Когда отступают тени

Пролог

2 года назад

Порой у драгоценных камней удивительная по своей природе память. На хозяев, на особенно сильные чувства, обуревавшие их долгое время. Камень не трескается, не тускнеет – поглощает и подпитывается определенной эмоцией, становясь уже не просто дорогой диковинкой, а силой. Тёмной и неуёмной, собирающей на пути другие жизни с целью обрести нового хозяина, жаждущего такой, казалось бы, простой вещи, способной изменить многое – вечной любви. Но, как у всего, у неё есть конец.

Выбрасывая обручальное кольцо из окна отеля «Плаза», Захария Денвер вряд ли предполагает, насколько роковым его поступок окажется для всех людей, кто повстречает на своём пути драгоценный камень. Желание Зака осчастливить если не себя и Габриэллу – его страсть, то другого и другую заканчивается на простом движении: разжимаются пальцы и с ладони падает кольцо. Впереди длинная цепочка совпадений.

Пролетая дюйм за дюймом, камень переливается в свете фонарей, ламп из ближайших домов и софитов. Преломленный свет пробегает по каменной стене отеля, по автомобилям, спешащим вернуться домой, по запоздалым путникам, кутающихся в пиджаки и куртки от порыва ветра и вечернего прохладного воздуха. Ударяясь о навес над входом, кольцо отлетает в уличную вазу с цветами. Бутоны тюльпанов уже открылись наполовину, завтра они закроют обзор, ветер и дождь скроет землёй кольцо, сохранив тайну камня ещё на некоторое время. Всем очень повезёт, если так и останется, ведь никто не станет намеренно его здесь искать. Оно никому не нужно, даже самому Захарию Денверу, который выскакивает из отеля «Плаза» утром, сжимая чемодан и желая исчезнуть подальше, заняться делами, но больше – забыться. Чтобы он не говорил себе вечером о том, что на утро забудет Габриэллу, легко вычеркнув её из жизни, но не получается. Не её написанная книга и не коробка с обручальным кольцом останавливали его от окончательного забытия - он сам. Куда бы он теперь не поехал, он будет держать память о ней. Воспоминания поблекнут, но никуда, к сожалению, не исчезнут, но чем дальше он от неё, тем лучше. В первую очередь – ему.

Водитель медленно отъезжает от отеля, замечая задумчивый взгляд босса и прикидывает в голове, чем может быть вызвано такое состояние. Захария Денвер умел быть разным – спокойным, серьезным, даже агрессивным, но таким задумчивым видел его впервые. Что же произошло в стенах «Плаза»? Водитель уверен: не должен совать свой нос в его дела, он мог и лишиться работы за своё любопытство, поэтому в последний раз смотрит в зеркало заднего вида и думает только о дороге – ему все же платят за это, а не разговоры.

Захария на секунду задумывается о судьбе кольца, но сразу же переключается на вибрирующей телефон.

- Да? – спрашивает он собеседника, оставляя потерянного себя позади.

Кольцо полгода не даёт о себе знать, мирно лежа в земле с мая по декабрь, переживая жару, первые холода и опавшие листья, надежно прячась от глаз. С началом зимы приходят настоящие морозы, быстро и неожиданно обрушивающиеся на Нью-Йорк, и намертво сцепливают влагу на асфальте, создавая ледяную корочку.

Некий Бен, внимательно вчитывающийся в новость об акциях, не смотрит под ноги, оказываюсь именно там, где требует того судьба. Он вступает на лёд гладкой подошвой дорогих ботинок и поскальзывается, не выпуская телефона из рук. Падая, Бен рукой сносит вазу с кольцом, разбивая её и даже упираясь ладонью именно в камень – он так близок - ещё не чувствуя боли. К нему уже спешит охранник отеля, помогая встать и привести себя в порядок. Через минуту к ним выскакивает администратор и просит Бена пройти внутрь, чтобы его осмотрел их штатный медик. Бен теряется от мыслей, что он потерял на акциях почти все свои сбережения, поэтому он невпопад кивает и заходит внутрь, не представляя, как скажет об этом жене. А все его проблемы могли решится с помощью кольца, на которое он даже не обратил должного внимания.

- Уберите неприятности на улице, - шипит администратор первой попавшейся уборщице на этаже, ведя Бена под руку и думая о том, прилетит ли им иск за то, что они не успели сбить образовавшуюся корку льда или он сможет это уладить сам. Администратор массирует виски, смотря на дверь врача и мечтая, чтобы этот день уже закончился. Он не уверен, что день перед приездом важных гостей из Европы стоит начинать в таком ключе.

На бейджике уборщицы значится имя Шерон. Она подхватывает ведро и швабры, аккуратно спускается по лестнице вниз, замечая комья земли и разбитую вазу. Ветер заставляет сжаться и покрыться мурашками – на улице и правда резко похолодало.

От её ночной смены осталось пятнадцать минут, и она вряд ли желала провести их здесь. Шерон встаёт на колени, собирая сначала крупные куски вазы и закидывая их сразу в пакет. В комьях земли Шерон замечает всего лишь секундный блеск. И что-то побуждает её наклониться и провести ладонью по собранной тёмной и рыхлой кучке. На неё смотрит кольцо, оно не идёт в сравнении с тем, что надето на её руке - дешёвая подделка под золото. Сэм – её муж – уже давно продал все драгоценности из дома, оставив Шерон ни с чем. Все её украшения перешли ей когда-то от матери. Теперь же у неё только кредиты, малооплачиваемая работа и долги мужа за карточные игры. Шерон почти не думает, когда суёт кольцо в карман, испачкав форму землей. И убирая оставшуюся грязь после падения Бена, Шерон уже не чувствует себя такой уж несчастной, не способной на что-то стоящее. Конечно, у неё мелькает мысль, кольцо могло принадлежать человеку, упавшему на вазу, но то ли усталость, то ли злость на всю вселенную не дала Шерон сознаться в том, что в её кармане таится дорогая находка.

Глава 1. Габриэлла Хилл

Полгода назад

Габриэлла Хилл стоит у панорамного окна аэропорта О’Хара в Чикаго, разглядывая взлётную полосу, как меняются самолеты, как поднимаются в небо и аккуратно садятся. Со стороны это выглядит так легко, словно самолёт берёт ребенок рукой и поднимает с шипящим звуком в небо. Габриэлла одёргивает руки, чтобы перестали дрожать – ей так легко нахождение здесь не даётся. Не страх останавливает её и приковывает к окну, заставляя взглянуть в лицо ужасу, просто она мечтает так же просто подняться в небо и не вспоминать о жизни в Чикаго – чёртов Чикаго. На закрытых веках Габриэлла не в состоянии прочитать ответы на свои вопросы, почему же всё так получилось, а не иначе, но так, в конце концов, немного спокойнее. Как будто реальный мир отступает на шаг и перестаёт душить, но стоит открыть, и зверь снова кинется в бой, а Габриэлла устала, больше не в состоянии отбиваться от него, догадываясь, что и этот раунд будет проигран. Если она не улетит сейчас - проиграет.

Надо умыться прохладной водой. Такой обман ей помогает, не улучшает психологическое состояние, позволяет сделать акцент на другом, а отдых – это всё, что ей нужно. Хоть секунду не думать о прошлом. Держась за раковину, она смотрит на уходящую в воронке воду и знает, что дальше делать. Из сумки Габриэлла достаёт телефон и, на секунду задумавшись, вынимает сим-карту, кидая её в мусорку, завернув в салфетку.

Устала от соболезнований и жалости, родители вырастили её не такой – сейчас она вообще превратилась в другого человека, которого подвели к черте. Да и как она может принять чувства чужих людей, если не в состоянии осознать смерть мамы? Прошло уже полтора месяца, а сила удара не ослабла, лишь усилилась. Особенно в доме, где она провела детство и молодость. На секунду появляется мысль: было бы легче, если бы полтора года назад она не вернулась обратно, приняв её очередное настоятельное приглашение погостить. Наверняка нет, но Габриэлле хочется думать - она могла что-то изменить, но не сделала этого. В очередной раз судьба решила за неё.

Мама не расспрашивала про всю историю с Захарием, но, конечно, читала и газеты, и новости, и даже книгу дочери о реликвиях и их хозяевах. Она хороша знала свою девочку, так что была в состоянии сделать предположение: дело не только в камне Ибелин, смертях вокруг него и особняке Захарии Денвера – всё скрыто в сердце дочери. И чувства сожгли её изнутри, со смерти мужа она чувствовала тоже самое. Она знала, Габриэлла справится и без её нравоучений – уже слишком взрослая. Уже прошло больше тридцати лет с того момента, как она появилась на свет – время так быстро пролетело, казалось совсем недавно дочь спрашивает у неё, почему мальчики задирают её. И вот уже в доме, где они обе потеряли дорогих для сердца людей.

У них получалось приходить в себя шаг за шагом, рассказывая по крупице истину и собирая полную картину. Габриэлла считала, так будет правильно – рассказать о Захарии было верным решением.

После написанной книги Габриэлла тешила себя мыслью: скоро придёт новая идея, что позволит ей быть дома, набрать материал и примерный план, но гонорар за книгу уходил, а она так и не могла остановиться на чём-то, что могло увлечь её так же, подарить желание двигаться с места, даже дневники отца не помогали найти истину. А правда была такова – ей придётся вернуться в журналистику и писать статьи, чтобы продержаться на плаву, но больше Габриэлла мечтала войти в русло и найти ориентир. Редактор – Шейла – приняла её легко, почти с улыбкой, считая талантливой и сообразительной, способной на всё, ради хорошего материала, но ловила себя на том, что перед ней уже не та Габриэлла. Не совсем та, что была. Но, как и все, Шейла думала, что она вернётся. Только знающие её близко могли сказать: статьи уступали тому, что она писала раньше – в них не было искры, но в любом случае уровня выше, чем у большинства.

После работы Габриэлла и мама долго разговаривали на террасе и пили чай, кофе, лимонад или алкоголь в зависимости от погоды и сезона. И она почувствовала себя снова девчонкой, ещё не ударившейся о твёрдую почву лицом. Они как будто ждали отца с работы, вот-вот и из-за поворота вывернет его машина, и он из окна за несколько домов начнёт улыбаться тому, что он скоро будет дома, но больше – его ждут.

Первые месяцы у мамы Габриэллу мучали кошмары: смерть в особняке Захарии, горящие крыло из прошлого и падение с большой высоты в воду, где она так долго тонула, без возможности спастись.  Просыпаться от таких картин страшнее всего. После пробуждения в горле долго стоял ком, и она никак не в состоянии откашляться. Мама вставала с кровати в соседней комнате, раздумывая не зайти ли к ней, но каждый раз оставалась, выключая свет и ворочаясь ещё с пол часа. Но спустя время сны становились всё менее детальными, как будто и правда забывалось, что окружало их с Захарией и становилось, наконец, прошлым.

И всё стало спокойным – Габриэлла была в режиме. Дом, работа и желание двигаться дальше из застоя, пока у мамы не случился сердечный приступ.

Габриэлла как сейчас помнит мамин голос.

- У меня всё хорошо. Наверное, давление подскочила, я полежу, а ты... а ты сходи в магазин. Не волнуйся.

Габриэлла злится на себя до сих пор за то, что поверила и ушла, мама могла быть жива, если бы не она, но теперь ничего не вернёшь. Доктор Матиас сказал, что не случись это сейчас, случилось бы позже - это не отсрочишь. Габриэллу беспокоило то, что мама была одна, даже Счастливчика с ней не было. Она пошла в магазин с ним, хоть он и упирался лапами, задерживая её на пути – почему она не обратила внимание? Чем её мысли были заняты?

Глава 2. Захария Денвер

Полгода назад

У Захарии Денвера затекла левая рука, на которую он опирается большей частью своего веса, но ещё рано, слишком рано, чтобы лишить себя хорошего выстрела. Олень уже находится в прицеле. Дыхание у Захарии ровное, пока небольшой оленёнок вышагивает между деревьев, шевеля время от времени ушами и оглядываясь – все же дикие животные намного умнее, чем кажутся с первого взгляда, Захария не отдавал им должное, пока не начал охотиться. Только так он мог отвлечься от мыслей, лишнее движение – жертва убежит и можно лишь жалеть о проведенных в ожидании часах, тратить время Захария не любит. Поэтому он выдержит сейчас ноющие мышцы, чтобы сделать стопроцентный выстрел по цели.

Олень выходит на небольшую площадку, наклоняя голову вниз и вынюхивая что-то. Захария представляет, как пуля вылетает из винтовки и пролетает всё расстояние до цели – ей ничего не мешает и цель достигнута. Захария выдыхает, проверяет мишень – точно в яблочко – и делает выстрел.

Птицы на ближайших деревьях поднимаются с криком в воздух. Захария встаёт со своего места, поправляя винтовку на плече, и поднимает с земли пиджак, на котором лежал. Только переставая следить за своей целью, Захария ощущает холод – он замерз, его порой согревает страсть, желание обладать. Чем-то особенным, эксклюзивным.

Шагать Захария старается тихо, не нарушая тишину после выстрела, но ему этого не удаётся. Через сорок фунтов он стоит рядом с раненым зверем – его грудь не поднимается, Захария убил его с одного выстрела, и он не мучился. У него наверняка не проскочило и мысли о том, почему ему это и за что.

Захария расстилает мешок и перекладывает тушу на него, заворачивая в него зверя, и взваливает себе на плечо. Через двадцать минут он выйдет к транспорту, а пока он почувствует запах крови и усталость на плече – Захарию это успокаивает.

Через пару часов Захария останавливается у Эйджвотер-Холла, к нему выходит Оливер – он работает дворецким в поместье уже много лет, без него это место будет уже не совсем таким. С некоторых пор Захарие нравится, что всё на своих местах, особенно здесь, где служилось так много страшного. Дело не в суеверие, но порой он вспоминает слова Габриэллы: собранный из трех частей камень Ибелин не принесёт счастье. Несколько лет назад он и правда пережил смерть трёх женщин Элизабет - тётю, которая на самом деле приходилась ему матерью; Эмму - кузину и Лауру, с которой на тот момент проводил ночи. А самое важное - потерял возлюбленную, но неужели его судьба сводилась к камню, он с трудом может думать, что всё решили за него. Если кого и можно было обвинять, так это его за то, что он не доглядел, выпустил из поля зрения козни Элизабет, которая последовательно вывела из игры Лауру, опоив чаем и отправив ночью из Эйджвотер-Холла. Следующая в списке была Эмма: от изрядного количества алкоголя упала с лестницы, и, конечно, сама Элизабет, которая погибла от рук собственного сына за правду, которую скрывала – много лет назад она убила и его беременную жену, толкнув с утёса. Разве всё это мог навлечь на него камень?

Воспоминания об Элизабет до сих пор вызывали у Захария приступы злости, хотя большую часть времени ему удавалось двигаться дальше. Если такое существование без страсти можно назвать жизнью.

- Мистер Денвер, охота прошла удачно, как я вижу? – Захария скидывает с плеча мешок на дорожку. И сегодня он не в состоянии поддерживать разговор, пора собираться.

- Чемоданы собраны? – Захария смотрит на особняк, ища изменения за его отсутствие.

- Да, мистер Денвер. Всё ожидает вас в кабинете. Скажите, когда подавать обед, не уезжать же на голодный желудок. Мистер Хейли уже звонил вам и попросил взять с собой… хорошее настроение.

Захария вот уже месяца полтора вспоминает, как он мог согласиться на эту поездку. Как Стивену это вообще удалось? Захария помнит тот вечер и много выпивки, которую не обязательно стоило доставать, но аудиторская проверка «Мартис» немного потрепала нервы им всем: Захарие как директору, Стивену Хейли как юристу и их другу – Николасу Идену, генеральному финансисту. В любом случае, Захария не привык бросать слова на ветер, он обещал, что возьмёт отпуск, если все они и Сэнди, оставшийся сын Элизабет, отправится с ними. Потому что почти не верил, что собраться вместе реально, поэтому, услышав через неделю от Стивена о согласии остальных и необходимости выделить на поездку семь-десять дней, он не поверил своим ушам. Не помнил, когда он брал последний раз отпуск.

Захария просит Оливера не накрывать стол, а принести ему обед через час в кабинет – ему бы хотелось еще побыть в тишине. Оливер кивает, но Захария видит его недовольство – всего лишь тень на лице, но за много лет ему удается хорошо узнать его.

Иногда рядом с собой в Эйджвотер-Холле, в восточном крыле, Захария чувствует небольшое шевеление воздуха рядом с собой, но, обернувшись, он, конечно, ничего не замечает рядом. Все ли у него в порядке с головой? Что-то стряслось.

После душа Захария открывает ежедневник и, ведя пальцем по записям, снова воспроизводит все разговоры с коллегами и клиентами – он и правда всё сделал правильно и освободил время.

- Можно? – из-за двери после стука спрашивает Оливер.

- Да, входи, Оливер.

Захария делает вид, что продолжает заниматься чем-то очень важным, пока Оливер ставит поднос на стол и, кивая, выходит за дверь. На нем стоит паста и молодое вино в графине. Захария усмехается, но так и не находит в себе силы поесть, его все еще кое-что гложет, чему он не может дать определение. Особенно разумное.

Глава 3. Лорин Мэй. Часть 1

Лорин утягивают назад с такой силой, что рёбра буквально трещат в чьих-то руках. Почему-то открыть глаза не получается, и это пугает до дрожи. Всегда проще, когда видишь причину ужаса или неприятности, фантазия Лорин дорисовывает откровенные ужасы, заставляя её вразумить себя – такого быть попросту не может, если, конечно, она не попала в кроличью нору и не оказалась в совсем другом мире. От объяснения Лорин стало хуже, а если это правда, то… То что же делать?

Наконец, сила прибивает её к земле или похожему покрытию наощупь, и Лорин удаётся открыть глаза, убрав тёмные волосы с лица – и лучше бы она была в неведенье. Она снова в свадебном платье – худший её кошмар из всех возможных. Она готова и на инопланетное вторжение, только бы не это. Восемь месяцев назад она уже вышла за нареченного ей насильно принца – Лукаса Мэя. Конечно, всё оказалось не так, как виделось изначально – это был план его старшего брата – Кеннета, чтобы он смог жениться на сестре Лорин – Патрисии. И всё это из-за глупой – как ей казалось тогда – традиции: выйти замуж должна в первую очередь старшая сестра или на обеих падёт проклятье. Всю жизнь она отнекивалась от подобного счастья, считая это выдумкой родителей, лишь бы она не осталась на всю жизнь одна. Теперь же Лорин думает об этом как о пройденной главе ужасов, выпавшей на её долю – теперь она и Патрисия в безопасности, по крайней мере, Лорин так думала, пока не оказалась здесь.

Сжимая кулаки вместе с песком, который забивается под ногти, Лорин оглядывается по сторонам – никого и ничего. Только бесконечных песок и вода на расстоянии нескольких ярдов. По приближающимся тёмным тучам, напоминающие о сильной грозе и шторме, Лорин понимает, вряд ли намерена приближаться к ним ближе – ей стоит найти укрытие. Волосы на руках уже поднимаются, заставляя пошевелиться и придумать что-то получше, чем смотреть на надвигающуюся бурю.

Впереди, где-то в ярдах десяти, Лорин замечает предмет. Чем ближе она подходит, утопая босыми ногами в песок, который не кажется теплым или мягким, как будто он колет ноги мелкими иглами, заставляя жмурится каждый раз, тем больше она понимает, что предмет напоминает свадебную арку. Когда она касается цветов и украшения на ней, они вянут, превращая всё это в пыль, которая слетает с ладони Лорин слишком уж быстро. Поднимающийся ветер путает её волосы над головой, превращая в гнездо. Платье буквально срывает. Неожиданно перед ней оказывается Лукас, как и восемь месяцев назад – в костюме, ухоженный, как и всегда, красивый и молодой – «пижон», как она тогда сказала, улыбаясь тому, что он ей приятен и нравится. Но порой любовь к другим заставляет делать необдуманные поступки.

Лукас аккуратно, слишком аккуратно и нежно, берёт её ладонь в свою.

- Лорин Хорн, ты выйдешь за меня замуж? – Лукас слегка наклоняет голову и его темно-русые пряди из уложенной прически треплются от ветра, но он как будто и не замечает этого. Ни того, что в лицо летит песок или мелкие ракушки, что на них надвигается торнадо. Лукас сжимает ладони Лорин, улыбаясь и дожидаясь ответа. Она уже собирается ответить, что им пора убегать отсюда, но изо рта не вылетает и звука. Нет, его не уносит ветер – она действительно не может говорить. Раз она не может говорить, то Лорин пытается ухватиться за ладонь Лукаса и утянуть его за собой, но он не двигается с места. Ни на миллиметр. Он словно прирос к месту.

Его ноги медленно уходят в песок, засасывает в зыбучий песок. Но он все так же смотрит на Лорин, как болванчик, только её ответ заставит его пошевелиться. И Лорин пытается сделать хоть что-то, но все её попытки заканчиваются ничем, Лукас буквально исчезает у неё на глазах. По щекам стекают слезы, орошая недружелюбный песок. Лорин сжимает руку любимого до боли, до его и своей, но кошмар не прекращается.

Тучи уже нависают прямо над ними, как будто спускаясь ниже и зажимая их между двумя бедами, оставляя буквально пару глотков воздуха. Лорин уже склоняется к земле, теряя надежду на благоприятный исход – скоро она задохнется, но она не бросит Лукаса, больше нет.

Длинный вдох приносит с собой осадок в виде песка, который чешет заднюю стенку горла, заставляя почти что закашляться и лишиться последней капли жизни. Лукас уходит под толщу песка раньше, чем Лорин выпускает последний глоток. Легкие горят – боль так долго длится, словно она вообще не закончится. Беззвучный крик выходит изо рта Лорин, как и тихий шепот, разносящийся по побережью.

- Смерть, смерть, смерть…

Сильные руки хватают Лорин, встряхивая. Ей кажется, смерть не сильно и дружелюбная, она все же и так настрадалась.

- Эй, Лорин! Проснись! – Она не сразу понимает, что больше не на берегу и не теряет Лукаса – она видит его перед собой. Домашнего и живого, это всё был страшный сон. Лорин обнимает его за шею и прижимает к себе. Такая нежность заставляет Лукаса потерять ориентацию, он не привык к такому. Редкое проявление чувств Лорин после того, как она вернулась после побега. Ладони он кладёт ей на поясницу, вдыхая запах её тела, он становится сильнее от выделившегося холодного пота.

Двое жмутся друг к другу, словно они пережили смерть. По сути, Лорин делает это именно поэтому, тогда как Лукас скорее из-за жизни, ему хочется быть с Лорин, не просто проживая в одном доме, но и касаясь. Лицо Лукаса опускается на плечо, целуя сначала шею, ключицу и сжимая ладонями тело чуть сильнее. Каждое его действие приводит Лорин в чувства, она хорошо понимает, что это реальность. Ей приятно, что делает Лукас, но чем больше его ласки, тем проще вспомнить всё их прошлое и отстраниться – они так и не смогли всё поставить на места, оставляя прорехи в отношениях, которые так не вовремя всё портят.

Глава 4. Лорин Мэй. Часть 2

- Смотри, что нам пришло! – Лукас забегает с коробкой в руках в её ванну, когда Лорин обматывает себя полотенцем после душа.

- Лукас! – Лорин поворачивается к нему с крайне недоброжелательным выражением лица.

- Да прекрати! Чего я там не видел? Или ты успела наколоть чего в своем путешествии? – Лукас протягивает руку, чтобы слегка раскрыть полотенце. Лорин хватает его запястье и слегка выворачивает в неестественную позу.

- Больно! – Лукас, скорее делает вид, чем страдает от боли.

- А ты никогда не вырастешь, да?

- Тебе этого во мне не хватает? – Лукас ставит коробку на раковину, опираясь на дверь. На секунду Лорин видит в чертах Лукаса Кеннета, но молча терпит, такое вряд ли стоит услышать Лукасу. – Прости, я оставлю в комнате.

А комнате она открывает коробку. Доставая черную ткань, Лорин оседает на кровать. Поднимая за тонкие бретельки, Лорин вглядывается в ткань и через неё она может рассмотреть окружение. Слишком тонкая со вставками кольчуги, которая наверняка холодит кожу. .

- Я это не надену! – Лорин откидывает в сторону платье. Это уже слишком, Чарли со своим платьем превзошел даже себя.

- Разве Чарльз ошибался? – Лукас наверняка видел это в коробке и понятно, почему ему нравится, и он не собирается никак её спасать – ему хочется увидеть её в этом.

- Ну ладно, ты сам напросился, - говорит себе под нос Лорин, скидывая полотенце и захлопывая дверь комнаты.

Одеваясь в платье, Лорин вытаскивает из гардероба шпильки и легкий пиджак, стряхивая с них пыль. Лорин считает, что пожалеет об этом. Особенно о натёртых ногах, но ею кусает мысль, что Лукас будет смотреть на неё, зная, что не коснётся.

Лорин садится на край кровати дожидаясь, когда её позовёт Лукас в машину. Время тянется очень медленно, настолько, что Лорин почти собирается переодеться во что-то, более приличное. Но окрик Лукаса не даёт ей передумать, и она медленно и почти спокойно идет через комнату, коридор и спускается по лестнице, где снизу её уже оглядывает пара жадных светлых глаз.

- Диана Принс, вы прекрасны! Но где же ваше лассо справедливости? – Лукас выставляет руку, чтобы принять ладонь Лорин. Его пальцы нежно поглаживают кожу, слегка сжимая в конце, когда она спускается с последней ступени.

- Вообще-то, правды, но я не могу винить тебя в твоей необразованности по части комиксом.

Лукас усмехается, прижимаясь плечом к ней, передавая тепло, Лорин тоже становится комфортно и уютно – все же что-то между ними не меняется, чтобы не происходило.

Размеренная езда успокаивает их обоих от предстоящей встречи. Лукас думает о состоянии Лорин, ещё думая, что той каждый раз тяжело видеть сестру и вспоминать прошлое – он бы тоже не хотел бы видеть следы, оставленные его братом, как шрамы, которые не излечишь сеансом психотерапии. Что-то навсегда с тобой. Голова Лорин, как ни странно, тоже забита сестрой. Тем, как изменились их отношения, насколько они стали ближе после всего, делясь уже и мыслями, и своими страхами. Это ещё с трудом давалось Лорин, но она много слушала и старалась не осуждать.

В ресторан они заходят с какой-то влиятельной парой, которой кивает Лукас, бросая всего лишь коронную фразу.

- Друзья отца.

- Вот уж не думала, что у твоего отца есть друзья, - Лорин говорит это без тени негатива, правда не понимая, как у этого человека-горного куска льда вообще может быть кто-то с кем он ведёт себя проще и дружелюбнее. Она в свое время н заслужила от него ни одного доброго слова. Лорин не понимает, как Хлоя – мама Лукаса – не ушла от него.

Лукас игнорирует её фразу: они с отцом пытаются наладить связь после прошлого. Тот не любил его большую часть жизни, считая его не своим сыном, а изменой своей жены. Тому было невдомек, что и такое бывает – не все хотят бизнес, стресс и кучу денег. Кеннет гнался за властью, тогда как Лукас любил искусство. Но даже не это самое страшное в их истории – Лукас был виноват в травме отца на яхте в шторм много лет назад, после которой он хромает. После истории с Кеннетом они стали чуть ближе, но Лукасу эта близость давалась через силу – она ему не нужна уже спустя двадцать с лишним лет. Он вырос без любви отца, теперь она его вряд ли растопит.

Но как бы он не презирал отца, Лукас не хочет слышать в его адрес такие вещи, похожие на то, что сказала Лорин – каким бы он не был – он его отец. К сожалению, или счастью.

Лорин и Лукаса провожают ко столу, за которым уже сидит Патрисия и Чарли. Они безотрывно смотрят друг на друга, держась за руки и что-то заговорщицки обсуждают. Их приводит в чувство только кашель Лукаса. Они улыбаются чуть больше, встают с мест и обнимая каждого по очереди за такую встречу.

- Мы решили ничего не заказывать без вас, - говорит Чарли, садясь обратно за стол, смотря на друзей, но снова переводя взгляд на Патрисию, как будто эта информация адресуется именно ей.

- Да уж мы поняли, что вы сыты… друг другом, - Лорин старается не сводить это в иронию или сарказм, но получается плохо. Патрисия опускает ладонь на локоть сестры, кивая и принимая её слова как комплимент.

- А ты чудесно выглядишь, Лорин. Чарли всегда делает тебе лучшие наряды, - Патрисия оглядывает её жадно, по-настоящему восхищаясь красотой не только платья, но и сестры. Они с Чарли надеется, что Лорин станет проще верить в себя и любить, если она увидит, какой она может быть при желании.

Глава 5. Габриэлла Хилл. Часть 1

Габриэлла хорошо представляет того, кто сидит напротив. Каждое движение, каждое выражение на лице и иногда даже мысли, поэтому она прячется за утренней газетой с улыбкой и делает вид, что читает, время от времени перелистывая страницы, как будто она практикует итальянский. На самом деле, он даётся ей с трудом. В крайних случаях деньги решают любые языковые барьеры, это Габриэлла уяснила хорошо. Поэтому ей нравятся утренние часы в квартире именно за это – здесь и сейчас она счастлива, но боится это показывать. Укоренился страх: оно не долговечно и если кто увидит, в миг испарится.

Газета в руках Габриэллы сминается в гармошку сверху. Мужская ладонь уверено и мягко опускает серую газету на стол среди тарелок с выпечкой и фруктами.

- Габриэлла, я устал забирать законное внимание к себе у какой-то… жёлтой прессы, - Райан Калхоун – её сокурсник в университете и первый серьёзный парень – смотрит с нежностью на Габриэллу. Ему даже не обязательно что-либо говорить, и так понятно – она ему нравится не меньше. – Мне же скоро уже на работу, поэтому предлагаю проводить меня обратно в спальню и помочь со сборами.

Райан медленно и вальяжно встаёт с места, как сытый кот, и с нескрываемым желанием смотрит на Габриэллу, надеясь на её согласие – ему её отчаянно мало.

- Только если уложишь… вещи очень аккуратно, - Габриэлла встаёт с места, поправляя ладонями халат.

- Мне больше нравится, когда это получается хаотично, - Райан тянет за кушак, открывая халат. Пальцы умело освобождают Габриэллу от ненужной ткани, под ней ничего нет. Каждое прикосновение Райана заставляет Габриэллу вспомнить и их первый раз много лет назад в комнате подруги, и она чувствует себя всё той же девушкой, отхватившей самого красивого парня на курсе.

Габриэлла сама опускает ладони на шею, сцепляя пальцы в замок, когда Райан наклоняется к ней ниже и подхватывает под ягодицы, усаживая на бедра. Его правая рука проводит от основания шеи по линии позвоночника и мягко опускается на ягодицы. Райан знает, она готова – его пальцы оказываются внутри. Он дразнится, медленно вводит внутрь и быстро вынимает, каждый раз заставляя вздрогнуть, когда он задевает клитор.

- Пожалуй, я не дойду до спальни.

Он с Габриэллой на руках садится обратно на стул, освободив себя от пижамных штанов. Его губы прижимаются к вздувающейся венке на шее. Габриэлла выгибается на каждое движение, она и не представляла, что их встреча в библиотеке полгода назад закончится вот так.

Габриэлла проводит по коротким с боков волосам Райана, желая вцепиться в них, но он лишь ухмыляется ей в грудь, кусая сосок.

- Мне отрастить волосы?

Райан не даёт ей ответить, уверенными движениями продолжая их утренний секс – Габриэлле как будто никогда не надоест, настолько ей уютно с ним, как будто он стал её частью или лучше будет сказать – заполнил дыру, оставленную другим. Вспоминать Захария сейчас ей хочется в последнюю очередь, но она все равно дёргается в объятьях Райана, заставляя того остановится.

- Что с тобой, Габриэлла? – он выдыхает её имя словно воздух наслаждения, он достался ей за заслуги, но она не знает за какие. Она утыкается ему в шею, продолжая двигаться и зная, что Райан догадывается о причине, но молчит. Как бы он не хочет вытащить Денвера из её головы навсегда, у него пока не выходит, только прекращать попытки он не намерен.

Габриэлла провожает Райана на работу, накинув халат и обещая себе, что сегодня она не придёт поздно. Она взяла за привычку ходить по Вероне и искать новые места, где можно посидеть и подумать – как будто сами камни с ней говорили и рассказывали свои тайны.

Сегодня Габриэлла мыслями возвращается назад к их встрече с Райном.

Последний раз они встретились чуть больше двух лет назад на презентации её книги, он пришёл туда как друг, получив приглашение. Райан наблюдал за Габриэллой, чувствуя, как та на самом деле изменилась с их последней встречи, когда она просила его помочь с информацией о Захарии Денвере. Он свёл их со своей знакомой из газеты, которая взяла интервью у девушки, считающей, что Захария избил её. Тогда Райан тогда не очень-то радовался тому, с кем Габриэлла проводит время. Даже если Захария и не делал этого, Райан не доверял таким людям – за фасадом спокойствия и уверенности всегда скрываются тайны. Их Райан видел между строк и в книге Габриэллы. Она не выложила бы всю правду, но когда-то он знал её хорошо.

Увидев его в библиотеке, Габриэлла в первые за долгое время улыбнулась. Просто и без веской причины. Райан легко позвал её прогуляться, а после поужинать, как будто они виделись последний раз буквально вчера – он всегда обладал особенностью ничего не усложнять. Они были здесь и сейчас и у них было желание провести вместе время. Габриэлла не помнит, чтобы ответила согласием раньше, чем он подхватил её под локоть и повёл на выход из библиотеки, кинув «Самое ценное уже у меня в руках, а это всего лишь бумажки».

Габриэлла, улыбаясь как дурочка, шагала за ним и думала, если он отпустит её руку, но она снова потеряется во тьме. Райан уверенно водил её по своим любимым местам, почти что не закрывая рта, что и требовалось Габриэлле – она впитывала и забывала про свои травмы. Райан хорошо выучил язык и с легкостью общался с продавцами в магазинах.

Райану звонили раз в полчаса, но он уверено скидывал трубку, написав короткое сообщение, после и вовсе выключил мобильник, как будто догадываясь, кому он сейчас больше всего нужен. Он ни о чём не спрашивал Габриэллу: ни о том, чем она занималась всё это время, ни о маме, а он наверняка мог слышать, что с ней стряслось – она плохо помнила, кто писал сообщения соболезнования. Те недели были как в тумане, Габриэлла там была склонна к саморазрушению, как, впрочем, и сейчас. Габриэлла не следила за временем, зная, что ей точно нечем заняться, кроме прогулок и чтения, и не дёргала Райана вопросами, не особенно хотела понимать, что это закончится – она снова будет ходить в темноте, без надежды увидеть что-то важное.

Глава 6. Габриэлла Хилл. Часть 2

Габриэлла отпивает кофе из термокружки и смотрит по сторонам, укутываясь в вельветовый пиджак при сильном ветре. Осталось вспомнить совсем немного, но, кажется, самое главное.

За следующую неделю он привозит к ней необходимые вещи, расставляя на полках и развешивая в шкафу, оставляя чемодан на видном месте, как бы оставляет за Габриэллой право в любой момент указать ему на дверь. Только Габриэлла уже через два месяца убирает его подальше в гардероб, чтобы он не мозолил глаза. Ни ей, ни ему.

Они не говорят о чувствах, предпочитая доверять ощущениям и поступкам – так спокойнее. Габриэлла понемногу, но оживает. За три месяца ей удалось поправиться до своего размера, у неё снова появился аппетит, она начала разговаривать с Райаном на личные темы. Призналась в смерти матери и рассказала немного о Захарии, Райан смотрел на неё, и она знала, что и у его боли есть имя, которое она когда-то тоже узнает. Вряд ли она готова принять и его боль, и Райан это знает, касаясь её по утрам и благодаря за встречу вечером. Он любит повторять ей.

- Увидимся утром, Габриэлла Хилл, в вашей постели, - он каждый день засыпает рядом, как и просыпается. Стабильность делает её счастливой и спокойной. В этом омуте она находит силы двигаться вперёд, считая, что она вынырнет в любой момент и больно не будет.

***

- Райан, я… - Габриэлла подходит к рабочему столу у балкона, опуская листок на его документы справа. – Прочитай, как будет время.

Габриэлла уходит в спальню, не дождавшись ответа, ложась обратно в постель и обдумывая предстоящую идею для книги. Последние несколько дней она провела в своих заметках, сделанных за четыре года, где она выделяла интересные обсуждения и посты. Как профессиональный маячок, что хорошо написано и её заинтересовало.

За одной ссылкой скрылась история Кеннета Мэя. Габриэлла долго вглядывалась в газетную статью, прочитывая несколько раз и не сразу вспоминая, чем её могла зацепить эта история. Вот уже в пятый раз она продолжает видеть мужчину, возомнившего себя тем, кто в праве применять силу в адрес своей женщины. И вот Габриэлла наконец замечает верное словосочетание – семейная традиция. В голове выстраивается цепочка, которую она раскручивала в тот раз – в семье Патрисии Хорн есть традиция, что выйти замуж должна сначала старшая сестра, которая и сдала компромат в СМИ. Габриэлла ещё тогда хотела копнуть глубже, не в грязное белье, выясняя причины побоев и то, как Кеннет Мэй заплатит за это, ей нужна была информация о традиции, потому что в современном обществе это была редкость, а если так, там спрятано и кое-что поинтереснее. Габриэлла не могла объяснить свой возросший интерес в период спада, но встретившись со стеной в виде отказа Патрисии Хорн как-либо комментировать эту историю, Габриэлла даже не успела договорить, что ей не интересен Кеннет – Патрисия наверняка приняла её за «жёлтую» писаку, а телефон старшей сестры вовсе был отключен. Вспыхнув всего на пару мгновений, Габриэлла снова упала во тьму, она не смогла в тот раз побороться и быть упёртой, какой она всегда была.

Теперь же у Габриэллы есть стимул и желание двигаться – присутствие Райана, она не скажет ему о любви, как и он. Она уверена, что между ними что-то другое, чему она не знает описание, как будто они два одиночества, которые нашли друг друга. Габриэлла со снисходительной улыбкой допускает мысль о том, что она любит Райана, просто не так. Но разве бывает не такая любовь? Может, именно такая и должна быть?

Райан заходит в комнату минут через десять, сжимая в руках напечатанные листы. На нём расстёгнута рубашка и распущен галстук, он предпочитает оставаться в костюме до самого вечера, ощущая себя в нём комфортно – или в нём, или голышом. Габриэлла предпочитает хоть немного думать о нём в другом ключе, и Райан её поддерживает, отшучиваясь, что так можно и стереть его.

- Габи, - Райан впервые называет её так. Габриэлла вздрагивает, так её называл отец, с той же ноткой нежности в голове и… гордости, и он поддерживал её и с профессией, пока мама бурчала на кухне, и с такой жизнью, где она не ставит создание семьи на первый план – «ещё придёт, не волнуйся», любил говорить отец, и она и правда не волновалась – в конце концов, у неё были отец и мать. Но сначала не стало его, теперь мамы, но Габриэлла продолжала держаться за слова, понимая, это важно. Это своего рода обещание с мертвецом, но смерть не перечеркивает ничего, кроме жизни. – Я считаю… Тебе пора возвращаться в строй. По-настоящему, а не перебиваясь мелкими заказами на статьи, ты писатель. Не просто чувствуешь текст, умея им управлять, ты побуждаешь читать себя дальше и искать в словах второе дно. Может, у тебя получится уговорить сестёр во второй раз? Прошло не так и мало времени.

Райан опускается на колени перед Габриэллой, кладя её листы на покрывало рядом с ней, его голова на её коленях. Она видит, как он приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, даже скорее поделиться чем-то важным, но опять закрывает, как и глаза – время ещё не пришло. Они сидят так какое-то время, думая каждый о своём. Райан возвращается к работе, поцеловав Габриэллу в коленку перед этим, а она – к документу с сестрами Хорн. Она перечитала ещё раза три написанный текст и удовлетворенно кивнула, Райан прав, она снова пишет и прежде чем отступиться, она должна попробовать. Ей нужен план, как добраться до них. Звучит странно, но она не уверена, что всё получится, как Захарием Денвером.

Габриэлла спокойно выдыхает, чувствуя, что его имя больше не доставляет такой боли в груди, как будто падая в пустоту, оно отскочило в этот раз и ушло обратно. Но Габриэлла не собирается радоваться раньше времени – возможно, это всего лишь такой период и то, что с ней Райан и больше-то и ничего. Что она могла бы без него? Как бы она жила в Вероне, не встретив его? А если бы она встретила кого-то другого?

Глава 7. Лорин Мэй. Часть 1

Засыпает Лорин легко. Буквально стоит только скинуть обувь и платье на стул – падает на кровать прямо так, не смывая макияж и не надевая сверху пижаму. Алкоголь приятно ударяет в голову и остаётся только подчиниться - отключиться в приятную дрёму, напрочь забывая, что предыдущий опыт закончился кошмаром.

Она спит недолго, какие-то десять минут, пока в окно не бьёт ветка от порыва ветра. Сначала кажется, стекло не выдержало и лопнуло, осыпавшись на стол. Лорин садится на кровати, чувствуя липкий пот на коже и прижимая поближе к себе одеяло, как будто оно чем-то поможет. Подходя к окну, скинув с себя прежде страх, Лорин замечает трещину, даже не одну. Проводя пальцем по стеклу, Лорин касается края. Слегка неровный, но не опасный – удивительно. Как будто всего лишь визуальный обман.

За окном же штормит, и ветки ходят из стороны в сторону. Того и гляди снова попадут в окно. Удивительно, когда они только приехали с Лукасом, всё было в порядке – Лорин кажется это странным и как будто что-то ей напоминает – мимолетное ощущение важности.

Алкоголь ещё циркулирует по венам, поэтому Лорин думает не зайти ли к Лукасу в комнату. И у неё даже не возникает желание оговорить себя за такие речи. Неужели они будут до скончания века бегать друг от друга, точнее – она? Если сейчас Лорин сделает первый шаг и не пойдёт на попятную, Лукас вряд ли станет её оговаривать в этом выборе, только если начнёт шутить, а его всегда можно заткнуть поцелуем. Лорин усмехается своей мысли и прежде, чем выйти из комнаты, надевает халат – не хватало ещё появится в одном белье, это как-то совсем перебор, даже для неё.

В коридоре она останавливается вспоминая, как выскочила из комнаты на одних эмоциях в прошлом и смотрела на Лукаса через длинный коридор. Тогда он курил сигарету, обнаженный по пояс и заставляющий желать его внимания, только Лорин не верила ему. Ни в его слова, ни в поступки, думая, что он всего лишь хотел фиктивного брака, а не её сердца или понимания происходящего. Так было до поры до времени. И когда все были заняты собой, только Лукас пытался объяснить и настоящую причину сего обмана, и свои чувства. Лорин улыбается, вспоминая, его в точности до расположения полотенца на бедрах, а потом её передергивает от злости на саму себя - в следующую секунду она побежала вниз, чтобы скрыться и поехать к Тоби – своему другу вот уже многие годы и который в неё давно влюблен. Только когда началась вся эта ситуация с браком, свадьбой, единственное, что делала Лорин, игнорировала его, каждый раз убегая и не рассказывая, что же происходит. Как за день она стала невестой, а потом - женой.

Она попыталась всё объяснить в письме, отправленном из аэропорта со всеми словами, которые хотела сказать лично, только это в любом случае не заменяло правды и личного присутствия, она посылала ему и другие открытки из путешествия, но каждый раз Тоби был лишним напоминаем того, насколько она неспособна к дружбе. После того, как она вернулась, они виделись раза три, подолгу засиживаясь в кафе и стараясь сделать их дружбу не мифом. Тоби тоже изменился, ни разу не смотрел с укором или с нежностью, как раньше – он повзрослел, как и Лорин, и поэтому пытались привыкнуть к тому, что творится сейчас.

Лорин намерена вернуть их дружбу, если получится, Тоби дорог ей слишком сильно. Она даже наконец познакомила его с сестрой и планирует с родителями в скором времени, хотя те явно не горят желанием касаться прошлого, предпочитая считать удачей, что Лукас простил её за исчезновение. Они почему-то теперь души в нём не чают, и Лорин это пугает. Ей не хватило и двадцати семи лет, чтобы добиться такого же уважения, а он сделал это меньше, чем за год. Сейчас у Лорин аж скрипит на зубах, когда она проходит по коридору дальше и останавливается перед комнатой Лукаса.

- Я смогу… смогу… - Лорин убеждает себя в смелости, которую никогда особенно и не испытывает, если не считать вопросов жизни и смерти, или своей сестры – тут она готова рвать и метать.

Дверь тихо открывается, на тумбочке горит ночник, а внутри никого нет. Прежде, чем подумать, где Лукас, Лорин заходит в комнату, чтобы понять наверняка: ничего не изменилось – он всё ещё предпочитает жить в келье монаха. В маленькой и скромной комнате, тогда как в доме есть другие. Пространство кажется Лорин не только маленьким, но жутко неуютным и страшным – Лукас всё же не Гарри Поттер.

На кровати Лорин выглядывает футболку Лукаса и не замечает, как оказывается рядом и, уже схватив с одеяла, утыкается носом, вдыхая аромат тела и парфюма. Лорин очень соскучилась по нему. И сейчас, как никогда за два месяца, она готова к разговору и ещё к тёплому объятью, за последние дни на неё повлиял сон, заявление Патрисии и страшная гроза, которая до сих пор бушует на улице.

Лукас может быть только в одном месте – проявлять внизу фотографии. Но она ни разу за всё это время не замечала, чтобы он это делал ночью. И как часто его мучает бессонница, выдавая себя утром за того, кто проспал минимум часов двадцать, как на перине? Что ещё Лорин каждое утро упускает из виду, думая только о том, чтобы оттолкнуть человека, который к ней ближе всего? Она восстановила кое-какие отношения с родителями, с Тоби, с Патрисией им стало намного проще, и единственный, кто страдает после её возвращения и кто ждал её сильнее всего – одинокий Лукас, брат которого прославился на СМИ насилием, отец и мать которого потеряли часть бизнеса.

На последней ступени Лорин выдаёт скрип, но он тонет в раскатистом громе. В испуге Лорин останавливается, задерживая руки на стене и на перилле на секунду, долгую томительную секунду, задумываясь, спускаться дальше и двигаться ли вообще. Где-то внутри Лорин съедает червячок сомнения или… или опасения за что-то. За кого-то?..

Глава 8. Лорин Мэй. Часть 2

- Лорин! Я зову тебя уже в пятым раз, - громкий стук раздаётся в дверь, или Лорин так кажется, потому что она едва в состоянии приподнять голову с подушки? – Завтра готов!

- Прошу: не ори! Сейчас… сейчас я встану, - бубнит Лорин в щёлку между кроватью и одеялом, снова накрываясь с головой.

- На этот раз я тебе не поверю, - Лукас сдирает с неё одеяло, откидывая в ноги. – На тумбочке вода и таблетки. Тебе пора приходить в себя, мы к родителям обещали прийти на ужин, на этот раз ты их не прокатишь, я обещал маме, - Лукас гневно заканчивает свои слова, Лорин открывает глаза и смотрит на него, как он не сводит с неё взгляда. Не злого, скорее – просящего. – Это важно для моей мамы, а, значит, для меня. Разве я много прошу?

Лукас выходит из комнаты, громко шагая по коридору и спускаясь на кухню, со скрипом отодвигая стул и садясь на него. Стыд обрушивается на Лорин в виде красных щёк, но прежде чем она встанет, не взирая на головную боль, она приподнимается слегка над кроватью, чтобы посмотреть на состояние окна – целое, абсолютно.

- Это всего лишь гребанный сон, точно-точно!

Таблетку Лорин кидает в стакан и пока она, шипя, растворяется, Лорин уже направляется к лестнице, делая первые глотки.

- Какая же… гадость! – рвотного позыва Лорин не отмечает, наоборот – очень хочется есть.

К её счастью Лукас приготовил тосты и яичницу с беконом. Лорин поспешно садится за стол и накладывает себе на тарелку порцию.

- Доброе утро, любимая, - мямлит Лукас, откидываясь на стул и разглядывая её.

- Доброе, - с набитым ртом произносит Лорин.

- Ты неисправима, - через силу улыбается Лукас, стараясь прикрыть рот рукой, чтобы это не было видно. – Надеюсь, в твоих планах значится ужин у родителей.

- Конечно, Лукас, как я могу пропустить такой… день, - Лорин склоняет голову к тарелке, теряя часть аппетита. Она и правда не была у них после всего, но если честно, с отцом Лукаса и не горит желанием встречаться вновь, зная, к чему сведётся их визит – из-за неё он потерял кучу денег. Лорин уверена, винит он её, а не сына, из-за которого и случился весь скандал, но надеется, что Лукас и его мама – Хлоя – будут для неё своего рода подушкой безопасности и смягчат углы неприязни.

Когда время почти подходит к отъезду, Лукас нервно расхаживает по дому, иногда заглядывая в комнату и как будто ожидая, что Лорин снова придумает причину-отказ, только к своему удивлению замечает её уже одетой, делающей заметки в ежедневнике.

- Гневная запись в личный дневник?

- Ох, лучше тебе и не знать! – Лорин поворачивается к Лукасу, театрально поднимает руки верх и кричит. – Бугага!

- Так, понял, тебе сегодня не наливать, - Лукас с улыбкой выходит из комнаты, явно расслабляясь и надеясь, что сможет довести её до дома и она не выпрыгнет. В душе и Лорин на это надеется.

Поездка занимает час нервного постукивания Лукаса по рулю, постоянной смены песен по радио и нарушением правил.

- Может, я сяду за руль? – Лорин говорит это не всерьёз, но явно чувствует себя спокойнее сейчас.

- Ха-ха-ха, смешно!

И тут до Лорин доходит: неужели все нервы Лукаса не от ужина - они могли снова поговорить с Чарли и тот ему что-то сказал, более важное. Лорин останавливает себя, чтобы не ляпнуть, что знает о ночном разговоре, и не начать трясти ответы из Лукаса. Всё же она поступила не совсем корректно: должна была, как минимум, признаться в том, что подслушала их, но Лукас определенно точно начал бы расспрашивать, а почему это она оказалась внизу в такое время и этот хитрый взгляд, который всё время выводил на чистую воду. Так что, ничего, она подождёт: или когда совсем припечёт, или он сам признается, что больше хочется Лорин. Если с Пат что-то происходит, она в праве это знать.

Лукас останавливается перед воротами, рядом с которыми Лорин замечает размытые плакаты от воды с надписями «родители урода», «должен гнить в тюрьме», «денежные мешки всегда уходят от ответа». Лукас не смотрит вниз: то ли зная, что он увидит, то ли думая о другом – Лорин закусывает губу, она лишь иногда и то мимолетно думала о том, что пришлось вынести семье Лукаса. Странно, что у их дома не проводили пикеты, или просто не знали, где он живёт. В любом случае – хотелось извиниться. Да и первый раз за всё время Лорин задумалась о том, как могли измениться родители внешне, как минимум.

Лорин шумно сглотнула, когда ворота со скрипом открылись и машина медленно проехала последнее расстояние до дома по гравию. Наверху появилась Грета – домработница, о которой рассказывал Лукас. По ней видно, что она уже в почётном возрасте, но ничто в её внешнем виде не выдаёт в ней неопрятность или забывчивость. Выходя из машины, Лорин поправляет свой свитер вниз, чувствуя себя неловко под изучающим взглядом Греты – ей она нравится примерно так же, как и она ей. Чего не скажешь про неё и Лукаса. Он даже забывает о Лорин и устремляется по лестнице, целуя в обе щёки Грету и сжимая ласково локти.

- Прекрати! – она скромно улыбается, пытаясь его отодвинуть. – Лукас, когда же ты научишься манерам?

- Милая Грета, я давно не живу в этом доме и могу позволить себе шалости, тем более ты их любишь.

Как бы Грета не пыталась его отодвинуть – видно, что она его любит и по взгляду, и по тому, как проводит морщинистыми ладонями по светлому свитеру в крупную вязку.

Глава 9. Тайна писем. Часть 1

Лорин выдыхает с тихим свистом воздух прежде чем открыть коробку. В ней оказываются пять писем от разной даты, даже из разных эпох. Пальцы устремляются к письму отца, но Лорин не даёт слабины: если уж начинать, то с самого начала. С истоков того, что произошло когда-то. Лорин откладывает письма в сторону, оставляя на руках одно - с датой 1905 г. на лицевой стороне и подписью - Александра Блэк. Бумага сильно пожелтела, и в некоторых местах стёрты частично буквы, но вполне можно разобрать содержание и автора. Лорин знает, что будет дальше, только легче от этого не становится.

 «Я не хочу долгих предисловий, они тут абсолютно ни к месту. Да и подарит ли вам это успокоение? Мне кажется, нашему роду впредь это даже и не снится. Но я всё ещё надеюсь, что вы, дети и дети моих детей, доберётесь до этих писем в здравии и с желанием поверить в эту историю. Здесь нет ни одного приукрашенного слова, да, есть слепые пятна, но я просто не знаю, как такое можно объясниться на бумаге.

Так уж случилось, что у моей старшей сестры — Вирджинии — с рождения на лице было огромное тёмное родимое пятно, которое считали меткой дьявола или просто чертовщиной, предпочитая избегать её общества, а особенно — взгляда. Поэтому родители вели укромную и тихую жизнь, благочестивую, молясь и замаливая грехи, за которые их якобы так наказал бог, подарив такую дочь. С таким жизненным путём. Вирджиния не была уродиной, убери только это пятно, и она бы не уступала по красоте ни одной девушке в округе. Только никто не хотел видеть очевидного. С ней не играли, не дружили, порой кидали камни, если находили её в одиночестве под каким-нибудь деревом в роще или в поле.

Через несколько лет мама понесла меня, и родители боялись, что на свет появится такой же малыш с отметкой или ещё чего-то страшнее. Но, как говорят, на мне не было ни одного изъяна. К счастью, но и к сожалению тоже.

Я любила свою сестру тогда и люблю её и сейчас, когда пишу эти строки, только… только слишком многое успело произойти. Мы с ней были постоянно вместе, играя и придумывая очередные занятия, пока родители были заняты и руководили людьми на ферме или по дому — мы не крутились под ногами и нам не нужны были другие дети. Но время шло, и я становилась старше и красивее, по крайней мере, так говорили. Родители не могли упустить шанс и оставить двух дочерей без избранника. Поэтому я, в отличии от Вирджинии, стала появляться на балах в сопровождении родителей в то время, как сестра оставалась дома с нянечкой, которая воспитала нашу матушку. Она была из тех же людей, кто при каждом удачном случае напоминал Вирджинии о том, кто она такая и откуда появилась. «Дитя порока». «Испытание веры для этой семьи». Как будто она сама ничего не представляла, только своё пятно.

Мне же не искали любовь всей жизни. Просто я должна была оказаться в правильном месте и понравиться наиболее удачному молодому человеку, кого не смутит родство с Вирджинией, а, может, и не молодому — моего желания тут никто не спрашивал. Как я поняла позже, в то время я ничем не отличалась от сестры – мной помыкали так же легко, как и ей, просто это было в другом ключе.

И это был четвёртый выход в свет. Я уже устала танцевать и сидела рядом с матушкой, обмахиваясь веером и поддерживая светскую беседу в кругу замужних дам и их дочерей. Признаться честно, я чувствовала себя там лишней, думая о том, как одиноко сейчас Вирджинии. Рядом со мной остановился кавалер — я его не видела в наших краях. Следом подошёл хозяин дома и представил его нам. Это оказался Генри Штраус тридцати лет отроду, хотя сложно было дать ему столько. Он приехал издалека, был добрым и близким другом хозяина — это располагало к себе. Я помню, как меня в одночасье покорили его чистые голубые глаза, я даже перестала обмахиваться веером. Нет сил описывать это прошлое, снова переживая его и надеясь, что-то повернётся иначе — время беспощадно, мой друг. Через некоторое время мы решили пожениться, родителей устраивала такая партия, а я была по уши влюблена в Генри.

Только всю мою радость портила реакция сестры, день ото дня становившаяся только ядовитее и злее. Она перестала со мной разговаривать, игнорировала, когда удавалась свободная минутка между делами. Только и это было не самое страшное, хоть и было больно, что Вирджиния не может разделить счастье и порадоваться — я же никогда не ущемляла её и не обзывала. Но я была влюблена первый раз в жизни. Хотелось летать и кружиться, а она всегда возвращала с небес на землю, портив одежду, заколки, расчёски и косметику. А я всё терпела и молчала, ничего не говоря родителям, и, сглатывая сопли и слёзы, исправляла по мере сил. Вирджиния не хотела со мной об этом разговаривать, запираясь в комнате. Подсмотрев один раз за ней в замочную скважину, я увидела, она читает и произносит малопонятные слова, а порой ночью ходила куда-то. Её фигура растворялась в тумане, она приносила травы в плаще — и я опять же молчала.

В день свадьбы у себя в комнате я нашла несколько дохлых мышей, которые завернула в старую тряпку и вынесла во двор, быстро похоронив и чувствуя, как силы и терпение меня покидают. Я ясно осознала: это делает сестра и далеко не от обиды, а из-за ненависти и зависти. Ей бы тоже хотелось выйти замуж, но с таким пятном ничего ей не светило. Разве я была виновата в её участи?

Вернувшись в комнату, я нашла свадебное платье, над которым мы трудились несколько недель, разрезанным. Упала на колени и думала, что уже никогда не выйти замуж, не увидеть Генри в качестве мужа — сестра не позволит. Не помню, сколько так просидела, пока вокруг не начали копошится мама и служанки, пытаясь что-то придумать. Моё платье уже было не спасти, поэтому мама долго копалась в сундуке в поисках своего старого платья, ткань и кружево уже пожелтело. Казалось, что хуже уже не будет.

Глава 10. Тайна писем. Часть 2

Лорин отрывается от бумаги, проводя по последней строчке – это правда, но Лорин смогла перебороть желание возненавидеть. Неужели можно было ненавидить сестру ещё сильнее? Откладывая писомь в сторону, Лорин задумывается о том, что же всё-таки могло случится с Вирджинией? Выжила ли она? Куда отправилась? А как же её дети? Или смертью мужа она тоже заплатила свою цену за жизнь? Не теряя даром время, Лорин берёт второй конверт — Кларисса Штраус 1915 г.

«Для меня всё началось в 1910 г. Перед свадьбой бабушка передала письмо матери, которое та написала незадолго до своей смерти. Когда мне было пятнадцать лет, она заснула и не проснулась. Наверно, она просто устала жить без сестры и папы, которого я видела только в раннем детстве, чего совсем не помню.

Я верю в то, что случилось между мамой и тётей. И это оставило отпечаток и на нас с Оллин, которая не собиралась проверять правдивость слов матери на себе, как и я. Не хочу, очень не хочу, чтобы подобное повторилось, поэтому после своего замужества я организовала фонд семьи, в который систематически будут откладываться деньги, чтобы у всех остальных из нашего потомства был стимул не нарушать традицию и не проверять, какого это терять близких, не познав их ласки и не узнав лично. Я глубоко скучаю по маме и надеюсь, что там она встретила отца.

В 1913 г. у нас с Эдвином рождается первая девочка, которую назвали Александрой в часть матери. И после этого даже не было сомнений, что когда-то у нас будет ещё одна девочка и проклятье перейдёт на следующее поколение. И через два года появляется Беллатрис. И очень страшно смотреть на то, какой она растёт — чересчур строптивая и своенравная. Я не хочу думать, что с моими малышками что-то может случиться…»

Лорин поспешно закрывает письмо, открывая сразу третье письмо. Самое толстое из всех, в нём несколько листов, которые выглядят как дневниковые записи, и они принадлежат Беллатрис, той самой младшей дочери Клариссы, за чей характер она переживала. Она могла натворить что угодно. Лорин знает об этом.

«12 июня 1930 г.

Александра снова везде первая! Кажется, я вечно буду её тенью или жалкой копией. Она такая правильная, идеальная и думает о других. Я хочу думать только о себе и быть центром всего, чтобы мне поклонялись, любили и обожали — я это заслуживаю. Лучших тканей, лучших слуг, лучших женихов, но нет же — всё должно быть у Александры. Меня же только одёргивают по причине и без, чтобы я ждала своего часа. Я не верю в эти байки родителей про проклятье. Но когда я это сказала маме в чувствах и назвала её лгуньей и выдумщицей, лишь бы я только не мешалась под ногами, она залепила мне пощёчину. Первый раз я увидела, как она злится. И удивила не боль от больших и тяжёлых колец — её лицо. На нём читалась не скрываемое омерзение от моего поступка. Только вместо того, чтобы угомонить этим мои чувства, они сделали только хуже.»

«1 августа 1930 г.

У меня получилось! Патрик, которого присмотрели Александре в женихи и в которого она даже успела влюбиться, обратил внимание на меня — а это много чего стоило. Я добилась, чтобы он разорвал помолвку и выбрал меня. Видимо, Александра не позволяла ему себя трогать и зажимать в саду, когда как я терпела его мерзкие усы с запахом табака на своей коже с одной лишь целью — наказать сестру.»

«11 августа 1930 г.

Патрик просит моей руки у родителей, Александра тихо плачет в своей комнате, а мне они оба осточертели. Нужно было только внимание — его я и добилась. Пару дней назад на балу я встретила американца — вот это мужчина моей мечты, а не червяк-Патрик, не умеющий удержать свои руки. Луис и я влюбились с первого взгляда. Надеюсь, у родителей хватит ума отказать Патрику и выставить его за дверь пинком под зад, потому что я буду отрицать любую мерзость, что он скажет. У нас ничего не было и быть не может.»

«15 августа 1930 г.

Родители узнали о нашей связи с Луисом и отговаривают от брака — надо подождать, пока выйдет сестра замуж. Ага, конечно! Теперь десятилетиями ждать, когда на неё кто-то посмотрит с красными глазами и носом от постоянных слёз — она видите ли любила Патрика, а он так с ней поступил. Не хочу ждать, я люблю Луиса.»

«17 августа 1930 г.

Они решили использовать последний аргумент — деньги из семейного фонда, в который откладывали средства всю жизнь. Я возьму их, уверена, что нам с Луисом они понадобятся, только семье необязательно знать об этом. Пусть думают, что я соглашаюсь на их дурацкие условия.»

«21 августа 1930 г.

Мы сбежали с Луисом и деньгами. Через пару часов мы доберёмся до священника, который согласился окрестить наш брак. Я сжимаю руку Луиса, вдыхая его запах, пока он держит чемодан с деньгами на наше будущее. Не знаю, что ждёт нас дальше, но я уверена, это будет долго и счастливо.»

«22 августа 1930 г.

Дурацкая гроза длится уже несколько часов с нашего бракосочетания, и мы опаздываем на корабль в Америку. Я со спокойной душой прощаюсь с Англией — меня тут ничего не держит, пусть Александра живёт тут под вечными дождями и плачет по Патрику.»

Следующая дата очень отличается от тех, что шли до этого. Как будто кто-то специально оставил только наиболее важные выдержки.