Кольца Песчаного Змея

Забытые в песках (вместо пролога)

… Песок был везде: в волосах, в глазах, в одежде. Противно скрипел на зубах..

Один. На много миль вокруг ни души. Лишь жёлтый раскалённый песок да нещадно палящее солнце над головой.

Наверное, товарищи сочли меня за умершего. И ушли следом за Видящим…

Перевернувшись на бок, я предпринял попытку подняться — и потерпел неудачу. Сколько же я провалялся в этой яме? Несколько часов?.. Дней?..

– Мря-а-аурр!

Чарли! Он остался рядом со мной, мой кот! Мой верный Компаньон. Не поверил, что я умер.

Огромные отсвечиающие изумрудом глаза Чарли уставились в мои; мягкие чёрные лапы упёрлись мне в грудь.

– Надо что-то делать, дружище! – сказал я, кое-как принимая сидячее положение и беря его на руки. – Иначе подохнем здесь, в пустыне... к чёртовой бабушке!

– Надо, Компаньон! Мяу-рр! Именно этих слов я ждал от тебяу-рр!

Прикрывая ладонью воспалённые глаза, я оглянулся вокруг. Песок... Жёлто-оранжевый, сухой и горячий — и ничего больше на много миль вокруг. И солнце, ослепительное, иссушающее своим жаром над головой... Ни души, кроме нас с котом.

Мягко высвободившись из моих объятий, Чарли спрыгнул на землю и, отбежав на несколько шагов, принялся грести лапой песок.

– Мя-а! – изрёк он, оборачиваясь и глядя на меня.

– Что там у тебя? – спросил я, подходя и присаживаясь рядом. – Так это же!..

Моя тетрадь. Единственная вещь, которая не понадобилась никому из моих спутников. Или, может, они решили, что она мне сможет пригодиться на том свете... когда помру совсем?

Солнце палит нещадно! Всё плывёт перед глазами… Стащив с себя грязную, пропотевшую насквозь рубашку, обмотал её вокруг головы…

Короткий огрызок карандаша выпал из тетради мне на колени, когда я раскрыл её. Помнится, я заложил им недописанную страницу…

Я ощутил в кончиках пальцев, сжимавших карандаш, лёгкое покалывание. В груди защемило — о, это хороший признак!

Я ведь писатель. И могу создать всё, что только пожелаю, что подскажет мне моё воображение! А значит...

« – О Великий, подобный ослепительной молнии, созданный из эфира и пламени! Приди же, о странствующий в пространстве и времени!..

Шшшсссаххх!.. Узкая длинная тень лягла на сухой раскалённый песок извилистой лентой. Бледным золотом сверкнула чешуя гигантского змея… В огромных янтарных глазах — яркие искры…»

Ты призвал меня, о Страж Тайных Дверей!

– МЯА-А-АУР-Р-Р!!!

Издав дикое шипение, Чарли прыгнул ко мне на руки и, сжавшись в комок, испуганно затрясся. Я поднял голову и замер в оцепенении, не в силах отвести заворожённый взгляд от того, чей образ возник в моём воображении несколько минут назад.

Золотой дракон, величественный в своём великолепии, возвышался передо мной, воплотившись из строчек!

Я — часть твоей магии, твоя внутренняя сущность. Каждому предписан свой путь, о Страж Тайных Дверей. Следуй же велению своего сердца!

Сильное гибкое тело змея свилось кольцами, изогнулось. Огненно-золотой вихрь подхватил Стража и Компаньона, стремительно закружил, и, взвившись в синее небо ослепительно сверкающей стрелой, исчез…

1. Dies irae. Три искорки

Первые лучи восходящего солнца окрасили непроницаемо-тёмный небосвод в призрачные серые тона, ознаменовав смерть ночи. Ещё одной ночи, не принесшей ни отдыха ни сна. Комнату постепенно заполнило слабое золотистое свечение, в воздухе разлился нежный розовый аромат… Магия. Очень дорогая, доступная далеко не всем.

Душно… В лицо повеяло прохладой — словно лесной ветерок. Откинув в сторону тонкое шёлковое одеяло, подхожу к большому, во всю стену, овальному окну: там внизу, полускрытый серой туманной дымкой, раскинулся огромный город. Я бывал в нём отсилы три раза — с отцом, когда он отправлялся туда улаживать какие-то свои дела — об этих прогулках остались лишь неясные воспоминания… Мрачные извилистые улочки, хмурые, понуро бредущие куда-то люди, напоминающие живые тени… Нищий в жалких лохмотьях, бросившийся к отцу, когда мы выходили из высокого здания Магистрата, что на главной площади… Его взгляд, полный страдания, вспоминается мне и теперь. И слова мольбы, произнесенные тихим, дрожащим голосом: «Три искорки, добрый господин! Всего три, умоляю! Не для меня — только бы сына спаси! Вы ведь тоже отец!» Отец удостоил его лишь мимолётным взглядом, даже не остановился. «Странно, что он зацепил твоё внимание, - сказал он мне позже, весьма неохотно отвечая на мой вопрос. - Такие, как он, всё равно что пустое место. И постарайся не забивать свою голову подобной ерундой, Люк.»

Не забивать себе голову! Мне тогда было всего пять лет, я был весьма впечатлителен. Образ того нищего долго преследовал меня в моих снах. Хорошо зная характер моего отца, я, несмотря на мой нежный возраст, прекрасно понимал, что расспрашивать его о том, что поизошло, было бесполезно. Когда же я обратился к матери, она, едва выслушав меня, рассмеялась и, погладив меня по голове, сказала, что тот нищий был, наверняка какой-то комедиант-неудачник, разыгрывающий представления за крупицы магии. И добавила, что я скоро стану совсем взрослым и смогу перенять дело отца.

Постепенно я стал забывать о том дне. Лишь порой мне снились странные, пугающие сны: измождённый оборванный мужчина со взглядом, полным отчаяния, внезапно возникающий передо мной, и его слова: «Всего три искорки, добрый господин !»…

Мои родители принадлежали к элите. Предприятия, которыми владел отец, приносили солидный доход. В распоряжении родителей была любая магия — даже самая дорогая. Будучи ребёнком, я ни в чём не нуждался. Ни в комфорте, ни в изысканных дорогих яствах, ни в развлечениях. Мои родители старательно закладывали кирпичики в здание моего будущего, счастливого и обеспеченного. К нам в дом для моего обучения приглашались самые лучшие учителя и чародеи. Единственный сын члена Совета Высших Магистров должен уметь обращаться с магией!

Мне исполнилось двенадцать — и меня отправили в лучший колледж, где я должен был завершить своё образование и обучиться профессии, достойной сына столь высокопоставленного лица. Смешанные чувства владели мною, когда я сидел в Q-мобиле, несшем меня к месту назначения. Мой первый самостоятельный полёт… Шаг в большую жизнь!..

В скромно обставленной, но довольно уютной комнате — моём новом жилище, где мне предстояло провести несколько лет — было всего две кровати. Усевшись на одну из них, я вновь задумался о том, что меня ждёт впереди…

– Привет!

«Вынырнув» из своих мыслей, я невольно вздрогнул и уставился на вошедшего. Им оказался паренёк примерно одного со мной возраста, или, может, немного постарше, невысокий и худощавый.

– Я твой сосед! – сообщил он всё тем же бодрым тоном, со стуком ставя на пол тяжёлую дорожную сумку и, распрямившись, откинул со лба светлый курчавый чуб.

Что-то в нём располагало — я не смог удержаться от улыбки.

– Кевен, – представился он, шагнув ко мне, и протянул руку, – будем знакомы!

Представившись, я ответил рукопожатием, после чего он плюхнулся на другую кровать.

– Здорово, да? Теперь мы студенты! – воскикнул мой новый знакомый. – Ведь за твоё обучение уже уплочено? За моё — почти плностью, – продолжил он, не дожидаясь моего ответа. – Матери хватило сбережений только на два с половиной года. Она хотела кровь свою продать (она ведь волшебница, за её кровь наверняка дали бы немало!) Но я уговорил её этого не делать. Я ведь не переживу, если она умрёт! – промолвил он изменившимся тоном. – Я подучусь немного, а там сам смогу заработать…

– А отец твой?.. – спросил я.

– Отец?.. – Кевен пожал плечами. – Я совсем не помню его. Мать всегда плачет, когда о нём вспоминает. Говорит, он был наш кормилец…

...В ту, первую ночь, проведенную мною вне стен родного дома, я впервые задумался о моих с родителями отношениях. И понял: на самом деле мы никогда и не были близки. Я был для них игрушкой, милым ребёнком, наследником… Всем, чем угодно, но никогда не занимал в их сердцах то место, какое занимал Кевен в сердце его матери. И отца…

Внезапно в моей голове всплыло забытое детское воспоминание. Жалкий оборванный нищий! «Всего три искорки, добрый господин! Не для меня — только бы сына спасти!»

Кевен был открыт со мной. И я почувствовал к нему доверие. Я боялся, что он станет меня осуждать, но… Нет, этого не случилось. Мы стали друзьями.

А однажды, проснувшись, я увидел пустую кровать. Он исчез. Лишь мне одному было известно, куда...

***

...Город, затянутый серым туманом, кажется маленьким — как на ладони… «Три искорки!..» Поспешно одевшись, бросаюсь прочь — из комнаты, из прекрасного замка, где меня «выращивали»… Сюда я больше не вернусь никогда. Не здесь моё место!

2. Ворона и Лисица

...Свозь замызганное стекло окошка маленькой тёмной подсобки, заваленной упаковками с перевязочным материалом чуть ли не до потолка, можно увидеть не так уж много: всего лишь крошечный кусочек больничного двора, на который любит порой забредать лишь толстый полосатый кот, любитель поваляться под старой акацией, да высокие железные ворота и невзрачную хибару — КПП. Ворота открываются лишьтогда, когда к ним подъезжает машина спасателей. Огонёк надежды ещё теплится: а вдруг!..

***

Великие Силы!.. Как же давно всё это было! Хотя порой кажется — толко вчера…

Музыкальная школа… Уроки игры на скрипке, сольфеджио, оркестр… И мечта — петь!

Я пела всегда и везде, где только возможно. Музыка, живущая во мне — моя радость, моя страсть! Те, кто слышал меня, хвалили, восхищались моим голосом… «Эта девочка — талант!» – говорили они. И вот «эта девочка» возомнила себе, что она… О нет, не вторая Мария Каллас! Она решила, что двери консерватории распахнуты перед ней настежь.

– Ты что?! – воскликнула лучшая подруга, выслушав рассказ о моих планах с саркастической ухмылкой. – Тебя туда не возьмут. Конкурс огромный.

Рассудив, что она права, я подумала, что с тройками в аттестате меня действительно не примут в консу и решила податься в музыкальное училище.

После прослушивания я утвердилась в абсолютной правильности моего решения. Чем и не замедлила поделиться с лучшей подругой.

– Лучше бы ты пошла на «медсестру»! – сказала она. – Зарабатывала бы нормальные деньги!

Экзамен по вокалу я сдала успешно, хоть и была не уверенна, что смогу. Написала и сочинение. Оставался ещё один, последний, экзамен. История.

Нет. Не история музыки — новейшая история и политика (которую я ненавижу и теперь). И экзаменатор — любитель своего дела, весьма поднаторевший по части каверзных вопросов. Историю я благополучно завалила. В списках студентов, принятых на обучение, не было моей фамилии.

Я сломалась. Ещё раньше — тогда, на экзамене. «Всё кончено… Всё кончено… Всё кончено!» – билась в голове мысль, образ историка-экзаменатора – перед глазами… Подруга подоспела вовремя со своими соболезнованиями и советом. Я подалась в медицину.

...Спустя много лет, когда уже поздно было сворачивать с выбранного пути, мать рассказала мне об одном телефонном звонке. Та профессор, что меня прослушивала тогда, говорила, что готова принять меня в свой класс так, без всяких экзаменов!

...Я почти не жалела, что стала медсестрой. Я рада помогать людям, облегчать их страдания, мотивировать. А петь… Что ж, мой голос всегда со мной. И я пою — когда мне бывает грустно. Для себя. Но однажды…

Он был одним из тех, кого у нас называют «уходящие». Несчастные, заключившие с учёными особый контракт. Не знаю, откуда он узнал, что я пою, теперь я, вспоминая о нём, почти уверенна: он это почувствовал. Он попросил меня спеть ему, когда я зашла в его бокс во время первого моего дежурства.

– Лучше я вам стишок прочитаю, – с усмешкой ответила я.

Спой, светик, не стыдись!

Уж ежели, сестрица,

При красоте такой и петь ты мастерица,

Так ты б у нас была Царь-птица!

– Помните? Я — та самая ворона.

– Помню, – улыбка его была печальной. – Знаете, вороны ведь певчие птицы. Спойте… пожалуйста!

Он был моим единственным слушателем, пока не случилось то… что должно было случиться.

***

...На ветке старой акации, что виднелась из окошка подсобки, где был мой укромный уголок, сидела ворона...

3. Et lux perpetua, luceat eis…

...И был свет. Много света — одна огромная, потрясающая воображение ослепительная вспышка озарила пространство, сглаживая очертания предметов.

...И был звук. Он будто возник из ниоткуда, едва слышный, и, усиливаясь с каждым мгновением, вдруг заполнил собою всех и вся — режащий слух, рвущий на части сознание. Беспощадный — и прекрасный.

Мир взорвался в один миг, закружился в стремительном хаотическом вихре. Всё смешалось, разлетелось на мельчайие частички… и исчезло, обратившись в крохотную пульсирующую точку…

***

Тьма. Только тьма вокруг — абсолютная, всепоглошающая, безграничная. И бесконечная.

Такое непривычное ощущение: будто я — лишь крохотная частичка, которую мрак не смог растворить, превратить в часть себя!..

Я жив?.. Сознание слабо теплится, как огонёк свечи, трепещущий на холодном ветру… Да, наверное я жив — поскольку могу мыслить.

Где я? Какое странное это место! Как я очутился здесь? Что-то смутное всплывает в моей памяти… сбивчивые образы… И всё снова тонет во тьме…

...Резкий порыв сырого тлетворного ветра обдал моё лицо, всколыхнул волосы, забрался под одежду. Спасаясь от холода, я свернулся калачиком и попытался унять дрожь.

Я спал и мне снилось, что я умер… Что не мог ничего вспомнить, даже себя… Я с трудом раскрыл слипшиеся веки… Великие Силы!.. Это не сон! Вокруг — та же самая бесконечная тьма!

Из горла вырвался невольный вскрик — и замер, поглощённый мраком. В мысли закралось отчаяние. И страх. И понимание того, что если я останусь здесь дольше, то действительно погибну. И вдруг я услышал звук. Едва уловимый, он походил на чью-то тихую песню. Такую грустную — и зовущую. Песню без слов.

А может, мне лишь почудилось?..

Кое-как поднявшись на непослушные ноги, я огляделся. Темнота уже не казалась такой непроницаемой. С трудом сохраняя равновесие, я двинулся вперёд, туда, где виднелось слабое, похожее на призрачное сероватое свечение зарево...