Кондитерша с морковкиных выселок

Глава 1

- Что ты переживаешь? Четыре часа – и мы в Цюрихе, там Масик заберёт. До Локарно - два часа на машине. Суббота вся наша, а в воскресенье вернёшься, - убеждала меня мама. – Отдохнёшь, свежим воздухом подышишь...

Я смотрела на неё – такую моложавую, подтянутую, с причёской и маникюром, в красивом брючном костюме песочного цвета, и поражалась, насколько она далека от реальной жизни. Раз – поехать в Москву, два – оттуда в Цюрих, три – куда там ещё?..

- Мам, не хочу отдыхать за счёт твоего… мужа, - я так и не смогла назвать отчима по имени. – А моих денег не хватит ни на Цюрих, ни даже на Москву.

- При чем тут его деньги? – возмутилась мама. – Я вполне обеспеченная женщина, и могу себе позволить съездить в отпуск с единственной дочерью.

- Какой отпуск? Ты не работаешь.

- Зато ты работаешь, бедолажка моя, - мама сочувственно покачала головой. – И тебе надо отдохнуть. Не понимаю, почему ты ушла из колледжа? Масику не так-то просто было тебя туда устроить. Но ты всегда поступала странно, как твой отец…

- Папу не трогай, - попросила я. – И я тебе говорила, что в колледже мне не нравилось. Там на учителей смотрят, как на прислугу.

- Можно подумать, в твоей нищебродской школе на них смотрят иначе, - огрызнулась она. – В колледже, хотя бы, зарплата достойная. Не сидела бы на моей шее…

- Никуда не поеду, - сказала я. – Не хочу сидеть на твоей шее.

- Полиночка! Ну что ты? – мама сразу переменилась и залепетала. – Я просто неудачно выразилась. Но мне, и правда, жалко, что ты так разбрасываешься. Ведь преподавать иностранные языки – это престижно, это поездки за границу, какие-то гранты… А теперь у тебя как? Сидишь в этом Урюпинске, - она раскинула руки театральным жестом, - и преподаёшь русский и литературу. Да кому это сейчас надо?

- Мам, не начинай, - сказала я, уже предвидя ссору. – Это надо моим ученикам.

- А ты у них спросила? Лишние это предметы, лишние. Особенно – литература. Зачем забивать детям голову этими убийствами бабушек, этой чернотой крепостничества, Катериной этой, утопившейся? Всё безнадёжно устарело, Полечка. Живи реальной жизнью, а не папиными мечтами.

- Папу не трогай, - опять повторила я. – Ты совершенно не права. И правильная литература способна творить чудеса.

- Дайте мне сил! – простонала мама, закатывая глаза, но потом спохватилась и пошла на попятную. – Ладно, Полинка. Хочется тебе работать в этом тараканнике – работай. Но поехали со мной. Это же только на выходные. К тому же, я и билеты уже купила. Не пропадать ведь им?

- Переоформи на Снежану, - посоветовала я, глядя в окно, где во дворе на лавочке сидели рядком старушки, греясь на апрельском солнышке, а чуть подальше уткнулись в сотовые телефоны две молодые мамаши с колясками.

- У Снежанки инфекция, - в сердцах сказала мама. – Умудрилась заболеть, когда у Масика переговоры…

Она резко замолчала, но я уже всё поняла.

- Так ты меня вместо неё взять хочешь? – я обернулась к матери, скрестив на груди руки. – Ну, мать, ты даёшь… Ты совсем совесть потеряла? Вы решили на переводчике сэкономить?

Жанна была секретарём моего отчима и, по совместительству, переводчиком. Обычно во все поездки брали её, потому что мама кроме русского знала лишь несколько фраз на английском. Вроде - «как пройти туда-то?» и «сколько это стоит?».

- При чем тут совесть? – тут же ощетинилась мама и перешла в активное наступление. – Билеты – за наш счёт, проживание и питание – за наш счёт. Тебе надо будет только в субботу с Масиком на переговорах посидеть. У него там какая-то важная сделка, а секретутка эта заболела, как назло. Неужели ты откажешь родной матери?!

- Мама, твой… муж вполне может нанять переводчика. А у меня своя жизнь, - попробовала я ей объяснить.

- Какая у тебя жизнь?! – изумилась она, вскинув брови. – Ни мужика, ни котёнка! Ты же всё равно просидишь выходные здесь, в этой дыре! – она снова раскинула руки. – А Масик не может нанять переводчика со стороны. Снежанка, хоть, проверенная баба! А кто ещё попадётся? А у него сделка на миллионы! Представляешь, если сорвётся? – голос у мамы задрожал, в глазах появились слёзы, она шмыгнула носом и произнесла, словно через силу: - Не жалеешь ты маму. Если мы друг друга жалеть не станем, кто нас пожалеет? Ведь мы с тобой только вдвоём на этом свете остались.

- Прекрати, - я никогда не могла видеть маминых слёз.

И хоть плакала она часто, всё равно не могла к этому привыкнуть. Понятно, что ломает комедию… Но всё равно не могла… И сразу сдавалась.

- У меня немецкий на среднем уровне, - сделала я последнюю попытку. – На переговоры лучше профессионала…

- Да всё хорошо, Полечка! – мама сразу передумала плакать и вцепилась в меня, закружив по комнате. – Они там мило посидят, почти в домашней обстановке… Ты, как раз, за Масиком приглядишь, и если эти буржуи что-нибудь подозрительное на своём будут лопотать – ему сразу скажешь. Они ведь хитрые, бюргеры эти. Поулыбаются, а за глаза такое наговорят!.. А Масик решил на Швейцарию выйти, бизнес у него растёт. Понимаешь? Ты нас очень выручишь, Полечка, ну не отказывай мамочке…

- Ладно, куда там едем? – я освободилась из рук родительницы и взяла телефон. – Погоду надо посмотреть.

Глава 2

Не знаю, как я согласилась на это. Может, потому что мама сильно уговаривала, расписывая чувство свободы и полёта. Может, потому что Масик как-то очень удачно и обидно ввернул про трусость, и про то, что все учителя – малахольные. А может, у меня было временное помрачение, потому что когда я пришла в себя, то уже стояла в полной экипировке, обмотанная тросами, а Влад застёгивал ремни на моих лодыжках.

Тут я сделала последнюю слабую попытку остановить это безумие, но инструктор приобнял меня за плечи и сказал необыкновенно проникновенным голосом:

- Да ты посмотри, какая здесь красота! Здесь надо летать, как птице. Посмотри, вода прозрачная, как небо. Это ведь красиво.

Я невольно поддалась гипнозу этих слов и посмотрела вниз, на бирюзовую воду. Она, и правда, была прозрачной, как небо. И там, где белые бурунчики вились между камней, я вдруг увидела нечто, чего в воде видеть не полагалось. Там был сад – в кипенном белоснежном цветении, с изящным переплетением веток на фоне голубого неба… Отражение? Но до берега далеко… Я сморгнула, чтобы лучше разглядеть такое чудо, а инструктор нашёптывал:

- Расслабься, руки раскинь – и вперёд…

Сад в воде колыхнулся ветвями, будто звал меня к себе, и я, сама не зная, как и зачем, раскинула руки и полетела вниз.

По идее, падение должно было занять несколько секунд, но я летела и летела, вода с манящим садом как-то очень стремительно приближалась, а меня всё не подкидывало и не подкидывало вверх… Я услышала визг и сначала подумала, что это я кричу, но потом поняла, что это кричит мама откуда-то словно очень издалека.

Вода всё приближалась, от скорости падения у меня свистело в ушах, и за несколько мгновений до того, как врезаться в бирюзовую поверхность, я вскрикнула. Ещё я успела подумать, что этот инструктор Влад – дурак и халтурщик. Либо слабо затянул трос, либо не проверил верёвку, и она порвалась.

Ледяная вода хлынула в рот и уши, я захлебнулась и полетела куда-то дальше – в холод и пустоту.

Мне показалось, я отключилась всего на пару секунд, но когда открыла глаза, обнаружила, что я не в воде, а на самом солнцепёке. Солнце светило прямо в глаза, хотя ему полагалось спокойно клониться к закату. Но одежда на мне была мокрая, значит, меня только-только вытащили…

Заслонив солнце, надо мной склонились люди – незнакомые, с тревожными, испуганными лицами. Они переговаривались на итальянском, но так быстро и на каком-то странном диалекте, что я понимала через слово.

Наверное, туристы, которые гуляли по набережной…

Кряхтя, я приподнялась на локтях, желая сейчас только одного – нажать себе на живот, чтобы вся вода оттуда вылилась. Мне казалось, я выпила ведра два, не меньше.

Туристы были одеты как-то странно – в белые рубашки с широкими рукавами и в мешковатые штаны до колен. Кто-то был в странных деревянных башмаках на босу ногу, кто-то и вовсе без башмаков. И стояли эти башмаки и босые ноги не на камнях набережной Локарно, а на заросшем травой берегу.

Нет, берег был тем же… Бирюзовая вода, изумрудные холмы… Но где же мост? И где город? Неужели, меня унесло течением?

Я села, оглянулась и увидела молодую женщину, которая стояла немного поодаль, в длинном коричневом платье, мокром насквозь. С её тёмных волос жирными струями бежала вода, а сама женщина смотрела на меня с таким ужасом, будто я была выходцем с того света.

- Как вы себя чувствуете, хозяйка? – спросил меня один из мужчин, как-то странно окинул меня взглядом и хмыкнул.

Тут я поднатужилась и выплеснула из себя изрядную порцию воды. Желудок сразу стал пустым-пустым, а в животе заныло, как будто я качала пресс полчаса подряд. Меня затрясло, стало холодно даже на солнце, и совершенно не понятно, зачем называть меня хозяйкой…

- Надо сообщить моей маме, - сказала я, стуча зубами. – Она на мосту, мы прыгали… трос оборвался или развязался… - тут я посмотрела на свои ноги и увидела, что на ремнях болтается обрывок троса.

Ну точно – не проверил, как следует. А если бы я разбилась там в лепёшку?!. От злости я немного пришла в себя и первым делом расстегнула ремни, отшвырнув их в сторону.

- Дайте кто-нибудь телефон? – попросила я. – Я – туристка, из Локарно, мне надо позвонить матери…

Никто не бросился услужливо предлагать мне телефон. Мужчины переглянулись и выглядели озадаченными.

- Я заплачу! – сказала я, оскорбленная таким крохоборством.

Правда, мой кошелёк с картами и наличкой остался в машине… Но ничего. Попрошу маму, она переведёт на счёт.

Но даже за плату никто не торопился доставать телефон. Мужчины зашептались, поглядывая на меня, и я расслышала что-то про одежду.

Одежда им моя не понравилась? Да это они одеты, как чучела на огороде в деревне Гадюкино. И телефон им жалко дать человеку, попавшему в беду! Вот тебе и хвалёный цивилизованный рай!

- Где тут ближайший полицейский участок? – спросила я, теряя терпение. – Покажите, как пройти до полицейского участка.

- Так это в Сан-Годенцо, хозяйка, - с запинкой произнёс тот из мужчин, который спрашивал, как я себя чувствую. – Пять миль.

Пять миль? Неужели меня унесло настолько далеко? И что это за город – Сан-Годенцо? Впервые о нём слышу.

Глава 3

- Мне это кажется, мне всё это просто кажется, - забормотала я себе под нос, чувствуя, как по коже побежали противные мураши страха, как перед прыжком с «тарзанки».

Взяв себя в руки, я пошла вперёд, стараясь не смотреть на качающиеся без ветра деревья.

Снова выглянуло солнце, стало припекать. Дорога пошла вверх, и я совсем запыхалась.

Когда уже покажется Локарно или какой-нибудь магазин? Где там возле этого курорта такие заросли? А если меня унесло на противоположную сторону? Где одни виноградники?..

Я прибавила шагу, ориентируясь по солнцу. Если идти всё прямо и прямо, рано или поздно выйду к озеру Лаго Маджоре. И если пойду вдоль берега, то рано или поздно выйду к какому-нибудь городу. Их тут куча по всему побережью. И Сан-Наццаро, и Вира, и Бриссага…

Но я шла и шла, а озера так и не было

Неужели я свернула в сторону и теперь иду вдоль берега?

Свернуть?..

Я заметалась, но сразу же взяла себя в руки. Последнее дело – бросаться из стороны в сторону. Тогда точно заблудишься. По солнцу – и прямо, только прямо.

Подъём закончился, теперь земля под ногами шла ровно, никто меня не преследовал, и я немного успокоилась. Может, полежать где-нибудь в тенёчке? А когда солнце спуститься – пойду себе, по холодку…

Нет. А вдруг эти итальянские мафиози пустят по следу собак?

Поёжившись, я невольно пошла быстрее, опять углубилась в заросли олеандра, развела переплетные ветки и… вышла прямо к дому с синей черепичной крышей.

Это было невероятно, но я умудрилась сделать круг и снова вернуться на это же самое проклятое место!

Круто развернувшись, я бросилась бежать.

Под горку, через олеандр, потом под грушевыми деревьями, обвитыми плетями дикого винограда… Главное – добежать до озера… До озера…

Пот заливал лицо, страшно хотелось пить, но я бежала, не останавливаясь, поминутно проверяя, чтобы солнце светило справа.

Немного утешало, что деревья вокруг меня больше не махали ветками, а стояли смирненько, но в какой-то момент мне стало казаться, что они пристально наблюдают за мной. Деревья! Наблюдают!.. Так можно точно с ума сойти.

Я взбежала на взгорочек, вломилась в заросли олеандра, продираясь сквозь ветки и даже не пытаясь соблюдать тишину – чтобы не поймали. Мне хотелось просто убежать из этого сада, просто оказаться на берегу озера…

Кустарник закончился, и я опять – опять! – очутилась перед обшарпанным домом с синей черепичной крышей.

А солнце благополучно светило слева.

Как так?! Как так может быть?

Мне показалось, что я потихоньку съезжаю с катушек. Может, я головой ударилась, когда падала?

Из-за деревьев вышел незнакомый мне мужчина – тощий, в белой рубашке с закатанными до локтей рукавами, в широкополой соломенной шляпе с уныло повисшими полями, и с таким же уныло повисшим длинным носом. Мужчина толкал тележку, полную круглых глиняных горшков, а заметив меня остановился и махнул рукой:

- Ты как и сарая выбралась, Апо? – крикнул он мне. – Иди лучше в дом, пока матушка тебя не хватилась.

Не ответив, я попятилась, пока кусты не скрыли от меня мужчину в соломенной шляпе, а потом развернулась и в третий раз бросилась бежать.

В этот раз я постоянно сверялась с солнцем, чтобы точно не свернуть обратно к дому с синей черепицей. Я уже не обращала внимания на заросли дикого винограда, на живописные полянки с олеандром – просто бежала наугад, держа солнце с правой стороны.

В саду было тихо, и эта тишина нервировала больше, чем ветер, которого, вроде и не было.

Только бы добраться до озера…

Сад закончился, и я вдруг оказалась не у озера, как предполагала, а на широкой просёлочной дороге. Асфальта тут не было, и на сухой до пыли почве виднелись четыре вдавленные узкие колеи – то ли от велосипедов, то ли от мопедов…

Я заметалась вдоль дороги, не зная, куда пойти – налево или направо. Наверное, лучше налево… Кажется, Локарно должен находиться там…

Словно в ответ на мои мучения из-за поворота дороги вырулила конная повозка на огромных тонких колёсах, которые как раз вписались в колею. На повозке – неуклюжем корыте с низкими бортиками – сидели мужчина и женщина, а за их спинами торчали макушки шести или семи детишек. Все были в таких же нелепых костюмах, что я видела на людях у озера, и в широкополых соломенных шляпах с растрёпанными краями.

Но это было лучше, чем итальянская мафия, и я бросилась к повозке.

- Простите, не подскажете, как связаться с полицейским участком в Локарно? – спросила я на немецком. – Мне нужна помощь, я попала в аварию…

Договорить я не успела, потому что женщина завизжала, как резанная, детишки завопили кто дискантом, кто басом, а мужчина резко осадил лошадь и даже замахнулся на меня кнутом, но потом пригляделся и опустил руку.

- Тише! – прикрикнул он на странном итальянском на голосящих женщину и ребятишек. – Это же хозяйка с виллы Мармэллата, Аполиннария Фиоре.

Вопли и визги сразу прекратились, и женщина подозрительно посмотрела на меня, окинув взглядом от пяток до макушки, а дети высунулись из-за бортиков, с любопытством тараща на меня глаза.

Глава 4

Разумеется, я этого не знала. Сообразила только, что Джианне – это муж той самой злосчастной Аполлинарии, за которую меня все принимали, и что он, вроде как, умер. А каким образом, при каких обстоятельствах… Кто же его знает?.. Но узнать надо.

- Боже, мне нехорошо, - пожаловалась я и приложила ладонь ко лбу, закрывая глаза. – Наверное, я и правда ударилась головой о камень, когда упала в воду. Труви, дорогая, напомни, что случилось с моим дорогим Джианне? – и я тихонько развернула её к флигелю.

- Ты, действительно, не помнишь? – насторожилась Ветрувия, так и пожирая меня глазами. - Ты не притворяешься?

- Ничуть, - скорбно подтвердила я. – Как я жила до этого? Похоже, матушка меня очень не любит?

- А кого она любит? – выпалила Ветрувия и тут же опасливо оглянулась – не услышал ли кто. – Даже сыновей терпеть не может, хотя говорит, что их обожает, и что смерть Джианне её убьёт. Ага, убьёт… Она сама кого хочешь убьёт, - женщина поёжилась. – Лучше не спорь с ней, а то заморит голодом… Или точно голову проломит. И cкажет, что так было.

- У синьоры Чески был сын Джианне, который мой муж, и есть ещё сыновья? – уточнила я.

- Ещё один, - кивнула Ветрувия. – Джузеппе Фиоре. Но все зовут его Пинуччо, хотя у него уже вся голова лысая. Это ничтожество ещё и мой муж по совместительству.

- То есть мы с тобой – невестки? А та дама в кресле?

- Андреа Ликалепни. Тётушка Эа, - объяснила Ветрувия. – Родная сестра матушки. Ленивая, как сто коров. И постоянно сжигает варенье.

- Это я уже заметила, - пробормотала я. – А две драчливые девицы?

- Доминика и Джульетта, с готовностью ответила Ветрувия. – Наши дорогие золовки-колотовки. Будь с ними осторожна – сразу обо всём доносят своей мамочке, шпионят, наушничают. Только и думают, что о парнях, танцах, и как бы поскорее выйти замуж. И… и тоже ленивые. Так что почти вся работа на нас…

- А что у нас за работа? – теперь уже насторожилась я.

- Так варенье же! – воскликнула Ветрувия. – Твой муж был кондитером. Раньше мы жили в Милане, и Джианне служил на кухне у герцога Висконти, а потом Джианне решил уехать. Мы купили эту виллу, Джианне обещал, что скоро мы разбогатеем и будем в золоте купаться, а потом он утонул.

- Утонул? Мой муж?

- Да, - печально понурилась Ветрувия. – Упал в воду и утонул. Все уверены, что это из-за того, что он заходил на проклятую виллу. Там жил колдун, и его призрак до сих пор там бродит. Джианне только смеялся над этим, а потом утонул… А ты так переживала, что плакала целыми днями, а потом тоже бросилась за ним. Я тебя спасла! Я тебя вытащила на берег! Хотя вода была жутко холодная!

- Благодарю, - рассеянно сказала я, пытаясь запомнить по именам и родственным связям всё это странное семейство.

Уехать из Милана в это захолустье и надеяться, что заработаешь много денег? На чем? На варенье?

Я невольно оглянулась на тётушку Эа, которая снова задремала в своём кресле, совершенно забыв про жаровню и таз на ней.

- Варенье – это так доходно? – спросила я, когда мы с Ветрувией уже заходили во флигель.

- Ну-у… - замялась она, взяв меня за руку и ведя в конец коридора, в котором справа и слева были двери, - в Милане – да. Но Джианне зачем-то уехал сюда. Здесь одна голотьба… - тут женщина вздохнула. – Никто толком не заплатит… И тут так скучно…

- В Милане веселее, - согласилась я.

- Ты вспомнила?! – она резко обернулась ко мне, широко распахнув глаза.

- Немножко, только что в Милане весело. Мне там нравилось.

- Ты же не была в Милане, - возразила Ветрувия. – Джианне познакомился с тобой в Локарно, когда ты вместе с бродячей труппой путешествовала… А я вышла замуж за Пинуччо в Милане. Там у нас был большой дом. Правда, на три семьи… Но зато жалованье платили каждый месяц. У твоего мужа даже золото водилось. Но после его смерти матушка ничего не нашла. Наверное, он положил всё в банк. Приедет адвокат и всё расскажет. Хотя, всё равно твой муж оставил деньги матери. Против неё никто слова сказать не осмеливается. И ты помалкивай, если не хочешь неприятностей. И слушайся меня. Ведь мы подруги.

- Подруги, - я с признательностью пожала Ветрувии руку. – Только ты мне подсказывай, как себя вести. А то меня точно в сумасшедший дом упекут.

- Не надо в сумасшедший дом! – перепугалась она. – Молчи и слушайся меня, и всё будет хорошо. Пойдём, я тебя одену. Где ты раздобыла эти тряпки? У цыган, что ли выменяла?

- Не помню, наверное, - ответила я.

В самой дальней комнате, куда мы зашли, стояла грубо сколоченная кровать, застланная шерстяным пледом, пара табуреток и колченогий стол, на котором я увидела небольшое засиженное мухами зеркальце, глиняную большую чашку и глиняный кувшин. Возле стены – сундук. В целом – убогость, пыль и даже грязь. Неприятное жилище.

Ветрувия пояснила, что это – наша с Джианне комната, открыла сундук и достала длинную рубашку из некрашеного полотна, синюю кофту с широкими рукавами и синий корсаж на шнуровке. Ещё к этому полагалась тёмно-синяя юбка с тесёмкой, завязывающейся на талии, фартук и ещё кусок некрашеного полотна, чтобы намотать на голову.

Глава 5

Сначала я подумала, что как-то неправильно поняла этот странный итальянский, но синьора Ческа выпалила:

- Простите долг – и забирайте её!

- Хо-хо-хо! – закатился от смеха синьор Занха. – Десять тысяч и за принцессу крови не дают.

- А она – не принцесса, - деловито заявила «матушка». – Она – комедиантка. Мой сын её из балагана притащил. А вы же знаете, что комедиантки в постели – то что надо. Огонь и лава. Мой бедный Джианне совсем от неё голову потерял.

- Да?.. – толстяк с ещё большим интересом взглянул на меня. – Ну тогда так и быть – тысячу прощу.

- Пять, - быстро сказала синьора Ческа.

- Две, - начал торговаться синьор.

- Четыре…

- Три…

- Идёт! – синьора Ческа прихлопнула в ладони. – Три тысячи – и она ваша, добрый господин.

- Эй, вы что это себе позволяете… - очнулась я. – Какое право вы имеете мною распоряжаться?! Ни за три тысячи, ни за десять…

- Берите её и едем, - распорядился синьор Занха. – Надоели мне эти репкины грядки, - он оглянулся и поморщился.

Разумеется, никакой репки тут не было, вокруг стояли фруктовые деревья, но я отчётливо поняла, что сильно сглупила, не дёрнув прочь, как умничка Пинуччо. Хотя, ему точно не грозило быть проданным богатому толстяку для любовных утех.

Всё-таки, я попыталась сбежать, но не успела сделать и трёх шагов, как слуги синьора Занха меня поймали и поволокли к своему господину. Я упиралась, но толку от этого было меньше, чем от комариных укусов.

- Пустите меня! Не хочу! – требовала я дрожащим голосом, но и от этого не было никакого толку.

Синьора Ческа провожала меня мрачной ухмылкой, Миммо и Жутти поджали губы и отвернулись, тётушка Эа безмятежно наблюдала, как меня волокут под ручки.

Помощь пришла внезапно, и с той стороны, с которой не ждали.

Ветрувия налетела на мужчин, державших меня, от души орудуя тонким сучковатым полешком.

- Беги, Апо! – заорала она, молотя слуг толстяка по чему попало.

Мужчины от неожиданности отпустили меня, прикрывая головы, и тут я уже я не растерялась – со всех ног стрельнула в кусты и помчалась по саду, не разбирая дороги. Мне были слышны вопли синьоры Чески и воинственный визг Ветрувии, и даже стало совестно, что я бросаю её одну, но тут позади раздались топот, треск веток и крепкие ругательства на пять мужских голосов, и совесть мгновенно утихла.

Минут пять я мчалась, просто спасая свою жизнь… Или, вернее – честь. Потому что сбивать долги синьоры Чески ублажая кого-либо – пусть даже самого герцога Висконти – в мои планы не входило.

Больше всего я боялась споткнуться, но мне везло – холмы тут были ровными, как ладони, и даже трава не особенно высокая, так что бежать было совсем нетрудно.

Я снова услышала громкие проклятия за спиной – кажется, кому-то попало веткой по лицу, и он громко костерил «проклятый сад» и «проклятую девку». Рассудив, что про девку – это про меня, я припустила ещё быстрее, задрав юбку чуть ли не до пояса, чтобы не запутаться в подоле.

Только спустя ещё пару минут я сообразила свернуть, чтобы запутать преследователей.

Нырнув под ветки олеандра, я пробежала метров сто и затаилась.

Слуги толстяка промчались мимо, а я на цыпочках покралась в противоположную сторону. Самое время спрятаться, а потом сбежать… Главное не заблудиться, как в прошлый раз…

- Она здесь! – заорал мужской голос где-то совсем рядом, справа, и я рванула влево, прямо через кусты.

Теперь я выдала себя с головой, и меня догоняли уже с двух сторон.

Я заметалась, не зная, куда бежать, и, вильнув из стороны в сторону, встала под грушевым деревом, стараясь дышать не слишком громко, и прислушиваясь.

- Чёрт! Я ногу пропорол! – крикнул кто-то впереди меня. – Догоним чёртову девку, я её вперёд синьора Занха распечатаю!

- Потом синьор тебя распечатает! – засмеялись в ответ.

Парочка крепких ругательств – и мужчины снова принялись искать меня.

Они шли цепочкой, безжалостно ломая кусты и шаря по всем зарослям.

Я оторвалась от дерева и, пригнувшись, рысцой побежала туда, где было тихо. Сердце бешено колотилось в груди, воздуха не хватало, и я с тоской вспомнила о всех прогулах по физкультуре в университете, и обо всех неслучившихся пробежках по утрам. Сейчас умение спринтерского бега мне бы очень пригодилось…

Деревья расступились передо мной, и я оказалась перед домом с синей черепичной крышей. Покосившаяся развалина – того и гляди рухнет. Окна без стёкол, прогнившее крыльцо, и дверь полуоткрыта, повиснув на одной дверной петле. Здесь и прятаться-то опасно… Ветрувия говорила про призрак колдуна, и Джианне лазал сюда, а потом утонул…

- Себастьяно! Ты здесь? – окликнули совсем близко, и я, пригнувшись ещё ниже, метнулась к дому, взбежала на крыльцо и юркнула в приоткрытые двери.

Внутри было полутемно и прохладно. Я прошла по коридору наугад, стараясь не попасть ногой в дыру в полу, зашла в какую-то комнату, где было пыльно, грязно и стояла какая-то не менее грязная мебель.

Глава 6

- Матушка!.. – ахнул Пинуччо. – Вы меня посылаете?.. Туда?.. Я же ваш единственный сын!

- И что? – мрачно осведомилась синьора Ческа. – Ты им и останешься.

- Но… туда?!. – возопил единственный сын.

Миммо и Жутти даже притихли, и на время позабыли отвешивать Ветрувии подзатыльники.

Без лишних слов Ческа показала сыночку кулак

Пинуччо сразу сник, и было видно, как его ломает от страха. Но, видимо, страх перед кулаками мамаши оказался сильнее, и он мелкими шажками двинулся к дому.

Я следила за ними всеми, глядя в щёлку и затаив дыхание.

Поднявшись по крыльцу, Пинуччо потянул дверь на себя, но она не открылась. Он подёргал сильнее, потом даже упёрся ногой, но дверь словно заклинило. Хотя я прекрасно помнила, что влетела в дом безо всяких препятствий. И клинить на этой двери было нечему. Значит, дом снова защищал меня…

Не удержавшись, я похлопала ладонью по деревянной стене, благодаря колдовскую усадьбу, и выдохнула, а Пинуччо радостно сбежал с крыльца.

- Двери не открываются, так что Апо точно там нет! – выпалил он скороговоркой.

- В окно залезь! – рявкнула на него Ческа, и он аж присел, прикрывая голову.

- Вон там окно открыто, - подсказала Жутти и указала на окно, возле которого как раз стояла я.

Этого ещё не хватало!..

Пинуччо обречённо пошёл к окну, поплёвывая на ладони. Я застыла на месте, не представляя, куда сейчас бежать – только сделаю шаг, как выдам себя с головой, а если останусь, то всё равно выдам.

Тем временем Пинуччо взялся за подоконник, подтянулся на руках, взгляды наши встретились… Но забраться внутрь дома он не успел, потому что ставни захлопнулись сами собой, чуть не прищемив ему пальцы.

Пинуччо свалился мешком и на четвереньках отбежал в сторону, и только потом поднялся на ноги.

- Что такое? – загремела Ческа.

- Мам, ставни… ставни… - пролепетала Миммо, тыча пальцем в окно. – Они – сами?!.

Жутти ничего не сказала, она только таращила глаза и подёргивала головой.

С перепугу сестрёнки выпустили Ветрувию, и она сразу отбежала на несколько шагов. Потом повернулась, и я увидела хороший синяк у неё под левым глазом. Кто мог так ударить женщину? Слуги Занха? Или свекровка расщедрилась? Что за привычка распускать руки!

- Что там, Пинуччо? – повторила синьора Ческа. – Что-нибудь заметил?

Пинуччо молча вытирал ладони о штаны и смотрел на окно. Только я понадеялась, что он благородно промолчит обо мне, как он с запинкой произнёс:

- Апо в доме… Стоит возле окна…

- В доме?! – тотчас взбесилась Ческа. - А ну, выходи! Прятаться вздумала?

Отмалчиваться не было смысла, и я глухо ответила:

- Не выйду.

- Ах, не выйдешь?! Осмелела? Спорить начала? Ну я тебе покажу… Я тебя научу… – синьора Ческа бросилась к двери и принялась её дико дёргать, пытаясь открыть.

Что-то затрещало, дико завизжала Жутти, и её мамаша едва успела спрыгнуть с крыльца, когда не выдержали и рухнули деревянные подпорки крыши-портика над входом.

- Мама, как вы? – Миммо подскочила к Ческе, поддерживая её под локоток. – Мама, вы не поранились?

- Отстань! – Ческа отпихнула её и с такой ненавистью посмотрела на окошко, за которым я пряталась, что взглядом вполне могла провертеть дыру в ставнях.

- Матушка, осторожнее, – забормотала Жутти опасливо пятятся. – Вы же знаете, что дом колдовской…

- Да они с Джианне сговорились! – крикнула синьора Ческа. – Убить меня задумала, да? Ну ладно, не хочешь выходить – я тебя оттуда выкурю. Тащите сюда огонь и солому. Я сожгу эту развалюху к чертям!

- Как – сожжёте? – не понял Пинуччо.

- Дотла! – взревела его «добрая» матушка. – Несите огня! Быстро!

- Не надо! Не надо! Не надо! – взахлёб закричала Ветрувия и бросилась к Ческе, хватая её за рукав. – Там же Апо! Вы же её погубите!

- Пусть сгорит, если не хочет выходить, - свирепо ответила Ческа, отпихивая Ветрувию, и повторила: – Где огонь?!

Миммо помчалась в сторону флигеля, а у меня холодок пробежал по спине. Неужели, подожжёт дом? Настолько свихнулась?

- Смотрите по окнам, - командовала тем временем синьора Ческа, энергично размахивая руками. – Пинуччо, ты оттуда! Жутти, ты оттуда! Как только эта дрянь выпрыгнет, тут же зовите!

Дело было совсем плохо. Я забегала по комнате, не зная, что предпринять. Прыгать в окно, пока не поздно? Но там дом меня не защитит, и я точно попаду в лапы этой ведьмы… А как дом защити себя от огня?

- Что делать, домик? – зашептала я, не соображая, что говорю по-русски. – Что будем делать? У тебя есть какой-нибудь план? Или какой-нибудь подземный ход?..

Дом мне ничего не ответил. Да и глупо было ждать ответа от дома. Я до конца не была уверена, что двери и ставни хлопали по чьей-то колдовской воле… Колдовства ведь не бывает, верно? Но и из настоящего в прошлое с моста не сигают…

Глава 7

На этот раз грушевое дерево не колыхнулось, и я подавила тяжёлый вздох. Что ж, лёгкий путь домой мне не светит. Надо было ожидать.

- Апо! Ты… разговариваешь с деревьями?!. – услышала я испуганный шёпот Ветрувии за спиной.

- Да так, перебросились парой фраз, - ответила я, с трудом скрывая разочарование.

Если волшебный дом не знает или не хочет сказать, как мне вернуться, то как же узнать об этом мне? Простой неволшебной женщине? И как вернуться-то? Потому что жить здесь я не хотела ни при каких обстоятельствах.

- Ты знаешь язык деревьев? – Ветрувия подошла ко мне и заглянула в лицо. – Язык деревьев ты тоже выучила, когда ударилась головой?

- О чём ты?.. – спросила я машинально, думая лишь о возвращении домой. – Какой язык деревьев?

- А на каком языке ты говорила? – поразилась Ветрувия.

Только тут я сообразила, что беседовала с грушей, говоря по-русски. Ещё один сюрпризик – вилла в Италии, которая говорит на русском языке. Но зато никто, кроме меня, её не поймёт. Эту виллу.

- Ты права, я говорила на языке деревьев, - пошла я по пути наименьшего сопротивления, чтобы не заставлять Ветрувию слишком напрягать мозги. – Тоже последствия удара головой о камень. Удачно ударилась, да?

- Удачно… - не слишком уверенно согласилась она, глядя на меня во все глаза. – И что теперь?

- Теперь мы пойдём и поговорим с матушкой, - объявила я. – Надо действовать, пока они там ещё все пуганные. Ковать железо, пока горячо!

- Ага… - растерянно согласилась Ветрувия.

Помогая друг другу, мы вылезли из окна, но прежде, чем отправиться к флигелю, я обошла дом. Он был деревянный, только основание сложено из крупных серых камней, грубо обточенных. Если заткнуть щели чем-нибудь, прибить ставни, крышу подлатать, и если печка работает – сиротскую итальянскую зиму вполне можно пережить. Потому что неизвестно, надолго ли я здесь застряла.

Наверное, можно найти кого-то, кто умеет делать ремонт… Вот только чем платить?.. А, там какое-то наследство будет. Может, его хватит, чтобы заплатить рабочим… Синьора Ческа сказала, что адвокат приезжает через три дня. Значит, это будет послезавтра. И значит, мне нельзя пропустить его приезд. Иначе «добрые» родственнички обдерут бедняжку Апо, как липку. В этом я даже не сомневалась.

- Пошли, - скомандовала я Ветрувии и смело направилась в сторону флигеля.

Она засеменила следом за мной, боясь забегать вперёд и боясь сильно отстать, и всё время оглядывалась на дом с синей черепичной крышей.

- Ты точно не ведьма? – уточнила она, когда мы уже подходили у флигелю.

- Конечно, нет, - сказала я ей. – Ты же меня столько лет знаешь. Какая я ведьма? Была бы ведьмой, вместо Джианне утонула бы синьора Ческа.

Ветрувия то ли всхлипнула, то ли икнула, а я тут же громко сказала по-русски:

- Если что – это шутка, а не руководство к действию! Топить никого не надо. Душить, закапывать и убивать прочими способами – тоже не нужно. Мы лишь пугаем. И защищаемся. Это понятно?

Неподалёку росло апельсиновое дерево, и я указала на него пальцем. Ветки дерева тут же склонились, показывая, что неведомый кто-то услышал и понял.

- Спасибо, - поблагодарила я и ускорила шаг.

Когда мы подошли к флигелю, то обнаружили синьору Ческу возле колодца – она полулежала, прислонившись спиной к каменной кладке колодца, а Миммо старательно брызгала водой матери в лицо. Жутти только что достала ещё одно ведро воды, а Пинуччо робко держался поодаль, и левый глаз его стремительно заплывал, так же, как и глаз Ветрувии. Одна только тётушка Эа невозмутимо восседала в своём кресле, умудрившись задремать и не уронить ложку. Зато над поляной растекался уже знакомый мне запах пригоревшего апельсинового варенья.

- Как себя чувствуете, синьора Ческа? – спросила я, подходя к колодцу, но на всякий случай держась на безопасном расстоянии в десять шагов.

Ческа подскочила, как ужаленная, а Миммо и Жутти завизжали, бросившись бежать. Ведро упало и холодная вода плеснула нам под ноги.

Пинуччо орать не стал и бежать не стал, но предусмотрительно попятился, держась поближе к дороге. Кусты его теперь не манили. Тётушка Эа встрепенулась и с любопытством уставилась на нас, сонным голосом поинтересовавшись, что происходит.

- У вас варенье горит, - подсказала я ей.

- Да, горит, - согласилась она и неторопливо поднялась из кресла, чтобы снять таз с жаровни.

- Так что? Вы всё уяснили? – продолжала я, обращаясь к синьоре Ческе. – Или повторить? – тут я многозначительно подняла указательный палец, и повинуясь этому простому жесту зашевелилась виноградная плеть, вьющаяся по плетёной изгороди.

Виноградная лоза зелёной змеёй проползла по траве, обогнала Миммо и Жутти и преградила сестрёнкам путь. Миммо сразу завыла, а Жутти сделала отчаянную попытку перепрыгнуть лозу. Ответ был жёстким – её прилетело лозой сзади по коленкам, ноги Жутти подломились, и она рухнула на землю, шлёпнувшись лицом. Миммо помогла ей подняться, и они испуганно обнялись, скуля и оглядываясь, но больше не осмеливались сделать ни шагу. Пинуччо оказался не в пример умнее сестёр и остановился сам, вытянувшись по стойке «смирно» и всем видом показывая, что всё уяснил и повторений лично для него не требуется.

Глава 8

Мы с Ветрувией переглянулись и наперегонки бросились одеваться, забыв про умывание. Я лишь на ходу плеснула в лицо пригоршню воды, чтобы глаза окончательно открылись.

Когда мы выскочили из дома, Пинуччо трусливо приплясывал на поляне, явно опасаясь подойти слишком близко к деревьям.

- Прибежал мальчишка… - затараторил Пинуччо, пока мы быстрым шагом топали до флигеля, - адвокат уже на дороге! Что это раньше приехал? Завтра же обещал?

- Может, планы поменялись, - пожала я плечами.

Ветрувия семенила позади меня, и когда я оглянулась, то увидела, что лицо у неё было мрачным.

Ах да, Пинуччо ведь – её муж. Но он не выглядел сильно уж расстроенным, что жена ушла из дома. Ну, то есть не совсем ушла, но куда-то ведь ушла. А муженек, кстати, жёнушке даже доброго утра не пожелал…

Возле флигеля уже толпились Ческа с дочками, а тётушка Эа с невозмутимым видом сидела в кресле, кутаясь от ветра в клетчатый шерстяной платок. Синьора Ческа, Миммо и Жутти, между прочим, тоже набросили платки.

Да, ветер дул, но уж в платках точно не было смысла. Мне, наоборот, было приятно ощутить эту свежесть. Жара надоела, хотя я пробыла на этой жаре всего два дня.

От флигеля была видна дорога, идущая с холмов, и по ней катила закрытая повозка, которую я про себя назвала каретой. Карету везли две потрясающе красивые лошади – будто нарисованные углём, но гривы и хвосты у них были светлыми, серебристо-серыми. Сама карета тоже была чёрная, с серебристой отделкой вокруг дверей.

Ческа покосилась на меня и предусмотрительно отошла подальше, за ней потянулись Миммо и Жутти. Пинуччо сделал шаг к сёстрам, подумал, сделал шаг в нашу с Ветрувией сторону. Опять подумал, опять шагнул к матери и сёстрам.

- Что ты болтаешься, как козья какашка в колодце? – зашипела синьора Ческа, и Пинуччо сразу остановился.

Место остановки он выбрал дипломатично – посередине. Вроде как и не нашим, и не вашим. Прирождённый подхалим.

Но карета приближалась, и дипломатические таланты Пинуччо я оставила в покое.

Лошади бежали дружно, помахивая светлыми хвостами, и вскоре так же дружно вступили на лужайку перед флигелем. Кучер натянул поводья, лошади остановились, и с запяток кареты соскочил маленький щуплый слуга в черном камзоле. Он распахнул дверцу кареты, ловко опустил лесенку, и вот мы увидели руку, которая взялась за бортик, потом на ступеньку лесенки встал красивый кожаный сапог из красной кожи с крупной квадратной пряжкой и небольшим каблучком (тоже красным), а потом показался и сам адвокат – потрясающе красивая женщина в длинной, до пят, парчовой шубке. Одежда чем-то напоминала наряды древнерусских бояр – трапециевидная, с длиннющими рукавами, отороченными тёмным мехом. В рукавах был разрез, поэтому руку можно было высунуть где-то в районе локтя, а сам рукав болтался где-то ниже колен. У женщины были густые кудри – чёрные, как смоль, спадавшие на плечи крутыми кольцами. На голове у неё красовалась маленькая высокая шапочка – чёрного цвета, вышитая золотистыми блестящими нитками, а на шее, пониже кокетливого кружевного воротничка, сверкала толстая золотая цепь в четыре ряда. К цепи крепилась подвеска в виде крестика с красным камешком, и камешек тоже ярко блестел. В целом, женщина выглядела ярко, нарядно, и я не сомневалась, что одета она была по последней моде пятнадцатого века.

- Адвокат Марина Марини, - представилась женщина приятным баритоном.

Она окинула нашу компанию взглядом, заметила меня, помедлила, а потом кивнула. Я машинально кивнула в ответ, хотя видела эту великолепную особу впервые. И сразу успела застыдиться своей потрёпанной юбки, дурацкого тюрбана на голове и нечищеных зубов. Одним своим видом красотка словно упрекнула нас – чумазых деревенщин.

Но я подумать не могла, что в пятнадцатом итальянском веке адвокатами могут быть женщины. Только вот – реальное подтверждение, что и женщина в эпоху всеобщей серости может сделать карьеру. И юбку для этого задирать совсем не нужно. Наверное. В этом я что-то засомневалась, глядя, как красавица выбирается из кареты и брезгливо оглядывается, крутя точёным носиком. На старинных портретах у всех аристократов такие носы – ровные, как будто их по линейке делали.

- Здесь все родственники? – поинтересовалась адвокат и обращалась она именно ко мне.

- Вроде да… - промямлила я и вопросительно посмотрела на Ветрувию.

- Все! – пискнула она.

- Тогда не будем тянуть, - произнесла красотка, играя своим баритоном, как оперная певица.

Хотя, у певиц, наверное, должно быть контральто… Кажется…

Адвокат достала из рукава конверт, запечатанный красной печатью, показала нам всем эту печать, а потом сломала её и развернула конверт так, что он превратился в письмо. Таких фокусов мне видеть не приходилось, но судя по тому, что никто не удивился, у них тут так было заведено.

- Воля покойного Джианне Фиоре, - начала красотка ровным, хорошо поставленным голосом, - заключается в том, что после смерти всё его имущество, а именно – дом, садовый участок, садовые постройки и банковские вложения в банк Медичи переходят во владение его любимой жены Аполлинарии Фиоре. Подписано при свидетелях двенадцатого апреля этого года.

Она свернула письмо и убрала его обратно в рукав.

Глава 9

Дом встретил нас, радостно сверкая новенькими стёклами. Будто улыбался и подмигивал. Ветрувии было явно не по себе, но я чувствовала себя, как целенькое, чисто вымытое стёклышко, и только что не отражала солнечных зайчиков.

Перед приготовлением завтрака я настояла, чтобы Ветрувия вымыла руки.

- Зачем? – поразилась она, пока я лила ей воду из кувшина. – У меня чистые руки, посмотри!

- Грязь может быть и невидимой, - я тут же прочитала ей маленькую лекцию, что руки надо мыть как можно чаще, особенно перед тем, как прикасаешься к продуктам – в этом залог здоровья, прекрасного самочувствия и красоты.

Услышав про красоту, Ветрувия сразу со всем согласилась, хотя пока чистила морковку и лук, поглядывала на меня озадаченно и почти с опаской.

Я тем временем взялась осмотривать содержимое кухонных шкафчиков и полок.

Судя по всему, Джианне похозяйничал и здесь. Часть посуды была медной, без следов копоти и почти не запылившаяся, а значит, появилась в этом доме недавно. Ветрувия выбрала то, что ей нужно – котелок, сковороду, ножи и ложки, а «странную» по её словам посуду убрала подальше.

Среди «странного» я обнаружила всевозможные ситечки, мерные стаканчики, ложечки, весы двух размеров – большие, с чашами размером на горсть, и совсем миниатюрные, очень тонкой работы. Маленькие весы лежали в футляре с такими же крохотными гирьками, на которых были нацарапаны римские цифры. Похоже, Джианне планировал заняться вареньем всерьёз. Но почему не рассказал обо всём родным? Ведь варенье – это семейное дело… Да и такой набор посуды больше подходит для аптекаря, а не для повара.

- Труви, - позвала я, заканчивая рассматривать посуду и переходя к полкам, где стояли плотно закупоренные горшочки, бутылки и пузырьки. – А как утонул мой муж? Что произошло?

- Несчастный случай, - пожала Ветрувия плечами, смешивая в миске несколько яиц и добавляя щепотку соли. – Выпил с местными, пошёл домой берегом озера, потому что так ближе… Наутро его нашли на берегу. Ты очень плакала.

- М-м, ясно, - промычала я. – А у него врагов здесь не было?

- Каких врагов? – Ветрувия посмотрела на меня удивлённо. – Мы здесь живём только с зимы, ещё толком ни с кем не познакомились. Поссориться точно ни с кем не успели. А почему ты спрашиваешь?

- Да адвокатишка что-то болтал про то, что тело Джианне не хотят отдавать для похорон. Намекал на убийство.

- Убийство?! – моя подруга чуть не уронила ложку. – Какой бред! Кому бы понадобилось убивать Джианне? Да и он утонул – это все знают!

- Всё так, - согласилась я, откупоривая по очереди горшочки и пузырьки, и принюхиваясь, - но не забывай, что меня тоже чуть не убили. Возможно, кто-то хотел получить те денежки, что занял мой муж. А денежек… - тут я чихнула, потому что в одном из горшочков оказался молотый чёрный перец, - а денежек нет.

- Во имя святого Амвросия! Ты что такое говоришь! – совсем перепугалась Ветрувия, и даже забыла взбалтывать яйца. – Думаешь, Ческа убила собственного сына?! Она, конечно, ведьма, но на такое бы не пошла. Джианне был её любимчиком. Она его во всём слушалась. Даже согласилась переехать в это захолустье, когда он пообещал ей, что мы скоро разбогатеем.

- Разбогатеете на варенье? – уточнила, снова чихая, потому что в другом горшочке находилась молотая корица, и когда я неловко дёрнула рукой, ароматное облачко попало прямо мне в лицо.

- Ага… - подтвердила Ветрувия.

- Но зачем он уговорил вас переехать сюда? Ведь логичнее было бы варить и продавать варенье в большом городе, где найдётся клиентура.

Она насупилась, морща лоб, а потом робко предположила:

- Может, из-за сада? Тут много фруктов и овощей, не надо платить торговцам, можно выращивать самим…

- Может и так, - признала я эту версию, как состоятельную. – Ты бывала в Сан-Годенцо?

- Да, мы ездили туда в прошлом месяце с Пинуччо, покупали тазы для варенья, - подтвердила Ветрувия.

- Надо снова туда наведаться, - я перешла к бутылкам и, откупорив первую, почувствовала сильный и сладкий запах.

Ром! Целая бутылка ароматного рома! Джианне был тот ещё фрукт, оказывается. Припрятал от родных не только сладости, но и выпивку. Про деньги – вообще, молчу.

- Давай съездим, - тут же оживилась Ветрувия. – Можно нанять повозку у синьора Луиджи. Только денег нет… Если только заплатить вареньем? Или в долг попросить? А зачем тебе туда? В Сан-Годенцо?

- Надо разведать местность, - ответила я, затыкая бутылку с ромом пробкой. – Посмотрим, куда нам лучше толкнуться со своей продукцией. Но сначала, конечно же, продукцию надо сварить.

- Так у Чески горшков десять уже готово! – совсем обрадовалась Ветрувия. – Возьмём их и поедем!

- Десять горшков варенья без сахара, сваренного грязными руками? – усмехнулась я. – Нет, Труви. Такой третьесортный товар мы предлагать не станем. Мы предложим товар наилучшего качества, чтобы у всех богатеев Сан-Годенцо слюнки потекли. Глядишь, так и вернём потраченные на сахар флорины.

- Десять тысяч?! – поразилась Ветрувия. – Это сколько же тебе надо варенья сварить?

- Узко мыслишь, подружка, - сказала я, посмеиваясь, потому что мне всё больше и больше нравилась эта идея с вареньем. - Товар высшего качества и стоить будет соответственно. Но сначала его надо приготовить. Давай-ка побыстрее заканчивай с завтраком, и отправимся прогуляться по саду, пока солнце не слишком высоко.

Глава 10

Ступени, которые ещё вчера были изъедены жучком и потрескивали под моими ногами, сегодня оказались крепкими и сладко пахли свежеструганным деревом. Лестница была винтовая, и, поднявшись до половины, я увидела, что творится на втором этаже. А творились там неописуемые чудеса, скажу я вам. Если на первом этаже мы с Ветрувией застали разруху и запустение, то на втором этаже была настоящая сказка.

Уже не переживая за ступени, я взбежала по лестнице и всплеснула руками, с восторгом оглядываясь по сторонам.

На первом этаже пол был из серого камня, из грубо отесанных широких плит, от которых даже в полдень веяло холодом, а здесь пол был выложен деревянной плиткой. Тёмные и светлые квадраты располагались в шахматном порядке, стены были окрашены в тёплый золотистый цвет, а дверные проёмы и рамы окон были ослепительно-белыми. Потолочные балки были покрыты искусной резьбой, а в конце коридора двустворчатые двери стояли, распахнутые настежь, и солнечные лучи косо падали на красивый резной деревянный комод, на котором стоял такой же резной сундук на высоких ножках.

Свадебный сундук! Я помнила про них из римской экскурсии. Предмет гордости хозяев дома, такой сундук должен был быть в каждой уважающей себя семье. Я подбежала к комоду и не удержалась – сразу же заглянула в сундук.

Увы, он был пуст. Но я всё равно засмеялась и выглянула через двустворчатые двери, щурясь от солнца.

Это была открытая лоджия. Резные столбики балюстрад походили на стройные берёзки, а дикий виноград обвивал перильца, словно крона. От этого так повеяло моей далёкой родиной, что слёзы на глаза навернулись. Да, там не рос виноград, и апельсины не падали на землю, но вот эти берёзки…

- Спасибо, - сказала я, шмыгая носом. – Ты такой умница! Как тут всё красиво!.. – я хотела ещё похвалить дом, но не сдержалась и заревела.

Просто почувствовала себя совсем одинокой, потерянной, никому не нужной… Только этот дом понял и принял меня.

На солнце набежала сиреневая тучка, и над садом зашелестел дождик. Не дождь, а именно – дождик. Мелкий, прохладный, острожный. Словно сад загрустил вместе со мной – потому что не понял причин моей грусти.

- Не обращай внимания, - сказала я, вытирая слёзы. – Это нервное. Мне очень здесь нравится. Это ведь ты постарался для меня? Какой ты милый!

Разумеется, ответа я не получила, но вместо этого приоткрылись двери в коридоре, словно приглашая меня посмотреть все комнаты.

Я вернулась в коридор, но не успела заглянуть в первую комнату, как снизу послышался испуганный голос Ветрувии:

- Апо! Где ты? Отзовись, Апо!

- Поднимайся на второй этаж! – крикнула я. – Тут чудесно!

Ветрувия замолчала, но через минутку я услышала робкий стук каблуков на лестнице, и вскоре моя подруга поднялась ко мне, оглядываясь с таким же изумлением, как и я, но без особого восторга и даже со страхом.

- Что это? – спросила она шёпотом, на всякий случай взяв меня за руку.

- Наш дом! Не видишь, что ли? – засмеялась я. – Здесь красиво, правда?

- Здесь как в палаццо у герцога Миланского… - выдохнула Ветрувия. – Как ты это сделала?

- Это… это здесь было, - ответила я и потащила её осматривать комнаты.

- Было?.. – повторила Ветрувия с запинкой.

- Представляешь, как здорово мы тут устроимся? – дом нравился мне больше и больше.

Гораздо приятнее спать в чистенькой комнате с евроремонтом, чем в обшарпанном помещении на каменном полу, бросив поверх него матрасик.

На втором этаже были три комнаты, и во всех мы обнаружили хорошую, добротную и красивую мебель – три кровати, три стула, шесть стульев в виде буквы Х на изогнутых ножках. Такие стулья итальянцы переняли из критской культуры. Очень изящно и элегантно. Я бы и в своём времени от таких не отказалась.

- Твоя, моя комнаты, - строила я планы по переселению, - а здесь можно устроить гостевую. Или библиотеку.

- Ага… - растерянно поддакнула Ветрувия, так и не выпуская мою руку.

- Начнём зарабатывать на варенье, - продолжала я мечтать, - прикупим занавески… Я прямо вижу, какими они должны быть – лёгкими, белыми, как дуновение ветерка! Чтобы утром ощущалась свежесть!.. И постельное надо сразу приобрести. Спать на том позорном матрасике – так себе удовольствие. Труви! Обещаю, что скоро ты станешь уважаемой дамой, и Пинуччо посмотрит на твой курносый носик совсем иначе!

- Скажешь тоже… - смутилась она, но сразу оттаяла.

- Давай перенесём сюда наши вещи, - предложила я. – Ты какую комнату займёшь?

- Выбери ты, - быстро сказала Ветрувия и опасливо покосилась по сторонам.

- Тогда я возьму левую, возле лоджии, а ты – центральную.

- Слушай, Апо… - Ветрувия сжала мою руку, останавливая меня, потому что я уже собиралась бежать за матрасом и подушкой. – Получается, ты тут теперь хозяйка… А ты не думала, что надо прогнать Ческу и её мерзких дочурок в шею? Скажи им, чтобы убирались вон. И… и Пинуччо могут забирать с собой, - закончила она с запинкой. – И эту тупую Эа пусть прихватят. От неё никакого толку.

Она сказала это в тот момент, когда я была в замечательном расположении духа. Пожалуй, я обрадовалась обретенному уюту больше, чем когда выяснила, что волшебная усадьба заступается за меня. И слова про то, что надо выгнать всю семейку Фиоре вон, застали меня врасплох. Мне словно ударили кулаком в живот – даже дыхание перехватило.

Глава 11

В Сан-Годенцо мы приехали, когда солнце стояло уже довольно высоко. Хоть я и прикрывала лицо краем тюрбана, щёки и подбородок всё равно горели. И больше всего хотелось поваляться где-нибудь в тенёчке, потягивая через соломинку лимонад…

Город оказался на удивление красивым, с романтическим налётом старины – словно сошёл с рекламных буклетов. Я не удержалась и прыснула, подумав, что даже пятьсот лет назад всё в этих краях было «старинным». Вдоль вымощенных улиц шли сточные канавки, и если бы не запах нечистот, городок можно было назвать даже приятным для проживания.

Но вот мы свернули на главную улицу, и неприятный запах пропал.

Оказалось, что город разделяет на две части река. Вернее, канал. И он выглядел очень живописно – такой же прозрачно-синий, как озеро Лаго-Маджоре. Берега соединял широкий мост, а кроме того, туда-сюда лавировали длинные лодки-плоскодонки, перевозившие пассажиров и грузы.

- Куда теперь? – спросила меня Ветрувия, останавливая нашего скакуна прямо посредине улицы.

Разумеется, мы застопорили движение, и на нас сразу начали орать, подпирая телегу сзади. Самое мягкое, что мы услышали в свой адрес, было «деревенские вороны».

- Эй! Не ори! – прикрикнула Ветрувия на мужчину, который особенно торопился пройти. – Видишь, мы думаем?

- Дома думай, курица! – понеслось в ответ.

- Синьоры, синьоры! – призвала я всех к спокойствию. – Просто подскажите нам самую лучшую корчму в вашем замечательном городе, и мы сразу же освободим дорогу.

- У нес две остерии! – завопил самый нервный мужчина. – На правом берегу – «Манджони» («Лакомка»), на левом – Чучолино («Пьяница»), но вам лучше поискать остерию «Тартаруга» («Черепаха»)!

- Давай на правый берег, - попросила я Ветрувию, и она подхлестнула лошадь, направляя её на мост.

Мы освободили улицу, но тихо и спокойно не стало, потому что местные жители, со свойственным всем итальянцам темпераментом, тут же вступили в спор, почему это «Манджони» и «Чучолино» - лучшие остерии? А чем, например, «Пьяный уголок» хуже?

- Орут, как ослы, которым хвосты накручивают, - фыркнула Ветрувия.

Правила она умело и, похоже, ничуть не растерялась, оказавшись в большом городе. Я с любопытством глазела по сторонам, и мне казалось, что я попала на какой-то костюмированный праздник – потому что люди были совершенно такими же, как в моём мире. И город был такой же. Только не хватало автомобилей и уличных фонарей. Ну и неоновых вывесок, конечно же. Вывески тут были, но совсем невыразительные, это я заметила сразу.

Над одной из лавок висел вырезанный из дерева огромный сапог. На двери другой был вывешен венок из гибких прутьев, а вдоль стены стояли корзины больших и маленьких размеров. Вилле «Мармэллата» просто нужна шикарная вывеска. И шикарная реклама. Но сначала надо договориться с рестораном… Вернее, с остерией.

- Решила ехать в «Манджони»? – спросила у меня Ветрувия. – Почему именно туда?

- Потому что варенью, скорее всего, будут больше рады в «Лакомке», чем в «Пьянчужке», - ответила я.

- И правда, - согласилась Ветрувия и покосилась на меня через плечо: - Ну и голова у тебя, Апо!

- Что есть, то есть, - скромно согласилась я, а мы уже съехали с моста и оказались на набережной, где и стояла та самая остерия «Лакомка».

Я сразу оценила расположение, и добротное каменное здание, и мостовая перед остерией была щедро полита водой – и для чистоты, и не так жарко. На окнах красовались беленькие занавески с оборками, и я окончательно убедилась, что мы попали в нужное место.

- Остановись где-нибудь, - сказала я Ветрувии. – Лучше не подъезжать слишком близко на нашей лошадке.

- Чем она тебе не нравится? Смотри, как ровно идёт…

- Смотри, там даже улицу моют, - указала я ей на остерию. – Лошадь там будет точно ни к чему. Пойдешь со мной?

- Нет, лучше я здесь посижу, - сразу же оробела Ветрувия. – От меня всё равно никакого толку, да и повозку надо сторожить. Лошадь-то чужая. Украдут – потом до смерти с синьором Луиджи не расплатимся.

- И то верно, - я спрыгнула с телеги и взяла пару горшков из корзины. – Тогда жди меня, я быстро.

Остерия «Манджони» встретила меня тишиной, прохладой, белоснежными занавесками и запахом свежей выпечки. Маленькие столики у входа были на два места, и на них лежали полосатые салфетки из грубой ткани. У дальней стены стояли длинные столы и лавки, вместо плетёных стульев. В открытом очаге красовались ровные, сложенные пирамидой, полешки, и висел закопченный медный котелок – как будто ждал посетителей.

Когда я вошла, то задела занавеску над дверью, и сразу тонко прозвенел колокольчик.

Из боковой двери показался мужчина в белом фартуке – тонкий, как спица, с расчёсанными волосок к волоску белокурыми кудрями и ослепительной улыбкой.

- Добро пожаловать в остерию «Манджони»… - начал он, приветливо улыбаясь, но, увидев меня, улыбаться перестал и озадаченно замолчал.

- Добрый день, - приветливо отозвалась я. – Могу я видеть вашего хозяина?

- Я здесь хозяин, - ответил мужчина, разглядывая меня уже подозрительно. – Маэстро Леончино. А вы кто, синьорина?..

Глава 12

Сначала я не поняла, почему он послал меня куда-то по городу, а тем более в Венецию или куда там ещё дальше, но постепенно до меня дошло.

Нет, с этой остерией мне, похоже, тоже не повезло. И если там всё испортила капризная фифа, то тут всё испортил сам хозяин – тугодум ещё похлеще синьора Фу. Чучело какое-то. И остерия у него такая же.

- К твоему сведению, - сказала я и тоже упёрла кулаки в бока, - я – честная вдова. И хотелось бы знать, по какому праву ты меня оскорбляешь? Я всего лишь хотела предложить твоему заведению своё варенье. Оно у меня, между прочим, отменного качества. А себя я не на помойке нашла, чтобы юбку задирать.

Выражение я украла у Ветрувии, но оно подействовало. На лице у хозяина «Чучолино» появилось движение мысли, он оглянулся на стол, где стояли мои горшки, и хмыкнул.

- Черешневое, апельсиновое, а в повозке ещё и яблочное, - сказала я веско. – И у меня, чтобы ты знал, своя усадьба за городом. Я такое варенье варю, что с ложкой съесть можно.

- Простите, ошибка вышла, - признал хозяин. – Но только вы не по адресу, синьора. Варенье тут спросом пользоваться не будет. Вы же видите, «Чучолино» находится через канал от богатого квартала. Знатные синьоры сюда не заглядывают. А вечером приходят местные. Они люди простые, заказывают выпивку и закуску. Сыр, оливки, жареное на углях мясо... У моих посетителей и денег на варенье не найдётся.

- Вы сами устроили такую клиентуру! – огрызнулась я, ещё не совсем успокоившись из-за того, что меня приняли за даму наилегчайшего поведения. – У вас отличное местоположение, прекрасный вид на канал, а вы тут забегаловку открыли!

- У меня дотаций нет, - обиделся хозяин.

- И не будет – при таком-то подходе к делу!

- Да у меня клиенты медяками расплачиваются, а не золотом! – вскипел он окончательно. – Тут вам не «Маджонжи», если не заметили! – он осёкся, помолчал, а потом сказал почти добродушно. – С вареньем вам лучше в «Маджонжи» пойти. Если варенье хорошее, там за большие деньги возьмут. А тут… - он обречённо махнул рукой.

Ну, не совсем он совесть продал, если отправляет меня к конкурентам. Я вдруг почувствовала симпатию к этому краснолицему великану. Он, и правда, не виноват, что богатеи предпочитают свой чистенький берег.

- Если хотите раскатать в лепёшку «Манджони», - сказала я, тоже переходя на спокойный тон, - то надо заканчивать с выпивкой.

- Я не пью! – так и вскинулся он. – Вино употребляю только на причастие!

- Зато других спаиваете, - ответила я, строго. – Несите блюдце и ложку и попробуйте то, что я предлагаю.

- Да я уверен, что всё у вас хорошее, - вздохнул он. – По вам видно – чистенькая, умненькая… Это я сперва не разобрался, вы уж не держите зла. Выглядите вы больно молодо для вдовы. Но небеса не выбирают кого призвать, конечно… Только варенье здесь никто не купит, поверьте мне. Я здесь родился, а остерию держу уже десять лет.

- Давайте так, - сказала я решительно, - ваш чай, моё варенье. Посидим, попьём чаю, вы попробуете мой товар, и просто поговорим.

- Какой чай? – переспросил хозяин.

- А-а… э-э… - замялась я. – А с чем вы варенье едите?

- Вы не местная, что ли?

- Приехали с мужем из Милана, - выдала я ему придуманную легенду. – Муж был кондитером, хотел организовать своё дело, мы купили усадьбу, и тут он скоропостижно умер. Пришлось мне брать всё в свои руки.

- Из Милана? – усмехнулся он. – И вы не знаете, как есть варенье? А варить его точно умеете?

- В Милане мы чай пьём с вареньем, - сказала я наставительно. – Чай – это такие листочки. Напиток из заваренных листов.

- Не знаю, какой чай пьют в Милане, - опять заворчал хозяин, - но мы тут, в Сан-Годенцо, пьём цикорий, мяту и ромашку. А варенье тут едят с мороженым. Или с ледяной водой. Или когда врач пропишет такое лечение. Но это в тех кварталах, - он указал большим пальцем через плечо.

- Заваривайте цикорий, - сказала я. – И салфетку какую-нибудь положите на стол. Хотя бы ради приличия.

Он хмыкнул, но отправился кипятить воду, а потом принёс мне белую полотняную скатерть, белое блюдечко, оказавшееся не фарфоровым, а фаянсовым, оловянную ложечку и оловянную кружку.

- Себе кружку тоже несите, - велела я, расстилая скатерть на столе возле самой двери, чтобы был виден канал и мост через него.

Через четверть часа на столе появился огромный медный чайник, из носика которого струился пар, хозяин заварил какой-то бурый порошок, который я сначала приняла за кофе. Но запах был не кофейный, а травяной… Напиток мне не понравился, и я лишь чуть пригубила его. Он горчил, как кофе, но по вкусу был совсем не кофе… Я даже затруднялась сказать, на что это было похоже. Но первая же ложечка варенья примирила меня с горьким непривычным вкусом, и напиток пошёл даже с приятностью. Пить чай в жару – первейшее средство, чтобы стало прохладнее. От холодной воды потом будет ещё жарче, а вот чашечка горячего напитка сначала разогреет, затем охладит.

Варенье было выложено на блюдце – по ложечке каждого сорта, и хозяин «Чучолино» точно так же, как синьор Фу из «Манджони», сначала долго рассматривал его, и лишь потом зачерпнул ложкой самую капельку и попробовал.

Глава 13

Подойдя к серому зданию, я пошла прямо внутрь, по той же лестнице, по которой поднимался Марино Марини. Разумеется, на входе меня тут же остановил привратник – седой важный дедок.

- Куда это вы собрались, синьорина? – спросил он.

Спросил без особой учтивости, но я посчитала, что его почтенный возраст даёт ему такое право.

- Не синьорина, а синьора, уважаемый синьор, - сказала я так сладко, что можно было варить варенье без сахара. – Меня зовут синьора Фиоре, и я иду к Марино Марини. Он мой адвокат, и у меня назначена с ним встреча. Разрешите пройти?

Привратник слегка растерялся, но кивнул и посторонился, пропуская меня.

- Третья дверь налево на втором этаже, - запоздало крикнул он мне вслед.

- Благодарю, уважаемый синьор, - ответила я ещё слаще, да ещё и улыбнулась.

- Что делается… - пробормотал он и смотрел мне вслед, пока я поднималась по лестнице на второй этаж.

Очень довольная собой, я нашла нужную дверь, на которой красовалась скромная резная надпись на дощечке – «Марини». Рядом с фамилией было вырезано что-то вроде крошечного щита, поперёк которого стоял меч. Наверное, знак карающего правосудия. Хотя, для чего адвокату кого-то карать? Он же не судебный пристав, в конце концов.

Руки у меня были заняты, поэтому я постучала в дверь носком кроссовка. Почти сразу мне открыли, но вместо красавчика адвоката я увидела тощего прыщавого юнца.

- Что вам угодно? – высокомерно спросил он, не пропуская меня дальше порога.

- Мне угоден синьор Марини, - ответила я так же сладко, как говорила с привратником. – Моё имя – Аполлинария Фиоре, и с синьором Марини у нас назначена встреча.

Про встречу я придумала, конечно, но посчитала, что Мариночка за обман не обидится. Уж я-то приложу к этому все усилия.

Глаза юнца вспыхнули, и он уставился на меня почти с восторгом. Мысленно я похвалила себя за обаяние и обходительность. Всё-таки, женская улыбка – она города берёт. Пусть мужчины и врут про смелость.

- Синьор Марини! – позвал юнец, не отрывая от меня взгляда. – Тут пришла вдова Фиоре! Та самая, которая побила синьора Занха, и которая ведьма!

Улыбаться я сразу перестала.

- Следите за словами, молодой человек. Никого я не избивала, – холодно сказала я, но из комнаты уже раздался голос Марино Марини, и юнец поторопился меня пропустить.

Я оказалась в самом настоящем рабочем кабинете – стены оклеены светлой тканью, окно полуприкрыто толстой шторой, чтобы солнце не палило слишком сильно, возле окна стоит массивный стол из тёмного дерева, а за столом, на таком же массивном стуле, как на троне, восседает его адвокатское величество – во всём великолепии своей итальянской красоты, да ещё и с гвоздичкой у сердца, приколотой серебряной булавкой.

На столе лежали какие-то бумаги, а сам Марино Марини держал в руке птичье перо, которым, по-видимому, делал какие-то заметки. В окно задувал приятный сквознячок и играл краем листа, придавленного каменной фигуркой в виде льва, и шевелил кудри красавчика адвоката.

Расслабляющая, признаюсь вам, картина. Учитывая, что на столе стояла ещё и белая фарфоровая чашечка, над которой завивались струйки пара.

Но расслабляться было некогда. Тем более, я уже второй раз за день получила обвинения в избиении, которых не совершала.

- Добрый день, синьор Марини, - сказала я, сердито глядя на юнца. – Вы не слишком заняты? Уделите мне четверть часа?

- Добрый день, - ответил он. – Проходите. Я как раз закончил судебную речь, и у меня как раз разговор к вам. Пеппино, выйди, - велел он юнцу.

- Синьор?! – изумился и обиделся тот.

- Выйди, выйди, - повторил Марино Марини и для наглядности указал на дверь. – Мне надо поговорить с синьорой Фиоре наедине.

Паренёк удалился с крайне удивлённой физиономией, но ещё до того, как дверь закрылась, я громко сказала:

- Крайне неприятный и глупый молодой человек!

Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом, а Марино Марини хмыкнул.

- Это мой секретарь, - пояснил он. – Пеппино. Весьма сообразительный и расторопный малый. Зря вы о нём так.

- Сплетник и лгун - ваш Пеппино, - ответила я возмущённо. – Я не избивала никакого Занха! И вообще никого не избивала!

- Ведьму, значит, не отрицаете? – снова хмыкнул адвокат.

- Глупости не комментирую, - ответила я с достоинством.

Он поставил локти на стол, переплёл пальцы и поставил на них подбородок, глядя на меня одновременно насмешливо и внимательно.

Со стула он, между прочим, при моём появлении не встал, и присесть мне не разрешил. Поэтому я просто-напросто поставила на стол свои горшки и подтянула поближе стул, стоявший у второго стола – поменьше. Тут было навалено бумаг, и сидел здесь, скорее всего, тот самый сплетник Пеппино.

- У меня к вам вот что… - начал адвокат, неодобрительно посмотрев на горшки.

- Сначала позвольте мне, - перебила я его и словно невзначай кивнула на чашку: - Чай пьёте?