Когда лгут воспоминания

Пролог

Дрожащие пальцы лихорадочно ощупывали замки дорожных сумок. Все внутри сжималось, липкий страх и неизвестность накрывали огромной волной.

Застегнув молнию, я посмотрела в сторону матери - она впопыхах запихивала в сумки вещи. И наверняка все запихнутое было выбрано наобум: старый свитер, забытый шарф, несколько моих детских рисунков. В движениях была видна не только спешка, но и какая-то отчаянная, почти безумная решимость, которая пугала меня до глубины души. Казалось, каждая уложенная вещь была очередным гвоздем, забитым в гроб нашего прошлого, забитым безжалостно жестко.

Тяжело выдохнув и осмотревшись вокруг, я мотнула головой, прогоняя подступающие слезы. Все в доме оставалось неизменным, будто ничего и не происходило. Вот наша семейная фотография в рамочке висит на стене. Вот на тумбочке маленькая китайская ваза, которую папа подарил маме на рождество. Мать тогда назвала ее слишком уж аляпистой, но заботливо и нежно поставила на самое почетное место в центре комнаты. Раз в месяц отец дарил сезонны цветы, которые украшали квартиру, торжественно водружённые в безвкусный подарок. Сейчас в вазе стояли уже успевшие повянуть и сбросить листочки маленькие хризантемы. Опавшие лепестки лежали вокруг, и, казалось, весели они пару тонн.

– Мам, что происходит? – мой голос растворился в тревожной тишине, едва достигнув ушей матери. – Куда мы едем? Почему так срочно?

Долго собиралась задать эти вопросы. Я нервно сглотнула, теребя в пальцах край толстовки. Собачка ходила туда-сюда по молнии. Агата Монро даже не повернула голову в мою сторону. Последние вещи были сунуты в старый спортивный рюкзак отца, и женщина упорно пыталась застегнуть замок одной рукой, а другой утрамбовать вещи, чтобы закрыть сумку. Лишь плечи Агаты слегка дернулись, и, на секунду замерев в немой решимости, мать продолжила действие, пока окончательно не разобралась с рюкзаком.

Собачка на молнии толстовки слетела именно в тот момент, замок просто рассыпался в руках, прям как моя душа. Все внутри ревело от боли, сжималось, убивая последние крохи самообладания. Волосы, что я еще не успела расчесать после нескольких часов сна, свисали вперед, прикрывая опухшие от слез глаза. Отец, будто чувствовавший наше предательство, укоризненно смотрел на меня с семейной фотографии и, на секунду показалось, что качал головой в немом упреке.

Я ватными ногами сделала шаг вперед, положила руку на руки матери, что сжимали лямки рюкзака.

– Мама, пожалуйста, – произнесла, стараясь звучать ровно и спокойно, – скажи мне, что случилось с папой? Мы не можем просто так уехать, оставив его! Он ведь… он наш отец!

Агата Монро, покачала головой, опустив взгляд. Ее испещрённое морщинами точенное лицо слегка осунулось. С минуту мы стояли в тишине, пока мамин полный тревоги и чем-то похожим на страх взгляд вновь не обратился ко мне. Все в ее глазах, в стальном голосе и суровом виде говорило о решительности и нежелании идти назад. Это пугало еще больше. Ее губы, что были плотно сжаты в тонкую линию, чуть дрогнули.

– Кэролайн, мы должны ехать. Немедленно, – пробормотала мама. Её голос был низким и хриплым, словно она долго не говорила. – Просто поверь мне. Так нужно.

Последние слова мать сказала чуть теплее, будто умоляя. Она сжала мои пальцы в ответ. Я сразу бросила взгляд на наши переплетённые руки, а сердце упало в груди.

Комната наполнилась тишиной, и лишь слегка завывающий прохладный ночной ветер, пробивающийся сквозь приоткрытое окно, нарушал покой.

Женщина первая разорвала наш контакт. Что-то пробурчав, мол, сейчас вернется, она нажала кнопку вызова на телефоне и скрылась в дверном проеме.

Вдох…

Дом, который еще вчера напоминал мне о прошедших здесь многочисленных семейных праздниках, рождественских утрах с подарками и смехом. Дом, который еще вчера казался мне крепостью с теплом, любовью и заботой. Дом, в котором я училась с отцом готовить вафли на завтрак, танцевала под музыку из старого винилового проигрывателя, подпевая любимым исполнителям. Дом, который еще вчера был таким родным, вдруг опустел. Да, в нем еще стояла вся мебель, и все как будто было на своих местах, но он остался совсем без души. Как и я.

«Так нужно», - говорил мне разум, и сердце отчаянно пыталось спорить с ним.

Сбежать в свою комнату. Отказаться подчиняться. Набрать номер отца и рассказать все. Попросить его все бросить и вернуться. Чтобы вновь все стало таким, каким было еще вчера.

Оказывается, чтобы жизнь сделала резкий поворот, не нужно много времени. Достаточно тридцати минут, в течение которых вы будете собирать сумки.

- Пора, Кэролайн, нас ждет машина. – Голос вернувшейся матери вырвал меня из воспоминаний. Вытерев слезы изнанкой края толстовки, я кротко кивнула, и еще раз осмотрела холл дома. Задержала взгляд на семейной фотографии и мысленно произнесла: «Прости, папа».

Рвано, выдохнув и закинув сумку на плечо, я поплелась вслед за мамой.

Такси доставило нас на автовокзал. Мать пошла за билетами. Мы поедем туда, куда будет отправляться ближайший же рейс.

Ночью на автовокзале работало лишь одно окошко снаружи. За ним сидела женщина, которая, подпирая голову кулачком, лениво перебирала пальцами по клавиатуре. Агата Монро нервно постукивала документами по столешнице, уже приготовив кошелек с наличными деньгами. Вокруг царила тишина. Пара человек сидела на скамейке возле припаркованных автобусов. Они так же, как и мы, нервно оглядывались по сторонам. Парочка держала друг друга за руки и сквозь нежные перешептывания касались губами губ. Как это было иронично… Наши будущие попутчики скорее всего собирались бежать, чтобы сохранить отношения и остаться вместе, мы же бежали от любимого человека, чтобы никогда не быть с ним вместе.

«Никогда»… слишком громкое слово. Мне не хотелось верить в то, что я больше не смогу увидеть отца, объясниться перед ним лично. Мать об этом позаботилась, лишив меня возможности даже позвонить или написать ему, просто забрав телефон. Без связи я чувствовала себе еще более уязвимой. Не могла рассказать хоть кому-то из друзей, куда мы уезжаем: это было строго мне запрещено.

Глава 1. Вкус яблочного пирога

«Мы принимаем ту любовь, которую, как нам кажется, заслуживаем»

— Стивен Чбоски, "Хорошо быть тихоней"

Я шла через залитые солнцем школьные коридоры в столовую. Желудок сводило от голода. И я про себя молилась, чтобы сегодня в меню не было ужасного капустного пирога. При одном только представлении его сладковато-кислого вкуса, меня передергивало. Наша повариха любила все готовить на остатках животного жира. А в особенности свой фирменный капустный пирог, в который, как она говорила, так не хватает мяса. Но уже на подходе к кафетерию я радостно выдохнула, ведь меня встречал потрясающий запах жаренной курочки, который перебивал аромат фруктового пирога. Больше, чем курицу, я любила рыбные дни. В рыбу повариха тоже при все желании не сможет положить остатки жира.

Мой телефон разрывает от входящего сообщения. Аноним. Уже несколько месяцев, я получаю странные сообщения от анонима. Порой нечего назначающиеся. Лишь пару фраз. Одно из немногих было «Я скучаю», от этого меня бросило в жар, и я поспешила заблокировать абонента. Но вот опять на моем экране я вижу черными буквами фразу:

«С днем рождения.»

Какое-то время я смотрю на свой смартфон, пытаясь понять, кто бы мог мне писать. Возможно, это мог быть отец. Но как он узнал мой новый номер. Да и зачем ему писать такие короткие и странные сообщения, не предупредив меня о том, что это он. Аноним явно меня знает. И причем очень хорошо. Знает где я нахожусь и что делаю. Пока все эти сообщения довольно безобидные, но они начинают меня пугать.

Когда на подносе уже красовался румяный кусочек жаренной курочки, овощной салат, апельсиновый сок из пакета и фруктовый пирог, я стала искать место, куда можно было бы сесть. Мой взгляд упал на пару, что сидела чуть поодаль. Девушка с золотистыми волосами, которые волнами лежали на ее плечах, что-то щебетала парню рядом на ухо. Иногда она отстранялась, посмеиваясь, и сжимала обеими руками предплечье юноши. Парень же с растрепанными каштановыми волосами лишь изредка улыбался. Вилкой он ковырялся в своем обеде и выглядел скучающе.

Юноша был первым, кто обратил внимание на меня, когда, подняв голову, оглядывался по сторонам. Пару секунд мы смотрели друг на друга, не отрываясь. Девушка проследовала за взглядом парня. Ее лицо озарила улыбка, девушка чуть отстранилась от своего ухажёра и, рукой помахав мне, позвала присоединиться к ним. Неловко улыбнувшись в ответ, я пошла с подносом в их сторону, протискиваясь между студентов, спешащими приступить к трапезе.

От прежней радости перед скорым приемом пищи будто не осталось ни следа. Я пыталась глубоко спрятать это ощущение, внушая себе, что это просто бред. Но стоило мне приблизиться и опуститься на сиденье напротив ребят, как прежние чувства ударили колкой волной, когда я увидела, как их пальцы переплелись.

- Привет, я тут как раз рассказывала Джошу, как классно было вчера на твоей вечеринке по поводу дня рождения.

Девушка обратилась ко мне, элегантно помахивая вилкой, на которую подцепила кусочек помидора, а затем так же аккуратно закинула его в рот, обхватив столовый прибор пухлыми губами. Это была Роуз Медоуз, моя лучшая подруга. Когда мы переехали сюда четыре года назад, я была потерянной и разбитой. А девушка помогла мне собрать себя по кусочкам. Роуз стала мои маяком в темном море неизвестности. До сих пор помню, как она подошла ко мне в первый день знакомства. «Все вокруг судачат о странной новенькой. Решила лично познакомится», - протянула руку, осмотрела меня со всех сторон, словно товар в магазине, и, выпрямившись, воскликнула: «Мы должны вместе пообедать!» С тех пор мы не разлей вода. Роуз спасла меня, когда моя жизнь шла на дно, и я была ей безмерно благодарна. Наша дружба помогла мне социализироваться в обществе. Мы часто посещали с ней разные вечеринки, еще до того, как на них начал появляться алкоголь. Сбегали на концерты любимых групп, устраивали пижамные вечеринки и любили кривляться перед камерой, примеряя престранные наряды из гардероба.

- Угу, - буркнул парень, опять погрузившись в свой обед.

Джош Беннет - мой личный враг. Когда-то он был для меня кем-то большим, чем простым знакомым. В первый же учебный день, когда я увидела его в коридоре школы, мое сердце пропустило пару ударов. И в последующие дни я думала лишь об этом парне. Пока не услышала, как он обсуждает меня со своими друзьями.

Я стояла за стеной между дверным проемом и услышала часть разговора. Джош говорил им, что я странная и смахиваю на чокнутую, когда так выпучиваю глаза в его сторону. В следующую секунду я услышала звонкий смех парней. Они продолжали высмеивать меня, унижать. Говорили еще что-то, вроде «мелкой пигалицы» и «гнома». В тот момент мне хотелось ударить Джоша в лицо. Но мне так же не хотелось, чтобы кто-то видел мои слезы, и я рванула по коридорам и скрылась в женском туалете, проведя там почти весь день. Об этом я не рассказывала никому, мой маленький позор и мимолетное чувство к этому парню были навсегда похоронены.

И вот, полгода назад моя лучшая подруга радостно сообщила мне, что теперь встречается с Джошем.

В этот момент все внутри меня будто перевернулось. Беспокойство пробежало по коже неприятным покалывание, и я тут же попыталась отмахнуться от него, как от пищащего комара.

Мне не хотелось признавать, насколько их счастье задевало меня. Я знала, что Роуз - моя лучшая подруга, а Джош… Джош был тем, кого я когда-то считала чем-то большим. И их близость сейчас была, как пощечина. «Вот, что у тебя могло бы быть. Вот, чего у тебя нет».

Глава 2.Треск в тишине

«Семья — это не всегда про любовь. Иногда это про выживание.»

— из сериала «Шэмлес» (Бесстыдники)

Джош.

Мой старенький «Линкольн» снова отказывался заводиться. Проворачивая ключ в замке зажигания, я в который раз слышал жалкое хлюпанье двигателя, который тщетно пытался ожить. После ещё одной безуспешной попытки, я с силой ударил по рулю обеими руками и выругался.

Домой ехать совсем не хотелось. На то были сотни причин. Самая весомая — моя мать и этот придурок Энди. Теперь ещё придётся звонить Марку, чтобы он отбуксировал мою развалюху в автосервис. Денег на ремонт — кот наплакал.

Я уронил лоб на руль и прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Надо было взять себя в руки. В таком состоянии возвращаться домой — плохая идея. В этот момент с пассажирского сиденья раздался гудок входящего вызова.

«Роуз»

Мне вовсе не хотелось с ней сейчас разговаривать. Не сейчас. Внутри бурлило множество эмоциями, которыми совершенно не хотелось делиться с девушкой. Через какое-то время, звонок сбросили, и я выдохнул. Отношения с Роуз были не однозначными. Полгода назад, девушка очаровала меня. Но узнавая ее получше, я понимал, что мне с ней больше не по пути. Бесспорно, она была классной девчонкой. Красивой и умной, бесспорно умной. Она безусловно была без ума от меня, и не стеснялась выражать своих чувств. И я должно было быть выиграл Джек пот, но мне так не казалось. Роуз до сих пор не знала, что творится у меня в семье. Каждый раз я стравливал ей те же самые байки, которые плел школьным приятелям и администрации. Роуз жила в другом мире, она бы не смогла понять меня. Вся ее жизнь уже была полностью построена. Она точно знала в какой университет поступит, кем станет, где будет жить. Я же не знала о своем будущем нечерта. Оно было туманно и неоднозначно. Одной единственной целью, что я поставил себе на будущее, раз и навсегда убраться с этого чертового города. Экран телефона еще раз озарился от присланного сообщения.

«Чем занят? Приедешь?»

Я быстро прочитал, что написала девушка, и выругался. Наконец убрав руки от руля, что все это время яростно его сжимали, быстро написал ответ.

«Прости. Занят.»

Только дурак откажется от близости со своей девушки и предпочтет медленную каторгу в своей доме. Кажется, я и был тем самым дураком. Закинув телефон вновь на прежнее место, попробовал еще раз завести машину. Я проговаривал свою автомобильную молитву, умоляя свою «старушку» завестись. И вот чудо, с булькающим звуком мотор ожил, и приборная панель озарилась. Поблагодарив всевышнего, и уже в сотый раз обещая, что займусь ремонтом в ближайшее время, я поехал домой. С глухим рыком мой «Линкольн» выехал на трассу.

Дом был на отшибе. И слава богу — меньше шансов, что кто-то узнает, во что превратилась моя жизнь. Двадцать минут дороги я заполнил музыкой с радио. И даже не переключил, когда запела Тейлор Свифт.

Я припарковался перед покосившимся домом. Трава по колено, сломанный забор, изуродованный почтовый ящик — всё как обычно. Дневной свет уже начал темнеть, когда я ступил на щербатую дорожку. Мои потертые кроссовки были покрыты пылью, и каждый мой шаг отдавался глухим эхом где-то в душе. Воздух был холодным, пропахавшим осенней сыростью. Стоило мне дотронуться до уже успевшей облупиться старой входной двери, меня сковал дикий страх, тревога, тяжелое предчувствие. Все мое тело сковало, и я приказал себе успокоится. Сегодня все будет нормально. Мне нужно лишь проскочить мимо кухни в свою комнату и не говорить не слово. Нужно лишь дойти о своей комнаты, как до убежища. Трудно представить, что моя жизнь не была такой раньше. Еще пару лет назад, когда бабушка была жива. Я мог считать дом своей крепостью. Я возвращался без мысли, что сегодня обязательно, может произойти, что то, что сломает мою жизнь. А теперь, я стою на пороге собственного дома и боюсь повернуть дверную ручку. Сделав тяжелый выдох, я зашел в темную прихожую отчего дома. Дверь скрипнула, и в нос сразу ударил застоявшийся запах пыли и застоявшейся плесени. Старый коврик под его ногами, многозначительно примялся. Закинув куртку на крючок, что весел возле входной двери, я двинулся к лестнице, что вела в мою комнату, но была напротив кухни. Я прошел вдоль дверного проема и замер. У кухонного стола, под тусклым светом лампы, сидела его мать. Ей не было и сорока, но выглядела она намного старше, каждый день оставлял на её лице новые, глубокие борозды. Ее фигура казалась хрупкой и потерянной, силуэт обмяк, словно сотканный из тени, а не из плоти. Она была словно статуя, совершенно неподвижна. И я почувствовал ка мое собственное сердце замерло, готовясь к худшему. Но стоило мне издать хоть какой-то звук и моя мать повернула на меня пугающе отстранённые и пустые глаза.

- А это ты. – устало и брезгливо произнесла женщина, после вновь уставилась в стену перед собой. Но этой секунды, когда ее голова была повернута в мою сторону хватило, чтобы разглядеть сияющий алый синяк под ее правым глазом. Гнев парализовал меня, а кулаки сами по себе сжимались.

— Это он? – только и смог я выдавить в эту секунду. И женщина бросила на меня многозначительный взгляд. В эту же секунду ее оцепенение прошло и выругавшись она схватила бутылку что стояла на столе и налила в свой стакан остаток прозрачной хмельной жидкости.

- Неважно. – отмахнулась женщина и залпом осушила стакан с глухим стуком поставила его на стол и суть поморщившись выдохнула. – черт возьми.

Мелкие вены проступали под тонкой кожей, словно синие нити на старом холсте. Уголки ее губ подрагивали, а ресницы, когда-то густые и темные, теперь выглядели редкими и ломкими.