
POV ШМЕЛЬ
Вроде проснулся, но открывать глаза страшно лень. Мышцы приятно тянет, тело расслабленно, зато голова как с бодуна. Так и лежу еще какое-то время, пытаясь с пинка втолкнуть себя в новый день. Лежу и слушаю, что происходит в мире.
Дворник расхаживает на детской площадке с включенным воздуходувом. На спортивной площадке, судя по звуку, кто-то бьется головой об металлические ворота. Хлопают дверцы автомобилей на парковке. В ванной, через коридор, шумит вода.
Вслепую вытягиваю руку, нащупывая пустоту.
Ясно. Лика в душ умчалась. Прихорашиваться.
Она ― типичная представительница девушек, берущих с собой на как бы «незапланированную» ночевку у парня целый чемодан женских штучек, чтобы с утра быть во всеоружии: с укладкой и боевым раскрасом под натуральность. Так что теперь, пока не закончит ― не выйдет. Значит, можно еще подремать.
Реально проваливаюсь в рваный сон, сквозь который все улавливаю, но при этом нахожусь в легком анабиозе. Однако дворник не сдается: закончив на площадке, он решает заняться подъездной дорожкой, под самыми окнами. И вот тут уже сопротивляться невозможно. Окончательно просыпаюсь.
Потрещав костями для разминки и взъерошив стоящие торчком светлые волосы, иду искать притихшую Лику. Вот поржу, если обнаружу ее на кухне, потому что это место она обходит за километр, трижды открещиваясь. Дескать, не с ее маникюром стоять у плиты. И то верно: кому охота стразики из яичницы выковыривать?
Разумеется, на кухне пусто.
Лика обнаруживается в соседней комнате, которую я держу под кабинет. Ну в смысле как держу: кроме рабочего стола там в принципе ничего нет, так что условно ― это кабинет. Место, в которое посторонним вход запрещен. Что было предельно четко озвучено еще в самом начале наших «отношений».
И вот, приехали. Не прошло и двух месяцев. Правда, стоит отдать должное, она еще долго продержалась. Другие многим раньше нос свой совали куда не следует, решив, что они особенные и теперь им все можно.
Лика настолько увлеченно копошится на каких-то своих бабских страничках, что даже не слышит, как я вхожу. Замираю позади стройной фигурки, сгорбившейся за ноутбуком.
Моим ноутбуком.
― Что делаем? ― сухо интересуюсь, заставляя темные, тщательно завитые локоны подпрыгнуть вместе с хозяйкой.
― Фух, напугал! Я залезла посмотреть, есть ли обновления. По твоим папочкам не лазила.
― А правило что, уже забыла?
― Ну я же только у себя...
― Как звучало правило?
Лика виновато втягивает голову в плечи.
― Не заходить в комнату и не трогать ноутбук. И телефон твой.
― Видишь, с памятью все отлично. И в чем проблема?
― Я просто подумала...
― А думать не надо. Надо соблюдать договоренность, ― подбородком дергаю в сторону двери. ― На выход. С вещами.
― Дань, ну я же...
― На выход.
Больше не спорит. Знает, что бесполезно, так что понуро чешет в коридор, обувается и закидывает на плечо громоздкую женскую сумку.
Услужливо отпираю входную дверь, выпуская птичку на свободу. Лика делает было шаг, но неуверенно замирает на пороге.
― Ты мне позвонишь?
Отрицательно качаю головой, вручаю деньги на такси, жду, когда она выйдет, и снова запираю все замки. Очередная минус один. И почему так сложно запомнить максимально короткий перечень условий?
✎______
Чем мне нравится работа частного инструктора по вождению ― свободный график. Сам себе выстраиваешь план, ни от кого не зависишь и не перед кем не отчитываешься. Кроме налоговой, конечно, но это и плюс. Легко прикрыть не совсем законную прибыль максимально законным занятием.
К тому же, за столько лет у меня уже сформировался свой круг общения в том же ГАИ, а надежный осведомитель никогда не будет лишним в мире нелегальных уличных гонок.
Что еще?
Ну, дополнительная работа ― отличная возможность не тухнуть без дела, когда у стритрейсеров заканчивается сезон. Зимой гонять получается редко, слишком опасно, а мы все-таки не до такой степени крейзи. Тормоза тоже есть.
И, наконец, не будем лукавить, инструктор по вождению ― идеальная тема, чтобы склеить девушку. С Ликой, собственно, так и познакомились. А теперь вот тихо-мирно распрощались.
Она девчонка не глупая, так что в истерию не впадает и слезливыми сообщениями следующие несколько дней меня не заваливает. В отличие от предыдущей. Ту пришлось в чс[1] кинуть.
Возвращаюсь домой под вечер, в холостяцкую берлогу. В руках пакет с идеальным набором: магазинные замороженные пицца с лазаньей, чипсы и пиво. Планов на эту ночь нет, секса тоже пока больше не светит, так что сейчас как упадем на диван, да как включим футбол или кинч...
POV ШМЕЛЬ
― Прости, ― скорее для галочки, нежели действительно из чувства вины, извинятся та. ― Я зашла спросить, но ты так крепко спал, что не добудилась. Пришлось ждать.
Пришлось, блин, ждать. И как долго она тут торчит? Судя по частично опустевшей кружке, прихваченной с собой ― долго.
― Записывай новое правило ― в комнату заходить только после стука и ответа, ― с досадой выдергиваю из-под ее спины подушку и откидываюсь на нее, подложив под затылок согнутую руку. ― Спрашивай. Что там у тебя?
Неловко, судя по всему, только мне. Малявка беззаботно попивает кофеек и в ус не дует.
― Во-первых: где лежит утюг? Я все обыскала ― и не нашла.
― В магазине. У меня его нет.
Новость Сашу не радует.
― Прико-о-ольно. И что делать? У меня в чемодане все вещи помялись.
― Сочувствую. В стиралке, конечно, есть режим глажки, но это шляпа. Очередной маркетинговый ход.
― И как же ты свои вещи гладишь?
― Да никак. Они пока сушатся, сами как-то вытягиваются. Что-то еще?
― Да. Какая маршрутка едет до Первомайской?
― Зачем тебе туда?
― До колледжа хочу доехать. Надо довезти оригиналы документов. Ну и посмотреть, где буду учиться.
Растираю сонные глаза.
― Я тебя подвезу.
― Не надо. Хочу по городу пройтись, до набережной прогуляться. А на обратном пути в магазин зайти, продуктов купить. Думала завтрак приготовить, но изо льда мало чего можно сварганить. Только вот сбережений у меня немного. Все на билет ушло... ― вытянув губы трубочкой, невинно хлопает накрашенными ресничками Горошек.
Ну, понятно. Меня караулили, чтоб денег выпросить. Годы идут, ничего не меняется. С-стабильность.
Собираюсь встать, но вовремя вспоминаю о своем «неглиже».
― Подай джинсы. На спинке кресла висят, ― моментально жалею о своей просьбе. ― Мать твою... Обязательно через меня это делать, кобылка?
Запрыгнувшая на меня Саня вышибает из легких дух. Чуть ребра своей тушкой не переломала, хотя внешне пушинкой смотрится.
― Прости, ― она тянется к стоящему рядом креслу, нависая надо мной и щекоча щеку кончиками волос.
― Приятный запах, ― не могу не заметить, вдыхая сладковатый земляничный шлейф духов.
― А вот тебе не помешало бы почистить зубы.
Надо думать.
― На личности переходим? Окей. Ты бы тогда, приличия ради, лифчик надела, ― парирую я. И за дело: через белую ткань футболки без труда проглядываются торчащие бугорки сосков. ― Смотрится похабно.
Не говоря о том, что неуместно. И самую малость... возбуждающе.
Черт, я не виноват. Это физиология.
― Не нравится ― не смотри, ― резонно замечает та, бросая на меня добытые джинсы.
Тоже верно. Через силу заставляю себя отвести взгляд от аморального, но залипательного зрелища, переключаясь на потрошение карманов.
― Хватит? ― протягиваю пятитысячную.
― Вот это бутербродик, ― удивленно округляет кукольные глаза Горошек, отбирая у меня сложенную пополам стопку. ― Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят, восемьдесят три... четыре... ― в ход идет математика. Правильно, чем еще заняться в девять утра? ― Тут, как минимум, три маминых зарплаты. Всегда носишь такие суммы столь небрежно?
― Не успел на карточку закинуть.
Прибыль от гонок всегда идет наликом. Чтоб избежать лишних вопросов налоговой.
― Это все твое?
― Нет. Дали погонять на денек, ― усмехаюсь. ― Глупый вопрос. Конечно, мое.
― Не знала, что инструкторы по вождению столько получают.
― Тебе и это доложили?
― Не мне. Просто твоя мама часто общается с моей по телефону, а стены в доме тонкие.
― А я паршивая лежанка. Слезть не хочешь?
А то мне поджимает в одном месте. И уверен, ей тоже это хорошо ощутимо.
― Агась, уже, ― внаглую свистывает та еще одну оранжевую купюру, и бросив насмешливое: «На утюг», резво соскакивает с меня, заставляя охнуть, потому что ее коленка не очень удачно прилетает в солнечное сплетение.
Лежу, оставшись один, слушаю шебуршание в коридоре и тихо охреневаю, потирая ноющее место. Батут, дойная корова...
Спорим, это только начало? Что дальше?
✎______
А дальше я превращаюсь в нудящего деда. Вечно всем недовольного и без конца ко всему придирающегося, потому что Саня, на правах старых знакомых, беспардонно садится мне на шею, болтая оттуда свесившимися ножками.
Да, холодильник заметно раздуло. Курьер чуть грыжу не заработал, когда затаскивал тюки в квартиру, и полки теперь ломятся от изобилия. Я прям знатно охренел, когда нашел на них шоколадную пасту, баррикады йогуртов и глазированных сырков. Сто лет такого не ел.
POV ГОРОШЕК
Новый город ― это стресс.
Новое учебное заведение ― это стресс.
Новый круг общения ― это стресс.
Новая работа ― это, емае, все тот же стресс.
И это если по отдельности. А когда все наваливается скопом? Тогда получается уже не стресс, а какое-то уничтожающее нервные клетки мегакомбо.
Но это если смотреть на все с позиции пессимизма. Поэтому лучше обыграть ситуацию в положительном ключе: новый город ― это долгожданная свобода и новые возможности.
А насколько здесь красиво!
Пляжи, море, набережная. Куча развлекух и еще больше классных мест, куда можно съездить. Курортная столица, где облагорожено, уютно и созданы все условия для жизни.
Это не наша задрипанная глубинка, где среди перекосившихся заборов единственным сборным пунктом для проведения досуга является обшарпанное ДК, а до магазина надо ехать на велосипеде.
Разумеется, я хотела и старалась поступить где-нибудь здесь, ближе к центру. А не в Сибири, как съехидничал Даня. Что делать в Сибири? Какие там перспективы? Такие же, как дома? Вот уж спасибо.
Далее.
Новый колледж ― тут тоже оказалось все многим лучше, нежели ожидалось. Первые дни показали, что творческие люди ― персоны с придурью, но придурь эта перекликается с моей.
Так что с одногруппниками коннект вроде как налажен. Хотя, конечно, осторожность и отстраненность в общении присутствует. Пока мы только друг к другу присматриваемся.
Ну, и новая работа...
Да, здесь поджилки трясутся, потому что такого опыта за мной еще не водилось, однако азарт пересиливает опаску перед неизвестным. И даже страх перед неминуемыми последствиями, когда Шмелев узнает: куда именно я устроилась.
Собственно, еще один головняк ― Даниил Шмелев. Моя первая сильная влюбленность. Боже, как я сходила по нему с ума! Тогда он уже казался мне таким взрослым, таким притягательным...
Самым красивым парнем на районе, вокруг которого девчонки не просто вились толпами, а вены себе публично резали, желая привлечь его внимание. Я до этого не скатывалась, конечно, мозгов хватило, но поплыла так же, как и многие.
Правда наткнулась на глухую стену.
Совершеннолетий, с другими интересами, Даня, естественно, на меня, очкастую и несуразную, внимания не обращал. Для него я была кем угодно: малявкой, друганом, не единокровной младшей сеструхой, но только не девушкой.
Сеструха, блин.
Ага, как же!
Чушь все это. Да он терпел меня рядом только потому, что наши мамы близко общались, а я была навязчивой прилипалой. Годы показали, что никакими братскими чувствами там и не пахло ― «сестер» вот так не вычеркивают из жизни. Их поздравляют хотя бы на день рождения. Хотя бы задрипанной клишированной картиной из интернета.
Когда Даня только уехал, полностью вырезавшись из моей вселенной, было больно. Но не зря говорят ― время лечит. Хотя, если честно, не столько оно лечит, сколько приглушает обиду. Помогает принять поменявшиеся условия и свыкнуться с ними, но не более.
И я правда думала, что меня отпустило!
Держалась особняком ровно до того момента, пока поезд не тормознул на станции. Была уверена, что меня встретят на перроне, где я такая, красивая и независимая, вывалюсь из вагона, но...
Но увы.
Возможность эффектно появиться с треском провалилась. Пришлось топтаться на его пороге, как последней попрошайке, клянча: «Дай попить, а то есть так хочется, что переночевать негде».
Позорнее не придумаешь. Особенно если учесть, что я-то была уверена в том, что о моем приезде не только знают, но и СОГЛАСИЛИСЬ приютить меня. Как заверила мама.
А тут явилась, видите ли. Не сотрешь.
Блин! Его лицо надо было просто видеть. Там же такая шоковая прострация отразилась, будто он привидение увидел.
Хуже этого только то, что от одного взгляда на Шмелева меня саму снова накрыло знакомое цунами, потому что он стал еще, еще...
А-а-а!
Высокий, широкоплечий, кареглазый блондин. В потрясающей физической форме. С собственной квартирой в элитном районе, окна которой выходят на море. При деньгах.
Кто бы мог подумать, что местный раздолбай и шпана, доводивший учителей до ручки, превратился в тот самый тип парней, которых мы видим исключительно по телеку, пускаем на них слюни и упорно не понимаем: да где таких красавчиков в реальности-то встретить??
А вот тут! Вот он! Всего-то и надо, что руку протянуть, только есть ли толк? Ведь его отношение ко мне ни на грамм не изменилось и тут уж никакой апгрейд не поможет.
Мои же чувства...
Да неважно, что с ними. Сейчас вообще о другом думать надо. Например, о «сценическом костюме», который мне вручили. Знаете, что он из себя представляет?
Э-э, как бы описать...
Видели современный вариант женской портупеи? Ну той, которая суперсекс на все тело? С кучей всяких ремешков. Только есть грубые кожаные, уходящие в дебри извращенного БДСМ, а есть мягкие, тканевые. Очень приятные наощупь.
POV ГОРОШЕК
― Только умоляю, не шуми, ― открываю входную дверь, на цыпочках заходя в квартиру и впуская пса. ― Если он тебя увидит, ночевать под деревом придется нам обо... ― надежда не оправдалась, Даня не спит. Дверь его комнаты приоткрывается и это становится сигналом для добермана. ― Ну все, мне крышка, ― обреченно вздыхаю.
― Какого... ― Шмелев опешивает, когда на него из темноты с рычанием накидывается черное нечто, едва не сбивая с ног.
Торопливо включаю потолочные споты, не забывая нацепить на лицо «виноватую моську номер три». Из своего личного списка «виноватых мосек», давно проверенных на матери.
― Данечка, ты только не ругайся!
― Горошек, ты совсем берега попутала!? Это что еще за адское создание!?
― Дань. Ну не могла же я оставить его на улице. Ты погоду видел?
― И что? Это значит, что теперь из моей квартиры приют можно делать? Да отцепись ты, ― отмахивается он от любопытного пса, желающего проверить все на зубок. В том числе и человеческие пальцы.
― Это ненадолго, обещаю. Я займусь объявлениями. Он же явно чей-то. Наверняка убежал и хозяева его обыскались.
― Так оставь в том месте, где нашла. Тогда точно найдется.
― Ну пожалуйста, Дань. Он не доставит хлопот.
― В самом деле? Прям вообще никаких? ― тот выразительно кивает на светлый ламинат, где уже красуются следы от грязных лап.
― Я все помою!
― Не сомневаюсь.
― Это значит, что можно?
― Нельзя.
― Ну пожалуйста-а.
― Нет.
― Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста-а-а... ― складываю ладони в молитве, хлопаю глазками и по-детски надуваю губы.
― Не разжалобишь, так что можешь не стараться.
Еще как разжалоблю!
― Ну пожа-алуйста... Я сама буду его выгуливать и кормить.
― Разумеется, будешь. Не хватало только мне с ним ковыряться.
― То есть, да? ― хитро уточняю.
― Блин, Саня! Ты меня подловить хочешь, или что? Сказал же уже: псине делать тут нечего! Так что, чтоб вечером ее тут не было.
Во-от, уже до вечера договорились. Дело сдвинулось с мертвой точки.
― Спаси-и-бо, ― повисаю у него на шее, благодарно клюя в колючую от щетины щеку.
Опрометчивое решение, потому что колени тут же подкашиваются. Мамочки, как же он пахнет! Мускатом, остаточным сигаретным шлейфом и чисто мужским, едва уловимым запахом пота.
Хуже того, он, блин, еще и без футболки...
― Не за что благодарить. Это было не согласие. До вечера, поняла?
Ага, ага. А где до вечера, там и до утра. Знаем, проходили. Я так уговорила маму когда-то ежика оставить. Нашла, застрявшего в заборе и истощенного.
Мы долго его выхаживали, но пришлось выносить на крыльцо, а то он просто по-страшному шебуршал в коробке. Утром как-то выхожу, а в его картонном домике зияет дырень. Свинья неблагодарная прогрызла себе проход и просто-напросто сбежала.
Объятия затягиваются. Надо их прекращать, но...
С ужасом понимаю, что у меня не хватает силы воли выпустить Даню. Чувствую его ладонь на спине, ведь он от удивления тоже приобнимает меня, и внутри все переворачивается.
До мурашек.
До треклятых бабочек в животе, которых не должно быть, но они все равно повылезали из своих коконов. Зачем? Ну вот зачем? Кто их просил?
― Саша, ― спускает меня на землю тихий голос возле уха.
― М-м...
Боже, как же глупо я сейчас выгляжу! Теперь вдвойне не хочу отстранятся. Это ж тогда ему в глаза придется смотреть, а у меня щеки пылают.
― Готовься, ща розги в ход пойдут.
― За что?
― Ты время видела? Где шлялась всю ночь?
Ой-ей. Все, теперь точно надо отлипнуть.
И бежать. Как можно-можно дальше...
― У меня первый день на работе был, ― смущенно отпрянываю, ища взглядом, на что можно переключиться.
Ага, доберман! Куда уже лыжи навострил? Туда нельзя. А ну иди ко мне, рычащее создание, будем принимать огонь поражения вместе.
― И на какой работе на себя выливают ведро блесток?
Да, с блестками косяк. Макияж-то я смыла, а вот эта мерцающая крошка оказалась настолько ядреной, что не только не сошла, но и на свитер перекинулась.
― Теоретически, на любой.
― Саня, что за работа?
― Работа как работа, ― ловлю тяжеленого пса, зажимая его бока ногами. Чтоб не рвался в Данину комнату.
Не могу не заметить, четвероногое существо удивительно быстро адаптируется на новом месте. Все-то ему интересно, везде мокрый нос охота сунуть.
POV ШМЕЛЬ
Очень надеюсь, что это всего лишь глюканы от испарений некачественного бухла, разливающегося полуголыми девицами за стойкой. Правда, чем больше Горошек выпучивает свои круглые глазенки, тем меньше в это верится.
В баре она, блин, работает.
Ну, спасибо хоть не на столешнице перед носом мужиков жопой трясет, как другие. Правда и ее «позиция» немногим лучше. Полный обзор на все триста шестьдесят: пали ― не хочу.
А вырядилась, вырядилась-то.
Вроде и разделась до белья, но с учетом того, как она ходит по дому ― сейчас можно даже сказать, что оделась. Однако в формате зазывающих танцев смотрится все равно вызывающе. Не пошло, но...
Кабздец.
Прям не знаю, как реагировать: стоять и дальше пялиться, охреневая, или пойти подзатыльник отвесить.
Саня тоже теряется. Пока меня не видела, отжигала будь здоров, а теперь мнется. Стесняется, пристыдилась?
Не а. Не стесняется. И не стыдно. Это она просто переваривала наличие моей морды там, где явно не планировала увидеть. И ждала, что будет дальше.
Думала, я представление на весь кабак устрою? Смысл? Меня ж тогда тупо попросят выйти. Нет уж. Пускай еще немного поживет.
Не придумав ничего лучше, занимаю свободное место за баром, развернувшись так, чтоб неотрывно таращиться на нее. Саньку это, естественно, не очень нравится, но затянувшуюся паузу и дальше тянуть не получается.
Горошек ловит вопросительный взгляд другой пляшущей девицы и включается обратно в процесс. Сперва неуверенно, с зажимом, но буквально через минуту уже виляет бедрами как ни в чем не бывало. Демонстративно игнорируя мое зрительное испепеление и наличие в принципе.
Ну правильно, че. Сгорел сарай, гори и хата.
Молодец, деваха. Далеко пойдет. И, да, этого не отнять ― двигается она образцово. Складно, плавно, с грациозностью. Сразу чувствуется школа за плечами. Рядом не стояло с конвульсивными и абсолютно несвязными дрыганьями пьяных дур на танцполе.
― Что налить? ― подгребает ко мне барменша, вываливая сиськи на столешницу.
― Корвалол есть?
А то с этой выдергой инсульт точно бахнет раньше срока.
― Нет. Зато могу налить водки.
― Не катит. Просто кофе, ― достаю айфон, включая камеру и направляя на Горошка.
― Съемка танцовщиц запрещена.
― А я не танцовщиц снимаю. Я на одну бестолочь белобрысую компромат собираю.
― Неважно. Уберите, пожалуйста, телефон.
― А логика какая? Ваш фотограф от камеры не отлипает. Все, что надо ― уже давно запечатлел.
― То наш фотограф, а в каких целях вы будете использовать свое видео под большим вопросом.
― Я ж сказал: для каких. В целях шантажа и эмоционального давления.
Перевалившись через стойку, камеру закрывают ладонью.
― Убери телефон или я позову охрану, ― обаятельная кукла теряет очарование, превращаясь в злобную тыкву.
― Да убрал, убрал, ― неохотно подчиняюсь. Все равно, что надо ― уже заснял. Этого вполне достаточно. К тому же, кажется, Саня заканчивает. Треки сменяются, но вместо того, чтобы дальше скакать на потеху, она выпрыгивает из своей башни, уходя в сторону служебных коридоров. ― Кофе уже можно не делать, если что, ― покрываюсь следом. ― Я передумал.
― Да и не собиралась, ― едко бросает вдогонку барменша, что через громыхающую музыку слышно едва-едва.
Собственно, по барабану. Я уже на полдороги к цели. Правда на этом все и заканчивается, остальную половину мне преграждает широкоплечее секьюрити.
― Сюда вход разрешен только персоналу.
― У вас тут Кремль? Снимать нельзя, пройти нельзя. Мне на минуту надо. Перетереть с той светловолосой.
Что уже учесала в неопределенном направлении, скрываясь за поворотом.
― Возвращайтесь в общий зал. Вход посторонним запрещен.
М-да. Ладно, одно радует: какой-никакой уровень безопасности здесь имеется. Значит, не совсем притон. А то в некоторых клубах настолько на всё всем класть, что охраны вообще на месте никогда не бывает.
Не продолжая дискуссию, согласно отчаливаю, но в душном и воняющем потом зале находиться нет никакого желания. Принцип работы подтанцовки мне прекрасно известен, так что очевидно, что в ближайшие минут двадцать Горошек уже больше не покажется.
Есть время перекурить.
Спускаюсь на первый этаж и, минуя обворожительно улыбающуюся хостес, выхожу на улицу. Большая часть столиков на открытой террасе занята, зато отдельные яйца-кресла свободны. Ну те, которые жесть какие неудобные. В которые если залезаешь, чувствуешь себя скорченным в утробе плодом.
Закуриваю, обмозговывая увиденное.
Саня, блин, конечно, выдала.
Окей, я даже почти смирился с ее ночной подработкой. Официантка там, та же барменша. В конце концов, желание совмещать учебу с работой, а не сидеть на моей шее даже похвально, но это...
POV ШМЕЛЬ
Таращусь на нее недоверчиво, до последнего надеясь, что зрение надо мной прикалывается. Только вот... нихрена.
Осмотревшись, Саня тоже находит в толпе меня и... кивает в знак приветствия. Так, как бы между прочим. В отличие от меня, она вообще ни на грамм не удивлена встрече.
Заметить заметила, но подходить не торопится. За сохранность своей задницы боится? Правильно делает, потому руки так и чешутся выдернуть ремень из джинс и прилюдно отхлестать ее так, чтобы она потом дня три сидеть не смогла.
Приперлась, чтоб тебя!
Приперлась, стоит и ждет дальнейших указаний, пока остальные гоу-гоу буднично вливаются в процесс. Те-то уже прожженные: знают, что и куда.
Саша же заметно не в своей тарелке. Оборачивается к одной из них, чтобы что-то спросить, и я узнаю девицу из бара. Ту, что так странно на меня зыркала.
Раздраженно скидываю женскую кисть, облюбовавшую мое плечо, и подрываюсь с Харлея.
― Борзый, ты, блин, кого притащил? В городе что, стриптизерши закончились!?
― А что не так-то? ― не понял тот. ― Половина у нас уже не первый год крутится.
― Ага. А вторую половину где набирал? По объявлениям?!
― Так же, как и всегда... ― чувак решительно не втыкает, где лажанул, а у меня нет никакого желания размусоливать.
Впихиваю ему планшет и размашистыми шагами направляюсь к Горошку.
― А ну-ка, на минуточку, ― схватив ее за локоть, утягиваю туда, где нет лишних ушей. Что проблематично, так как народу уже собралось дохерища. ― Сань, ты прям специально нарываешься, да?
― А в чем проблема? ― поправляя спадающую лямку рюкзака, та спокойно отбирает локоть обратно.
― В ЧЕМ ПРОБЛЕМА!? ТЫ КАКОГО ЛЕШЕГО СЮДА ПРИТАЩИЛАСЬ!?
― Не ори. Работать приехала, не очевидно?
Работ... Вдох-выдох, вдох-выдох.
― Ты, блин, издеваешься? Ты меня до психушки довести решила или что!? Как... Как ты вообще узнала про... Хотя нет, не отвечай. Это не так важно... Другой вопрос: как тебе мозгов хватило, бестолочь?!
― Ну а как иначе я бы здесь оказалась? Ты ведь меня сюда никогда бы сам не взял.
А, то есть, она ехала сюда спецом?
Прям изначально зная, что я здесь?
Она себя бессмертной возомнила или что?
― Разумеется, не взял бы! Потому, что тебе здесь делать абсолютно нечего!
― Тебя как послушать, так мне вообще нет нигде места.
― Саша, мать твою, ― сердито стучу кулаком по ее лбу. Сидите, блин, я сам открою. ― Так ты выбирай нормальные места! Что у тебя за прикол такой находить позабористей? Адреналина не хватает? Хочешь, устрою? В местные притоны еще не заглядывала, нет? А в СИЗО? Ну а что, зеки будут в восторге. Они обожают невинных ангелочков.
― Дань, остынь, ― с досадой отмахивается Горошек. ― К чему эта истерика? Тебе здесь быть можно, значит, а мне нет?
― А я, знаешь ли, не хорошенькая девчушка. Меня не затолкают в тачку и не увезут под шумок куда-нибудь на пустырь, чтобы поиметь во все дырки. Но если очень хочется острых ощущений, ради бога. Не стану останавливать.
― Утрируешь, не? ― и все же озадаченно обводит та взглядом царящий хаос. ― Сколько тут девушек? И что, прям всех увезут?
― Не всех. Но будь уверена, к утру процентов восемьдесят перетрахают. Борзый тебе разве не озвучивал условия?
Саня мрачнеет.
― Ты про лысого чела с дурацкой татухой? Озвучивал. Правда там в контексте звучало: по добровольному согласию.
― То есть, тебя предупредили, но ты все равно явилась? Малявка, у тебя совсем инстинкты самосохранения отшибло?
― Ты бесишься, потому что не хочешь, чтобы я путалась под ногами, да?
Блин, да!!! Не хочу. Мне что прикажете теперь делать? Караулить ее? Следить, чтобы ее нигде в углу не зажали, перевозбудившись от прилива серотонина? У меня что, других дел больше нет?!
― Ты имеешь хотя бы смутное представление о том, что здесь происходит и чем мы занимаемся?
― Удивишься, но да. Поэтому не переживай, мешать не буду. А если очень надо, могу и домой к рассвету не приезжать, чтоб ты все успел.
Эм.
― Не понял.
― Чего конкретно не понял? Пойдем у Риты спросим, она все подробно объяснит.
Не понял еще больше.
― Что за Рита?
― Вон та брюнетка, ― Саня тычет пальцем на свою подружку из бара.
― И кто это?
― Не помнишь? А вот она тебя помнит. И даже знает, где у тебя презервативы дома лежат.
Эм? Рита...
Маргарита...
Марго...
Черт. Кажется, дошло.
― Я что, спал с ней, да? ― морщусь, потирая занывшую переносицу.
POV ГОРОШЕК
― Кошмар какой! Потею хуже грешницы в церкви! ― ворчит Милана, обмахиваясь. Только прискакала из зала на перерыв: запыханная, раскрасневшаяся и насквозь мокрая. ― А главное, ни один дезодорант, сволочь такая, не берет запашок.
― А он и не возьмет, ― замечаю, растирая покрасневшие пальцы на ногах. Мозоль на мозоли от этих новых, «профессиональных» туфель. Они и правда удобны, не спорю. Устойчивы, смотрятся шикарно благодаря лакированному эффекту и люминисцентному каблуку. Вот только еще не разношены и капец какие жесткие. ― Ты чем моешься? Гелем для душа?
― Разумеется.
― Попробуй мылом. Только не ароматическим на кремовой основе, а обычным. В гелях для душа более щадящий состав, поэтому бактерии плохо вымываются. Потеть, конечно, и с мылом будешь, но запаха станет меньше.
― Откуда знаешь?
― Лайфхак от мамы.
― Надо попробовать, ― потроша пачку влажных салфеток, отзывается красотка. Но отвлекается, словно что-то вспомнив. ― Слушай, что спросить все хотела; а Влас к тебе еще не подкатывал?
― А должен был?
― Ну, он, как водится, ни одной симпатичной новенькой мимо не пропускает. Не всегда ему, конечно, что-то обламывается, но пыла его это не унимает.
― Не знаю. Как-то не заметила... ― откликаюсь, хотя смутные сомнения все-таки закрадываются в сознание.
Да, открытого заигрывания за нашим барменом я пока не замечала, но то, что у него есть привычка приобнимать или как бы между прочим тискать девушек ― это факт.
― Да зачем ей наш Влас? Она подцепила рыбку куда крупнее, ― хмыкает Рита, сидящая за туалетным столиком и подтирающая подушечкой пальца блеск на губах. ― Вопрос только: долго ли та на крючке будет болтаться.
― Ты о ком? ― не поняла я.
― Не догадываешься? С кем ты вчера... или уже сегодня... так мило обжималась?
А... она про Даню.
― Да никто не обжимался, ― неуверенно заминаюсь. ― У него просто пунктик на гиперопеку.
Хотя не отрицаю, прошлой ночью возникали моменты, вызывающие мурашки. А с ними заодно и парализующую озадаченность.
― У Шмеля? Пунктик на гиперопеку? Это что-то новенькое! Такое я слышу впервые. Ты, кстати, так и не сказала: как вы познакомились?
Не сказала. Как-то до этого не дошло.
На вопросительное в личку: «Откуда ты знаешь Шмеля!?» в ту же ночь, когда Даня меня забирал из бара, я лишь ответила не менее вопросительным: «А ты?». После чего посыпались такие подробности, которые...
Которые я до сих пор перевариваю.
― Что за Шмель? Из «Энигмы»? ― не поняла Милана.
― Ага.
― У-у... ― тянет та сочувствующе. ― Ты поосторожнее с ним будь, Сашуль. Девчонки за ним хоть и бегают с матрасом, но он тот еще...
― Козел, ― подсказывает Рита.
― И это предельно мягкое определение. Я его лично знаю не очень хорошо, пару раз только пересекалась, но столько наслушалась.
― А я вот знаю достаточно лично, ― фыркает Умакина. ― И кроме того, что трахается он как бог, положительного ничего не скажу.
― Ха, ― Милана насмешливо щурится, пытаясь добраться салфеткой под подмышкой, что непросто с обтягивающим укороченным верхом. ― Это да, это я тоже слышала. Прям даже самой попробовать охота, чтоб самолично, так сказать, убедиться, да только парень мой вряд ли этому обрадуется.
Сижу и диву даюсь. Вот же сплетницы! Слава богу, в гримерке нас только трое сейчас на перерыве. Правда нисколько уже не удивлюсь, если обнаружится, что вся дюжина танцовщиц, так или иначе, знакома с Даней. И, надеюсь, что только просто знакома, а не...
― Я что-то не поняла, ― осторожно уточняю. ― Вы его полощите или восхваляете?
― И то, и другое, ― Рита салютует мне пушистой кисточкой. ― Ты с ним уже спала?
― Н-нет, ― аж заикаюсь.
― Ого. А чего тянешь?
― Да мы и не встречаемся. Просто... дружим.
«Дружим». И, видимо, это наш потолок. Поцелуй в ванной расставил все по своим местам, дав понять, что можно не надеяться на что-то большее.
― Дружите, дружите, ― ухмыляется Умакина, заканчивая с макияжем. ― Все мы с ним дружим. Главное, не забывай предохраняться.
― О, ты тоже слышала эту тему, когда он обрюхатил девчонку и заставил ее сделать аборт? ― понимающе кивает Милана.
― Да только ленивый не слышал. Та дуреха долго еще языком чесала, проклиная Шмеля. Правда эта история мало кого останавливает и дальше лезть к нему в койку. Берет же чем-то сволочь, а?
― Членом. И умением им пользоваться.
Стараюсь дальше не слушать. Слишком противно, мерзко и неприятно. И за все это обмусоливание, и за всплывшую... информацию.
Но и дать понять, что меня задевают такие разговоры тоже не хочу. Очевидно, что чувство такта у девочек оставляет желать лучшего, так что вряд ли есть смысл просить сменить тему.
POV ГОРОШЕК
Нож соскакивает с толстой свиной шкурки и проезжается по большому пальцу. Вскрикиваю, зализывая ранку, с которой на доску плюхнулось несколько алых капель.
Даня оживает, исчезая ненадолго в ванной и возвращаясь с пластырем. С целой упаковкой пластырей.
― Дай, ― он насильно вытаскивает мой палец из моего же рта и сует его под воду.
― М-м... ― мычу растерянно. ― Я как бы и сама могу. Не по локоть же отфигачила.
Да и неглубоко мазнула. Больше ногтю досталось, так что маникюру пипец.
― Конечно, можешь. Ты же охренеть какая самостоятельная, ― зубами разрывая упаковку, тот старательно налепляет на меня обеззараживающую липучку. Знаете, которая с зеленочной пропиткой? Я думала, такие уже и не выпускают.
Наблюдаю за процессом с помесью неопределенности. В голове свербит коварный вопрос, обоняние шалит от его запаха, да и близкое присутствие Шмелева слишком сильно шарахает по самообладанию.
― Ну и как, до свадьбы заживет? ― интересуюсь зачем-то.
Стараюсь звучать как можно равнодушнее, а на деле голос сбоит, срываясь не на те ноты.
― Если она не назначена на завтра, определенно.
― Круто. Но теперь ты будешь есть карбонару с кровью.
― Уверен, я справлюсь. Однако ты не ответила.
Блин. Я надеялась, что жертвоприношение богу неуклюжести, дало понять, что тему не стоит продолжать.
― А ты с какой целью интересуешься? У меня даже мать об этом пока не спрашивала.
― Ну а я спросил.
Спросил. Так невозмутимо, будто о чем-то совершенно невинном поинтересовался. У меня же уши начинают гореть. Не столько от стыда, сколько от...
Да-да, неловкости. Все той же самой неловкости, чтоб ее. Когда дело касается Дани, эта маленькая мерзкая зараза так и преследует меня по пятам. Столько, сколько я себя помню.
― А если не отвечу? К гинекологу отведешь за ручку?
― Ты чего иголки сразу выпускаешь, Колючка? Я не собираюсь тебя жучить или затирать про мораль. Просто хочу знать.
― Зачем?
― Чтоб знать! Что непонятного?
― Да все непонятно, если честно, ― бурчу, переключаясь обратно на обед/ужин. Масло в сковородке уже не то, что нагрелось ― сгорело. Его там и так было немного. Да и макароны почти в кашу превратились.
Плечом заставляю Даню отодвинуться, чтобы он не мешал прыгать с обжигающей кастрюлей и сливать воду. Потом принимаюсь за многострадальную грудинку. Дорезаю и бросаю все обжариваться.
Даже когда вроде как все сделано, не оборачиваюсь. Нахожу любое занятие, вплоть до перетасовки посуды на сушилке, лишь бы избегать его взгляда.
Он тоже это понимает, а потому на кухне снова воцаряется тишина. Только вот и теперь Шмелев не уходит. Домучивает брошенный на столе сырок.
Он молчит, я молчу. Снова. Аа-а...
Хоть сколько-то разбавляет напряжение заскучавший доберман. Залетает к нам метеором, снося всё и вся. Такое чудо если на скорости врежется ― сотрясение обеспечит.
Кормлю его. Заливаю сметану, собираю мусор, вытираю поверхности, но все на сплошной механике. Тело одеревеневшее, мышцы каменные. Невозможно расслабиться, когда буквально за каждым твоим движением неотрывно следят.
― Может, хватит? Чего таращишься? ― не выдерживаю.
― Так я все еще жду. Ответь и уйду.
Резиновая лопатка, перепачканная соусом, раздраженно летит в мойку.
― Да зачем тебе это?! ― на пятках оборачиваюсь к нему.
Сидит. На барную столешницу запрыгнул и сидит.
― А в чем проблема? Это такой секрет? Мы вроде все здесь взрослые. Ты сама не устаешь об этом напоминать.
― И это значит, что нужно лезть мне в трусы, выпытывая подробности?
― Я никуда не лезу, как можешь заметить.
― Да вот именно! ― в сердцах вырывается из меня.
Мохнатая бровь озадачено взлетает на лоб.
― Прошу прощения?
Нет. Это я прошу прощения. У своего здравого смысла. Я что, правда это ляпнула?!
― Прощаю, ― заметно тушуюсь. ― Но отвечать не стану.
― Почему?
― Да потому, что!
― То есть, я это только на практике могу узнать? ― моя челюсть улетает куда-то, падая со звоном. Вызывая у Шмелева лишь смешок. ― Брось, малявка. Будто ты не для этого провоцируешь меня, систематически заставляя чувствовать себя извращенцем. Поздравляю, допровоцировала.
Чувствую, как ноги наливаются слабостью.
― Кого я провоцирую? Чем?
― Внешним видом, чем. То переодеваться перед самым носом моим ума хватает, то вообще штаны забываешь надеть. На лифчики у нас, я так понимаю, и вовсе табу стоит, ― он отрывисто кивает на мой внешний вид.