмого. В половину сядем за стол – в смысле, за игровой. Я специально выждала минут пятнадцать, чтобы не притащиться первой. А до этого долго думала, что надеть. Когда идешь в незнакомую компанию, всегда сомнения. Вырядишься в пух и перья, а там все в джинсах. Придешь в джинсах – а там все в Версаче.
Плюнула, набрала и спросила, какой дресс-код.
- Ну ты еще спроси, есть ли на входе фейс-контроль, - рассмеялся Юра. – Все демократично, но в домашней пижаме, думаю, не стоит.
Интересно, а у него есть девушка? Наверно, нет, иначе вряд ли меня пригласил бы. Во избежание осложнений. Он говорил, что не захотел жениться на какой-то там дочке подруги. Встречался с ней? Или это просто фигура речи? У меня тоже был такой «жених» - внук бабушкиной соседки. Я даже в его коляске ездила когда-то: он был на десять месяцев старше, и мне от него перепадали всякие вещички. Вспомнить бы еще, как его звали. Мы за всю жизнь виделись раза три мимоходом.
В итоге вытащила из шкафа новые серые джинсы, которые еще не надевала, и свободный бледно-розовый джемпер. Причесалась, подкрасилась.
- Пикс, остаешься за хозяина. Веди себя прилично!
Дурочка, что ли? – буркнул черный кот.
Иди, иди, Сонька. Сильно не напивайся, - весело добавил рыжий.
В тесную однокомнатную квартирку набилось десять человек – парней и девушек поровну, по возрасту все примерно около тридцатника. Плюс хозяин. В ковбойской шляпе на бритой башке и в каком-то стремном балахоне он выглядел очень живописно. Остальные были кто в чем, я вполне вписалась – во всяком случае, в плане одежды.
- Это Соня, - представил меня Юра. – Соседка снизу.
Он назвал мне всех присутствующих, и я очень сильно постаралась запомнить.
- Кого еще ждем? – спросил рыжий парень в зеленом худи.
- Енотов и Петровича.
- Опоздают, - махнула рукой брюнетка в длинном голубом свитере. – Их надо персонально за час приглашать. Тогда, может, доберутся вовремя.
- Им пацана пристроить надо, - заступился Юра, но тут в дверь позвонили. – А вот и они.
Вошли высокий красивый парень с миниатюрной блондинкой и кудрявый румяный толстячок, похожий на Винни-пуха.
- Всем привет, - сказал красавец. – Мы всего на пять минут опоздали, не бейте.
- Серегу родителям завозили, - добавила жена. – Отодрать его от себя – вот это квест.
- А енота? – спросил кто-то.
- Енот дома, сам себе хозяин.
- Так, это Наташа, Антон* и Гена, - спохватился Юра. – А это Соня. Все, садимся.
Моими соседями за большим раздвинутым столом оказались рыжий парень Лева и Гена Петрович, который сразу же объяснил, что Петрович – это и отчество, и фамилия. Геннадий Петрович Петрович.
- Это еще ладно, - видно было, что он любит поболтать о себе. – Мой отец – Петр Петрович Петрович. Меня тоже хотел Петром назвать, но мама не дала. Сказала, что хватит с нее и одного Петра в кубе.
- Ничего себе, - рассмеялась я. И спросила шепотом: - А почему еноты?
- А фамилия у них Енотаевы, - так же шепотом ответил Гена. – И еще у них настоящий енот дома живет.
- Начинаем, - Юра встал во главе стола, тасуя стопку карточек. – Ребят, Соня у нас на новенького. Не только с нами, но и вообще первый раз играет. Будем, если что, снисходительны.
Он раздал карточки, все посмотрели свои роли и положили картинкой вниз. Я попала в команду мафиози. Юра еще раньше объяснил мне, что они играют в простой классический вариант, без дополнительных ролей. Только мафия, мирные жители, Дон, Шериф и Ведущий.
- В городе наступает ночь, - зловещим голосом объявил Юра и нажал кнопку на пульте.
Из колонки заиграла такая же зловещая музыка, свет погас, и одновременно все прикрыли лица пластиковыми масками.
- Просыпается мафия!
Я опустила маску. Под потолком загорелись несколько точечных светильников, позволивших рассмотреть товарищей по команде и спящий мирняк. После этого мафия снова заснула, и Юра объявил наступление дня. Зажегся свет, заиграла приглушенно какая-то веселенькая попса.
В первый день мирные жители и мафиози, притворяющиеся мирными жителями, должны были голосованием отправить кого-то на виселицу – как предполагаемого члена мафии. Все рассказывали свои вымышленные биографии добропорядочных обывателей, обсуждали проблему городского самоуправления и выборов мэра. Ну а потом пошло бурное выяснение, кто больше всех похож на мафиози.
Когда я только читала правила, было немного странно, что взрослые люди всерьез занимаются такой ерундой. Но общий вайб игры внезапно захватил меня. Это действительно было весело и интересно.
Большинством голосов на виселицу отправили Наташу Енотаеву.
- Вот так всегда. Вечно у вас невиновные страдают, - язвительно прокомментировала она, показала свою карту мирного жителя и вышла.
- Первый повешенный разогревает пиццу и достает пиво, - пояснил для меня Петрович.