Когда будущее стало чужим

глава первая

Где-то в лесу. Макс.

Макс пробирался через густой подлесок и не понимал, где он находится. Грунтовки не было, машины не было, а густой липкий туман все никак не рассеивался. Наконец, белесое марево стало немного проясняться, и Макс посмотрел туда, где должен был находиться его дом. Километрах в пяти по прямой, где на въезде в родной город стояла дурацкая пирамида из красного пластика и горел вечный огонь, тоже стояла пирамида, и тоже полыхал вечный огонь. Макс, раскрыв рот, смотрел на чудовищный зиккурат с газовым факелом, бившим в небо.

- Твою ж налево! – потрясенно сказал он. – А где же Воронеж?

Он шел уже второй час, и место, где трасса М4 должна была огибать родной город, оказалось совершенно незнакомым. Никакой дороги тут не было и в помине, как не было и признаков наличия поблизости миллионного города. Ведь скрыть такое совершенно невозможно. Пустые пластиковые бутылки, замусоренные пляжи, смятые пачки сигарет и использованные контрацептивы за кустами были неизбежны в этом месте. Тут неплохая и спокойная речушка Воронеж еще не превратилась в мутное и воняющее в жару болото, названное недалекими товарищами из журналистского цеха «морем». Это штамп был настолько же заезжен, насколько и мерзок, вызывая у любого думающего человека, что случайно включил местные новости, ощущение запредельной дремучести. Несмотря ни на что, Макс родной город любил, хоть улицы его были неопрятны, асфальт во дворах разрушен, а люди от тех же сибиряков отличались примерно так же, как марсиане. Хитросделанное население, которое оказалось ядреным коктейлем из потомков ссыльных петровских стрельцов, ссыльных же гулящих баб, хоперских казаков и набежавших после войны крестьян, выживало в девяностые торговлей. Оно отличалось в этом особым цинизмом и потомственной изворотливостью, свойственной украинцам, кои составляли львиную часть юга области. В результате этого генетического эксперимента получился ушлый горожанин, сильно себе на уме, точно знающий с какой стороны у бутерброда масло, и еще более точно знающий, где лежит бутерброд соседа. Но, как уже и было написано, Макс свой город любил и был его сыном в полном смысле этого слова, со всеми присущими его жителям достоинствами и недостатками. Тут жили родные и друзья, веселые девчонки, которые здесь всегда отличались красотой и акульей хваткой, и лавочки, где он, тайком от родителей, пил с пацанами пиво. Он все это хотел увидеть, особенно мать и отца, которые должны были быть уже в годах, но живы и вполне здоровы. Только вот отсутствие федеральной трассы и жуткая пирамида с факелом на ней подсказывали, что ничего из того, что он помнит, тут уже нет. Или еще нет. Или вообще никогда не было. С этим еще предстояло разобраться. Нагорная Дубрава, что росла по правому, крутому берегу Воронежа, располагалась на своем месте, и была существенно больше, чем помнил ее Макс. Сильно больше там росли и дубы, а некоторые и вовсе оказались такой немыслимой толщины, что Макс таких и не видел никогда. Но все же, идти там оказалось куда легче, и кое-где даже встречались тропинки, по которым еще за два с лишним часа Макс добрался до той самой пирамиды, построенной, как ему показалось, прямо там, где он жил последние годы. Хотя, возможно, ему это показалось.

Пирамида стояла в гордом одиночестве, жилья вокруг не было, и Макс совершенно растерялся. Она оказалась огромна, примерно метров триста в длину и ширину, и была вовсе не каменной, как казалось издалека, а сделана из какого-то пластика, слегка шероховатого и теплого на ощупь. Что делать дальше, Макс решительно не представлял и начал обходить ее по периметру, надеясь увидеть что-нибудь еще. И вскоре он это что-нибудь увидел.

Нечто, похожее на блестящую каплю, бесшумно летело в его сторону, и Макс остановился. Бежать смысла не было, ибо некуда, оставалось только ждать. Капля, длиной метра три, приземлилась рядом, и механический голос задал вопрос, который Макс, впрочем, не понял. Ни единого слова, совсем. Проскальзывали какие-то смутно знакомые сочетания звуков, но не более. Ни малейших ассоциаций услышанное у Макса не вызвало. Не дождавшись ответа, капля раскрыла в гладком боку люк в виде диафрагмы, и он бестрепетно залез внутрь. Терять-то нечего, а угрожать ему вроде бы никто не собирается. Летательный аппарат бесшумно взлетел и пошел на юг, где километров через десять Макс увидел небольшой аккуратный городок, занимавший место, соответствовавшее южной окраине Воронежа. Улицы его были строго перпендикулярны, а дома тяготели к кубическому стилю, и оказались довольно просты по архитектуре. По крайней мере, никаких башен из бетона и стекла, уходящих в небо шпилей и прочей фантастической атрибутики тут и близко не видно. Как не видно и архитектурных излишеств в центре городка – вычурных колонн, памятников, клумб и сложных по изгибам улочек. Все было либо прямым, либо квадратным. Даже деревья росли тут в каком-то унылом и правильном порядке. Людей на улицах было немного, а вот серебристых капель в воздухе прибавилось. Летательный аппарат приземлился на стоянке в ряду точно таких же, и диафрагма раскрылась вновь. Макса уже ждали. Люди, одетые в просторные брюки и длинные кители, с какими-то значками на груди, своим профессиональным взглядом поедали его, не оставляя ни малейших сомнений. Его замели в местную ментовку. Для установления личности, видимо. Местные правоохранители оказались чернявыми и кареглазыми, ничуть не напоминая тех людей, с которыми жил и общался Макс. В его время Воронеж был почти исключительно славянским, лишь узбекские гастарбайтеры и азербайджанские торговцы фруктами выделялись на их фоне. Эти же товарищи по типажу были весьма похожи на персов или вавилонян, только имели чуть более светлую кожу. Ну и бород они не носили. Полицейские рассматривали измазанную максову хламиду, даже не скрывая удивления. Один из них, что выглядел немного постарше и повыше, задал ему какой-то вопрос, и Макс пожал плечами, показывая, что не понимает. Для верности он произнес слово «Не понимаю» на русском, аккадском и персидском языках.

глава вторая

Через пять дней. Макс.

Последние дни выдались напряженными. Личность Макса устанавливали с маниакальным упорством. Ватную палочку в рот совали не менее десяти раз. Сетчатку глаза смотрели разными приборами примерно столько же. Судя по озадаченным физиономиям, результат исследователей не удовлетворил. Но, тем не менее, отношение к нему оставалось вполне корректным и, местами Максу показалось, что даже немного подобострастным. Хотя, возможно, ему это просто показалось.

Его перевезли в неизвестное место, но явно южнее, потому что тут было ощутимо жарче. Серебристая капсула, существенно больше по размерам, чем прошлая, опустилась около дома с довольно привычной архитектурой, знакомой всем, кто бывал в южных странах – куб с плоской кровлей и большими тонированными окнами. На руке Макса застегнули тонкий черный браслет, о назначении которого мог бы догадаться даже отстающий ученик из коррекционного класса. Его планировали пасти круглосуточно.

Огромная комната, в которую его поселили, была с окном, но ни открыть, ни разбить это самое окно он не смог, хотя и попытался. Ну, просто из спортивного интереса. За окном раскинулся сад, который выглядел, как аккуратный лес. Только вот лесом он не был, это Макс понял, когда увидел что-то вроде плоских тарелок, которые удаляли определенные травы, не трогая остальную растительность. Оценить качество воздуха Макс не мог, потому что обмен его шел через небольшие отверстия с решетками под потолком. Кормили прекрасно, но скучно было просто безумно, и вот, наконец. в один из дней на стене раскрылась створка, за которой оказалось полноценное рабочее место с анатомическим креслом и рамкой монитора. Макс воспринял приглашение правильно и сел. Монитор загорелся мягким огнем, и на нем появился рисунок, на котором человек надевает на голову какой-то ободок. Макс покрутил головой и увидел искомый предмет. Он был вставлен в узкую щель рабочего стола. Макс надел его на голову и ощутил легкое покалывание в висках, а ободок плотно обнял череп. Макс удивился и попытался его снять. Ободок снялся легко, превратившись в тонкое кольцо, и покалывание исчезло. Макс одел его вновь, и ободок привычно охватил голову. Монитор горел ровным светом, терпеливо дожидаясь, пока придурковатый пользователь наиграется. Он дождался этого, и по экрану заскользили буквы, которые сопровождались звуками. Очертания букв были смутно знакомы, некоторые гласные и вовсе были аналогичными тому алфавиту, что Макс ввел в Империи. Некоторые буквы оказались незнакомы совсем и означали новые звуки. Таких было пять штук. При показе каждой новой буквы в висках ощутимо кололо, но совсем не больно. Примерно через полчаса алфавит закончился и экран потух. Макс понял все правильно и встал с кресла. Рабочее мягко закрылось стеновой панелью так, что снаружи это место пришлось бы искать с лупой.

В комнату заехал сервировочный столик с привычным обедом, и Макс прилег отдохнуть. К его великому удивлению, алфавит он запомнил, а все буквы видел ярко и отчетливо, как тогда на экране. Видимо, обруч на голове как-то стимулировал когнитивные функции. Прошел примерно час, и створка отодвинулась, открывая рабочее место, которое приглашающе моргало экраном. Макс снова сел в удобное кресло, повторившее изгибы позвоночника, и надел обруч. На этот раз на экране возникали картинки, которые сопровождались текстом и звуком. Картинок прошло около ста, после чего экран снова потух, а рабочее место скрылось под стеновой панелью.

Так прошел месяц. Макса никуда не выпускали, кормили и учили. Слова сменились мультиками с действиями, и даже отвлеченными и абстрактными понятиями. Но там было куда сложнее. Все-таки для понимания таких вещей нужно знать культурный контекст, а он, судя по всему, отличался довольно сильно. Уже через несколько дней Макс начал повторять слова и фразы, осваивая язык с совершенно немыслимой для себя скоростью. В нем угадывались какие-то знакомые мотивы, и даже кое-какие слова были похожи с тем персидским, на котором он говорил. Но грамматика языка оказалась совершенно иной, и очень непривычной. Тем не менее, через четыре недели он болтал с компьютером на бытовые темы, периодически получая импульсы от обруча на голове.

Однажды, после сытного обеда, состоявшего из рыбы, овощей и какого-то кисловатого напитка, входная дверь бесшумно открылась, и в комнату вошел высокий человек лет сорока с властным лицом. Он остановился, посмотрел к некоторым удивлением на Макса, который в этот момент рассматривал птичку в окне, и по-хозяйски сел в одно из кресел.

- Добрый день, - сказал Макс, делая приветливое выражение лица. Не факт, что получилось, но попытаться стоило.

- Добрый, - обронил посетитель, рассматривая его с каким-то анатомическим интересом. – Вы не знаете, кто я?

- А должен? – спросил Макс.- Я в этих местах впервые, знаете ли.

- То есть, вы находитесь в моих землях, и вам не знакомо мое лицо? – изумился гость.

- Это преступление? – спросил в свою очередь Макс.

- Нет, конечно, - на лице посетителя было написано замешательство. Видимо, с ним никто и никогда так не разговаривал. – Но это крайне необычно.

- Ничем не могу помочь, - пожал плечами Макс, - я вас, действительно, не знаю. Заранее приношу свои извинения, если нарушил этим какие-то ваши традиции.

- Вам не за что извиняться, - сказал гость. – Но вам придется рассказать мне, кто вы, откуда, и как оказались в моих землях. И да, я никуда не спешу.

***

Ардашир.

глава третья

Через неделю. Макс.

Прошло несколько дней. Макс по-прежнему ел, спал и учил язык. Теперь, после встречи с далеким потомком, ему разрешили гулять в саду. Если он удалялся от своей комнаты дальше, чем метров на сто, браслет начинал давать довольно болезненные импульсы, которые усиливались тем больше, чем дальше он отходил от места своего заточения. Макс решил не искушать судьбу и не злить людей понапрасну, потому что он даже близко не представлял себе, что будет делать в этой стране в одиночку. Начать жизнь с нуля, как в прошлый раз? Возить голышом дерьмо на осликах месяц за месяцем? Увольте, дураков нет. Тем более, что его возвращением далекий потомок вроде бы озаботился довольно искренне. Да и возможности у него были практически безграничные. Макс готов был ждать.

Правнук ворвался в его комнату на седьмой день после расставания, напоминая небольшое, но довольное донельзя торнадо.

- Ты был прав, дедуля, решение твоей проблемы существует. В момент твоего появления в той зоне было зафиксировано сильнейшее изменение электромагнитного поля. И такое там происходило не раз, в памяти компьютеров это сохранено. В этих всплесках нашли закономерность, и мои технари рассчитали дату, когда это случится в следующий раз.

- И когда же это случится? - жадно спросил Макс.- Мне тут, если честно, надоело до невозможности.

- Через пять лет, два месяца и четыре дня, - ответил счастливый князь.

- Пять лет? – спросил ошарашенный Макс. – Да я себе вены вскрою, если еще пять лет в этой комнате просижу.

- Но раньше я все равно ничего не смогу сделать, - сказал растерянный князь.

- Что же я буду делать все это время? – сказал совершенно убитый Макс.

- Да я об этом и не думал, - честно признался князь. – Я вообще удивился, что решение этой проблемы существует. Мне, знаешь ли, убивать тебя совсем не хочется. Ты на нашей планете личность, мягко говоря, известная. И если такой факт из моей биографии всплывет по какой-то нелепой случайности, то мой род просто разорвут на куски. У нас же домен второй по размеру после императорского, желающих полно будет.

- А кто у нас Император? – живо заинтересовался Макс.

- Салманасар четырнадцатый, - с ноткой удивления ответил князь. Он никак не мог привыкнуть, что его гость не знает очевидных вещей.

- А почему имя ассирийское? – удивился Макс.

- Потому что он ассириец, - терпеливо пояснил Ардашир, - у нас Ассирийская династия правит.

- Это почему это? – изумился Макс. – А почему не перс?

- У нас царя из Великих Семей, родственников Ахемена первого, тогда выбирали. Когда Тейисп первый умер, на выборах победил Ашшурбанипал, сын Ассархаддона.

- А этот как в Великие семьи пролез? – изумился Макс.- Он же сын царя Синаххериба.

- Семью Ассархаддона и семью его брата Арда-Мулиссу в этот круг приняли, потому что их тестя уж очень сильно уважали.

- А кто же у них тестем был? – Макс был в полном недоумении.

- Ты! – торжествующе показал на него пальцем Ардашир.

***

Ардашир.

Князь был в легком замешательстве. Он как-то не подумал, что и император тоже оказался прямым потомком этого странного человека. Это значило, что убийство далекого предка за измену считать будут. Да, это была бы на редкость плохая идея.

- Там скверная история получилась, - начал он рассказ, - жену князя Ассархаддона отравили после родов. А кто отравил, уже много позже выяснилось.

- Кого отравили? – на Макса было страшно смотреть. - Дарью или Роксану?

- Роксану, она же младшая. Вот за младшего сына царя и вышла. Мне материалы из семейных архивов подготовили, я неделю читал о тебе.

- Продолжай, - хмуро сказал Макс. – Кто эта тварь?

- Свекровь, - ответил Ардашир. – Она невестку ненавидела, да и вообще всех персов люто презирала. На редкость сволочная баба была.

- Накия? Вот ведь тварь! Никогда не знаешь, когда тебя накажут за доброе дело. Мы же всем женам Синаххериба жизнь сохранили.

- Слушай, а ты ведь точно Пророк, - с легкой ноткой удивления заявил Ардашир. - Я же до сих пор сомневался. Имя матери Ассархаддона с огромным трудом нашли, оно всего в одном документе фигурировало. Случайный человек такого знать просто не может.

- А Ассархаддон? – с потемневшим лицом спросил Макс. – Он причастен?

- Точно нет. Он свою жену очень любил, так и не взял себе никого после нее. До конца жизни вдовцом пробыл.

- Слушай, Ардашир, ты же понимаешь, что мне вернуться нужно? Если эта тварь мою крошку отравила, то я же это предотвратить должен, - хмуро сказал Макс.- Ну, и отомстить за еще не совершенное преступление, конечно же.

- А ничего, что прошлое изменится? – испугался князь.

- Это будет уже не твое прошлое, поверь, - успокоил его Макс. – Я уже большой специалист прошлое менять. Я же тут вообще ничего не узнаю. Люди другие, страны другие. Ты даже не представляешь, до чего у вас тут все переменилось.

- А что тут в твое время было?

глава четвертая. Пророчество № 22.

Год 1056 от основания. Великая степь. Южный Урал. Баламир.

Баламир, вождь гуннов, вел своих всадников на запад. Триста лет назад великие шаньюи хунну потерпели поражение от коалиции китайских князей и младших родичей-тюрков. Великий некогда народ проиграл, а его царство распалось. Кто-то стал служить ханьцам и цзиньцам, кто-то забился в неудобья или стал пасти своих коней на старых землях, смешиваясь от бессилия с бывшими данниками. Племя же предков Баламира ушло на запад, благо Великая степь бескрайня. Отважным воинам незачем унижаться перед теми, от кого еще недавно получал рулоны шелка и покорных принцесс в жены, нежных и утонченных, как садовый цветок.

Хунну шли на запад уже сотни лет, меняя кочевье за кочевьем, и вбирали в себя по дороге все новые и новые племена. Кто-то приходил сам, со словами дружбы, и воины брали себе там жен, отдав положенные подарки семьям. Кого-то сгоняли с отцовских пастбищ силой, и жен брали тоже силой, вырезав братьев и отцов. В любом случае, до гор южного Урала и левобережья Волги дошли совсем не те люди, что бились с народом Хуася и тюрками. Они говорили на другом языке, они начали бинтовать черепа детям благородных отцов, и даже название их стало Гунны вместо Хунну. Они переняли у своих соседей все, что было полезно для войны. Только огненные палки, что были у князей Согдианы, Хорезма и Дахестана (Туркмения), они перенять не смогли. Крутили, вертели в руках. Вроде бы понятно все. Трубка, кремень, искра и какой-то порошок, который выталкивал круглую пулю. Но вот все вместе не получалось никак. Кузнецы разводили руками и отказывались делать что-то подобное. Старики сказали, что это духи предков не велят им брать в руки оружие демонов. Предки лучниками были, и воины Баламира тоже воевали, сражая врага стрелами и копьями. Воины гуннов обязательно наведаются в долины Окса и Яксарта (знакомые нам как Амударья и Сырдарья), где население, подобное баранам, обрабатывало свои наделы, сгибая спину перед князьями - Ахеменидами. О богатствах их столицы, Мараканды, ходили легенды. Империя, расколовшаяся на куски, уже не была так страшна, как раньше. Император Тукульти-Нинурта пятый, ассириец родом, что сидел в далекой столице, сам с трудом оборонял свои земли от хищных безземельных княжичей из Великих Семей. Ему было не до далеких окраин, где князья-персы давно уже стали полновластными властителями. И если бы не засуха, что гнала на запад его племя, Баламир уже давно превратил бы те земли в пепел. И никакие огненные палки не помогли бы их защитникам.

Они шли к Волге. Там, как доложили разведчики, трава была отменная, а кочевые племена – разрозненные. От предгорий Кавказа до дельты великой реки кочевали остатки саков, массагетов, и их родственники – булгары, сарматы, аланы и языги. Все они перемешивались на этих землях столетиями, пытаясь атаковать неприступную Заратуштрию, мечтая о богатствах огромного, нетронутого до сих пор города. Заратуштрия стояла незыблемо, как горы Памира, а потрепанным всадникам приходилось в очередной раз грабить вассалов князя Ардашира - Дакию и словен- антов, у которых и взять то было нечего. Впрочем, анты тоже приспособились к беспокойным соседям и прижались вплотную к Великому Лесу, где растворялись в случае опасности вместе со своей скотиной. Конники не шли в густые заросли, где из-за каждого куста мог вылететь дротик, зазубренный костяной наконечник которого обламывался в ране и выгнивал потом месяцами. Хитрые и подлые анты незатейливо втыкали его сначала в конский навоз, и гордый воин мог попросту умереть, изогнувшись дугой и сломав при этом позвоночник. Кочевники не знали, что в Империи эта болезнь называется столбняк, и лекарства от нее нет даже там. Они думали, что это анты насылают на них лесных духов, и лезть в дебри отказывались наотрез.

Баламир оглянулся, осматривая растянувшиеся на многие тысячи шагов вереницы кибиток на двухколесных арбах. Он вытянул руку вперед, показывая путь, и с удивлением уставился на нее. Рука как рука, что он, собственную руку не видел? Но как-то непривычно, словно и не его она. Украдкой пощупал голову. Да, и вытянутая яйцом голова с приплюснутым лбом тоже кажется чужой. Это солнце, перегрелся, нужно выпить вечером и опробовать новую наложницу, что прислало племя кутургуров. Устал, видимо.

***

Через месяц. Мараканда, Согдиана. (в нашей реальности – Самарканд, Узбекистан). Касандан.

Согдиана была прекрасна, когда нежная зелень садов сменялась их бурным цветением. Аромат, витавший в воздухе, проникал даже сюда, на террасу, где ужинала княжеская чета. Князь Мардоний и княгиня Касандан жили душа в душу, как обычно и бывает, когда вопросы брака решают не два влюбленных идиота, а умные серьезные люди, желающие добра своим отпрыскам. В браке у них родилось четверо детей, двое из которых сидели за тем же столом. Князь был в белой шелковой рубахе, а княгиня - в длинном шелковом же платье, закрытом до горла. Новомодные веяния из Ниневии, где наряды частично обнажали грудь, сюда еще не проникли. Младшая дочь должна будет вскоре отбыть в Школу благородных девиц в далекой столице, но ехать туда категорически не желала, и это стало немалой проблемой для княжеской четы. Ей уже десять, и ближайшие пять лет она, как наследница одной из знатнейших семей Империи, должна провести в этом закрытом заведении. Там их нещадно шлифовали классные дамы, которые действовали в полном соответствии с заветами первой директрисы Ясмин, что была сестрой самого Ахемена первого, далекого предка князя. Главой школы всегда назначали кого-то из родственниц Императора, и они обладали просто чудовищным влиянием. Ну кто в здравом уме будет ссориться с дамой, от которой зависит будущее твоей дочери или внучки?

- Парисатида, девочка моя, через месяц ты уезжаешь, и это не обсуждается - сказала княгиня дочери. – Твоя сестра уже заканчивает Школу, ее хвалят учителя, а потому ее ждет достойное замужество.

глава пятая. Пророчество № 22.

Данияр.

Племя кутургуров, к которому прибился купец, приближалось к ставке хана Баламира. Отсюда пойдет в поход основная часть войска, более дальние улусы присоединятся позже, по заранее оговоренному плану. От них прибыли только вожди с группой родственников, чтобы получить указания. Данияр встал вместе с кутургурами, помня про хищный характер новых хозяев степи, и пошел бродить по лагерю. Ставка раскинулась на тысячи шагов, кочевники не терпели тесноты, да и корм коням нужен был тоже. Данияр пересчитывал конские хвосты на шестах, стоявшие перед юртами вождей племен. Получалось, что в поход пойдет много, очень много воинов. Каждое племя выставляло на войну по одному воину с юрты, а это значит, что еще никогда на северных границах цивилизованного мира не собиралась такая сила. Юрта хана была видна издалека, рядом с ней стояли три красных бунчука. Два степняка со зверскими лицами подозрительно посмотрели на купца, и один из них сказал:

- Тебе чего тут надо?

- Да я купец, доблестные воины. Продаю вашим женам зеркала, бусы, иглы и нитки. И ткани у меня есть. А для жен хана я приготовил самые лучшие товары, что есть в степи.

- Жены хана в другом кочевье. Тут только одна наложница, - воин довольно похабно ухмыльнулся. - Но к ней нельзя, хан не велит.

- Да как же так, благородные воины, - закудахтал Данияр, - я же товар вез, у меня же дети, их кормить надо. Может быть, вы постоите рядом, и убедитесь, что ничего страшного не происходит? А я дам вам кувшин вина из самой Согдианы.

- Вино – хорошо, - глубокомысленно сказал воин. – Скоро будет много вина. И таких баб, как у хана, тоже много будет. Неси вино.

- А почему много вина будет, о, могучий воин? К вам приедут другие купцы?

- Мы пойдем в поход на юг, и возьмем все силой. Покупать недостойно воина.

- У князей Империи много воинов, и они сильны, о, могучий воин. Еще никто не смог их завоевать за тысячу лет, а ведь многие пытались.

- Вся степь пойдет. Хан сказал, что четыре руки туменов будет. Неси вино, и мы позволим продать ханской наложнице твои побрякушки.

Через четверть часа воины получили свой кувшин, а Данияр разложил перед любимой наложницей хана зеркала, бусы, заколки и прочую женскую мелочь. Айдана, не обращая внимания на купца и воина, который стоял рядом и бдительно зыркал на доверенное ему сокровище, смотрелась в зеркальце и мурлыкала песенку про любовь молодого степняка к девушке из-за реки. Та была из семьи земледельцев, а потому родители были против их брака. Но отважный парень ее украл, и они стали жить счастливо в его дырявой юрте, потому что для настоящей любви это не имеет никакого значения. Наконец, Айдана насмотрелась в зеркало, а потом расплатилась за него рубленым серебром. Также ей приглянулись затейливые заколки, бусы, серьги и ароматические масла. Она купила и это.

- О, прекрасная госпожа, такой красавицы нет и в самом Хорезме. Даже когда воины великого хана возьмут его, все равно вы будете самой красивой женщиной в этих землях.

Айдана высокомерно фыркнула, не сомневаясь ни на секунду в сказанном, и ушла в свой шатер. Данияр, благословляя щедрость госпожи и храбрость отважных воинов гуннов, с униженными поклонами удалился. Он пошел дальше по ставке, продавая вино, хорошие ножи и пояса. Вот только ни одного зеркала и бус он не продал больше. Женщин тут практически не было.

Он оседлал верблюдов, и с рассветом двинулся в сторону Хорезма, останавливаясь только для того, чтобы дать отдых этим бесконечно выносливым животным. Ему, офицеру разведки Согдийского княжества, для отдыха требовалось куда меньше времени.

Сообщение оказалось необыкновенно важным. Помимо количества войск, он должен был передать Великой Госпоже, что ее агент смог запустить в дело великое умение «Любовь». Страшное оружие, если работает настоящий мастер.

А вот Айдана вертела в руках пузырек с ароматическими маслами, что никакими маслами и не были, и обдумывала полученные инструкции. Все должно было случиться не сейчас, а в землях Хорезмийского княжества, которое степняки сначала должны превратить в головешки. И это значит, что ей нужно как-то увязаться в военный поход вместе с армией.

***

Через неделю. Баламир.

Великий хан готовился выйти завтра. Вчера, на пиру, они все решили с вождями племен. Главной целью станет Гургандж, столица Хорезма. Это княжество было ближе к его кочевьям и гораздо слабее, чем Согдиана. Богатейший город, ничуть не беднее Мараканды, но укрепленный гораздо хуже. Так ему рассказала новая наложница, которая с караваном рабов бывала в обеих столицах. Надо взять это на заметку. Ведь и от баб иногда бывает польза, не только бесконечные дрязги, как от его четырех жен. Он возьмет наложницу с собой, она обещала не ныть и не жаловаться, что тяжело. Ведь без него Айдана умрет от тоски, а еще она боится, что без защиты хана на нее позарятся воины, оставшиеся в кочевье. Так она сказала. Баламир понимал, что весь поход будет думать, а вдруг и правда, кто-то из воинов возьмет его женщину. Тогда придется убить обоих, а непонятное томление в груди подсказывало, что он это перенесет очень тяжело. Он и сам не понимал, что это за ощущение такое, но самое близкое понятие, которое можно здесь применить, было «привязался». Он привязался к бабе, как мальчишка. Но тех это делает слабее, а с ним наоборот. Никогда он не чувствовал такого прилива сил, мог бы даже горы своротить, если бы захотел. Она шептала ему, как он могуч, и что он поимеет всех вокруг, как имеет ее. Только им это понравится гораздо меньше. А она просто умирает каждый раз, когда он берет ее. А потом рождается заново. Может и врет, бесовка, да только теперь все племя знает, что хан не мужчина даже, а могучий тур, потому что слышат ее вопли, что часами раздаются из его юрты. Баламир никак не мог насытиться новой наложницей. И он, выходя из своего шатра, ощущал на себе уважительные взгляды мужчин и, откровенно похотливые, женщин. Он, хан, жил теперь так, словно у него крылья выросли. Он бросит к ее ногам весь мир, не только эти три персидских княжества, зажатые между неприступными горами и Великой степью. Двадцать туменов всадников собрал он в поход, все племена от Енисея до Волги придут. Если бы такая сила была у его предков, плакали бы проклятые желтолицые ханьцы над развалинами своих городов. Ну ничего, он дойдет и туда, дайте время.