Колдовская мылодрама или курорт для разведенки.

Глава 1. Хочу как раньше.

– И как только этот Рембо недоделанный посмел сказать, что я на отдыхе наела лишнего?! – не стесняясь ору на всю раздевалку фитнес-клуба. – Я за что ему деньги плачу? А?

– Да, ладно, Поль, не кипешуй, – успокаивает подруга. – Ну наела, и что? Это не лишний жир, а доказательство, что муж тебя хорошо кормит, – ржет зараза.

А вот я злюсь. Знаю, что за этими словами стоит не тот смысл, что на поверхности. Танька в очередной раз пытается намекнуть, что я слишком сильно завишу от мужа. А я в очередной раз кичусь перед ней своим положением.

– Да, Вася меня балует. По лучшим ресторанам Италии водил. Как не поправиться за две-то недели?

– В твоем возрасте никак, – снова бесит подруга, напоминая, что мне без году сорок. Но тут же сглаживает нанесенный удар, – так что имеешь право немного округлиться. Да и не толстая ты, просто легинсы слишком узкие, – пожимает она плечами и скашивает взгляд на то самое проблемное место, что перетянуто узкой резинкой.

Тоже опускаю глаза и понимаю, негодовать стоит не по поводу бестактности тренера, а из-за собственного чревоугодия.

– Но так-то сорок шестой размер для женщины твоего возраста – это супер, – оценивая мою кислую мину, подбадривает Таня. – Я вообще не понимаю, что ты заморачиваешься насчет веса. Купи новые легинсы и бока не будут выпирать.

– Я заморачиваюсь, Тань, потому что мой муж владелец модного журнала и каждый день глазеет на таких фиф, до которых мне далеко.

– А ты на этих фиф не ориентируйся. Они тебя в два раза младше.

– В том-то и беда.

– Полина, – включая тон училки, говорит подруга и толкает меня к душевым. – Это бессмысленная гонка. Ты не отмотаешь время назад. Не отменишь естественные процессы. А если твой Вася действительно тебя любит, то глупо этих вешалок опасаться.

И вот тут я затыкаюсь. Встаю под душ и машинально намыливаюсь.

Любит ли меня муж, сказать трудно. Мы поженились, когда мне было девятнадцать, а ему двадцать шесть. Банальная история - я тупо залетела. Еще в самом начале нашего романа. И вот прошло двадцать лет. Наш Петька вырос и укатил за бугор учиться. А я… я как была придатком мужа, так и осталась. Ни профессии, ни навыков жить самостоятельно. Всю себя семье отдала. Естественно, я воспринимаю рабочее окружение Васи, как угрозу. И конечно, любая его внеурочная деятельность становится причиной высокого артериального давления.

И все же, Вася ласков со мной. На моря возит раз в год. Подарки покупает. В прошлом году машину новую презентовал. Разве что не болтает со мной по вечерам, как раньше, и даже сериалы не смотрит.

– А знаешь что, – говорит Танька, выходя из душевой. – Погнали-ка в ТЦ. Купим тебе новый костюм, а заодно и я себе что-то присмотрю. Развеемся.

– Погнали, – понуро отвечаю я, и мы действительно садимся в мою гламурную красную тачку и катим в самый роскошный ТЦ, который как специально рядом с офисом мужа располагается.

Спустив непозволительно крупную сумму на тряпки, парфюм, парикмахера и вино, мы довольные выходим на улицу.

– Этот конфетный цвет волос тебе очень идет, Поли, – щебечет подруга. – Теперь ты настоящая ириска.

– Кис-киска, – смеюсь в ответ и взъерошиваю только окрашенные волосы. – Действительно и почему я раньше не решалась стать рыженькой? – поражаюсь, открывая машину и сгружая в нее покупки.

– Ты на многое не решалась, – вздыхает Танька. – Например, поговорить с мужем насчет того, что тебе пора бы заняться чем-то кроме дома и своей внешности.

– А знаешь, ты права! – соглашаюсь я. – Ведь я всегда хотела пойти учиться на мифолога.

– Таролога, ванголога, нумеролога, – глумится подруга.

– Не смешно! – захлопываю я дверцу машины излишне резко. – Мифология – это не какие-то там Ахалай-махалай! На мифе, между прочим, вся наша культура построена. Так-то!

– Да я не против, – давит смешок Танька. – Сама люблю на досуге что-то мистическое почитать. Но ты пойди это своему прагматику Васе скажи.

– А вот и скажу! – говорю запальчиво. – Прямо сейчас пойду к нему в офис и поговорю.

– Может, лучше дома? – морщится Таня, задирая голову и скептически оглядывая здание офиса, на котором красуется огромный плакат с логотипом мужниного журнала.

– Нет, Таня, я пойду сейчас. У него как раз минут пять до конца рабочего дня осталось. Вот вино, которое домой купила, возьму и пойду, – говорю, открывая машину и копаясь в пакете. – Посидим как раньше, когда этот его журнал еще ничего, кроме головной боли, не приносил, и я ему домашние обеды на работу таскала.

– Вспомнила тоже, – хмыкает Танька. – Двенадцать лет прошло.

– Не важно, – машу рукой и, закрыв машину, уверенно шагаю к зданию офиса.

– Ну, удачи, – летит мне в спину не слишком радостное напутствие.

Молча киваю и чешу на ресепшен.

– Полина Геннадьевна, – встречает меня администратор. – Покрасились?! Вам очень идет.

– Спасибо, Боря, – улыбаюсь админу. Вот кто всегда обратит внимание на изменения в моей внешности и одарит комплиментом. А Васечка может и не заметить, что я сменила масть. Бывало уже такое и не раз.

Глава 2. Боль может быть настоящей.

Нет-нет-нет. Это пошло и… этого не может быть, потому что… Потому что я этого не хочу. И боюсь. И…

– А-а-ах! Василий Илларионович… Вася… Да! Да-а-а… – вопит какая-то баба.

Черт подери, не какая-то! Не какая-то, а вполне конкретная. Такой визгливый голос трудно не узнать, и принадлежит он секретарше моего мужа, дородной бабе сорока двух лет. Правда, с большими титьками. Такими большими, что они всю столешницу занимают, когда она на рабочее место облокачивается.

Проклятье, Вася! Ты не мог! Не с этой же кикиморой, прости господи?

Я сползаю на пол по стеночке, аккурат рядом с пустующим столом секретарши. Опускаю голову и гляжу на свои дрожащие руки. А за дверью продолжается до одури пошлая и, как это не прискорбно, тривиальная возня. Телефон замолкает и ничего больше не заглушает скрип кожаного дивана, который не так давно я лично заказывала для своего мужа, чтобы его кабинет выглядел солидно, как и он сам.

– Вот твари ебливые, уже успели расшатать, – всхлипываю я.

– Аа-у-у-у… Вася… У-у-у… пощади, – стонет секретарша.

– Ну уж нет, Ирка, – глумливо посмеивается Вася. – Твой господин сегодня в ударе, так что отделает тебя по полной.

– Аа-ах! О-о-о, – только и отвечает на это Ирка, и я снова слышу характерный скрип.

Роняю бутылку вина, а потом и лицо в ладони. Пресловутое артериальное давление стремительно движется вверх. Сердце начинает стучать, как взбесившийся метроном. Глаза жжет, и даже влага, что сочится из них, не спасает. Мне больно абсолютно везде. Каждая клетка тела проживает миг тотального разрушения моей личной Вселенной.

Я готовилась к этому страшному дню последние лет десять. Я видела своего Васечку с другими красотками во снах. Воображала, что однажды он польстится на молодое тело и изменит, но… Я никак не думала, что уступлю мужчину, которому служила двадцать лет, какой-то… мымре!

Ну ладно, Ира не уродина, но… Она старше меня и к тому же не изнуряла себя диетами и физическими нагрузками, как это делала я! Она… Она…

Она околдовала моего мужа.

Точно! Это единственное объяснение. Она его приворожила, дрянь такая, и заслуживает хорошей взбучки.

Невзирая на мандраж всего тела и в особенности коленей, поднимаюсь с пола. Подумав, прихватываю с собой бутылку сухого. Шагаю к двери, за которой теперь слышен и пыхтеж Васи. Надрывается бычок, надо же. А я-то думаю, что это он так упахивается на работе последнее время?

Стискиваю челюсти и решительно хватаюсь за ручку. Дергаю на себя дверь.

Ах вы голубки недощипаные, заперлись? Ну, ничего. Ничего, Полина хоть и домохозяйка, но не такая тупая, как вы думаете. Я всего Пуаро и Шерлока пересмотрела. Так-то!

Ну, держитесь кролики, новая мисс Марпл вас разоблачит!

Кидаюсь к столу секретарши, сношу с него фикус и пару рамок с фотками. Бумаги, что она подготовила для отчета, тоже сметаю на пол. Шуму навожу знатного, но за дверьми кабинета уже такое сафари разворачивается, что меня никто не слышит. Если судить по звуковому ряду этого шоу, то в кабинет мужа весь наш городской зоопарк свезли, не иначе.

Учинив колоссальный погром, все же нахожу запасные ключи. Подхожу к дверям как раз в тот момент, когда на арену непристойного цирка выпускают ревущего льва.

Вставляю ключ в скважину. Проворачиваю. Крепко сжимаю горлышко бутылки вспотевшей рукой. Сглатываю ком бешенства. Ощущается он как ершистый мяч для массажа, которым я мучила свои перетруженные мышцы после тренировок.

– Эх, Васечка, что я для тебя только не делала, а ты…

Резко дергаю на себя дверь и просто-напросто теряю челюсть.

Если б можно было стать чемпионом шока, я сорвала бы золото. Да я вообще в книгу рекордов Гиннеса бы вошла, потому как не просто дар речи теряю от увиденного, а пугаюсь настолько, что поддаюсь стандартной в таких случаях реакции – я нападаю. Но вовсе не на красного вспотевшего мужика, который сейчас мало походит на моего мужа. А на стоящую раком бабенку с неприлично откляченным задом и черным шариком во рту.

Я настолько быстро преодолеваю расстояние от дверей до дивана, что Вася и опомниться не успевает. Он как стоял, пристроившись к той самой позорной заднице, так и остается стоять. И даже его рука с кожаной плеткой замирает поднятой. Только глаза расширяются, высвобождая тонны ужаса и злобы одновременно.

Я гляжу именно в них – в эти треклятые омуты, что засосали меня еще двадцать лет назад. Гляжу неотрывно и обрушиваю бутылку на голову сучке, которая превратила моего Васю в монстра.

Та не издает ни единого звука, просто обмякает и падает. Василий же лишается теплого гнездышка и демонстрирует свою кульминационную ноту мне, забрызгивая новое платье белой слизью. Мне в нос ударяет характерный запах распутства. И как ни странно, это отрезвляет.

– А-а-а-а! – ору я, зажимая ладошкой рот, когда вижу, что странного вида существо, опутанное латексными ремнями и отшлепанное так, что на заду живого места не видно, валяется без чувств. Валяется в луже чего-то красного.

– Ты что натворила, дура?! – кричит Вася, хватаясь за голову.

– Я? – возмущаюсь вопросу.

– Ты, блин! Ты! Не я же?

Глава 3. Нужна перезагрузка.

– Поли, это в конце концов невыносимо! – ругает меня Танька. – Сколько можно заливать горе бухлом?!

– Это не бухло, а бордо, – вяло возмущаюсь, катая по стенкам пузатого бокала рубиновую жижу, которая, признаться, уже не лезет, да и плохо помогает от депрессии.

– Только не пытайся впарить мне свое пьянство, как изысканную дегустацию, детка. Я десять лет работаю с трудными подростками. Я знаю правильные имена любых вещей.

– И как ты назовешь мое поведение? – вскидываю я голову. – Ну, валяй!

Таня пожимает плечами, убирает в посудомойку грязные тарелки, которые я копила к ее приходу три дня. Вытирает со стола крошки. И собирает в пакет коробки от ресторанной лапши и пиццы.

– Ты на удивление быстро прошла все стадии перед депрессией. Но я опасаюсь, что на этой ты зависнешь и… сама не выберешься. Поэтому… – она замолкает, прокашливается и лезет в карман пиджака.

Без особого интереса наблюдаю за тем, как она достает какую-то брошюру и кладет ее на стол. Я даже не спрашиваю, что это. Лень.

– Тебе нужно развеяться, – говорит Таня, похлопывая по листовке.

– Мне нужно добить белобрысую шлюху, которая увела моего Васю.

– Это карается законом. И довольно строго. Тебе мало было устроенного мужем скандала, после твоего экспромта с бутылкой?

Тяжело вздыхаю, вспоминая, как орал Вася, вернувшись под утро домой. Он сказал, мне очень крупно повезло, что у Иры крепкий череп и доброе сердце. Что будь она склочной женщиной, то подала бы в суд и была б права.

Она была бы права! Она – не я. Вы представляете?!

– Ладно, не добить, ну хотя бы затолкать ей в зад ее черный шарик и желательно навсегда, чтобы она траванулась от токсинов.

– Хм, – не сдерживает ухмылки Таня. – Она конечно во многом потакала твоему мужу, но думаю, от такого эксперимента откажется.

– Лучше бы ей отказаться от Васи, – цежу сквозь зубы и допиваю залпом вино.

– Хочешь сказать, простила бы его и жила дальше, как ни в чем не бывало?! – поражается Таня.

– Не-е-т! – ору как потерпевшая и швыряю бокал в стену.

– Кажется, это бы последний. – констатирует подруга, оглядывая пустую вешалку над баром и осколки, что блестят по всей кухне. – Теперь дегустировать бордо тебе придется из кружек. Не так изысканно, как ты привыкла.

– Да, теперь все не так, как я привыкла. Вообще все, понимаешь?!

– Конечно понимаю, – пожимает Таня плечами.

– Да ни хрена! Ты замужем не была, детей изменнику не рожала и не воспитывала! Я с ним половину жизни… Лучшие годы… Я в эту квартиру душу вкладывала, с дизайнерами сутки напролет каталоги листала. Хотела, чтобы все было идеально. Уют там и все такое. А он… – всхлипываю и тащусь к бару за очередной бутылкой вина. – А он выставляет меня теперь на улицу. Выставляет из гнездышка, где вырос наш мальчик, чтобы привести сюда свою шалаву.

– Как выставляет на улицу?! – поражается Таня.

– А вот так, – беру с обеденного стола документы, что предал муж через юриста. Они все в красных кружках от бокалов, но смысл послания Таня улавливает даже в испачканном документе.

– Он сам подал на развод?

– Да, и как ты можешь заметить, лишает меня всего, что нажил в браке. Мол, взял нищую и такую же выгоняет. Сын у нас взрослый, так что… – сморкаюсь в ворот халата и, не выдержав, кричу в голос. – Муда-а-ак!

– Это подло! Он не давал тебе работать и учиться. Вырастил беспомощной, а теперь… Неужели ничего нельзя сделать?

Пожимаю плечами. Я действительно не знаю, можно ли что-то сделать. Судя по документам – нет. Брачный договор, что б его. Нужно в суде оспаривать. Но денег Вася не оставил, по крайней мере таких, каких хватило бы на хорошего адвоката. И смысл тягаться? Я по сравнению с ним дура дурой. Да и знаю я своего мужа, он если что себе в голову вбил, то уже не передумает.

– Я одного не понимаю, за что он со мной так? Ведь это не я ему изменила. Это он крутил шашни, да еще такие… Тфу! Гадость!

– Мне кажется, Поль, он просто искал повод от тебя избавиться, – закусывая губу, говорит подруга, поглаживая меня по плечу.

– Зачем?! Я идеальная жена. Голова никогда не болит. Готовлю, как богиня кулинарии. Выгляжу лет на десять моложе своего возраста. Я всегда рядом была. Я все его идеи поддерживала. Никогда не перечила…

– В этом и проблема, детка, – убирает с лица мои мокрые от слез волосы подруга. – Ты была слишком хорошей. Он заскучал.

– Да как так-то?! Я ж делала все, чтобы меня было за что любить!

– А любят не за что-то, а просто так. Нет, ну ладно, скрытые мотивы могут быть. Но это точно не банальное удобство. Ты женщина, а не домашние тапочки, которые должны быть мягкими и всегда на своем месте.

Молча киваю. Танька права. Во всем права. Она мне еще лет семь назад говорила, – иди, Полина, учиться. Хоть на какие-то курсы. Женщина, увлеченная своими делами, интереснее Чеховской «душеньки». Нельзя, мол, только интересами мужа жить.

А я не слушала. Все боялась Васеньку разозлить. Он кричал, что все эти доморощенные учителя – инфоцыгане, и ждать чего-то хорошего от их обучения не следует. А оказалось, что и от Васеньки ждать хорошего было глупостью. Вон он как – взял и всю нашу семейную жизнь под порнографический бульдозер пустил. Хм, даже не сам мне сообщил о том, что разводиться надумал. Он вообще после того, как скандал ранним утром устроил, собрал сумку и уехал.

Поли встает на путь магии)

Глава 4. Чудное место.

– Нет, ну неплохо. Очень даже, – соглашаюсь, вылезая из машины и разминая затекшую спину. – Но я думала, что он живет как отшельник.

– М-мда, насчет стройки века в брошюре ни слова, – хмурится Таня, оглядывая терема на заднем плане.

Судя по однотипности построек – это будет турбаза, что собственно не удивительно, ведь место действительно живописное. В пятистах метрах от хутора блестит в лунном свете озеро. Сверчки и аромат трав. К тому же тепло. Воздух даже к вечеру не остужается. Лепота, одним словом. И на ней, естественно, хотят заработать те, кто умеют.

Тяжело вздыхаю, снова вспоминая своего предприимчивого супруга. Таня похлопывает меня по спине и достает из машины сумки.

– Пойдем? – кивает она в сторону резного забора, очень красивого надо сказать, самобытного.

– Угу, – соглашаюсь, принимая свою поклажу.

Мы не успеваем дойти до калитки, как та отворяется, и нам навстречу выходит весьма колоритный дедок в расшитой красным рубахе и берестяной ленте на голове. Лаптей только не хватает. Впрочем, его обувь довольно интересная, явно самодельная.

– Милости просим в гости, – расшаркивается он, как-то хитровато улыбаясь и пропуская нас во двор. – Ждал. Ждал еще к девяти и даже баньку стопил, – пожевывает он пышные усы.

– За баньку спасибо, не помешает. А задержались из-за указателя. Он не туда нас завел.

– А, – машет рукой старик, – это леший с панталыку путников сбивает. Раньше-то милый дух был, а теперь… Тфу, – злится он и за дом свой глядит, аккурат на коттеджи. – Из-за этих вот неучей все. Угу, они нашего старикана рассердили.

– Строители? – спрашивает Таня, а сама дом оглядывает.

Посмотреть есть на что. Кругом деревянные изваяния существ непонятных, то ли чертей, то ли кикимор, то ли еще кого. Травки сушатся под навесом. Ловец снов над дверью входной висит.

– Да при чем тут строители? – машет рукой хозяин дома и пропускает нас в свои хоромы. – Они – народ простой. Работящий. А вот ихние хозяева – это да. Вот кого леший невзлюбил. Они мало того, что все участки в округе скупили, так еще и лес вырубают на свои бесовские домины.

– Почему бесовские? – интересуюсь я. Коттеджи показались мне очень даже ладненькими.

– Да потому как не по науке строят. Без души, понимаешь, дочка? Дом – он же живое существо, к нему с пониманием надо подходить, особенно когда первое бревно закладываешь или краеугольный камень. А эти, – дед машет рукой и зазывает нас в кухню. – Без души строят. Без сердца, – качает он патлатой башкой. – Вы это, садитесь за стол. Я блинов напек.

Переглядываемся с Таней и ставим сумки у порога. Хочется с дороги переодеться, но как-то неловко такого сердобольного деда обижать. Хотя я, признаться, не добрячка и вообще привыкла к хорошему сервису в путешествиях. Вот только душевности такой не встречала прежде. В пятизвездочных отелях все по регламенту. Улыбки покупные, любезность продажная, подхалимство за мой банковский счет. А тут… по-людски как-то. просто по-людски и… это обескураживает. Понимаю вдруг, что треть жизни суррогатом каким-то питалась, а что такое простое сердечное отношение, уже и забыть успела.

Снова вздыхаю, некстати вспоминая подлого муженька. Сажусь за деревянный стол с белой скатерочкой. Оглядываю глиняную посуду и берестяные картины, что на стенах висят. Аутентично и что немаловажно – чистенько. Ни пылинки.

– И как вы со всем справляетесь? – поражаюсь я, когда дедок ставит на стол высоченную стопку блинов, а затем миску со сметаной и еще одну с малиновым вареньем.

– Так мне это, домовой помогает, – признается он и к самовару тянется.

Мы с Таней переглядываемся, прыскаем в кулачки.

– Это он марку держит. Полное погружение в традицию обеспечивает. Ну все как по прейскуранту, – шепчет мне Таня на ухо.

– А-а-а, ну да, – соглашаюсь, а потом к хозяину обращаюсь. – А вас как звать? Я вот Поли, а это Таня.

– По-оли-ина, значит, – растягивает мое имя старик, – Красиво. А я Кузьма. – представляется он и разливает по чашкам ароматный взвар. – Вот тут у меня как раз настойка с полынью. Очень полезная трава. Пейте девоньки и в баньку, а то вас там уже заждались.

– Кто? – настораживаюсь я.

– Так это… – мямлит Кузьма, растерявшись, – полки, венички, камушки опять же поливать некому. Давайте, милые, давайте, налегайте на сладенькое.

Вспоминаю свои лишние пять кило, реплику инструктора по фитнесу и, шепча волшебную мантру «Пошло все на хрен», – обильно смазываю блин вареньем и еще сметаны целую ложку плюхаю. Скручиваю. Кусаю и мычу от удовольствия.

– Я в раю, – бормочу с набитым ртом.

– Э, нет, – журит пальцем старик. – Рано. И потом это только ужин. Впереди у вас настоящий… как это сейчас модно говорить? – задумывается он, почесывая затылок. – А! Релакс!

– Прошаренный однако Кузьма, – шепчет Таня, прихлебывая чаек.

– Образованный, – улыбаюсь я, сворачивая второй блин.

Когда стопка сокращается вдвое, мы с Таней, держась за животы, поднимаемся из-за стола.

– Ну, Кузьма, кати нас в баню.

Глава 5. Паноптикум.

– Слушай, тебе точно надо ехать? – ною, стоя у машины подруги, которая, не дождавшись обеда, срывается в город, потому что у нее на работе, видите ли Ч.П.

– Да, Поль, сорян, но мне придется тебя покинуть. Самой из этого райского места уезжать не хочется. Но ты же понимаешь, интернатные черти – это настоящее проклятье. У нас там весь штат на ушах стоит, потому что половина детей изнемогает от диареи. И никто не может понять, это на кухне накосячили, или наша банда отпетых диверсантов опять что-то отчебучила.

– А ты прям разберешься, да? Ты вспомни, что эти самые диверсанты тебя как-то раз снотворным накормили, а потом зеленкой изрисовали.

Таня сжимает губы, замирает. Считает про себя, чтобы сдержать мат. Потом молча закидывает в багажник сумку и хлопает крышкой.

– Да, они хреновы бесы, – говорит она почти ровным тоном. – И именно поэтому я должна быть там, пока вся эта история не вылезла за пределы интерната, и проверяющие не спустили на нас всех собак.

– Ладно, – вздыхаю обреченно и чмокаю ее на прощанье. – Но знай, ты предатель. Я нуждаюсь в тебе не меньше, чем твои малолетние черти.

– Я оставляю тебя в хороших руках, – треплет меня по щеке подруга и все же укатывает, а я бреду в дом.

И вот что я без нее тут делать буду? По грибы по ягоды пойду? Ха, да я поганок наберу.

– Погадать, что ль? Эй, Кузьма! – кличу хозяина, заходя в дом.

Он не отзывается, но я слышу, как за спиной кто-то топочет. Оборачиваюсь и растерянно хлопаю ресницами. Нет никого. Ну, если не считать резного изваяния. Кстати, об изваянии, этот низкорослый мужичонка в кухне вроде стоял? Или это другой? Их тут столько, этих изваяний, что и не запомнишь, где какое обитает.

Подхожу ближе к старикану. Всматриваюсь. Даже крючковатый нос трогаю. Да не, тот же дедок. Кузьма его что, каждый день переставляет? Это какой-то деревенский фен-шуй, который от лунного цикла меняется?

Хм, странное все-таки место. Но знаете, что? Мне тут легче дышится и даже вина не хочется. Травы дядьки Кузьмы гораздо эффективнее успокаивают. Но еще лучше, конечно, банька расслабляет. После того, как мы с Таней напарились, а потом в озере искупались, так спалось, как я и в детстве не дрыхла. Я только в полдень встала. И сразу за стол. Кузьма пшенки на молоке сварил. Или правильнее сказать, истомил. Я такой вкуснятины никогда не ела, а меня ведь трудно удивить.

– Эй, Кузьма, ты дома? – снова окликаю старика.

– Дома я, дома, чего тебе, дочка?

– А погадай мне, дядь Кузьма, – прошу выныривающего из погреба старика.

– Как погадать? – спрашивает он, протягивая мне банку соленых огурцов.

– Ну, у тебя в брошюре было про руны что-то написано.

– А, ну это можно. Но чтобы гадание было точным, сначала надобно почиститься.

– Это как?

– Банька, – поясняет Кузьма. – Традиционный способ чистки – это всегда банька. С волшебным мылом и березовым веничком.

– Волшебным мылом? – переспрашиваю недоверчиво.

Кузьма, будто не замечая моего скепсиса, на полном серьезе заявляет.

– Волшебное. Руническим ставом зачарованное. Рабочее на все сто. Проверял неоднократно.

– Ладно, и где это твое мыло?

– А сама-то как думаешь? – щурится он.

– В бане, – демонстрирую проницательность.

– И венички все там же, – кивает он. – Ты знаешь, иди пока в лес погуляй. Черники набери, а я баню затоплю, и пока она прогревается, мы с тобой пирог черничный спечем.

– А нельзя брусничный? Я у вас моченую в кладовой видела, когда за салом ходила.

– Не, он чернику больше любит.

– Кто «он»?

– Э-э-э-э, так, друг мой. Ага. Очень может быть, что ты с ним сегодня познакомишься. Чуть позже.

– Может, не надо, – морщусь, воображая друга Кузьмы и вечер с престарелыми мужиками.

Одно дело - хозяин хутора и его магические умения, которыми я думала развлечься, и совсем другое – каике-то там гости. Я вообще-то не планировала ни с кем кроме хозяина этот дом делить. Мы его с Таней на двоих сняли.

– Да, брось тушеваться, Полина. Он тебе понравится. Зуб даю.

– Не разбрасывались бы вы, и так немного осталось, – качаю я головой.

– А я уверен, что прав окажусь.

– С чего вдруг?

– А мой друг всем нравится. Ко всем подход находит и вообще собой хорош.

– Ну, про пригожесть – это, знаете ли, вопрос вкуса.

Не хочется обижать Кузьмича и говорить, что в этой глухомани я вряд ли западу даже на первого деревенского парня. Я привыкла к лучшему.

Вот черт, не вовремя я об этом вспомнила. Ведь теперь придется отвыкать. Шансов, что я найду в свои тридцать девять такого же красавчика, как мой Вася, да еще и с деньгами, не много.

Хотя… эта патлатая любительница садизма ведь старше меня, а вон ведь как устроилась сучка. Правда, я не могу быть уверена в том, что Вася ее прям-таки под венец поведет, когда со мной разведется.

Глава 6. Слишком красивый парень.

Черники я набрала с гулькин нос. Но руки все измарала так, что не отмыть теперь. Стою у рукомойника и бранюсь, натирая пальцы мылом.

– Да не старайся, от этой ягоды так просто не отмоешься. На-ка вот лимончиком потри и будет лучше. А черничку давай мне, пока не свернула, – приговаривает Кузьма, забирая с крышки рукомойника кузовок.

– Маловато. Ну ничего, малины добавлю, чтоб послаще было.

Так и хочется напомнить наглому деду, что я сюда отдыхать приехала, а не его указания выполнять. Но я сдерживаюсь. Во-первых, мы оплатили только проживание. О питании и слова не было, но оно имеется и более чем достойное. А во-вторых, ругаться со стариком не хочется. Когда еще Таня вернется? А развлекать меня кто-то же должен. Гадание опять же было обещано.

Принимаю лимон. Действительно осветляет. Кузьма смотрит одобрительно и кивает на стопку чистых простыней.

– Банька стопилась. Иди, душа моя, парься и очищайся. А как вернешься, погадаю тебе. Если захочешь. – добавляет он едва слышно и в пышные усы ухмыляется.

Не хочется повторяться, но чудное тут не только место, но и сам его хозяин.

Беру простыню и иду в баню. Только заходя, понимаю, что не подумала, во что переодеться. Но тут вижу на вешалке свой халат, а ниже сланцы.

– Предусмотрительный дед. Напишу ему хороший отзыв.

Вдыхаю уже полюбившийся запах можжевельника и быстро раздеваюсь. Забегаю в парную. Там все в белом мареве. Влажно и жарко. Расстилаю простыню, укладываюсь на полог. Расслабляюсь, прикрывая глаза, и очень быстро погружаюсь в полутрансовое состояние. Отлетаю, можно сказать. Кайфую. Для полного счастья не хватает того самого волшебного мыльца, чтобы все горести смыть и успокоение наконец обрести. Да еще хлесткого удара веничком. Как в бане без веничка? Тем более что Кузьма сказал, будто они заготовлены.

Уже хочу подняться и продышаться, а заодно веники поискать, как вдруг над моей спиной сгущается горячий пар, а после на нее же опускается что-то влажное. Не сразу соображаю, что происходит. Но как только удар повторяется, я вздрагиваю и резко подрываюсь. Утыкаюсь головой о потолок. Вскрикиваю. Зажмуриваюсь. А когда распахиваю глаза, вижу перед собой абсолютно голого парня с березовым веником. Он картинно улыбается, похлопывая себя по плечу своим орудием. Я же натурально обалдеваю.

– Т-ты… т-ты кто такой?! – заикаюсь, выдергивая из-под себя простыню и прикрываясь ею.

– В каком смысле? – удивленно вскидывает чернявую бровь до безобразия красивый парень.

– В прямом, блин! Ты как сюда попал?

– Я тут живу вообще-то, – игнорируя мой возмущенный тон, улыбается парень.

Отмечаю, что зубы у него не просто идеальные, а прям как для стоматологической рекламы созданные. Да что там зубы?! В этом паршивце идеально все! Даже мой Васечка не мог похвастаться настолько рельефными кубиками и мускулистой грудью, хоть и посещал спортзал. И уж конечно мой лысеющий муженек не мог бы с гордостью прочесывать по густым черным волосам, как это делает таинственный незнакомец, поигрывая мимоходом бицепсами.

Ох, мать моя, опускаться ниже линии торса мне воспитание не разрешает, но… позволяет любопытство, и вот тут я в буквальном смысле давлюсь паром. И дело не в длинных, накаченных ногах красавца, а в том, что между ними… Ох, боже, боже… Достоинство с большой буквы. Нет, даже не так, капслоком! И он это свое ДОСТОИНСТВО беззастенчиво выставляет на показ, продолжая лыбиться и постукивать себя веничком по широкому плечу.

– Ты бы это… прикрылся, что ли, – говорю я парню и сама себя проклинаю.

Он хмыкает и выбрасывает руку в сторону камней, над которыми клубится белый пар. На каких-то пару мгновений тот поднимается ввысь и окутывает почти все пространство. Я поднимаюсь, машу руками, развеивая пар, и когда он оседает, вижу, что бедра красавчика уже обмотаны полотенцем.

Вот зараза. И зачем мне это было нужно?

Нет-нет-нет, Поли, не стоит покупаться на таких вот выхоленных мальчиков. Знаем мы, что все эти перчики с импозантной небрежной щетиной и блядским взглядом, как правило, охотятся за богатенькими вдовами. Мне такого не потянуть, да и не собираюсь я вляпываться в очередную мылодраму. От последней бы отойти.

– Так ты скажешь, как попал сюда? – стараюсь держать серьезный тон и даже наезжать, но голос предательски дрожит.

– Говорю же, живу я тут, – лучезарно улыбается негодяй и пристально меня оглядывает, будто у него под сетчаткой сканер встроен, и ничего не стоит увидеть все, что нужно, через оседающий пар и простыню.

– М-м-м… к корням потянуло? Надоело по клубам шататься? Решил экзотикой побаловаться?

Парень ничего на мой выпад не отвечает, только головой качает, мол, как не культурно с такой ноты начинать знакомство. А еще продолжает лыбиться и даже… что б меня, облизывать пухлые, чертовски соблазнительные губы.

Залипаю на его лице. Отмечаю волевой подбородок, чуть утопленные темные глаза и признаю, что выглядит он весьма брутально. Я не миниатюрная дама. Как уже упоминалось, сорок шестого размера и рост у меня чуть выше среднего, но этому бугаю я едва достану до плеча, если подойду достаточно близко.

Вспоминаю, что Кузьма тоже довольно высок и кость у него широкая.

Визуализация

Глава 7. Банька по местному.

– Мылимся. Ополаскиваемся. Паримся, – чеканит психопат и ждет, что я кивну, но не дожидается и еще более жестко добавляет. – Затем повторяем один или два раза.

– А мылиться-то зачем два раза? – пищу, глядя на мучителя снизу вверх.

– Так полагается.

– Я в спа-салоне недавно была, скрабилась по полной, так что…

– Пф-ф-ф… – пренебрежительно фырчит парень. – Сравнила тоже глиста с удавом.

– Это кто это глист? – возмущаюсь я, вспоминая, сколько стоил визит в пафосный салон.

– Спа твои, по сравнению с баней. От них же враньем за версту тянет. Ни магии процесса, ни тебе реального эффекта после посещения. Мне вообще кажется, что эти дома обмана об истинном назначении парной не то чтобы позабыли, а и знать не знали.

– Теперь я верю, что ты родственник Кузьмы, – закатываю глаза.

– Ну и не трясись тогда. Кузьме же ты доверяешь?

– Уже не уверена.

– Так, ладно, хорош припираться и… как там сейчас принято говорить? – щелкает он пальцами. – Не парься, детка, я профи в банном колдовстве. Так тебя отделаю, что век меня не забудешь, – и бровями играет, будто соблазнить пытается.

– Столько не живут, – отвечаю хмуро, стараясь не думать, что конкретно он подразумевает под словом «отделаю».

– После моих процедур живут и не столько.

– Не-не, спасибо. Мне и положенных восьмидесяти хватит. Я не фанат деменции, памперсов и клюки.

– А при чем тут немощь? – дергает он подбородком. – Будешь меня слушаться и слова такие забудешь.

– А если не буду?

– А если не будешь, перестану с тобой нянчиться.

– Фух, перестань уже, – выдыхаю я и все же толкаю дверь из парной.

– Как скажешь, – возвращается парень к суровому тону, но надо же, в предбанник выпускает. А вот на улицу – нет.

Как только я тянусь к дверной ручке, случается поистине колдовская вещь (по-другому я это не могу объяснить). Дверь отдаляется. Габариты предбанника при этом нисколько не расширяются. Это как будто здание чуть смещается в пространстве, а я остаюсь на той же точке координат, относительно земли.

– Что за хрень?! – восклицаю и делаю шаг вперед.

Снова пытаюсь поймать ручку, но та передвигается вместе с дверным полотном вбок. Стараюсь проморгаться, зажмуриваюсь, а когда распахиваю глаза, узреваю перед собой еще одну дверь, которой, клянусь всеми святыми, не было здесь раньше! Я совершено точно помню, что в строении имелось всего два помещения: предбанник и парная. На этом все. Никаких потайных дверей или люков в полу.

– Тебе сюда, – инструктирует псих и распахивает передо мной таинственную комнату.

– Я-я-я не хочу, – мотаю головой и с еще большей хваткой вцепляюсь в простыню.

– Естественно, – вздыхает парень. – Никто не хочет. Но куда деваться?

Снова вздыхает и толкает меня в спину. Не резко и даже мягко, но силищи в нем столько, что я, спотыкаясь, все же продвигаюсь вперед. Оказываюсь в…

– Где я? Почему так темно?

– Потому что ты грязная девчонка, Полина, – подшучивает засранец. – Вот когда помоешься, станет светло.

– Ч-что? – уже откровенно пугаюсь я. Шутки шутками, но это уже перебор. – Твой дед или кто он там тебе, накачал меня чем-то да? – догадываюсь я наконец. – Какой-нибудь мухоморовой настойкой?

– Сдурела?! – неожиданно резко восклицает он и даже плечо мое сжимает. – Мухоморовую настойку ни в коем случае нельзя пить, пока из моих владений не выйдешь чистая как роса. И Кузьма об этом знает.

Я мычу в ответ на импульсивную тираду парня, потому что он очень сильно стискивает мое плечо. Но ментор понимает несмелый протест по-своему. Разворачивает лицом к себе и щурит свои темные как ночь глаза.

– Признавайся, стащила у Кузьмы бутыль и попробовала?! – бросает он обвинение.

– Нет! – дергаю я плечом.

– Ладно, – разжимает тиран пальцы.

Я только успеваю выдохнуть, как случается новая напасть – с меня сдергивают простыню. Вцепляюсь в ее край мертвой хваткой и пытаюсь тянуть. Какой там, бугай рвет ее и вышвыривает из помещения. А после запирает дверь.

– Ну все. Приступим, – сообщает он, пихая мне в руки какой-то брусочек.

– Что это? – бормочу тихо и испуганно.

– Мыло.

– Волшебное? – вспоминаю я.

– Угу. Сам заговаривал, так что прояви уважение, раз пришла ко мне – намыливайся уже.

К тебе? Вот еще. Я просто погреться шла ну и… Черт, почиститься! Может, это стандартный деревенский ритуал, но блин, Кузьма мог бы и предупредить, что меня ждет! Я ж городская, не обязана знать, как у них тут все заведено.

Подношу к лицу брусок мыла, вдыхаю травяной аромат. Действительно самодельное, пахнет не так, как магазинное. Чище, что ли. Натуральный аромат, без химических примесей. Оглаживаю пальцами поверхность. Она не гладкая, чувствуются какие-то крупицы то ли зерен, то ли перемолотых корешков, а еще… рисунок. Хм, черты и резы прям.

Глава 8. Я даже не сопротивляюсь.

Сдергиваю с крючка халат. Накидываю. Выглядываю за дверь. Уже стемнело. Только далекие звезды подмигивают мне или посылают сигналы SOS. Трудно сказать. Может они, как и я, попали в скверную историю?

Делаю шаг на крылечко, но не успеваю сбежать, меня цапают за шкирку и волокут обратно. У самой двери хватаюсь за примеченную ранее метлу. Не ахти какое оружие против помешанного на мытье психа, но лучше, чем ничего.

– Я уважаю твое рвение навести порядок, – хохочет гад, затаскивая меня в парную, но ты рано схватилась за метлу.

– А я, может, улететь на ней собралась! – огрызаюсь я.

– Хм, а у тебя права на вождение сим транспортным средством есть? – вскидывает он бровь.

– У меня есть права отметелить тебя этим средством! – заявляю уверенно и даже замахиваюсь леталом. Луплю, но… не попадаю в цель, просто потому, что та волшебным образом исчезает.

Как так-то?! Он же тут только что стоял. Позади него были полки, деваться некуда, но… парня и след простыл. Разеваю рот, в страхе прячу голову в шею, как вдруг слышу шипение за спиной. Оборачиваюсь. Мой мучитель стоит, как ни в чем не бывало, и поддает жару – камни водицей сбрызгивает.

– Красный тебе, конечно, идет, но париться в халате довольно проблематично, так что…

– Не сниму! – протестую я, роняя метлу и запахивая полы так плотно, как это возможно.

– Снимешь, Полина, снимешь, – уверенно кивает маньяк и решительно наступает.

– Я буду кричать!

– Как пожелаешь, – усмехается он и продолжает теснить меня к полкам.

Натыкаюсь на нижнюю, она аккурат до моих коленей достает. Ударяюсь, и ноги подгибаются. Плюхаюсь задом на полог. Мой пленитель подходит вплотную. Смотрит с высоты своего непозволительного роста и улыбается.

– Я на тебя заяву накатаю, – пытаюсь стращать, но гад еще больше веселится. Выкидывает руку в сторону и тут же вынимает из клубящегося пара зажатый кулак.

Сейчас будет бить, догадываюсь я, но парень удивляет. Он подносит кулак к моему лицу, разжимает пальцы и дует на ладонь. С нее слетают крошечные мыльные пузыри. Лопаются прямо у меня перед носом. В нем сразу начинает щекотать. Я чихаю, а потом… а потом темнота.

Очухиваюсь, уже лежащей на полке. Без халата. Натурально в костюме Евы. Очухиваюсь, кстати сказать, от удара веником.

– Ну, Полина, держись, – стращает меня садюга и начинает… нет, не хлестать, а… я даже не знаю, как объяснить его манипуляции. Колдовать, наверное. Этот повелитель пара нагнетает горячий воздух и укрывает им мое тело, окутывает, пеленает влажным жаром. Ласкает березовыми листочками, периодически пошлепывает и снова нагнетает пар.

Я отлетаю. Впадаю в транс. Теряю связь с планетой и кажется, уношусь прочь с орбиты.

Земля, Земля, я Полина… Как слышишь, Земля? Пока-а-а-а…

– Перевернись на спину, – велит капитан полета, и я без задней мысли и каких-либо сомнений переворачиваюсь.

Тихо стону от блаженства, когда мой живот и ноги щекочут мягкие листочки, когда грудь обдает жаром, а внизу живота сворачивается тугой комок удовольствия, потому что мою промежность то и дело задевают веником.

Думаю ли я сейчас о том, что меня наглым образом совращают? Нет. Размазня не думает. А я сейчас растеклась по пологу манной кашей. Все что могу, это мычать и разевать рот, хватая воздух.

О том, что я угораю, подумать уже нечем. Но к счастью, за меня думает мой растлитель. Он подхватывает на руки и снова тащит в таинственную душевую. Странно, она уже не кажется такой уж мрачной, вполне можно разглядеть скамеечку, на которую меня и усаживает парень.

– Полина, раз, два, три…

– Что «раз, два…» – закончить вопрос не успеваю, на меня обрушивается ушат воды. И на этот раз она ледяная. Но это воспринимается как желанное остужение. Оно приводит в чувства.

– Давай на второй круг, Полина, – командует мой инструктор по чисткам и вручает волшебное мыло.

И что бы вы думали? Я уже даже не сопротивляюсь. Молча намыливаюсь, смирно стою, пока меня поливают водой, а затем послушно иду в парную. Сама ложусь на полог и, прикрывая глаза, бормочу:

– Кайф.

Парень хмыкает и начинает практиковать свою влажную магию. А я думаю, что надо бы его чем-то отблагодарить.

– Слушай, а ты это... Ну… Я бы… Тебе… – не знаю, как правильно задать вопрос. Денег предложить, может и оскорбится. Бартер – такое запросит, что не смогу дать. Но слава богу, парень понимает мое замешательство и даже догадывается, о чем хочу спросить.

– Я пирог с черникой люблю, – лаконично отвечает он.

Пирог с черникой, говоришь? Так, так…

Глава 9. Пирог понесешь?

Думала, после баньки выведу Кузьму на разговор. Затребую объяснений, ну и гадание. Обещал же. А сама даже не помню, как в доме оказалась, на перинке под ватным одеялом. Абсолютно голая. Последнее, что осталось в памяти, это как повелитель пара поднимает меня на руки прямо с полога и выносит на свежий воздух. Дальше истома и несказанное блаженство, а потом сон.

Потягиваюсь и отбрасываю одеяло. С кровати встаю, ощущая такую легкость, какой и в тридцать лет не было. Помолодела вдвое, не иначе. Даже кожа гладкая и не стягивает, как обычно по утрам. А ведь я кремом после бани не мазалась.

Подхожу к зеркальцу, что висит над крохотным дамским столиком все в том же деревенском стиле. Еще раз провожу рукой по скуле и нижним векам. Смотрю на отражение и глазам не верю. Вроде я, но… гусиных лапок, как и не было, хотя уже отчетливо вырисовывались в силу возраста. Поры сузились. Взгляд раскрылся. Утром я обычно встаю опухшая и помятая.

– Ну, мыльный король, не обманул! Действительно похорошела и о немощи забыла! Вот это чудеса!

Но знаете, что? Настораживает. Только ли пирог с черникой он у меня за эти свои «чистки» попросит? И как мне его преподносить? Снова в парную идти или… Может, он сейчас в доме? Сидит вместе с Кузьмой за столом и к завтраку меня ждет?

Выглядываю из комнаты. Прислушиваюсь к возне, что из кухни доносится. Коридорчик небольшой, поэтому я могу четко различить, что топочет по помещению не одна пара ног. А еще Кузьма с кем-то перешептывается.

Закусываю губу, вспоминая своего нового знакомого. Высокого, мускулистого, молодого совсем. Лет тридцать ему, не больше. Но как внушительно он выглядит!

А я?! Батюшки, я сама-то неодета!

Залетаю обратной в комнату, выуживаю из чемодана самый роскошный сарафан из имеющихся. Духи, хотя… это тут, наверное, лишение, но все же. Пара капель не помешает. За ушком и на запястье.

Вот так. А теперь волосы.

После вчерашних процедур они стали еще блестящей и завились крупными локонами. Утюжка я с собой не взяла, поэтому распрямляю их, орудуя расческой. Без толку. Но в целом, так тоже не плохо. Не модно, но зато в духе этого места – естественно.

Оглаживаю складки на сарафане, перевожу дыхание и покидаю спальню.

Черт, почему так волнительно? Это всего лишь местный парень. Ну отшлепал меня ночью веником, ну попарил… ничего ж такого не было. Если не считать, что я ему все свои прелести продемонстрировала и не единожды.

Ладно. Чай не девочка. Хватит тушеваться.

Расправляю плечи и заглядываю в кухню, тут же разочарованно закусываю губу, спина сама собой гнется. Красавца нет. Кузьма с деревянным истуканом разговоры разговаривает. Тот у него подле печи стоит.

М-мда, похоже, у деда кукуха поехала от одиночества. Не часто, видать, к нему постояльцы заезжают. Вот он и завел себе деревянных друзей. По двору их перемещает, а этого по дому. Такие вот идиотические шахматы. Но боюсь, шизофрения поставит ему мат, и будет он в палате с белыми стенами свои игрушки двигать. Но уже воображаемые.

– Привет, Кузьма, – здороваюсь я уныло и прохожу к столу.

– О-о-о-о, проснулась?! – радостно восклицает дед и ударяет себя полотенцем по руке. – Блинчиков? Чайку?

– Пожалуй, – все так же уныло соглашаюсь я.

Хотела же его пропесочить еще с вечера, потребовать разъяснений. А теперь… язык не поворачивается на несчастного старика бухтеть. Вон он как суетится: вареньице, сметанку, стопку блинов на стол стаскивает. Самовар ко мне поближе придвигает. Чашечку самую раскрасивую для меня выбирает и подле блюдца ставит.

Вначале-то думала, он за сервис радеет. На хороший отзыв и чаевые напрашивается. А теперь понимаю – от тоски по людям вся эта канитель. Одиноко бедняге.

Вот и я такой стану, как только с Василием разведусь. Только у меня дома своего не будет, куда можно гостей звать. Да и кто ко мне ходить станет, акромя Тани? Сын за рубежом. Дай бог раз в год приедет и то радость. Он и звонит-то теперь не часто. А я сама тоже не звоню. Не знаю, как ему о разводе сообщить.

Ох, не те мысли! Совсем не те. Я сюда развеяться приехала, а не сопли на кулак мотать.

– А что, Кузьма, с черникой моей? – начинаю из далека. – Пирог вроде хотели печь.

– Так уже! – удивляет он, а потом лукаво так прищуривается и, подмигнув, спрашивает, – понесешь?

– Куда? – строю невинность, хотя догадалась ведь уже, что мой парильщик и друг Кузьмы, с которым хотел познакомить, – это одно лицо.

– Как куда? – разводит руками старик. – В баньку.

– Опять париться?! Да я смоюсь так под чистую.

– Да нет, – машет рукой Кузьма, – париться не обязательно. Просто зайдешь, угощенье занесешь, – приговаривает и ароматный пирог из печи достает.

Сглатываю слюнки, так он аппетитно выглядит. А потом настораживаюсь.

– Почему он сам к тебе не приходит? Он у тебя где вообще живет? Это ж родственник твой, но я его в доме ни разу не видела.

– Бан – родственник?! – как-то нервно смеется Кузьма, а потом палец к сухим губам прикладывает и даже приосанивается. – Хотя, так-то да – в некотором роде родственник, – улыбается он и на изваяние свое деревянное ласково так поглядывает, как на живое.

Красавчик Бан.

Глава 10. Вздрогнем!

Можжевеловый дух сегодня кажется особенно насыщенным. Обволакивает этим ароматом, как только распахиваю дверь предбанника. А еще потрясает одна особенность, которая, повторюсь, кажется странной. Помимо двери в парилку, я теперь отчетливо наблюдаю вход в душевую. Резное полотно, на котором изображен то ли бесенок, то ли гном, но миленький, с черпаком и веником. И ладно бы только эту дверь я теперь имею честь лицезреть. Мне открывается еще одно помещение. Причем не сразу.

Когда я только переступила порог, этой комнаты не было, а теперь… Мать моя, боковая стена, будто карандашный рисунок стирается. Ну натурально, словно чья-то невидимая рука проводит по ней волшебным ластиком. И там за этой стеной… палаты. Иначе помещение и не назовешь. Потолок низкий, но в остальном убранство впечатляет. На полу шкуры медвежьи лежат. Деревянные лавки тоже мехом накрыты. На стенах расписные рушники висят и лампадки на полочках примостились. А посреди массивного можжевелового стола хозяин сидит.

Что б меня, голый! Ну, почти. Одно плече закрывает полотенце, бедра надеюсь тоже, но я пока их не вижу, стол закрывает.

– Это… – сглатываю, застывая на пороге, – расширенный сервис, что ли?

Бан смеется.

– Нет, это трапезная. Ты ж с угощением пришла, вот я и открыл. Не в парной же нам мухоморовую настойку пить?

– Нам? – снова сглатываю, хотя ведь именно на такое предложение и рассчитывала. А в итоге… теряюсь.

– Откажешься? – вздергивает он одну бровь.

– Ну… я не знаю. Ты ведь говорил, что ее опасно пить и…

– Опасно до чистки, а я над тобой вчера знатно поколдовал, так что… – он коварно так, совсем не как затворник, улыбается и похлопывает по лавке. – Садись рядом, Полина, знакомиться будем, – добавляет таким безапелляционным тоном, что я даже вздрагиваю.

Знаю, что с этим товарищем спорить бесполезно. А еще глупо самой себе врать, будто не хочется провести с ним вечер.

«Ну, влипнешь ты, Поли. Влипнешь с этим ловеласом деревенским», – ругаю себя, но все же подхожу к столу и ставлю на него пирог и бутыль настойки.

На Бана в упор смотрю. Не то чтобы это вызов с моей стороны, просто не оторваться. Он же как с фантазий моих слепленный. Все, что только может в мужчине нравиться, есть в этом соблазнителе. И даже больше. Загадочность еще и сила. Тихая такая, которую он может и не выказывать, а она все равно чувствуется. А еще подозрительные метаморфозы, которым пока нет объяснения. Вчера его волосы были короткими, а уже сегодня отросли так, будто он месяц не стригся. Но мне нравится, настолько сильно, что я не отслеживаю, куда Бан тянется. Продолжаю копну темных волос разглядывать, а потому пропускаю важный момент, не узреваю, откуда он стопки достает. Только вижу боковым зрением, что обе руки опускаются на столешницу, но не пустые, а с зажатыми в кулаках посудинками.

Оцениваю серебряный лафитник, который пододвигает ко мне парень. Присвистываю.

– Любишь антиквариат?

– Все, что имеет ценность, люблю. И красивое, – облизывая пухлые губы, добавляет он, беззастенчиво заглядывая в декольте моего сарафана.

Мне становится неуютно, в жар бросает без всяких веников и пара. Опускаюсь на лавку напротив, хотя Бан приглашал сесть рядом с ним. Опускаюсь и откупориваю бутыль. Разливаю настойку.

– Вздрогнем, – говорит парень, ударяясь о мой лафитник своим.

– Вздрогнем, – повторяю я с придыханием и, зажмуриваясь, опрокидываю все содержимое в желудок.

Горло, пищевод и все остальное тут же обжигает. Я разеваю рот и машу рукой, будто эта манипуляция способна потушить внутреннее пламя.

Хозяин тайных комнат хохочет и пихает мне в рот кусок пирога.

– Закусывай, – командует и прикрывает мне челюсть, хлопнув по подбородку.

У меня слезы из глаз льются, в носу щиплет, но сладость и нежность ягодной начинки смягчает все эти ощущения. Прожевываю пирог с удовольствием. Отламываю еще кусок, но отправить в рот не успеваю. Бан снова чокается со мной.

– Чтобы первой скучно не было, – поясняет он свой скорый маневр.

Я гляжу в стопку. Она снова наполнена.

Не могу сказать, что я очень хочу повторения этой пытки, но не уважить хозяина конкретно в этом… (хотела сказать доме) в этом месте – равносильно залету на испытания. Подозреваю, что у Бана в арсенале не только мыло, холодная вода и веники. Этот выдумщик может ведь и более изощренную экзекуцию для меня придумать. Так что пью. Но уже не залпом. Осторожно пригубляю и ставлю лафитник на стол. Только после этого мне разрешают откусить еще пирога.

– Сама чернику собирала? – интересуется Бан, разглядывая пирог.

– Сама, – отчего-то смущенно подтверждаю я.

– Хорошо, – улыбается он и, прикрывая глаза, пробует угощение. Медленно, со смаком пережевывает, урчит как котяра от удовольствия. – Два часа на поляне торчала, – хвалит он, причмокивая. Заталкивает оставшееся в рот, аж щеки раздувает. Стонет от наслаждения. – Все руки измарала, – посмеивается и за вторым куском тянется.

– Такое ощущение, будто тебя не сам пирог волнует, а сколько я на него время потратила и сил, – комментирую, а сама думаю, откуда он знает, как долго я собирала ягоды? Кузьма доложил?

Глава 11. Вступаю в контакт с иной реальностью.

– Воды мне, конечно, не жалко. Но может, все-таки еще рюмочку. А? – вопрошает Бан, забирая у меня пустой ковш. Третий по счету.

Вот такой я водохлеб. А куда деваться, если всего от нескольких рюмок так развезло, что дичь всякая мерещится?

Впрочем, я уже не удивляюсь ей. Материализующиеся откуда ни возьмись предметы мебели и посуда – это цветочки. Пока я воздухом дышала и воду хлебала, слышала и видела такое, от чего ум за разум заходит. А именно, крошечных таких, хвостатых то ли свинтусов, то ли мышей с рогами. Черт их в общем разберет, ибо на бесенят создания были похожи. Скакали они по подоконнику, пока я вечерним воздухом наслаждалась, и что-то неразборчивое пищали. А Бан им отвечал.

– Да не суетитесь. Нет, не приставиться. Я ж слежу. Да будет вам. Ну пусть расслабится девчонка. Зажатая ведь, как помидорина в банке с маринадами.

«Зажатая?» «Девчонка?» Да я его лет на десять старше, а он меня… Блин, приятно. И все же… он тоже этих чертей видит, что ли?

А-а-а… это не он их видит, а я, и значит, все, что он говорит – не по-настоящему.

А что тогда по-настоящему?

– Бан… Бан… – заву парня, хотя, если судить по моим галлюцинациям, он рядом. Все в том же кресле. Только на бедрах уже простыня. Это я его попросила прикрыться, еще когда первый ковш воды подавал.

– Я тут, – отзывается он, подрываясь с трона и склоняясь надо мной.

– Мне мерещится всякое, – признаюсь ему.

Он хмыкает. По волосам моим рукой проводит. Ласково так.

– Так ты настойку из мухоморов пила. Забыла?

– Ну да.

– Это тебе не самогон. Ты какого эффекта вообще ждала?

– Не знаю. Не ждала ничего особенного, просто… интересно было.

– Ну вот, наслаждайся, – смеется он. – Твое любопытство удовлетворено. А еще лучше… – он задумывается и подзывает к себе одного из мини-бесов, ну натурально брелок. Смешной такой, действительно рогатый и не только с пятаком, но и копытцами. – Лучше вступай в контакт с иной реальностью, – хохочет парень.

– Страшно, – признаюсь я.

– А чего тебе страшно? Она не укусит, – заверяет Бан, а потом к бесу поворачивается. – Не укусишь?

– Ну… дашь настойки, не укушу.

– Вот прощелыга, – качает головой Бан, но к столу идет и разливает по лафитникам настойку.

Чокается с бесом и выпивает одним махом. Рогатый же ныряет в свою посудину пятаком и с шумом втягивает содержимое. Чихает, ругается и снова чихает.

– Ох, Кузьма! Зельевар хренов! Опять с полынью переборщил.

Я не выдерживаю и прыскаю. Да того комичным мне собственное видение кажется. Бан ко мне оборачивается и улыбается.

– Прогуляемся? – предлагает он.

– Я думала, ты затворник.

– Ну… я не часто выхожу. Только когда сыт и… В общем, сейчас могу пройтись или… – он заговорщически так на беса смотрит и подмигивает ему.

Тот глаза закатывает и журит пальцем.

– Опасно. Она ж неопытная и вообще… городская, – кривится чертенок.

Вот тебе и раз. В городе мы так же нос от сельских воротим. А они, оказывается, от нас.

– И что, что городская?! – возмущаюсь я и принимаю сидячее положение, тут же словив очередной карусельный приход.

– А то, – деловито заявляет бес, – что чувствительности в вас мало.

– Ну ты на Полину-то не наговаривай. Она особенная. Уж поверь! – более настойчиво заявляет Бан, когда бес разевает пасть, чтобы возразить. – Я ее вчера всю ночь парил. Имел возможность убедиться, – шепотом добавляет он, а я вспыхиваю.

Вот зараза, может я чего-то не помню?!

– Ладно, – кивает тем временем бес. – Подсоблю. Но учти, если она шею свернет, твои мыльные пузыри ее не восстановят.

– Не свернет. Я поймаю, если что, – уверенно говорит Бан, хватает меня за руку и тащит на улицу.

Глава 12. Как настоящая ведьма.

Уже успело не просто стемнеть, а, судя по яркости звезд, перевалить за полночь. Сверчки, аромат душистых трав и легкий ветерок.

– Погода шепчет: «Стащи летало и в путь»! – смеется Бан и хватает ту самую метлу, что у его порога стояла со дня моего приезда. – Рискнешь? – спрашивает он, протягивая мне транспортное средство.

– Прям вот взлететь?

– А почему нет? Галлюцинировать, так на полную. Разве нет?

– А да! – соглашаюсь я и седлаю черенок метлы. – Что дальше?

– Волшебные слова, – кисло сообщает бес и с меня на Бана взгляд переводит. – Не получится у ней. Она ж не ведьма.

– А ты на кой? Помоги девушке. Пусть повеселится.

– Ладно, – вздыхает бес и усаживается впереди меня на тот же черенок. Крепко цепляется лапками и бормочет, – повторяй за мной: «Бенира куржи, лаки шлах, адил тами уржи. Метла волшебная лети и голову вскружи.»

– Эй, эй, эй, – кричит Бан, – последнее явно лишнее!

Но реплика его оказывается запоздалой. Ведь я повторяю заклинание слово в слово, и не успевает Бан схватить метлу за разлапистый хвост, как она срывается с места и, прорезая ночь, устремляется в небо.

– А-а-а-а-а-а! – ору изо всех своих человечьих сил.

Видение кажется мне чересчур натуралистичным. У меня был опыт с очками дополненной реальности. Я после него с синими коленками и отбитым носом неделю ходила. Но это не идет ни в какое сравнение. Я натурально лечу. Ветер раздувает мои волосы. Слизистую сушит, и та самая голова, которую мы включили в заговор – кружится. Так кружится, что звезды хороводят и сливаются в сплошной сияющий поток.

– Ка-а-ара-а-а-ау-у-ул! – кричу что есть сил, а зараза бес хохочет.

– Нравится, городская? – перекрикивает он завывание ветра.

Как ни странно, но я отвечаю: «Да!» – и бес поддает жару. Он снова выкрикивает какую-то тарабарщину, и мы взмываем еще выше. Проходим сквозь тучку и вмиг становимся мокрыми.

Я ликую. Верещу от восторга и страха одновременно. Но больше от восторга. Нет, если бы это происходило наяву, то я бы уже трусики намочила, а так можно повеселиться. Я наконец-то отпускаю себя. Хохочу, как настоящая ведьма на метле, и подстегиваю беса, чтобы еще выше летел.

– Ну, держись, городская, – пугает он и снова читает заклинание, вот только метла вдруг начинает барахлить.

Ее мотыляет из стороны в сторону, а потом мы с бесом переворачиваемся. Я оказываюсь башкой вниз, с оголенным задом и вытекающими мозгами.

– Отпусти меня, чудо-настойка, – молю шепотом. Но действие зелья не ослабевает, я чувствую все так, будто это наяву происходит. – Мамочки, – бормочу, вспомнив, что Кузьма говорил, будто летало сломано. – Мы щас упадем! – визжу и еще крепче сжимаю черенок.

Не помогает. Мои самые худшие опасения оправдываются – метла так же стремительно теряет высоту, как и набирала ее.

Свободное падение – это то еще удовольствие. Но знаете, что? И оно будоражит. Я как будто немного трезвею. По крайней мере, вижу вполне реалистичную картину, пока падаю. Из дома выбегает Кузьма и начинает браниться на Бана.

– Она ж живой человек! А если расшибется! Ну ты даешь!

– Не боись, – смеется тот и в небо смотрит, руки вытягивает и начинает из стороны в сторону метаться.

Поймает?! Не поймает?!

Ловит! Вместе с метлой. И к груди прижимает.

Обхватываю его руками и утыкаюсь в шею. Дышу тяжело, натужно.

– Понравилось? – спрашивает Бан.

– Угу, – признаюсь, хотя у самой поджилки трясутся. Это вам не «Американские горки» и не «Ромашка». У меня сердце, пока падала, во всем теле билось, только не там, где надо. И сейчас где-то в районе глотки застряло и выпрыгнуть норовит.

– Еще хочешь? – спрашивает Бан.

– Нет! Нет! И нет! – отрезает Кузьма. – Дорвался. Загубишь девку. Мало тебе Олеси было? – укоризненно спрашивает старик, и Бан вдруг меняется в лице.

Его руки начинают дрожать, и я буквально на физическом уровне ощущаю, как нас обволакивает тьма.

– Не смей упрекать меня, – рычит парень.

– Я не упрекаю, Бан, ты чего? – испуганно блеет дед, который только что имел смелость ругать. – Просто пытаюсь напомнить, что люди очень хрупки. Пожалей девушку. Молодая ж совсем.

– Молодая, – оглаживает Бан мою спину. – Красивая, – растягивает любовно.

– Ну так побереги, раз нравится. Будь ласков, Бан, – разводит старик нюни.

– Постараюсь, – скрипит зубами парень и поднимается на крыльцо бани.

– Может, в кроватку ее уже, а? – снова канючит дед.

– Кровати у меня нет, сам знаешь, – отзывается Бан.

– Так в доме есть. Там уложи.

– Рано. Не наигрался, – и снова прижимает к себе и в волосы мои зарывается. Запах вдыхает. – Теплая какая. Настоящая.

Понятия не имею, что весь этот бред может значить. Но на то ведь он и бред, верно? Я под мухоморовой настойкой. Нужно просто смириться и получать удовольствие. Тем более что меня уже и не тошнит. Я бы даже еще немного этого зелья пригубила. И пирога отведала.

Глава 13. Мало мне.

– Намокла вся, – констатирует Бан, ощупывая мое платье. – Замерзла?

– Немного, – ежусь, когда он ставит меня на пол в предбаннике и с интересом на соски пялится, которые так сжались, что норовят проткнуть сарафан.

– Попарю тебя немного. Разомлеешь.

– Так надо ж топить...

– Уже, – поражает Бан.

И когда успел? Впрочем, я ведь брежу. Чему удивляться? А раз так, не грешно позволить себе и то, за что потом может быть стыдно. Правда, не слишком сильно. За фантазии себя корить – это все равно что за мороженку после шести. Если весь год сидела на диете.

– Попарь, – опуская ресницы, соглашаюсь и даже носком по коврику еложу. Ну как школьница прям.

Что со мной этот красавчик делает?

– Сарафан снимай тогда, – говорит он и подцепляет подол.

Послушно поднимаю руки. Бан поднимает ткань, оголяет бедра, живот, грудь. Сдергивает сарафан через голову и оглядывает меня плотоядным темным взглядом.

Я снова тушуюсь и опускаю голову. Но когда вижу, как простыня, что опоясывает бедра парня, медленно, но верно поднимается, сглатываю и теряю контроль над дыханием.

Глаза мои начинают бегать. Я то вверх их поднимаю, натыкаясь на беспощадно похотливый взгляд Бана, то в сторону отвожу. А там вижу беса, который сидит на вешалке, закинув ногу на ногу, и соломинку во рту из стороны в сторону перекидывает.

Ну меня и приходнуло однако. Век эти мухоморы не забуду. А я дура вином депрессию лечила. Ха, надо было сразу сюда ехать. Но кто ж знал, что у нас в стране такие курорты существуют?

– Иди в парную, – хрипло говорит Бан. Прочищает горло и добавляет. – Я сейчас… веник нарву.

Киваю и поспешно скрываюсь в указанном месте. Поспешно, потому как опасаюсь, что наброшусь на парня, ведь невозможно же смотреть на часто вздымающуюся мускулистую и как назло обнаженную грудь. И на то, как топорщится простыня.

Если б я еще не знала, что именно ее так топорщит, то может и не реагировала бы настолько остро. Но ведь я знаю. Видела. И конкретно в таком вот положении. Зрелище незабываемое. Член у парня будьте нате. Толстенный, в сетке вздувшихся вен. Головка огромная, алая и лоснится. Натурально мухомор, только белых капелек не хватает.

Вот же блин, белые капельки! Как только воображаю и их, башка кругом идет. С трудом на полог залезаю и тут же падаю лицом в него. Правда, подумав, переворачиваюсь на спину. Эх, была не была. Если сам… Если решит подбить ко мне свои «фаберже», то…

Боже, я замужняя женщина! Я Васю люблю!

Поправочка: любила. Этот мудак у меня сердце вынул и через мясорубку боли и оскорблений прогнал. Удивительно, что эта котлета еще что-то чувствует. Еще трепещет при виде мужчины.

О-о-о, черт, трепещет! Еще как, и не только она. В животе собирается какое-то буйное восстание бабочек, как только дверь парной распахивается и на пороге возникает Бан с веником, но без простыни.

Чресла в режиме нулевой готовности, но… лишь первые пару секунд. Как только я приподнимаюсь на локтях и встречаюсь с парнем глазами, он сдавленно мычит и, переступив с ноги на ногу, скрипит зубами. Я опускаю взгляд и понимаю, что именно вызывает у него муку.

Пресвятые угодники, этот экземпляр нужно замумифицировать, отлить в гипсе. Нет, в мраморе высечь копию.

– Бан? – шепчу, глядя, как встает пусковая ракета. – Э-эм-м-м…

– На живот ложись, – перебивает он, и меня будто из розетки выдергивают.

Я тут же сникаю. Силы все и решимость самой встать и приблизиться сливаются как вода в раковине.

Послушно переворачиваюсь. Кладу голову на сложенные руки и… почти сразу осознаю, что мое восстание бабочек не сдает позиции даже в таком положении, потому что Бан парит нарочито осторожно и особое внимание уделяет моей филейной части. Не лупит веником, а будто припудривает меня влажным и горячим паром. Медленно проводит веничком по попке, заводит его между ног. Там всю влагу, которой моя расщелина сочится, стирает листьями.

Краем глаза вижу, как он подносит потом веник к лицу. Вдыхает запах. Сомневаюсь, что его интересует аромат березы.

– Сладкая, – сипит он и снова опускает свое оружие на мою поясницу. Ведет ниже, еще ниже…

Не осознаю даже, как инстинктивно раздвигаю ноги. Бан сразу же отрывает от моего тела веник и закручивает им спирали, будоража горячий воздух. Я трепещу, потому что у меня и так внутри все горит и наливается соками, а еще и эта дополнительная температура накаляет запредельно.

– М-м-м… – не сдерживаю сладострастного стона, когда парень резко опускает на мою выставленную промежность веник. А потом и вовсе начинаю вскрикивать, потому что он атакует не сильными, но частыми шлепками.

Я задыхаюсь. Кусаю кулак и уже натурально скулю, разве что не умоляю потрогать меня. Сама едва держусь, чтобы не начать ластиться.

– О-о-о-у-у-у… М-м-м-м… – наводняют парную звуки моего грехопадения.

Экзекутор же вторит хриплым, прерывистым дыханием.

Я сгораю. Буквально до углей, до одного лишь плотского, дикого, необузданного. Уже хочу вскочить и кинуться на своего мучителя, как вдруг, он отшвыривает веник и осторожно касается моей безбожно мокрой и вовсе не от пара киски. Рука его дрожит, но уверенно ведет от входного отверстия к горошине между складками.

Глава 14. Смена парадигмы.

Бан хотел проводить меня в дом, но я не рискнула принять его предложение. Это когда я на лавке лежала, распластанная под влажным гнетом своих фантазий и горячего пара, мне казалось, поддаться соблазну не так и страшно. Но после нескольких кадок холодной воды, которыми меня окатил Бан, я взбодрилась и начала мыслить на перспективу.

Спать с молодым красавчиком – не выход, когда сердце вдребезги из-за поломанной семьи. Это все равно что простуду слабительным лечить. Расставание будет болезненным, если я позволю себе лишнее, а мне и так на душе тяжко. Лучше просто расслабиться, без последствий, так сказать.

– Я дойду, не переживай, – в третий раз заверяю парня, уже стоя на крылечке бани. – Тут совсем недалеко.

– Ладно, – соглашается он, пропуская прядь моих волос сквозь пальцы. – Завтра придешь?

Как не пытаюсь состроить серьезную мину, а улыбка против воли растягивает губы.

– Приду, – бормочу едва слышно и спускаюсь с крыльца.

Бан рвется за мной и хватает за руку.

– Не обманешь? – стискивает он мои пальцы.

Мотаю головой, потому как сказать что-то не в состоянии. Так меня потрясает его порыв и сила, с которой он удерживает.

– Буду ждать, – говорит Бан в ответ и нехотя выпускает мою руку.

Я смущенно улыбаюсь на прощанье и задействую все ресурсы организма, а главным образом, силу воли, чтобы заставить себя отвернуться и пройти к дому. Не оглядываясь.

Кузьма не спит. В кухне горит свет. Странно. Обычно старик в это время уже отправляется на боковую. Он же встает ни свет ни заря. Интересно, что он в такую глубокую ночь делает?

Решаю подсмотреть за дедом и, пригнувшись, пробегаю под окнами. Прислушиваюсь. Из кухни доносится бубнеж и топотание. Чуть привстав, заглядываю в окно и тут же теряю челюсть.

– Похоже, мухоморовая настойка не выпарилась, – понимаю я, наблюдая за низкоросликом, который из деревянного изваяния превратился в настоящего, весьма колоритного персонажа этой деревенской истории. Косматый, с крючковатым носом, чуть сгорбленный и в лаптях. Нафаня, ни дать ни взять.

И этот Нафаня еще и разговаривает!

– А я тебя предупреждал, что Бан ничуть не изменился, – вещает он, маяча пальцем перед носом сидящего за столом Кузьмы. – Молодой еще, горячий. К тому же не проявлялся долго. Когда он последний раз в такой форме пребывал?

– Когда Олеся еще жива была.

– О-о-о, полвека, считай, прошло. Я, если честно, думал, он после того случая и не взбодрится больше. Но Полина его завела.

– Да, не зря я всю эту катавасию со сдачей дома затеял.

– Угу, – бурчит низкорослик, – Вот только что с девочкой теперь делать?

Полина – это стало быть я. А вот Бан… это… Э-э-э… полвека пребывал в плохой форме и при этом молодой? Он что у них в криосауне эти пятьдесят лет провел? А может, Кузьма опыты на людях ставит?

Мухоморы, Полина! Мухоморы!

Или…

– С Полиной разберемся чуть позже, – машет рукой хозяин дома.

– Если ты хочешь Бана на нужные рельсы поставить, то это следует делать уже сейчас, пока он не заигрался и не натворил очередных дел. Ты ж не ради того, чтобы позабавить, его пробуждал?

– Нет, конечно. Он моя последняя надежда. Я хочу…

Что Кузьма хочет от Бана, я не разбираю, потому что в кухне что-то падает, потом слышится топот, и слова тонут в шуме возни.

Снова заглядываю украдкой в окно и вижу, как Нафаня обиженно сопит, плюхая на стол сковороду с чем-то парящим и, судя по тому, как Кузьма вдыхает аромат, аппетитным.

– Больно много ты нашему эгоисту чести оказываешь. И это после того, что он с Олесей учинил и еще может учинить с Полиной.

– Да не в чести дело. Он – сила, Доми.

– Ага, только полвека не проявленный был. В отличие от меня. Наш дом, между прочим, только потому еще и стоит, что я формы не теряю, пока Бан....

– Да ты, Доми, вообще незаменим, – перебивает его Кузьма. – Кто мне еще картошечки с грибками в два часа ночи нажарит? Без тебя как без рук.

– И без ног, – добавляет тот.

– И без ног, – соглашается Кузьма, цепляя на вилку гриб. – Но ты по натуре слишком добрый. А нам сейчас нужно топор войны откапывать. И это как раз по части Бана. У него природа такая – более агрессивная, что ли.

Низкорослик вздыхает, присаживается на табурет и, пожевывая губу, соглашается, удрученно кивая.

– Воевать – это не по мне. Я даже с отцом твоим не мог совладать, когда он поросячил во всем доме.

– Вот-вот, – задирает теперь палец Кузьма. – Помню, что бранился, но сам же потом и убирал за ним.

– А теперь вот за тобой прибираю. И очки твои всегда нахожу, где бы ни оставил.

Оба посмеиваются и, подложив под щеки кулачки, замолкают. А я все стою подле окна и не могу взять в толк, видения это или мистический приход.

Может, эти мухоморы третий глаз открывают, и я теперь духов могу видеть? Хотя… духи картошку разве едят?

Глава 15. Упертый дед.

Из поверхностного, неспокойного сна меня вырывает несвойственная этому месту ругань. Я уже привыкла, что во владениях Кузьмы царит покой и умиротворение, а сейчас из сада доносится гортанная брань.

– Да что ж ты упертый-то такой дед, Кузьма?! – голосит какой-то мужик. – На кой хрен тебе столько земли? А дом такой гигантский? Ты ж один совсем, тебе уже сейчас небось тяжело с ним справляться, а лет через десть какого будет?

– Не один я. И вообще не твое это дело, как и с чем я справляюсь. Свое добро считай, а в чужой карман не лезь! – довольно резко отвечает оппоненту старик.

Мне становится любопытно, я встаю с кровати и выглядываю в окно. Посреди двора торчит деловитый такой хряк в дорогом костюме и лаковых туфлях. Прижимает к шарообразному пузу кожаную папку и, надувая щеки, пыхтит.

– Не артачься, Кузьма! Не артачься!

– А то что?! – упирает тот руки в боки.

– Да мало ли… – неоднозначно отвечает пузан и бровями так нехорошо поигрывает.

– Дом спалите? – режет Кузьма с плеча и подбородок вздергивает.

– Зачем же доводить до таких крайних мер? – елейным голосом поет хряк, а у самого глаза злющие, будто он уже готов вытащить из-за пазухи гранату и дернуть чеку.

– Так и знай, Самуилович, мой дом тебе спалить не удастся. Я не простофиля какой-то!

– Да ты хуже! Соседи-то твои уже давно в роскошных городских квартирах живут со всеми удобствами, а ты как наседка гнездо свое караулишь. Было б еще для кого. Ни родственников же, ни друзей…

– Откуда тебе знать?

– А я справочки-то навел, – потрясает толстяк папкой. – Ага. Один ты. Совсем один.

– А я говорю, что не один! – заходится старик, аж губа трясется и руки тоже. И так мне его в этот момент жаль становится.

Это я знаю, что не один он. С воображаемыми или колдовскими, но друзьями. Но разве ж бизнесмену, затеявшему тут курорт, это объяснишь? А явился к упертому старикану именно он, это по разговору ясно. Ему участок Кузьмы всю малину портит. Выход к озеру закрывает.

Накидываю халат поверх сорочки и распахиваю окно. Ложусь грудью на подоконник и чуть ли не свешиваюсь

– Эй, деда, что за шум? – спрашиваю капризным голосом избалованной внучки.

Кузьма оборачивается и, отвесив челюсть, таращится на меня. Пузатый мужик тоже. Я подмигиваю старику и снова канючу:

– Я к тебе отоспаться приехала, а тут спозаранку гудеж какой-то. Вы кто вообще такой, мужчина? – наезжаю на хряка. – Какого беса на чужой территории с утра пораньше ор поднимаете?

Мужик хлопает поросячьими глазками. Рукой придерживает челюсть.

– Говорил же, не один я. Во, внученька приехала. А ты черт спать ей не даешь. Иди лесом. А лучше автострадой, да подальше от нас.

Пузан озадаченно чешет затылок. Пролистывает бумаги в папке и подозрительно так щурится, на меня глядя. Показываю ему кулак и грожу вызовом милиции, если он снова придет сон мой тревожить. Мужик скалится, но все же разворачивается и уходит. А Кузьма неловко так улыбается и бормочет:

– Спасибо, дочка. Выручила. Достал уже. Ходит и ходит, будто невменяемый.

– Не за что, – машу я рукой и возвращаюсь в комнату.

Ложиться в кровать смысла нет. Уже не засну. Поэтому я выхожу к завтраку. На столе уже как всегда самовар, кашка ячневая с молочком и маслицем, да варенье малиновое. Красота. Вот только истукана нет. Из своего угла, где он очень даже хорошо по габаритам вписывался, Буратино свинтил. Неужели все эти гастрономические изыски действительно Кузьма изобретает, а то, что я вчера видела и слышала – всего лишь плод мухоморных фантазий?

– Кузьма, а где друг твой? – спрашиваю между делом, пока кашу вареньем сдабриваю.

– Какой именно?

– Да тот, что ночью здесь стоял, – указываю в угол.

– Так это, – чешет Кузьма затылок, – пол подметал и убрал в… Э-э-э… Не помню. Старость, – оправдывается он.

– Понятно, – вздыхаю я, осознавая, что даже если все привидевшееся вовсе не бред, мне правды в этом доме не скажут.

Ну и ладно, фиг с ней, с правдой. Выбраться бы. Но и с этим затык. Телефон сел. Зарядить нечем. Хотя я совершенно точно помню, что брала зарядное устройство. Клала в боковой карман дорожной сумки. И пока еще ни разу не доставала. Вчера первый раз полезла за прибором и обнаружила его пропажу. Спрашивать у старика, не копался ли он в моих сумках, как-то неловко. Это ж откровенная предьява получится. Обидится еще, добавит мне в кашу поганок и поминай как звали. Поэтому я действую мягче.

– Кузьма, а тебе нигде зарядное устройство от iphone не попадалось? Видимо, вынула и не помню, куда бросила.

– Не, доча. Но я могу дать тебе свое, – щедро предлагает он.

Гляжу на раритетный телефон, что один из первых красовался в карманах каждого уважающего себя бизнесмена лет этак двадцать назад, и качаю головой.

– Не, Кузьма, не подойдет мне твоя зарядка.

Старик разводит руками и обещает поискать, как только с делами по саду разберется. То есть никогда, потому как сад у него большой.

Глава 16. Улетим в космос.

Стою на банном крыльце и не решаюсь постучать. Стою минуту, две, три и все думаю, что приходить сюда после вчерашнего было плохой идеей. С другой стороны,… я обещала ведь навестить Бана. В общем, надо как-то решиться и…

Не успеваю постучать, дверь открывается сама. На пороге хозяин. Слава всем тутошним духам, в полотенце.

– Привет, – стараюсь говорить весело, а у самой голос дрожит и, черт возьми, руки. Из-за этого тарелка с пирогом ходуном ходит.

– Ты меня балуешь, – бархатным голосом приветствует Бан. Вдыхает аромат пирога и прикрывает глаза. – М-м-м-м, сколько времени, сил и… любви вложено. Объеденье.

Помню, что он не есть обычную пищу, но, когда упоминает о любви, краской заливаюсь. Не знаю, какие именно чувства имеет в виду Бан, но я пока чернику собирала, все его плечи, грудь и пресс вспоминала, а потом уж и то, что ниже. А еще, как парил меня, как трогал… Там. Пальцами. Как запах моего возбуждения вдыхал.

О ужас, это начинает походить на наваждение!

– Зайдешь? – приглашает хозяин и отступает в сторону. – Не один же я пирог буду есть.

Я мнусь на крыльце, борясь с внутренним стражем, который честь и порядочность мою блюдет, но отчего-то совсем не помнит, что кое-кто их выбросил за надобностью, вместе со мной.

– Я травяной взвар приготовлю. Не хуже мухоморовой настойки, поверь, – обещает Бан.

– Будем ловить трансцендентальные состояния? – улыбаюсь и все же делаю шаг в предбанник.

– Да, сегодня мы уйдем с тобой в открытый космос без транспортного средства. Обещаю.

– А вернемся? – спрашиваю я без шуток, потому что, вступая в контакт с таким чудаковатым парнем, как Бан, можно ожидать всякого.

Он улавливает мой настрой и, надо же, копируя серьезный взгляд, отвечает:

– Если захотим.

И вот как в такой ситуации должна поступить здравомыслящая женщина почти сорока лет? Мать взрослого сына и без пяти минут разведенка.

– Не захотим, Бан. Я - так точно, – вздыхаю и уверенно иду в трапезную.

Там уже стол накрыт, будто хозяин меня ждал. Самовар, пиала с медом и глиняные кружечки. А в берестяной таре травы. Их Бан любовно достает, ссыпает в горсть и протягивает мне.

– Попахни, – предлагает на свой лад.

Я даже не сразу понимаю, что парень имеет в виду, а когда соображаю, смеюсь. Несколько листьев взлетают и падают на стол. Я вдыхаю аромат сбора, и у меня голова аж кружится. Запах и сладкий, и терпковатый одновременно.

– М-м-м… – тяну от удовольствия.

– Угу, – поддакивает Бан, засыпая сбор прямо в самовар. – А какой будет вкус! Замурчишь от восторга.

– Не сомневаюсь, – улыбаюсь, присаживаясь на скамью.

Бан колдует над самоваром, потом ломает пирог на куски, пальцы облизывает и сам котярой мурчит. А я все на его тело любуюсь. Гляжу, как упругие мышцы перекатываются, как напрягается пресс, как полотенце от каждого движения сползает ниже и ниже.

– Слушай, а ты вообще обычную одежду не носишь? – спрашиваю, когда моему взору открываются донельзя соблазнительные косые мышцы.

– Неа, – облизывая пальцы, отзывается Бан. Поправляет полотенце и садится рядом со мной. Бедро к бедру.

– Ну-у-у, а если в город надо выехать или по грибы хотя бы?

– В городе мне делать нечего, а в лес я только за травами хожу и диким медом. И то редко. Последний раз лет сто назад, наверное, – лыбится он и лукаво на меня смотрит.

Не имей я возможность подслушать разговор Кузьмы с его Буратино, решила бы что выражение «сто лет» – однозначно фигуральное. Но теперь я уже ни в чем не могу быть уверенной.

Очень хочется спросить, шутит Бан или нет. Но я не решаюсь, возвращаюсь к старой теме.

– А в лес ты, стало быть, тоже в полотенце ходишь? – спрашиваю шутливо.

– В лес я без него хожу. Там меня никто не просил чресла прикрывать, поэтому…

– Голым?! И босиком? – поражаюсь я.

– Мне так удобно, – пожимает плечами Бан и, запихнув в рот кусок пирога, прикрывает глаза.

Уже знаю, что считает в уме - сколько часов я на сбор ягод потратила и как долго тесто месила?

Не хочется отвлекать его, но я все же уточняю.

– Так ты что вообще никуда кроме леса не ходишь? Действительно затворником живешь?

– Почему действительно? – отвлекается Бан от пирога.

– Ну-у-у… Кузьма сказал, что я тебя в доме не видела, потому что ты затворник. Но, если честно, все равно странно, что ты тут ютишься. Дом ведь большой. Сколько в нем комнат?

– Шесть и еще погреб.

– Неужели не нашлось бы тебе места?

– Мне? – искренне поражается Бан и даже рукой на себя указывает. – Нет, – качает он головой и снова за пирог принимается.

Тщательно пережевывает очередной кусок. Разве что не стонет, но ноздри трепещут, и все тело, будто большая гора, натужно так подымается от дыхания. Расходится. Увеличивается. Мне даже кажется, будто парень выше и шире в плечах становится. И знакомое ощущение его невероятной мощи тоже усиливается.