
☙ Доп.материалы для книги (визуалы и карта королевств) здесь: https://litnet.com/shrt/GFH2
♫ Саундтреки: Elsiane - "Mechanics of Emotion". Эта музыка меня вдохновляла...
——————— • ✤ • ———————
В подземельях Михтиоры было холодно и сыро. Прежде Тея попадала сюда лишь однажды. Когда они с Аурелией, убегая от брата, случайно заплутали в сложных лабиринтах михтийского замка. Тогда, еще девчонками, оказавшись здесь, они испытали праведный ужас. Настолько пугающе бесконечной казалась им эта громада! Теперь же внутри было тесно. И каменные своды, смыкаясь над головой, отражали эхом сотни женских голосов.
Непрерывные слезы, всхлипы и вздохи сливались в один монотонный гул. Все вокруг пропиталось страхом! Казалось, что он глядел на них сверху вниз, сползая по стенам.
«Все скоро закончится», – думала Тея, изо всех сил стараясь верить в это. Но тревожный холодок незаметно поглаживал спину, заставляя дрожать. Королевская мантия теперь укрывала чужие плечи. Тея вручила её какой-то старухе. Зачем она ей теперь…
– Ваше высочество, – прозвучало рядом.
Простоволосая, одетая в полотняное платье, девочка лет 10, смотрела на неё во всю ширь своих бездонных глаз.
– Зови меня просто Протея, – улыбнулась принцесса.
– Хорошо, – малышка, осмелев, присела рядом с ней.
Она молчала, изучая взглядом унизанное браслетами запястье. Тея встряхнула рукой, приводя их в движение. Драгоценный металл, слегка потемневший от времени, искрился изумрудными вставками даже в этом полумраке. Всего семнадцать браслетов, каждый из которых символизировал собой еще один прожитый год.
Девочка зачаровано повторила её жест головой. Судя по одежде, она принадлежала к семье не слишком богатой. Где любая обувка была на вес золота! Не говоря уже о каких бы то ни было украшениях.
Тея без раздумий сняла с руки сразу несколько сверкающих ободков и вручила их юной незнакомке.
– Держи, – сказала она.
– Ой! Мама запрещает мне брать подарки! – испуганно пролепетала девчонка.
Однако, не найдя в себе сил отказаться, она нащупала пальцами тонкие полоски золота и вцепилась в них намертво, точно те могли улизнуть.
Тея улыбнулась, воображая, как отнеслась бы к подобной выходке её собственная мать. Несмотря на бесконечное милосердие, королева не поощряла фамильярности, с детства прививая дочерям идею сословных различий. Эта мысль претила Тее! Особенно теперь, когда Аурелии не было рядом, и в стенах родительского замка не осталось родной души.
– Мне страшно, – прошептала девчонка.
– Мне тоже, – кивнула Протея.
– Но ведь святая Михтиора спасёт нас? – малышка подняла глаза, пронзая её своим незамутненным взглядом.
– Конечно, – кивнула принцесса, стараясь убедить в этом не только её, но и саму себя.
– О, Клео! – воскликнул женский голос.
Девочка испуганно дернулась, пряча за спину своё сокровище. Возникшая из толпы женщина топнула ногой, готовая обрушить на неё свой гнев, но, увидев Протею, так и застыла с открытым ртом. Тугая коса огибала шею, ниспадая к самому поясу. На ногах у неё красовались безразмерные кокосины, обувка из листьев кокосовой пальмы.
Судя по внешнему виду, люди старались взять с собой самое ценное. С животными внутрь не пускали, но кто-то умудрился пронести за пазухой летающего ежа. Всё, что взяла с собой Тея – это пять человек её собственной свиты. Которые волочились следом постоянно, невзирая на её желание.
– В-ваше высочество, – произнесла женщина, наконец, обретая способность говорить. – Простите! О, пресвятые, так стыдно! Клеома, быстро ко мне! Ах ты, мерзавка!
Девочка, краснея, сползла по стене и, незаметно для матери, сунула браслеты в широкий нагрудный карман. Её хитрое личико в обрамлении непокорных каштановых локонов обрело выражение безмолвной покорности.
– Пожалуйста, не ругайте её, – попросила принцесса.
Женщина сглотнула, удивленная подобным обращением.
– Д-да, ваше высочество! – она склонила голову, торопливо хватая дочь за руку.
Еще, будучи ребенком, Протея, вопреки материнским запретам, беззастенчиво играла с местной ребятней. Они с сестрой частенько убегали из дворца, коротали дни на пастбищах, и возвращались домой затемно, чумазыми и довольными. Детство прощало многое! А взрослая жизнь с её различиями и бесконечными сводами правил была равносильна тюремному заключению.
«Совсем скоро наступит возраст согласия», – думала Тея, ожидая миграцию в земли Хатони, где ей уготована участь стать женой наследного принца.
С будущим мужем она повстречалась однажды, в далеком детстве. Когда мать привезла их с сестрой на праздник «Великого прихода». Так хатонийцы именовали каждый тропический ливень, празднуя его окончание, и тем самым благодаря природу за то, что сохранила им жизнь.
В тот раз она впервые увидела море! И это впечатлило её куда сильнее, чем знакомство с наследным принцем. В детстве Попус был довольно упитан и неповоротлив. И это странное имя ему очень шло. Говорили, что нынче он «выправился»…
– Протея! – строгий голос матери вырвал ее из размышлений.
Тея нехотя подняла глаза. Что на сей раз? Осанка? Прическа? Хотя, едва ли в подобной ситуации маму волнует ее внешний вид. Наверняка она заметила, как принцесса отдала браслеты, и теперь от объяснений не отвертеться.
Эллата двигалась, как будто хатонийская птица среди воробьев, в ярко-огненной шали. Женщины всех возрастов, вперемешку с детьми, расступались, пропуская вперед свою королеву.
– Протея! – сказала она и запнулась, окинув взглядом подданных. На фоне платья её лицо казалось совсем белоснежным.
Тея приблизилась к матери. Внутри неприятно кольнуло.
– Мам? – произнесла она вопросительно.
Что-то едва уловимое, непривычно чужое промелькнуло в усталых глазах. Минуя дочь, Эллата взошла на каменный приступ. Теперь, глядя сверху вниз на присутствующих, она расправила плечи, как будто желая взлететь. Закованный в камень, её голос, затрепетал, отражаясь от стен:
До того, как увидеть море, Протея считала михтийское королевство, с его зеленым склонами и редколесьем, лучшим местом на земле. Солнце здесь было ласковым, природа не свирепствовала. Разве что кормилица Нерна иногда разливалась, но и её настроение уже научились предсказывать.
Раз в год небеса истекали на землю, и она, напитавшись целительной влагой, рождала цветы. Они осыпали склоны холмов, разбавляя изумрудную зелень пестрыми красками. Душистые аурелии цвета небесной зари, безупречные эллаты с позолоченными солнцем лепестками, и конечно протеи, раскрывающие по ночам свои огромные, размером с ладонь, благоухающие соцветия.
И хотя михтийские холмы до сих пор служили эталоном красоты, побережье Хатонии раз и навсегда пленило сердце юной принцессы. Одни лишь Боги могли сотворить такое буйство красок! Цветы здесь были размером с голову, а фрукты падали с деревьев, как будто соревнуясь друг с другом в спелости. От такого изобилия вкусов и форм рябило в глазах. И на радостях Тея нюхала каждый цветок, что попадался ей на пути, окуная свой маленький нос в ароматные чаши.
Хатонийским Богам не польстило её любопытство. И пыльца платогора мучнистого, едва коснувшись лица, лишила принцессу чувств на добрых пару дней. Придя в себя, она не сразу поняла, что происходит. Большая вода, что прежде приятно лизала ноги, теперь бушевала, норовя утащить за собой.
– Всего лишь шторм! – махнул рукой Попус.
«Всего лишь», – подумала Тея, наблюдая, как беснуется, кипит океанский простор.
– А ему не больно? – спросила она, глядя вдаль, туда, где зарождаются волны.
– Это Лихтия волнует воду, чтобы пробудить ото сна Лихтиона, – деловито заметил принц.
Пытаясь казаться умным, он то и дело пересказывал ей истории из жизни своих Богов. Их было так много, что к концу пребывания в королевстве Хатони, голова у Теи шла кругом.
«То ли дело у нас», – рассуждала принцесса. Холмистым землям покровительствовало всего лишь два Божества. Михтий благоволил мужчинам, а Михтиора оберегала женщин.
Еще давным-давно, когда капризная Нерна прогнала михтийцев со своих берегов, чтобы избежать затопления, люди перебрались на возвышенность, а на вершине главного из трех холмов основали дворец.
Каждое утро принцесса Тея взбегала вверх, пересчитывая босыми ногами ступени. Чтобы с высоты дворцовой башни окинуть взглядом свои владения. На юге серебрилось бескрайнее море, разделяя сияющей лентой небо и землю. Теперь она познала его вкус! Принцесса махала рукой, надеясь, что море её услышит. Мечтая, как однажды хатонийцы достроят свои корабли, и она, возглавляя флотилию, отправится покорять новые земли.
Со стороны севера её маленький мир был ограничен горами. Настолько высокими, что даже запрокинь она голову, отыскать среди облаков их вершины не представлялось возможным. Казалось, что там, за пределами гор, кончается небо, земля обрывается вниз. И всяк угодивший туда, в эту пропасть, уже не вернется назад!
Как-то раз отец прихватил юную Тею с собой, отправляясь с походом к подножию Хорнских пиков. С каждым днем в пути, леса становились прозрачнее, а после и вовсе исчезли. И вместо травы, как будто пожирая растительность, под ногами образовался камень. Его прибавлялось по мере того, как впереди отвесной стеной вырастали горы. Теперь, когда они были так близко, Протея ощутила священный трепет.
Необъятные каменные исполины вырастали из земли, как будто ноги великана, голова которого витала в облаках. Ей померещилось, что он вот-вот проснется, окаменевшие ступни дрогнут и мир вокруг, такой прекрасный и зеленый, увидев это, окаменеет.
– Вон там живут хорны, – кивнул отец куда-то вверх, где, укрытые белыми шапками, пронзали небо вершины.
– А там разве можно жить? – удивилась Протея.
Он ущипнул её за нос и усмехнулся:
– Не всем же так везет, как нам!
Отец говорил ей, что там, наверху, в хорнийских пиках всегда идёт снег. На михтийских холмах снег шёл лишь однажды, еще до рождения Теи. Те, кто видел его, говорили разное, называя «пушистым дождем» и «кусочками облака». Кто-то связывал это явление с божественной благодатью, другие с нетерпением ожидали конца света. Так, или иначе, всяк увидевший снег, называл его чудом. Тея же окончательно решила для себя, что никогда не вернется сюда! В место, где облака от холода разрывает на части…
Позже она узнала, что мир не ограничивается Хорнским пиком, и там, за хребтом есть жизнь. Бродячие паломники рассказывали о некой долине, что приютилась в расщелине гор. Укрытая ими от непогоды, она берегла в своих недрах священный Ациаполь, город всех Богов. Место настолько древнее, что в мире не было человека, который бы знал о том, как оно появилось.
Дорога к священной долине пролегала сквозь сумрачный лес. И с давних пор считалась опасной. Виной тому были не только вечно голодные волкодавы, но и «тирукары», по легенде демоны леса, живущие в корнях деревьев.
Теперь, взобравшись на башню, Протея смотрела не только на юг. Её взгляд все чаще блуждал у подножия гор, боязливо касался темнеющей в сумраке кущи лесов. Она представляла себе долину, с жемчужными водопадами, с блаженными водами диких озер, где греются, становясь на крыло, белоснежные лелибрии…
– Говорят, что война неизбежна, – проговорила Кальмия.
Девушки коротали время в сауне. Из теплой каменки валил клубами пар, приятная слабость окутала тело.
Кальмия была старше и приходилась родней королевской семье. С тех пор, как сестра уехала, Протея сдружилась с кузиной. Как и всякая урожденная михтийка, она, обладала благородством. Которое проступало сквозь светлую кожу, отражалось в зеленых глазах, облегало изящные плечи каскадом медовых прядей.
– Отец не станет развязывать войну из-за каких-то никчемных земель!
Протея махнула рукой и задумалась, вспоминая безжизненный камень. Когда-то давно подножия Хорнских гор населяли палуасы. Согласно легенде, этот древний народ спустился с вершин, желая найти плодородные земли. Да так и сгинул! Кто-то считал, что непокорных горцев настигла Божья кара, обратившая их в камень. Другие говорили, что исчезнувшие племена и есть те самые «тирукары», что прячутся в подножиях сумрачных крон.
Звук шагов разлетался по тронному залу. Одетая в темно-синее платье из бахры, Протея шла следом за матерью. В голове, опустошенной событиями последних дней, не осталось фраз, способных что-то изменить. Отец мертв, брат лежит без сознания, а они идут на аудиенцию с врагом, с виновником этого произвола!
– Чего они хотят? – Протея встала как вкопанная, наступив на лоснящийся подол.
– Метвер говорит, что они хотят мира, – спокойно ответила мать, имея в виду военачальника, который чудом уцелел в минувшей мясорубке.
– Мира? Серьезно? – воскликнула Тея.
– Тея, прошу, веди себя достойно! – взмолилась Эллата. Она подошла, изучая придирчивым взглядом дочерний наряд.
В свои 17 принцесса слегка отставала по росту. И подол слишком длинного платья приходилось поддерживать. В остальном ее облик не уступал королевскому! По-девичьи хрупкая фигура двигалась плавно и грациозно, обретая в движении легкость. Богатая грива золотящихся прядей, небрежно схваченных на затылке, украшала михтийская черная лилия.
– Расправь плечи и будь любезной, – сказала Эллата, поправляя цветок в волосах у дочери.
– Любезной? – вспыхнула Тея. – Нам впору кричать о возмездие, а не порочить честь своей семьи, любезничая с врагами!
В прорыве чувств она выхватила лилию и швырнула на пол.
Эллата, ничуть не удивленная произошедшим, подозвала к себе одну из девушек. Молодая служанка суетливо расправила лепестки цветка. Но стоило ей поднести уцелевший бутон к голове Протеи, как тот, ловко сбитый одним прикосновением, опять упал на дворцовый пол.
– К чему эти лилии, мама? – вскричала принцесса, – Уж если так, то не лучше ли предпочесть им девонскую розалию?
Эллата окаменела, с трудом сдерживая порыв. Её алые губы сжались в тонкую нить. Подобное сравнение могла позволить себе только блудница! Ведь на языке Михтии девонская розалия символизировала телесную близость.
В иной ситуации она бы не преминула наказать Протею. Но в свете последних событий дочерняя дерзость была предсказуема.
– Я прошу тебя лишь об одном, – произнесла она ровно, демонстрируя поистине королевскую выдержку. – Не усугубляй наше и без того плачевное положение. Твой брат на грани жизни и смерти. Отец…, – она осеклась. – Наша армия обезглавлена, а город доступен и истощен! Пожелай хорны взять его силой, и мы не сможем им помешать. Если они предпочитают мир войне, я пойду на все, чтобы сберечь наши земли.
Протея замолчала, смаргивая подступившие слезы. Гнев выветрился, и вместо него наступило прозрение. Она устыдилась своего легкомыслия. Возможно, сейчас матери, как никогда, была нужна её поддержка! Так неужели ради процветания михтийских холмов она не сумеет взять себя в руки?
– Прости меня, мама! Но с чего бы им хотеть мира?
Эллата не ответила. Возможно, потому, что и сама не знала всей правды. Они двинулись дальше в молчании, сопровождаемые лишь отголосками собственных шагов. Стены дворца ускользали вверх, подобно небесным сводам, удерживая на своих плечах тысячелетнюю историю их рода. То самое ценное, что пока еще оставалось незапятнанным.
У дверей зальной комнаты их встретил Атукар, королевский советник. Один из немногих, кому доверял отец. В последнее время он избегал делиться своими планами, всегда осаждая дочернее любопытство.
– Милая, политика и войны не должны отвлекать тебя, – говорил он.
Как-то раз Протея имела неосторожность сказать, что истинная мудрость правителя заключается в поддержании мира. Именно так завещали Бога!
– А я разве спрашивал твое мнение? – отрезал отец.
Тогда она сильно обиделась на него. А накануне сражения решила простить. Словно чувствуя, что больше никогда не увидит…
– Ваше высочество! – бросил Атукар. Его появление успокоило Тею.
– А мне обязательно туда идти? – скривилась она, воображая себе безобразное чудище, что ожидает их внутри переговорной залы.
– Да, принцесса! Ваше присутствие обязательно, – ответил советник.
Безупречная выправка, дневная рубашка. Никакого оружия, лишь только накидка с эмблемой их флага.
Стражники распахнули двери, и взору открылась просторная комната. Почти всю центральную часть занимал деревянный стол. Из гигантской, в обхвате как двадцать михтийцев, пятнистой сосны. На отполированном до блеска срезе были видны, как на ладони все двадцать тысяч овальных колец.
Зеркальная поверхность столешницы вздрогнула. Один из стульев жалобно треснул, и человек поднялся, заполняя собою пространство. У него не было ни рогов, ни копыт! Ни даже, как ожидала Тея, неостриженных хищных когтей. Тем не менее, он сильно отличался от всех, кого она видела прежде. Стоя в полный рост, мужчина казался огромным, возможно еще и на фоне советника. В новой должности тот быстро утратил форму.
Хорнийский король был лишен присущих мифическим существам атрибутов, но весь его облик вторил скудному, бездушному убранству переговорной залы. И в окружении холодного камня он, очевидно, чувствовал себя, как дома.
Михтийские мужчины, как правило, сбривали растительность на лице и на теле. Что было продиктовано, прежде всего, нормами гигиены. Но дикарям, очевидно, подобные нормы были неведомы? «Трудно представить, какие заросли скрывает одежда», – промелькнуло в голове у принцессы. Возможно, густая поросль помогала согреться им в лютый мороз. Так или иначе, выглядела она устрашающе, затемняя половину лица. Тяжелые надбровные дуги выдавались вперед, отягощая и без того пасмурный взгляд.
Тело чужестранца маскировали странные одежды, слишком плотные для этих земель. Бесформенные лоскуты свисали ниже пояса. Нащупав взглядом пустые ножны, Тея с облегчением выдохнула. Хотя, пожелай он свернуть им шеи, вполне мог бы справился и без оружия. И даже охранники с их остриями не успеют примчаться на помощь!
Михтийские мужчины отличались благородством, и даже самый низший простолюдин стремился походить на вельможу. С детства мальчиков обучали военному делу, но наравне с этим старались привить уважение к женщинам и любовь к искусству. На плодородных землях процветали науки, михтийцы первыми отказались торговать живым товаром и отменили телесные увечья как форму наказания. Было трудно вообразить себе жизненный уклад диковатых горцев! Возможно, они до сих пор практикуют жертвоприношения?
Другая половина михтийского замка отличалась уютом. Массивную мебель здесь оттеняли плетеные кресла, оконные проемы серебрились прозрачной тканью, а невесомые шапки горелии сизой пили воду из глиняных кадок, освежая углы.
Протея устремилась вниз, к парадному входу. Монументальные колонны, увитые диким плющом, терялись в его изумрудной зелени. И со стороны могло показаться, что вся вековая конструкция витает в воздухе.
Природа михтийских земель была щедрой и дружелюбной. И человек здесь невольно становился частью всего. Не угнетая, не пытаясь подчинить, а существуя в гармонии с окружающим миром.
Дворцовая площадь, что начиналась у подножия длинных ступеней, была переполнена. Такое случалось лишь только в периоды празднеств! Когда весь михтийский народ собирался у стен дворца, прославляя родные края. Люди пели и плясали, разбивали многочисленные прилавки, предлагая вкусить рукотворных яств. А по вечерам, когда солнце клонилось к закату, бескрайней вереницей отправлялись на берег реки. Чтобы там, загадав желание, отправить вниз по течению свой сотканный из листопряда кораблик…
Но в этот раз все было иначе! Ведь вместо михтийцев дворцовую площадь заполнили… хорны. Десятки, а может и сотни наряженных в шкуры мужчин истребляли ногами изящные клумбы. Обросшие волосом дикие звери! Они без зазрения совести трогали женщин! И бешеный хор хрипловатых наречий, похожих на лай тирукарских волков, то и дело прерывали истошные женские вопли.
От ужаса и отвращения Протея зажмурилась! Её целомудренный разум метался не в силах постичь это зрелище. Не в силах смотреть, как рушится мир. Её мир! Так незаслуженно оскверненный жестоким захватчиком. Они топтали поля, оставляя грязь под ногами, шагая кровавой поступью по древним святыням. Убивая мужчин и распиная женщин. Не щадя никого! Ибо деяниям хорнов благоволили их беспощадные лютые Боги.
Не помня себя, Протея взбежала по лестнице вверх. Все выше и выше! До самого края, где крутые ступени, совершая вираж, обрывались дворцовой стеной. Отыскав в темноте тайный лаз, она нырнула под каменную арку и выдохнула с облегчением. Как будто вершина обзорной башни могла уберечь её от врага.
Здесь, в позаброшенной тесной каморке находился молельный алтарь. Протее казалось, что Боги услышат её песнопения, если сделать его ближе к небу! Пожелтевший от времени лик Михтиоры взирал на нее сквозь пустые глазницы. Затертая от прикосновений чаша с бутонами скерции до сих пор мирроточила. И каждый раз, приходя сюда, юная принцесса первым делом опускалась на колени, чтобы воздать должное Богине плодородия.
Небо одаривало землю последней сочувственной лаской. И, окончив молитву, Протея шагнула к окну, чтоб взглянуть сверху вниз на михтийский простор. Днем отсюда, как на ладони, виднелись верховья холмов. От самой макушки к изножью, вереницей причудливых форм, обгоняя друг друга, струились ряды насаждений…
Но то, что увидела Тея теперь, привело ее в праведный ужас! Там, где прежде лежали под солнцем жемчужные пастбища, теперь полыхали пожары. Выжженные пашни, как раны на теле земли, изуродованной до неузнаваемости, зияли багряными дырами. А, вдалеке, на границе света и тени, раскинулось поле. Еще темное от павших в бою…
Принцесса медленно прислонилась к стене. У нее перехватило дыхание! И усмиренный молитвою страх пробудился внутри с новой силой. «Такое не может быть правдой», – она опустилась на каменный пол, поджала колени к груди. Казалось, что мир вокруг съежился до размеров каморки. Как скоро они найдут ее здесь? Как скоро ворвутся?
Картина увиденного все еще стояла перед глазами. Если снаружи все так, то зачем теперь жить? Достаточно было взглянуть сверху вниз, чтоб понять, какая именно судьба уготована ей в логове хорнов. Среди дикарей, где нет ничего, кроме снега и камня. Холодный и твердый пожизненный склеп!
Протея медленно встала. Там, вдалеке, на фоне чернеющего неба все еще проступала заметная громада Хорнских пиков. «За что, Михтиора?», – обратилась она к той единственной, кто мог услышать её сейчас. Но Богиня молчала!
Протея скомкала длинный подол, легко взобралась на подоконник. Посмотрела вниз, все еще крепко держась одной рукой за каменный выступ. «Всего лишь шаг, один короткий шаг», – размышляла она, пытаясь рассчитать, как долго придется лететь. А вдруг Михтиора подарит ей крылья?
Светлячки багряного пламени кружились. Так близко и так далеко! «Всего один шаг»…
– Принцесса Тея! Принцесса Тея! – послышался чей-то голос. Он становился все громче и наконец, ворвался в комнату.
Протея испуганно вцепилась в подоконник, едва не потеряв равновесие. Девчонка служанка, просунув голову в узкую щель, радостно взирала на нее своими карие глазами.
– Вот вы где! – прокричала она. – Слезайте немедленно! Принц Мордий очнулся!
…В комнате пахло горячей водой и дымом камелии. Мордий лежал на постели, обмякший и совершенно бледный. Её красивый и сильный брат! Казалось, что от него оставили половину. Широкую грудь пересекала тугая повязка. Под ней багровела, сочилась кровью свежая рана. Малейшее движение отзывалось болью в серых глазах. Глубокие тени залегли по щекам.
Протея сглотнула. Она поспешила к нему, стараясь не смотреть на пропитанные кровью полотенца. Королевский лекарь сказал, что он будет жить. Потерял много крови, но все-таки выжил!
– Мордий, – позвала она, и сердце тоскливо заныло.
Брат увидел её и улыбнулся:
– Ты здесь.
– Лежи! – велела Протея, – Только не двигайся!
– Отец…, – произнес он надломлено.
Она кивнула.
– Я видел, кто его…, – Мордий яростно стиснул челюсти, на потрескавшихся губах выступила кровь.
– Не думай об этом! Прошу! – взмолилась она.
Брат откинулся на подушки. По всей видимости, запас его сил истощился.
– Я слышал, что мир подписали, – хрипло выдохнул он.
– Теперь все будет хорошо! – кивнула Протея.
Они переглянулись, как будто не желая признавать, насколько все плохо.
– Принцесса Тея! Принцесса Тея! Пора вставать! – навязчивый голос служанки вырвал ее из сонного забытья.
Простыни хрустнули в ответ на попытку подняться. Ослабленный бессонницей организм противился этому, умоляя остаться в постели. Из окна внутрь комнаты лился мягкий рассветный огонь. Солнце уже пробуждалось, рассеивая темноту небосвода. Всего лишь еще одно утро! Служанки Софора, Катальпа и Дара суетливо мельтешили по комнате, одергивая шторы на окнах, расправляя измятые простыни и согревая купальную воду.
– Её высочество велела вам облачиться в михтийскую робу, – произнесла Дара. Она кивнула в сторону шкафа.
Внутри затемненной ниши висело одно единственное платье. Невзрачное одеяние, сшитое из грубого сукна, с длинными рукавами и высоким воротом.
Комнату заполнил аромат цветочного мыла. Протея обнажилась и шагнула в купальню, стараясь не думать о том, что это в последний раз. Кто знает, быть может у хорнов не принято мыться? Она опустилась на дно, разомлевшее тело окутало жаром. Софора взяла с пола ковшик и принялась зачерпывать теплую жидкость.
Вода остывала медленно, источая пары. На поверхности, как на озере, дрейфовали завитки акацита. «Что еще взять с собой?», – размышляла Протея, – «Небо? Воздух? Семена цветов?». Но они же погибнут в студеных землях! Как и она сама.
– Принцесса Тея! – послышалось сзади.
Она обернулась и увидела Катальпу. Девушка сжимала в руках… труп животного.
– Что это? – отшатнулась Протея.
– Это дар его величества, короля Хороса, – простодушно пояснила служанка.
– Хродеса! – мрачно поправила Дара.
Они развернули накидку, увлеченно изучая ее со всех сторон. Густая темная шерсть лоснилась на свету, ниспадая до самого пола. Было трудно понять, какому зверю принадлежала шкура. Но одна лишь мысль облачиться в нее вызывала волну отвращения.
Протея поморщилась.
– Верните обратно! – велела она.
– Но их высочество уже покинули дворцовые покои, – испуганно пролепетала Катальпа. Самая младшая из служанок.
Она громко шмыгнула носом:
– А вы же вернетесь? Принцесса Тея!
– А ну замолчи! – одернула Дара.
Протея закуталась в теплую шаль и выглянула в окно. С высоты второго этажа был виден придворный мостик. Взад-вперед сновали суетливые конюхи, кухарка с кастрюлей наперевес выливала остатки похлебки в помойную яму. В кронах могучих деревьев беспокойно перекликались птицы, и михтийские гончие, неся трудовую вахту, оглашали свирепым лаем постоялый двор. Всего лишь еще одно утро! Которых случалось так много…
Нарядившись в «походное платье», Протея расправила плечи. Из зеркала на нее смотрела красивая юная михтийка. И даже суконная роба с повязкой на талии ничуть не испортила образ. Тяжелые пряди пронизанных лентой волос спускались до поясницы, открывая взору жемчужную мягкость обласканной солнцем кожи. Отверстия маленьких ушек украшали массивные серьги из лунного камня, в михтийской религии – символа добродетели.
Она внимательно и долго смотрела в глаза своему отражению, наблюдая, как взгляд обретает уверенность. «Я не стану бояться! Не позволю им видеть свой страх!», – решила Протея. Время пришло, и промедление грозило лишь новой волной отчаяния…
Дворцовая площадь теперь представляла унылое зрелище. Словно её поразили небесные стрелы! Но это были всего лишь хорны, что отмечали свою победу. У подножия каменной лестницы, преграждая дорогу, стояла большая повозка из темного дерева.
От вида зарешеченных окон у Протеи забилось сердце. «Тюрьма на колесах! Возможно, в таких конвоируют пленных?», – решила она. Лошади тоже были другими, и тяжеловесная поклажа померкла на фоне гривастых голов.
«Дикие нечесаные жеребцы», – подумала Тея.
– Принцесса! – позвала Катальпа.
Протея очнулась, отводя глаза в сторону, где мать в сопровождении двух служанок уже встречала её конвоиров.
На фоне своих сыновей король головорезов уже не казался таким исполином.
– Мой дар не по вкусу михтийке? – презрительно бросил он.
Мать сделала жест, и Катальпа поспешно накинула дарованный хорнами мех на узкие плечи Протеи. Она сглотнула, подавляя отвращение.
– Мои сыновья, Рухон и Таур! – представил король.
Хорнийские принцы стояли по обе руки от него. Широкие плечи обоих укрывали животные шкуры, а в ножнах теперь красовались мечи...
– Дочь моя, – проговорила Эллата с достоинством, – Благословляю тебя и вручаю в земли хорнийские! Да будет властью тебе власть иная, но милосердная. Да будет словом твоим слово мужнее, справедливое.
Протея медлила, вспоминая слова михтионской клятвы.
– Матушка! – дрожащим голосом произнесла она, – Клянусь беречь заветы предков своих, и чтить Богов истинных до конца дней своих.
Принцесса склонила голову.
– Дитя! – Эллата прижала её к себе.
От материнских волос пахло розовым маслом, кружевная накидка ласкала щеку. Как редко они обнимались. Как жаль, что уже не успеть! На секунду Протея закрыла глаза. Время замедлилось и потекло в обратную сторону. Вот ей десять лет, на улице полдень, и нянечка Руна готовит обед…
Эллата, мягко отстраняя, взяла дочь за руку.
– Да хранит тебя лик пресвятой Михтиоры! – прошептала она и вложила ей что-то в ладонь.
– В путь! – прозвучал грозный голос.
Возничий спрыгнул с лошади и распахнул широкие дверцы.
Протея возвела глаза к небу. Михтийский дворец все также стоял позади, выступая остриями башен на фоне рассветного зарева. В золотистом ореоле солнечного света мелькали, кружась, беспокойные птицы. Подлетая как можно выше, они ныряли вниз головой, совсем не боясь разбиться о камень.

Изнутри повозка была обита шкурами мёртвых животных. Вроде той, что была у неё на плечах. Тея с трудом подавляла в себе отвращение, и старалась сидеть, ничего не касаясь. Выходило с трудом! Ведь повозку качало на ухабистой дороге. Чтобы не расплакаться, она сжимала в руке деревянную руну. И водила по ней пальцем, повторяя выжженный символ. В зарешеченной раме окна проплывали михтийские дали. За холмом разгорался пожар. Перед глазами у Теи то и дело воскресала картина, открывшаяся ей с высоты дворцовой башни. Она гнала прочь мысли о том, что ждёт её впереди. Они не станут её истязать! Как говорилось в писании, где в падших землях жестоким Богам приносили в угоду нетронутых дев.
Один из пронёсшихся мимо всадников обернулся и что-то крикнул другому. Другой проследил его взгляд, и Тея невольно попятилась. Хорнийский язык походил на рычание. Буквы впивались в её затуманенный мозг, заставляли молиться с удвоенной силой. Хотя Михтиора однажды уже не спасла её, но Тея старательно верила в то, что она не допустит погибели.
Повозку тряхнуло так сильно, что Тею подбросило вверх. И она бы упала! Если бы в этот момент, сидевший впереди хорн, не поймал её. Ладонь его пришлась аккурат ей чуть выше локтя. А её рука машинально упёрлась в его выступающий мускул. Тот вздрогнул в ответ, и Протея одёрнула руку. Пальцы второй продолжали сжимать талисман.
- Инхормо ерохн (Хороший трофей), - хрипло выдохнул он ей в лицо и отбросил обратно на лавку.
Она так и не осознала, который из двоих – её наречённый. Да и есть ли в этом какая-то разница? В голове, прерывая потоки страданий, возникала и таяла мысль. Покончить с собой ещё до того, как кто-то из них посмеет коснуться её.
- Керхынын (Остынь), - отозвался хорн, сидевший по правую руку.
Хищный взгляд на мгновение коснулся её и от этого «прикосновения» по спине пробежал холодок. Тея отвела глаза в сторону, слыша их разговор, но не понимая, о чём он. О ней! Ну, о чём же ещё? О своей триумфальной победе. При мысли об этом глаза наполнялись слезами. И только лишь значимость собственной роли держала её на плаву. Гарантия мира – принцесса! И жизнью своей она обеспечит сохранность михтийских земель.
Другой произнёс:
- Мэхарде нё (Почему он)?
- Камихе (Потому)! – рявкнул сидевший сбоку. Тея вздрогнула.
- Яс кун дэ мон хмэтаре краэ (Но ведь это я убил короля), - процедил его брат. Каждое слово он точно выплёвывал.
- Зерхон (Замолчите)! – прервал разногласия сдержанный тон короля, - Крами ка нэс (Потому, что он старше).
На какое-то время внутри воцарилось молчание. Тея закрыла глаза, подавляя возникшую тошноту. Её мутило от качки и запаха жжёной плоти. Небо рождалось заново, являя взору свой свет. Отражаясь им в капельках лунной росы на ушах у принцессы.
- В михтийских землях не знают хорнийский язык? – услышала Тея.
Она вздрогнула, посмотрев в его сторону. Король сидел, горделиво раскинув на жёсткой скамье своё необъятное тело. Настолько жёсткой, что бёдра у Теи сводило от боли.
- В том не было необходимости, - произнесла она.
- Теперь будет, - ответил король, не сводя с неё глаз.
Ей хотелось добавить, что скорее петух запоёт по-хорнийски, чем она скажет хоть слово на их языке. Но Протея сдержалась! Лишь одарила его несговорчивым взглядом. Жалея, что она не сурийская ведьма, которые, если верить молве, навлекали проклятие, глядя в глаза.
Вдруг повозка качнулась и встала, конь протяжно заржал. И снаружи послышались громкие выкрики. Тея взглянула в окно, гадая, уж не явила ли Михтиора чудо, отправив на землю посланника? Того, кто спасёт её из рук этих нелюдей.
- Оставайтесь внутри, - бросил ей хорн и они, один за другим, вышли наружу.
Принцесса осталась одна. Впервые за время в пути. Её тело взывало о милости, но выходить было страшно. Она отодвинула край полотна и поняла, что стоять будут долго. Хорны спешились, бросив коней, разбрелись, кто куда. Вздохнув напоследок и придав взгляду холодность, Тея решилась покинуть убежище. Тело объяло прохладой, стоило выйти на улицу, и она на мгновение пожалела, что оставила шкуру животного на деревянной скамье. Как далеко они удалились от Михтии? От дома, от Мордия с мамой. И от отца. При мысли о папе в груди сжалось сердце, и влага опять подступила к глазам. Как жестоко было не дать ей проститься, словно им не хватило того, что он мёртв.
- Рахныыы (Смотрите)! - протянул за спиной чей-то голос.
Она обернулась. Перед ней возвышался один из хорнийцев. К нему с двух сторон приближались другие. Протея и раньше слыхала о том, что хорнийских мужчин отличает массивное телосложение. Но только теперь, оказавшись так близко, она ощутила их мощь на себе. Лоскутья одежды и шкуры лишь придавали им сходства с животными. Тея поёжилась, вполне живописно представив себе, что каждый из них мог бы лишить её жизни, имея на то основания. Но едва ли хорнийские варвары рискнут навредить королевской особе.
- Михта лэма (Михтийская шлюха), - рассмеялся один из них.
Тея расправила плечи, серьги в ушах полыхнули. Они окружали, её. Эти звери! Как будто желали убить.
- Кисы намо (Засадить бы ей), - искривлённое в едкой усмешке лицо затерялось среди остальных. Бороды не позволяли отличить одного от другого. И жуткий всплеск паники едва не заставил её закричать. Но Тея взамен только всхлипнула, когда локон её оказался намотан на палец. Хорн приблизился, втянул носом воздух. Словно нюхал её, как добычу.
- Лэма ких (Мандой пахнет), - прохрипел он, сжимая в руке прядь золотистых волос. Они казались ещё светлее, на фоне испачканной кожи. Их плоть была тёмной, и Тея невольно подумала, что будет, если отмыть их в купальне с горячей водой?
- Исанерок кухман (Попробовать хочешь)? - проговорил кто-то и Тея поморщилась. Тот запах, что исходил от них, напоминал ей конюшню. Даже лошади пахли приятнее!
Она собрала всю волю в кулак и отпрянула, чуть не угодив в руки к другому. Тот усмехнулся:
Разбуженная тишиной, Протея сидела, боясь шевельнуться. Казалось, что мир вокруг неё умер, время остановилось и всё, что она увидит, открыв глаза, будет безжизненным и пустым. Ни единого звука, только странный, почти осязаемый признак чужого присутствия. Веки ее, наконец, задрожали и ресницы, слипшиеся от долгого сна, тяжело приподнялись, обнажая тёмно-синий сапфир её глаз. Первым, что увидела Тея, был мех, который лежал на плечах. Складки увесистой шубы скрывали колени, подол расползался в ногах. И девушка, точно маленький дикий зверёк, утопала в нём всем своим существом.
«Где я?», - сонно подумала Тея. Прежде, чем ощутить на себе чей-то пристальный взор. Три пары глаз беззастенчиво щупали Тею во сне. Оттого её сон был таким беспокойным! Она потянулась, давая понять, что желает избавить себя от такого внимания. Щёки её покраснели, изнеженный профиль разгладился, а золотистые пряди волос разметало по хрупким плечам. Мужчины, ничуть не смутившись её пробуждению, продолжали смотреть. Сама же Протея не решалась поднять на них взгляд, боясь повстречаться глазами.
- Вы отдохнули, принцесса? – осведомился король.
- Благодарю вас, - робко бросила Тея, укрощая свои непокорные пряди.
Сыновья, не в пример королю, были немногословны. Если младший порой говорил что-нибудь, то старший ему отвечал односложно. Он выглядел так, точно был недоволен полученным «даром». Михтийская нимфа была ему не по вкусу! Знал бы он, насколько противен ей сам…
- Ночь наступает, здесь разобьём лагерь, - поставил в известность король. И только теперь она поняла, что небосвод потускнел, полог тьмы ниспадал, заглушая зелёную сочность холмов. Только где же они?
Бросив взгляд за окно, Протея увидела тёмные полосы гор, в отдалении – сумрачный лес и дневное светило, одетое в свой «подвенечный» наряд. Ей хотелось спросить, долго ли им предстоит добираться? Сколько минует подобных ночей, прежде чем хорны доставят её в свой каменный склеп? Братья переглянулись, и младший, которого звали Рухон, усмехнувшись, спросил:
- Юрхам сы (Не терпится)?
Старший дёрнул плечами, и хмуро ответил ему:
- Ху ка нёр (Ты о чём)?
- Кэ! Амкуру ныс мо (Как! Право первой ночи), – продолжил другой.
Тея не знала, что всё это значит. Но всем нутром ощущала, что речь идёт снова о ней.
- Зерхон (Заткнись), - огрызнулся хорниец.
Младший взглянул на неё плотоядно, и от этого взгляда ей стало не по себе.
- Яс кум бар сы (Я бы не медлил), - вкрадчиво выдохнул он.
- Тэра (Тихо)! – вмешался король, который до сей поры молча, следил за Протеей, - Мо бур ката сильба (Ночь будет после свадьбы)!
Его отпрыски спорить не стали. Старший вышел. За ним поспешил и второй. От распахнутой дверцы тянуло прохладой, и Протея сильнее закуталась в мех. Как бы ни был противен ей прежде, но теперь только он согревал. Король бесстрастно взглянул на неё:
- Я распоряжусь, чтобы для вас соорудили шатёр.
Протея кивнула в ответ. Ей было всё равно, где коротать эту ночь. Она преспокойно могла бы остаться в карете. Только бы дальше от них…
Оставшись одна, принцесса теперь не рискнула покинуть пределы клетушки. Вокруг экипажа сновали зажженные факелы. Хорнийцы устроили лагерь. Ей было видно, как лошадей сбили в стадо. Как посреди лысой пустоши вырастают шатры и палатки. Вскоре вспыхнувший в центре костёр осветил это странное место. Редкие кроны деревьев здесь были совсем не такими, как дома. Заострённые пики макушек смотрелись сурово, а длинные ветви, одетые в странный наряд, доставали почти до земли.
Тея не знала, сколько времени прошло, прежде чем дверца кареты открылась. Какой-то хорниец засунул внутрь голову и кивнул ей, веля выходить. Принцесса не сдвинулась с места! Он недовольно выругался, тем самым лишь только усилив её нежелание. Казалось, в хорнийском наречии не было ласковых слов. И каждое слово могло быть ругательством.
- Халу (Служанка)! – крикнул он себе за спину.
Через мгновение в проеме двери появилась та самая женщина. Тея узнала её, и от сердца слегка отлегло.
- Хорен, хорен (Идёмте, идёмте), - залепетала служанка и, что бы это ни значило, в её исполнении выходило гораздо приятнее. На этот раз Тея пошла, прихватив с собой шубу. И тут же почувствовав необходимость в ней, укутала плечи.
Было зябко, как после дождя. Земля источала холодную сырость, а воздух кишел ароматами леса, близость которого ощущалась задолго до сумрачной кромки. Щупая почву ногами, Протея вдруг осознала, что под ней не земля. Это был камень! Твёрдый, отточенный временем. Словно пол у них во дворце. Кое-где пласты каменных плит наплывали друг на друга, образуя подобие слоёного пирога. В прорехах ютилась растительность, а по бокам, разрывая твердыню на части, вырастали деревья. Одно из таких оказалось у них на пути. Тея ахнула, увидев вблизи его исполинские ветви. Вместо листьев на них были иглы! Она побоялась коснуться, а только смотрела растерянно и удивлённо.
- Ямбу[1], - улыбнулась служанка. И ухватила одну из них, вызвав у Теи испуганный вздох. Иголки остались в руке и воздух наполнился запахом хвои.
- Михтийские сосны другие, - сказала принцесса, позабыв на мгновение о том, что служанка не знает её языка, - У них мягкие длинные иглы, совсем не такие колючие.
Она дотронулась пальцем до веточки и тут же одёрнула руку.
- Вас ждёт ещё много открытий, принцесса, - из сумрака вышел хорнийский король. Чернавка попятилась, склоняя голову низко. Настолько, что Тея смогла разглядеть позвонки у неё на спине. Она поглубже вдохнула и опустила глаза, готовясь дать остроумный ответ предводителю хорнов.
- Позвольте сопроводить вас в опочивальню? – в глазах у него промелькнула какая-то искра. И Тея подумала, что виной тому могло быть обилие факелов, один из которых сиял в глубине его тёмных зрачков.
Она, молча пошла рядом с ним. Хотя в компании служанки ей было гораздо приятнее, чем в обществе короля. Мех подчёркивал ширину его плеч, а в густой бороде проступала заметная седина. Высокий и статный, он невольно напомнил отца. Тея пыталась не сравнивать их! Но мозг, в обход всем запретам, принялся вспоминать его покрытые мантией плечи и тёплый любящий взгляд, который Тея уже никогда не увидит…
Дорога тянулась ожившей картиной. Протея сбилась со счёту, сколько дней и ночей они провели в окружении этих безжизненных странных ландшафтов. Пейзаж за окном становился всё более однообразным. Серый камень студёными глыбами возникал по бокам, как будто давая понять, что именно здесь протекает незримая грань между прошлой и нынешней жизнью. Перед ней возникало то самое плато, ради которого два чуждых друг другу народа затеяли эту войну.
«Разве этот пустынный рельеф стоил тысячи жизней?», - то и дело думала Тея. Она утратила силы бороться, устала, точно внешний мир вторгся в неё, остудив своим холодом девичий пыл.
И вот, как-то раз, очнувшись от тяжкой дремоты, Тея увидела нечто такое, чему её разум не поверил сперва. Вместо каменных глыб, ставших привычными взору, по бокам, насколько хватало глаз, раскинулось белое поле. Деревья, что выделялись на фоне белёсых равнин, топорщили в стороны голые ветви. Ничто не росло, точно страшный недуг поразил всё живое. Лишь девственно чистая пустошь с обеих сторон. И тяжёлое, грозное небо...
- Вы прежде не видели снега, принцесса? - спросил хорнийский король. Все трое смотрелись так, точно несколько дней бесконечных скитаний не отняли жизненных сил.
«Кажется, хорны и правда не знают усталости», - думала Тея. Сама же она изнывала от острой потребности спать. Ей даже хотелось скорей оказаться в их землях. Лишь бы только закончилась мука пути.
- Нет, я только читала об этом, - призналась она.
Король усмехнулся.
- Таким вы его представляли? - сказал он так, точно весь этот снег тоже был частью его королевства.
Тея нахмурилась, глядя в холодную щель бокового окна. Оттуда сквозило, и она поспешила закрыть её. Плотнее закуталась в шубу. Теперь ей уже было всё равно, чей труп возлежит у неё на плечах. Измятый наряд, отравленный запахом пота и пыли, испачканный грязью и жиром подол. От неё пахло так мерзко, что хорнийская вонь уже не казалась такой уж несносной. Волосы спутались, серьги её потускнели. И только глаза до сих пор оставались ярчайшими. Точно холод выискивал в них потаённые, скрытые грани.
- Это пепел небес, - сказала она, вспоминая одну из прочитанных книг, - Когда облака разрывает на части, они умирают и, достигнув земли, превращаются в снег.
- Снег - всего лишь замёрзшие капли дождя, - насмешливо произнёс Рухон. Его тёмные волосы огибали тугой воротник. Он был отчасти похож на отца. Та же поступь, тот же грозный разрез тёмных глаз. Лишь только взгляд отзывался гораздо сильнее. Когда он смотрел на неё, то сердце Протеи сжималось от страха. Так смотрит измученный голодом зверь на добычу. Зная, что всё равно её съест.
- Снег - это чудо, - неожиданно бросил Таур.
За время в пути он не сказал и нескольких фраз на михтийском. Казалось, что этот язык был противен ему. Протея моргнула. Она, не скрывая своего удивления, посмотрела на принца. А он посмотрел на неё. Старший сын был гораздо сильнее похож на отца. Суровым крюком загибался размашистый нос, над взором его нависали тяжёлые дуги. Голову принца скрывал меховой капюшон. Волос на ней не было, только тугая щетина огибала его выступающий лоб. Впервые Протея увидела шрам у него на лице. Так отчетливо близко, что по коже её пробежал холодок. Он получил эту рану в бою, не иначе! И вероятно гордился кровавым клеймом. Не потому ли оставил его на виду?
Она встрепенулась, поняв, что смотрит на него слишком долго.
- Чудо? - услышала собственный голос.
Ей показалось, или в густой бороде промелькнула улыбка?
- Именно, - проговорил принц.
Ей хотелось сказать, что чудесным бывает рождение жизни. Цветка, например, в яркий солнечный день. Зари, что восходит над миром. Едва ли возможно назвать этим словом всю эту мертвенно бледную даль за окном. Но Протея опять промолчала.
Тем временем длинный обоз из коней и карет снова встал, и снаружи послышались звуки. Хорнийский король вышел первым. Он что-то бросил своим сыновьям. Таур посмотрел на Протею и произнёс:
- Ожидайте здесь, принцесса.
Она и не думала выходить. Ей не хотелось встречаться со снегом. Казалось, что белая масса снаружи лишь только и ждёт того, как бы её проглотить.
Вскоре Таур появился, держа в руках куски безобразного меха. Протея не сразу увидела два сапога. Тяжёлая обувь упала к ногам, и сделала «па», оставшись лежать в неестественной позе.
- Это вам, - хмуро выдавил принц.
Тея поджала ноги, обутые в лёгкие туфли, из ткани и дикой смолы. Такие носили михтийские женщины. Таур с презрением глянул ей под ноги.
- Ваша обувь не для здешних мест, - сказал он, давая понять, что отвергнуть подарок не выйдет.
- Благодарю, - Тея сглотнула.
- Это борсы, в них будет тепло, - добавил принц, и остался стоять, желая увидеть процесс обувания.
Она потянулась к обувке. Но даже поднять её с пола не вышло. Тяжёлые борсы, как два неподъемных мешка вернулись на прежнее место.
- Позвольте? - услышала Тея.
Она удивлённо воззрилась на принца, который, не став ожидать дозволения, вошёл внутрь просторной кареты и опустился на пол рядом с ней. Протея пугливо поджала озябшие ноги, наблюдая за тем, как легко и умело он расправляет шнурки. Когда одна из борсянок была подготовлена, он потянулся к ней. Тея вздрогнула, ощутив у себя на ноге его жёсткие пальцы. Они были тёплыми, в то время, как руки Протеи даже под шубой с трудом сохраняли тепло. Туфелька соскользнула с ноги и, ощутив дуновение лишь на секунду, тотчас утонула в глубинах окутанных мехом сапог. Вторая нога, оказавшись в ладони у принца, подверглась осмотру. Он замер, глядя на розовый ноготь и яркую метку в его основании.
- Это михтийская мона, - сказала Протея, - Боги ставят такие отметины людям, чтобы их защитить.
- Я слышал, - ответил Таур, - Но прежде не видел такого.
Тея смутилась, желая скорее укрыть от его глаз свой тайный божественный знак. Но принц не желал отпускать.
- Ваши ногти, они…, - произнёс он и тронул пальцем один из маленьких ноготков, - Они блестят так, точно их покрывали цветочной пыльцой.
Последние дни в пути стали сущим кошмаром для Теи. Тело не слушалось, её постоянно тошнило, а голова разрывалась от боли. Она почти ничего не ела, за то служанки лакомились от души. Теперь вместе с едой ей приносили какой-то вонючий отвар. Тея пила, в надежде, что это поможет. Но облегчение было кратковременным. Стоило двинуться в путь, как всё начиналось сначала.
- Хорника ну нэркэ муркабара (Хорнийские Боги невзлюбили чужестранку), - младший хорниец смотрел на неё свысока. А у Теи не хватило сил даже ответить ему неприязненным взглядом. Она снова боролась с приступом тошноты.
- Тэра (Тихо), – ответил король.
- Дэр эхмине курма кха ми (Эта женщина принесёт нам несчастье)! – настаивал сын.
- Зерхон (Заткнись)! - оборвал его Таур.
Дорога стала петлять и уходить вверх. Теперь они двигались медленнее, а ночь проводили в пещерах. Тея впадала в беспамятство! Иногда ей казалось, что она слышит запах цветущей руэлии, но вокруг был сплошной серый камень. Однажды ей почудилось, что кто-то зовёт её. Нежным, ласковым голосом…
- Мама? – шепнула Протея, подняв лицо от постели.
В палатке, где она ночевала, было темно. Клочок света, падавший от огня, освещал лицо спящей служанки. Девушка чуть посапывала, свернувшись калачиком прямо у очага.
Тея спустила ноги с постели, нащупав борсянки, ступила на каменный пол. Хорны спали в одежде, природа здешних земель не оставляла им выбора.
- Тэаааа, - послышался шепот.
Женский голос манил её, звал. Было что-то до боли знакомое в нём…
- Сестрица? – в нетерпении бросила Тея, и, бесшумно ступая, добралась до разреза, служившего дверью. Она отодвинула плотную ткань, и морозная пыль ворвалась внутрь сонной палатки.
Служанка, почмокав губами, продолжила спать. И принцесса шагнула наружу, вслед за вихрем из мотыльков. Своды высокой пещеры смыкались над головой, и снежный рой, угодив внутрь неё, уже не мог выбраться. Пол пещеры был белым. Свежий слой покрывал его, как тончайшее кружево. Протея медленно шла по нему, оставляя следы. Сверху падали хлопья пушистого снега, одни оставались лежать на плечах, другие цеплялись за волосы.
У входа в пещеру дежурило трое хорнийцев. Их пьяные выкрики заглушала метель. Двое стояли спиной, а один допивал остатки спиртного из фляжки, когда Тея прошла мимо них. Словно призрак в ночи. Здесь гора изгибалась, и ряд заострённых клыков загораживал «пасть».
- Тэаааа, - сквозь шум снежной бури различила она.
Голос стал громче, он доносился оттуда, из-за груды камней впереди, где вместо снега была темнота. Снаружи ветер усилился. И мотыльки превратились в колючие льдинки. Но принцесса всё равно шла, с трудом умудряясь дышать. Мёрзлый камень обжёг её руку, острый выступ порезал ладонь. Она была совсем близко, всего в двух шагах от неё. Пропасть. Холодная, злая, безликая, взывала к ней.
- Тэаааа, - стонала она своим молчаливым нутром.
Нога соскользнула, и Тея испуганно вскрикнула. Кто-то услышал её за спиной, но принцесса не обернулась. Она сделала шаг. Ещё один. И шла до тех пор, пока догнавший её хорниец не прервал этот медленный путь.
- Такыс (Сука), - шептал он яростно, волоча непослушную Тею назад.
Доставив беглянку обратно в пещеру, он выдохнул и что-то бросил другим. Протея дышала обрывисто, она не могла унять дрожь. Сознание к ней возвращалось, как возвращались способности чувствовать боль.
Хорниец взял в руки фляжку, отпил. И вдруг протянул её Тее. Отказ пробудил в нём охотника.
- Ры кун такыс (Что, брезгуешь, сука)? – процедил он сквозь зубы и буквально всучил ей сосуд. Тея стиснула фляжку руками и, ведомая его настойчивостью, приложила ко рту. Первый же глоток буквально обжёг её горло. Она закашлялась, и фляжка вернулась к хорнийцу.
Троица рассмеялась. И вдруг тот, что её «угощал», наклонился и с жаром шепнул в приоткрытые губы:
- Ррр, краэ такыс (Королевская сучка)!
Принцесса попятилась, но руки хорнийца поймали её, прижали, и принялись трогать.
- Эээ, ху дурмба (Эй, ты больной)? – образумил приятель. Но пьяному дикарю было всё равно.
В его объятиях Тея металась. Холод её обессилил, и пальцы не слушались. Твердь руки обхватила за талию, потянулась к груди. Она хотела крикнуть, но вместо этого издала какой-то едва различимый звук. Жадные губы хорнийца всосали его! Точно змей, он вонзил свой язык в розовый ротик Протеи и стал изучать его нежную полость. Принцесса мычала, но никак не могла оборвать это гнусное действо. Рука ненасытного воина крепко держала затылок.
В одночасье он замер, и стал опадать на неё. Двое друзей подхватили, и Тея увидела третьего. Того, кто держал её шубу. Пьяного горца отволокли к стене, а спаситель приблизился к ней.
- Махорди, крамисса (Возьмите, принцесса), - сказал он, вручая одежду.
Однако, заметив, как Тея дрожит, развернул и укрыл её сам. Он проводил, проследил за тем, как принцесса легла. Сурово взглянул на служанку, что до сих пор мирно сопела в своём уголке, и ушёл.
Наутро Протея очнулась от запаха снадобья. Она с трудом выпила горький отвар, позволив себе усомниться в том, а было ли это взаправду. И голос в ночи, и танец ночных мотыльков – всё это теперь вспоминалось как сон. Лишь только порез на руке оказался настолько реален, что пришлось обратиться за помощью к двум беспокойным служанкам…

Они прибыли затемно, и всё, что увидела Тея, была крепостная стена. Ворота «хорнийского логова» были под стать их хозяевам. Массивные створы раздвинулись, пропуская внутрь уцелевшее войско во главе с королём. Герб, что был выбит на камне, изображал непонятные символы. В самом центре его помещалось рогатое чудище, со звездою во лбу. А прямо под ним Тея увидела череп. Когда они миновали ворота, то ей показалось, что бык на гербе хорнов ожил и задышал, раздувая свои необъятные ноздри. Принцесса поёжилась, ощущая, как сердце трепещет в груди.
- Ну, вот мы и дома, - с удовлетворением бросил король, посмотрев на неё.
Протея вздохнула. Она не нашла в себе силы ответить. Её дом отныне был так далеко, что вернуться туда можно было лишь только став птицей. Поток всадников двигался по главной дороге, и королевский эскорт, привлекая внимание, кричал что-то громко и яростно. Невзирая на позднее время, местные жители покидали дома и выбегали к дороге, приветствуя грозное войско. Зажженные факелы освещали чумазые лица женщин, стариков и детей. Все мужчины ушли на войну, и теперь возвращались с неё, с незаслуженно грязной победой. Людская масса кричала и выла, детвора обгоняла коней, рискуя попасть под копыта. А кто-то из всадников уже подбирал себе девушек из толпы, усаживал их верхом, и начинал домогаться у всех на виду. Тея задвинула штору, и прикусила губу, веря в то, что ей никогда не придётся смотреть в глаза этим людям.
- Завтра же мы объявим о свадьбе, - ухмыльнулся король, - Люди устали от тягот войны, им нужен праздник! К тому же, - его взгляд опять пробежался по Тее, - Нельзя прятать в застенках дворца такое богатство.
Протея хотела ответить, но принц Таур взял слово.
- Отец, насколько я помню, принцесса ещё не достигла возраста согласия? – он посмотрел на неё с беспокойством. Она чуть заметно кивнула.
Король отмахнулся:
- Эти предрассудки оставим михтийцам. В Хорнии издавна возраст согласия равен 16 летам. Принцессе 17! А значит, её время пришло, - его голос звучал убеждённо, и Тея вся внутренне сжалась.
Она с замиранием сердце ждала, что же скажет Таур. Ей хотелось унять этот страх, но он обволакивал разум, как плотная пелена.
«Нет, он не посмеет», - горестно думала Тея, - «Или же всё-таки…». Она ждала от хорнийцев любой, унизительной дикости. Но только не это! Нарушить заветы Богов. Взять её прежде, чем тело и разум будут готовы для близости? Нет, такого позора ей уже не снести…
- Но отец, - решительно начал Таур, - До вступления в брак принцесса верна своим землям, а значит, михтийским законам. Нарушение оных для целомудренной девы равносильно греху.
Протея закрыла глаза, ожидая вердикт короля. Очевидно, что слово его здесь являлось решающим. И пожелай он лишить её целости прямо сейчас, Таур сделает это, не в силах ему прекословить. Тишина длилась долго, и Протея решительно думала, что предпринять. Валяться в ногах короля? Умолять его милость пощадить её девичью честь? Ну, уж нет! Слишком много она отдала на откуп воинственным хорнам. Расставаться с последним, с заветами предков, она не желала. Уж лучше в огонь! Под копыта коней, что затопчут её на глазах у свирепой толпы…
- Насколько я помню, принцесса достигнет искомого возраста через неделю? – наконец-то услышала Тея. Она кивнула, держа себя так уверенно, как только могла.
- Что ж, я готов подождать. Если этого хочет мой сын, будущий муж принцессы михтийской и наследник хорнийских земель, - равнодушно ответил король.
Протея вздохнула, и вздох её, кажется, слышали все. В этот момент младший принц, Рухон, соизволил вмешаться и напомнить отцу о себе.
- Может быть, Таур не хочет жениться на ней? Если так, я вполне мог бы взять её в жёны, - произнёс он с таким снисхождением, точно речь шла о простолюдинке.
Принцесса поморщилась, ощущая себя добычей, которую делят на части дворовые псы.
- А вот это уже против правил, - напомнил Таур. И в этот момент Протея была ему так благодарна, что едва удержалась от слов.
Король узаконил вопрос утвердительным взглядом. Рухон брезгливо взглянул на неё.
- Завидую твоей выдержке, брат, - сказал он, и по лицу было видно, что это решение отца пришлось ему не по вкусу.
Улица сменилась дворцовыми стенами. Замок из камня был продолжением гор. Убранство его коридоров, темное и неуютное словно бы говорило пришедшим, что здесь им не рады. Тея смотрела по сторонам, но не нашла ничего, что внушило бы ей оптимизм. Лишь бесчувственный мрамор, гранит в форме здешних узоров на полу, тяжелые остовы серых колонн и потолок с канделябрами люстр, усеянных огоньками свечей. Пожалуй, единственных признаков жизни во всем этом камерном мире.
Дворцовая зала, дремавшая в сумраке ночи, привлекла ее взор. На стене во весь рост красовался портрет королевской семьи. Все её члены стояли на фоне хорнийского флага. Тея сразу узнала Таура. Принц на картине был молод, но также серьезен, как и теперь. Рухон насмешливо вздёрнув худой подбородок, взирал на вошедших своим ещё не лишенным юной горячности взглядом. Массивный трон занимала Терзора, королева, ушедшая в мир иной на много лет раньше своего короля.
Даже взглядом, уставшим с дороги, Тея сполна оценила её красоту. Не здешнюю, нет! Ходили слухи, что свою нареченную король Хродес унаследовал вместе с престолом. Его отец тоже любил воевать, и в те времена на кону была жизнь королевства Сурийского. Подле неё на портрете возвышался супруг, точно осколок скалы, суровый и сильный. На руках у Трезоры сидела малышка с пушистой копной светло-русых волос. Принцесса Асхара, ровесница Теи. Не так давно её отдали в жены колхийскому принцу. И этот брак был как раз в интересах семьи! Колхи были, пожалуй, той самой силой, что могла разгромить несокрушимое хорнийское войско и захватить королевский престол. Но хорны боялись подобных себе! Их военная мощь брала верх только там, где отвергали политику силы. Хатони и михти могли дать достойный отпор дикарям. Но только ценой многочисленных жизней. Не проще пожертвовать только одной?
За пару дней Тея успела привыкнуть к этой с первого взгляда невзрачной и малоуютной комнате. С лёгкой руки своих горничных кровать их хорнийского дуба нарядилась в большой балдахин. На столе появились венки из хвойных пород и подсохших, оставшихся с лета цветов. Оно здесь было настолько коротким, что зелёный покров едва успевал появиться, как вновь замерзала под гнётом осенних морозов чуть прогретая солнцем земля. Материалом для мебели служили дубы и хорнийские сосны. Флора высокогорья не отличилась большим разнообразием. Всё здесь было массивным, холодным и злым! Деревья с колючими иглами, трава, по которой нельзя пробежать босиком, и камень, бессмертный, обросший легендами о древних хорнийских Богах.
Тея верила Михтиоре, и здесь, на чужбине, в плену у северных гор, она особенно сильно нуждалась в защите. И потому в своём новом мирке, размером двадцать на двадцать шагов, соорудила алтарь из сушёных цветов, привезённых из дома, которые даже лишёнными жизни, продолжали дарить аромат. Каждый вечер она приносила священную клятву михтийским Богам, моля Михтиору о милости к ней, прося уберечь от беды в этом чуждом и неприветливом мире.
Большое окно пропускало внутрь дневной свет, но день в горах был коротким. И Тея всегда боязливо смотрела в него. Там, за пределами каменных стен, высились горы, отвесные скалы с налётом из белой крупы не меняли свой облик. Лишь иногда снежные холмики падали с них, исчезая в незримых глубинах ущелья. Оконный проём закрывала решётка. Хорнийцы сполна подготовились, чтобы их пленница не сумела сбежать.
«Оно и к лучшему», - думала Тея. Вдруг ей однажды придёт в голову выпорхнуть из окна? Каждый вздох приближал её к этому часу. Дню, когда она станет женой. Моменту, который отрежет её навсегда от родных и от шанса вернуться домой…
Ещё спустя пару дней ей прислали учителя. С первого взгляда стало понятно, что корни его далеки от хорнийских. Он смотрелся несдешним, как утонченный исмир затерявшийся меж грубых ветвей рантахоров. Седая бородка была элегантно причёсана, по лицу пробегали немые морщины, а взгляд, заслонённый усталостью, отражал всю мирскую тоску. Протея прониклась симпатией к этому старцу с порога. И уже до того, как он стал говорить, поняла, что судьба подарила ей собеседника.
- Доброе утро, ваше Высочество! Я – Кито, я буду учить вас хорнийскому языку, - проскрипел он на чистом михтийском.
Протея ему улыбнулась.
- Можете звать меня Тея, - сказала она. Было неловко возвышать себя на фоне его многочисленных лет.
- Ну что вы, - смутился учитель, и старательно отряхнул свою обувь, прежде чем встать на порог. В руке у него была книга. И сердце принцессы зашлось в предвкушении.
Она настояла:
- Прошу вас, мне будет так проще!
Склонив голову, он милосердно одобрил её царский жест:
- Ну что ж, в таком случае вы называйте меня просто дядюшка Кито.
- С радостью, - улыбнулась принцесса.
Они присели за стол, и он наконец-то отрыл свою книгу. Но вопреки ожиданиям Тея увидела буквы отнюдь не михтийских основ. Перед ней был словарь языка, того самого, что ей предстояло узнать наизусть. Того, который Протея успела презреть всей душой. Первый урок получился тяжёлым и нудным. Учитель старался её впечатлить, он трудился на совесть. В отличие от Протеи! Как ни пыталась она проявить интерес, но язык дикарей вызывал у неё отвращение.
- Вы справитесь, Тея. Я верю в вас! Нужно просто немного усердия, - успокоил учитель. Он пощупал бородку и произнёс, - Язык открывает любые врата, помогает познать человека.
Протея вздёрнула подбородок:
- Мне нет нужды познавать своих недругов, - известила она.
Дядюшка Кито кивнул, он отложил в сторону линзы, что помогали читать, и устремил на неё понимающий взгляд.
- Ненависть – самый опасный противник, она отравит ваше ранимое сердце, - промолвил учитель, и тон его успокоил Протею, - Не стоит питать её, юная Тея.
- Я не знаю, смогу ли…, - сказала принцесса, внезапно почувствовав, как веки её горячеют. Слезинка упала, и Тея смахнула её рукавом.
Дядюшка Кито вздохнул:
- Я принесу вам ещё книг. Они интереснее этой. В них много легенд и сказаний об этой земле, о божествах и о бесах, живущих в высокогорье. Возможно, подобное чтиво ускорит процессы познания новых основ.
Протея кивнула:
- Спасибо.
- Ну а пока, - добавил учитель, - Советую вам говорить на хорнийском с прислугой. Наречия Ханны едва ли помогут вам! А вот Зура вполне хорошо изъясняется. Она очень смышлёная девочка.
Принцесса воспрянула:
- А ведь она… не хорнийка? – решилась она уточнить.
Дядюшка Кито нахмурил кустистые брови:
- Всё верно! Она родилась в Сурианской долине. Затем потеряла семью, и её приютил у себя родной дядя. Он был плохой человек, и обладал извращённой натурой. Он торговал её телом в угоду себе.
- О, Боги! – ахнула Тея, представив себе, что не только хорнийцы бывают жестоки.
- Зура сбежала и долго скиталась, пока однажды её не приметил один человек. Он был из хорнов, и Зура доверилась незнакомцу. Старый, потрёпанный жизнью воин, он привечал её, словно дочь, устроил её ко двору. Чтобы Зура, когда он погиб, была не одна, - учитель закончил, а Протея осталась молчать, потрясённая тем, сколько тягот пришлось пережить этой девушке.
Когда голос её прозвучал, то принцесса сама не узнала его:
- Скажите, а как долго вы знаете принца?
- Принца Таура? – задумался он, - Да пожалуй, что всю его жизнь. Я приехал сюда молодым, ещё, когда прежний король доживал свои годы правления.
- Ого! – удивилась Протея, - Так значит, вы знали Трезору?
- О, да, - улыбнулся учитель, и взгляд его помутнел, точно взор заслонили воспоминания, - Её высочество была лучшей женщиной, из всех, что я прежде встречал.
- Жаль, что ей пришлось стать женой короля Хродеса! - с презрением бросила Тея.
Дядюшка Кито задумался:
- Его Высочество был не таким, как сейчас. Смерть супруги ожесточила его! Король Хродес любил свою королеву воистину сильной любовью.
Гардероб у Протеи сплошь состоял из летящих изысканных платьев. Такая одежда была в ходу при михтийском дворе. Здесь же, в холодных реалиях Хорнии её королевские платья моментально утратили лоск. Теперь они мёртвым грузом висели в большом деревянном шкафу, и Зура с восторгом смотрела на хрупкие ткани.
- Госпожа носить всё это там? – спросила она с придыханием.
Протея кивнула. Она подошла и потрогала тонкий шифон.
- Здесь это совсем бесполезно, увы, - она посмотрела на девушку и в голове появилась идея, - Я могу подарить их тебе! Мне они ни к чему.
Зура ахнула, глаза её распахнулись, но тут же угасли. Она одёрнула серую робу, в которой ходила сама:
- Госпожа так добра, но я не мочь взять и одеть. Я должна убираться, помои носить. Ханна ругать меня, если увидеть.
Тея заговорщически ей улыбнулась:
- Ты можешь здесь надевать и разгуливать по покоям. Я никому не скажу.
Зура жадно взглянула на платья в шкафу:
- Я бояться испачкать, моя госпожа!
- Называй меня Тея, - возмутилась принцесса, - И ещё, я расстроюсь, если ты не захочешь сейчас же примерять его. Ты же не хочешь расстроить меня?
Сказав это, Тея порылась в шкафу, и взяла одно из любимейших платьев. Ткань струилась густыми воланами, широкий подол украшали цветы. Затаив дыхание, служанка взяла его в руки. Боязливо, словно вещь была сшита из хрусталя. Прислонила к лицу и, взглянув на себя в отражении, закружилась по комнате…
Вскоре король прислал Тее портных. Тем было поручено сшить для принцессы наряды. Имея в виду не её предпочтения, а взыскательный вкус короля. Протея с ужасом представляла себе эти «обновки», в которых придётся ходить по дворцу. Хотя, беря во внимание интерьер, можно было не опасаться прослыть «серой мышью».
Крупная женщина в сопровождении группы девиц вошла, поклонилась Протее и жестом велела им приступать. Девушки обступили принцессу, смеясь и бросая друг другу короткие фразы, раздели её. Протея осталась в исподнем, стыдясь, что прозрачная ткань демонстрирует все её прелести. Её измеряли, ловко орудуя лентами, и ставя отметины на листе. Ханна как раз проводила уборку, и главная из портных, та, что стояла, давая другим указания, обратилась к служанке по-свойски, точно к старой подруге.
- Ох, ина си ру лэхма (Ох, она же ещё ребёнок)! – сказала со вздохом.
- Эн хур ма и! Асхара там бо курдияка алду рыном колхи (Да ладно тебе, Асхара и то была младше, когда её отдали колхам), - воспротивилась Ханна.
Портниха кивнула:
- Эй рын бу! Ирду кармисса там бо фарлату (И то правда! Но ведь, принцесса была покрупнее).
Ханна смахнула пыль со столешницы:
- Юлларрр (Да уж), - протянула она.
- Этнон ина рыхма? Кахму курди задэ! Аркумах, (Кого же она народит? Такой маленький зад! Бедняжка) – сокрушалась портниха, рисуя что-то на белом листе.
- Инхормо сы дэ Рухон. Ирду Таур ирука питах (Хорошо, что это не Рухон. Всё же Таур добрый мальчик), - со вздохом добавила Ханна.
- Тэс ир инхормо, алду рантумах. Мэхма кха дэр хмэтарэ? Лу та мар ярчииии! (Все они добрые, когда безоружны. Ну зачем нужна была эта война? Ведь столько невинных погибли!) – женщина возвела руки к небу, словно взывала к Богам.
Ханна махнула рукой:
- Из дурр! Драк уза хэн кха дарулит? Ми ту коли яр! Имах тра́ну шух да руки́ (Всё так! Да разве нам кто объяснит? Мы люди малые! Знай себе, шей да мети).
Портниха, взглянув на свои рукописные планы, всплеснула руками:
- Ох, кэлларе харисма юкки (Ох, и красивое платье получится)!
- Лур сы кэлларе нэр Трезора (Уж не красивее, чем у Трезоры)! – не поверила Ханна.
- Эээ, маару люх чине рамиду! Кренделма сы язур. Люх ун ка турнариэн (Так нынче мода другая! Уже кренделя не в ходу. В наше время вот так ходят), - швея повела рукой в воздухе, рисуя задуманный силуэт.
Протея следила за ними, пытаясь хоть чуточку вникнуть в беседу. Но, ни словечка не поняла! Сплошное рычание, хруст, да бессмыслица. Как будто ветви старого дерева скребут по стеклу. И как ей постичь этот жуткий язык?
Девчонки измерили всё, вплоть до пальчиков ног у Протеи. И теперь, исходя из полученных данных, рисовали эскиз. Набросок её ритуального платья. Одежды, в которой принцесса пойдёт под венец. Последний наряд перед тем, как она станет женщиной…
Протея сидела за запертой дверью, в своей новой комнате. Но вовсе не потому, что ей запрещали её покидать. Просто наружу идти не хотелось. Там был адский холод и снег. Ей было достаточно видеть его из окна. Так длилось до тех пор, пока однажды стражник не передал ей послание. Он был ей весьма симпатичен, навязанный хорнами страж. Его звали Эол. В густом сумраке глаз проступал человек, и хотя Тея с трудом понимала, что он ей говорит, но каждый раз улыбалась ему. Так как фразы его звучали совсем не в пример остальным.
- Крамисса, мэ изульмах (Принцесса, вам послание), - он протянул ей конверт и остался стоять.
Борода его с лёгкой рыжинкой на конце заплетённая в косу, не отвращала принцессу.
- Спасибо, Эол, - поблагодарила она, в очередной раз одарив его самой вежливой из улыбок.
Стражник сглотнул, глаза его неотрывно смотрели на Тею, а губы стали шептать какие-то странные фразы.
- … нурна (Богиня)…, - различила Протея.
- Что? – уточнила она. Эол тут же очнулся, словно пришёл в себя и кашлянул, сверля глазами пол у себя под ногами.
Протея, взглянув на конверт, собралась спросить, кто послал его? Но тут же вспомнила, что Эол всё равно не поймёт. Он продолжал стоять, глядя вниз. Высокий, как и все хорны, он смотрел на неё сверху вниз, но умудрялся делать это так, что она ощущала себя выше. По мускулам на плече скользила змея, ниже локтя змей становилось несколько, и они обгоняли друг друга, переплетаясь на фоне темнеющих вен.
- Ты мне нравишься, - сказала Протея, - Ты добрее других.
Эол внимал её голосу, как будто всё понимал. Он закусил губу, затем выпустил её и сказал хриплым голосом:
В дальней зале, где Протея ещё не бывала, царило заметное оживление. Аудитория торжества была исключительно женской. Но, невзирая на это, она вмиг ощутила свою непохожесть. Одеяния дам были в стиле «хорнийского шика». Животные аксессуары, вроде звериных хвостов и кольчуг, украшали одетые в кожу тела. Причёски у всех отличались лишь только количеством перьев, торчащих из головы. Как будто ведьмы из тирукарских лесов устроили шабаш! Протея, в платье из серебристой сурфы[1], сшитом на скорую руку, с каскадом волнистых волос, перехваченных лентой под цвет, смотрелась здесь, словно яркая бабочка, залетевшая в гости к ночным мотылькам.
Стоило ей появиться, как гул разговоров затих, и все дамы застыли в немом ожидании. Принцесса с трудом улыбнулась. В толпе пробежал шепоток. И девушка, самая яркая, отделилась от прочих и направилась к ней. Она была выше Протеи на целую голову, как, впрочем, и все они. Плотный кокон начёса украшал ритуальный венок. Он напомнил принцессе символику хорнов. Клюв хищной птицы простирался на лоб, а поверх него выпирали, образуя колючий забор, ветви горного сердолика[2]. Протея скользнула взглядом по крепкой фигуре и обмерла в удивлении. На ней были брюки с разрезами по бокам! На коже сквозь эти разрезы выделялся чернильный рисунок. Длинный украшенный вышивкой шлейф ниспадал до земли. Накидка, которую Тея сперва приняла за подол.
Но больше всего её удивил даже не этот неженский наряд, а лицо незнакомки. Михтийские дамы порой прибегали к красителям разных пород, рисуя блестящие брови пыльцой, карминовым маком добавляя румянца щекам. Стремясь подчеркнуть, а отнюдь не испортить! Раскрас, которым пестрило лицо незнакомки, едва ли являлся красивым. Сквозь эту нелепую маску было трудно увидеть черты. Полоса неестественно тёмных чернил стекала от нижней губы к подбородку, Такие же полосы струились вниз по щекам, точно чёрные слёзы. Сами глаза, обведённые тёмным, обретали звериный налёт. И венчал «композицию» ромб, прорисованный между бровями. Другие женщины в зале также имели на лицах окрас, но ни одна из них не затмевала собой ту, что стояла в двух метрах от Теи.
- Принцесса, о, как же я рада увидеть вас здесь! Меня зовут Хильдур. А это…
Она стала перечислять имена, и девушки подходили, чтобы выразить своё почтение. Тея кивала, скулы свело от улыбки. Все смотрели на неё с плохо скрываемым любопытством. Очевидно, её внешний вид удивлял их не меньше.
- Какие волосы! - восхитилась одна с заметным хорнийским акцентом.
- А между ног у вас тоже такие? - сказала другая, с ожерельем из жёлтых клыков.
Кто-то в толпе рассмеялся:
- Харибда, уймись!
Но Харибда не унималась.
- А мы научились краситься в красный, а вот в белый никак, - посетовала девушка и дёрнула Хильду за локон. И Тея вдруг поняла, что не так. Цвет волос! Он был рыжим. В то время, как у большинства волосы были такими же чёрными, как у мужчин.
Мероприятие вышло весьма колоритным. Вскоре зал наполнили странные звуки. Двое мальчишек, одетые в шкуры зверей, играли на инструментах. У одного в руках была дудочка, издававшая пение птицы, но такое протяжно-тоскливое, что на глаза у принцессы навернулись слёзы. Другой, зажав барабан между ног, выстукивал ритмы, напоминавшие гром. Обеденный стол наполнился яствами, изничтожить которые было немыслимо. Основным было мясо, всевозможных вариаций. Ломти солонины, тушёные окорока, нашпигованный луком желудок барана дополняли весьма однообразные овощи. В Михтийских холмах овощей было много, и застолье всегда украшали салаты различных мастей.
Тея со вздохом сложила к себе на тарелку кусочек варёной курятины. И снабдила его огурцом. Последние здесь не росли, и «заморские лакомства» привозили купцы из Сурийской долины.
В момент, когда Тея собралась вкусить угощение, девушки встали, как по команде. Инструменты умолкли и Хильда, подняв глаза к небу, пропела:
- Кампруууу мурхабаааа (Прошу благословения)!
Вслед за ней подхватили другие:
- Нууу хорникаааа (Хорнийские Боги)! – протянули они нараспев.
Торопливо поднявшись, Тея так и осталась стоять, наблюдая за действом. Слов она не знала, и подпевать не могла. В этот момент, особенно остро ощущая свою чужеродность, принцесса потупила взгляд, надеясь, что вслед за вокальным фрагментом они не начнут танцевать.
Девушки сели, и тут же набросились на еду. Служанки вносили бутыли и ставили их на стол. Сосуды пустели стремительно, по мере того, как местное ярево[3] шло по рукам. Вдруг все посмотрели на Тею и Хильда, подняв свой бокал, сказала нарочито громко:
- За принцессу Протею! За наречённую принца Таура!
Рука её дёрнулась, и бокал накренился, оросив содержимым жареный бок кабана. Все крикнули дружно:
- Ырны (Ура)!
Протея подпрыгнула и проглотила кусок огурца. Закусив, дамы стали наперебой поздравлять её с предстоящим замужеством. Каждая сделала Тее презент. Кто-то – гребень с ручной гравировкой, кто-то – свечу, или платок с бахромой. Принцесса, польщённая этой заботой, не стыдясь, выражала восторг.
- Благодарю вас, милые дамы! Это так лестно и так неожиданно для меня, - пролепетала она, примеряя подаренный кем-то венок.
Хильда, поднявшись со стула, подошла и присела по правую руку от Теи.
- А это вам от меня, - сказав это, она протянула Протее большой перетянутый жгуткой альбом. Та развернула бумагу и ахнула. Мягкая кожа с теснением заключала в себе несколько ярких камней.
- Самоцветы из Хорнии, - добавила Хильда, - Самые редкие в наших краях.
Протея открыла обложку и увидела чистый, ещё незапятнанный лист. На её вопросительный взгляд кузина хорнийского принца сказала:
- Ваша жизнь начинается заново, пускай же она будет написана вашей рукой.
- Спасибо, - шепнула Протея, поняв, что это дневник. С детства она не вела дневников, а сейчас ей вдруг так захотелось начать. Написать о своих треволнениях, поведать бумаге о том, что горит у неё на душе.
Следующим утром принцесса всерьёз полагала, что умирает. Эта хорнийская бездна не даст ей до свадьбы дожить! Сначала хандра, что настигла её по дороге. Когда она чуть было, не отдала Михтиоре свою грешную душу. Теперь же Протею мутило, но вовсе не так, как в тот раз. Тошнота подступала тяжёлыми волнами, отпускала, и вновь выводила её из себя.
Зура сновала вокруг, взглядом полным тревоги изучая свою госпожу.
- Они вас вчера напоить? – наконец-то спросила она.
- Что? – отозвалась Протея, убрав ото лба смоченный мятным раствором платок.
- Фатхис лэмахи (Гадкие шлюхи), - сквозь зубы, ответила Зура.
Протея открыла тяжёлые веки.
- Что? – переспросила она.
Но служанка сделала вид, что не слышит. Плотный узел волос был размером почти как вся её голова.
- Зура, - позвала Протея.
Девушка бросила складывать вещи, и с тревогой уставилась на неё.
- А ты… когда достигнешь возраста согласия, тебя выдадут замуж… насильно? – спросила принцесса, подбирая слова.
Зура задумалась, очевидно, не все они были понятны. И вдруг лицо её просияло.
- Меня никто не брать в жёны, - произнесла с видом самодовольным, - Хорны брезговать мною!
- С чего бы? – нахмурилась Тея.
- Я чужестранка! Забыли? – напомнила Зура. И та простота, с которой были сказаны эти слова, вдруг вдохновила Протею.
«Жаль, что я не прислуга», - решила она. Свадебный день приближался, и сердце ускоренно билось, понимая, что гибель близка. В этот момент она бы легко обменялась местами с любой, даже самой убогой прислугой. А Зура, к слову, была хороша! И плюс ко всему, совершенно свободна.
В дверь постучали, и Протея дала разрешение войти. На пороге возник её страж. Он сказал что-то Зуре, избегая смотреть на неё. Та обернулась к принцессе и перевела:
- Принц просить вас идти на обед.
Стон Протеи получился настолько мучительным, что оставил болезненный след на лице у Эола.
- Скажи ему, я не приду, - отмахнулась она.
Но служанка упорно молчала. Протея открыла глаза, чтобы её вразумить. Но наткнулась на полный смятения взгляд.
- Что? – в который раз повторила она.
Зура приблизилась, чтобы не слышал Эол. Точно он мог разобрать их михтийскую болтовню.
- Принцесса, вам лучше пойти, - произнесла Зура.
Тея вспыхнула. С каких это пор слуги могут её поучать?
- Нет! - горделиво сказала она, и отвернулась, давая понять, что свой ответ обсуждать, не намерена.
Зура вздохнула, качнув головой, и бросила что-то Эолу. Тот ушёл, и принцесса вернула на место компресс.
- Принцесса вставать, а Зура помочь ей одеться к обеду, - услышала Тея.
- Что? – от удивления платочек, пропитанный влагой, выпал из рук.
Протея села достаточно резко, и окружающий мир помутнел.
- Я говорила, что вы приходить, - невинно сказала служанка.
- Что?! – даже сквозь тяжкий недуг, Протея смогла разозлиться.
Зура лица не утратила, но всё-таки отошла.
- Принц Таур вас ругать, если вы не прийти, - сообщила она, точно Тея была у неё в услужении.
Пересилив желание сделать по-своему, принцесса оделась сама. Кое-как! И ушла, не удостоив служанку вниманием…
Обед уже по́дали, и хорнийская трапеза шла полным ходом, когда Протея спустилась к столу. Рухон поднял глаза и сощурился, увидев принцессу в дверях. Таур метнул в неё беглый взгляд. А король поприветствовал гостью.
- Мы не стали вас ждать, приступили, - в его голосе слышалось недовольство.
Протея кивнула ему виновато и воинственный пыл поутих. Она тихо прошла к месту рядом с Тауром. Принц молча встал, отодвинул ей стул. Этот жест не был призван её впечатлить, просто стулья из дерева были настолько тяжёлыми, что принцесса едва ли смогла бы сама.
За обедом она оставалась вне поля их зрения. Хорны общались друг с другом, почти что, не видя её. Их безразличие злило Протею! Зачем беспокоить её, звать к столу, чтобы после втроём делать вид, что принцессы не существует? Тею тошнило от вида еды, не то, что от запаха. И она ограничилась горсткой бобов. Да и те лишь гоняла ножом по тарелке, делая вид, что ест.
Неожиданно Рухон, сменив свой хорнийский, обратился к Протее на неродном для него языке. Услышав который, та встрепенулась.
- Скажите, принцесса, что означает имя вашего короля? – отметины тёмных зрачков сверлили её, точно глаза хищной птицы.
Но Тея не растерялась. Она расправила плечи и с гордостью приняла его взгляд.
- «Водекон» в переводе с михтийского значит «непобедимый», - сказала она, вспоминая отца.
Младший принц рассмеялся, громыхнув кулаком по столу:
- Пожалуй, его мать ошиблась, дав это имя! Нужно было назвать его побеждённым…
Едва он закончил, как горстка бобов, одолев расстояние между ними, ударила Рухона прямо в лицо. Протея дёрнулась, обнаружив пустую тарелку, не желая поверить в то, что сделала это сама. Словно пьяный дурман вчерашних застолий до сих пор управлял её телом. Рухон изменился в лице! Соус тёк по его бороде. Проведя пятернёй, он собрал его, отряхнул свою руку и… зарычал. Будто демон внутри него пробудился! Гортанный пугающий звук нарастал, и Протея сквозь страх прошептала:
- Простите.
Но её извинения не были приняты. Рухон стал подниматься, точно рос на глазах. Стол затрещал, когда он упёрся в него кулаками. Тея смотрела на них, на огромные руки хорнийца, предвещавшие злую беду. Представляя себе, что они с ней сотворят за такую безумную дерзость.
- Такысссс (Сука), - услышала Тея, и вжалась, насколько могла, в массивную спинку высокого стула.
Рухон в жажде кровавой расправы, оттолкнулся и двинулся к ней. Тея вскрикнула, наблюдая его приближение. Разум подсказывал ей убежать, но тело, ставшее вмиг неподвижным, не слушалось. Оно как будто вросло в этот стул! Принц двигался очень стремительно, и был уже рядом с ней. Тёмные волосы огнедышащей гривой ложились на плечи, очертания мышц проступали сквозь ткань. Бежать было поздно! Протея закрыла руками лицо, когда он замахнулся…
Её подвенечное платье было частью божественного ритуала. Ибо только лишь Боги могли дать согласие на этот межрасовый брак. Белый был цветом невинности, которой принцессу лишат после свадьбы. А красный подбой на подоле символизировал кровь, что скрепит их союз. Из глубин зазеркалья на неё взирала чужая, совсем незнакомая девушка. Волосы были гладко зачёсаны и собраны в плотную косу. Плечи её покрывал белый мех. Пышные коконы рукавов придавали фигуре объема, а ткань белоснежного платья застыла вокруг её ног, делая Тею похожей на большой белоснежный цветок.
«Всё логично», - размышляла она про себя. Сочетание в Михтии было делом божественных сил. А на встречу с Богами надевают всё самое лучшее. У них, на зелёных, пропитанных солнечным светом, холмах это были все краски природы. Пу́рпур камелий, золото ярких эллат и розовый свет полуночных протей. Здесь же, в мире, лишённом природных щедрот, было только лишь два цвета. Всегда белый снег и всегда серый камень. Всё прочее здесь умирало. Также, как умирала она! И этот день, что призван был осчастливить её, теперь был навеки запятнан чередой безвозвратных потерь.
Тея не знала хорнийских молитв, но взывала к Богам «поднебесной», надеясь, что они запретят их союз. Что в самый разгар ритуала они явят хорнийцам знамение свыше. Пускай те увидят, насколько греховным является их ожидаемый брак.
- Принцесса, пора! – вывел её из раздумий голос служанки.
Тея вздрогнула, бросила взгляд на своё отражение и в последний отчаянный раз обратилась к Богам…
До сих пор она почти не покидала пределы дворца. И теперь, оказавшись снаружи, ощутила себя уязвимой, как никогда. Толпа у парадного входа скопилась, все ожидали её. Стоило людям увидеть принцессу, как воздух сотряс одобрительный гул. Протея застыла, боясь, что хорнийская челядь раздавит её. Стражники вынули копья и грозно скрестили их, давая понять, что любой, кто захочет протиснуться мимо, получит под дых. Протея не видела лиц, всё сливалось вокруг. Куда она шла и зачем? Только ноги как будто в тумане считали шаги по припорошенной снегом брусчатке.
Коридор из людей закруглялся, уводя её вправо. Вслед за ней шли служанки, одетые в белые робы. Двое из них несли шлейф, который тянулся за Теей, ещё двое, её обогнав, стали сыпать на землю крупу. И она, точно птица, ступала по ней, ощущая, как от волнения сводит живот. Она бы наверно упала, или сбежала, назад во дворец. Только что ненавистный, теперь он казался ей меньшим из зол.
- Муркабара! (Чужестранка!) – кричала толпа, - Кудра! (Ведьма!)
Тея сейчас была рада тому, что не знает значения слов, которыми люди её называли. По щекам текли слёзы, руки озябли в просторном меху. Как вдруг на дорогу, едва не ударив одну из служанок, упал крупный камень. А следом – ещё один. Процессия встала и все посмотрели в толпу. Стражник поднял «снаряд» и громко рявкнул:
- Хэн? (Кто?)
Протея увидела лица, суровые, злые, точно это налитое серостью небо. Неужели они ненавидят её? Но за что?
- Хэн?! (Кто?) – проревел грозный страж и поднял камень, зажатый в ладони над головой, - Хмэтаре тэс! (Убью всех)
В следующий миг он выволок на всеобщее обозрение какого-то скрюченного старика. Тот дрожал, едва держась на ногах. Явно, будучи невиновным. Протея вскричала:
- Нет! – когда стражник занёс над ним камень.
Старик обмочился от страха. Он рыдал, крючковатыми пальцами прикрывая лицо. Принцессе было так жалко его. Хотя, даже будь он зачинщиком этого, она бы не стала желать ему смерти. Страж брезгливо его отпустил, и мужчина ударился оземь. Вместо того чтобы следовать дальше, как велел королевский устав, принцесса приблизилась к простолюдину.
- Вы в порядке? – спросила она и протянула ему свою руку.
Крючковатые пальцы вцепились в неё. Старец поднялся с трудом, глаза его, замутнённые и почти не имевшие цвета, одарили принцессу страдальческим взглядом.
- Крамисса, (Принцесса) - промолвил хорниец, и в благодарном порыве припал к её белой руке.
Людская масса взволнованно ахнула, лица в немом удивлении воззрились на «свежую кровь». Протея была для них пришлой, чужой! Но в этот момент ей так захотелось сказать что-нибудь этим растерянным людям. С трудом вспоминая уроки хорнийского с дядюшкой Кито, она собрала свои мысли и произнесла:
- Ями нухра Протея! Яс крамисса Михти. Яс ур кухман сы лэхур, (Меня зовут Протея! Я принцесса михтийская. Я не желаю вам зла) - сказала принцесса, надеясь на то, что после сказанных слов в неё не запустят ещё один камень.
Люди молчали, только шепот бежал, как круги по воде, по людскому столпотворению. И Протея решив, что ответа она не услышит, отправилась дальше. Туда, где уже дожидался её появления будущий муж.
Храм находился в каменном тупике. Огрызок серой горы образовывал арку, откуда на тех, кто входил, взирало трехглавое чудище. Что и было у хорнов в почёте, так это резьба. И скульпторы родом отсюда своими талантами славили эти края. Одна голова божества была бычьей. Ноздри его раздувались, пронзённые тонким кольцом. Тее казалось, он дышит и смотрит ей прямо в глаза. Вторая голова была птичьей. Хищный клюв изгибался, и острый кончик его венчала кровавая капля. Тея искренне верила в то, что это не кровь! Но хорнийские мифы вещали о жертвах в угоду Богам. В центре, между двумя головами, едва умещалась ещё одна, самая жуткая. Звериная сущность на ней проникала в глубины души, пробуждая внутри потаённые страхи. Кто это был? Протея не знала. Возможно, именно так хорнийцы себе представляли того, кто потворствует их кровожадным делам.
Служанки, истратив последние горсти зерна, провели её в храм. Оказавшись внутри, принцесса застыла в немом изумлении. Пещера была необъятной, такой, что конца её было не видно с земли. В дальнем углу находился алтарь. Свет по бокам от него роняли огромные факелы. В ареоле огня было видно собравшихся. Их тени мерцали на тёмной стене. Среди них были только мужчины! Дядюшка Кито рассказывал Тее, что женщины в Хорнии трижды имеют возможность прикоснуться к святыням хорнийских Богов. По праву рождения, сочетания браком, и смерти. В Михтии женщинам было позволено молиться вместе с мужьями, ходить в храм и общаться с Богами, когда их попросит душа. Но быть здесь, в демоническом устье, было для Теи сродни наказанию! И по собственной воле она ни за что бы сюда не пришла.