Колдовская полынь

Пролог

Охватывала ли вас когда-нибудь тоска по… По чему? По прошлому? Нет, даже не по прошлому. По себе.
По тому, какими вы были много-много лет назад. Пока вас еще не сломали правила, чувство долга, чувство вины перед близкими за то, что ты не такой, каким тебя хотят видеть. До того, как обстоятельства вынудили вас сначала отодвинуть свои мечты на некоторое время, затем отодвинуть их еще дальше, затем и вовсе отказаться от них. Принести в жертву в угоду тому, кем дорожишь, кого любишь.
Скучали ли вы когда-нибудь по себе? Себе настоящему. Такому, каким вас не знает никто. По своим чувствам, по надеждам, по желаниям, по своим маленьким радостям и большим горестям, понятным только вам.
Если да, то вы поймете меня…
Старенький автобус, сердито пыхтя, увозит меня из ненавистного мне города в край золотых полей и седой горькой полыни. В край моего детства. В край, где я была собой.
До того, как я сломала себя. До того, как предала свои мечты. До того, как разум возобладал над чувствами.
Вдалеке уже виднеются кроны деревьев по обочинам дороги, которые художница-осень уже раскрасила во все оттенки золота. Поля теперь здесь не золотые. Здесь уже давно не сеют хлеб, и плодородная когда-то земля уже много лет зарастает сорной травой, которая к середине лета полыхает пожарами, пожирающими все живое…
Мне больно. Больно смотреть на эту выгоревшую до самого горизонта землю с редкими островками уцелевших деревьев, еще зеленеющих, но уже тронутых тонкой кистью осени. Больно вспоминать. Больно сравнивать, как было и как стало.
Прошлого не вернуть. Нельзя смахнуть шахматы с доски и начать игру заново.
Жизнь дает нам только одну попытку.
Но тогда, в начале пути, мы еще не знаем этого. Мы не ощущаем скоротечности времени, не задумываясь, легкомысленно отпускаем дорогих, важных людей, упускаем шансы, которые даются нам только однажды. Мы легко теряем, наивно полагаясь на то, что судьба даст нам еще. Лучше. А если нет?
Разочарование. Одиночество…
Моя жизнь не сложилась. Я не знаю, по моей ли вине или по чьей-то еще. Только как-то вот так вышло, что для себя я не жила никогда.
Родители хотели видеть меня хорошей девочкой. И я была ею. Вместо того, чтобы гулять на улице и общаться со сверстниками я сидела за уроками и книгами. Потому что моей маме было удобно знать, что я дома, в полной безопасности, и она может не волноваться за меня.
Дальше был университет. И снова лекции, семинары, конспекты, книги, книги, книги… Мальчики, парни, мужчины?.. Нет, о чем вы?! Мне нужно учиться. Знакомства по интернету? Боже упаси. Ведь меня обманут! Я же такая наивная, добрая, доверчивая… Главное закончить учебу, получить профессию. А там уж…
А там уж ненавистная работа, на которую каждое утро с тяжелым сердцем как на каторгу.
Подруги, с которыми можно встретиться по выходным, расслабиться после тяжелой недели? Была парочка. Но они не выдержали моей вечной занятости. Наверняка они считают, что превратилась в жуткую зануду, старую деву.
Хотя… Разве они не правы?
Заканчивается полоса деревьев за окном. Теперь по обочинам серебрится полынь.
И на душе так же горько, кажется, я ощущаю этот привкус полыни.
Что я сделала со своей жизнью? Как же так получилось, что я стала такой?
Я еще молода - всего-то тридцать с хвостиком. Образованна. Воспитана. Вовсе не уродина: маленькая хрупкая брюнетка, с карими глазами и чуть вздернутым носом. Хотя, говорят, что мужчины любят длинноногих, голубоглазых блондинок с пятым размером груди. Только кто говорит? Полагаю, этот стереотип придумали те самые длинноногие блондинки - иначе все маленькие брюнетки ходили бы незамужними, как я.
Я выполнила миссию, возложенную на меня родителями. Я стала такой, как хотели они. Но они посмотрели на результаты своей работы и… Остались недовольны. Вот другие уже карьеру сделали. И замуж вышли. И детей родили. А я… Нет, они меня любят. Но так… Снисходительно. Как неудачницу. Как неудавшийся эксперимент. Мама все чаще пытается меня сосватать кому-то из сыновей своих подруг, отец открыто заявляет, пора замуж - им неловко перед людьми, что я одиночка. Они всю голову сломали, что со мной не так.
Мама сказала накануне, что у меня скверный характер, и я всегда буду одна. И все бы ничего, не впервой. Я бы проплакала ночь, как обычно, оплакивая свои мечты, которые предала, звездные ночи, которые не отгуляла за руку с любимым мальчиком, несостоявшиеся свидания и поцелуи. А утром как обычно пошла бы на работу, которую ненавижу, но лучше быть там, чем дома. Дом стал для меня адом.
Но как-то все накладывалось один к одному. На работе начальница озверела совсем, а злость сорвала на мне. Дома мама снова завела разговор о том, что пора быть самостоятельной, а то ей неспокойно за мою дальнейшую судьбу…
И вот я собрав вещи, что влезли в одну большую спортивную сумку, на рассвете украдкой выскользнула за дверь, оставив позади все: родителей, работу, ненавистные лодочки на шпильке…
И маленькая девочка где-то внутри меня, всегда смотревшая с укором полными слез глазами, впервые за долгие-долгие годы робко, ободряюще улыбнулась.
Я всю жизнь жила так, как хотели другие.
Пришло время жить для себя. Так, как хочу я.
Я свободна!
Автобус виляет за поворот и откуда-то из-за деревьев выныривает указатель, гласящий, что мы въехали в Ивановку.
Девочка внутри меня замирает от волнения и растерянности. Как встретит ее новый дом? Что ей делать дальше? Справится ли она одна? Ведь раньше за нее все решали другие…
Я спокойно улыбаюсь ей. Ты справишься. Ты сильная. И разве там, в прошлой жизни, ты была не одна? Хуже не будет.
Деревенское кладбище. Сразу за ним остановка. Это наша.
Ну, что? Вперед.
Навстречу себе самой. Настоящей.

Глава 1. Побег

Автобус, шумно вздохнув, остановился у старенькой бетонной остановки, почти невидимой за разросшимся кустарником.
Я подхватила свою сумку и с легким сердцем выпорхнула наружу. Что бы ни ожидало меня впереди - уверена, хуже не будет. Одно я знала точно. Возврата к прежней жизни нет. Я никогда не вернусь к родителям, не вернусь на работу. Никогда не вернусь в город, который не дал мне ничего, кроме уныния и одиночества в толпе.
Идти недалеко. Ноги, измученные тесными лодочками на высоком каблуке, полагающимися по дресс-коду, кажется, безумно рады любимым кроссовками и сами несут меня по выщербленному старому асфальту, кое-где успевшему порости уже пожелтевшей травой.
Меня охватывает волнение.
Как встретит меня дом, в котором я выросла? Дом, в котором прошли лучшие годы моей жизни и был единственным местом на земле, где я по-настоящему чувствовала себя дома. Как он выглядит теперь? В каком состоянии? Сильно ли разрушен?
Я не была здесь уже около пятнадцати лет.
Когда умерла моя любимая бабулечка, оставившая этот домик мне в наследство, родители как всегда все решили за меня. Домик был продан менее, чем через год после бабушкиной смерти. Родители уверяли меня, тогда еще подростка, убитого горем, что у нас нет времени и средств смотреть за домиком и участком и поддерживать все в надлежащем состоянии. Я понимала, что это не так. У моей семьи средства. И время они могли найти. Просто содержать домик в деревне до моего совершеннолетия не входило в их планы.
Я не помню все эти многочисленные поездки к нотариусу, не помню, как поставила свою подпись в присутствии родителей под договором купли-продажи. Все для меня было как в тумане. В голове стучала только одна мысль: неужели моей родной, моей милой, моей любимой бабулечки больше нет? Неужели я больше никогда-никогда ее не увижу, не смогу обнять, прижаться к ней? Как спокойно и уютно было мне в ее теплых объятиях…
Мне не хватает воздуха, я выбегаю на улицу, пока родители остаются у нотариуса, заканчивают оформление документов. Я прислоняюсь спиной к холодному шершавому стволу дерева растущего у крыльца нотариальной конторы, сползаю по нему. Слезы застилают глаза, внутри все сжимается от невыносимой боли, о которой я никогда и никому не смогу рассказать, не смогу описать, выразить словами.
На мое плечо легко легла чья-то большая теплая ладонь. Я оборачиваюсь и встречаюсь глазами со взглядом необыкновенно голубых глаз, излучающих какую-то нереально глубокую светлую грусть. Несколько минут я, как завороженная, смотрю в эти глаза, не в силах пошевелиться. Затем спокойный голос выводит меня из ступора.
-Не пугайся, детка. - говорит мне высокий худой мужчина средних лет, но совсем седой, купивший бабушкин домик. - Я хочу поговорить с тобой, пока твои родители заняты. Пойдем, присядем. - он кивает на стоящую рядом скамейку и осторожно обнимает меня за плечи.
Я молча киваю, позволяя себя увести. Мужчина осторожно усаживает меня и садится рядом, продолжая держать мою руку в своих сильных теплых ладонях.
-Я вижу, как тяжело тебе расставаться с бабушкиным домом… - начал он. - Ты, наверное, обижаешься на меня за то, что я его купил? - он с грустной улыбкой смотрит на меня, но мой ответ ему не нужен. - Дело в том, что я тоже остался один. Моя жена ушла к моему лучшему другу. Я не знаю причину. Вроде бы, хорошо же жили… Я ее боготворил. Прощал ее капризы, сидел у ее постели, когда она простужалась. Любил я ее, эту несносную вредину. А приехал вот из командировки, неожиданно, раньше вернулся - а в моем доме уже другой хозяин. Я собрал вещи и ушел. Молча. Пусть будет счастлива с ним, раз я не смог сделать ее счастливой. Уехал, куда глаза глядели. И так оказался здесь.
Он ласково поправляет за ухо прядь моих волос. И смотрит на меня с такой безграничной отцовской нежностью… Я никогда не видела такой нежности в глазах моего отца.
-Детей у меня нет. - тихо продолжает мужчина. - Поэтому давай договоримся. Я не покупаю твой домик, а просто беру в аренду. Я обещаю тебе хорошо смотреть за ним и держать все в идеальном порядке. Я сохраню все для тебя. А потом, когда ты вырастешь и сможешь самостоятельно решать свою судьбу, ты приедешь ко мне, и я напишу дарственную на твое имя. И домик снова вернется к тебе. Ну, как?
Я удивленно смотрю в это открытое, светлое лицо, в голубые, в лучиках морщинок, глаза. И я почему-то верю ему, этому совершенно незнакомому человеку. Верю больше, чем своему родному отцу, у которого не нашлось денег и времени на сохранение моего наследства. Я киваю.
Мужчина привлекает меня к себе, прижимает к груди на мгновение, чмокает в макушку.
-Ну вот и договорились. - он отпускает меня, с грустной улыбкой внимательно смотрит на меня, будто хочет получше запомнить, а затем со вздохом тихо говорит: - Беги к родителям. Все будет хорошо.
Я, все время оглядываясь, направляюсь обратно к крыльцу конторы. Мужчина смотрит мне вслед все с той же грустью в лучистых голубых глазах. Вдруг неожиданно для себя, я подбегаю к нему, быстро чмокаю в щеку и, порывисто обнимая, шепчу только одно слово:
-Спасибо.
Нет, я не забыла об этом разговоре. Но с течением времени и по мере взросления я решила, что этот человек просто пожалел меня, безутешного ребенка, тяжело переживающего первое в своей жизни настоящее горе. Да и потом будет ли правильно спустя годы явиться к нему? Человек и так перенесший предательство, вынужденный уже однажды оставить свой собственный дом, должен будет исполнить данное им слово и снова сорваться с места, снова искать себе убежище, устраивать свою жизнь.
К тому же, со временем моя боль от утраты бабушки притупилась, оставив после себя только светлую грусть и теплые воспоминания.
Жизнь не стояла на месте. Я закончила школу, поступила в университет, закружилась, завертелась в водовороте проблем, событий. Поэтому достигнув совершеннолетия, я решила оставить все как есть. И приезжая к бабушке на могилу, я никогда больше не ходила к домику.
Чтобы не бередить свои детские раны и не напоминать этому хорошему человеку о необходимости исполнить данное мне обещание.
Но совсем недавно он напомнил о себе сам.
Я работаю… То есть, работала в государственной нотариальной конторе. И вот пару месяцев назад в нашу контору пришел запрос на поиск наследников имущества из района, где и находился собственно бабушкин домик. Когда начальница вызвала меня, мне потребовалось время, чтобы осознать, что произошло.
А произошло то, что этот мужчина - как оказалось, настоящий мужчина, умеющий держать свое слово, - исполнил свое обещание. Он умер. Но перед смертью оставил дарственную на мое имя.
Бабушкин дом вернулся ко мне.
В тот день я шла домой, глотая слезы. Больно было так, будто я потеряла близкого родственника… Стало жаль, что я так ни разу и не зашла к нему, не решилась с ним пообщаться. Наверняка, он нуждался в этом. Я вспоминала эти глаза полные грусти и понимала, что этот человек был одинок. Как и я. Я поклялась себе, что обязательно найду его могилу и буду ухаживать за ней, как если бы там был захоронен мой родной человек.
Родителям я ничего не сказала. Теперь этой мой дом. И только мой. И однажды я перееду туда.
Тогда я не думала, что это случится так скоро. Но разговор с матерью стал точкой невозврата.
И вот я здесь.
Оглядываюсь вокруг и сердце в груди больно сжимается. Моя родная деревня уже совсем не такая, как в моей памяти. Нет здесь больше шумных ватаг ребятишек, снующих на велосипедах, играющих в догонялки, прыгающих через резиночку. Хотя в этом странного, собственно, ничего нет. Сейчас середина сентября. В школах начались занятия. Нет, дело не только в этом. Просто сама деревня стала другой.
Я помню ее, всю утопающую в цветах, с ухоженными домиками, подмигивающими сверкающими на солнце окошками с уютными белыми занавесочками. Аккуратные разноцветные заборы. Жизнерадостные, доброжелательные люди, всегда с улыбкой кивающие тебе при встрече и останавливающиеся спросить, как у тебя дела.
Теперь деревня медленно вымирала. Это началось не вчера, не несколько лет назад. Еще в моем далеком детстве начался процесс, который образованные люди называют урбанизацией. Закрылась шахта, на которой была занята большая часть жителей деревни. Развалился колхоз. Люди, в поисках работы, уезжали из небольшой утопающей в зелени деревушки в каменные джунгли. Оставались только старики, верные дому, построенному собственными руками - только они знали истинную цену ему. И измерялась эта цена не деньгами, отнюдь не деньгами… Но старики доживали отпущенный им век, и обретали последнее пристанище на местном деревенском кладбище. Вместе с ними умирала и деревня. Многие дома на моем пути стояли заброшенными, с тоской взирая на меня пустыми глазницами выбитых окон. Деревья разрослись и одичали. Аккуратные, ухоженные палисадники заросли пожухлым бурьяном.
Вокруг царила странная тишина. Ни гула машин, ни голосов, ни других, обычных для деревни звуков. Я прошла уже более половины своего пути и до сих пор не встретила ни одной живой души. Может, живых здесь уже не осталось? Хотя некоторые дома были ухожены, не похожие на заброшки. Да и неподалеку от остановки я успела приметить магазин, двери которого были открыты. Если магазин работает, то должны же здесь быть и люди, которые покупают в нем все необходимое.
Громкий крик петуха застиг меня врасплох, заставив подпрыгнуть на месте. Я перевела дух и рассмеялась. Слава Богу! И курам! Ведь если есть куры - значит, есть и люди. Значит, стать “последним героем” мне не грозит. Во всяком случае, пока. Тем временем, те самые куры гурьбой высыпали из двора, мимо которого я как раз проходила, и с любопытством взирали на меня, склонив набок головы.
Вот уже виднеется знакомая крыша колодца. А там за кустами сирени, которые сейчас превратились в настоящие джунгли, должен быть мой дом.
Останавливаюсь, делаю пару глубоких вдохов, собираясь с силами, и решительно иду ему навстречу.
Сердце оглушительно колотится. Сейчас, сейчас я увижу его.
И вдруг я замираю от неожиданности, не в силах поверить, что это не сон…

Глава 2. Дом родной, знакомый с детства...

Это был МОЙ дом!
Точно такой, каким я видела его в последний раз. Даже вьющаяся белая роза все так же оплетала ворота и калитку.
Поднимаю полные слез глаза к небу, и на какой-то миг мне кажется, что я снова вижу те самые грустные в лучиках морщинок глаза, такой же глубокой, небесной голубизны.
- Спасибо… - горячо шепчу я, чувствуя, как обжигающие слезы текут по щекам.
Легкий ветерок касается моих волос и стихает. Я уверена, что он меня услышал.
Дрожащей от волнения рукой открываю калитку и ступаю внутрь двора. Все осталось как прежде. Как будто и не было всех этих долгих пятнадцати лет. Как будто время здесь остановилось, пока я все бежала куда-то, сломя голову, и ждало меня.
Везде чувствовалась хозяйская рука, дворик и сад были ухожены, домик и летняя кухня в идеальном порядке. Только сорная трава проглядывала то тут, то там. Но это проблемы для меня не представляло. Только сначала нужно было взглянуть, как обстоят дела внутри дома. Все же сейчас часы показывали половину десятого утра, и мне стоило в первую очередь побеспокоиться о приведении в порядок жилища. С сорняками уж как-нибудь и потом разобраться можно.
И да. Еще надо бы сделать вылазку в сельпо, как в моем счастливом детстве называли наш маленький деревенский магазинчик. Уезжала я из отчего дома налегке и продуктов, естественно, не брала. Да и из бытовой химии надо кое-что прикупить. Итак, сначала на штурм магазина, затем уборка и все остальное.
Я уверенно шагнула к порогу. Пошарила под пыльным, занесенным мелким мусором ковриком, нащупала нашу с бабулей секретную дощечку. Ага, Борис -так звали мужчину, который купил, а теперь вернул мне мой домик - тоже нашел наш тайник! Я с улыбкой вынула ключ и вставила его в замок.
Ключ повернулся неожиданно легко и без привычного скрипа - замок был хорошо смазан. Переполненная волнением, я робко переступила порог, вошла внутрь.
Кое-что изменилось. Но эти перемены были неизбежны и логичны. Ясно же, что человек не мог использовать все эти пятнадцать с лишним лет бабушкин диванчик с вылезшими пружинами, и без того ветхие занавески на окнах, рассохшуюся мебель.
Но мне, вопреки моим ожиданиям, не стало больно, не сжалось сердце в груди от утраченной связи с чем-то родным. Напротив, неожиданно стало тепло и уютно. Я поймала себя, что улыбаюсь. Здесь царило то самое неуловимое, не передаваемое ощущение ДОМА, такого родного, такого желанного.
Мебель, хоть и была новая, но стояла на своих прежних местах. Вместо выцветших и потертых обоев, стены были выкрашены в пастельные цвета: прихожая и кухня в светлый бежевый, зал в нежно-сиреневый, спальня с светло-салатовый. А еще появились разделявшие комнаты красивые деревянные двери. И небольшой плазменный телевизор - у бабушки его не было вообще, было только старое скрипучее радио. А в спальне была хорошая небольшая кровать, которой владелец, похоже даже не пользовался - от нее исходил чудесный аромат свежей древесины и лака.
Я прошлась по комнатам, поглаживая рукой то один предмет, то другой, и не могла поверить, что это не сон. Сердце сладко замирало от счастья. Неужели это все на самом деле? Неужели дом только мой, и я теперь сама себе хозяйка?
-Мяу! - прозвучало как гром среди этой упоительной тишины.
Я подскочив от неожиданности обернулась на звук.
Прямо передо мной сидел крошечный котенок. Угольно-черный, с белым треугольничком на грудке и изучающе взирал на меня своими зеленющими глазами.
-Тьфу-ты! - выдохнула я. - Напугал же! Ты кто?
-Мяу! - невозмутимо ответил котенок, забавно открыв свой розовый зубастый ротик.
Я присела на корточки и взяла малыша на руки. Он тут замурчал и начал тереться пушистой щечкой о мою ладонь.
-Так у нас парень, оказывается! - я прижала котенка к себе. - Чей же ты такой, красивый, чистенький? Это я, наверное, дверь оставила открытой, и ты вошел, да?
Я прошла обратно на веранду. Так и есть, оставила дверь на распашку.
-Мяу! – снова, но уже каким-то требовательным голоском сказал мой новый знакомый.
-Ты голодный? - догадалась я. - Прости, малыш, но у меня ничего нет. Я как раз собиралась в магазин, так что ты потерпи немножко, хорошо?
Я посадила котенка на диван и взяла из сумки кошелек.
-Я скоро.
О том, чтобы выдворить пушистого гостя на улицу не могло быть и речи. Бабушка всегда говорила, что кошка прибивается к дому или к человеку на счастье и гнать ее нельзя - "счастье прогонишь". Вот вернусь, накормлю этого мелкого, и пройдусь по соседям, спрошу, может чей-то забрел ко мне. Если ничей - значит, мое счастье меня нашло.
Поход в магазин не занял у меня много времени. Купив хлеб, молоко, кое-что из круп, консервов и моюще-чистящего, я поспешила домой, так и не удовлетворив любопытства пышечки-продавщица, откровенно разглядывающей меня и пытающейся выведать кто же я и надолго ли пожаловала. Ни туда, ни обратно на пути мне снова не встретилось никого, кроме все тех же кур, кошки, греющейся на ласковом осеннем солнышке, да собаки, самозабвенно грызущей косточку у ворот одного из домов.
Когда я вернулась, котенок сладко спал там-же, где я его оставила, свернувшись в пушистый клубочек. Услышав шум, он тут распахнул свои огромные зеленые глазенки и сладко потянулся.
-Проснулся, сонька? - я почесала его за ушком. - Сейчас кушать будем!
Я достала из шкафчика маленькое красивое блюдечко, голубенькое с разноцветными порхающими бабочками. Поставила его на пол и налила молоко. Малыш тут же подкатился к нему и начал лакать, смешно причмокивая. Я просто опустилась рядом с ним на пол и откусывая хлеб прямо от буханки, пила молоко из бутылки и попутно осматривала комнату, решая, что нужно сделать сейчас, а что можно оставить на потом. В принципе, в доме был порядок. Но поскольку здесь больше года никто не жил. Всюду пыль лежала толстым слоем, сверкая там, где падали солнечные лучи.
Значит, нужно протереть везде пыль, почистить дорожки, полы помыть, ну и постирать шторы, тюль, покрывала…
Этим я и занялась, когда мы моим маленьким гостем закончили нашу трапезу.
Пушистик мешал мне как мог: путался под ногами, раскачивался на шторах, "нападал" на тряпку, просыпал стиральный порошок, который я открыла, чтобы засыпать в отсек стиральной машины.
Но меня его шалости ничуть не раздражали, напротив, было легко и весело вот так убирать дом. Я подхватывала малыша на руки, кружила его:
-Я ночь! Я тьма! Я ужас летящий в ночи! - моему проказнику все это жутко нравилось, я смеялась. - Демон ночи! Точно! Ты - мой демон!
Я с наслаждением прижалась щекой к его шелковой, мягкой шерстке. Я даже не представляла, как смогу отдать его, если найдутся хозяева. Но об этом я думать не хотела.
Вещей у Бориса оказалось немного. Всего две полки аккуратно сложенной одежды в шкафу, бритвенные принадлежности, коробка с какими-то лекарствами и фотография в рамке, стоявшая на полке стенки-горки, которая привлекла мое внимание больше всего. Я взяла ее в руки, чтобы получше рассмотреть.
На фото на фоне какого-то водоема был изображен мужчина (в нем я узнала Бориса, только на фото он был гораздо моложе, чем в день нашего с ним знакомства) с удочкой в руке, второй рукой он обнимал мальчика-подростка, тоже держащего в одной руке удочку, а в другой, видимо, только что пойманную им небольшую рыбешку. Оба со счастливыми улыбками смотрели в объектив. И были поразительно похожи друг на друга.
Странно. Кажется, Борис говорил мне в тот день, что у него нет детей. Хотя может, этот мальчик просто был его родственником. Мои пальцы что-то нащупали с обратной стороны рамки и перевернув ее, я увидела конверт с моим именем.
Осторожно вернув фото на место, я вскрыла конверт. И него выпало короткое письмо и еще один конверт, видимо, пролежавший гораздо дольше, пожелтевший. Но этот второй конверт лежал ко мне обратной стороной и потому изначально не привлек моего внимания.
Я развернула письмо, написанное крупным размашистым мужским почерком.
"Дорогая Кира!
Я неизлечимо болен и скоро меня не станет. Поэтому я исполняю свое обещание и возвращаю тебе твой домик. Я старался максимально сохранить его таким, каким он был. Но со временем некоторые изменения стали неизбежны. Надеюсь, ты простишь меня за это и тебе будет в нем так же уютно и спокойно! Благодарю тебя за то, что ты разрешила мне пожить здесь. Здесь мне было так хорошо, как нигде ранее. Будь счастлива, моя мила девочка!
P. S. Второй конверт я случайно нашел в одной из книг, когда мне захотелось что-то почитать. Он адресован тебе, и я сохранил его в неприкосновенности."
Я перевернула второй конверт и замерла.
Не знаю, сколько времени я сидела в ступоре, перед тем как разрыдаться.
Это было письмо от бабушки.

Глава 3. Письмо

Дрожащими руками я вскрыла пожелтевший конверт и вытащила из него сложенный вчетверо лист бумаги, исписанный родным бабушкиным почерком, немного похожим на детский. Но в конверте было еще что-то, какой-то предмет. Я перевернула конверт и мне в ладонь выпал маленький красивый ключик, сложно было даже представить себе замок, который можно было бы им открыть. Разве что игрушечный или от детской шкатулки.
Я улыбнулась. Была у моей бабулечки одна странность - очень уж она любила всякие замки и замочки, от огромных амбарных, до совсем крошечных предназначенных для шкафчиков в раздевалках или для почтовых ящиков. Бабушка покупала замки везде, где они попадались ей на глаза, а потом теряла и их, и ключи от них. Но теряла легко, не горюя по ним и не печалясь, как другие коллекционеры. Просто заменяла их новыми, которые также теряла. Этакий круговорот замков и ключей.
Сжав ключик в ладони, я почувствовала не ожидаемый металлический холод, а приятное, легкое тепло. Казалось оно согрело меня всю изнутри и вмиг успокоило, высушило слезы.
Я развернула исписанный лист и начала читать последнее письмо самого родного мне человека. Я думала, что не смогу дочитать до конца, что пелена слез размоет буквы, а я от волнения не смогу понять, что хотела сказать мне моя бабуля.
Но вопреки моим страхам, письмо читалось легко и спокойно. Сердце не сжималось, не позволяя сделать вдох, слезы не лились из глаз бесконечным потоком. Вместо той нестерпимой боли, которую я испытывала в те дни, когда родители продавали мой домик, меня охватила легкая светлая грусть.
"Моя дорогая, любимая внученька!
Если ты читаешь это письмо, значит меня уже давно нет рядом с тобою, а ты уже выросла и поняла, что твоя судьба не в городе, а здесь.
Здесь, где твои корни. Здесь, где начался наш род шесть поколений назад. В этом доме. Почему шесть, спросишь ты. Да, Кирочка, ты правильно догадалась. Потому, что род наш начался от очень сильной колдуньи Ефросиньи. Я тебе много об этом рассказывала под видом сказок. Но теперь ты взрослая, моя дорогая девочка, и уже знаешь, что любая сказка рождается из реальности, из жизни обычных людей.
Да-да, ты снова все поняла правильно! Мы все ведьмы. И я, и твоя мама. И ты! Только я вот совсем слабая. Из даров мне досталось лишь ясновидение да знание травницы. Мама твоя тоже лишь красоту в дар получила, перед которой устоять невозможно да небывалую удачливость, потому все, чтобы она ни задумала, ни пожелала - все исполнится.
А вот ты, Кирочка, из всех нас родилась, видимо, любимицей нашей прародительницы Ефросиньи. Тебе-то и передала она всю свою силу и знания, только ты не знала об этом. А теперь вот знаешь.
Каким именно даром или дарами решили одарить тебя высшие силы и Ефросинья, мне неведомо. Это ты поймешь сама, когда придет время. Но если ты сейчас находишься в нашем доме, у родного очага, у истоков нашего рода - значит, этот час уже близок.
Не стоит пугаться, моя милая. Ведьмы - вовсе не те чудовища, о которых ты когда-то смотрела ужастики. Это всего лишь женщины, которых Высшие силы избирают служить в первую очередь нашей Земле-матери, Природе. Да и само слово "ведьма" происходит от "ведать, знать". Совсем не страшно, правда?
К тому же, ты всегда можешь спросить меня обо всем, что тебя волнует. Носи всегда с собой этот ключик. И когда тебе нужны будут мои помощь или совет - просто подержи его в руке и позови меня. Я приду, внученька. Я всегда рядом. Даже если ты этого не знаешь."
Я закрыла глаза, привалившись к стене. То, о чем я только что узнала, казалось таким нереальным, похожим на сказку или странный, но милый сон.
Но моя бабушка всегда была человеком здравым и серьезным. И если признаться честно, я помнила несколько случаев, когда бабушкины слова относительно грядущих событий сбывались. А за целебными травами, сборами, настойками и отварами люди приезжали даже из окрестных деревень, городов и поселков.
Повод для размышлений у меня был…
Но тут напившийся молока черный пушистый колобок внезапно прыгнул ко мне на колени, заставив испуганно подпрыгнуть.
-Тьфу! Ну и напугал! - сделала я строгое лицо. Котенок уставился на меня своими изумрудными глазищами и громко мяукнул. - Настоящий Демон!
Рассмеялась я и сжала котенка в объятиях.
Никогда еще мне не было так легко, светло и спокойно.
И одиночество мне больше не грозило.

Глава 4. Соседка

Стоило мне подумать об этом, как я услышала шум шагов уже в доме. Наверное, я задумалась настолько глубоко, что слишком поздно обратила внимание на присутствие постороннего на своей территории. Да и дверь не запирать тоже непростительная глупость с моей стороны.
Я поставила малыша на пол и поспешно поднялась, ища глазами что-то, что могло бы послужить средством самозащиты. В этот момент кто-то вежливо постучал по лутке двери позади меня. Хм, вряд ли человек, пришедший с недобрыми намерениями стал бы выдавать свое присутствие подобным образом. А пришедшему с добром, я, пожалуй, была бы даже рада. Знакомства на новом месте мне точно не помешают.
Я обернулась и встретилась взглядом с выразительными серыми глазами, обрамленными густыми темными ресницами.
-Извините, у вас дверь была не заперта… - девушка, мило улыбаясь, шагнула мне навстречу. – Ах, вот ты где, маленький негодник!..
Она изящно нагнулась и поймала котенка, прижала к себе, почесывая за ушком.
-Я тебя везде ищу весь день, а ты тут уже новоселье отмечаешь?! – притворно-строгим голосом пристыдила она котенка.
«Ну вот… - с грустью подумала я. – Стоило только подумать, что я больше не одинока, как нашлась твоя хозяйка и мне придется с тобой проститься…»
Что ж. Я ведь сама собиралась поискать хозяев котенка. Но, наверное, если уж признаться честно, в глубине души, я все же надеялась, что маленький пришелец ничей и останется со мной навсегда.
-Лена. – девушка протянула мне руку.
-Кира. – пожала я ее маленькую теплую ладошку.
-Вы наша новая соседка? – спросила она окидывая взглядом комнату и стоявшую в углу спортивную сумку, которую я еще не успела разобрать.
-Да, сегодня только переехала…
-Что ж, похоже, ваш подарок на новоселье уже сам пришел! – Лена с очаровательной улыбкой протянула мне моего Демона. – Кошка вот родила летом, всех раздали, черного только никто взять не захотел. Но, как я вижу, он сам нашел себе хозяйку! Если только вас не пугают черные коты.
Она заразительно рассмеялась, поправляя выбившиеся прядки из толстой каштановой косы, переброшенной через плечо.
Я с благодарностью и теплотой в сердце приняла из ее рук мягкий пушистый комочек.
-Я не суеверна и в страшилки про черных котов не верю. Поэтому, думаю, мы с ним прекрасно поладим. И предлагаю перейти на ты. Соседи – почти родственники.
Так говорила бабушка. Родственники могут быть далеко и не всегда готовы или имеют возможность прийти на помощь в трудную минуту. А соседи всегда рядом.
-Согласна. –кивнула Лена, и прислонясь к косяку, осмотрела результаты нашей с Демоном уборки. – Помощь нужна?
Я след за ней обвела комнату взглядом.
-Думаю, на сегодня достаточно. Основное мы с Демоном уже сделали, а остальное – по обстоятельствам.
При слове Демон Лена удивленно приподняла бровь.
-Имячко ну прямо в точку для этого сорванца! – снова хихикнула она. – Слушай, если уж ты закончила с уборкой, пойдем ко мне? Попьем чаю или кофе за наше знакомство! Я плов днем приготовила. У тебя же наверняка сейчас негусто с продуктами. Вот как раз и отметим твой приезд и наше знакомство!
При слове «плов» я почувствовала, как свело желудок от голода. Но мне было неловко перед этой милой девушкой, ведь новоселье мое и угощать должна я.
-Лен, спасибо тебе огромное за приглашение и за подарок. – я с нежностью прижалась щекой к шелковистой шерстке Демона. – Но я сегодня слишком устала. Да и, как ты справедливо заметила, была весь день занята уборкой и ничего не готовила. Давай, лучше ты приходи ко мне завтра, и мы отметим новоселье по всем правилам. Идет?
Но моя новая знакомая была явно не из тех, кто живет по правилам.
-Нет, не идет! – она мягко, но уверенно продела свою изящную руку мне под локоть и потянула меня к двери. – Никаких правил! К тому же, ты новенькая в нашем «раю», так что я на правах старожила просто обязана оказать гостеприимство и показать, как у нас и что.
-Погоди, я хоть Демона положу! – я, смеясь, на ходу успела посадить котенка на подушку, лежавшую на диване. – Ты сумасшедшая! Но такая милая!
-Вот-вот! Все так говорят! – пропыхтела Лена, целеустремленно подтягивая меня к выходу.
На улице уже опустились ранние и густые осенние сумерки, но было еще достаточно тепло и Лена накрыла на стол в беседке в саду. Мою помощь она категорически отвергла и, оставив меня в уютном плетеном кресле с шерстяным пледом любоваться красотой осеннего сада, сама как труженица-пчелка носилась туда-сюда с тарелками и стаканами. Нашлась у гостеприимной хозяюшки по такому случаю и бутылочка красного вина.
Спустя час мы сидели и болтали как старые добрые подружки, знающие друг дружку чуть ли не с пеленок. Да, собственно, мы и правда уже знали друг о друге все. Я узнала, что отец Лены фермер и сейчас он уехал по делам, а Лена заправляет все хозяйством одна. Мама ее деревню не любит, она известный аудитор в городе, поэтому приезжает сюда только отдохнуть на выходные. Есть у Лены и старший брат, успешный юрист, который живет в другом регионе. А вот Лена пошла по стопам отца. Здесь она как рыба в воде: она обожает деревню, свежий воздух, тишину и своих животных.
Лена также узнала всю небогатую событиями историю моей жизни. Всплакнула вместе со мной, но заверила, что здесь меня ждет совсем-совсем другая жизнь. И я всей душой ей поверила.
Было уже глубоко за полночь, когда Лена наконец проводила меня до двери моего домика.
Только теперь, оставшись одна, я почувствовала насколько сильно устала за этот день. Пожалуй, в него вместилось столько событий, сколько со мной не происходило за все мои тридцать с небольшим лет...
Сил хватило лишь на то, чтобы наскоро ополоснуть в душе – огромное спасибо Борису, у бабули, естественно, никакого душа в доме и в помине не было, – и доползти до кровати.
Уже коснувшись щекой подушки, я почувствовала, как котенок прыгнул на кровать, протопал своими крошечными лапками ко мне и, прижавшись к моей шее всем своим тельцем, замурлыкал. Я с улыбкой осторожно накрыла его одеялом, почесывая за ушком.
Усталая, но счастливая, я сама не заметила, как провалилась в глубокий, спокойный сон.

Глава 5. Проклятие

Я уже и не помнила, когда я в последний раз так спала – без снов, не просыпаясь до самого утра. Моей самой верной подругой в прошлой жизни была бессонница, которая скептически посмеивалась над счетом проплывающих в потолке овечек, успокоительными травками, которыми пичкала меня мама и моими тщетными попытками уснуть.
И само собой, я никогда еще не просыпалась такой: бодрой, отдохнувшей, в хорошем настроении.
Милая – так я про себе звала Лену – права. Здесь все будет по-другому.
Здравствуй, утро. Здравствуй, новый день. Здравствуй, новая жизнь.
Небо розовело на востоке и первые лучи восходящего солнца падали прямо в окна, играя на стенах россыпью солнечных зайчиков.
Мой взгляд упал на крошечный ключик, лежащий на тумбочке у кровати. Я улыбнулась. Встала, взяла сумку с вещами, которую не разобрала вчера. Достала шкатулку со своими скромными украшениями, нашла крепкую, но очень красивого плетения серебряную цепочку и продела ее в отверстие на ключике.
Надев цепочку на себя, я подошла к зеркалу и удивилась: цепочка и маленький изящный ключик казалось были созданы друг друга. Получилось такое необычное, но такое дорогое мне украшение. Я узнала, что никогда больше с ним не расстанусь.
Накормив Демона и наскоро выпив обжигающий кофе, я облачилась в спортивный костюм и кроссовки и отправилась воплощать первый из моих планов – поход в лес и сбор полыни. Ну, и если повезет, то и других трав. Бабушка говорила мне, что по осени травки очень хрупки, тронешь невзначай, а она и рассыплется как порошок. Но несмотря на эту хрупкость, такие травы обладают особой силой – вызревшие и наполненные до краев энергией солнца, земли, воды и ветра. Но собирать их нужно до затяжных осенних дождей, иначе получишь лишь прелое сено, в котором ни силы, ни пользы уже нет.
Погода как раз стояла сухая и солнечная, такой шанс упускать нельзя.
В чуланчике отыскалось и бабушкино плетенное лукошко, которое она всегда использовала для сбора трав. Порой она брала и меня с собой. По пути все рассказывала и рассказывала мне о лекарственных свойствах какой-нибудь невзрачной на вид травинки, а с жадным интересом слушала ее, сожалея только о том, что снова не захватила с собой блокнот и карандаш, чтобы все записать. Бабушкины походы всегда отчего-то были спонтанны, как будто она и сама накануне не собиралась никуда идти, а в один миг ей кто-то свыше подсказывал, что надо идти именно сейчас.
-Ба, я же в жизни не запомню всего, что ты мне говоришь! – сокрушалась я. – Почему ты снова не подождала пока я возьму карандаш и бумагу?!
Бабуля лишь с загадочной улыбкой гладила меня по волосам своей маленькой сухой ладонью:
-Тебе не понадобятся эти записи, детка. В нужный момент ты все вспомнишь. Даже то, чего никогда не знала раньше...
-Как это?! – недоверчиво смотрела я в доброе морщинистое личико бабушки.
-А вот так, внученька! Вот так...
Бабушка часто говорила загадками, которые как мне казалось, не имеют разгадок. И это раздражало мое детское любопытство, я сердилась на бабушку, думая, что она просто не хочет мне объяснить, так как считает меня ребенком.
Теперь же, идя по знакомой тропинке, с улыбкой сжимая в руке ручку лукошка, я подумала: а, может, бабуля не объясняла потому что не все в нашей Вселенной поддается объяснению? Сколько раз она говорила мне, что Человек считает себя самым разумным существом, однако по сути тот же Человек жалок и ничтожен пред Высшими Силами, дарующими ему блага, искушающими, проверяющими силу его духа. Человек упрямо идет к своим целям, уверенный в своем могуществе и в самостоятельности, забывая о том, что своими действиями, помыслами запускает бумеранг, который рано или поздно вернется к нему. Мы можем не верить, не замечать, на Высшие Силы справедливы всегда, в отличие от человека, которого легко соблазнить, подкупить, обмануть. Человек слаб. И наша православная церковь милосердно учит прощать грешников, любить и ближнего, и врага своего. Высшие же Силы неотступно возвращают нам все, что исходит от нас.
Погруженная в свои мысли, я и не заметила, как спустилась по крутому склону оврага, где обычно мы с бабушкой собирали травы, хотя казалось, те же самые травы росли повсюду – вдоль тропинки, под раскидистыми кустами шиповника, боярышника, терна. Но бабушка свои травы собирала только здесь, на днем глубокого оврага, хоть и взобраться обратно, особенно в ее последние годы, было не просто.
Оглянувшись вокруг, я удивилась. Любой нормальный человек, наверняка, испытал бы как минимум неприятный холодок внутри от одного вида этого глубокого, мрачноватого оврага, по противоположному краю которого уже ползли непролазные чащи густого дремучего леса.
Но я совсем не испытывала страха. А эта глубокая, густая тишина, которая многим показалась бы зловещей, дарила мне удивительное, неведомое ранее умиротворение.
Я невольно улыбнулась, вспомнив фразу из прочитанной когда-то давно книги: «Ведьме никогда не может быть страшно в лесу. Потому, что она знает, самое страшное что есть в лесной чаще – она сама.». Я уже не помнила ни название книги, ни ее автора, а вот эта фраза почему-то засела в голове.
Пожав плечами, я как самая заправская ведьма, приступила к сбору трав. Бабушка была права. Знания пришли сами. Я интуитивно чувствовала, какие травы мне нужны, а какие лучше обойти стороной.
Управившись со своей работой, я подхватила ставшее довольно тяжелым лукошко, в котором теперь лежали всевозможные травы, и целебные плоды. На удивление легко я вскарабкалась по узкой тропке, круто взлетающей вверх, и уже стоя на краю, замерла.
Сердце снова больно сжалось в груди.
Отсюда вдалеке виднелась моя некогда процветающая деревня. Когда я была здесь последний раз с бабушкой, отсюда были видны аккуратные белые домики, ухоженные грядки огородов, на лугу паслись телята и козы.
Теперь всюду, насколько хватало глаз, простирался пустырь, поросший выгоревшей, порыжелой травой, разбавленной жуткими зарослями одичавших садов и развалин, оставшихся от домов. Ярким, сюрреалистическим пятном врывались в эту картину крайний дом Лены, и третий с краю мой собственный. Средний дом между нашими был нежилым, но оттого, что хозяин его умер относительно недавно, еще не представлял такого угнетающего, печального зрелища. Однако, все остальные дома, примерно, до середины улицы, были покинуты.
«Бабулечка, милая... – прошептала я сквозь навернувшиеся слезы. – Хорошо, что ты всего этого не видишь... Но как же так могло случиться?! Почему?».
От моего прекрасного утреннего настроения не осталось и следа.
Домой я вернулась подавленной и удрученной. Машинально разобрала травы на пучки, что-то подвесила на перекладине в чуланчике, что-то разложила по подоконникам. Мою любимую полынь разделила на три части, две связала в пуки и подвесила к багету у окон, остальное просто разбросала по полу.
Демон сначала с интересом наблюдал за мной сидя на диванчике, потом спрыгнув на пол, принялся играть с ароматным стебельком. Я опустилась на пол, взяла малыша на руки и поглаживая его мягкую шелковую шерстку, впала в состояние какой-то меланхолической задумчивости. Меня не покидала мысль, почему так случилось?
Да, моя родная опустевшая и почти вымершая деревня не была исключением. По всем постсоветским странам найдется много таких таких-же деревень-призраков. И причины тому были все те-же: переселение молодого населения в города. Но чем дольше я размышляла, тем сильнее крепло во мне ощущение того, что конкретно с Ивановкой все было не так просто. Что-то случилось. И это что-то и стало тем самым движущим рычагом, запустившим что-то неосязаемое, злое и неизбежное. В то же время я понимала, что не могла так измениться цветущая деревня за пятнадцать лет. Когда я была здесь последний раз, здесь жили не только старики, было и много дворов, где хозяевами были вполне еще молодые, крепкие люди, у этих людей были дети, как подростки, так и малыши. А многие из тех ребят, с которыми мы вместе росли, мечтали о сельскохозяйственных профессиях, хотели обрабатывать землю, выращивать скот... Неужели все они, достигнув определенного возраста, передумали и решили уехать навсегда?
Я не могла понять почему, но явно чувствовала необъяснимую тревогу, граничащую со страхом. Так бывает человека пугает какое-то мистическое, не поддающееся рациональному осмыслению явление, хотя на самом деле кажется, что суть лежит на поверхности и ничего сверхъестественного нет.
Я сжала в ладони ключик.
-Бабушка, милая моя! Помоги мне понять, что меня так растревожило? Почему мне так тяжело на душе? – тихо попросила я.
После обеда ко мне заглянула Лена, спросить не нужно ли мне чего – она собиралась в город с отцом, отвезти мясо и другую продукцию со своей фермы и заодно навестить маму. Я искренне поблагодарила ее за заботу, но заказывать ничего не стала. Пока у меня все было, я не нуждалась ни в чем. Ну, разве что в необходимости понять, суть моего собственного состояния. Но тут мне Милая ничем помочь не могла.
Проводив Лену, я почувствовала, как медленно, но верно приближается моя давняя беда – мигрень. Сначала звон в ушах, безостановочная зевота, а затем дикая боль в правом виске. По опыту я уже знала, что затягивать с приемом лекарств не стоит, спустя два часа после первых симптомов боль не получится снять уже ничем и останется только лежать ничком, боясь пошевелиться, и ждать пока боль не пройдет сама. Даже моя бабушка, хоть и была опытной травницей, перед моим недугом была бессильна. Поэтому приходилось прибегать к традиционной медицине и пить таблетки.
Пройдя на кухню, я приняла лекарство и решила умыть лицо холодной водой. Так боль немного притуплялась, хоть и ненадолго. Морщась от назойливого молоточка, нещадно колотящего в висок, я подняла по пути пустое блюдце, из которого пил молоко Демон и поставив его в раковину, открыла воду.
Подставив ладони под ледяную струю, я плеснула водой себе в лицо. Раз, второй, третий. Долгожданное облегчение… Я опустила руки, чтобы помыть блюдце, как вдруг замерла на месте, пораженная увиденным.
Пальцы моей левой руки были погружены в воду, скопившуюся на дне блюдечка, и в этой воде, как кадры киноленты замелькали изображения. Я сразу же узнала свою родную деревню много-много лет назад, возможно еще до моего рождения, поскольку знакомые мне люди, чьи лица мелькали на глади воды, казались моложе. Затем увидела женщину-карлицу, тяжело прихрамывавшую на одну ногу. Женщину вела за ручку мальчика, тоже карлика. Возраст их трудно было определить, но я отчего-то решила, что это мать и сын. Одеты они были в старую, запыленную одежду, лица грязные и уставшие. Они обреченно брели по улице, а люди, собравшиеся по обочинам дороги кричали:
- Воры, воры! Идите вон! Пошли отсюда, ворюги! А мы их еще жалели… Подкармливали кто чем мог! И вот ведь… Отблагодарили!
Женщина не пыталась возражать, оправдываться. Равнодушно шла по пыльной дороге, опустив глаза, и таща за собой зареванного, сопящего мальчишку.
Кто-то из деревенских кинул им вслед камень, попав женщине в спину под левую лопатку. Удар был настолько сильным, что несчастная упала на колени. У меня больно сжалось в груди сердце от жалости и собственного бессилия помочь ей. Но женщина поднялась и, обернувшись, в сердцах бросила:
- Будьте вы прокляты все! Чтоб и следа от вашей деревни не осталось!..
Выкрикнув проклятия, она крепче прижала к своему боку сынишку и заковыляла прочь.
На этом видение оборвалось. Вода в блюдце стала обычной, прозрачной. Я почувствовала ужасную слабость, ноги буквально подкосились.
«Надо прилечь…» - промелькнула в затуманенном сознании мысль.
Держась за стены, я добралась до кровати, и буквально рухнув на покрывало, провались во тьму.

Глава 6. Сон

На фоне темноты внезапно начала вырисовываться светлая фигура, которая постепенно приближалась ко мне и вскоре я узнала в ней мою бабулечку.
- Бабушка! Бабушка… - я, плача, протянула к ней руки. – Я видела, бабушка… Это правда было?!
Бабушка молча обняла меня, подвела к какой-то софе, усадила рядом с собой и, положив мою голову себе на колени, с грустью ответила:
- Да, моя родненькая, все правда так и было… Значит, вот какой дар достался тебе - видеть прошлое и будущее сквозь воду… Я вот только будущее видела. Да и то не при каких-то условиях, а внезапно, когда Высшим силам угодно было. Видно, у тебя будет по-другому, внучка.
Я подняла голову, глядя ей в лицо:
- Но кто это женщина?! И почему наши деревенские так с ней поступили? За что? К чему такая жестокость?!... Я даже представить себе не могла, что кто-то из наших на такое способен. Я всех помню такими добрыми, щедрыми, гостеприимными…
Бабушка тяжело вздохнула:
- Ты была ребенком, милая. А дети – они как ангелы на земле, всегда видят в людях только светлое и хорошее, не ждут от взрослых зла… - и немного помолчав, сказала: - А женщину ту звали Люба. Мальчика – ее сына, - Семка. Жили они в Воскресеновке, ты знаешь, мы ходили с тобой туда к моей подруге, помнишь?
Я киваю.
- Так вот. Жили они там в старой землянке, что еще от бабки Любы им досталась. Бабка, дед, родители Любы были все здоровые, крепкие, работящие. Трудились в колхозе, хозяйство держали. А вот Люба родилась с отклонениями… Ножка одна короче другой, да и потом, когда расти начала, стало понятно, что она карлик. Да и умственно она была не так развита, другие детки в ее возрасте. Отставала сильно. У родителей она одна была. Они ее любили, оберегали. Пока они были живы, Люба жила и горя не знала. А потом, как и не стало… Люба осталась одна-одинешенька на свете. Ей только-только девятнадцатый годок пошел. Родственники издалека приехали на похороны, да и уехали. Любу с собой взять никто не захотел. Чему-то ее родители, конечно, научили. Но в силу своих способностей выполнять она могла только примитивную работу – картошку посадить, грядки прополоть, что-то в огороде вырастить. А вот воды принести из колодца, печку растопить, дрова нарубить - тут беда. Маленькая ж она, ручки-ножки коротенькие, слабенькая. Пошла однажды к колодцу, принесла кирпич, подставила, чтоб дотянуться. Да ведро не смогла вытащить, и булькнула туда, в колодец, вместе с ведром…
Я в ужасе содрогнулась. Мне страшно было даже представить, что пережила бедная, беспомощная девушка.
- На счастье проходил в то время мужчина один мимо. В гости приехал к сестре, шел с остановки. А тут девчушка-карлица в колодец упала! – продолжала тихим, успокаивающим голосом бабуля. – Ну, он ее вытащил, отогрел. Да и женился…
Не успела я порадоваться за бедняжку-Любу, как бабушка вздохнула:
- Я не знаю, чего ей судьба несчастливая такая досталась… Три года жила с ним Люба, как у Христа за пазухой. Хоть и женился он из жалости, да привязался к ней. Первая жена-то гулящая была и шумная больно, а тут тихая, робкая Люба. Хозяин он хороший был. Все спорилось в руках, и землянку поправил, и дом новый строить начал. Да не достроил… Семка только родился тогда, а спустя пару-тройку дней отца на шахте завалило. Насмерть. И настали для Любы снова черные дни. Соседи помогали всем, несли, что у самих было, в огороду перекопают ей, заготовки сделают. А потом все как везде. Старые умирали, молодые уезжали. А Воскресеновка, ты ж помнишь, куда меньше была нашей Ивановки, всего-то пара улиц. Уезжать Любе было некуда. Так и осталась в разваливающейся землянке с ребенком на руках, одна на всю деревню. Как совсем тяжко стало, пошли они с Семкой по соседним деревням милостыню просить. Советовали ей добрые люди перебраться в какой-нибудь из пустующих домов, что получше да покрепче. Но она хоть и была умом слаба, понимала, что нельзя так – чужое. Так и прозябала с сыном в разваливающейся хатенке да милостыню, кто что даст. Люди жалели, давали хорошо. Кто хлеба домашнего краюху отдаст, кто полкурицы, кто в дом позовет да накормит, напоит; кто одежонку какую-то подкинет.
Бабушка помолчала немного, поглаживая мои волосы. И я чувствовала, что мигрень отступает. Я не торопила бабушку, не задавала вопросов. Знала, что она и так все расскажет.
- А потом… Семка вырос. Идут они с матерью в деревню к нам, а орава ребятни бежит за ними и Семку зовут, вроде как поиграть вместе. Взрослые все умилялись, мол, какие же у нас детки золотые, чуткие, добрые. Вон карлик же, а они ведь не обижают, не обзываются, поиграть зовут. Только Люба к этому настороженное относилась, не пускала Семку от себя. Видно чуяло ее сердце материнское что-то недоброе. Только Семке-то хотелось со сверстниками общаться, хоть недуг матери ему передался, да все же тянулся он к детям, одиноко ему было. И взяла его Люба однажды, да и отпустила с ребятней, пока сама по домом ходила со своей торбой. А дети недоброе надумали. Пробрались в колхозный свинарник – тут, неподалеку, он был, - и подожгли. И все в рассыпную разбежались сразу, а Семка ж не сообразил, да и не понял он ничего… Прибежали люди, увидели, что он стоит там один, и не разбираючись, все на него и свалили. Пока пожар тот тушили, да хрюшек выводили, крыша рухнула и похоронила троих наших деревенских. Молодые, с семьями… Народ весь гнев свой обрушил на карлицу с сыном. Пинками их из деревни гнали, а тех, кто поперек пошел, защитить хотел, сразу ж во враги народа записали. Мы с дедом твоим как раз с работы шли, когда толпу разъяренную ту увидали. Спросили, чего стряслось, нам рассказали. Дед вразумить хотел, мол, то ж ребенок, как можно, если не видали, что он именно подпалил. А мужики наши с кулаками на него… Долго я его тогда выхаживала. С того дня Люба с Семкой пропали. И никто не видел, никто не знал куда. Мы с дедом однажды еды взяли с собой, поехали втайне от соседей в Воскресеновку. Но и там их не нашли. Обошли все дома, звали. Но то ли затихарились они, то ли и правда перебрались куда… Вот так, внученька. - с тяжелым вздохом закончила свой рассказ бабушка.
- А как же узнали, что это не Семка поджег?
- Узнали уже через много лет. Кто-то из тех мальцов-хулиганов, как вырос уже, спьяну поделился с кем-то грузом, камнем лежавшем на душе все это время. Так и узнали…
Я задумалась.
- Ба, так это из-за проклятия Любы наша деревня вымирает?
Бабушка задумчиво пожевала губами.
-Хм, да кто ж его знает, родная… Может, и так. А может, и нет. Если б только наша деревня, а то ж ты сама знаешь, сколько в округе таких деревень. Да и та ж Воскересеновка. Опустела ведь раньше всех, а еще никакого проклятия и в помине не было… Но что грех на наших деревенских – это да. Нельзя так судить людей, да еще и наказывать без вины. А оттого деревня вымирает или не оттого - мне неведомо. – бабушка грустно улыбнулась. – Травница я всего-навсего, слабая. Но вот то, что твоя судьба здесь - вот это я точно знаю. – твердо закончила она.
Вдруг меня осенила догадка:
- Бабушка, так может, моя миссия восстановить справедливость и искупить вину наших деревенских перед Семкой?! И потому ты и чувствуешь, что мое место здесь?
Бабушка с улыбкой нежно погладила меня по щеке.
- Как знать, милая? Все может быть.
- Только… - я, поняв всю сложность задачи, сникла. – Как же это сделать? Как я узнаю, где Семка и что я должна сделать, чтобы исправить то зло, случившееся много лет назад?
- Всему свое время, внучка, - спокойно ответила Бабушка. – В нужный час ты будешь знать, что делать. И если все действительно так, как ты думаешь, то Высшие Силы подскажут ответы на все твои вопросы. Ну, мне пора, милая…
Бабушка поднялась с софы, осторожно переложив мою голову на мягкий подголовник, поцеловала меня ласково в лоб.
- А ты поспи еще, внученька, поспи…
И сквозь опущенные ресницы я успела увидеть, как бабушкин светлый силуэт медленно тает во тьме.

Глава 7. Маленький бизнес или большая авантюра

Открыв глаза, я взглянула на настенные часы напротив кровати и с удивлением обнаружила, что проспала почти сутки.
С трудом поднявшись на ноги, я, покачиваясь, прошла на кухню Как обычно после приступа мигрени меня мучила слабость, которая, впрочем, легко снималась чашечкой кофе и легким перекусом.
Видимо услышав мои шаги, откуда-то кубарем вылетел мой Демон и растянулся прямо у моих ног, игриво трогая лапкой помпон на моем тапочке. Придерживаясь рукой за стену, я наклонилась и, подняв малыша на руки, чмокнула его в бархатный черный носик. Маленький проказник тут же умудрился запустить лапу в мои волосы, и подтягиваясь на них, словно на турнике, пытался ухватить зубами прядку. Несмотря на боль, я рассмеялась.
- Ах, ты ж маленький негодник! – я отобрала у него волосы, и прижав к груди, открыла холодильник. – Сейчас завтракать будем.
Конечно, мой подопечный сильно изголодаться не мог: я оставляла ему вдоволь корма в мисочке и свежую воду, съел он меньше половины. Значит, то, что я заспалась сегодня было не таким уж тяжким преступлением. Но вот от молочка Демон не откажется, это точно.
Я поставила чайник на плиту. Налила молока в кружку, тоже поставила подогреть. Уловив запах молока, котенок заелозил у меня на руках и нетерпеливо мяукнул.
- Подожди, сейчас подогрею. Холодное же, видишь?
Спустя несколько минут мы с Демоном с удовольствием принялись за завтрак. Он, забавно причмокивая, лакал свое молоко, я же наслаждалась крепким кофе и бутербродом с сыром. Вернее, кофе и сыр были неплохие, а вот хлеб, купленный в деревенском магазинчике, оставлял желать лучшего и на вкус походил на какую-то влажную вату.
«Из чего они пекли?!» - с недоумением подумала я.
Но ничего. У меня появился повод испечь самой. Да и сладкую выпечку какую-нибудь можно сделать. Сегодня из города должна вернуться Лена, как раз и приглашу ее на чай, новоселье отметить.
Выпечка мне удавалась всегда. Наверное, тоже перешел талант бабушки по наследству. А возня с тестом всегда успокаивала нервы и поднимала настроение.
Этим я и занялась сразу после завтрака. Отправив хлеб в духовку, я принялась уже за другое тесто, для пирога. Спустившись в подвал, обнаружила там густое сливовое варенье, прекрасного искристого фиолетового оттенка – даже знаю, с какой сливы: угорка, что растет у забора на краю огорода, - счастливая отправилась кудесничать дальше.
Чего еще ведьме для счастья надо?
Подумала так и рассмеялась. Кто бы сказал мне, что со мной случится такое – вот никогда бы не поверила! А теперь – верю! И какой-то прилив сил, и необычное тепло в ладонях…
И я сама какая-то другая. Легкая, будто бабочка, порхающая в воздухе. Мне оставалось только дивиться изменениям, происходящим со мной, ощущениям. Но мне это безумно нравилось.
Спустя два часа дом наполнил божественный аромат свежей выпечки. Только-только я вынула пирог из формы и отправила его в компании с хлебом отдыхать под полотенцем, и перемыла посуду, как в дверь постучали.
- Лен, входи! Открыто. – крикнула я, вытирая руки полотенцем.
В проеме показалась головка Милой.
- А откуда ты знаешь, что это я?! Мог же и другой кто-то прийти.
Я задумалась на миг, а потом просто махнула рукой:
- Да просто знаю и все! Заходи давай, как раз пирог подоспел, только вынула!
- Ух ты! – Лена с кошачьей грацией скользнула в кухню, и поставив на табурет пакет, потирала ладошки, восхищенно разглядывая пирог. – Красота какая!.. А я вот с выпечкой не очень. Приготовить могу, а именно тесто – не мое это.
Я усмехнулась.
- Ничего. Всему научишься в свое время.
- А это тебе! – сияющая Лена протянула мне пакет. – С новосельем!
Я с удивлением и немного смущенно приняла пакет.
- Лен, ну зачем? Не стоило…
- Ничего и слышать не хочу! – отрезала она. – Открывай, открывай! – нетерпеливо хлопала Милая в ладошки.
Я достала из пакета коробку и сверток. Развернув сверток я увидела прекрасную белоснежную скатерть, по краю которой были искусно вышиты фиалки. В коробке был набор милых чашек нежно-розового цвета с теми же фиалками и золотой каймой по краю. Настала моя очередь замереть в восхищении.
- Милая, это прекрасно… - только и смогла выдохнуть я. – Спасибо огромное!
- А, на здоровье! – Лена, смеясь, порывисто обняла меня. – Давай застелим!
Мы пили чай из красивых чашечек, за столом накрытым роскошной скатертью и говорили о всяких пустяках. Я задумалась на миг, стоит ли поделиться с Леной тем, что я узнала о проклятии. Но решила, что обязательно расскажу ей все, только не теперь. Не хотелось портить наш маленький, но такой замечательный, уютный праздник.
- Слушай! – вдруг, с наслаждением жуя пирог, воскликнула Лена. – Идея! А давай мы бизнес откроем! У нас в городе родственница дальняя, хозяйка кафешки. Давай я договорюсь, и мы с папой будем тебе продукты привозить, ты - выпечку делать будешь, а теть Рая у себя в кафешке продавать. Ну, как?
Я, глядя на нее прыснула. Лена с набитыми пирогом щечками была похожа на прелестного маленького хомячка.
- Лена, это не бизнес. – отсмеявшись, сказала я. – То, что ты предлагаешь – чистейшей воды авантюра!
- Почему?! – наивно захлопала прекрасными длинными ресницами Лена.
- Да потому, Лен! Одно дело печь что-то для себя, для своей семьи, угощать соседей. И совсем другое – продавать то, что печешь. Это куча документов, волокита со всевозможными разрешениями…
- У тети Раи есть все разрешения! Она же кафе как-то открыла, и оно процветает! А мы всего лишь выпечку будем туда привозить.
- Да, и создадим тете Рае проблемы! – чувствуя себя жуткой занудой, вставила я.
Повисла пауза в несколько секунд.
- Ну, давай хотя бы попробуем, а? – не унималась Милая. – А там нет –так нет. Ну, ты согласна? Соглашайся! Ну, пожалуйста!
Она сложив в молитвенном жесте ладошки, смотрела на меня огромными серыми глазами.
Отказать ей было невозможно. Я подняла руки, показывая тем самым, что сдаюсь, и кивнула.