Коммунальный развод. С новым счастьем!

Глава 1. Тень самой себя

В комнате было холодно.

Муж снова встал раньше. Он последнее время почти всегда так делал: бесшумно вставал, откидывал одеяло, не позаботившись прикрыть меня от утренней прохлады снова, и исчезал в ванной. А я, как обычно, просыпалась одна, когда уже замерзала, и вмятина от его тела на кровати уже остывала.

Сегодня я тоже проснулась от ощущения, что квартира живет без меня своей равнодушной жизнью, абсолютно не обращая внимания на мой сон.

Шум в основном исходил то из кухни, то из ванной. Вилимо, муж опять решил, что дверями можно хлопать погромче, чтобы я уж точно не проспала и поскорее встала обслуживать его бытовые потребности. Как обычно.

Спина ныла, как будто я спала не на своей кровати, а на досках. И я честно попыталась вспомнить, во сколько вообще легла после вчерашней затяжной работы-удаленки… но в голове было пусто: просто выключилась, как старый телефон.

Я автоматически подтянула к себе своё старое одеяло, свернула его аккуратной трубочкой и поправила подушку мужа, на которой всё ещё остался отпечаток его головы. Собрала мужские носки, один из которых почему-то застрял под тумбочкой, а второй валялся посреди комнаты.

Всё это я делала без мыслей - руки сами знали порядок. Иногда мне казалось, что если бы меня разбудили среди ночи и попросили на автомате разобрать и собрать нашу спальню заново, я бы справилась не просыпаясь.

На кухне меня ждал ежедневный «план-минимум». Утренние блинчики для мужа, яичница с салатом сыну, чай себе. Удивительно, что за столько лет в моей голове выработались целые голосовые инструкции: «вот тут нажми, вот тут переверни - не дай пригореть», «соль чуть-чуть добавь», «молока половину кружки». Будто у меня в голове был встроенный навигатор по утренней готовке.

Я иногда смеялась про себя: если меня заменить роботом-пылесосом с руками, муж, наверное, заметил бы подмену только через неделю, когда робот забыл бы купить муку.

Когда я почти допекла блинчики, в коридоре появился мой муж, Лаврентий. Всегда одинаково хорош собой: свежий, гладко выбритый, с запахом дорогого парфюма, в идеально выглаженной рубашке.

Я порой думала, что он спит в одежде и сам себя вешает в шкаф на плечики, чтобы ничего не мялось. Внешне сын был похож на него настолько, что иногда в полусне я путала их силуэты. Только вот внутри мужа давно уже царила эмоциональная пустота. Сын хотя бы смотрел на меня живыми любящими глазами, а муж будто просвечивал.

- Блинчики пожарила? - традиционно-требовательно осведомился он, обшаривая голодным взглядом стол.

- Угу, - я поставила тарелку с горкой румяной выпечки на край стола и пододвинула блюдце со свежей сметаной.

- Ну наконец-то, - муж нетерпеливо уселся за стол и скатал верхний блинчик трубочкой, чтобы удобней было макать в сметану. - В следующий раз ложись пораньше, чтобы завракт вовремя приготовить. Вечно на работу опаздываю из-за тебя.

- Хорошо, - я закатила глаза и вздохнула в ответ на его ворчание, но огрызаться не стала. Слишком была сонная.

- Не забудь, что сегодня придёт репетитор.

Весь этот диалог муж вёл, глядя куда угодно, только не на меня. На чайник, на окно, на полку с ключами.

Я иногда ловила себя на том, что стою рядом и чувствую себя частью мебели. Вот шкаф стоит, вот тумбочка, вот я. Никто не удивится, если меня перенести в дальний угол.

Сын Антон вошел в кухню тихо, как всегда.

У него было какое-то врождённое благородство в движениях: аккуратные жесты, собранность, взгляд, от которого мне всегда почему-то становилось спокойнее на душе. Он был копией отца внешне - те же скулы, тот же разлёт ресниц, но в глазах была осмысленная глубина, а не эта холодная пустота.

- Мам, ты выглядишь невыспавшейся, - он посмотрел на меня внимательно, как всегда, с особой сыновней заботой, которая мгновенно окутывала теплом. - Опять со своей бухгалтерией сидела допоздна? Поберегла бы себя лучше.

- Да нормально всё, - отмахнулась я. - Мамы не ломаются.

- Отдохни, пожалуйста.

Я кивнула, но знала, что не отдохну.

Утро как-то само меня толкало вперёд: ещё чуть-чуть - и пора будет разбираться с посудой, собирать вещи, разложить по местам бельё. Свою удаленную бухгалтерскую работу из-за домашних забот я частенько откладывала на вечер. Так уж повелось.

Когда я открыла шкаф, чтобы достать чистое полотенце, то случайно наткнулась на своё отражение. Зеркало было тусклым, но даже через мутную поверхность я разглядела себя достаточно ясно, чтобы отвести взгляд в сторону почти сразу.

Корни неокрашены уже два месяца - обещала себе неделю назад «вот выберусь из завала и займусь собой», но завал почему-то никогда не заканчивался. Футболка растянутая, штаны-треники старые - я их ещё после ремонта носила. На запястье - след от дешёвой резинки, которой я вчера стягивала волосы, чтобы не мешали, когда мыла пол.

«Вот ещё чуть-чуть разберусь с делами... и покрашусь, наведу марафет…» - пробормотала себе под нос.

А потом сама же горько усмехнулась.

Я это повторяла последние пять лет уже почти как мантру. И за эти пять лет ни разу не дошла даже до того, чтобы просто купить себе нормальную маску для волос. Всё казалось важнее: муж, сын, стирка, работа, подоконник протереть, в раковине чашку ополоснуть, расчеты для клиента доделать.

Я закрыла шкаф, словно махнув рукой на саму себя, и снова пошла на кухню, где муж доедал свой завтрак.

День уже тянул меня за локоть, требуя привычных действий. Жизнь продолжалась, хотя я иногда чувствовала, что продолжаться в ней должна вроде бы и я… а меня в ней почему-то нет. Я шла по пути, который давно уже истончился и выгорел, но все ещё оставался единственным, который знали мои ноги.

- Всё, я пошел, - муж небрежно вытер жирные от блинчиков губы салфеткой. Потом бросил ее на тарелку, но промахнулся, и она улетела под стол. - Не забудь предложить репетитору чай. Она предпочитает каркадэ.

И ушел, оставив на тарелке остатки последнего блинчика, перемазанного сметаной.

1.1

Работа у меня всегда была чем-то вроде фонового шума. Как радио, которое никто не просил включать, но оно всё равно бубнит где-то рядом.

Я сидела дома за ноутбуком, разбирала отчёты, документы, письма. Всё это ощущалось словно чужим: я выполняла задачи, но никто особенно не замечал, есть я или нет.

Главное, чтобы всё было вовремя. И чтобы я не забывала стирать, варить, мыть и подчищать следы моих мужчин.

С утра я поставила стиралку, и она мерно гудела у стены, будто дышала мне в затылок. Я открыла файл с очередной таблицей, но через минуту вскочила - суп надо было перемешать. Ещё через пару минут заглянула в ванную и задержалась, чтобы вытереть лужу на полу - муж умудрился пролить воду, когда умывался, и ушёл, оставив за собой блестящие капли, как будто они сами должны были испариться от его совершенства.

У нас дома вообще была странная закономерность: чем чище выглядел мой муж, тем больше бардака он оставлял.

Парадокс природы, не иначе.

Он ходил без единой пылинки на рубашке, но при этом мог оставить на кухонном столе использованный чайный пакетик, упаковку от йогурта, нож с намазанной пастой, крышку от банки, которую открыл «буквально на минутку».

И самое забавное при этом - он был брезгливый до истерики.

Мог вызвать меня из другой комнаты и сказать, что на раковине «что-то забрызгано» и это надо срочно стереть, потому что ему неприятно. Или заявить, что кружка пахнет не так, и я должна перемыть всю партию. При этом сам умудрялся оставлять такие следы, которые я потом с полдня оттирала. Я порой думала, что если бы он жил один, то через неделю бы утонул в собственных «случайно роняющихся» носках, крошках и обёртках от шоколадных батончиков.

Пока я работала, краем глаза видела то тень от шторы, которая снова висела криво, то скомканную футболку мужа, брошенную прямо на стул. Я подняла её, встряхнула и повесила на спинку. Под столом нашлись обрывки какой-то бумаги - наверное, он рвал чек и не донёс обрывки до мусорки.

Подняла. Выбросила.

Моя вечная домашняя круговерть. Отчёт - помешать что-то на плите - вернуться - добить таблицу - поднять с пола карандаш, который сын вчера уронил, спеша на занятия - снова сесть.

Внутренний голос иногда тихо спрашивал: «А когда ты в последний раз просто сидела?»

Я задумывалась и… не могла вспомнить.

К обеду я уже приготовила пару блюд - рефлекторно, «чтобы было». Муж и сын любили, когда еда ждала их всегда.

А я?..

Я как-то пристроилась так: одна ложка супа, кусочек хлеба... и дальше по делам. Стояла у плиты, пробуя на ходу, иногда даже не понимая, вкусно ли. Жевала, думая о работе. Пила воду, но не помнила, налила ли её.

Телефон горел непрочитанными уведомлениями от мужа и сына.

Лаврентий писал коротко: «Я задержусь».

Антон держал меня в курсе более обстоятельно: «Мам, я сегодня на подготовительных курсах в универе, но к вечеру вернусь. Купить по дороге что-нибудь?»

Квартира без домашних казалась гулкой и пустой. Я постояла посреди неё, слушая, как тихо тикают часы, потом вздохнула и написала сыну смс со списком продуктов для супермаркета.

Ближе к вечеру я решила хоть чуть-чуть привести себя в порядок. Зашла в ванную... и тут же упёрлась взглядом в корзину с бельём, которая снова переполнилась.

В голове всплыла мысль: «Вот, надо бы поставить ещё одну стирку». Потом вспомнила про мусор - пакет давно стоял полный, но всё не доходили руки вынести. Потом вспомнила про документы на столе, которые нужно было дослать до конца дня...

Да уж, прихорашиваться некогда.

В итоге я просто умылась холодной водой, быстро убрала волосы в хвост - удобный, конечно, но, увы, добавляющий мне лет десять сверху. Я посмотрела на себя в зеркало и вздохнула.

Ладно. Потом. Всё потом.

В квартире было зябко от декабрьского холода за окном. Разобравшись со стиркой и мусором, я вышла в комнату, взяла свой старенький плед и только былр опустилась на край дивана с ноутбуком...

...как вдруг раздался звонок в дверь.

Я сразу вспомнила, кто это.

Ровно в это время, три раза в неделю, как по расписанию, приходила она. Разгуляева Альбина Сергеевна, учительница моего сына по химии. И с недавних пор - его репетитор, готовившая Антона к его мечте: поступлению на факультет фундаментальной медицины в столичный универ.

Это о ней напоминал утром муж.

Я расправила футболку, провела ладонью по волосам, натянула улыбку и пошла к двери.

- Здравствуйте, Альбина Сергеевна! Проходите… - сказала я автоматически, так же, как говорила сотни раз до этого.

И репетитор небрежно шагнула внутрь.

Глава 2. Репетиторша

Она вошла уверенно и естественно, без тени смущения или вопросительного взгляда. Эта женщина всегда перешагивала через порог с лёгкой деловой улыбкой, как человек, который сто раз заходил сюда раньше и принял это место за что-то вроде своего второго дома.

Я каждый раз удивлялась, как ей это удаётся.

Вроде бы она ничего такого не делала, но сама манера держаться будто говорила: «Не беспокойтесь, я тут своя».

Альбина была из тех женщин, которые вызывают лёгкое чувство неловкости уже одним своим внешним видом. И это при том, что мы с ней были почти ровесницами с разницей всего лишь в один год, из которых немного старше была я.

Всё у неё казалось приятно ухоженным, ровным, «как надо»: волосы гладко уложены, блестят, ни одного выбившегося прядка. И макияж аккуратный - причем настолько, что казалось, будто она родилась с таким ровным тоном кожи. Спина прямая, осанка как из какого-то старого фильма про благородных барышень. На ушах - тонкие, еле заметные серьги, простые, но дорогие. И одежда… вроде бы обычная, но подчёркивала всё, что нужно: и талию, и крутые изгибы бедер, и пышную грудь.

У меня от её вида каждый раз появлялось странное ощущение, будто я не хозяйка квартиры, а какая-то прохожая, случайно зашедшая в кадр.

- Ну как у нас дела? - спросила Альбина так, словно мы с ней вообще-то давно работаем в одной команде.

Её голос был тёплым, уверенным, чуть свысока, но вежливым. Ровно в той манере, которой умеют разговаривать учителя, привыкшие быть правыми по умолчанию.

Я, как всегда, почувствовала робкую благодарность.

Как ни крути, она действительно помогала сыну: он сильно продвинулся в углубленном изучении химии, и я дышала спокойнее, всё больше веря, что он поступит на престижный медицинский факультет с первого раза.

Поэтому я улыбнулась в ответ как можно приветливее, хотя её тон с мягкой хищно-учительской привычкой командовать на чужой территории так и продолжал коробить.

Она присела на край дивана, положив свою аккуратную сумку рядом, и я поймала себя на мысли, что в комнате вдруг стало как-то особенно неловко.

Обычно, когда она приходила, муж обязательно выходил поприветствовать её и занимал обычным разговором о том, о сём, если сын где-то задерживался. А я только приносила чай и угощения.

Но сегодня мужа дома не было, и эту тягостную светскую обязанность, к которой у мужа был особый талант, приходилось тянуть мне.

Получалось... ну так себе.

Я предложила гостье чай каркадэ с печеньем и попыталась занять себя еще чем-то в ожидании прихода сына. Пока репетиторша доставала тетради, я подняла с дивана свитер Лаврентия, который он опять бросил как попало, и пошла убирать его в шкаф. И в этот момент меня накрыло запахом - тонким, сладковатым, чужим.

Не моим.

И точно не его.

Я даже остановилась на секунду, поднося свитер ближе к носу. Пахло дорогими духами, какими-то слишком изящными для мужчины.

«Почудилось», - сказала я себе, слишком быстро.
Я скорее поверю, что это остаточный запах от какой-то женщины в автобусе, который «прилип» к ткани, чем позволю себе завести тревогу.

Так проще. Так спокойнее.

Я вернулась к репетиторше, которая с пониманием отнеслась к моей косноязычной неловкости и взяла на себя инициативу вести беседу ни о чем.

Сейчас она как раз рассказывала какую-то мелочь про недавнее занятие с Антоном, как вдруг упомянула Лаврентия:

- ...ваш муж так смешно заметил, что формулы - как тараканы, их можно уловить, только если врубить свет знаний на полную мощность! - и она рассмеялась грудным женственным голосом, явно вспоминая тот момент с удовольствием.

Я улыбнулась, конечно. Но внутри что-то больно кольнуло.

А когда он вообще успел с ней о формулах так остроумно пошутить? Что-то я не слышала, чтобы в прошлый раз у Антона в комнате кто-то смеялся...

Но я снова быстро подавила неудобную тревожащую мысль.

- Вообще ваш сын делает успехи, - продолжила Альбина так снисходительно, будто я была её подчинённой и пришла на пятиминутку. - Он очень умный. Правда, характер… м-м... непростой. Но талантливый... а уж какие у него внешние данные и потрясающая генетика! Ну, весь в отца мальчик вырос. Красавец, каких поискать...

Я благодарно кивала, обсуждая с ней последние успехи Антона и снова порадовалась, как ему повезло, что учительница химии так ценит его. И так ответственно взялась за его обучение, не пропуская ни единой возможности позаниматься с ним.

Она своё дело знает, мой сын прогрессирует, и это главное.

Но уже в тот же момент что-то странное заскребло внутри. Может, потому что Альбина вдруг поднялась с тетрадками с дивана, окинув меня каким-то фамильярно небрежным взглядом.

- Удивительно, как вам повезло с мужем и сыном, Наталья Павловна. Позавидовать можно, - и дружелюбно улыбнулась.

Тон у нее был какой-то... неоднозначный. Как будто под этим пряталось что-то ещё.

Она вздохнула и небрежно добавила, что подождёт моего сына прямо в его комнате - так, будто решала сама. И прошла туда уверенно, без объяснений, без «можно?», без паузы. Просто пошла. Как будто у неё было полное право на этот коридор и эту дверь.

Я только проводила её взглядом и подумала: «Ну она же работает учительницей… привычка командовать...»

Прошло минут пять, когда услышала поворот ключа в замке.

Антон, как всегда, пришёл минуту в минуту, как и обещал. Пунктуальный до смешного. Он стоял в прихожей, аккуратно снимая ботинки, потом убрал их в сторону, поднял взгляд и, узнав, что репетиторша уже здесь, чуть нахмурился.

На его лице промелькнула какая-то тень. Не то раздражение, не то усталость, а может, что-то другое. Словно он вспомнил проблему, которую нужно терпеть.

И я вдруг ощутила, что в этом неловком движении его нахмуренных бровей есть какая-то правда, которую я ещё не понимаю.

2.2

Альбина выглянула из комнаты Антона как раз в тот момент, когда он зашёл в коридор.

У неё в глазах мелькнул острый внимательный блеск, и я в очередной раз подивилась степени ее повышенной педагогической заинтересованности в своем ученике. Надо же, только и думает, как бы успеть подготовить моего сына к поступлению.

А вот Антон напрягся мгновенно.

Захлопнулся внутренне прямо как дверь в декабрьскую ночь - хлоп, и всё, замёрз. Подбородок поднялся чуть выше, брови сошлись на переносице, взгляд стал колючим, почти стеклянным.

Таким он бывал только в тех редких случаях, когда что-то принимал через силу. Я узнала это мгновенно, но объяснила себе привычным способом. Мало ли что у него с настроением. Устал, перенапряжён, сессия, экзамены, нагрузки…

Я ведь еще помню, как тяжела жизнь абитуриента перед поступлением в ВУЗ. Тем более - в столичный и престижный.

- Добрый день, - холодно бросил он с мрачным выражением лица.

- Ну что, Антон, начнём? - Альбина чуть наклонила голову набок, и голос у неё стал каким-то кошачьим, мягким, тягучим.

- Да, - коротко ответил Антон.

Он даже не стал сближаться с ней, держал дистанцию, как будто между ними стоял невидимый барьер. Я заметила, что он не подходит ближе, чем на метр. Не наклоняется. Не садится рядом. У него всё тело было напряжено - плечи выше обычного, шаги осторожные.

Репетиторша посмотрела на него с оценивающе-сдержанной улыбкой, чуть приподнимающей уголки рта, и слегка прикрыла за ним дверь.

Пока они решали задачи по химии, я заняла привычную роль «домашнего фона»: поставила чайник, налила воду в графин, поставила рядом чашки, поправила на полке какую-то мелочь. Делала вид, что занята, что всё идёт как обычно.

Но мне всё равно было как-то не по себе.

Слишком уж внимательно Альбина следила за каждым движением Антона. И улыбалась ему как-то иначе - чуть мягче, чем мне. Не говоря уже о том, что держалась в гостях так свободно, словно эта квартира давно стала её территорией.

Я пыталась не думать об этом. Работа есть работа. Учителя разные бывают. И вообще, что я понимаю в их педагогической манере?

В какой-то момент она выглянула в кухню и спросила:

- А Лаврентий Николаевич дома? Хотела обсудить с ним пару моментов насчет сына...

- Нет, - ответила я. - Он сегодня задержится.

На её лице промелькнуло что-то похожее на досаду, но она тут же улыбнулась с ничего не значащей формальностью. Я заметила это краем глаза и снова заставила себя не раскручивать лишние мысли.

Антон тем временем сидел за столом и молча решал задачи. Листочки шуршали под его пальцами. И каждый раз, когда Альбина Сергеевна подходила ближе, он будто застывал, как камень. Периодически сжимал зубы так, что у него на щеке выступала маленькая, но заметная мышца.

Я знала этот сигнал с его детства. Это был его молчаливый показатель злости.

Надо будет позже спросить у него, чем ему так не угодила репетиторша. Слишком круто программу гонит, может быть? Никому не нравится чувствовать себя бессильным...

Когда занятие закончилось, Альбина собирала свои вещи медленно, будто не спешила уходить. Она подошла ко мне и мягко коснулась моего локтя.

- Не переживайте за поступление сына, Наталья… у вашего Антона блестящие перспективы.

При виде ее уверенности у меня на секунду отлегло от сердца. Всё-таки для меня она была человеком, который помогает сыну. Ну или я хотела в это верить.

Она вышла, дверь закрылась, и наступила тишина.

Антон постоял секунду, потом бросил сухо:

- Мам, я не хочу, чтобы она приходила так часто.

Я аж остановилась посреди кухни.

- Почему? - спросила я с тихой растерянностью. - Она тебя слишком нагружает, Антош?

Он отвёл взгляд в сторону, словно тщательно что-то обдумывая в голове и подбирая слова.

- Не важно, - сказал он наконец и махнул рукой. - Ладно, забудь. Мне реально побольше учиться надо. Пусть приходит, справлюсь.

И прошёл в свою комнату так быстро, будто хотел скрыться от разговора.

А я осталась на кухне одна.

В воздухе висел запах духов Альбины, и внезапно он показался мне таким же, что я чуть раньше почувствовала на свитере Лаврентия. Запах, который никак не сочетался ни со мной, ни с нашим домом. Он казался слишком чужим, слишком женственным, слишком… не отсюда.

Наверное, она прислонилась к свитеру, когда сидела на диване, вот и успел впитаться...

Я постояла пару секунд, глядя в стену.

«Почему мне так неспокойно рядом с этой женщиной?» - мелькнула мысль.

Но, как обычно, я проглотила её.

Стёрла ладонью со стола невидимую крошку. Выключила свет на кухне. И пошла накрывать ужин на стол, зная что скоро вернется муж.

Ведь он у меня привык, что к его приходу всегда всё готово.

Глава 3. Предновогодняя уборка

Утро у меня началось спокойно, даже слишком. Я встала раньше обычного, потому что договорилась помочь подруге - у неё дочка заболела, а та не могла взять выходной перед Новым годом. Я тихонько подошла к Лаврентию, который стоял у зеркала и поправлял ворот рубашки, и сказала:

- Лаврик, я сегодня у Светки весь день буду. С Машей посижу, у неё температура.

Он посмотрел в отражение чуть в сторону, не на меня, и отозвался как-то машинально, будто я напомнила ему о погоде:

- Ну смотри сама. - Потом застегнул пуговицу и добавил: - Не задерживайся сильно, ты же знаешь, что у меня ужин по расписанию должен быть. - И уже уходя в коридор, бросил торопливо: - Предупреди, если планы поменяются.

Ни «передавай привет», ни «как там ребёнок», ни просто «удачи». Он будто поставил галочку напротив пункта «выслушать информацию от жены» и пошёл дальше по своим утренним делам.

Я к этому давно привыкла, но всё равно каждый раз внутри что-то слегка блекло.

Антон уже ушёл. Он всегда уходил рано: то в библиотеку, то к ребятам готовиться. Его аккуратная пунктуальность всегда стояла в резком контрасте с Лаврентием, который мог суетиться, мяться и при этом вечно опаздывать.

Я тихо собралась и вышла самой последней.

Дорога до подруги была обычной. Я села в автобус, нашла место у окна и смотрела, как зимний город живёт своей жизнью: люди бегут на работу, светятся витрины, елочные шары крутятся от ветра. У меня вдруг внутри появилась немного забытая мысль:

«Хотя бы сегодня мой труд кому-то нужен… хоть кому-то, кроме моего сына».

Это было приятно - чувствовать свою полезность не по обязанности, а по-настоящему. С душевной отдачей от того, кому помогаешь. Я черпала в этом силы, которые иногда затруднялась объяснить даже самой себе.

Но когда я дошла до квартиры подруги и нажала на звонок, мне открыла дверь буквально сияющая Светка. Она улыбалась так широко, будто ей принесли диплом о счастье.

- Наташ! Всё отменяется! Представляешь? - зашептала она, словно боялась потревожить воздух. - Мой только что вернулся! Прямо щас приехал! С командировки вырвался! На Новый год! Сказал, что сам за Машкой посмотрит!

Я даже моргнула пару раз, не сразу поняв.

Позади неё показался её муж, весь в дорожной одежде, растрёпанный, но такой уверенный и надежный, что ему можно было простить любой бардак.

- Наталья, здравствуйте! - сказал он. - Простите, что так… внезапно. Я вырвался пораньше, хотелось быть дома в праздники.

Маленькая Маша - их дочь - выглянула из-за его ноги с градусником в руке. Помахала мне маленькой ладошкой.

Я улыбнулась, искренне, но в душе всё чуть смешалось. Радость за подругу - да. Лёгкая неловкость - тоже. И ещё что-то вроде пустоты: какое-то ощущение, что весь утренний настрой вдруг растворился, как вода в песке.

- Ну… хорошо, - сказала я. - Тогда поеду домой.

Мы перекинулись ещё парой теплых слов, попрощались, и я снова оказалась на улице - будто из одного фильма попала в другой. Только в этом втором я как будто никому не была нужна.

Дорога обратно показалась бесконечной. Вокруг всё горело: гирлянды, витрины, окна, дворы, даже автобусы были украшены блёстками. Люди куда-то торопились - дети с пакетами мандаринов, мужчины с ёлками, женщины с огромными пакетами, как будто весь мир готовился к празднику.

А я… ехала без особого настроения, смотрела на всю эту красоту и ощущала себя чуть лишней в этой суете. Как будто я сама была декорацией - молчаливой, неподвижной, ненужной.

Я сама себе тихо сказала:

«Раз уж вернулась - приберусь. Всё равно дома тихо…»

И это решение показалось даже приятным. Как будто тишина дома подарит мне хотя бы пару часов покоя.

Дома по-прежнему никого не было. Даже холодильник будто жужжал мягче обычного. Я повесила пальто, сняла сапоги и прошла на кухню - пустая, спокойная, без чужих тарелок, чашек и носков на стуле. Удивительно редкий момент.

Никто не шёл по коридору с криком «А где мои ключи?!»

Никто не звал меня посмотреть «какую ерунду он нашёл в интернете».

Никто не открывал дверцу холодильника каждые десять минут, спрашивая «а что поесть?».

Просто тишина. Простая, добрая, почти ласковая.

Я вдруг поймала себя на том, что меня даже слегка расслабило. Впервые за долгое время внутри стало так ровно… будто кто-то выключил постоянный фон напряжения, который я даже уже не замечала.

Я поставила чайник, потом передумала - решила, что сначала займусь предновогодней уборкой.

Когда-то до рождения сына мы делали это с Лаврентием вместе: смеялись, спорили, кто хуже пылесосит, кто из нас «плохой Санта» за то, что не хочет мыть окна в мороз. Тогда всё казалось каким-то… совместным. Живым...

Но это всё давно уже в прошлом.

Тем не менее, уборка оказалась хорошей идеей. Правильной. Это был единственный способ привести в порядок хоть что-то в моей жизни - раз уж не удаётся привести в порядок отношения или себя саму.

Я вытащила ведро, тряпки, перчатки, открыла шкафчики, и дом словно начал дышать иначе. И я сама - тоже.

Впереди был целый день тишины, чистоты и предновогодней подготовки. И на секунду мне даже показалось, что этого достаточно. Что именно так и должен выглядеть спокойный, добрый декабрьский день незадолго до Нового года.