Когда меня не найдут

Когда меня не найдут

С каждым днем мне все сложнее вспомнить что-то из моей прошлой жизни.
Впрочем, кое-что моя память все-таки еще хранит. Например, я помню свою детскую спальню на втором этаже родительского дома. Светильник над кроватью, игрушки и книжки с картинками в шкафу. Я засыпал здесь, с мыслями и мечтами, и просыпался, разбуженный яркими лучами солнца. Они теплым потоком лились сквозь оконную раму, которая делила небо на четыре ровных кусочка. Помню мои цветы на подоконнике. Помню, что в моей комнате всегда было тихо, и когда кто-то поднимался по лестнице, я слышал не только шаги, но и скользящие по перилам руки.
Дом у нас был самый обыкновенный. Он стоял возле автобусного кольца, сразу за большим тополем. Обычный бежевый дом, каких много в наших краях.
Рядом была лужайка с цветами, перепрыгнув ее, оказываешься на тропинке, которая упиралась в тротуар. Он мог увести тебя далеко вглубь города, прямо туда, где стоят небоскребы.
Помню, это было еще до школы, катаясь на велосипеде, я встречал рабочих, которые красили забор пахучей краской. Забор нельзя было нюхать и трогать до завтрашнего дня. На другой улице — высокий водитель автобуса постоянно что-то чинил в моторе, часто вытирал руки грязной тряпкой, ругаясь словами, которые не следовало повторять. И еще он говорил всем детям, что когда они вырастут — им ни в коем случае не нужно становиться водителями автобусов. Те дни возвращаются ко мне отрывочными, но чаще всего светлыми воспоминаниями.
По вечерам я обычно был чем-то занят дома. Больше всего мне нравилось ухаживать за цветами или даже просто смотреть на них. У меня никогда не было желания завести котёнка или собаку, но вот растения... я просил их покупать мне при каждом удобном случае. Мне нравилось поливать их, опрыскивать, пересаживать в горшки побольше, поворачивать к солнцу и отсаживать ростки, последнему меня научила моя мама. Я мог часами ковыряться во влажной земле, рассаживая мой цветник.
В другие вечера я читал книги или смотрел телевизор — в основном мультфильмы, но иногда передачи, которые нравились маме. Это были викторины и разные шоу, в которых люди постоянно чему-то неправдоподобно радовались или удивлялись.
Помню свой самый первый день в школе. Мама привела меня в большое одноэтажное здание с яркими лампами. Его коридоры были полны детьми и родителями. У меня за спиной — новый синий ранец с желтыми полосками, у нескольких детей я заметил точно такой же. Незнакомые взрослые убеждали маму, что мне тут понравится.
Они не соврали — занятия хоть и были скучными, но недолгими, а после уроков можно было играть в монетки. Монетки надо было бросать о стену и смотреть, как они катятся по полу. Еще в школе был бассейн, вкусные пирожные на обеде и прогулки по парку всем классом. На одной из таких прогулок все и началось.

В третьем классе я потерялся в первый раз. Помню, как перешагнул через низкую парковую ограду и, пройдя по газону, расположился в тени трёх деревьев. Их ветви плавно раскачивались, а листва шумела на ветру. Мне казалось прошло не больше пары минут, но вдруг вокруг стемнело, и в тот же момент кто-то дотронулся до меня. Я словно проснулся. Меня торопливо вытянули на дорожку под свет фонаря — это была моя учительница. Она так дышала, будто долго гналась за кем-то.
Помню, как тем вечером я, мама и учительница сидели в опустевшей школе. Они пытались понять, почему меня так долго не могли найти в небольшом парке, которой можно обойти в два счета. Непривычно было видеть наш класс в свете заходящего солнца.
Мы поздно вернулись домой, говорили о чем-то на кухне, а на следующий день у меня был выходной.
Во второй раз я потерялся в летнем лагере, и когда меня нашли — решили никому не рассказывать об этом, чтобы у вожатых не было проблем. Тем утром я был вместе со всеми ребятами на берегу лесного озера. Одни искали грибы, другие ушли на рыбалку. А я отправился вглубь леса. Помню, как стоял на холме и смотрел на железную дорогу, видневшуюся вдалеке. Шумные поезда гремели колесами и выпускали дым. Мне почему-то казалось, что они тут не на своем месте, что их не должно тут быть, они будто лишние и их надо убрать отсюда. Я стоял и смотрел, как они едут и едут. Один, другой, третий — бесконечная вереница. Я вновь потерял счет времени, а когда меня окликнул кто-то из спохватившихся — уже смеркалось.

Больше про школу я ничего особенного не помню. После старших классов было жалко расставаться с ребятами, но я должен был ехать заграницу, чтобы продолжить учебу.
Жизнь в университетском общежитии была беспечна и сильно отличалась от школьной. Я попал в отличную компанию. Мои новые друзья любили обсуждать всё, что происходит на кампусе, в стране и мире.
Я высказывался нечасто, был самым немногословным в нашей компании, но им, верно, как раз и не хватало для комплекта молчаливого собеседника, что выслушает и поддержит. Мы много времени проводили вместе, и при этом успевали учиться. Мои довольно объемные конспекты наверняка до сих пор хранятся в доме у родителей. Но учебу я помню мало. Курсы, аудитории, письменные работы. Всегда что-то вопрошающие преподаватели. В общем, учеба учебой, но куда больше мы концентрировались на музыке и алкоголе, и того и другого было изрядно.
Время казалось бесконечным, каждый вечер мы ходили на вечеринки, иногда приглашали знакомых к себе, или шумной компанией уезжали за город. Мы ходили в кино, на концерты, акции, демонстрации и протесты. Что-то кричали всей толпой, а потом вечером много смеялись и много пили.
Нам было важно, что и как мы носим, какую музыку слушаем и что о нас говорят, хотя, конечно, мы в этом не признавались. Мы все время травили байки, сочиняли сами и любили слушать такие же небылицы от других.
А потом я познакомился с Луизой. Мы несколько раз виделись на вечеринках и с каждой встречей мне все меньше хотелось с ней расставаться. Помню, что мне всегда было недостаточно времени проведённого с ней наедине, без остальной компании.
Я помню, как мы с Луизой гуляли, держась за руки, как смотрели друг на друга, уходили ото всех, терялись и просыпались вместе. Это были последние годы в университете, мы с Луизой были не единственными из нашей компании, кто обручился до выпускного.И когда настало время возвращаться домой — мы решили, что поедем ко мне.

В родительском доме для нас нашлась комната, для нас и будущего ребенка. Я начал искать работу. Всё лето мы что-то переделывали в доме — шли неспешные приготовления к новой жизни. Луиза была счастлива.
Когда наступила осень, я нашел место служащего в компании на севере города. Каждое утро я брал завтрак и садился на автобус. Помню, как мне нравилось смотреть в окно, за которым люди гуляли с собаками, спешили куда-то со стаканом взятого набегу кофе; автобус проезжал мимо магазинов, мигающего семафора на переезде, а почти в самом конце пути — нырял под нависавший над дорогой мост. В офисе первым делом я здоровался со всеми коллегами, пытаясь запомнить их имена, чтобы потом каждый раз не читать эти маленькие прямоугольные таблички у них на груди.
В какой-то момент я понял, что мне необходимо планировать уже не только своё собственное будущее, что теперь мне нужно думать о том, как у нас с Луизой всё будет складываться, где мы будем жить, чем заниматься.
Во всем этом для меня была какая-то отчетливая неправильность, наряду с туманностью любых подобных планов. А еще меня нередко посещало чувство, будто я что-то забываю, упускаю из вида нечто действительно важное.
Двери автобуса открылись с громким стуком — моя остановка.
От остановки до офиса я любил ходить вдоль старого парка — там были красивые тропинки, по которым то и дело сновали птицы, ожидая подачек от прохожих.
Где-то на одной из этих тропинок я вспомнил то, что мешало мне думать о будущем.

Однажды я пришел домой с полицейским, точнее — он меня вернул домой. Меня все потеряли. Снова. Оказалось — коллеги и домашние обзвонили полгорода, разыскивая меня. Никто меня не видел.
- Мэм, он просто стоял возле парка, на улице. Думаю, я могу не регистрировать этот случай, — сказал полицейский, выходя за порог, чуть растерянно оглядывая присутствовавших.
- Опять задумался, - произнесла Луиза, улыбаясь мне.
Я начал объяснять, что смотрел на листья деревьев, на то, как по ним стекают капли дождя и как потом листья сохнут на солнце. Мама разогрела для нас остывший ужин, а после, за столом, вспомнила, что такое со мной бывало в детстве и рассказала историю о школьном парке.
Луизу это как ни странно нисколько не удивило. Она заявила, что в университете несколько раз с друзьями теряла меня. Сперва я ей не поверил, но когда она подробнее изложила пару эпизодов моих пропаж — мне стало казаться, что все это и правда со мной происходило. Воспоминания путались в голове. Относительно некоторых описанных случаев у меня было ровно противоположное представление, что это не меня искали, а я участвовал в поисках потерявшегося.
- Поразительно, — ухмыльнулся я, — Почти ничего из этого не помню.
Мама и Луиза улыбнулись и как-то по особенному посмотрели на меня, будто пытаясь не показывать своих истинных эмоций. Но они точно обе думали о чем-то одном. Я ушел спать в свою комнату на втором этаже, и отходя ко сну еще некоторое время слышал их приглушённые голоса на кухне.
Помню, как наступило лето. Лето, когда родилась наша Элли. По началу мы все время ходили по врачам, выслушивая их многочисленные наставления. Дома Луиза и мама были всегда чем-то заняты.
По выходным мы отправлялись на совместные прогулки. Луиза говорила, что гулять нужно обязательно всем вместе, и что мне не стоит брать Элли на прогулку одному.
Тоже самое говорил и врач, который приходил беседовать с нами каждую неделю. Хотя иногда он говорил только со мной. Он устраивался напротив, доставал свою тетрадку с записями и принимался задавать вопросы. Те же, что и в предыдущие наши с ним встречи. Впрочем, мне нравилось на них отвечать.
По словам Луизы, все это было нужно из-за того, что с некоторых пор люди, в который раз нашедшие меня неизвестно где, не могут привезти меня домой, что я теперь не помогаю им, не иду сам. Недавно у меня появилась карточка с домашним адресом и телефоном, хотя, поверьте, я их и так прекрасно знаю. Но она в общем-то и не для меня, а для тех, кто меня вновь найдет. Это Луиза придумала — она умная.

На работу я перестал ходить, когда Элли было 5 лет. Наш врач сказал, что мне пойдет на пользу, если я начну больше времени проводить с семьей. Луиза помогла мне найти мои старые садовые инструменты, и я с большим рвением занялся растениями на заднем дворе. Днями напролёт я высаживал там разного рода цветы, кусты и деревья. Со временем их стало так много, что ветви начали переплетаться, и буквально через пару лет мои зеленые подопечные образовали настоящие джунгли, застившие своей пышной гривой небо над нашим домом.
Время шло своим чередом — зима, весна, лето, осень и снова зима.
Луиза очень любила устраивать праздники. На дни рождения она приглашала чуть ли ни всех друзей и соседей, мы наряжались и веселились. Элли больше всего ждала Рождество. Мы с Луизой украшали дом и сад гирляндами и конфетти.
Знаете, эти маленькие странноватые бумажки, они как-то неправильно шуршат в руках, но подбрасывать их вверх большими пестрыми пригоршнями было приятно. Когда гости расходились, а Элли, получившая причитавшиеся ей подарки, видела уже десятый сон, я бродил по опустевшим комнатам, рассыпал, собирал, и вновь рассыпал эти маленькие бумажные лепесточки, глядя, как они, в созданном мною вихре, закручиваясь устремляются вниз. Луиза шутила, что от всего этого снегопада в доме будет холодно. Потом я поднимался к Элли в детскую, где усеивал ко нфетти пол вокруг ее кровати и щедро посыпал ее одеяло. Я был уверен, что ей это понравится.

Я любил первые дни весны, когда на улице становится заметно теплее, а снег, еще вчера лежавший тут и там небольшими бурыми островками, окончательно исчезает. С наступлением тепла, у меня появлялись дела в саду, коих я ждал с нетерпением. Чтобы скрасить мои занятия, Элли частенько читала мне книги из нашей домашней библиотеки. Некоторые нам очень нравились, мы любили их обстоятельно обсудить после прочтения, иногда даже забывая про обед за этими дискуссиями. Другие, глупые книжки, лишь только мы утверждались в их никчемности, подвергались разжалованию в подставки для цветочных горшков.
Между тем, в саду уже было так много разных растений, что когда я проводил по нему экскурсии для Луизы, мамы и Элли, я успевал лишь вкратце рассказать о каждом из них — и даже на такой, как мне казалось, весьма поверхностный осмотр, обычно уходили часы, но мои девчонки были благодарными слушателями.
А вот нашего врача мои ботанические тирады увлекали не сильно. Сидя на скамейке заднего двора, на которой в хорошую погоду я оставался ночевать, он продолжал задавать мне новые вопросы. Хотя, на мой взгляд, они ничем не отличались от старых. Он мне, признаться, казался странноватым, наш эскулап, особенно когда смотрел на меня, как на аквариум с рыбками. «Эти вопросы нужны, чтобы лучше понимать, как ваши дела», — говорил он, кстати, тоже не в первый раз. А Луизе он однажды сказал, что-то при этом записывая в тетрадь, что «сад» — был отличным решением.

В последний раз меня нашли два подростка. Кажется, одного из них я видел где-то раньше. Они доложили Луизе, что я стоял в тени небольшой рощи на краю дороги.

В моём саду 14 деревьев, 35 кустов и 74 цветка. Я знаю всё о каждом из них.
От года к году в наших местах бывает 90 — 115 солнечных дней. Начинать поливать лучше после 19:30, когда возвращается сосед и его собака перестаёт лаять. Я не сумасшедший. Каким бы «отличным решением» ни был сад — оно мне не помогает. Я всё понимаю, но не знаю, как измениться.
С каждым годом мои исчезновения случаются чаще и чаще. Я чувствую, что доставляю всё больше хлопот близким.
Мама, Луиза, Элли — они хотят, чтобы это все прекратилось. Чтобы я больше не пропадал. Чтобы не нужно было вновь выслушивать рассказы незнакомцев, нашедших меня где-нибудь в лесу. Я, конечно, по-прежнему не помню обстоятельств ни одного из моих исчезновений.
Лес... большой, чистый... В нем ночью так темно и тихо, так приятно пахнет после дождя, а днём тёплый ветер шумит и качает ветви деревьев, в нем столько спокойствия и умиротворения. Здесь можно просто стоять, подняв руки к солнцу, дав налитым дремотой ногам утонуть в тёплой опавшей листве, смешанной с мокрой землей.
Я снова здесь. И я снова не могу и не хочу вспоминать, как здесь оказался. Возможно, я тут несколько часов, а может быть и несколько дней. Это неважно. Мне, наконец, спокойно и легко, мне не хочется, чтобы меня нашли. Я делаю глубокий вдох — и проходит день, выдыхаю — снова утро. Я проваливаюсь в забытье, мысли покидают меня. Я чувствую, как даю корни и как они все крепче врастают в плодородную почву.

В конце лета я опять ушёл, но на этот раз меня не нашли.
Оставаясь в одиночестве, мне всегда было сложно чувствовать время. Но теперь всё было иначе. Наверное, уже прошли недели или месяцы с тех пор, как я здесь очутился. Я стою в лесу на возвышении. Больше у меня не две руки, их — десятки, и все устремлены к солнцу. Я совсем не шевелюсь, мне этого не нужно, не нужно двигаться, говорить, волноваться, думать.
Рядом стоят такие же как я. Мы не общаемся в привычном смысле этого слова, но отлично друг друга понимаем.
С каждым днем, проведенным здесь, мне все сложнее вспомнить что-то из моей прошлой жизни. Мне бы хотелось, чтобы Луиза, Элли и мама были счастливы, как счастлив теперь я. И еще, чтобы не забывали следить за садом. А доктор... надеюсь, он когда-нибудь поймет, что я ему все это время хотел сказать.