Коллектор

01.08.

Жарко.

Открывающаяся створка окна распахнута настежь, вторую бы я тоже открыла, но окно старого образца, и оно таких вольностей не допускает. Тонкая тюль с хитринкой, единственный прикрывающий комнату от наблюдателей снаружи, колышется под предгрозовым ветерком, впустую перегоняющим густой, душный, напитанный влагой воздух. Тюль долетает чуть не до середины помещения, ночью под светом полной луны казался бы призраком, но уже девять часов летнего дня, пусть солнце надежно обложено тучами, и штора никого не пугает.

Просыпаюсь, следя за шторкой взглядом и снова засыпаю, перемещаясь между явью и навью, без всяких сложных колдовских ритуалов, на спинку кровати над моей головой за красную нитку привязан ловец снов, круг его, украшенные латунными завитками и перьями совершенно недвижен. Он не действует против кошмаров, досматриваю красочный сон, где за мной и моими друзьями носится вдоль рядов кресел билетерша, требуя показать корешки билетов. Сон настолько прозрачный, что мне удается подавать советы той испуганной моей копии из сна. Я точно помню, что корешки с Пашкой и Сашкой мы засунули в бумажное ведро из-под соленого попкорна, благополучно выкинув с остальным мусором. Но можно же показать банковское приложение в телефоне, там как раз есть электронный чек, я сама платила за билеты. Бодрствующая оригинальная моя личность офигенно умная, не то, что та истеричка, во сне. Моя копия решительно останавливается на сером ковролине зрительного зала и поворачивается к пугающей женщине. Сердце все равно колотится и у нее, и у меня. Мы, объединившись, почти делаем шаг, собираясь прекратить догонялки, разобравшись по-взрослому. Ничего она мне сделать не посмеет.

- Вика! Имей совесть! Ты сама просила тебя разбудить, уже десять часов, долго я буду за тобой ходить?

От дикого ора за дверями сердце перестает лихорадочно стучать, делает большой ка-бум, подлетает вверх с привычного места в грудной клетке и застревает в горле. Лишивший привычно стука внутри, тоже подскакиваю, садясь на кровати, жмурюсь, чувствуя себя вампиром, вытащенным на свет, от которого у меня сильнейшая аллергия, и со стоном падаю обратно на мягкие подушки, угол летнего покрывала отзывчиво летит следом, прикрывает меня, создавая уютное гнездышко. Полной тьмы сравнительно тонкому пледу не создать, она желтое, поэтому рассеянный им свет тоже желтый, я вполне вижу свои руки и остальное. Глаза автоматически отыскивают смартфон рядом с подушкой, тыкаю в него пальцем. Пять минут десятого, мама преувеличивает, как всегда, никуда я еще не опаздываю, но скоро начну, если не вытянуть себя из постели. Зато мама в комнату не заходит, давая мне возможность выползти из своей берлоги самостоятельно. Мама у меня мировая.

Переворачиваюсь на бок, лениво размышляя, что зря это делаю, потому что у меня на боку самая лучшая поза для сна. Раскрываюсь и глазами слежу за шторой. Люблю ее, за легкость и хитринку. К ней можно поднести ладонь с обратной стороны и начать ее отодвигать, через пару десятков сантиметров руку будет не разглядеть, от нее останется размытое розовое пятно. Короче, чем дальше разделенные шторой предметы друг от друга, тем их невозможней рассмотреть. Правда, можно сунуться в нее лицом впритык и отлично разглядывать улицу, снаружи будет виден хорошо если темный силуэт. Не лишняя вещь, тем более мы живем на первом этаже, а извращенцев никто не отменял, хотя встречались они мне исключительно на плоских экранах гаджетов и страницах книг. Шторы ее крестная подарила. Отвлеченные размышления не приводят ни к чему хорошему, ресницы опускаются сами собой, уплываю обратно к билетерше и разборкам.

- Отдай! Отдай! Немедленно положи, я сказал! Уши оторву!

Звук зашкаливает, братцы веселятся с самого утра, в общем оре слова мелькают не так часто, слышится грохот, как будто они начали переворачивать мебель. Вздрагиваю и просыпаюсь окончательно. У меня двое младших братьев, раннее детство среднего не помню, сама была маленькая. Мне запомнился период с его шестилетия, когда он без предупреждения обратился в вездесущего демоненка, лезущего ко мне в комнату, потрошащего мой портфель, добирающегося до косметики и одежды. Он пакостил мне тысячей разных способов, родители заступались, но помогало мало. Примерно в одиннадцать брат успокоился и потихоньку начал превращаться обратно в человека, сейчас, в его в двенадцать, за редкими периодами, с ним можно нормально разговаривать. Мой младшенький весь период нашей войны с Ростиком оставался белокурой, кудрявой лялей. Теперь он подрос и пришло его время становиться нечистью, лезущей изо всех щелей с недобрыми намерениями. Доставал он почему-то исключительно брата. Есть на земле справедливость, хотя порой мне Ростика жалко, никто не может понять трагедию среднего брата, лучше меня. Надо видеть выражения лица Ростика, когда на его жалобы мама и папа махают рукой, повторяя, в целом, одно и тоже: перерастет. Я слышала подобное сколько раз, что страшно вспомнить. Это означает, что впереди у Ростика еще несколько лет страданий, и избавления от них не предвидится.

Мама встретила меня в коридоре, заметила, что я тоже выбралась из спальни, возмущенно потрясла металлической лопаткой в воздухе, и ушла обратно на кухню. Пусть живем мы на первом, неудобный этаж полностью окупается количеством комнат, у каждого своя, есть еще отцов кабинет, огромная кухня-гостиная и два раздельных санузла. Могу себе позволить понежиться под душем подольше, никто не пытается меня вытащить из ванной комнаты, намекая что в доме я не одна. Долго расчёсываю волосы, в который раз подумывая срезать длину, исключительно из-за сложностей ухода, особенно осенью и зимой, когда волосы надо просушивать полностью, иначе мама заметит и будет ругаться, утверждая, что я заболею. Летом можно не заморачиваться, закрутить гульку прямо на влажные, потом на них появится завлекательная волна, срабатывало не всегда, но на каникулах я готова рискнуть. Выбравший из ванной я первым делом пошла на кухню, сразу наткнувшись на сидящего за столом Петьку.

02.08

К ночи я добралась до заброшенного геншина и очнулась от него, когда на часах показывало два часа. Летний фестиваль скоро закончится, а сундуки и примогемы лишними не бывают, но с такими темпами можно проспать весь завтрашний день. Биться нормально на телефоне не получалось, но я бездну и к боссам я не совалась, а с обычными подземельями справлялась при помощи безотказной националки. Мама заглядывать ко мне на ночь прекратила года два назад, мои ночные посиделки тоже старалась не комментировать, хотя промолчать у нее получалось не всегда, ничего, ей можно, плохого она мне не желает. Сон все не шел, возилась под тонким пледом, больше похожим на простынку, заменяющей мне на лето одеяло.

В постели стало невыносимо жарко, постельное белье буквально липло к телу, словно влажное, подушка раскалилась и пыхала теплом, превратившись в слабенький обогреватель. Помучившись еще пару минут, я вскочила, пошла на кухню и напилась холодной воды из кулера, слушая его надсадное запоздалое бульканье, параллельно отслеживания шевеления в квартире. Вокруг царило спокойствие, народ спал, только я шастала по кухне. Благо мысли о еде в такую погоду вообще не посещали, не тянуло даже на холодненькое мороженное или жуткий фруктовый лед, купленный специально для Петьки, не жалующим молочное лакомство. Налила еще стакан, понесла с собой в спальню, на сто процентов уверенная, что пить потеплевшую воду вряд ли стану. В спальне пришло в голову распахнуть окно настежь, у меня был кондиционер, но две недели назад он начал гонять впустую горячий воздух, и ремонтники придут только в середине месяца, из-за жары они нарасхват.

Подойдя к окну в спальне вплотную, пристраивая стакан с водой на тумбочку, я увидела прямо возле нашего подъезда небольшую грузовую газель, двое огромных мужчин, похожих на недооформленные фигуры людей, в полной тишине выгружали из нее вещи. Некоторое время наблюдала за ними замерев, не в силах пошевелиться, про план открыть окно мигом позабыла. Преграда в виде стекла мне нужна, защита совсем слабая, но пусть останется. Грузовая машина, грузчики и вещи казались расположенными очень близком передо мной, словно я оказалась в первом ряду на представлении в немом театре теней.

Методическое перемещение крупных, потерявших в темноте индивидуальные признаки предметов, подспудно нагоняло жуть. Хотя, казалось бы, что тут такого? Подумаешь, не отличить холодильник от шкафа, а микроволновку от тумбочки. Мою спину обсыпало холодными электрическими мурашками, а потом я заметила еще одного человека, он ничего не носил, очевидно, сторожил вещи, пока работали другие. И еще он смотрел прямо в мое окно, то есть на меня. Он не мог видеть меня за шторой с хитринкой, тем более в спальне погашен свет, силуэт тоже не разглядеть. Однако, я чувствовала его тяжелый, непроницаемо темный взгляд, направленным прямо на меня, чуть ли не прямо в лицо. В первый раз я терпела на себе чужие глаза, вообще не способная их разглядеть, померяться взглядами, с моего места мне даже глазницы неразличимы, только расплывчатая фигура, как на старых негативах. Он же, напротив, пялился на меня прямо из темноты и будто видел через все препятствия. Кто вообще переезжает ночью?

Бесшумные мужчины потащили что-то особо громоздкое, когда с крючка на борту газели сорвался край брезента и хлопнул в ночной тишине, словно плавник большой рыбы по воде ночью в полностью безветренную погоду. Я дернулась, оцепенение спало с меня, и я отскочила вглубь комнаты, забирая в грудь максимальное количество воздуха, начиная трястись от пережитого стресса. Ночное безмолвие рассеялось, издалека послышался рев мотора, и надсадный хрип музыки из машинных колонок, мчащейся по ночной дороге машины, залаяла собака, ей немедленно ответили неравнодушные сородичи. Спасаясь от ночных монстров, наполовину выдуманных, наполовину таскающих тяжелое на улице прямо перед моим окном, я кинулась к постели, прыгнула в самую середину, улеглась и закуталась в плед-простыню прямо с головой. Ох, чувствую не высплюсь, вообще спать не буду. Жары я больше не чувствовала, наоборот похолодало настолько, что захотелось вытащить одеяло из прикроватной тумбочки, не столько согреться, сколько понадежней спрятаться под его тяжестью. Под мысли об одеяле меня окончательно сморило и мне ничего не снилось.

Некоторые люди просыпаются под нежное пение птиц, другие под настырным действием скользящего по комнате солнечного луча, бьющего прямо в лицо, но меня точно не будили столь романтичным способом. Во-первых, никакие птицы в десять утра уже не поют, чтобы их послушать нужно самой быть более ранней пташкой. Во-вторых, наличие двух младших братьев полностью исключало мирное неторопливое пробуждение, потому что пора, организм пресытился отдыхом.

Они орали так, как будто обоих жрут заживо, начав с ног, на данном уровне поедания никак не задевая дыхательные пути и здоровые, сильные легкие. Я натянула на себя пижамные штаны, брошенные на коврик возле кровати, спать в них в такую погоду невозможно, и вышла посмотреть кого убивают, вариантов всего два, но интересно глянуть на победителя.

Как ожидалось, все живы. Петька успел напакостить Ростику, выдавив ему полтюбика зубной пасты в любимый шопер, который тот собирался взять с собой на дачу. Петька любил поспать не меньше меня, но был готов на страшные жертвы ради братца. Теперь Ростик выколупывал его из задиванного пространства, мечтая о расправе, то и дело сжимая кулаки с крупными выступающими суставами. Кулаки выглядели немного нелепо из-за костистости и общей худобы, массу Ростик еще не начал набирать. Щуплый на вид Петька обладал недюжинной силой, которую невозможно заподозрить в его худосочном теле и не давался. Мама ушла в магазин, и битве ничего не могло помешать. Возможно, как ответственная старшая сестра, я должна была взять на себя роль миротворца. Не каждый от природы обладает дипломатическим даром. Зубная паста в сумке это печально, насмерть он его не убьет. Я почесала голову, одновременно оценив, насколько спутала за ночь волосы, тяжко вздохнула и поплелась в ванную. Лезть к братьям дураков нет.

03.08.

Проснулась я довольно поздно, что неудивительно, ведь в доме царила поразительная и редкая тишина, никто никого не пытался убить, не бегал по коридорам. Я люблю семью и люблю оставаться без них одна на несколько дней. Естественно, завтрак я готовить и не подумала, с меня хватит йогурта, а на обед я залью хлопья молоком. Мама бы не одобрила, но она не узнает и значит ей не повредит. Хорошо хоть примерно с моих пятнадцати перестала оставлять мне кастрюльки со всяким, полагаясь на мой возраст, в котором сложно пропасть от голода, если человек совсем не дебил. Сашка с родителями прилетел ранним утром и сейчас, наверняка, отсыпался. Перелет, прохождение таможни и получение багажа, выматывают силы до донышка. Я вернулась в спальню, засунув чайную ложку с йогуртом в рот, чтобы не мешалась, раздобыла из-под подушки смартфон, и набила ему сообщение, звонок его разбудит, так же сам проснется и прочитает:

привет отдыхающим)), во сколько встретимся и где. жду не дождусь свой магнитик

Потом слонялась по квартире, натянув на себя пижамную рубашку и оставаясь в трусиках, слишком жарко, чтобы тянуть на себя что-нибудь еще. Толком не работал кондиционер только в моей комнате, остальные справлялись, но ими я пользовалась редко, как и все в нашей семье, мама уверена, что они способствуют легочным болезням и внушила свои опасения нам всем. Нет, я не поверила, но теперь включить его и спастись в большинстве случаев мне в голову не приходило, удивительно насколько глубоко в нас въедаются правила, выданные родителями.

Заняться было решительно нечем, впрочем, я занятия себе не искала, шел последний месяц лета более-менее свободный от забот. В следующем году у меня ЕГЭ и поступление в институт, переезд в другой город, жизнь поменяется. Чаще всего мне очень хотелось побыстрее ее начать. Учиться, добиваться, побеждать, найти работу, стать взрослой. Но временами накатывала странная боязнь и печаль что ли. Интересно мою спальню отдадут пацанам? У них у каждого своя, однако я прекрасно понимала, насколько моя комната удобнее и больше, чем у того же Ростика. Младший брат Петька об удобствах еще не заботился, его комнатушка больше всего напоминала крохотный трюм маленького пиратского кораблика, где прямо под ногами валялись сокровища, то есть Петька полагал их таковыми. Последний раз я совалась к нему месяца три назад, наступила на детальку ЛЕГО, коварно помещенную прямо перед входом, и отступила в общий коридор, прыгая на одной ноге, поджав раненную конечность в воздух, признав поражение. Единственная, кто бестрепетно пробиралась к Петьке была мама, она у него в комнате прибирала, порываясь выкинуть то или другое, под жуткие вопли брата. Правда, всегда отдавала его пошарпанные богатства обратно, если он настаивал.

Сашка в сети не объявлялся, надо бы сходить в ванную и разобраться с волосами, первоначальная задача каждым утром. Парни такие парни, думают, что можно не планировать до последнего, и сорваться на прогулку, потратив двадцать минут на сборы. Я не стала принимать душ, набрала ванну и бросила в нее бомбочку с шимером. Вода вспенилась и по ней пошли перламутровые разводы с переливами.

Сашка мне не парень. С Сашкой мы просто дружили прямо с детского сада. В младшей группе сколотилась наша маленькая банда: Пашка, Сашка и я. Мы еще и жили в одном квартале, самая большая детская площадка место наших встреч в детстве. Наши родители между собой не общались, но нам не помешало окончательно сплотиться. На короткое время появлялся еще кто-нибудь. Например, Таня пять лет назад, их семья вообще переехала из нашего города, мы сначала списывались и болтали, однако надолго нас не хватило. Были и другие, по-прежнему живущие рядом, с кем-то мы рассорились вдрызг, кто-то сам по себе отвалился, без скандалов. В центре оставалось сплоченное трио, никто не мог нас разлучить.

Правда последние два года нашу компанию постоянно пытались разбавить девушки Пашки и Сашки. Они тоже надолго не оставались, со стороны казалось, что делиться они не умеют, и друзья только мешают личным отношениям. Редко кто бывал против второго парня, и, что характерно, все, как одна, на дух меня не переносили. Мне трудно оценивать друзей, я с ними выросла и менялись они настолько постепенно, что в высоком красавце-блондине я видела того же беззубого Сашку, влетевшего на самокате в столб и лишившегося передних молочных зубов гораздо раньше положенного, проходившего с дырами почти полтора года. Или темноволосый и светлокожий, кудрявый Пашка, в любой момент готовый вытащить из-за спины гитару, будто фокусник кролика из шляпы. До десяти лет он оставался худым, изможденным мальчиком, страдающим от астмы, но к четырнадцати врачи справились с болезнью или он перерос, незаметно превратившись в местного рок-н-рольщика, похитителя женских сердец. Голос у него действительно шикарный и на гитаре он играет потрясно. Он вернется через неделю с музыкального фестиваля, в воскресенье. Его я ждала не меньше Сашки, музыка затягивала его напрочь, не хуже болота и из сети он тогда пропадал совсем. Пашка единственный человек из тех, кого я знаю, который может совершенно спокойно бросить телефон и не вспоминать про него целыми днями, сутками напролет. Он у нас творческая натура, не поддающаяся привычным оценкам.

Такие вот у меня друзья, я гордилась ими, мне нравилось проводить с ними время. Из группы детского сада мы плавно перешли в один класс и никогда не расставались, решая школьный проблемы сообща.

Я сама очень сильно сомневаюсь, но мне говорили, что красивая. Начинали хвалить обычно с волос, заставляя меня морщить нос и отодвигая мечту состричь длину в далекое будущее. Прямо, не стесняясь моего присутствия, обсуждали мою внешность обычно взрослые, обращаясь даже не ко мне, адресуя комплементы маме, будто я выставочная собачонка, за которой правильно и тщательно ухаживает хозяйка. Я возмущалась, едва терпела, прикусывала язык, чтобы не высказаться в ответ, и вопреки себе не могла перестать слушать эти унизительные оценки моего внешнего вида. Иногда в слишком наглых отзывах мелькало, что наше трио вообще выделяется внешностью.

05.08.

Самое страшное, Жанна начинала со мной активно дружить, каждый раз, когда возвращалась к мысли строить отношения с Сашей. Холодность, слишком длительное молчание в ответ на звонки и сообщения, другие уловки современного человека, помогали мало. Мой друг откровенно ей взаимностью не отвечал, но не отвергал окончательно. Наверное, для него была польза сохранять приятельские отношения с разбитной, откровенно сексуальной Жанной, но я не хотела знать подробностей. Мы не смогли от нее отделаться. Она тоже заметила, насколько Саша раздался в плечах и похорошел под загаром, липла к нему, совершенно не смущаясь. Пришлось предпринять тактическое отступление в сторону дома. Я видела от подъездной двери, как девушка жмётся к Саше, из-за ее микроскопического топика он наверняка чувствует прикосновения обнаженной кожи, густо надушенной и липкой от пота, выступившего на ней от жары. Дверь за мной захлопнулась на доводчике, и я передернула плечами, ничего, не маленький, захочет - отобьется. Мысли, что ему нравится в моей голове не мелькнуло.

Все воскресенье я сидела дома, практически не шевелясь, как разрядившаяся компьютерная мышь под ковриком. Сбегала в магазин и пополнила холодильник обязательными продуктами, без которых жизнь семьи останавливалась, и мы начинали чахнуть от голода. Кусочничала, окончательно и бесповоротно забив на готовку. Несмотря на бутерброды ко мне подкрадывался голод, организм требовал существенных вложений, желательно в мясном выражении.

Родители и братья вернулись затемно, мама заглянула ко мне поздороваться и больше меня не трогали. Привезли с собой кусочки шашлыка в пластиковом контейнере, остро пахнущие костром и чуть-суть уксусом. Я впилась в мясо, почти урча от жадности и удовольствия. Хлеб мне не понадобился.

Оказавшись в кругу семьи, я хорошенько отоспалась, и в понедельник неожиданно оказалась на кухне в семь утра наедине с папой. Вообще у папы ровно четыре агрегатных состояния: уже на работе; еще на работе; спит; ест. Застать его в другом положении очень сложно, почти невозможно. Раньше я на него обижалась, теперь начала понимать, насколько ему тяжело тянуть пятерых человек с совсем незначительной финансовой помощью мамы. Не нужно думать, что мама ничего не делает, каждый из них занимался своей стороной вопроса, она обеспечивала быт, он добывал деньги. И ему совсем нелегко. Жизнь требует жертв, но обычно не таких, как нам преподавали в младших классах школы. Шансов стать Данко, вырвавшим сердце из груди, чтобы осветить другим путь, немного. Подвиги взрослых людей совсем не такие, им приходилось стиснуть зубы, впрячься и тащить едва подъемный груз, не жалуясь, но главное не останавливаясь. По утрам меня посещали совсем не свойственные мне мысли, на волне тепла, сочувствия и родства, я шепотом спросила:

- Хочешь, сделаю тебе горячий бутерброд?

Папа ел овсяную кашу, запивая черным кофе и выбранное блюдо его совсем не радовало, оставаясь полезным и правильным. На мое предложение он глянул на часы, проверяя сколько минут еще может потратить на себя и кивнул мне, в предвкушении бросив кашу совсем.

Я быстро достала с полки шкафчика электрическую вафельницу для изготовления сэндвичей, кроме меня в семье с ней никто не справлялся. У других бутерброды получались или слишком сухие, или холодные внутри, начинал течь наружу расплавленный сыр, хлеб пригорал, у максималиста Петьки, стремящегося засунуть между двух кусков булки половину холодильника, крышка вафельницы вообще не закрывалась, и она не начинала жарить.

Не помню откуда, из книги или фильма, я точно знала, что сэндвич, сделанный с любовью, готовят срезая корки. Мама всегда фыркала, говорила, что я зря перевожу хлеб и заставляла сушить из корок сухари, нарезая их мелко-мелко, мы хранили их в полотняном мешочке, добавляли в супы-пюре и некоторые салаты. Папа молчал, продолжая отпивать кофе по глотку из чашки, отодвинув тарелку с отвергнутой кашей ближе к середине стола.

Я включила вафельницу в розетку, нажала кнопку, подав сигнал разогреваться. Вынула два куска тостового хлеба из пакета, обрезала с четырех сторон, стараясь сильно не заходить ножом на белый мякиш, слегка смазала сливочным маслом каждый с одной стороны, дальше в ход пошли: тонкий кусок ветчины, кружки помидора и пластинка сыра, любая зелень завянет от жара и будет выглядеть странно. Еще прямо на ветчине я смешала каплю кетчупа и майонеза, сложила все стопкой, прижала за край ладонью и разрезала строго по диагонали, аккуратно переложила в вафельницу, застегнув ее на защелку. Нам оставалось подождать. Я решила не садиться за стол, тоже намутить себе кофе. Напиток разительно отличался от того, что в чашке у папы. Во-первых, я пила его с жутким количеством молока и ложкой сахара, во-вторых, варить мне было лень, поэтому воспользовалась растворимым из банки. Стоило перенести кружку на кухонный стол, как раздался сигнал вафельницы. Перед папой оказалась тарелка с двумя красивыми, поджаристыми треугольниками. Я спутала очередность, разрезав заранее, расплавленный сыр заставил куски слипнуться обратно, но ножом поправить труда не составило.

- Возьми себе один, - щедро предложил папа, не отрывая от бутербродов глаз, но я отрицательно покачала головой и настаивать он не стал.

Больше мы не перемолвились ни словом, он ел, я пила сублимацию кофе. Перед уходом папа благодарно кивнул мне, составил грязную посуду в раковину и направился к выходу, в дверях зазвенели ключи, квартира погрузилась в тишину, надо бы мне присоединиться к сонному царству. Окно кухни выходило на другую сторону дома, по асфальтированной тропинке вольной, не слишком быстрой рысцой пролетел дворовый пес средних размеров, худой и кудлатый. Странно, откуда бы ему взяться, территория закрытая, дворник гоняет местных бездонных собак, словно они нанесли ему личное оскорбление, оказывая почет исключительно питомцам жильцов.

06.08.

Во вторник мама затеяла внезапную уборку. Ростика она сплавила к бабушке на целых две недели с его полного согласия. Не занятый в школе Петька пытался поминутно вышибить ему мозги и не без успеха, постоянные свары с утра до вечера доведут кого угодно. Нашего младшенького мама пристроила в детскую библиотеку, там его классная руководительница вслух читала книги из обязательной школьной программы, потом они всей толпой прочитанное обсуждали. Учительнице сильно доплачивали заинтересованные лица, зато она высвобождала целых четыре часа ежедневно у измученных каникулами родителей. Кто бы мог подумать, но Петька ходил в литературный кружок как миленький, мама умилялась, и только я знала, что Петька тайно влюблен в учительницу, прямо на третий день учебы в начальной школе ее полюбил. С своей первой линейки, смотрел на нее открыв рот, спрятавшись за букетом, притих и утратил боевой дух. Эх, что прекрасные дамы творят с мужчинами всех возрастов. Львы обращаются в ягнят. С объектом своих возвышенных стремлений брат обращался неожиданно мягко, уроки ей не срывал, занятия в кружке тоже, сидел перед ней и созерцал часами, сгорая в пламени чувств.

Мы остались в квартире с мамой одни, но она виртуозно находила занятия и выдала целым списком прямо с утра, внезапно оказалось мы давно не мыли окна. От меня требовалось скорее зрительское участие и настройка мойщика окон, рамы мама отмывала при помощи пароочистителя и целого букета разноцветных тряпок, периодически прополаскивая их в пластиковом тазу. Провозившись с ней половину утра, я вырвалась на волю, завладев мешком с мусором. Возвращаться быстро совсем не собиралась, удовлетворенно оглядела пустую лавочку, специально остановившись на месте, где вчера стоял неприятный сосед.

Никого.

Почувствовав облегчение, я воткнула в левое ухо капельку наушника, перебирая песни в плейлисте, направилась в сторону мусорки, твердо настроенная урвать полчаса свободы, ничегонеделанья и приятного одиночества. Шла, уткнувшись в телефон, изредка посматривая по сторонам. Летом металлические ящики смердели издалека. Припоминались всякие гадости, типа если слышишь запах, то молекулы пропастины уже внутри твоего организма. Я мотнула головой, рискуя расстаться с наушником, как всегда, метнула мешок с мусором в ящик с расстояния и поспешила отойти.

Согласно моему плану, можно прогуляться, выбрав длинную дорогу домой. Мне предстояло обойти по тропинкам вокруг старого детского сада под названием «Апельсин». С трех огороженную территорию садика обрамляли вполне цивильные асфальтированные дороги, правда по двум из них могли ездить автомобили. С четвертой стороны от сада рос высоченный, колючий бурьян, вперемешку с кустами, и шла тоненькая, но уверенно вытоптанная до отсутствия травы под ногами земляная дорожка, размокающая под дождем до полужидкого состояния. Тропинка не зарастала, на ней прятались собачники со своими питомцами от всеобщего осуждения за какашки. Что думали жители дома, она которых выходили прямо на стихийно организованное место для выгула оставалось тайной.

Я свернула от ящиков, попав на небольшую площадку, где заботливые старушки рассыпали покупную крупу и крошили хлеб голубям. За последние пять лет в городе у нас поселились хищные птицы и вполне прижились, улетая зимой южнее, но неизменно возвращаясь. Точно мне неизвестно, коршуны это или ястребы, может вообще другая хищная разновидность, но они повыбили голубей, да так основательно, что у нас в черте города снова объявились воробьи, почти полностью вытесненные городскими наглыми сизыми сородичами. Несколько голубей прямо на моих глазах требушили засохшие полбуханки серого хлеба, расклевывая и перетягивая от одного к другому.

Чуть в стороне от них сидела дворняга, средних размеров, кудлатая и худая. Выступающие ребра ходили ходуном, красный язык вывалился из пасти на пределе. Зачем сидит на солнцепеке, глупый? Я совсем не могла разглядеть в густой шерсти, кто передо мною мальчик или девочка. Мне все равно, я всегда любила собак, знала живущих в нашем квартале наперечет, включая главного пса района, по прозвищу – Шапка. Кто ему дал такую кличку затерялось в веках, почему мальчика назвали девчачьим именем, тоже непонятно. Периодически подкармливала всю стаю, одно время на собак стали жаловаться, что агрессивные, в чем-то люди правы, но, в основном, собаки защищали щенков. Стаю отловили, стерилизовали, вживили бирки в уши и отпустили, все за счет города, хотя на конкретные действия администрацию подвигли бесконечные жалобы в течении полутора лет. Этот новенький, я его раньше не видела и заметной желтой бирки в ухе не имеется. Я с детства лезла к псам и меня кусали, но страха мне это не добавляло. Незнакомый пес меня тоже не пугал, то есть сначала. Я не стала с ним заигрывать, при себе у меня ни еды, ни воды, помочь в жару нечем, не надо подавать ложные надежды.

Пес следил за мной темно-коричневыми, выпуклыми глазами, не двигаясь с места. Дождался, пока я поравняюсь с ним, благоразумно обходя его по противоположной кромке асфальтированной площадки. Мы ведь незнакомы, осторожность не помешает, ему она свойственна ничуть не меньше, чем мне. Бросился, молнией сокращая расстояние между нами, я ничего не успела, только длинно моргнуть и замереть на месте. В следующий момент, я дернулась, практически подпрыгнула в воздух. Мои дерганья ничему бы не помогли. Незнакомый предполагаемый кобель охотился не на меня, в его алой, зубастой пасти, оказался голубь. Прямо клювом, головой и большей частью туловища внутри, хвост торчал спереди собачьей морды, крылья по бокам.

Отдаленно я слышала хлопки крыльев остальных птиц, спешно смывающихся в небеса, позабыв корку хлеба и рассыпанные кругом крошки. Они похожи на аплодисменты, то есть звуки взлетающих голубей, если бы еще не посвист маховых перьев, вообще не отличить. Пес смотрел мне глаза в глаза, предупреждающе, будто я наглым образом у него кусок мяса отнимаю. За несколько секунд я почти смирилась с гибелью птицы, ничего не поделаешь, мы живем в хищном мире. Надо идти дальше, аккуратненько, чтобы не спровоцировать собаку, с другой стороны, у него пасть занята добычей, вряд ли он станет нападать, пока на самом деле не отнимаю. Мое сердце пыталось вернуть себе привычный ритм, не колотясь, словно оборванный с внутренних креплений мотор, теперь ударяющийся об обшивку.

08.08.

Короче, зря я так перенервничала, ничего особо страшного я не видела, у меня ушло полтора дня, чтобы окончательно понять. Из спальни я практически не выходила, в основном не желая сталкиваться с мамой, она ухаживала за мной и мне было неловко ее отвлекать от повседневных забот. Не маленькая, сама справлюсь.

Прийти в себя мне помогал интернет, сначала я залезла в старые и любимые игрушки, погоняв их до одурения, головокружения и отвращения, потом начала разбираться конкретней. С утра в четверг насмотрелась запечатленной на видео гибели голубей. Особенно мне впечатлило, где голубя в один укус сожрала чайка, впрочем, сом тоже сильно подействовал. Не везет голубям в нашем жестоком мире, они в пищевой цепочке сильно ниже среднего.

Пообедала собака, ничего страшного. Могла не смотреть. В общем, у меня скорее тепловой удар случился, наложилось одно на другое, и я без малого два дня в постели провалялась. Нельзя так реагировать, случаются вещи гораздо страшнее, нужно быть готовой и противостоять, вести себя по-взрослому. Встречать любые проблемы, бровью не поведя, сразу кидаться решать, не обращать внимания на раздражители, и, конечно, не стремиться к унитазу, стоит посмотреть краем глаза на гадкое. Именно так ведут себя все более-менее стоящие герои книг, фильмов, игр и других произведений.

Возможно, у меня немного преувеличенное представление о взрослых, но мама учила, что надо стремиться к совершенству. Окончательно успокаиваясь, я достала старую, советскую, жестяную коробку из-под печенья, черного цвета, разукрашенную по основному фону яркими райскими птицами, кое-где стёршимися до блеска тонкого металла. Я выпросила банку у прабабушки, когда мне было пять лет. Старушка сильно не хотела расставаться со своим сокровищем, это я теперь понимаю, и еще потому, что мама мне объяснила, упрекнула, что взяла. Бабушке тогда исполнилось девяносто лет, она сама была, как ребенок, но все равно уступила мне. отдала, долго не выпуская из рук, хотя я тянула к себе, со здоровым эгоизмом ребенка. Прабабушка взяла обещание, что буду ее хранить и бережно обращаться. Потом я узнала семейную историю, прадедушка отдал за коробку с курабье чуть не половину зарплаты, и с ним к прабабушке посватался. Лучше подарка у нее в жизни не случилось. Странно они жили, по сути, вообще ничего не имели, но зато умели такие вещи, которые сейчас трудно себе представить.

Прабабушка умела прясть, то есть в самом деле, без всяких там полузаготовок из специализированного магазина по рукоделию. Могла взять кусок грязной, свалявшейся шерсти, вычесать ее между двумя чесалками, убирая сор, превращая ее в кудель, прикрепить к прялке, и покачивая колесо ногой, вытягивать из нее тонкую шерстяную нитку, совсем не цветную, наверчивая ее на деревянное веретено, пляшущее рядом с ней на полу, словно по волшебству. Я видела, но сама повторить не решусь. Одно веретено у меня тоже сохранилось, забрала на память после ее смерти, прялка неизвестно куда подевалась. Иногда веретено мне казалось гораздо ценнее коробки с птицами, но к ней все равно тянуло больше. Простая, аляповатая коробка словно до сих пор излучала мечты и чаянья молодой девушки, получившей ее в залог счастливой жизни, казалось открой и из нее засияет свет, отражающийся от сокровищ. Я скучала по прабабушке.

В коробке я хранила все свои сбережения. Не те, что мне давали на мелкие расходы, туда я складывала настоящие, крупные суммы, полученные с подработок или подарков по праздникам. Перед поступлением я мечтала обзавестись классным ноутбуком, самым новым из линейки. Стоил он запредельные деньги и с родителями о нем я говорить даже не собиралась. Они готовятся к моему поступлению, решают мне с жильем, знаю, что неоднократно совещались и от многого отказывались. Не случайно мы не поехали летом на море, папа перестал упоминать о новой машине, журналы с ними (где он только их брал, в наш век картинок в сети) из дома не пропали, но сложились в скромные стопочки и спрятались в шкафу. Я хотела поступать в Питер, хорошо постаралась, у меня высокий средний балл, я выиграла несколько олимпиад по истории и обществознанию. Один последний рывок, начнется новая жизнь, вступить в нее непременно нужно с самым лучшим ноутом, чтобы сразу взять высокий старт.

Сколько точно в коробке денег я не знала, специально не пересчитывала, мысленно преуменьшая или преувеличивая сумму, находя в мечтах странное удовольствие. Первый раз я всерьез копила деньги, не позволяя себе открывать коробку слишком часто, разве только новую сумму вложить. Чтобы взять оттуда немного, речи вообще не шло. Я для того, чтобы думать о предстоящей большой покупке, мне не требовалось ее открывать, достаточно снаружи посмотреть. Иногда мне казалось, что и для бабушки, пока она не была открыта и не показывала нутро, в котором всего-то лежала горстка рассыпчатого печенья, она представляла большую ценность.

Перед родственниками про деньги я сильно не распространялась, они знали на что копила, но без еженедельных новостных сводок с подробностями. Друзьям вообще ничего не рассказывала. Не боялась, что станут подбивать меня потратить, просто цель чуточку смешна даже в моих глазах, позориться перед другими совсем не хочется. Стыдно или нет, а мне неожиданно понравилось накопительство, и останавливаться я не собиралась.

Притрагиваясь кончиками пальцев к коробке, стоящей у меня на коленях, я представляла разное, прямо с сюжетом, не торопясь развивая его, перед внутренним взором. Вот я захожу в фирменный магазин, одна, родителей со мной нет, я сама выбираю и покупаю, без помощи. Долго, тщательно рассматриваю витринные образцы, делаю вид, тяну удовольствие, выбрала то я еще дома, на диване, листая страницы в смартфоне. Подхожу к стойке продавцов и говорю, что хочу приобрести, я заранее подумала о программном обеспечении, но его лучше покупать в сети, отказываюсь от всех дополнительно оплачиваемых плюшек, не соглашаюсь распаковывать ноут в магазине. Торжественно несу его домой, закрываюсь в спальне, и снимаю прозрачную пленку с упаковки. Новая техника пахнет непередаваемо, говорят, что аромат испускает пластик, он держится какое-то время, постепенно истаивая. Моменты, как рассматриваю и вожусь с ноутом быстро пролистываю, будто затертые страницы давно заученной наизусть книги. Перехожу к самой кульминации. Я сижу в огромной аудитории института, примерно на третьем ярусе от стола преподавателя и достаю из чехла новенький ноут, открываю крышку и начинаю записывать лекцию, быстро порхая пальцами над клавиатурой. Дальше мечта продолжается, но остальное мне додумывать неохота, заряд положительных эмоций от предвкушения я уже получила.