Коллекция Молчания

Глава 1: Осколки Гармонии

Туман в Порт-Грейсе был не явлением природы, а состоянием души. Густой, солёный — он въедался в стены старых викторианских домов и в сознание тех, кто осмеливался здесь остаться.

Лина Ройс вернулась не по своей воле — её призвал труп.

Антиквар Кристофер Беннет лежал в своей лавке «Реликвия», горло перерезано, а голова покоилась на пустом футляре от виолы да гамба XVII века.
Инструмент исчез.

Лина — журналистка с «проклятым» даром: она слышит то, что скрыто.
Тик старых часов был для неё криком.
А шёпот прилива — леденящим душу плачем.

И вот снова этот холодок вдоль позвоночника. В памяти всплывают другие смерти:

1987 — Артур Феллс, её учитель скрипки. Убит собственным смычком.
Исчезла скрипка Гварнери.

1998 — Элинор Брайт, коллекционер. Задушена струной виолончели.
Исчез инструмент Монтаньяны.

2009 — Маркус Торн, скрипач. Отравлен ядом на трости смычка.
Смычок исчез.

2024 — Беннет. Виола да гамба.
Исчезновение. Смерть. Повтор.

Интервал: 10 лет.
Инструменты: редкие. Из легендарной Коллекции Вандерлинов, сгоревшей в театре «Гармония» в 1882 году.
Они исчезают после смерти владельца.

В музее «Морские Дары» под стеклом — её останки: обугленные, чёрные щепки.

Профессор Кроу, хранитель городских тайн, рассказывал о пожаре — в его глазах жила неподдельная боль:

«Граф Себастьян Вандерлин запер жену — Амели, виолончелистку, и её любовника — Эмиля Фабера, в горящем театре.
Сам бросился в пламя.
Коллекция погибла.»

«Но одна виолончель уцелела, правда?» — спросила Лина.
«Голосница» Амели?

Кроу сжался.

«Сказки старух. Всё сгорело.»

Но стоило Лине коснуться стекла витрины — звук ударил в голову:
З-З-ЗИНЬ! — тонкий, резкий, как треск хрусталя.
Кроу не слышал ничего.
Только пожал плечами и покачал головой.

Мастерская Ирины Петровой пахла старым деревом, лаком… и безумием.
Реставратор — женщина с лицом призрака и глазами, будто вырезанными из тёмного стекла, — казалась высеченной из того же серого камня, что и её дом на Крайней улице.

«Виола Беннета?» — Лина осторожно бросила приманку.

В глазах Ирины вспыхнул голодный огонь.
Она впустила Лину в царство застывших звуков:
сотни сломанных инструментов ждали воскрешения.

«Она спит…» — прошептала Ирина, глядя на тяжёлую занавеску в углу.
«Не буди её.»

Гуууууум…
Звук — низкий, плотный, вибрационный — ударил Лину в грудь.
Он шёл оттуда. Из-за занавески.

«Кто там? Голосница?» — шаг вперёд.

Ирина взвыла:

«УБИРАЙСЯ! Она не любит чужих!»

Занавеска дрогнула.
ГУУУУУМММ! — волна звука швырнула Лину на стеллаж.
Зазвенели струны. Всё вокруг откликнулось как живое.

Она выскочила в туман — и столкнулась с Лео Блэквудом, молодым музыковедом с тревожным взглядом.

«Ты была у Ирины? Что случилось?»

Лина дрожала. Её взгляд снова скользнул к мастерской.

«Там… что-то есть. И оно хочет молчания.
Навсегда.»

Глава 2: Театр Призрачных Аплодисментов

ГЛАВА 2

Заброшенный театр «Гармония» был открытой раной на теле Порт-Грейса.
Обгоревшие стены.
Провалы в крыше.
Пустые глазницы лож, глядящие в никуда.

Лео шёл уверенно.
Слишком уверенно.

«Откуда ты знаешь дорогу?» — спросила Лина.
«Изучал архивы.» — уклончиво ответил он.

Внутри пахло пеплом и смертью.
Лина замерла — звук:
з-з-зинь! — тот самый, как в музее.
Лео никак не отреагировал.

Потом — шаги.
Скрип наверху.
Лео вскинул фонарь, но луч выхватил лишь пустоту.

«Крысы.» — пробормотал он,
а пальцы на рукоятке фонаря побелели, как воск.

Они нашли в пыли у сцены:
Обрывок старой нотной бумаги.
Несколько тактов мелодии — лёгкой, изящной.
Внизу — резная лилия.
И надпись:

«Pour elle… avant le feu»
(Для неё… перед огнём.)

«Это его музыка… Фабера. Для Амели.» — прошептал Лео.
Голос дрогнул.
Он успел выдохнуть — и тут же грохот:
обвалился фрагмент балкона.
Лео оттолкнул Лину.
Они упали, задыхаясь в пыли.

Из-за кулис вышла Ирина.

Голосница была в её руках.

Тёмная, как безлунная ночь.
По деке — глубокие царапины,
как шрамы на старом теле.

Она дышала.
Словно живая.
Словно голодная.

ГУУУУУМММ!

Звуковая волна сбила их с ног.
Боль. Удары. Вой в ушах.
Лина вскрикнула, зажмурившись —
будто звук хотел вырвать сознание изнутри.

«Она требует завершения!» — голос Ирины — не её.
Хриплый, нечеловеческий.
«Всех, кто прикоснулся к её наследию. Всех — в огонь! Как тогда!»

«Ирина, остановись!» — закричал Лео, с трудом поднимаясь.
Его глаза — полны ужаса и решимости.
«Это не её голос. Это — твоя боль!»

«ЛОЖЬ!» — Ирина занесла смычок.
«Она поёт мне. Требует молчания!»

«Тогда спой ей это!» — крикнула Лина, сунув в руки Лео обрывок с лилией.

Лео посмотрел на ноты.
На Ирину.
И — запел.

Голос — чистый, сильный, тёплый.
Баритон, пробуждающий стены.

Песнь Фабера.
Для Амели.
Прощание. Память. Любовь.

Голосница взвыла.
Высокий, искажённый, нечеловеческий звук.
Агония. Ярость. Вой металла и дерева.
Ирина вскрикнула, будто от удара,
смычок выпал из её руки.

Виолончель глухо упала на пол.

«НЕТ!» — Ирина зарыдала, бросившись к инструменту.
«Не смей звучать! Только молчание… только тишина…»

Она билась в истерике, прижимаясь к деке,
словно к мёртвому ребёнку.

Лео стоял над ней. Дыхание рваное.

Лина подошла ближе.

«Ты знал. Кто ты на самом деле?»

Лео опустил глаза.

«Моя бабушка… сестра Эмиля Фабера.
Она спасла Голосницу из пепла.
Ирина — моя кузина.
Инструмент… он сводил с ума всех женщин в нашем роду.
Я приехал остановить её.
Но опоздал…»

Снаружи выли сирены.
Красно-синий свет врывался в руины.

Симфония ещё не закончена.