Даже не спрашивай почему! —
Сердито шагнула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась к нему:
— Мой! Не отдам, не отдам никому!
Как я тебя ненавижу!
Эдуард Асадов «Сатана»
Первая любовь как первый блин. Не у всех получается вкусной, красивой и кружевной.
Дима понял, что его первое чувство останется неразделённым, с тех пор как в рассказах Малики появилось имя Кирилл. Даже соединяясь с эпитетами «придурок» и «принцессочка», оно звучало слишком часто, чтобы остаться незамеченным. С богатой и не ограниченной воспитанием фантазией она осыпала его ругательствами, периодически вставляла: «Не то что этот сопливый сосед с жабьим глазом».
Долгое время мальчишка с жабьим глазом существовал где-то там, в другой вселенной. Как нечто, не имеющее физического воплощения. Как озоновая дыра, которую вживую никто не видел, или радиоволны, пронизывающие такой же воображаемый эфир. Но с каждым годом он приближался и, когда Дима почти решился открыться в чувствах, ворвался в уходящее лето.
Время близилось к обеду, солнце горячо облизывало головы, раздавая обжигающие поцелуи всем, кто вовремя не спрятался в тень. Местные деревенские уже успели отбить поклоны огороду и попрятались в домах, пережидая знойный полдень. Через несколько часов участки снова запестрят поднятыми кверху афедронами, будто чудными цветами на заурядных капустно-картофельных грядках.
Дима сидел на горячей земле, в переплетении ветвей соседних кустов, сложив ноги по-турецки, наивно полагая, что со стороны дома его не видно. Зелёная футболка справлялась ролью маскировки, но выдавал его белый платок, завязанный на голове узлами с четырёх углов, на манер панамы пенсионера. Бритую налысо голову спасла бы тень или зима, но у Малики под рукой оказался только носовой платок. В другой раз Дима отказался бы от такого экзотического головного убора, но платок принадлежал не абы кому, а объекту его ночных грёз.
Он наслаждался возможностью беззастенчиво рассматривать лохматую подругу, скользить взглядом по исцарапанным загоревшим коленкам, слушать её заливистый смех и жадно следить за прозрачными каплями сока, стекающими по её шее. Его взгляд будто случайно опускался к воротнику тонкой футболки Малики и рывком, словно встревоженный воробей, возвращался обратно к лицу. Она срывала красную смородину, сидя в тени высокого куста, запихивала в рот горстями и заедала гигантским розовым помидором. Прямо на земле лежал пучок молодой бледно-оранжевой морковки, ей предстояло стать десертом.
Взгляд Димы никак не хотел отлепляться от разлохмаченного выреза, открывающего вид на тесный малиновый купальник. Он обречённо вздохнул. Для неё он просто Мышкин — друг на лето, компаньон по шкодливым выходкам и набегам на чужие огороды.
Четыре года назад с подачи Малики он получил прозвище, противоположное его фамилии, Котеев. Теперь же, в восемнадцать лет, и хотел бы обзавестись более благозвучной и мужественной кличкой, но эта слишком прочно срослась с его незлобивой натурой.
Димин брат-близнец Валя три года назад не побоялся перейти границу приятельства и поплатился отставкой и полным забвением. Теперь внимание Малики на летних каникулах принадлежало только Диме. Хотя он был младше своего раскрепощённого брата на целых семь минут и ни в чём другом не смог его опередить, эта победа грела самолюбие. Он планировал провести лето, единолично завладев обществом подруги, и до сегодняшнего дня никто не покушался на эту привилегию.
По дорожке в их сторону неспешно шёл незнакомый парень, слишком уж плечистый для своего возраста, сразу видно — спортсмен. Он приблизился вплотную к кустам. Дима уже хотел окончательно расстроиться, но тут заметил, что незнакомец очень похож на Малику. Они оба были смуглыми, темноволосыми, с раскосыми, широко расставленными глазами, будто их славянскую кровь хорошенько разбавили иноземцы. Только у Малики радужка была мутно-синей, как у младенцев, словно природа не смогла определиться с цветом. А у парня глаза и вовсе оказались разными: левый — пронзительно-чёрным, а правый — зелёным, с золотыми крапинками. Дима непроизвольно вздрогнул от странного ощущения, будто чёрный глаз видит его насквозь, а зелёный насмехается.
Парень навис над притаившимися друзьями и широко улыбнулся.
— Привет, Кирюха!
Малика прожевала помидор и скинула задумчивое оцепенение. Подскочив на месте, взвизгнула и ринулась через кусты, едва не наступив на руку Диме.
— Эдька!
Дима резко поднялся, продолжая переводить взгляд с незнакомца на взволнованную подругу.
— Вы братья, что ли? — с надеждой спросил он, с досадой отмечая, что гость выше него почти на голову. — И почему тебя Кирюхой назвал?
— Сёстры! — громко засмеялась Малика и добавила: — Это Кирилл.
Дима вздрогнул, будто его окатили ледяной водой. Так значит, это и есть «сопливый сосед с жабьим глазом»? Тут же нахлынула горячая злость, смешанная с ревностью.
Кирилл не обратил внимания на пыхтевшего от злости Мышкина и первым решился преодолеть метр пустоты, повисшей между ним и подругой. Легко обхватил Малику и, приподняв над землёй, притянул к груди.
Дима кашлянул, напоминая о себе, и протянул руку для приветствия.
— Дмитрий.
— Кирилл, — ответил он пожатием и снова улыбнулся, широко и от души.
Малика познакомилась с Кириллом в последнее лето перед первым учебным годом, хотя не единожды видела его смуглую физиономию в окне, сталкивалась с роднёй — всё-таки соседи. Кирилл до того дня играл роль призрака: мелькал за стеклом, становился темой обсуждения во дворе, его голос раздавался в подъезде, но заботливые наседки, мама и бабушка, оберегали единственного в семье мужчину от дурного влияния улицы, в том числе и от главного опасного элемента — Малики. Кирилл посещал частный детский сад, а если и гулял, то только вдалеке от детских площадок, чинно прохаживаясь рядом с мамой по аллеям парка, будто маленький взрослый. Но настал день, когда послушный мальчик выразил настойчивое желание познакомиться с дворовой ребятнёй, и противиться ему, как обычно, не посмели.
Как раз перед тем, как Малике исполнилось семь лет, она сделала для себя открытие, предпосылки к которому давно уже сигнальными огнями врывались в её жизнь. А именно — быть мальчиком гораздо лучше. Шорты удобнее вечно задирающихся юбок, игры мальчишек разнообразнее и увлекательней, любят их тоже больше. Во всяком случае, по наблюдениям Малики, друзьям-мальчишкам родительской любви доставалось гораздо больше, чем ей от отца. А уж ненавистного соседа Кирилла мать и бабушка так сильно обожали, что чуть ли не облизывали. Последней каплей послужила фраза из подслушанного разговора завсегдатаев у подъезда во главе с Кариной Карловной. Отца Малики, носившего прозвище Профессор так давно, что большая часть близких и не помнила почему, назвали бракоделом из-за того, что у него была она, девчонка, а не сын.
Убедившись, что отец занят с очередной клиенткой, и из-за дверей кухни раздаётся равномерный, временами тревожный шёпот, Малика стащила ножницы из его спальни и криво отрезала густые каштановые волосы у самого основания. Косу спрятала в верхний ящик комода, чтобы потом сплести из волос тетиву для лука. Закончила причёску, обрезав торчащие вихры как придётся, лишь бы в глаза не лезли. В зеркало даже не взглянула, довольно тряхнула полегчавшей головой и побежала на улицу. В тонкой грязной ладошке она зажимала плоскогубцы, взятые тайком из ящика для инструментов. Сегодня Малика планировала научиться ездить на велосипеде без страховочных колёсиков, а то стыдно перед мальчишками во дворе — семь лет, а тут такой малышовый транспорт.
Долгожданный велосипед появился только вчера, в качестве подарка на будущий день рождения. Преподнесён был заранее, так как спрятать габаритный сюрприз в их двухкомнатной и без того захламлённой квартире оказалось нереально. Отец обещал, что выкроит время и открутит позорные колёса, но Малика не хотела ждать и терпеть насмешки дворовых ребят.
Избавиться от окаянных колёсиков удалось не с первого раза, пришлось повозиться с несговорчивым инструментом. Плоскогубцы соскакивали с болтов, царапая красную краску на раме, норовили прищемить пальцы. Когда велосипед наконец обрёл звание двухколёсного, в беседке уже собралась немаленькая компания из местных ребят. Они с любопытством поглядывали на гордую хозяйку подержанного транспорта.
— Эй, акула-каракула, что делаешь? — обратилась к Малике крупная девочка с тугими рыжеватыми косами.
— Отстань, зараза, — грубо откликнулась Малика, опознав по голосу своего давнего врага Танечку.
Знала же как обозвать обиднее! Малика сильно переживала из-за крупных передних зубов, хотя отец обещал, что с возрастом голова вырастет, и зубы придутся как раз впору. Выращивать голову так долго Малика не могла, терпением не обладала совершенно, поэтому бурно реагировала на любые напоминания об акульей улыбке. Мало кто во дворе рисковал намекнуть на это, только Танечка. Смелая из-за статуса родителей. Она шёпотом поведала, что её папа — большой начальник, а мама в очередной раз подала на кого-то в суд и выиграла дело. Детей пугало слово «суд» и странные победы Александры Александровны, но раз побеждает, рассудили они, значит, сильна как бодибилдер. Выглядела женщина соответствующе: крупная квадратная фигура — со спины мужчина. Ей даже кличку дали — Сан Саныч. Танечка внешностью пошла в маму и обещала в будущем стать такой же «победительницей», так как характер имела склочный.
Малика поставила велосипед, удерживая его в вертикальном положении за руль, и задумалась. Её опыт вождения исчерпывался одним днём, и то с колёсиками, но отступать она не привыкла. Внимание зрителей придавало смелости, а опозориться перед Танечкой нельзя было ни в коем случае. Малика поставила ногу на педаль, резко оттолкнулась и… поехала. Быстро поймав равновесие, судорожно заработала ногами, удивляясь собственному умению. Благополучно преодолев десяток метров, она с задранным подбородком проехала мимо беседки и врезалась в урну.
Из-за поворота как раз показалась мама Кирилла — Василиса Максимовна. Её взгляд скользнул по соседской девочке: та барахталась под велосипедом, а ребята бездействовали в нескольких метрах от «аварии». Бросив пакеты, она кинулась на выручку, но не успела даже коснуться потерпевшей, как Малика злобно фыркнула:
— Я сама. Не трогайте мой велик.
Женщина нехотя отступила, давая возможность соседке подняться самостоятельно.
— Поранилась?
— Вам-то какое дело? — опять нагрубила Малика, хотя совсем не планировала этого делать. Некоторые слова вылетали изо рта, минуя мозг, и обычно бывали злыми.
Не обращая внимания на смешки из беседки, Малика подняла велосипед, вывела на дорогу, села на него и снова поехала, будто ничего и не случилось, хотя ободранная коленка пульсировала болью, а во рту чувствовался привкус крови. Поравнявшись с ребятами, Малика затормозила, отставив ногу, и улыбнулась.