Когда наступает тьма

Глава 1

Как только темные искры начали струиться по венам – не стало ничего. Ни настойчивого жжения в легких, ни тошнотворного головокружения, ни зудящей боли в согнутых коленях, ни покалывания в стиснутых до хруста пальцах.

Лишь магия.

Жгучая, яркая. Расцветающий внутри цветок. Огонь, прожигающий жилы. Чистая и первородная субстанция.

Первозданная тьма.

Вибрация толкается наружу грубым толчком, тонкими нитями разбегается по помещению ритуального зала, чтобы затем вернуться и сплести купол вокруг собственной хозяйки. Хозяйки, чьи руки уже плавили глину темноты в руках в создании очередного шедевра.

Тенебрис не отводила взгляда от процесса, полностью вкладываясь в него. Перекатывала по горлу гортанные звуки молитв, по языку – вкус темноты. Такой бархатной, переливающейся в ее глазах лиловыми вспышками.

Но стоило фигурке окончательно сформироваться, как на магичку накатила приятная слабость – ноги подкосились, пальцы мелко задрожали, и она опустилась на спину, тихо посмеиваясь и сжимая в руках отрезок темной материи размером в собственную ладонь. Этот маленький лоскут должен был принести ей немаленькую сумму и очередную долю в копилку ее славы.

Многоликая ведьма, темномагическая нахалка, каким-то чудом выбившаяся в знать империи Сервус. Наглая, беспринципная, изящно грубая и дерзкая.

Одним словом – тенебрианка.

Ведь именно такими их видели – темнота душ оттачивалась на коже, волосах и глазах, въедалась в одежду, саму атмосферу их присутствия. Она давила, сжирала, разъедала – и лишь самим тенебрианцам дарила свободу. Свободу действовать и думать так, как они того хотят, как желают.

Тенебрианцы были полным отображением младшей Богини. Тенебрис. Именно ее имя шепотом произносилось миллионы раз, когда люди заговаривали о Многоликой. Ведьма взяла имя Богини? Немыслимо!

Первая и последняя жена святого Бога – полная противоположность ему самому. Мудрый, решительный, правильный во всем. Покровитель монархов Империи и их защитник, даровавший им силу светлой магии. Впрочем, как и всем луцианам.

Стоило ли говорить о том, что они так же были противоположностью тенебрианцам? Белая кожа, светлые глаза и волосы – казалось, святая сила, не имея возможности сдерживаться, рвалась из них наружу.

Тьма внутри всколыхнулась, раззявив жадную пасть, стремясь прибрать кусочек ее души. Девушка напряглась. В последнее время это стало происходить все чаще. Она знала, что когда-нибудь это случается со всеми тенебрианцами, владеющими действительно мощной магией – природа стремилась взять свое. За свою силу необходимо было заплатить, дабы поддержать баланс. А значит, ей вновь придется произносить так ненавидимые ею слова.

– И дабы освещать невеждам путь, – пробормотала ведьма, игнорируя разбегающееся по помещению эхо. – Носи в себе источник света. И не бойся сделать больно, ведь тому, кто хочет оставаться во тьме…

– …свет причиняет боль. И если свет не будет освещать тьму, то не увидит она свою темноту.

Иллюзорный голос отца острым ножом резанул по оголенным нервам. Ведьма резко села на месте, хватаясь за голову и изгоняя из нее образы давно минувших дней – тяжелые руки на ее плечах, ежедневные молитвы и монотонный голос, периодически срывающийся на крик. Боль, когда ее грубо хватали за тонкие пальцы. Боль, когда светлая магия стекала с нее, подобно струям водопада. Боль, когда собственный отец называл ее отродьем младшей Богини.

Но, в конце концов, разве не это стало ее благословением?

Грудь обожгло жаром, давая понять – Луциан услышал и принял ее молитву, напугав ее собственную силу, заставив ее замолчать. Этот отрывок молитвы был и спасением, и наказанием, ведь она терпеть не могла Первого Бога, слишком через многое он заставил ее пройти, слишком многое отнял.

Прилившая к груди ярость стала подкормкой для магии, и лиловые нити вновь окутали девушку. Прогоняя боль. Вырывая слабость. Одаривая силой.

Фигурка в пальцах магички слабо завибрировала, и Тенебрис любовно погладила ее по голове. Ворох собственных мыслей необходимо было засунуть в самый дальний ящик, до поры до времени, а сейчас… ее ждали. Все-таки высокопоставленная серва может разозлиться и попытаться натравить на Многоликую стражей Пелагия, если не сможет проклясть своего не особо любимого мужа.

Многоликую ждали. Ее любили. Ненавидели. Боготворили и проклинали до девятого колена. Никто не знал, как выглядит эта ведьма, ведь каждый раз она примеряла на себя новую маску. Поговаривали даже, что та давно позабыла собственное лицо.

Тенебрис легко вскидывала подбородок и заливисто смеялась, заслышав подобные предположения. Действительно, откуда этим простакам знать, что отражение собственного лица и слова утренней молитвы давным-давно въелись в саму ее суть?

Кем она станет сегодня? Рыжей простушкой? Вынырнет в толчею улиц с толстой русой косой? Нос как у приближенных Пелагия или как у завсегдатаев таверн? Тонкие или пухлые губы?

И самый главный вопрос – решится ли она выйти наружу со своим собственным лицом?

Каждый раз, застывая у двери – в самом начале своей деятельности довольно надолго, а со временем всего на секунду – магичка задавала себе этот вопрос. Каждый раз нервно прикусывала нижнюю губу.

Глава 2

– Прошу прощения, высокопоставленная серва, – прозвучал низкий, с приятной хрипотцой голос, прежде чем ее поставили на ноги, как хрупкую куколку.

– Это вы меня простите, – нужно вспомнить, как дышать. – Я засмотрелась на цветы, не подумала, что мы кого-нибудь встретим в этот час.

Час утренней молитвы.

Ведьма опасливо вскинула взгляд и тут же встретила ответный. Страж напряженного осматривал ее, откровенно изучая. Его ладонь привычно лежала на рукояти меча, поглаживая эфес, словно бы он оценивал, насколько опасна стоящая перед ним ведьма, представляет ли она угрозу.

– Серва Мендика… – задумчиво протянул страж, чуть склоняя голову набок. В его глазах промелькнула искра. – Наслышан о вас.

– К сожалению, не могу сказать того же, – девушка слегка присела в книксене, но взгляд не отвела. Федуциан еле заметно приподнял бровь, отмечая – не придерживается банальных правил этикета, дерзит. – Серв Эквас дал вашу краткую характеристику, но, как он сам заметил, слышать о вас раньше я просто не могла.

Могла. От Примуса, безумно любившего своего младшего брата. Она помнила, как возлюбленный с горящими глазами рассказывал о нем, как искал для него фигурку Стража, которым тот мечтал стать.

И стал.

– У нас будет время, чтобы вы изучили меня получше, – прямо сказал Федуциан. – Если позволите, Эрро, я мог бы украсть у вас Многоликую ненадолго?

Щеки Тенебрис опалило румянцем.

– Не думаете, что стоило бы спросить об этом у меня? – ехидно поинтересовалась она. Рядом сразу же прозвучал смех стража Великого Пелагия.

– Боги, вам же работать вместе, не съешьте друг друга до назначения, – Эрро Эквас дружелюбно хлопнул своего, судя по всему, друга по плечу и наметил легкую улыбку для ведьмы. – Поговорите. Я скажу слугам, чтобы позже вас провели в ваши покои, высокопоставленная серва.

– Благодарю, серв Эквас, – кивнула ведьма. Высочайший страж импонировал ей, но расслабляться не стоило. В конце концов, он охранял ее злейшего врага.

Они остались одни. Свежий ветерок одарил ее новой волной мурашек, девушка зябко поежилась. Страж молча снял свой плащ и накинул на ее плечи. Он пах железом и ладаном, но, коснувшись ее кожи, принес с собой еле заметный аромат ветвей саликты – странно успокаивающий для человека, присягнувшего ее врагам.

– Не стоило… – начала она, но он тут же перебил ее.

– Вам холодно.

Он приглашающе указал направление, и они медленно двинулись по дорожке, углубляясь в хитросплетения сада. Девушка только сейчас поняла, что вцепилась в края плаща, кутаясь в него, словно бы тот помог ей сохранить ускользающие остатки душевного тепла. Она пыталась абстрагироваться, до поры до времени спрятаться от накатывающих изнутри эмоций, но уже отчетливо понимала – болит. Она не хотела поднимать глаз. Не хотела смотреть на того, чью жизнь определенно однажды почти сломала. Да, Федуциан не понимал, кто перед ним, но она знала.

– Итак, Наследный Пелагий, – четко произнес Страж, и девушка едва заметно вздрогнула.

– Наследный Пелагий, – повторила она, глубоко вдыхая и выпрямляясь. – Серв Эквас сказал, что он вступает в двор на следующей неделе. Скажете, когда конкретно?

– В первый лунный день.

– Важная дата. Полагаю, у Великого Пелагия большие надежды на своего сына.

– Весьма. Пелагий Морем очень образован, им занимались лучшие наставники, которых можно было найти. Понятное дело, что его обучение магии будет продолжаться, ведь контроль и дисциплина…

– Основа луцианской магии.

Страж остановился, заставив ведьму недоуменно оглянуться. Рядом тихо шумел фонтан, шелестели травы, нашептывая сказки на известном лишь им языке. Но, несмотря на спокойствие места, на словно было переливающуюся в воздухе мелодию благоденствия, Федуциан был напряжен.

– Вы многое знаете.

Ведьма вопрошающе приподняла бровь.

– Этому не учат тенебрианцев. Знаниям о светлой магии, – первый шаг к ней, как хищника, наступающего на добычу. – И откуда вам известно о расписании дворца? Вы были абсолютно уверены, что никого не встретите, поэтому позволили себе не смотреть по сторонам, так?

– Мой… отец раньше служил во дворце, – это не было ложью. Но и открывать эту истину она не хотела. Тем более Федуциану Амаре. – И у меня был хороший наставник, я многое знаю о магии в целом, иначе бы не стала той, кем являюсь.

– Вот как, – хмыкнул он, останавливаясь. – И кем же он служил? Почему покинул дворец?

– Он погиб, – она резко отвернулась. Внутри почему-то стало больно, и она разозлилась на себя за эту боль. По этому человеку нельзя скорбеть, по нему нельзя скучать. Но ее голос дрожал. – Если позволите, я пока не готова это обсуждать.

– Прошу прощения, серва Мендика. Моя оплошность.

Она почувствовала движение воздуха рядом со своим плечом. Словно бы страж хотел сжать ее плечо в ободряющем жесте, но в последний момент передумал. Злость закипела ярче. Ведьма резко сдернула с плеч плащ и вновь повернулась к мужчине, с силой вкладывая ткань в его все еще поднятую руку. Пальцы обожгло его горячей ладонью. Она встретила его взгляд.

Глава 3

– Я сделал все, что мог!

Выглядывая из-за плотных штор тайного алькова, девочка неотрывно смотрела на отчаявшегося отца. Двери покоев вдовствующей Пелагии сотрясались под силой его ударов, но Аврора переставала его бояться. Наверное, оттого, что начинала понимать – возможно, слишком рано для своего возраста, – этот человек потерял надежду. Все его крики, желание причинить боль были ничем иным, чем разъедающим душу страхом, Кассиан задыхался днем и ночью, каждую секунду вот уже несколько лет.

– Матушка, пожалуйста… – еле слышно просипел он, падая на колени. Плечи его дрожали.

– Позор! – резко открывшиеся двери отбросили отца на спину. Дорогой камзол окрасился кровью из разбитого носа. На пороге стояла его мать, бабушка Авроры, белоснежные волосы искрили золотисто-голубым, тем же цветом, что горел в ее глазах. – Кричишь, стонешь, хочешь, чтобы весь дворец услышал тебя?! Пустой, как и твое имя, ни силы, ни стойкости! Не приходи ко мне боле. Решение окончательное. У тебя были время и возможности. Не справился с этим, не справишься и с империей!

Он снова остался один. Длинный коридор с пляшущими вокруг тенями словно нависал над когда-то Наследным Пелагием. Теперь он стал никем.

Из-за нее.

***

Тенебрис поднялась рано, пожалуй, даже слишком рано для Приближенной. Мягкая постель казалась чужой, полночи ее мучили то ли кошмары, то ли воспоминания. Дворец, так и не ставший в детстве домом, и сейчас словно насмехался над ней, не позволяя отдохнуть, а подкидывая все новую пищу для размышлений.

Образ отца преследовал последние сутки. Она слышала, что пелагия Кассиана давно не было во дворце, поговаривали, что он погиб при неизвестных обстоятельствах. Прошло много лет, но в салонах все еще можно было услышать пересуды – что же такого мог совершить носитель крови Деус, чтобы его заставили отречься от престола?

Она знала.

Ее мать, да пребудет ее душа с Богами, умерла вскоре после родов. Кассиан Деус долго не мог смириться с утратой, всеми силами пытаясь вернуть любимую к жизни, но никакая магия не могла обернуть смерть жизнью. Скорбь застилала ему глаза так сильно, что он не сразу заметил, как его новорожденная дочь изменилась.

На седьмой день жизни ее постепенно темнеющие глаза окончательно почернели.

С течением времени становилось все яснее – Аврора, названная дарующей свет и надежду, обладала тенебрианской внешностью. Ее поселили в отдаленной башне, приставили немую служанку. Искали причины.

Жрецы были уверены – ее мать исповедовала еретическое учение, старая Богиня запутала и обманула ее. Как итог – Луциан покинул императорское дитя. Лишил своего благословения.

Захотелось плеваться.

Ее воспитывали в любви к Богу, в постоянном заучивании священных слов, будто это могло помочь повернуть время вспять. Но каждая молитва оставляла лишь горький вкус отчаяния, что с каждым разом звучал все отчетливее, яснее. Аврора знала – он должен был явиться. Во сне или голосом в ответ на ее преданность и верность, отец обещал это. Он говорил, что старый Бог всегда помогает и наставляет семью пелагиев, это его желание и воля, но с рождением Тенебрис его шепот исчез.

И она обязана была отмолить свой грех.

Но что ей было отмаливать? Зубы свело от ярости. Она не делала ничего плохого. Тихо сидела в отведенной ей комнате, упорно училась и терпела боль, когда светлой магией ее пытались изменить, сделать такой, «какой она должна быть».

Ее обжигало. Каждый раз. Словно в ней сконцентрировалась вся тенебрианская тьма, что есть в мире, словно не осталось хоть одного паза, куда мог проникнуть свет.

После того, как отца отвергли в последний раз, отказали ему в престолонаследии, на которое тот имел полное право, будучи старшим ребенком, он какое-то время не приходил к ней. Теперь утром двенадцатилетняя девочка не знала, чем себя занять, и продолжала каждый день молиться Луциану, как того требовала традиция. Но в отсутствие Кассиана стало еще хуже. Если раньше хоть какие-то всполохи божественного присутствия чувствовались в воздухе, то сейчас мир молчал.

И она взмолилась Богине.

Почувствовать силу в первый раз – словно сделать первый вдох. Аврора не понимала, что происходит, по телу растекалось ужасно приятное ощущение, словно спокойствие и уверенность стали кровью и наполнили ее вены. Словно теперь она могла намного больше, чем просто преклонять колени.

Голос Богини звучал змеиным шепотом, переливаясь обещанием силы. Она не понимала слов, но ощущала намерение, и этого было достаточно. Теперь девочка знала – вот ее дорога. Наполнена тьмой и могуществом, которые ей только предстоит познать и почувствовать.

И вот она снова здесь. Тенебрис Многоликая, слишком хорошо помнящая свое прошлое, чтобы оставить его за спиной. Так отчаянно желающая свободы.

А что же может дать ее, если не разрушение старых порядков?

Улыбка тронула губы. Смех, клокочущий в груди, ненадолго вырвался наружу, заполняя пространство комнаты жизнью, пока магия танцевала на ее одеждах, создавая новый образ. Глубокого винного цвета платье позволяло разглядеть острые ключицы, галкой расходясь от зоны декольте к точеным плечам и продолжаясь летящими рукавами. Откровенно открытую спину приятно холодило металлическими цепочками, закрепленными у краев выреза.

Глава 4

Наконец настал последний день лунного месяца.

Пока высокопоставленные сервы двора Приближенных обсуждали лишь, какие платья они выгуляют на танцевальном вечере, Тенебрис упорно завершала свои дела. Как и собиралась, съездила домой и упаковала необходимые вещи, получила остаток за завершенный заказ, ритуал для которого проводила аккурат перед приходом Эрро Экваса, отослала письма постоянным заказчикам с новостью о том, что теперь ее нужно будет искать во дворце. Заработанные деньги тут же пошли в оборот – ведьма прикупила магические ингредиенты у проверенных поставщиков, обменяла часть луцидов на теналы, дабы всегда иметь возможность расплатиться за различного рода информацию и товары.

Стоило вернуться во дворец, как ее перехватил Сангиус. Мальчик позвал еще несколько слуг, чтобы те помогли перенести вещи в ее покои, а сам сообщил, что серв Эквас хочет ее видеть.

– Сегодня вы пропустили утреннюю молитву, серва Мендика, – произнес тот, когда она отыскала его неподалеку от кабинета ее… дяди. – Стоит ли с самого начала так рисковать?

Голос его был строг. Многоликая твердо вскинула голову, не поддаваясь напору.

– Необходимо было закончить дела. Приглашение Великого Пелагия – это честь, но от истерик моих клиентов не защитит. Зато теперь ничто не сможет меня отвлечь от служения императорской семье.

– Понял вас, – осуждение в его глазах несколько ослабло, но не пропало насовсем. – Федуциан ждет вас.

Ведьма непонимающе моргнула.

– Что значит ждет?

– Сегодня вас представят пелагию Морему.

– Если бы серв Амаре имел силу воли говорить со мной о важных вещах словами через рот, а не только огрызаться, подобной ситуации бы не произошло, – Тенебрис вяло усмехнулась, скрестив руки на груди.

Сзади раздалось покашливание в лучшем духе второсортных романов. Девушка закатила глаза.

– Как там говорят? Вообще-то я тут и все слышу? – страж вырос рядом, как будто вынырнул из тени. Боги, Тени, просто помни, что тебе все равно.

– Замечательно, – она скучающе склонила голову набок, бросая на него ленивый взгляд. – Значит, не придется повторять вам это еще раз. Конечно, если вы в состоянии усвоить все с первого раза.

В его глазах медленно и верно сгущалась тьма. Ей казалось, что штормовое море вот-вот выйдет из-под контроля, хлынет на нее и снесет с пути. Сейчас он сам был клинком, словно выкованным из стали и лунного света – жесткий, холодный, но во взгляде таилось что-то… живое. Что-то, что вновь напомнило ей Примуса. И это бесило.

– За кого вы меня принимаете, серва?

Сначала ведьма удивленно приподняла брови, а затем чуть не засмеялась. Тень улыбки все же скользнула по ее лицу, щека Федуциана отчетливо дернулась. Его почти не слышный, тщательно контролируемый выдох мазнул по ее волосам прохладой дыхания.

– А вы меня? Какой реакции ждете?

– Прекратите!

Высочайший страж, кажется, готов был схватить их за шкирку и выкинуть из дворца, словно нашкодивших котят.

– Не забывайте, где находитесь. Побеспокоите своей бесполезной ссорой Великого Пелагия – я вас защищать не буду. Вы, Многоликая, – колкий взгляд. – Только появились во дворце, ваше положение крайне шаткое, особенно для человека с вашей репутацией!..

– Простите?..

– Я не договорил. – Пришлось прикусить язык. – Федуциан… Что вообще с тобой происходит? Тебя словно подменили.

Серв Амаре не нашелся, что ответить. Его взгляд скользнул по девушке, стоящей практически напротив. Опасная, вредная, невоспитанная… настоящая. Сердце гулко ускорилось. Зацепила? Почему так взволновала? Лишь оттого, что не притворщица, как все здесь? Словно глоток свежей воды в пустыне приграничья, где каждый день похож на предыдущий, где сушит кожу и глаза. И тайны ее волнуют, пожалуй, совсем иначе, нежели те, кого он мог счесть угрозой.

Что она знала о его брате? Кем был отец? Почему после его смерти – или до? – она покинула дворец? Как давно это было? Опустив бахвальство – она действительно сильная ведьма, а значит, хоть и выглядит значительно моложе его, запросто может оказаться и старше.

– Прошу прощения, высокопоставленная серва, – правую руку к сердцу, как к равной, легкий поклон. – Я был… необъективен.

– Я… – нет, не делай так! – …принимаю ваши извинения, серв Амаре. Прошу принять и мои.

Повторила жест на чистой механике, с почему-то пустой головой. Пришлось повторить себе – Примус мертв. Его улыбка на лице брата лишь игра подсознания, уловка сводящего ее с ума дворца. Не много ли на себя взяла? Действительно ли была готова вернуться?

Тенебрис не знала ответ. Внутри похолодело, так часто бывало, когда Богиня была ей недовольна.

Эрро Эквас удовлетворенно хмыкнул и задал направление. Тройка двинулась в сторону мужского крыла, где Тени еще не была. Чисто внешне то не отличалось от женского, лишь располагалось в другой части дворца.

До учебной команты Наследного Пелагия дошли быстро, серв Эквас постучался в дверь.

– Эрро, здравствуй!

Распахнувший дверь молодой человек был удивительно живым. Поначалу он даже не заметил Тенебрис и Федуциана, лишь положил ладонь на область сердца, приветствуя стража своего отца. Глаза его горели, но совсем другим светом, внутренним, неслепящим и теплым.