
Аннотация: Вы верите в дружбу между мужчиной и женщиной? Они верили, верили до тех пор, пока жизнь не закрутила их в свой коварный водоворот событий. Когда не ясно, кто друг, а кто враг, когда страсть затуманивает разум, а ненависть диктует коварные планы. Судьбы бьются, словно тонкий хрусталь, а сердца трещат по швам, именно в такие моменты решения становятся жёсткими, порой необдуманными, и предательство кажется закономерным.
***
- Марина, надо поговорить, - заявляет с ходу Саша.
- Тебя здороваться-то не учили, что ли? – ворчит бабуля.
- Баба Ванда, я исправлюсь, - Сашка усмехается. - Вот в следующий раз…
- Шут гороховый! - Бабушка закатывает глаза и, недовольно качая головой, идет в кухню, возмущенно бубня себе под нос.
- Ты зачем сюда пришел?
- Поговорить, - заходит как к себе домой, закрывая дверь на защелку.
Я не успеваю вытурить его на площадку, потому отхожу подальше, вжимаясь в стенку.
- Нам не о чем.
- Ма-ри-на, - улыбается, а после смотрит в сторону кухни. - Баб Ванда, а обедать будем? - повышает голос.
Бабушка его чуть ли не проклинает, обзывая лишним ртом, но к столу зовет.
Раздражаюсь и заталкиваю Доронина в свою комнату, щелкая шпингалетом. Хватит этого цирка, мне же потом от бабушки выслушивать, не ему.
Саша оглядывается, задорно ухмыляется каким-то своим мыслям и в неожиданном для меня порыве приподымает над полом, усаживает на широкий белый подоконник.
Ежусь от его прикосновений, упираясь ладошками в Сашкины плечи, только чтобы он не вздумал лезть целоваться. Потому что по его глазам я вижу именно это. Для него нормально сделать все, что он сделал, а теперь прийти сюда как ни в чем не бывало.
- У меня день рождения в эти выходные, собираемся на даче. Я тебя приглашаю!
Долго смотрит на линию моих губ, нехотя переключая внимание на глаза.
- Не думаю, что я приду! – пытаюсь улизнуть, но его руки не позволяют, по-хамски разводя мои ноги в стороны.
Доронин устраивается между ними, и я замечаю, как поблескивают его черные зрачки.
- Хочешь расстроить именинника?
- Мы не друзья! – бормочу небрежно, прижимаясь спиной к прохладному стеклу, чтобы хоть как-то отстраниться от Доронина.
- Точно! Я тебя обидел, вел себя как мудак, знаю. Так что, придешь? - кладет руку на колено, слегка сжимая. - В этот раз обойдемся без рукоприкладства? - смотрит на свои пальцы, нагло устроившиеся на моей ножке, провокационно подбираясь к краю красной юбочки.
- Если так твой спермотоксикоз уймется, и не будет побуждать тебя ко мне клеиться, то это жертва во имя большой цели!
- Какая ты у меня гуманная, - все же прижимает меня к себе, - я соскучился, готов каяться, повиноваться и сделать все, что ты захочешь.
- Я хочу, чтобы ты ушел, - дышу в его плечо.
- Кроме этого, - подмигивает, немного отстраняя меня от себя.
- Уйди, не трогай меня! - начинаю вырываться.
- Тихо, - сжимает очень крепко, - прости, слышишь, прости меня, - смотрит прямо в глаза, или даже в душу, - так было нужно, Марина. И ты это знаешь, - сжимает мои плечи, продолжая объяснять медленно, вдумчиво, - я никогда не хотел делать тебе больно. Слышишь?
- Нет, я говорила, я предупреждала, уходи! – отрицательно мотаю головой. - Теперь уходи, теперь я не хочу тебя видеть! Не хочу. Ты мог сделать все иначе, мог сказать мне ночью, тем утром, мог поступить хорошо, мог не причинять боль.
Он сжимает меня крепче и, стащив с подоконника, бросает на кровать. Я слышу снаружи бабушкин голос за дверью, она материт нас обоих.
- Выслушай меня!
Я подаюсь вперед, но Сашка толкает меня обратно, упираясь ладонью в мою грудь.
- Не хочу, уходи, - пытаюсь до него дотянуться, чтобы ударить.
Доронин ухмыляется, окольцовывая мои запястья, сжимает их своими ладонями и рывком тянет меня на себя.
- Просто пойми, так было нужно, - прикрывает глаза, - Марин, я не урод, и ты это знаешь. Прости меня, пожалуйста, - говорит так, словно я психически нездорова.
- Я поняла, - киваю, - поняла. Теперь уходи.
- Мариша, - морщится, как от боли, - прекрати устраивать истерику.
- То есть я еще и истеричка? Спасибо.
Доронин смотрит на меня долго и очень внимательно, у него такой взгляд, что я начинаю чувствовать себя неуютно.
- Не трогай меня, - шепчу, прекрасно понимая, что за всем этим последует.
Но разве ему есть дело до того, что я сказала? Он опоясывает одной рукой мою талию и фиксирует ладонью мою шею, не давая отвернуться.
- Я пришел извиняться. Мудак, был не прав, - медленно, - услышь меня.
Отрицательно качаю головой. Я зла, подавлена, а еще просто боюсь. Сколько раз он решит сделать мне больно, чтобы от чего-то оградить?
- Марин, - касается своими губами моих, но не целует, - Мариша, - его ладони скользят по спине, сжимают плечи, немного отстраняя меня на согнутых локтях.
- У меня есть другой, - злобно прищуриваюсь, говоря это, чтобы сделать ему так же неприятно, - ты мне не нужен.
Сашка ухмыляется и одобрительно кивает.
- Ладно. Расстанешься с ним сегодня.
- Нет. Уходи, я не хочу тебя видеть.
Доронин вздыхает, разжимая пальцы, отталкивается от кровати и поднимается на ноги.
- Ладно, - кивает, - хорошего вечера.
Я злюсь на него, на себя, но пока не готова простить и идти на попятную. Пока не готова…
Конец 80х
Доронин.
Подаюсь вперед, понимая, что уже поздно. В этом вся Баженова! Маринка летит вниз с этой проклятой горы, закручиваясь волчком. Перемахнув через поломанные ветки, не то бегу, не то скатываюсь за ней следом на подошвах кроссовок.
Пара секунд, и мы оба валяемся на песочной дороге. Прижимаю ее к своей груди, приоткрывая один глаз, слышу ее тихое завывание, конечно, это только начало. Размыкаю захват и сажусь рядом с ней.
- Живая?
Маринка всхлипывает и, обливаясь слезами, усаживается на пятую точку, смотря на свои грязные ладони и разбитые колени. Руки и ноги украшают красные следы от травы и хлестких веток, встреченных на ее пути, пока она катилась вниз.
- Не знаю, - сводит брови, растирая щеки, не переставая смотреть, как кровь мелкими струйками сочится из ранок, исполосовав голени.
- Ты зачем туда полезла?
Мне смешно и жалко ее одновременно, снимаю футболку, прикладывая ее к разодранным коленям.
- А зачем мы сюда пришли? За земляникой.
- Конечно, именно в этой яме ее было тьма, - откидываюсь назад, падая на песок, царапающий спину, сдерживая смех.
- Мне больно, Доронин, а ты издеваешься, - еще один всхлип.
- Давай подую.
- Подуй, - задирает подбородок, начиная икать от слез.
Отталкиваюсь от земли, аккуратно перекидывая ее ноги через свои. Она ойкает, состряпав недовольную мордашку.
- Больно.
- Терпи, подую - и заживет.
- Конечно, - вздыхает.
Маринка упирается лбом в мое плечо, тяжело дыша.
- Как домой пойдем? – убираю футболку, дуя на ранки.
- Ты меня отнесешь.
- Тут километров шесть.
- А я не такая и тяжелая.
- Аргумент. Сходили за земляникой, блин.
Маринка начинает громко смеяться, вздрагивая от прикосновения моих пальцев под своим коленом.
- Поаккуратнее.
- Ага.
Сейчас было бы неплохо подняться наверх и принести воды, чтобы промыть ее царапины. Что у нее в голове вообще? Ходит, под ноги ни черта не смотрит. Закатываю глаза, замечая ее хитрую улыбку.
Если бы не дружба, я бы нашел миллион других способов, чтобы ее успокоить, жаль, это не про нас, да и в армию скоро, поэтому геморрой с девчонками мне сейчас совсем ни к чему. Хотя моя Баженова красотка, одни только ноги чего стоят, мысленно даю себе оплеуху и резко убираю от нее руки. Все, пора домой, а вечером с Лукьяном по девкам, иначе я точно ее случайно где-нибудь… все, стоп. Домой идем.
Встаю, аккуратно поднимая ее с земли. Платье задирается под моими ладонями, а Маринка, ойкнув, обнимает мою шею, убирая с лица каштановую прядь. У нее длинные густые волосы, они ярко блестят на солнце, переливаются так, что к ним хочется прикоснуться.
У нас с Баженовой с самого начала сложились какие-то странные и непонятные для окружающих отношения. Мы не встречались, никогда не были парой и ни разу не целовались. Нас связывала крепкая взаимная дружба, и многие, конечно, в это не верили.
В шесть лет, родители привезли Маринку к бабушке, в наш город из Москвы. Здесь, она пошла в школу, и осталась жить. Нагло поселившись в соседнем подъезде, эта девчонка превратила мою жизнь в ад. Моя мать, которая дружила и дружит с бабой Вандой, заставляла меня помогать Баженовой в школе, ведь Мариша новенькая и маленькая. Тогда она меня раздражала, до ужаса. Все гонять в футбол, а Доронин, как последний идиот, ведет эту мелочь домой после продленки. Мне тогда было девять.
- Пешком не дойдешь?
- Я вообще-то пострадавшая.
- Ладно, понял, понял.
Выбравшись из карьера, усаживаю ее на траву, быстро ополоснув ранки водой.
- Доронин, когда ты там в армию собрался?
- Через неделю. Я откуда знаю, повестки еще не было.
- Обязательно напиши мне письмо.
- Обязательно, - язвительно.
- Блин, ну вот что я буду без тебя делать?
- В институт свой бегать.
- Это же мой первый курс, жаль, что тебя не будет.
- Зато я наконец спою тебя, когда ты будешь выпускаться.
- Ой, ненормальных своих спаивай.
- Анфиску, например?
- Не трогай Мартынову, она и так на тебе помешалась! - голос становится тверже.
- Да нужна мне твоя Анфиска, пробы ставить негде.
- Доронин, блин, ничего, что она моя подруга?
- Да не, нормально.
- Все, пошли уже. Есть хочется.
- По лбу не хочется?- обливаю голову остатками воды
- Так смешно-о-о-о.
Не среагировав, иду вперед, не забыв прихватить Баженову с собой. Мы топаем часа два, потому что кто-то просто не может молчать и сидеть смирно. Она постоянно вертится, поправляет платье, волосы, а я делаю все, чтобы только не смотреть в вырез на ее груди. Мне хватает и этих прикосновений, да и вообще, кажется, я перегрелся, потому что моя Баженова - друг, а не баба. Хотя в последнее время я готов с собой об этом поспорить.
Во дворе затаскиваю ее в подъезд. Ванда Витольдовна открывает дверь и, охнув, пропускает нас в квартиру.
- Саша, здравствуй.
- Здравствуйте.
- Марина, - вздох, - ну что с тобой опять приключилось?
- Все хорошо бабуль, - улыбка, - меня в комнату, - уже мне.
- Саш, так проходи, не разувайся, - баб Ванда идет следом.
Сажаю Баженову на кровать, растирая затекшую шею. Она так в меня вцепилась, до сих пор ощущение, что машину картошки разгрузил.
- Марина, у тебя кровь, - женщина подается к внучке, рассматривая ссадины на коленях.
- Я чуть-чуть упала с горы.
- Что? Марина!
- Ну ба, все нормально.
- Сейчас перекись и зеленку принесу.
- Может, без зеленки?
- Нет.
- Блин, придется ходить в джинсах.
Доронин.
Дембель как-то неожиданно стукнул обухом по голове, я его ждал, а теперь не верил, что все кончено. Когда дни кажутся затянутыми и бесконечными, сложно осознать, что соленый ветер свободы уже дует тебе в лицо.
Городской вокзал не вызвал каких-то особых чувств, но дышалось легче. Мышцы расслабились, захотелось вдохнуть полной грудью. Серость и мрачность провинциального города больше не отталкивала, все казалось живым и правильным.
Перекинув рюкзак через плечо, прикурил сигарету, которую мы с Малышевым завернули еще в поезде, и двинулся к автобусной остановке, лишь боковым зрением замечая какую-то непонятную возню за углом.
Пара пацанов в спортивках без зазрения совести били мальчишку. С расстояния невозможно понять, сколько ему, но он явно уступал им в физическом развитии. Можно было пройти мимо, не обращать внимания, а можно…
Шаг по направлению драки, и вот нож уже выбит из руки того, кто с ехидной усмешкой двинулся в мою сторону, с садистским желанием вспороть горло. Небольшая потасовка, напоминающая детский утренник. За два года я неплохо натаскался в рукопашке, поэтому вколотить в землю пару идиотов не составило труда, главное, чтобы из-за угла в самый неподходящий момент не вышел третий.
Отряхнув ладони, протягиваю руку этому бедолаге, забившемуся в угол.
- Спасибо.
Парниша стирает рукавом кровь с лица, которая вмиг выступает вновь, в момент, когда я замечаю свой некогда голубой берет, он медленно становится коричневого оттенка, утопая в луже у самых ног. Касаюсь голой головы, стискивая зубы. Это злит, но не настолько, чтобы психануть.
- Козлы, - вытаскиваю его из воды, тряхнув в воздухе. - Не за что, - взгляд на мальчишку, усмешка и вновь подожженная сигарета. - Чего хотели?
- Не знаю, - отряхивает джинсы, - Влад, - протягивает руку.
- Саня, - зажимаю сигарету в зубах, отвечая на рукопожатие.
- Чего здесь забыл?
Шмотки у него явно из загранки, поэтому вопрос, как он тут оказался, очень и очень актуален.
- Гулял.
Я не успеваю что-то сказать и вообще подумать, прежде чем за спиной проносится черная тачка, она тормозит с мерзким скрипом, и бугай, вывалившийся оттуда, бежит в нашем направлении.
- За тобой?
- За мной, - кивает Влад.
- Владик, какого х*я? - матерится, видя два валяющихся тела рядом. - Твой отец мне яйца отрежет и собакам скормит.
- Все у меня нормально, - отмахнувшись, закатывает глаза и идет к тачке.
- Это кто? – почти тычет своим кривым пальцем мне в грудь, пробуждая желание эти самые пальцы ему переломать.
- Рембо. Поехали, Василек, у меня и так вся рожа болит.
- Это звери были?
- Зайчики. Не знаю я…
Смотрю им вслед, вникая в разговор, правда, ничего полезного для себя не извлекаю. Пока я не знаю, что в городе уже произошли изменения и все начало закручиваться, как тот волчок. Я, как никто, прочувствую эти изменения на собственной шкуре, чуть позже, а пока, не задумываясь о произошедшем и последствиях, медленным, но твердым шагом возвращаюсь на остановку дожидаться своего автобуса.
Оказывается, родной двор, в центре которого песочница и играющие в ней дети, за это время ни капли не изменился. Все осталось прежним, окна нашей квартиры на третьем этаже все так же выкрашены белой краской, а в Людкиной комнате к стеклу наклеены снежинки, хотя на улице лето.
- Саша?
За спиной знакомый звонкий голос, оборачиваюсь, видя перед собой Марину, а лямка рюкзака как-то сама соскальзывает с плеча, вынуждая того упасть на землю. Подтягиваю вещи к сапогу, а сам неотрывно смотрю ей в глаза. Мариша стоит напротив, очень близко, прижимая к груди сумочку на тоненьком ремешке, на согнутом локте висит тряпочный пакет. На ней красное приталенное платье длиной чуть выше колена и бежевые туфли-лодочки.
Пухлые губы изгибаются в улыбке. Черные пушистые ресницы становятся влажными, но она быстро берет себя в руки, слегка пошатнувшись, но решив остаться на месте.
- Баженова, - подаюсь вперед, в каком-то бешеном порыве притягивая ее к себе.
Маринка звонко смеется, обхватывая мою шею ладонями, прижимается слишком тесно. Сглатываю, вдыхая аромат ее волос, время словно замирает.
- Привет, - прикусывает нижнюю губу, - Доронин, это на самом деле ты? - говорит быстро и сбивчиво, но я все понимаю.
Ловлю каждое ее слово.
- Я, - отстраняюсь, пробегая глазами по ее фигуре. - Ты красотка!
- Спасибо за комплимент.
- Сегодня с ребятами соберемся, придешь?
- О, Анфиска давно строит планы на твое возвращение. Люда ей сказала, что ты приезжаешь.
- Не удивила.
- А я, - улыбается, хлопнув длинными ресницами, - я подумаю.
- Помочь? - киваю на пакет.
Доронин
Мама колдовала у плиты, а Людка, усевшись напротив, рассказывала о том, что и у кого изменилось. В дверь позвонили прежде, чем сестра успела закончить фразу.
- Кого там еще принесло? – недовольно сморщила нос, вставая из-за стола.
- Сам открою, - перехватил ее руку, - сиди.
Повернув ключ, потянул дверь на себя, видя стоящего на пороге Борю. Секундная пауза, прежде чем в квартире раздались наши громкие голоса приветствия и смех.
- Доронин! Мне девки сказали, ты вернулся, я даже не поверил сначала. Чего не сообщил?
- Не хотел баламутить, проходи.
- Боренька, - мама выглянула в прихожую, - проходи, мы обедать собираемся, будешь?
- Спасибо, теть Ань, я на минуту. Вечером гуляем?
- Само собой.
Яковлев хлопнул в ладоши.
- Тогда я парней соберу, и за тобой заедем.
- Куда едем-то?
- На дачу ко мне, я только родственничков по домам развез. Хата наша.
- Ладно, давай.
Борька ушел, а Люда с интересом посмотрела ему вслед, выскочив в прихожую.
- Куда намылились?
- Тебе скажи.
- М-м-м, маму не расстраивай, а то я вас знаю, особенно Лукьянова, - недовольно цокнула языком и, круто развернувшись, вернулась на кухню, усаживаясь на стул.
- Маратик, блин.
Мама уже накрыла на стол и все никак не могла перестать суетиться.
- Чего Боря приходил?
- Ой, мам, а ты не догадываешься? Пить поедут и по девкам, - закатила глаза сестра.
- Люда!
- А что, мама? Я не права? - рассмеялась.
- Уймись, - раздраженно смотрю на сестричку.
Никак не могу понять, что с ней не так, но что-то явно изменилось. Откуда эта дерзость, желание уколоть, язвительность? Та Людка, которую я знал и помнил, была другой. Моя сестра - олицетворение нежности, мечтательности, романтичности, по крайней мере, я запомнил ее такой. Только вот сейчас от всего этого остались лишь слова.
Протянул руку к солонке, подсолив горячий суп.
- Мамуль, я сегодня к девчатам пойду, мы договаривались, да и пятница.
- Хорошо, только если ночевать у Карины надумаешь, брякни, чтобы я не волновалась.
- Ладно.
Людка крепко сжимает в руке ложку, смотря на меня с толикой злобы.
В кухне моментально повисает атмосфера напряжения и недомолвок, которую остро чувствуют все, кроме мамы. Она же витает в собственных мыслях, радуясь моему возвращению.
В восемь дом наполнился шумом телевизора. Людка ушла к подруге, проторчав перед этим больше часа у зеркала в ванной. Проводив сестру взглядом, выхожу на балкон, вытащив из форменных штанов сигареты. Прикрыв дверь поплотнее, чтобы дым не шел на кухню, делаю первую затяжку, опершись корпусом на перила.
Смотрю вниз, у подъезда, в клумбах из старых шин, привычно цветут ноготки и астры. Соседка снизу выгуливала таксу, а баба Зоя, рассевшись на пол-лавочки, высматривала тех, о ком можно сочинить очередную сплетню. Залипаю в своих мыслях до тех пор, пока Борькина шестерка не оостанавливается у моего дома, оглушая прохожих льющейся из всех форточек музыкой. Марат вылез из салона первый, задрал голову вверх и, сунув два пальца в рот, свистнул, чем вызвал ворчание старушки.
- Саня, спускайся!
Усмехнувшись, стряхиваю пепел и, махнув на них рукой, чтобы ждали, выбрасываю окурок.
- Мам, я к пацанам, - застегиваю на груди олимпийку.
- Надолго?
- Как получится. Мы к Борьке на дачу, не волнуйся.
- Ладно, - целует в щеку, - сильно там не…
- Мам, - сжимаю ее плечи, - не маленький. Пока.
Выскользнув за дверь, через пролет сталкиваюсь с бабой Зоей, она с присущим ей недовольством и руганью дергает дверь своей квартиры, а увидев меня, встает посреди дороги, хватаясь за мой рукав, высказывая, как обнаглела молодежь.
Выслушав бред старушки, сбегаю вниз и, перемахнув через последние перила на первом этаже, выхожу на улицу. Марат, сидящий на капоте Борькиной машины, замечает меня сразу.
- Саня, - вытягивает руку с зажатым в ней пивом, - с возращением, - сделав несколько глотков, отдает бутылку Яше.
Маратик спрыгивает на асфальт, идя ко мне, и стоит нам поравняться, как он закидывает свою граблю на мое плечо.
- Короче, мы усе придумали, - кивает своим же словам, - сейчас едем к Яковлеву на дачу, - вытягивает указательный палец, - там шашлычок, банька, бл*ди.
- Э-э-э, - Боря недовольно хлопает Лукьяна по спине, - какие бабы? Мы так не догова…
- Тихо, я договорился, - продолжает Маратик, - или кто-то против?
Марина
- Мы не встречались, - шепчу, сглатывая вставший в горле ком.
Сказать, что я в шоке, это не сказать ничего. У Доронина там совсем крыша поехала? Что за наглость? Он меня лапает и даже ни капли не смущается, что мы здесь не одни.
- Знаю, - с ухмылкой, - и именно поэтому ты мне ничего не сказала про Яковлева?
- Не трогай меня! – дергаюсь, отлепляя его лапу от своей груди, и слегка подаюсь вперед.
Анфиска резко поворачивается в нашу сторону, Саша разжимает кольцо из пальцев на моем запястье, почти отталкивая от себя, но пьяный мозг Мартыновой уже и так ничего не соображает. Машина резко тормозит у Бориной дачи, а я как ошпаренная выбегаю на улицу.
Первое, что я делаю, это захожу в дом, прячась на кухне. Меня все еще колотит от произошедшего. Сердце готово вырваться из груди, сажусь на табурет, пытаясь успокоиться. Я до сих пор чувствую его прикосновения, касаюсь своего живота, втягивая его в себя. Да, именно здесь и ниже, веду ладонь к пуговицам на джинсах, а после резко кладу на грудь. Раздосадованно отнимаю руку, тру щеки, которые горят. Хочется пить, а лучше вернуться домой. Стоит об этом подумать, как резко включается свет, режа глаза, прищуриваюсь, видя перед собой Борю.
Он замер в дверном проеме кухни, а после быстро сделал шаг в мою сторону. Поднимаюсь.
- Ты чего? - кладет ладони на плечи, слегка сжимая.
- Все нормально.
- Тебе здесь не нравится?
- Все нормально, - ежусь, - я сейчас приду.
- Это из-за Сани? Не переживай так, вы же не встречались, мы с ним поговорили, он все понимает, - подбадривающе продолжает Борька. - Поможешь овощи порезать, а то Анфиска там уже в кондиции?
- Хорошо, - целую его в щеку, прежде чем он выходит, - …все понимает, - шепчу себе под нос.
Мне было необходимо собраться, взять себя в руки. То, что Доронин говорил в машине, поддавалось объяснениям, в его словах, как ни странно, была логика. Мы очень близко и долго общались, он привык быть, скажем так, главным парнем в моей жизни, а теперь все изменилось, вот он и бесится. Но это временно, сейчас они с Лукьяном пойдут в разгул, и все вновь встанет на свои места. А его приставания логично списываются на то, что он только вернулся домой на дембель.
Хотя, кажется, я и сама не верю в то, в чем так старательно себя убеждаю.
Переборов эмоции, выхожу во двор и быстрым шагом направляюсь в беседку. На улице моросит дождь, и то, что беседочка закрытого типа, меня радует. Парни уже разожгли мангал, а Боря вкручивал лампочку. Когда помещение озарилось светом, он помахал мне рукой, растягивая губы в улыбке.
Я же подошла к столу, беря в руки нож и огурец. Разрезая овощ на части, непроизвольно посматривала на широкую Сашкину спину. Он перегораживал собой обзор всего, что творилось у мангала. Анфиска, сидящая в кресле с бутылкой в обнимку, икнула и, встав на свои каблуки, потопала к Доронину. Ее ручки обвили его шею, пальчики пробежали по плечам, она что-то шепнула, томно рассмеялась, и он нагло устроил свою ладонь на ее заднице.
Не знаю, почему и зачем, но я раздраженно откинула нарезанные дольки огурца в тарелку и резко отвернулась, полоснув острым лезвием по пальцу. Щекочущая боль вспыхнула сразу, всхлипнув, поднесла кровоточащий указательный палец к губам, слизнув выступившую кровь языком, почувствовав на себе взгляд.
Подняла голову, понимая, что Саша смотрит именно на меня. Он играет желваками, не замечая висящей на себе Анфиски, которая что-то ему рассказывает, то и дело оголяя свои ноги еще больше. Убираю пальцы от своих губ и, затаив дыхание, смотрю в его глаза, они глубокие, исторгающие холод вперемешку с каким-то понятным лишь мне беспокойством. Завожу руки за спину, опуская взгляд, ясно понимая, что он все еще смотрит.
Капли больше не ударяют о металлическую крышу, оглушая всех своим звуком, а это значит, что дождь закончился.
- Больно? - Борька подошел со спины, вынуждая меня вздрогнуть от неожиданности.
Я отрицательно мотнула головой, стараясь не смотреть на Сашу, пока Борис обнял мою талию, аккуратно поднося пораненный палец к своим губам. Подув на ранку, он прижался щекой к моему виску, целуя.
- Сань, пройдемся?
Это предложение прозвучало из Анфискиных уст – громко и четко. Она уже потянула Доронина за руку, но его окликнул Лукьянов.
Маратик открывал ворота, впуская во двор еще одну машину, из которой вышли два парня и три девчонки, и я их не знала. Боря засуетился, быстрее подаваясь туда. Они долго переговаривались с Маратиком на повышенных тонах, но как итог распили примирительную бутылку портвейна. И где только взяли? Водка же была.
Пока все наслаждались вечером, разливали по стопкам алкоголь, чокались, говорили тосты, Анфиска успела переругаться с одной из пришедших мадам, закатить истерику и перевернуть кресло вверх ногами в порыве злости. С каждой минутой Боря становился все пьянее, впрочем, как и все вокруг.
Доронин улыбался и делал вид, что вообще меня не замечает, как и то, что пьет. Я своими глазами видела пару-тройку раз, когда он выплескивал водку, при этом подбадривающе вливая ее в Яковлева. Его улыбки Боре были лживыми, и мне это не нравилось. Я прекрасно понимала, что он его спаивает, только вот зачем? Поговорить? Мы могли сделать это и без подобных мер. Показать мне, какой Боря плохой? Вряд ли сегодняшний вечер показатель!
Марина
Это было ужасно, кровь пульсирует в висках, и я просто не могу взять себя в руки. Слышу, как хлопает входная дверь, вздрагиваю и на выдохе присаживаюсь на стул, крепко стискивая бутылочку с перекисью. Неужели все это было наяву? Трогаю раскрасневшиеся губы, их все еще покалывает от поцелуя. Доронин явно выжил из ума, вздыхаю и направляюсь в душ, шаркая по полу красными тапочками с непонятными узорчиками.
Этот поцелуй стал для меня чем-то запретным и ужасающим одновременно. Он не имел права так со мной поступать. Зачем он устраивает этот цирк? К чему провоцирует? Мой Доронин никогда таким не был, по отношению к кому-то - возможно, но не ко мне. Что с ним произошло? Откуда столько агрессии… складывается стойкое впечатление, что он считает меня своей собственностью. Он злится из-за Бори, но это же моя жизнь. Я имела право поступать так, как велело мне сердце. Но что оно говорит теперь? Я не знаю.
Еще и эти люди, куда он успел вляпаться на этот раз? Кто они? Чего хотели? В голове полная вакханалия из мыслей, не могу сосредоточиться хоть на чем-то. Залезаю в глубокую ванну, на дне которой виднеются черные сколы, открываю кран, ощущая теплую воду, дошедшую до кончиков пальцев на ногах. Перед глазами кровь, в ушах глухие звуки ударов, накрываю лицо ладонями, чувствуя дрожь. Мне страшно. Ужас обволакивает тело от макушки до пяток. Притянув колени к груди, смотрю на струю воды, ощущая пустоту.
Я не понимаю этот странный порыв, этот поцелуй, возможно, это стресс. Я в это искренне верю, точнее, убеждаю себя, потому что в моей голове никак не укладывается новая картинка нашего с ним мира. Все кажется глупым, но в то же время до ужаса сложным. Зачем я вообще ушла из дома, оставила Борю? Обстоятельства сегодняшнего дня навалились одно за другим.
Ловлю себя на мысли, что потащила Доронина домой с полной уверенностью, что в квартире никого нет. Я не верила, что отец останется ночевать, это было бы за гранью, он приехал навестить мать и слинял при первой же возможности.
Приняв ванну, заворачиваюсь в полотенце и иду в комнату, ложусь на кровать, укутываясь с головой одеялом.
Просыпаюсь, когда комнату озарило утреннее солнце, а на кухне зашумела бабуля, она гремит кастрюлями, вероятнее всего, собираясь закатывать еще одну порцию огурцов.
Ставлю ноги на коврик у софы и, потянувшись, накидываю на плечи тонкий бледно-розовый халат. Выскользнув в прихожую, заглядываю на шум.
- Доброе утро, - забираюсь с ногами на стул.
- Какое доброе? Черт-те что вчера творилось, говорят. Крики, драка, ужасы.
- Да уж, - поджимаю губы, а бабушка перебирает жестяные крышки.
- Давай листья и укроп по банкам разложи, - командует, не отрываясь от своего занятия.
- Хорошо.
- Чего это ты в такую рань и уже дома?
- А где я должна быть? – беру трехлитровую банку.
- На даче своей.
- Бориной. Я еще вечером вернулась, надоели эти гулянки.
- Поцапались, что ли?
- Нет, с чего ты взяла?
- Так Сашка вон вернулся.
- И? – застываю со сжатой в зубах укропиной.
- То они жить друг без друга не могут, то она дурочкой прикидывается.
- Бабушка!
- Что - бабушка?
- Мы дружили…
- Знаю я такую дружбу. Ну чего встала? Давай раскладывай, раскладывай, само не сделается.
- Раскладываю, - шиплю, набивая дно банки листьями черной смородины. - Отец, я смотрю, надолго не задержался, улетел уже.
- Дела у него, а ты в следующий раз веди себя нормально. Смотрите на нее, чуть что, так скорее бежать. В песок от проблем голову прятать каждый, Маринка, может! А ты бы взяла да и поговорила с отцом по-человечески, глядишь, и самой легче бы стало.
- Ты знаешь, почему я так…
- Лена, думаешь, виновата, а в чем? В том, что мать твоя умерла?
Чувствуя, как подрагивает подбородок, крепче стискиваю зубы. Молчу, раскладывая укроп, и смотрю в одну точку перед собой.
- Что, слезы там льешь?
Бабушка вздыхает и, отложив свои заготовки, садится на стул позади меня. Тянет за край халата, настаивая, чтобы я присела рядом. Делаю это на выдохе, продолжая сминать ножки укропа в кулаке.
- Ну вот чего ты ни себе, ни ему жизни не даешь? Шура умерла, и ты не хуже меня знаешь, как Юра переживал. Он полгода толком ни ел, ни спал. Эта Лена хоть на человека его похожим сделала. А ты все нос воротишь! И отца похоронить хочешь?
- Что ты такое говоришь? – вытираю слезинку, упорно отворачиваясь от бабушки.
- Так вот тогда слушай и не реви. Удумала она тут сырость разводить, - бабушка положила ладонь на мое плечо, - поговори с отцом, вы же родные люди. И перестань ее ненавидеть, она не виновата в том, что случилось.
- Поговорю, - киваю, - поговорю.
- Вот и хорошо. Боря зайдет сегодня?
- Не знаю, - сглатываю слезы, растирая их по лицу, - у него похмелье.
- Лучшее лекарство - бабушкин рассол.
- Лучшее. Так что там во дворе произошло? – интересуюсь как бы невзначай.
- Не знаю я. Темно было, и фонарь у нас один рабочий, у пятого дома. Но Петровна слышала, как машина приезжала и как девчонка орала. Били, говорит, кого-то! Хотя, зная Петровну, приснилось ей, что ли?!
- Понятно, - поджимаю пальчики на ногах, - слушай, я забыла, мне сегодня в институт нужно, на кафедру, просили помочь, скоро первое сентября.
- Иди уже, бездельница.
- Я вернусь и все сделаю.
- Шуруй давай, - бабушка махнула рукой, мол, отвяжись, продолжая заниматься своими делами.
Выскользнув из кухни, я первым делом засела в комнате у телефона, крутанув диск, набрала номер Дорониных. После пары гудков трубку взяла теть Аня.
- Здравствуйте, это Марина, а Сашка дома?
- Марина, здравствуй! Нет, он еще с утра убежал.
Марина
Какое-то пугающее чувство, оно окутало внутренности, и я проснулась, вскочила с постели, отчетливо понимая - что-то произошло. Холодный пот и дикий страх.
Откинув одеяло, всунула ноги в тапки и аккуратно подошла к окну. Отодвинула штору, смотря на пустой утренний двор. На часах шесть, солнце уже встало.
Переминаясь с ноги на ногу, я все же задернула занавеску, пошаркав в ванную. Окатив лицо ледяной водой и почистив зубы, села на край ванны, смотря на свое отражение в зеркале. Меня продолжало крутить, и я не знала, с чем это связано, ровно до тех пор, пока в дверь не начали настойчиво стучать.
Взглянув в глазок, я удивилась, но что-то внутри напряглось еще больше. Люда, стоявшая за порогом, обнимала себя руками, иногда растирая по лицу слезы.
Щелкнув замком, я впустила ее в квартиру, пребывая в шоке.
- Марина, мне нужно связаться с Яковлевым, - шмыгнув носом.
- Зачем?
- Это важно.
- Шесть утра, Люд.
- Сашу могут убить, - она опустила взгляд, а меня повело, я еле успела ухватиться рукой за комод позади.
- Это из-за тебя, из-за того, чем ты занимаешься? Это ты во всем виновата! - я обвиняла, смотря ей в глаза, и видела, что ничего в ней не дрогнуло, ничего.
Она сосредоточенно стерла слезы, которые, кажется, были напускными, и склонила голову вбок.
- Я знаю, - ответила спокойно, - ему не стоило туда приходить. Так ты поможешь?
- Куда? – свожу брови. - Что с ним произошло? Нападение было из-за тебя?
- Какое нападение? – прищурилась.
- Во дворе, ночью вчера, на нас напали, грозились вернуться.
- Значит, Аккорд - не единственная проблема, - шепнула себе под нос.
- Кто? – я нахмурилась.
- Не важно. Все сложнее, чем ты думаешь. Дай новый Борин адрес.
- Зачем?
- У меня есть идея, и я готова воплотить ее в жизнь, чтобы спасти Саню.
- Ладно, но я поеду с тобой.
Схватив с вешалки плащ, обулась и, захлопнув дверь, пошла за ней следом. Во дворе у нашего подъезда стояла машина. За рулем был широкоплечий тип пугающей наружности. На его лице был шрам, он начинался от уха, проходя по скуле, и заканчивался возле подбородка. Сглотнув, я села на заднее сиденье и продиктовала адрес. Люда кивнула, и бугай завел машину. Мы ехали слишком быстро, ветер, попадающий в салон через приоткрытую щелку окна, раздувал мои и без того растрепанные волосы. Я смотрела на улицу, стискивая зубы и теребя пальцами пуговицу на плаще, которая вот-вот оторвется.
У Бориного дома Люда приказала водителю этой машины нас ждать и, громко цокая каблуками, устремилась вперед. Я шагала следом, указывая, какой подъезд, этаж, дверь.
Боря открыл раньше, чем мы поднялись, видел нас в окно. Стоило нашим взглядам встретиться, и я поняла, что он боится. Боится за меня и дико зол на Людку.
- Есть дело, пригласишь? – она смахнула со своего черного кожаного плаща невидимую пылинку.
Ее бордовые губы ядовито улыбнулись, и Боря отошел в сторону, пропуская ее в квартиру.
- С тобой все хорошо? - сжал мои плечи.
- Да, - я кивнула и прошмыгнула внутрь.
Люда прошлась по большой комнате не разуваясь и села на диван, закинув ногу на ногу.
- Выпить предложишь?
Борис сел напротив нее в кресло, упираясь руками в деревянные ручки. Я стояла у стены, бегая взглядом по квартире.
- Значит, не угостишь, - цокнула языком, - жаль.
- Чего тебе надо?
- Пусть она уйдет.
Боря хмурится и кивает, прося меня исчезнуть.
- Я хочу знать, - говорю четко и воинственно.
Люда мягко смеется, облизывая губы.
- Ладно. Если в двух словах, Сашка перешел дорогу Аккорду. Сегодня ночью. И его уже ищут.
- Ты же с ним спишь, помоги брату. А, забыл, твое мнение для него ничего не значит, - Борис оскалился. - Или, может, мне тебя оформить? Статья найдется.
- Грубо, - вздохнула, - но, наверное, справедливо. Ты же понимаешь, чтобы спасти кого-то от смерти, нужно предложить что-то взамен, и у тебя это есть.
- У меня?
- У твоего отца. Он много лет разрабатывает Зверя и Аккорда. Лев меня мало интересует, а вот Петр, если ты убедишь отца отдать компромат, который у него есть, мой брат останется жив.
- Ты ставишь жизнь Сани на кон.
- Нет, ее ставишь ты. Что тебе дороже, друг или бумажки?
Яковлев подается вперед, сжимая кулаки.
- Без агрессии.
- Ну ты и сука, - сквозь зубы.
- Я хочу помочь. Помочь брату, которого люблю, который твой друг, между прочим. И ее, - кивает в мою сторону. - Ты прав, Петр не будет меня слушать, когда у меня ничего нет. Но если я предложу альтернативу, все изменится.
- А если нет? Он может не сдержать слово.
- Он всегда держит слово, и ты это знаешь.
- Вряд ли, я слишком далек от вашего…
- Я поняла, не утруждайся. Так что?
- Мне нужно поговорить с отцом, - Боря поднимается с дивана, нажимая пальцами на виски.
- Времени очень и очень мало.
- Я понял. Мне нужен час.
- Час, - Люда смотрит на циферблат часов, украшающих ее запястье, - час у нас есть.
- Марина, я вызову такси, езжай домой.
- Я…
- Домой, - повышает голос, и я киваю.
Доронин.
Агония. Тело погрязло в агонии и нестерпимой боли. Кровь заполонила все пространство, я почти не вижу и ничего не слышу. Только глухие отголоски где-то на задворках сознания. Ледяная вода, выплеснутая на мою голову, отрезвляет, я не ориентируюсь в пространстве, но некоторые чувства ко мне возвращаются, а боль становится сильнее.
Прикрываю глаза, втягивая воздух, чувствую жар.
Марина.
- Ну Мариночка, Маришенька моя, - Анфиса состряпала грустнющую мордашку, присаживаясь передо мной на кровати, - ну как ты не придешь? Я же всех-всех собрала, ну куда я без тебя? Ты же моя лучшая подружечка.
- Анфис, у меня курсовик, целых два, я ходить уже не могу, не то что праздновать.
- Ну это же день рождения, ну миленькая.
- Блин, ну вот что с тобой делать? – вздыхаю, складывая руки на груди.
- А-а-а-а, я тебя люблю!
Анфиса с визгом вскочила на ноги, распахивая мой шкаф.
- Так, нам нужно платье. Короткое и обтягивающее.
- Это мой гардероб, вообще-то.
- А я тебе и выбираю. Ты что, не хочешь сразить Борьку наповал?
- Если он придет, в последнее время у него столько работы.
- Да, в городе такое творится, ужас просто, - цокнула языком, - то ограбили, то убили, то драки эти, я вообще в шоке, - щебечет, вытаскивая вешалку за вешалкой.
- Только не зеленое, прошу тебя.
- А что? Ты посмотри, секс просто.
- Можешь себе забрать этот секс.
- Откуда оно у тебя?
- Посылку отец прислал, новый Леночкин подарок. То мешок, то шлюший прикид.
- Эй, я что, по-твоему…
- Ну, тебе идут эти мини, а мне не очень.
- Ладно, будем считать, что про шлюх я не слышала, но платье заберу, раз тебе не надо.
- Ага, бери.
- Но во что мы тебя-то оденем?
- Не знаю. Может, черное?
- У меня не поминки!
- Тогда красное…
- Да, вот это, - снимает с плечиков струящееся алое платье, - у него и плечи чуть-чуть открыты, это будет бомба, - вздыхает, довольная находкой.
- Значит, решено, красная бомба.
- Точно. Как ты думаешь, Сашка придет? Маратик согласился, а вот Доронин… блин, я очень надеюсь, что он не откажется.
Улыбаюсь, но ничего не отвечаю. Лично я очень хочу, чтобы он не пришел. Чтобы вообще дорогу забыл туда, где могу присутствовать я. Но, с другой стороны, что-то внутри меня бьется о стенки отстраненности и страхов, завывая о том, как яростно хочет увидеть наглую, самодовольную Доронинскую физиономию. Он съехал от матери и больше даже не появлялся в нашем дворе. До меня доходили слухи, что Сашка работает в «Сапфире», и что теперь он, как и Люда, заодно с Аккордом.
- Мариш, я, короче, побежала, жду тебя завтра в семь. Не опаздывай, ну я еще звякну.
- Давай, сто раз еще позвонишь.
Анфиска целует меня в щеку и, прихватив бывшее моим платье, улетучивается из комнаты, что-то рассказывая бабушке, которая топталась в прихожей.
Входная дверь закрывается, а бабуля заглядывает ко мне.
- Ужас, как начнет тараторить, не заткнешь же!
- Ба, - начинаю откровенно ржать, стараясь при этом сделать серьезное лицо.
- А что? Неправда, что ль? Как заведет свою шарманку, уши вянут. А ты смотри, уведет твоего Сашку короткой юбкой, пока ты тут ворон считаешь.
- Бабушка! - свожу брови в недоумении.
- Что ты все бабкаешь мне? Слушала бы лучше, я дело говорю.
- У меня складывается стойкое ощущение, что Доронин больше тебе нужен, а не мне, - широко улыбаюсь.
- Ну тебя. Дура девка! Локти потом грызть будешь. Боренька твой жук еще тот, вот увидишь.
- Он нам помогал и…
- Помогал, спасибо ему за это от сердца. Только теперь что, до гробовой доски в качестве благодарности с ним спать?
- Бабушка, ты совсем, что ли?
- А что я сказала? Не в песок чай играете.
- Блин, ты вот как скажешь… чай пошли пить.
- Ну пошли. Я там как раз заварила.
Пока мы сидим на кухне, я перевожу разговоры в другое русло, и ба поддерживает эту инициативу, что не может не радовать.
Утром я еду за подарком для Анфиски, шатаюсь по магазинам и ни капли не представляю, что могу ей подарить. Выхожу из книжного, понимая, что Мартынова не оценит такой подарок Спустившись по ступенькам, останавливаюсь, чтобы плотнее застегнуть молнию на сумке, и вздрагиваю от прикосновений.
- Боря? – разворачиваюсь, улыбаясь, а когда вижу Сашку, уголки губ опускаются вниз.
- Не угадала, - убирает руки в карманы куртки.
- Привет. Что ты здесь делаешь?
- По делам, тебя увидел, решил поздороваться.
- Ясно.
- Чуть шею не свернул.
Хмурюсь, не понимая, о чем он.
- Красотка ты, Маринка, говорю.
- Блин, Доронин, ну тебя.
- Как твои дела?
- Это правда, то, что ты работаешь в «Сапфире»?! – игнорирую его вопрос, потому что мне необходимо знать, правда это или слухи.
- Правда.
- Прости, но не могу за тебя порадоваться, то, что ты делаешь…
- А что я делаю? – склоняет голову вбок, пронзая меня холодным взглядом.
- Они бандиты…
- По магазинам шатаешься? – смотрит на мою сумку, которую я прижимаю к груди.
Доронин уходит от ответа, а я не решаюсь продолжить разговор на тему его «работы».
- Я подарок Анфисе выбираю.
- Ты идешь к ней на день рождения?
- Конечно иду, мы же подруги.
- Компанию составлю? В выборе подарка, конечно, - как-то странно оглядывается по сторонам.
- Ладно, - вздыхаю, - куда от тебя спрячешься?!
- Это верно, - расстегивает молнию на кожаной куртке. - Куда идем?
- Не знаю. Я уже всю голову сломала, что ей подарить.
- Мужика ей подари, она обрадуется.
- Тебя, что ли?
Сашка выгибает бровь, смотря на меня с неким раздражением.
- Шутка, - опускаю взгляд, - ты тоже к ней идешь?
- Не думаю. Дел много. Но ты меня жди.
- Даже не надейся.
- Злая ты, Баженова, - берет меня под руку, - не добрая.