Часть 1

Глава 1

Вдова была бы великолепна, если бы не некрасивая особенность всех новоиспеченных вдов — красные от слез глаза. А так все при ней: изумительной изящности фигурка, затянутая в черное платье, светлые локоны и фарфоровая бледность нежной кожи. Красные глаза все портили. Богдан, не снимая с лица маску сочувствующей скорби, спросил, держа наизготовку блокнот и ручку:

— Вам рассказывали, как все произошло?

— Да, — выдохнула вдова.

Эти губы ее мужик целовал каких-нибудь две недели назад. Интересно, что она в нем нашла? Богдан видел фотографию. Ничего особенного. Как она вообще за него замуж вышла? При ее красоте получила серую неинтересную жизнь. Серую, как цвет милицейской шинели.

— Паша поехал по адресу, — сказала вдова. — Надо было квартиру проверить. Это на Шереметьевской, недалеко от «Рамстора». Один остался в машине, а Паша и еще один милиционер вошли в подъезд. Его товарищ пошел по лестнице, а Паша поднялся на лифте. И когда двери лифта открылись, по нему сразу начали стрелять. Он даже оружие не успел достать.

Вдова заплакала от горькой обиды за своего неудачливого мужа. Богдан выдерживал приличествующую моменту паузу. Подумал только, как нелепо может оборваться человеческая жизнь. Выходишь из лифта, а тебе прямо в лоб — шлеп! И ты покойник. Потом, конечно, скажут, что ты погиб геройски, но все понимают, что какое уж тут геройство. Оружие не достал и даже понять ничего не успел. Ни понять, ни испугаться…

Вдова, всхлипывая, продолжила, и Богдан изобразил интерес.

— Мне потом сказали, что те, в квартире, милицейскую машину увидели, когда они подъехали, — всхлипывала вдова. — И поэтому подготовились.

Она плакала, и Богдану это не нравилось.

— Не надо плакать, — попросил он участливо. — Расскажите о Павле.

— Может, ничего этого не надо? — сказала вдова сквозь слезы.

— Ваш муж совершил подвиг. Он герой. Вы это понимаете? Она замотала головой:

— Мне иногда кажется, что ничего этого не нужно! Что никакого смысла не имеет это геройство! И никому не нужно! Был бы он жив! Был бы жив! — разрыдалась вдова, вдруг представив себе, как все было бы замечательно, тут же обнаружив, что замечательно уже не будет никогда.

Богдан вышел на кухню. Здесь аккуратно. Излишне аккуратно. Прямо-таки режущая глаз чистота и порядок во всем. Он не сразу понял, в чем дело, а потом до него дошло. Он будто воочию увидел, как вдова каждодневно исступленно трет все эти миски-чашки-ложки, добиваясь стерильной чистоты, не нужной никому, кроме нее самой, да и ей самой не нужной. Это для Павлика, Паши, чтобы все было, как при нем. Такое проявление вдовьего безумия. Первые месяцы, наверное, особенно тяжело, и она еще будет искать смысл и утешение в каких-то поступках и действиях, которые нормальному человеку в обыденной действительности несвойственны.

Богдан набрал воды в стакан и вернулся к вдове. Она приняла стакан из его рук, пролепетала вежливое «Спасибо!» и пила воду с таким отрешенным видом, что можно было усомниться, понимает ли она, что сейчас делает. «Да, конечно, это безумие, — подумал Богдан. — В ее голове сейчас сплошной шурум-бурум. Она сейчас не та, что две недели назад, до этой нелепой смерти ее мужа-бедолаги. Сейчас она на улице, наверное, вздрагивает, увидев милицейскую форму. И в лифт заходит цепенея. Хоть и не в этом лифте его убили, а в другом совсем доме. И теперь лифт для нее на всю жизнь останется такой комнатой ужасов, в которую страшно заходить. Или вот, к примеру, секс. Две недели она без мужика и ей даже не хочется.

Потому что больная пока. Мозги отключились, ничего ей не надо. Все ее чувства сейчас — это слезы и сопли».

— Он был замечательный, — сказала вдова, и взгляд ее затуманился. — Его так любили дети…

— У вас есть дети?

— Нет, — печально качнула она головой. — Не успели.

И снова эти чертовы слезы. Так они и не поговорят сегодня толком.

— Начальство его ценило? — спросил Богдан.

— Да, — всхлипнула вдова. — Его начальник, майор, как-то сказал мне: «Паша ваш — милиционер от бога». Он его как-то выделял. В тот раз еще, помню, он засмеялся, мне пальцем так погрозил и говорит: «Вы его берегите, а иначе мы с вас спросим». А получилось, что сами его не уберегли!

Заплакала от обиды на начальство Павла и на весь белый свет, потому что они живут, а она одна осталась.

— Вы его любили, конечно, — как о чем-то само собой разумеющемся сказал Богдан.

Вдова кивнула, закрывая ладонями мокрое от слез лицо.

— А вы боялись за него?

— Да. Всегда.

— У вас было какое-нибудь чувство особенное? Предчувствие?

— Нет, это у всех милицейских жен бывает, наверное. Бояться за мужей. У наших мужчин такая работа… А тут еще однажды сказали… У меня проблемы были… Со здоровьем… И я пошла… На консультацию…

— К бабке, — подсказал все понявший Богдан.

— К бабке, — удрученно согласилась вдова, не испытывая неловкости, потому что все другие чувства у нее сейчас заслоняла боль. — И бабка мне сказала… Это ведь из-за детей все было… Ну, почему я к ней пошла… И бабка мне сказала: с этим у тебя не будет все равно, с другим у тебя будет…

— С «этим» — это с Павлом?

— Да. Мне так неприятно стало. Я ей говорю: что же мне его — менять на другого? А она ответила: сам поменяется. Я обиделась и ушла. Я решила, что Паша меня будто бы должен бросить. Так я ее поняла. А у нас так хорошо все было, такое счастье, что даже представить невозможно. А она вот что имела в виду, оказывается.

— Вы думаете, что она предсказала вам именно это?

— Но Паши ведь нет, — привела самый бесспорный довод вдова.

— Значит, по-вашему, предсказания возможны?

— Паши нет! — повторила вдова. — Она мне это сказала еще год назад!

— Она знала вашего мужа?

— Нет.

— Видела его хотя бы раз?

— Нет. Я к ней поехала втайне от Павла. Ничего ему не сказала.

Часть 2

Глава 3

Вдова была в том же чёрном облегающем платье, что и в прошлый раз. Своеобразная вдовья униформа.

— Здравствуйте, — сказал Богдан.

— Здравствуйте, — ответила вдова нервно.

И лицо у нее какое-то постаревшее, и кожа не бледная до белизны, а серая, будто покрылась пылью. Этак она за год зачахнет, состарится и помрет. Если не одумается, естественно.

— Проходите, — пригласила вдова.

Посторонилась, пропуская Богдана в квартиру, и он, проходя мимо вдовы, уловил исходящий от нее аромат духов. Значит, барышня не совсем еще потеряна. Ее бы сейчас схватить, прижать крепко, впиться в губы страстным поцелуем… Но испугается. Не надо торопиться.

Богдан переступил через порог комнаты и остановился. В комнате сидел майор, тот самый, которого Богдан здесь видел в прошлый раз. Не забывает, значит, семью погибшего сотрудника. Утешитель вдов. Утешает, как может. Похоже, что Богдан не все в тот раз про офицерика этого понял. Майору первому вдова достанется. Он ближе, понятнее и роднее, и форма на нем такая же, как ее Паша покойный носил.

— Вы оставьте нас на время, Катя, — попросил майор. — Мы поговорим.

Вдова послушно удалилась на кухню. И даже дверь за собой прикрыла. Майор приблизился к Богдану, словно хотел сойтись с ним в ближнем бою. Но вместо этого сказал:

— Документы у вас имеются какие-нибудь?

И так он был сух и деловит, и так недоброжелателен, что кто-то другой на месте Богдана мог бы даже почувствовать себя в чем-то виноватым перед этим майором и дрогнуть, но Богдан только осведомился насмешливо:

— А в чем дело?

— Я говорю — документы! — сухо повторил свое требование майор.

Богдан обогнул майора, бросил в кресло свой портфель, сам сел на стул и демонстративно закинул ногу на ногу.

— Хорошо, давайте поговорим, — сказал Богдан, глядя на своего служивого соперника насмешливо. — Только нормально поговорим, без этого вот всего, — он сделал пальцы веером. — Вы ведь не на службе. Тогда зачем эти милицейские понты? Я же не клеиться пришел к вдове. Успокойтесь. Я пишу статью о ее муже. Собираю материал. Так что я по другим совсем делам здесь. Не по тем, что вы подумали.

Майор стоял у стола, возвышаясь над Богданом, и пальцами правой руки выбивал по столешнице барабанную дробь.

— Вы какое издание представляете? — хмурился майор. — Из какой газеты?

— Я для «Московского комсомольца» пишу, — сказал Богдан.

— Вы у них в штате?

— Нет, — после короткой, в одно мгновение, заминки ответил Богдан.

— А как же тогда? Каким вы боком к «Московскому комсомольцу»?

— Я же говорю: материалы для них готовлю.

— Кого вы там знаете?

— В смысле? — недружелюбно осведомился Богдан.

— С кем вы в этой газете в контакте? Фамилию назовите!

— Гусев.

— А имя?

— Павел.

— В каком он отделе?

— Он не в отделе. Он там главный редактор.

— Понятно, — кивнул майор, которому все стало ясно. — Так я еще раз вас про документы спрашиваю.

— Слушай, родной, — сказал Богдан. — Ты к вдове пришел, и я к вдове пришел. Ну давай мы с тобой здесь сейчас подеремся. Тебе скандал нужен? Лично мне — нет. Она хочет, чтобы ты остался, а я ушел? Ну так давай я уйду.

— Нет, ты не уйдешь, — сказал майор. — Мы сейчас с тобой проедем в ОВД…

— Вы меня арестовываете? — удивился Богдан.

— Задерживаю, — поправил майор.

— У вас есть основания?

— Есть. Наш товарищ погиб, убийцы не найдены, а тем временем вокруг семьи нашего товарища кто-то подозрительный топчется…

— Чушь какая-то, — замотал головой Богдан, все еще не веря в то, что это может быть всерьез. — Но я действительно пишу для газет и даже могу показать…

Он потянулся к своему портфелю, но тут майор с коротким возгласом «Сидеть!» сдвинул лежавшую на столе газету, а под газетой обнаружился табельный майорский «макаров». Увидев пистолет, Богдан обездвижел.

— Ты чего, майор?! — только и спросил он, обнаружив, насколько далеко все зашло.

— Документы! — сказал майор. — И осторожно, чтобы я не занервничал!

Он все так же барабанил пальцами по столешнице и его рука была на расстоянии каких-нибудь десяти сантиметров от оружия. Заворожено глядя на майорскую руку, Богдан осторожно достал из кармана паспорт. Майор взял паспорт и внимательно его изучал — страница за страницей, при этом вполглаза наблюдая за Богданом. Данные паспорта он переписал в свой блокнот. После этого взял портфель, с которым пришел Богдан, и принялся бесцеремонно изучать его содержимое. Россыпь ручек его не заинтересовала, но когда в портфеле обнаружились презервативы, майор взглянул на Богдана недобро. Богдан усмехнулся. Затем была извлечена тетрадь с записями, сделанными рукой Богдана в разное время: адреса и телефоны интервьюируемых им лиц, наброски статей, краткие характеристики героев, о которых писал Богдан. Своеобразие собранного под тетрадной обложкой материала озадачило майора. Он оторвался от записей и поднял глаза на Богдана.

— Что за чепуха здесь написана? — спросил майор.

— Это моя специализация, — пояснил Богдан. — Статьи про экстрасенсов, ясновидящих, про сглаз, про порчу, про народных целителей…

— В общем, помогаешь дурачить народ.

— Вроде того, — не стал перечить Богдан.

Еще в портфеле обнаружились экземпляры газеты «Тайны непознаваемого». Майор бегло изучил заголовки. «Сельская учительница забеременела после контакта с инопланетянами». «Муж энергетической вампирши умер от глубокой старости в 22 года». «Еще за тридцать лет до страшного конца цыганка предсказала Гитлеру, что он умрет в день своей свадьбы».

— Что-то я не пойму, — сказал майор, недобро щурясь. — Какое отношение к этой дребедени имеет наш геройский погибший товарищ?

— Тут ведь смотря с какой точки зрения освещать происшедшее, — осторожно произнес Богдан, который угадал приближение бури и потому старался объяснять понятно настолько, насколько это возможно. — Меня эта история с вашим товарищем заинтересовала из-за того, что его смерть была предсказана.

Загрузка...