Коллекционер закатов

Часть 1. Балконные наблюдения

Светлана переехала в новую квартиру в конце марта — в ту странную пору, когда на календаре уже весна, а пейзаж всё ещё «ну почти». На деревьях — ни намёка на зелень, асфальт еще мокрый от снега, и только воздух иногда робко пах чем-то тёплым. Как будто весна стояла где-то за углом, уже одетая, с ключами в руке, но почему-то задержалась у зеркала — губы подкрасить или смысл жизни уточнить.

Квартира была небольшой, но в ней было то, чего так не хватало Светлане уже несколько лет — балкон. Настоящий, открытый, с видом не на кирпичную стену, а на двор, который пускай и скучноват, но давал простор глазу. Балкон оказался важнее метража и высоты потолков.

Переезд прошёл, как обычно — с коробками, в которых ничего не подписано, и с торжественным решением «разобрать всё за выходные», которое плавно перешло в «разберу к Пасхе», а потом и вовсе стало философским. Некоторые коробки так и остались стоять в углу, став частью интерьера. Светлана назвала их «временными арт-объектами».

Она ещё не знала, что именно балкон станет её порталом в другую реальность — туда, где вечера пахнут чаем, разговоры случаются случайно, а небо имеет больше оттенков, чем у неё было кружек.

Но в тот самый первый вечер, расправляя плед на старом стуле и отпивая недомятный чай, Светлана уже чувствовала, что это место — не просто жильё. Это будет что-то вроде… пристани. Или тихой смотровой площадки для души.

Светлана всегда считала, что вечера — это время для честного залипания. Без всяких амбиций. В телефон — конечно. В сериал — особенно если кто-то кому-то мстит с достоинством и винтажной причёской. Ну или, если уж совсем день не задался, можно с философским видом уставиться в кастрюлю с макаронами. Макароны, кстати, — универсальные слушатели и никогда не перебивают.

Вечер был как раз такой — слегка варёный. Светлана наливала себе чай, лениво выбирая между мятой и «что-то с облепихой», накинула на плечи уютный кардиган с лёгким налётом пролитого супа (проверка на домашнюю атмосферу пройдена), и отправилась на балкон. Не за истиной — просто проветрить уши и мысли.

И именно тогда она впервые его заметила.

На соседнем балконе стоял мужчина. Пожилой. Чуть сутулый. В тёплой жилетке. В одной руке — карандаш, в другой — блокнот. И он смотрел в небо так, как будто там показывают не просто закат, а интерактивный спектакль. Такой, где ты — единственный зритель, и от твоего одобрения зависит, будет ли вторая серия.

Он стоял тихо. Почти торжественно. Серьёзно, будто в небе решался вопрос международной важности, и он был единственным дипломатом с видением. Светлана застыла с кружкой в руке. Невольно почувствовала себя нарушителем ритуала. Она едва слышно кашлянула, как бы извиняясь за вторжение.

Он повернулся к ней, кивнул — коротко, но с уважением, — как будто признал её равной в балконной иерархии. Потом снова посмотрел на горизонт, что-то записал в блокнот и исчез в квартире.

Светлана постояла ещё минуту. Попыталась тоже вглядеться в небо — но увидела только то, что и всегда: оттенок между розовым и "опять штормит вай-фай". Ушла с лёгким недоумением. Но с каким-то странным ощущением — будто посмотрела трейлер к чему-то большому.

На следующий вечер она снова вышла на балкон. Совпадение. Просто захотелось свежего воздуха. И чая. Для пищеварения. И совсем не потому, что ей было интересно, появится ли снова сосед с блокнотом. Нет-нет.

Он появился.

С тем же выражением лица, в той же жилетке, и — теперь Светлана заметила — с кружкой, обмотанной шерстяным чехлом. Чехол был синий, с маленьким вышитым солнцем. Выглядел так, как будто его вязала чья-то заботливая бабушка.

Мужчина снова посмотрел в небо, сделал запись и ушёл. На этот раз он не кивнул. Он приподнял бровь. Одобрительно. Светлана почти расправила плечи от гордости, хотя и не совсем понимала, за что ей медаль, — за стояние на балконе?

Так продолжалось ещё несколько вечеров. Они стали как сериал, в котором Светлана не знала ни сюжета, ни жанра, но точно не хотела пропустить следующую серию. Сосед появлялся без опозданий. Смотрел. Записывал. Иногда — угукал. Один раз даже улыбнулся, когда небо оказалось особенно оранжевым. Светлана начала приходить заранее. Подбирать чашку в тон небу — ну мало ли, вдруг эстетика важна. И в какой-то момент поняла: ей не просто интересно, что он записывает. Ей хочется понять, что он там видит.

Может, это и был самый первый закат, который она начала собирать сама.

Часть 2. Первый контакт

На пятый или шестой вечер Светлана сдалась. Нет, не от скуки и не от чая — просто человеческое любопытство, как известно, один из сильнейших двигателей прогресса, помимо лени. А также повод выйти на балкон в тапках и с выражением на лице, словно ты сейчас аккуратно залезешь в личную жизнь незнакомца и даже не извинишься.

— Простите, а вы… это… что именно делаете? — спросила она наконец, слегка наклонившись через перила, как будто это должно было придать ей научный авторитет.

Мужчина поднял взгляд. Нет — Взгляд. С большой буквы. С таким выражением, будто только что вернулся с космической орбиты, где наблюдал явление редкого спектрального сияния, и теперь вынужден переключиться на земную беседу с существом, вооружённым кружкой и вопросом.

— Собираю закаты, — сказал он спокойно, словно это занятие упоминается в стандартной анкете рядом с "хобби" и "группа крови".

Светлана моргнула.

— Вы… их фотографируете?

Валентин Андреевич (тогда она ещё не знала, как его зовут, но давайте не будем затягивать) хмыкнул. Это было очень выразительное хмыканье. Такое, в котором было и «бедняжка, не понимает», и «ну, с чего-то же надо начинать», и чуть-чуть «эх, молодёжь».

— Нет, фотографий слишком много. И они все одинаковые. Щёлк — и закат пойман, но потерян. А я записываю оттенки. Каждый вечер — свой. Например, вчера был "мандариновый с каплей шиповника".

Светлана прыснула со смеху, не успев даже прикрыть рот. Оттенок в её кружке как раз напоминал нечто похожее, если разбавить это кипятком и философией.

— Это звучит, как новый вкус йогурта, — сказала она.

— Или как причина снова выйти на балкон, — ответил он, и уголки его глаз чуть прищурились, как у человека, который знает толк в вечернем тепле и смыслах между строк.

Так началось их балконное знакомство.

На следующее утро Светлана впервые в жизни погуглила «названия оттенков неба». Потом долго зависала в галерее, пытаясь понять, был ли вчера больше коралловый или всё-таки чай с облепихой. В какой-то момент она поймала себя на том, что расставляет кружки по цвету: одна — под закат, вторая — под рассвет, третья — «нейтральная на случай пасмурного дня». На всякий случай.

Вечером она снова вышла на балкон. Не с вопросами — теперь уже с намерением понаблюдать профессионала в действии. Валентин Андреевич, как выяснилось, работал без суеты. Он стоял в лёгком наклоне, прислонив блокнот к перилам, будто слушал музыку, и только изредка — записывал что-то тонким карандашом. Почерк был аккуратный, старомодный, с хвостиками и крючочками. Почерк человека, который знает цену времени.

— А как вы решаете, какой именно цвет сегодня? — не удержалась Светлана.

Он не обиделся. Даже наоборот — слегка оживился, как профессор, которой увидел интерес у студента к своему предмету.

— Просто чувствую. Это как с запахами. У каждого цвета — свой характер. Вот, например, сегодня — цвет, похожий на старую бархатную обложку. Немного ностальгии, немного терпкости. Я назвал бы его… "сливовый с припудренным воспоминанием".

Светлана зависла. У неё были духи с похожим описанием, но на балконе они пахли как-то менее впечатляюще.

— Это красиво, — сказала она. — И немного волшебно. Вы, получается… художник?

Он пожал плечами:

— Просто наблюдатель. Мне больше по душе собирать не то, что видно на первый взгляд, а то, что ускользает, если не приглядываться. Знаете, каким был закат в день, когда я сказал жене, что готов мыть посуду всю жизнь, лишь бы она вышла за меня? — и, не дожидаясь ответа, добавил: — Медный, как тёплая сковорода. И с зелёным оттенком тревоги.

Она рассмеялась. Потом подумала. Потом вдруг ощутила, как у неё внутри что-то оттаяло, как масло в плове.

Он знал, какой был закат в день, когда родился его сын. Вечер — "цвета терпеливого янтаря". Знал, какой был в день, когда они втроём поехали впервые на море — "солоновато-бирюзовый, с просветами надежды". Даже в день, когда его любимый кот ушёл — и тот записан: "пепельно-дымчатый с кусочком пустоты".

Она спросила, зачем он всё это запоминает. И он ответил просто:

— Чтобы не забыть, что я жил. По-настоящему. Не просто спешил, не просто делал отчёты, не просто клал ключи в карман. А замечал. Чувствовал. Любил.

Светлана вернулась в квартиру с каким-то новым ощущением в груди. Она не могла его чётко сформулировать. Но чай в этот вечер показался ей особенно вкусным. Как будто он тоже был "с каплей шиповника и оттенком смысла".