— Я люблю тебя… — его шёпот был едва слышен, горячий и влажный, будто вырвавшийся из самой глубины души. Он прижался лбом к моему виску, и его дыхание смешалось с моим.
— И я тебя люблю… Как никогда и никого… Клянусь! — вырвалось у меня, слова, опередившие мысль, чистые и лихорадочные. Я потянулась к нему, ища губами спасение от этого сладкого, томительного безумия.
Внезапно его тело напряглось, будто его ударило током. Он отстранился, и в полумраке его лицо стало чужим, искажённым какой-то внутренней мукой.
— Но ты бросила меня! — крик прорвался неожиданно, резко, разрывая тишину комнаты, как стекло. Он не кричал на меня. Он кричал сквозь меня, в какую-то свою бездну.
— Я… я не бросала тебя… я же здесь! — я попыталась поймать его взгляд, но мои слова прозвучали жалко, потерянно, как оправдание, в котором я и сама не была уверена.
— Ты бросила меня! — он закричал ещё сильнее, и в его голосе зазвенела настоящая, животная ярость, смешанная с болью. Его пальцы впились в мои плечи, оставляя синяки, которых ещё не было.
— Нет, нет же! Это неправда! — я инстинктивно рванулась назад, спина ударилась о стену. И тогда я увидела это — странный, мёртвенный блеск в его глазах. Это был не взгляд любимого человека. Это был взгляд одержимого, в котором не осталось ничего человеческого.
— Я никого так не любил, а ты…! — он не договорил. Вместо слов его тело обрушилось на меня всей тяжестью отчаяния и ненависти. Сильные, знакомые до боли руки обвились вокруг шеи. Не объятие — удавка. Те самые ладони, что часами нежно вырисовывали контуры моего тела, сейчас сжимались, холодные и влажные, превращаясь в орудие убийства.
«Нет, что ты делаешь!» — хрип вырвался вместо крика. Я билась, царапала его руки, пыталась вывернуться, но он был монолитом, скалой, обрушившейся на меня. Воздух стал густым и тяжёлым, как сироп. Он не поступал. В висках застучал яростный молоток, а перед глазами поплыли тёмные, пляшущие пятна. Комната закружилась, пол ушёл из-под ног, и я проваливалась в чёрную, беззвучную пустоту, где не было ни боли, ни страха, только нарастающий, всепоглощающий гул в ушах.
И я упала. Не в бездну, а на мягкое, обманчивое лоно собственной кровати. На холод шёлка простыней, прилипший к вспотевшей спине.
Его руки — те самые, кошмарные — разжались. Лёгкие, спазмируя, с жадным, мучительным свистом втянули первую струю воздуха. А следом за ней из горла вырвался дикий, нечеловеческий вопль. Он раскатился по тёмной спальне, ударился о стены и вернулся ко мне эхом моего собственного ужаса.
— Саша, что с тобой? — тёплый, сонный, но уже встревоженный голос прозвучал прямо у уха. Рука легла на вздрагивающее плечо. — Снова кошмар?
— Да… да… — я хрипела, захлёбываясь воздухом и слезами. Мои собственные пальцы впились в шею, нащупывая невидимые, но до жути реальные следы — будто кожа всё ещё хранила память о том прикосновении. Она горела, ныла, пульсировала каждой порой.
— Всё хорошо, любимая, я рядом. — Сильные, настоящие руки Андрея обняли меня, прижали к груди, где стучало спокойное, ровное сердце. Совсем не то, бешеное, что я слышала во сне. — Я здесь. Ты в безопасности.
— Я никогда не буду в безопасности… — прошептала я в складки его футболки, и в этом шёпоте звучала леденящая уверенность.
— Это всего лишь кошмары, Саш. Мы же обсуждали это. Остатки стресса, переутомление.
— Но они стали приходить слишком часто… — голос мой сорвался, стал порывистым, срывающимся на крик. — И слишком… реальными. Я чувствую на шее его пальцы, Андрей! Чувствую их холод! Я задыхаюсь по-настоящему!
— Может, всё же стоит обратиться к психологу? Я волнуюсь за тебя. — В его голосе прокралась трещинка страха. Не за себя. За меня.
— Нет! Это не поможет! — я вырвалась из его объятий, села на кровать, обхватив голову руками. — Эти сны… они не просто сны. Они как воспоминания, которые я не могу вспомнить. Он ведь душил меня. Я знаю. Я помню это.
— Саша, ты меня пугаешь, — тихо, но твёрдо сказал Андрей. В полутьме я видела, как напряглись его плечи.
В голове, ещё затуманенной адреналином, будто щёлкнул выключатель. Картинка из сна — не его лицо, не его руки — а фон, обстановка. Потрескавшаяся штукатурка в уголке, странный узор на занавеске, запах сырой земли и сирени… знакомый, до тошноты знакомый.
— В этот раз было что-то новое… — прошептала я, глядя в пустоту. Я говорила не ему, а самой себе, пытаясь ухватить ускользающую нить.
— Что?
Мозг, наконец, сложил пазл. Узнаваемый. Ужасающий.
— Как же я раньше не понимала… — воздух снова перехватило, но теперь от догадки, острой и ледяной. — Как же я раньше не замечала! Андрей! — я повернулась к нему, и, наверное, в моих глазах читалось что-то несуразное, потому что он отодвинулся на сантиметр.
— Да, любимая?
— Мне нужно срочно уехать. К родителям. В старый дом. Я узнала это место! Оно из сна! Оно преследует меня!
— Саш, ты сама себя слышишь? — он попытался взять меня за руки, но я отстранилась. — Ты ещё не пришла в себя. Это бред.
— Нет, я всё решила. Я поеду сегодня же. С первым поездом.
— Ты не была там десять лет! Родители сами приедут через две недели. У нас свадьба на носу, столько дел!
«Вот именно! — пронеслось в голове, ясно и чётко. — Десять лет. Я всегда находила причину не ехать. Работа, учёба, а потом ты, Андрей… Будто что-то, какая-то тень, не выпускала меня оттуда мысленно, запрещала возвращаться. А что, если эта тень теперь зовёт меня назад? Что, если ответы — там?»
— Я смотаюсь на пару дней и вернусь. Обещаю. Мне нужно это сделать.
— Тогда я поеду с тобой.
— Нет! — мой отказ прозвучал слишком резко, почти панически. Я смягчила голос, потянулась к нему, положила ладонь на щёку. — Здесь столько хлопот. Свадьба, помнишь? Поверь мне. Я должна сделать это одна. Мне станет легче, я чувствую.
Он смотрел на меня долго, его взгляд читал моё лицо, как открытую книгу, полную непонятных ему знаков. Наконец, он тяжело вздохнул.