Колыбельная сирены

Она была сиротой. В их мире таких мало. Но иногда боги распоряжаются так, что никого из родных не остается. Она знала, что значит, так нужно, что богам это важно, и принимала свою судьбу со смирением.

Конечно, дети жестоки, и некоторые в школе задирали ее из-за того, что у нее не было родителей, но Марию это не сильно задевало. Правда, однажды она рассказала одноклассникам о том, что ее судьба, как и судьба остальных, — это божий план, и не им судить замыслы небожителей. С этого момента ее жизнь стала еще тяжелее: ее считали блаженной, навешивали обидные клички, не давали прохода. Да, она знала, что боги покинули их: о Разделении, которое постигло мир почти четыреста лет назад, рассказывали еще в детском саду. Только Мария верила: даже если боги ушли, они не оставили своих детей на произвол судьбы.

Когда ей было двенадцать, группа мальчишек и девчонок зажала ее около школьного забора. Сначала они просто обзывались, но слова давно не ранили Марию, и зла за них девочка не держала, а потом кто-то бросил первую бумажку, смятую в круглый шар. За ней полетели стерки, ручки, карандаши, а там уже тянулись и руки, хватаясь за ее школьное платье, волосы, пальцы. По щекам Марии катились слезы, но она не кричала и не вырывалась, а тихо молилась, и боги услышали ее. Как иначе можно назвать то, что за нее вступился мальчик? Она знала его — это был Генри Угольщиков, но уже тогда все называли его Канцлер. Он был на два года старше и очень хорош собой. Самое удивительное, что Генри разогнал толпу с помощью нескольких слов. Жаль, Мария их не расслышала: не могла отвести восхищенного взгляда от спасителя, да к тому же про себя благодарила богов за их посланника. Толпа разошлась, а Канцлер повернулся к ней и серьезно сказал:

— Знаешь, я считаю, что это хорошо, что ты веришь. Может, если будет достаточно людей, как ты, боги простят нас и вернутся. Только не позволяй никому насмехаться над собой.

А потом он улыбнулся и проводил ее домой.

После этого случая они подружились, и Мария зажила спокойной жизнью: никто больше не смел обзывать ее или смеяться над ней.

Конечно, она немножко влюбилась в Канцлера и целый год ходила за ним по пятам, сопровождая всюду, поддерживая, помогая. Но так случилось, что он встретил Клару. Мария сразу поняла, что они предназначены друг другу, и отошла в сторонку. У богов на все есть свой план, и, что бы она ни чувствовала к Генри, против божьей воли она не пойдет.

Одиночество недолго тяготило ее. Однажды, на школьном балу ее пригласил на танец Евген Даар. Сначала она потеряла дар речи, настолько невозможным это казалось. Но вот он: с интересом смотрит на нее своими голубыми глазами и протягивает руку, и Мария протянула свою в ответ. Она знала, что Евген — непримиримый враг Канцлера, их семьи были крупнейшими производителями и поставщиками угля, а еще они были прокляты. Никто не знал, за что боги наложили на них проклятие, только эти две семьи не могли общаться друг с другом без помощи специального человека, которого называли Медиатором. Прямое общение грозило сумасшествием, причем не только проклятым членам семьи, но и тем, кто находился рядом с ними. Марии всегда казалось, что ни Даар, ни Угольщиковы уже сами не помнят причин их конфликта, только это было неважно. Одни лишь боги могли снять проклятие, а боги покинули их мир.

Конечно же, она разгадала интерес Евгена: она целый год тесно общалась с Генри, его врагом, но пока находилась рядом, мальчик боялся подойти к ней и выведать информацию об Угольщикове. Теперь же это можно было сделать безопасно.

Потом Евген предложил проводить ее домой. Мария все ждала, когда он перейдет к расспросам о Генри, но Евген не спешил. Они говорили обо всем понемногу и продолжали беседу еще добрый час, когда подошли к ее дому, а после мальчик пригласил ее в кафе на следующий вечер, и она согласилась.

Он так и не заговорил с ней о Канцлере. Несколько лет спустя признался, что правда пригласил ее на танец, чтобы узнать о нем, но чем больше говорил с ней, чем больше проводил времени, тем меньше его заботило что-либо другое. Ей казалось, что ни она сама, ни Евген не могли бы точно сказать, когда именно вспыхнули их чувства. Может быть, это случилось в тот же миг, как впервые соприкоснулись их ладони? А может, через неделю или месяц? Все, что она знала, — он предназначен ей богами. Он — ее судьба.

С того самого школьного вечера они больше не расставались. Иногда ей становилось страшно: Евген — наследник древнейшего рода, его семья была очень влиятельна, а она всего лишь сирота. Отец Евгена славился своей прямолинейностью и вспыльчивым характером, что будет, когда он узнает, что его единственный наследник встречается с безродной девушкой? Но того будто не интересовала личная жизнь сына. По крайней мере до тех пор, пока Евген не сделал ей предложение.

В тот день он был непривычно молчалив и бледен, Мария уже беспокоилась, что ее парень заболел. Евген словно порывался ей что-то сказать, но никак не мог начать. Она терпеливо ждала, но он так ничего и не сказал. Проводив ее до дома, посмотрел так, что сердце Марии разорвалось от боли, и она не выдержала:

— Солнце мое, что тебя тревожит? Прошу, расскажи мне!

В ее голосе было столько мольбы и заботы, что Евген сдался. Он отвернулся, посмотрел вдаль и глухо проговорил:

— Ты же знаешь, что наш род проклят.

Мария не была уверена, спрашивал ли он или утверждал, но так как парень замолчал, она тихонько взяла его за руку, встала перед ним, заглянув в глаза, и со всей мягкостью, на которую была способна, ответила:

— Знаю.

Во взгляде Евгена плескалось море любви и теплоты, девушка забыла обо всем остальном мире, растворяясь в его глазах:

— Но не знаешь, что одно из ограничений — это наследники, — он снова спрятался от нее, отвернувшись в сторону. — У меня может быть только один ребенок.

Мария никак не могла взять в толк, почему это его так расстраивает, и почему он говорит об этом именно сейчас. Евген сипло прошептал: