Когда под ногами хрустит империя

1

В надежде наладить связь они предприняли вылазку, и всё шло неплохо, пока их не обстреляли с двух сторон, и Кира от неожиданности не сорвалась с бетонной кромки. Упала неудачно: ещё до того, как Рамин спустился к ней и осмотрел, поняла, что сломала ногу. Ребята и не подумали её бросить. С третьей попытки они смогли затащить её обратно на кромку, но потом обстрел возобновился, и опять пришлось лежать носом в землю, в колючие остья старой травы, и ждать. Противник стрелял в них чем-то странным, что Кира для себя назвала сгустками плазмы, или же просто плазмой, а иногда ещё разрядами, но в пробную защиту, которая накрывала капонир со щедрым куском леса, даже не целили. Может, потому, что не пробивали?

Нужно было просто доползти до края защиты, и дальше они уже будут в безопасности. Можно будет улечься под ближайшим кустом и подождать помощи. Благо кусты здесь густые, как и бывает в редколесье, спрятаться можно.

Но сперва ведь нужно доползти. Пока от вражеского оружия их защищали только бетонный выступ, а ещё скудная, подсохшая под солнцем трава, и самое серьёзное, на что можно было рассчитывать, если отползти на пяток метров выше по склону – небольшой бурелом.

Сперва Кира, конечно, предложила Лексу и Рамину, чтоб уходили без неё, а она уж как-нибудь. Но ребята даже слушать не стали, цыкнули раздражённо, выждали, а потом подхватили её за руки и потащили сперва вдоль кромки, и следом вверх по склону искусственного холма – едва только противник сделал небольшую паузу. В них пальнули пару раз уже в самый последний момент и промазали – к счастью. Кира молча терпела, пока её волокли по склону холма, насыпанного над стрелковой точкой, по траве и камням. К сожалению, эта часть укреплений была уже давно законсервирована и брошена, засыпана песком, заплыла грунтом, и использовать её было нельзя. В округе вообще мало что из бункеров можно было свободно использовать – кроме того долговременного укрепления, которое их отряд занял с самого начала.

Эта старая часть брошенного укрепрайона годилась только для того, чтоб проводить здесь испытания или учения. Но, собственно, воевать же никто и не собирался. Кто мог знать, что так случится…

– Жива? – Лекс нагнулся к Кире.

– Порядок. Сможешь наложить шину?

– Не из чего. – Он зашарил глазами по сторонам. Лес, который окружал их, был скуден, словно бы побит, крупные деревья попадались редко, и ломаных сучьев вокруг лежало мало. – Попробую. Тут уже рядом, держись.

– Держусь, – пробормотала она. Позволила ему снять с неё ремень.

Рамин нашёл вторую палку, и вместе они быстро примотали деревяшки к ноге Киры. Потом снова подхватили её за руки и поволокли дальше. До безопасной черты оставалось совсем мало, когда противник снова возобновил обстрел. Одно из деревьев, в которое попали, вздрогнуло, ветви его загорелись, и вниз посыпались горящая листва и тлеющие ошмётки коры.

– Твою ж мать…

– Прости!

– Слезь с ноги, сука!

– Погоди… Сейчас… Вот. Давай посмотрю…

– У-уй… Не трогай!.. Ребята, уходите. Скорее!

– Чёрта с два! Замолкни, Ки!

– Вы должны сообщить…

– Тут меньше ста метров, – вполголоса рявкнул Рамин. – Сейчас рванём. Ты уж не ори, Ки, ладно? А будешь орать – так шёпотом.

И действительно – стоило жужжанию и треску притухнуть, Лекс тут же подхватил её подмышки, Рамин – за ноги – и они, пригибаясь, побежали так быстро, словно у них под ногами был асфальт, а не лесные буераки, кочки и трава с кустами, в которых путались ноги. Под защиту купола они влетели все в поту и искрах горящей листвы и коры, даже Кира, хотя она просто болталась в их руках. Именно в тот момент она подумала, как неприятно будет умереть таким вот образом, на весу, словно вещмешок или куча мусора в носилках… Впрочем, любая смерть малоприятна. Не всё ли равно…

За пределами простреливаемого пространства они осторожно уронили Киру, и она слишком отчётливо почувствовала себя живой. У мёртвых ведь переломы не болят. Когда Лекс кинулся хлопать её по щекам и извиняться, она почти ничего не воспринимала, а нормально пришла в себя позже, когда он уже убежал за подмогой. Рамин остался – помог ей отползти в сторону и залечь под кустом.

Через несколько минут прибежали ещё трое их парней и донесли Киру до капонира, там поставили на ноги и помогли забраться внутрь. Пришлось чуть ли не прыгать через потерну, опираясь на руку Рамина, потому что проход был слишком узким, чтобы идти сквозь него даже вдвоём плечом к плечу. В каземате она привалилась плечом к стене, перевела дыхание, но рядом моментально появился Олег, и Кире пришлось выпрямиться. С заметным усилием.

– Расслабься, – хмуро велел он. – Лекс уже доложил. Он сказал, что вам удалось, но связь не появилась.

– Это же не вышка, капитан. По сути, это маленькая плоская антенна. Видимо, проблемы с сигналом. Опять же, облачность.

– Видимо, так и есть. Давай помогу. Лена, посмотри, что у неё там!.. Кира, нам нужна связь. И я должен знать, каковы намерения командования. Аккумулятора хватит ещё на час в лучшем случае, потом защита просто пропадёт. Времени совсем не осталось. Ты уверена, что всё работает?

– Я уверена, но на вашем месте, капитан…

– Давай без церемоний. Попроще, покороче и на «ты».

2

Кира очнулась мягко – сперва вернулось сознание, потом она осторожно шевельнула головой и открыла глаза. Боль была, но слабая, она жила в висках, однако терпеть её было можно, и давалось это легко. Ею занимался человек в форменной одежде неизвестного ей образца – он что-то делал у её правого плеча, иногда касался головы, но осторожно, даже нежно. Заметив, что Кира пришла в себя, немного поднял спинку кресла, так она узнала, что сидит, а не лежит. Руками было не шевельнуть, и мгновением позже Кира разобралась, что они крепко пристёгнуты к подлокотникам. А кресло оказалось вполне терпимым. Спинка, по крайней мере, даже удобна.

– Уже почти, – сказал человек, который ею занимался. С запозданием Кира поняла, что говорит он не ей. – Готово. Она будет понимать, что ей говорят, уже сейчас, а отвечать сможет, когда мозг адаптируется к новой языковой структуре.

– Когда это произойдёт? – прозвучал другой голос, хрипловатый.

– В границах десяти минут. Но в течение этого времени с ней нужно разговаривать, чтоб проходила адаптация.

– Тогда говори.

Вокруг было слишком много света, и это понятно. Именно так и следует допрашивать пленных, Кира знала. Она всё равно никого толком не могла видеть, потому закрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. Любое помещение звучит, нужно только уметь его слышать. Слушая и стараясь чувствовать всею собой, она скоро поняла, что пространство довольно большое, и в нём находится несколько человек. Уж явно больше двух – она воспринимала их движение и даже отчасти взгляды. Их присутствие могло что-то значить, но пока рано делать выводы.

Её слегка похлопали по щекам. Пришлось открыть глаза. Она увидела, что мужчина, занимавшийся ею, отодвинулся и теперь вдумчиво смотрел ей в глаза. Он не был похож на военного, скорее уж медик. Но самым важным было то, что выглядел он совершенно обычно: человек как человек. Европеоид. Серые глаза. Шатен. Ничего особенного.

Так кто же они, в конце концов…

– Вы меня слышите? – спросил медик, глядя очень пристально, даже напряжённо. Ни дать ни взять хирург, вырезавший у пациента что-нибудь чрезвычайно важное и теперь выясняющий, не слишком ли это оказалось критично. – В ваших интересах дать мне понять, если возникли какие-то проблемы. Это вопрос сохранности вашего мозга. Я должен знать, следует ли мне остановить процесс. Если понимаете, дайте это понять, прерывание нормально протекающего процесса может оказаться опасным.

Первой мыслью Киры было сделать вид, что она ничего не понимает. Но через мгновение уже засомневалась, что это разумно. Если чужаки способны обучить её своему языку вот так (слышала и понимала она определённо не родной язык, а какой-то другой), напрямую воздействуя на мозг, не смогут ли они так же распотрошить его, если она заупрямится?..

Конечно, бояться уже поздно, и упрямиться она всё равно будет. Но, может быть, если подать информацию голосом, удастся создать у противника ложное представление о происходящем. Соврать ему, если говорить проще. Да и самой что-нибудь полезное услышать не помешает. Хотя зачем ей это теперь… Ну, пусть будет. Вдруг пригодится.

– Да, слышу.

– Хорошо. Скажите, пожалуйста, что у вас с ногой?

– Сломана.

– Болит ли голова?

– Да. Немного болит.

– Отлично… Я закончил. – Он обернулся на кого-то, стоящего за спиной. – Думаю, уже можно пробовать. – И, поднявшись, отступил в сторону.

Глаза Киры постепенно привыкали к свету, и потому она начинала постепенно видеть того, кто теперь оказался перед ней. К тому же, он упростил её задачу, потому что сделал пару шагов навстречу и присел на табурет. Он показался ей высоким, неплохо сложенным, похоже, довольно подвижным, хоть и не таким уж молодым. Средних лет, пожалуй. У него было жёсткое, однако не жестокое лицо, уверенно стиснутые губы (это не обещало ничего хорошего) и чуть сощуренные глаза. Вряд ли близорукий, ведь смотрит почти в упор. Взглянул он твёрдо и сильно. Офицер, видимо. Даже командир. Это заметно по тому, как держится, как смотрит.

– Ваше имя и звание.

– Кира Лауш. Лейтенант технической службы. – Она пустила пробный шар и внимательно следила за реакцией.

– Подразделение?

– Батальон технического обслуживания шестой областной общевойсковой дивизии.

– Каков численный состав дивизии?

Она сморгнула.

– Одиннадцать тысяч шестьсот двадцать шесть человек.

– Какова численность подчинённого лично вам подразделения?

– Шестьдесят человек.

– И это батальон?

– Я не сказала, что командую батальоном. Я лейтенант и отвечаю за роту. Рота – шестьдесят человек.

– И? – Он отвернулся. – Как определишь?

– Трудно сказать, – ответил тот, который только что занимался Кирой. – Скорее всего да.

– Хорошо, вы свободны… Ладно, лейтенант, назовите мне боевую задачу своей дивизии.

– Не могу знать, – помедлив, ответила Кира. У неё всё не получалось понять его реакцию. Принял ли он всё то, что она сказала, или продолжает проверять?

– Сообщите то, что вам известно. Какую боевую задачу вы здесь выполняли?

3

Кира пришла в себя не вполне, и, немного очухавшись, поползла к выходу из каземата. Тело почти не повиновалось ей, и при каждом движении боль отдавала в голову, но силы ещё были, а раз так, то следовало действовать. Если и была надежда на спасение, так только сейчас. В голове мутилось, и, выглянув в проход, Кира не сразу разобралась, что тут к чему.

В соседнем каземате стреляли. Здесь были и Кенред (он, впрочем, не стрелял), и Райвен, и ещё трое бойцов, которые засели у самого входа в потерну. Потом двое пропали в ней, а чуть погодя и Райвен с оставшимся солдатом ушли следом. Может, они и остались где-то поблизости от входа в каземат, но Кира их не видела. Она могла разглядеть только Кенреда. Он осматривал пистолет, и Кира вспомнила, что в капонире оставалось кое-что из оружия. Она приподнялась на локтях и стала оглядываться в осторожной надежде. Может быть, тут в грудах обломков отыщется что-нибудь подходящее. Ну хоть что-нибудь. Оружие ведь могло выпасть и заваляться в уголке. В бою случается и не такое.

И даже когда в голове мутилось, она помнила, что в схватке будет иметь надежду хоть на что-то, только если у неё окажется подходящее оружие. Причём явно не оружие чести. Увы, честь, идущая об руку с физической силой, будет не на её стороне.

Кенред, должно быть, спиной уловил её движение, оглянулся на миг и, не выпуская из поля зрения выход из потерны, попятился поближе к ней. Присел, нашарил её плечо.

– Попробуй вернуться обратно в то помещение. Даже если твоим соотечественникам суждено тебя освободить, не хотелось бы, чтоб они тебя случайно пристрелили.

– Какая забота… – невнятно пробормотала она.

Но, как оказалось, он расслышал. Отреагировал ровно.

– Я могу себе это позволить.

И отложил чужое оружие. Осторожно подошёл ко входу в потерну, держа её на прицеле какого-то своего. Через пару мгновений по бетону простучали сапоги Крея.

– Сэр, их там около полусотни.

– Что со связью?

– Увы, пока не получается. Связь глушат. Всю.

– Где Райвен?

– Он вышел со своими бойцами, попытался помочь тому взводу, который застрял в ложбине, и вот теперь…

– Теперь ему самому не дают высунуться, так?

– Точно так, сэр.

– Кто остался здесь?

– Двое парней. Третьего ранили. Может, уже и умер.

– Понятно. Значит, будем прорываться. Сначала вдоль стен, а потом в лес…

– Нет, сэр, вам нужно уйти глубже в эти подземелья! Здесь можно обороняться.

– Но долго ли?

– Нам надо всего лишь продержаться, пока подойдут наши.

– А если не подойдут?

– Не подойдут? – Крей даже отшатнулся. – Почему вы думаете, что не подойдут?

– Потому что дело во времени. Рано или поздно подойдут, конечно, но мы не можем их поторопить, потому что связи нет, а значит, должны предполагать худшее. На это худшее нам не хватит заряда оружия. Так что используем имеющееся на подготовку прорыва и сам прорыв.

– Сэр, мы… Мы не можем знать, сколько тут местных и что у них на уме. Не представляем, есть ли поблизости засада. А что-то такое наверняка есть. Они-то свои края точно знают, каждый закуток. Землю будут носом рыть, чтоб убить вас, сэр.

Кенред посмотрел очень холодно.

– Откуда им знать, кто я такой? Если ты утверждаешь, что охота открыта на командующего, значит, подозреваешь предательство?

– Нет, сэр, конечно, нет.

– Для них мы – всего лишь небольшой отряд, самый обычный. Выгляни и попробуй дать Райвену знак, чтоб со своими пробирался налево от базы, в обход капонира. Мы к ним присоединимся.

– Есть, сэр. – И Крей поспешил в потерну.

Кенред отошёл от входа и устроился в проёме, ведущем в офицерский каземат. Он не расслаблялся, но и напрягаться не спешил. Осмотрел оружие, потом подтянул ремешки на ботинках. Потом начал хмуриться, поглядывая в сторону потерны. И будто чувствовал. В проходе зазвучали осторожные, но торопливые шаги. Крей ходил по-другому. «Сейчас полетят гранаты», – подумала Кира. Это было логично. Они полетят сразу, как только офицер начнёт стрелять, а он начнёт обязательно… Или даже раньше.

Кира зажмурилась, пережидая приступ боли, а когда открыла глаза, стрельба уже началась. Разряды резали воздух с треском, иногда что-то вспыхивало. Кира пожалела, что не послушала совета и не убралась поглубже в дальний каземат. Она приподнялась было, чтоб исправить оплошность, но тут офицер толкнул её в плечо, и Кира влетела боком в бетонный проём. Ударилась не сильно, так что движение пули, проскочившей у неё над головой и потревожившей волосы, она ощутила. И поняла, зачем он её толкнул. Но не поняла, почему.

– Осторожнее, – бросил мужчина. – Не высовывайся.

Она вспомнила, что двигаться в таких обстоятельствах можно было только по-пластунски, но в её состоянии это было почти невозможно. Поэтому она зашарила рукой в поисках отброшенного офицером пистолета. Дотянулась, когда очередной разряд сверкнул в тесном помещении и на пару мгновений ослепил её. Она не понимала, что происходит, но когда вернулось зрение, оказалось, что офицер уже не стреляет, а возится со своим оружием. За миг до того, как из потерны выглянул чужой боец, он поднял голову и рефлекторно вскинул оружие, но оно молчало.

4

Кенред знал, что в конечном итоге лёгкой эта ситуация не будет, даже если рано или поздно разрешится вполне благополучно. Поэтому решил начать с рапорта. Он принялся писать его ещё в больничной палате, пока ждал, а потом проходил осмотр. С одной стороны, не очень-то вежливо было перекидывать проблему на плечи своего временного начальника, который по факту уступал своему подчинённому и в звании, и в статусе, и во всём остальном. Но Кенред имел на это право. Кроме того, поразмыслив, он отправил копию рапорта заместителю начальника Имперской службы внутренней безопасности. У него не было другого выхода, если он не желал замолчать случившееся, но и громкий скандал поднимать не собирался. А так всё выглядело вполне пристойно.

Поэтому он удивился, что с ним связались так скоро – врач едва успел закончить осмотр и выйти из его палаты.

– Здравствуйте, граф.

– Приветствую, виконт, – ответил Кенред, подавая знак телохранителю, чтоб тот вышел и закрыл за собой дверь. Орсо Бригнол, госсекретарь и личный помощник его величества, который смотрел на Кенреда с экрана, всегда выглядел невозмутимым, непроницаемым, он умел подавать и самые чудовищные, и самые радостные новости с одинаковым выражением лица. Так что по нему нельзя было предположить, что он собирается сказать.

Обычно.

– Я должен передать вам требование как можно скорее явиться во дворец.

– В канцелярию?

– Нет. Я хотел бы поговорить с вами сам. Если вы ранены, я мог бы выделить час и приехать в госпиталь.

– Я не ранен, – с невозмутимым лицом солгал Кенред. – Сейчас приеду.

– Хорошо. – Орсо помолчал и добавил, нехотя перейдя на более неформальное общение. – Я очень уважаю тебя и очень ценю всю вашу семью. Мне немного странно даже говорить об этом, потому что, думаю, ты и сам отлично это знаешь. Поэтому, прошу, отнесись к моим словам серьёзно.

– Я всегда относился серьёзно ко всему, что вы говорите.

– Тогда обдумай ещё раз то, что ты намереваешься сделать. Твой рапорт… Словом, обдумай, пока едешь.

Кенред движением пальцев свернул голографический экран и хмуро покосился на столик у кровати, а потом – на брошенный поверх спинки стула китель, полевой и к тому же помятый. Хорошо ещё, что денщик успел отчистить его от грязи. Можно было потребовать себе парадную форму, её привезут за полчаса, но если у государственного секретаря свободное время есть именно сейчас, то лучше взять ноги в руки и как можно скорее оказаться в его кабинете. Лишних полчаса в запасе нет.

Он подхватил китель и заторопился в подземный гараж. Госпиталь кишел людьми, как муравейник насекомыми, по коридорам невозможно было бежать – постоянно пришлось бы натыкаться на людей, которые тоже куда-то спешили. И по лестнице не пробежишься – там тоже хватало персонала, да ещё многие внезапно останавливались, начинали что-то обсуждать друг с другом, размахивая экранами. Большинство из них не обращало на Кенреда ни малейшего внимания, хотя некоторые, заметив генеральские знаки различия, всё-таки концентрировались, вытягивались и даже сторонились. Но далеко не все. Кенред подавил раздражение. Значит, что-то ещё случилось, раз все так бегают. Может быть, Бригнол сообщит ему.

В машине он постарался себя успокоить. Не стоило разговаривать с государственным секретарём в раздражённом состоянии, это будет в первую очередь во вред ему самому.

До старшего секретариата от госпиталя автомобиль по выделенному тоннелю домчался за считанные минуты. У лифта уже ждал один из помощников Бригнола, так что в кабинет государственного секретаря Кенред попал очень быстро. Когда он проходил через анфиладу помещений, где работали младшие секретари с помощниками, у него появилось ощущение, что он снова оказался в госпитале.

Впрочем, и раньше было понятно – что-то происходит. Что-то важное. Он сосредоточился на тех крохах информации, которые уже у него были. Делать по ним выводы невозможно – слишком много существует вариантов толкования.

И здешняя суета – вообще не доказательство. Здесь почти всегда полно работы.

Государственный секретарь встал Кенреду навстречу, но когда за его помощником закрылась дверь, он разом превратился в Орсо Бригнола, младшего сына в графской семье, не имеющего прав на семейный титул и какие-то особые почести (виконтство он получил из рук императора), однако обладающего огромным влиянием в государстве и потому могущего говорить с сыном герцога свысока, если пожелает. Что ж, сейчас он желал побеседовать в другом ключе.

– Присаживайся.

– Благодарю.

– Приказать подать что-нибудь? Нет? Мне сообщили, что ты цел, даже не ранен, но это действительно так? Ни царапины?

– Действительно так.

– Отлично. – Бригнол сел и обхватил пальцами колено – ещё один знак, что разговаривать предстоит запросто. – Я рад, что ты не пострадал. Этот инцидент… Весьма неприятный инцидент, да. Но при всём при том твой рапорт представляет всё в очень своеобразном свете… Ты же всё отлично понимаешь. Ты не можешь не понимать, какие проблемы он способен принести всем, и тебе в первую очередь. – Кенред смотрел молча. – Послушай, чего ты хочешь добиться? Ты ведь понимаешь, какова будет реакция его величества на подобное завуалированное обвинение.

– Я даже не думал обвинять его величество.

5

Киру перестало беспокоить, что теперь она ещё дальше от свободы, чем когда была заперта в капонире, ведь её положили в чистую белую постель, провели быстрый осторожный осмотр, принялись ставить капельницу и пообещали, что сейчас станет вообще не больно. И да, можно будет поспать. Даже безразлично то, что у стены встал вроде бы безучастный, но неотвратимый, как рок, Крей. Зато в один момент Кира просто отключилась от реальности – и очнулась уже тогда, когда ей начали обрабатывать перелом. Врач при этом орал на Крея, что какой смысл наворачивать шины, если они ни фига не держат и за этим никто не следит, и лучше б тот, кто должен был следить, шины себе в задницу воткнул, причём прямо в упаковке – больше б было толку. Крей молчал и смотрел на врача с отвращением. Что он мог думать насчёт упрёков и лечения переломов в целом, врачу было предложено размышлять самостоятельно. Если захочется.

Кира каждую минуту ждала подвоха, но с ней, кажется, обращались как с обычной пациенткой, и даже разговаривали вполне вежливо. Единственное отличие – левая рука была пристёгнута к койке каким-то мягким, но прочным браслетом на цепочке. Измотанной женщине это было безразлично. Она спокойно уснула, как только с её ногой закончили, и проснулась от того, что Крей вдруг принялся хватать её за правую руку – бесцеремонно, но аккуратно.

– Пальцы тебе лечили? – хмуро спросил он. – Я тогда только залил, и всё.

– Наверное. – Кира, морщась, выдернула руку из ослабшей хватки. – А что?

– Мне велено проследить, чтоб ты была вылечена полностью, а я вспомнил, что забыл сказать про палец. Меня отзывали, я кое-что пропустил. Уже не болит? – Крей всё-таки настоял на своём, снова схватил её за руку и придирчиво осмотрел залитый гибким прозрачным пластиком мизинец. – Ладно. Пока сойдёт.

– Отпусти, – потребовала она, морщась. Его прикосновение было ей неприятно.

– Значит, всё-таки больно?

– Нет.

– Если не хотела, чтоб тебя трогали посторонние мужчины, держалась бы подальше от армии.

– И как это я выбрала карьеру, не спросив твоего совета, боже ж ты мой!

Крей усмехнулся, но на четверть шага отодвинулся от кровати.

– Можно что-то спросить?

– Нет.

– Как у вас женщины становятся военными?

– Скажем, так же, как мужчины. Сойдёт такой ответ?

Он всё ещё улыбался и не спешил поднимать перчатку.

– Просто удивлён, что хоть где-то такое возможно. Почему бы вдруг женщине захотелось стать военной? Не самая комфортная профессия… – Он подождал, но Кира молчала. – А что подвигло тебя стать офицером?

– Как понимаю, могу не отвечать.

– Можешь, конечно. Ты же не мой трофей. Но если захочешь рассказать, мне будет приятно.

– Что ж… Меня, видишь ли, не интересует делать тебе приятно.

– А жаль, не отказался б, – машинально ответил капрал – и вдруг помрачнел. – Я прошу прощения, сударыня. Не знаю, как и вырвалось. – Он помолчал и добавил спустя минуту, когда Кира решила было, что беседа окончена. – Говоря честно, признаюсь – ты вызываешь уважение. Даже если не вспоминать о том, что ты женщина.

И говорил он явно не с тем, чтоб обидеть – это она поняла. Но всё равно не ответила.

Да он ответа и не ждал.

Время тянулось тягостно. Появилась медсестра с подносом завтрака – она заметно боялась Крея, хотя тот смотрел на неё без выражения и стоял неподвижно. Девочка помогла Кире поесть, а потом дрожащим голосом попросила охранника выйти (он, как ни странно, послушно вышел и закрыл за собой дверь) и помогла раненой привести себя в порядок, даже обтёрла её влажными салфетками. Браслет с неё она так и не сняла. Медсестра смотрела на Киру почти с таким же опасением, как и на Крея, спасибо хоть, что была вежлива.

На ночь Крей остался в палате, уснул сидя на стуле, но просыпался, стоило Кире хоть чуть-чуть заворочаться – а ворочалась она, прикованная, слабо и редко. Как он умудрялся это услышать, можно было лишь гадать. Утром, когда она проснулась, Крей уже не спал, но был так же молчаливо спокоен и бдителен, как накануне вечером, и бодр, словно сумел отдохнуть на славу.

К вечеру в палату вошёл Кенред. Он шёл неловко, прижимая локоть к боку, и Кира посмотрела на него с удивлением – она не помнила, чтоб его ранило. Вот про второго (Райва, кажется) – помнила, а с этим-то что, интересно, случилось?.. Конечно, пока они ещё сидели в капонире, всё могло случиться, она ведь не смотрела за каждым из врагов во все глаза. Но что же о нём до сих пор не позаботились, ведь у них тут отличная медицина, и почему он гуляет вместо того, чтоб отлёживаться?..

Кенред взглянул на вытянувшегося «как положено» Крея. Тот коротко кивнул, мол, всё нормально, без эксцессов. Тогда офицер обратил взгляд на Киру.

– У вас здесь было тихо?

– Вполне, – ответила она.

– А вот у нас, к сожалению, шум и неразбериха. Как вы себя чувствуете?

– Более или менее. Нормально.

– Хорошо. В ближайшее время могут понадобиться ваши показания. Сейчас в лаборатории заканчивают делать тесты на безопасность конкретных химических средств для вашего организма. Не волнуйтесь, о том, чтоб вы не пострадали, здесь позаботятся.

6

Сознание возвращалось к Кире рывками: сперва рваные в клочья мысли, потом ощущение простыней под пальцами и запах чистого глаженого белья, а потом вдруг рядом – всё остальное. С дико бьющимся в груди сердцем она вскинулась, села ни кровати.

Кенред мягко остановил её, нажал на плечо и уложил обратно. У него были красные глаза и пятна синяков под глазами, и держался он ещё неуверенно, болезненно, неловко. Но, похоже, времени прошло больше, чем хотелось бы. Больше, чем обычно требуется, чтоб выйти из наркоза после операции.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он мягко.

– Я… Голова немного болит.

– Если болит немного, то это нормально, это пройдёт. Но если боль заметна и сильно мешает, то могу распорядиться, чтоб принесли средство.

– Нет, не надо. Спасибо. – Она коснулась висков, помассировала надбровья – и тут обнаружила, что наручника и цепи больше нет. Как он и обещал. – Что я рассказала?

– Всё, что было необходимо, и не более того. Вы рассказали о событиях в казематах и о том, что на меня и моих людей нападали не ваши соотечественники или представители какого-то другого народа из вашего родного мира. Подробно описали их внешний вид и последовательность действий. Звучало очень чётко и убедительно, так что теперь в верхах начнутся склоки и разбирательства. Но меня это больше, я надеюсь, не касается. Государь велел мне удалиться, так что пока я свободен.

– Да?.. И что будет теперь?

– Вы поедете вместе со мной во владения моего отца, а потом мы переберёмся в мои личные владения. Неизвестно, когда это будет. Пока мне дали месяц на то, чтоб выздороветь, и надо будет побыть на глазах у врача. В замке отца с этим проблем не возникнет. – Он вздохнул и поднялся с места. – Поедем завтра. Думаю, врачи позволят вас забрать. По их словам вы находитесь в относительном порядке и даже можете ходить, если присматривать за состоянием шин… Крей, сегодня ты будешь дежурить за дверью. Но, Кира, прошу – пока не спешите вставать. Проблему со смещением костей решили, всё зафиксировали, но лишний день в постели вам не повредит. Если что-нибудь потребуется, говорите сиделке. – И он указал на смирную девушку, сидящую у окна с рукоделием.

После чего мягко похлопал Киру по руке и ушёл. Кира, хмурясь, проводила взглядом и его, и Крея, после чего вопросительно взглянула на сиделку и уточнила, нельзя ли воды и в душ.

К её удивлению ночь прошла спокойно – головная боль отступила, плечи и нога не докучали, после ужина приятно было расслабиться на кровати в позе, которая раньше из-за оков была недоступна. Ещё когда орудовала ложкой, она обнаружила, что сломанный палец совсем не болит, и пластик покрывал уже только одну фалангу, а не весь от кончика до основания, и сустав двигался почти свободно. Кира устала от страха и беспокойства, поэтому чувствовала, пожалуй, одно только равнодушие.

Она проснулась очень рано – сиделка ещё спала, свернувшись на кушетке уютным кошачьим клубком – попробовала тихонько слезть с кровати, а потом нацелилась на дверь. Но не сделала и шага – ноги ослабли, подвернулись, и Кира шлёпнулась на пол. Она ничего не зацепила, не уронила, однако дверь тут же распахнулась, на пороге появился Крей. Именно он и поднял Киру с пола.

– Меня мутит, – пробормотала она.

– Вам следовало позвать служанку, – проворчал он и сам подал ей тазик, не показывая при этом и тени брезгливости. Действовал как опытный медбрат. – Могу привести врача. Голова сильно кружится?

– Нет. Ничего не кружится, не надо никого звать. Спасибо. Полегчало. – Кира тупо смотрела в таз. Ну что ж, понятно, что даже попытка побега не удастся, а чтоб планировать нормальный побег, она слишком мало знает о месте, где находится.

Ну… Значит, не судьба. Да и куда ей здесь бежать. Даже если она сейчас находится на окраине чужой земли, а не в самом её сердце, то всё равно, выбравшись из больницы, что почти невероятно, не сможет сориентироваться в чужом городе или посёлке. Куда идти, где прятаться, кого просить о помощи? Безнадёга…

Чуть позже ей принесли завтрак, потом сиделка помогла своей подопечной вымыться, подала новую одежду – странное, непривычное бельё, сорочку наподобие комбинации, платье с длинной юбкой, туфли, а потом и накидку с большой застёжкой на плече – и помогла надеть это всё. В новом одеянии Кира чувствовала себя скованно, неловко, однако, судя по взгляду Крея, которого наконец допустили в палату, и он смог предложить ей руку, выглядела она теперь вполне достойно и даже, может быть, привлекательно. То есть, привычно, по-местному.

В коридоре стоял Кенред – он разговаривал с врачом.

– Конечно, это ваше дело, – громко говорил медик, похлопывая по ладони свёрнутыми папочками. – Но у нас опознавательную схему вживили бы с большей степенью надёжности и намного быстрее. Вам вообще стоило указать, чтоб её ввели ещё тогда, когда соединяли части кости. Можно было поставить схему прямо в кость, так намного надёжнее…

– Меня устраивает то, что есть.

– Повторюсь – вам виднее. В остальном вашей собственности нужны только уход и реабилитация, дополнительное лечение – по желанию, не по показаниям. Ну, может быть, ещё раз стоит показать её медику для верности. Но если даже с ней случится что-нибудь неприятное, с этим справится любой провинциальный врач, ни к чему везти её в военный госпиталь.

– Если я привезу её сюда, вы её здесь примете. – Прозвучало это довольно-таки холодно.

7_1

Крей перехватил Киру за локоть и повёл мимо крыльца к неприметной дверке слева от парадной террасы. Старик, который случайно поймал на себе её напряжённый взгляд, нахмурился, мотнул головой и ушёл. Киру же провели через дверку, после чего передали на руки немолодой, но видной даме, полной достоинства и усвоенных манер. Эта женщина посмотрела на них обоих оценивающе, словно прикидывала, к какой работе приставить и его, и её.

– Это трофей его милости, – лениво сказал Крей. – Иномирянка, и она ему ещё нужна. Он распорядился удобно устроить её и позаботиться о её нуждах.

– Тогда веди её за мной. Как зовут девушку?

– Кира.

– Хорошо. Вот здесь ты будешь жить. Если тебе необходимо что-нибудь, обратись к другим девочкам. Только будь вежлива, сдержанна и помни, что в нашем мире принято вести себя тихо, спокойно и почтительно. Ты меня поняла?

Кира сообразила, что её провели по второстепенным помещениям, но всё равно была подавлена изяществом внутренних помещений, их роскошью и размахом, очарованием старины тех зал, лестниц и коридоров, в которые ей пришлось заглянуть. Увидела она и подсобные помещения, лишённые какого-либо изящества и красоты, практичные и строгие, но всё же устроенные с размахом и на несколько порядков превосходившие то, к чему она привыкла. Поэтому в ответ на предостережение Кира лишь кивнула, подавив острое желание сказать: «Да, мэм» – и осторожно заглянула в отведённую ей комнатку. Та была невелика, но уютна, приятно обставлена и уже готова к приёму нового жильца. Когда дверь закрылась, Кира легла лицом вниз на постель и с полчаса лежала. Лишь потом поднялась и осторожно заглянула в зеркало.

Шрамы на щеках были заметны, они не только выделялись красными полосами на коже, но и сминали её, где-то бугрили, а где-то оставляли западины. Шрам под губой выглядел не таким заметным, но столь же уродливым. Казалось, будто она заложила за губу фасолину или конфету. Странно и отталкивающе. Лишь с запозданием она сообразила, что отёк ещё не совсем спал, и потом, может быть, станет получше. Кира приподняла бровь и высокомерно усмехнулась в лицо своему отражению.

Во что ты вляпалась, буйная девчонка? Почему не смогла покончить с делом в капонире? Дурища. Тоже мне взялась специалист по взрывчатке! С взрывателем справиться не смогла… Надо было самой его собирать. Тогда она бы знала, почему вышла заминка… По крайней мере, смогла бы быстро пересобрать.

Кира заставила себя успокоиться и с любопытством ребёнка осмотрела пустой шкаф, развернула ночное бельё, подготовленное на подушке, а потом заглянула и в крохотную уютную ванную. После чего уселась на подоконнике и стала смотреть в окно. За окном были аллеи, обведённые кустами и ярким цветником, чуть дальше – искусственный пруд с фонтаном, снова аллея и стена башни. Над одним из кустов хлопотал садовник, и работа его, похоже, затягивалась. Может быть, из-за пасмурной погоды сад показался Кире неласковым.

В дверь стукнула чья-то уверенная рука.

– Я могу войти? – спросил Кенред.

– Уверена, что так, – невесело сострила женщина.

Он вошёл, внимательно оглядел комнату и, похоже, остался недоволен.

– Здесь тесновато. Я приказал бы, чтоб вам подобрали комнату поудобнее…

– А, собственно, зачем? И в этой хорошо.

– Уверены? Ладно. Тем более что это гостевание затянется ненадолго. Мы скоро уедем в моё имение, и там для вас подготовят комнату получше.

– Что-то случилось?

– Нет. Просто я больше люблю тергинский дом, и матушка тоже любит там бывать. В замке мне неуютно. Я задержусь здесь только затем, чтоб показаться отцовскому врачу.

– Этот человек, который нас… вас встречал – ваш отец?

– Да. Мой отец.

– У вас, я так понимаю, разногласия?

– Вы очень точно определили – именно разногласия. – Кенред присел на край её постели. – Скажите, пожалуйста, вам трудно потому, что я аристократ, или потому, что я крупный военный чин? – Он смотрел проницательно. – Или потому, что я считаюсь вашим хозяином?

– Что именно «трудно»?

– Разговаривать со мной. Мне кажется, вы не можете говорить свободно. А мне бы хотелось.

– Ну… Пожалуй, да. По множеству причин.

– Тогда, надеюсь, мы сможем преодолеть возникшие преграды… Я хотел бы, чтоб сегодня вы присутствовали на семейном ужине.

– На ужине с вашим отцом?

– Он там будет. Если пожелает, конечно. Думаю, пожелает.

– Зачем вам это нужно? Разве это не своего рода оскорбление?.. Я не знаю ваших обычаев, но у нас такое выглядит очень… выразительно и вызывающе.

Кенред посмотрел на неё, но на деле смотрел сквозь неё и очень далеко.

– Нет, это не попытка его оскорбить. Но даже если бы и так, это коснётся только меня, но уж никак не вас… Давайте попозже всё это обсудим. Я очень вас прошу, сударыня, будьте на ужине. Прикажу принести вам подходящее одеяние.

Кира не стала спорить. В общем-то, какое ей дело до семейных споров? А на ужин в высшем кругу любопытно будет взглянуть. В сопровождении служанки, которая пришла звать её в столовую, она поднялась по лестнице и осторожно, как в обиталище неведомых чудовищ, вошла в великолепную залу с длинным столом, накрытым всего на четверых. Зала была пуста. Слуга учтиво подвинул стул гостье младшего хозяина, но не успела она толком изучить приборы, разложенные вокруг тарелки, как распахнулась противоположная дверь, и вошли давешний старик и дама. Она показалась Кире такой совершенной, что сперва в голову не пришло подумать о её возрасте. Молодая, пожилая – какая разница, если женщина такая стильная, исполнена такой глубокой уверенности и внутренней гармонии.

7_2

Кенред собирался спать (его всё ещё знобило, и в целом самочувствие было не очень), но задержался, проверяя документы. Сильно задержался. Долгая служба выработала в нём привычку сперва заканчивать работу или хотя бы ставить некую логическую точку в делах и лишь потом ложиться отдыхать. И хотя сейчас спешка была уже ни к чему, всё получилось само собой.

Поэтому, когда герцог постучался в дверь, его сын ещё бодрствовал.

– Не вставай, – потребовал его светлость и взмахнул рукой. – Я помню, что ты ранен. Даже дважды. Твой денщик сказал, что ты ещё не спишь.

Кенред всё-таки поднялся и подождал, пока отец сядет за стол.

– Он не денщик.

– Ты всё время споришь не по делу. Ты и с подчинёнными так же разговариваешь? Препираешься впустую… Остался без денщика, так возьми себе камердинера! Ладно… Давай поговорим спокойно.

Сын усмехнулся и сел на постель.

– Спокойно? Давай попытаемся.

Герцог посмурнел лицом и метнул на сына суровый взгляд. Точно выверенный, полный уверенности, твёрдости и внутренней власти. Но не сработало – Кенред как улыбался, так и остался улыбаться.

– Довольно уже паясничать! Я имею право задавать вопросы. Ты бросил двор в самый опасный момент. Твой кузен Илимер действительно погиб?

– Да. Действительно.

– И ты не считаешь, что трон нуждается в нашей поддержке?

– Я отказываюсь ввязываться в борьбу за власть. Я уже об этом говорил.

– При чём тут это? Речь о судьбе трона, а не о твоих собственных амбициях, есть они или нет. Заговорщики не успокоятся, ты же знаешь, что последуют и другие выступления.

– Последуют, конечно. Но я не единственный командующий, которым располагает Генштаб.

– Вот именно! Сынок, неужели мне придётся объяснять тебе, что результатом твоего поступка станет только одно: вместо тебя отличатся другие? И я даже знаю, кто это будет.

– Гражданская война чревата тем, что командир может не только отличиться, но и стать козлом отпущения.

Его светлость ехидно сморщился.

– И ты считаешь, что так просто сделать козла отпущения из героя бернубской войны и ругадивских сражений?

– Именно – просто и очень удобно. Ты знаешь, как его величество относится ко мне. Должно быть, ты ещё не слышал, что именно меня первого и обвинили во всех этих покушениях, и освободиться от обвинения было трудно. Хорошо ещё, что я прихватил с собой иноземку-свидетельницу, которой даже самые упорные не сумели приписать политической предвзятости…

– Кенред, это всё накипь, пена!

– …Если сейчас я приму эту должность, то не буду больше иметь отношения к полевым сражениям, зато буду отвечать за них своей головой. И появится очень богатая почва для обвинений.

– То есть, только из-за этого страха ты и отказался? А как же солдатское мужество? Офицерское мужество?

– Я так и знал, что ты просто не услышишь. Офицерское мужество заключается в том, чтоб не ввязываться самому и не гнать других в сражение, которое нельзя выиграть. Это не страх. Считай это предчувствием, если желаешь.

– Я не верю во всякие там чародейства и предвидения! – воскликнул раздражённый герцог.

Кенред снова пожал плечами – этот жест у него получался легче всего.

– Хорошо, можешь назвать это результатом анализа. Ещё раз повторю: ты лучше меня знаешь, как его величество относится ко мне и как его порадует моя голова на пике.

– Я уверен, что ты ошибаешься. Ты делаешь страшную ошибку, сын.

– Я уверен, что прав. В политике стремление игнорировать очевидное всегда заканчивается очень и очень плохо.

– Ты преувеличиваешь.

– Да? – Он смотрел печально, но не требовательно. – Ты в самом деле не понимаешь? Я популярен в войсках, мои офицеры, мои ставленники, занимают высокие посты, потому что были талантливы и энергичны, и они предпочтут держать мою сторону, если перед ними встанет выбор. Более того – они очень захотят этого и станут меня уговаривать, а когда я откажусь – начнут действовать за моей спиной, желая преподнести мне «подарок». Его величество видит, что я становлюсь серьёзным соперником для его сыновей. Так что ещё одна победа не поднимет меня на гребень, а погубит. Равно как и поражение, впрочем. Ты в самом деле считаешь, что полезнее всего для империи будет мой труп?

– Нет, я так не считаю. – Герцог в один момент сник, поблек и сгорбился. Тень прошлого легла на его чело, затуманила глаза. Кенред понял, что отец вспомнил о старшем сыне, и плотнее стиснул зубы. – Нет, конечно. Но мне нужно, чтоб ты продумал всё, что последует, и понял, что у тебя просто нет выбора. Мы не можем оставить нашу семью вне политики, иначе политика разберётся с нами, и совсем не так, как нам бы хотелось. Неужели ты не понимаешь, что как только откажешься от власти, моментально ослабеешь, и тогда враги растерзают тебя – только вздохнуть успеешь!.. Хорошо, не участвуй в этой войне, раз уж так уверен. Твои слова звучат… понятно. Простительно. Раз не уверен, обожди. Отдохни. Скажись более больным, чем ты есть. Мой врач тебе в этом поможет. Он составит такие заключения, что Генштаб закажет по тебе поминки и полгода не будет трогать. Будет лишь дожидаться приглашения на похороны. Но уходить совсем ты не имеешь права. Ты должен бороться и дальше – во имя своей семьи!

8

Тергинское имение Кенреда располагалось довольно далеко от замка – целых два перехода, два часовых пояса – но добраться туда можно было меньше чем за пару часов. Скромный по меркам герцогского семейства дом – старинный, каменный, трёхэтажный, от массивного фундамента и до самой четырёхскатной черепичной крыши затканный виноградом – был окружён рощей, постепенно переходящей в лес, а восточные его окна смотрели на озеро, такое огромное, что противоположный берег прятался за горизонтом. Здесь чувствовалось дыхание тщательно сохранённой, но при этом аккуратно причёсанной старины. По крайней мере, кусты, клумбы и огромные газоны перед особняком выглядели безупречно, а цветы были поразительно подобраны по оттенкам.

– Это настоящая черепица? – спросила Кира и запрокинула голову.

– Нет, это, конечно, декоративное покрытие.

– Выглядит очень похоже. Красиво…

– Вы устали?

– Нет. От чего тут можно устать?

– Может быть, тогда прогуляемся? А пока нам подготовят комнаты. Подозреваю, прислуга в панике, ведь я предполагал, что приеду на день позже. И, кажется, забыл предупредить. И не уверен, что их предупреждал мой слуга.

– Хорошо, я не против. – Кира согласилась опереться на руку Кенреда и следом за ним прошла мимо розария через цветочные арки на берег крохотного, спрятанного между деревьев пруда – с северной части дома. Здесь была небольшая мраморная терраса, два кресла и столик, на котором явно нервничающий слуга поспешно сервировал лёгкое угощение и чай. – Они вас боятся? – с улыбкой спросила она.

– Они, как настоящие солдаты, боятся в первую очередь своего непосредственного начальника, дворецкого, – пошутил Кенред.

– О, всем известно: нет зверя страшнее дворецкого, – Кира охотно поддержала шутку. – У него и хозяева дома по одной половице ходят.

– Неужели и в других мирах у людей те же трудности? Как в это поверить!

– Да и не говорите: неужели и мы, и вы – люди?!

Кенред осознал, что самым поразительным образом и с огромным наслаждением улыбается. В это мгновение не имели значения все свалившиеся на него беды и напряжённость последних дней – сейчас ему было просто хорошо и спокойно. Но тут он заметил, как его спутница, неловко наступив на больную ногу, побледнела в один миг – тут-то он подхватил её под локти, обеспокоенный.

– Присядем? – Он стряхнул с плеча накидку и усадил её поверх. – Совсем плохо?

– Просто нога подвернулась. Извините. Сейчас буду в полном порядке…

– Хотите, отнесу вас к столу?

– Как пожелаете. Но вообще здесь замечательно. И очень красиво. Только я вам испачкаю одежду. – Она потеребила край суконной накидки, сама же смотрела на противоположную сторону озера и слегка улыбалась.

Кенред в задумчивости взглянул туда же. За прудом начинался специально подзаброшенный парк, уже теперь напоминающий аккуратный лес, а у самой воды стояла каменная беседка, эдакий полукруглый павильон с колоннами наподобие тех, которые любят ставить торговцы для своих торговых нужд, только поизящнее. «Если бы пруд был раза в четыре больше, там удобно было бы посадить взвод с дальнобойным энергоружьём, – подумал Кенред. – А так лучше дать им ладонники или просто рогатки. А вот если бы пруд был побольше, а лужайка пошире… Нет, тогда им бы ещё понадобился хороший подвал»… Он не помнил, есть ли под павильоном хороший подвал, и если есть, то хватило ли бы его ребятам с тяжёлым энергоружьём.

– Да, очень красиво… Можно спросить? Вам действительно так сильно нравится военное дело?

– Э-э… Вот так вопрос… Запросто и не ответишь…

– А если упростить?

– Совсем упростить? Ла-адно… Тогда нет.

– Нет? Тогда почему же вы им занялись?

Кира ответила долгим задумчивым взглядом.

– Кажется, я сейчас пожалею, что взяла и ответила правду… Даже толком не подумав.

– Но мне была интересна именно первая реакция. И спасибо за неё. Буду благодарен, если вы поясните свой ответ или же мотивы. Это действительно очень интересно.

– Хм… Да, пожалуй, стоит пояснить. Я не люблю войну как таковую. Война – саморазрушительная деятельность человечества. Путь самоуничтожения, средоточие всего чудовищного и бездушного по своему нравственному наполнению, если можно так сказать. Военное искусство же – это именно искусство, им интересно и увлекательно заниматься, оно предлагает изобилие сложнейших математических и логических задач. И если бы военное дело могло быть абстрактным… Но оно не может. Не для того оно существует и совершенствуется.

– Вы не любите войну как явление, а не как профессию. Я правильно понял?

– Ну, наверное, да. Сама-то по себе профессия эффектная. Но когда она бывает сама по себе?

– В дни мира, например.

– О-о… Всё-таки она не для мира. Она не абстрактна, не самодостаточна, если вы понимаете, о чём я.

– Ещё бы… И как же в вашем мире готовят офицеров?

Молодая женщина, словно очнувшись, глубоко вздохнула.

– Может, вы сразу обозначите круг вопросов, которые вас интересуют? Дадите время обдумать. Заодно сразу скажу, на какие отвечать не буду.