Конец изоляции

Пролог

«Главное – оставаться человеком!»

(кредо БЧП)

###

Их было шестеро. Они были пьяны от той бурды, что выменяли у владельца контрабандного фабрикатора. Не вдребезги, но достаточно для того, чтобы расчеловечивать жертв грабежа за пару вдохов и выдохов.

– Чех! – крикнул тот, что был в кожаной куртке с капюшоном. – Вон там.

Над лесом в долине струился одинокий дымок от костра. Казалось, он тянулся прямо к "Пионеру", висевшему в небе над планетой печальным напоминанием о крахе лучшего мира.

– Пошли, мля! – сказал Чехман.

Дорога, или то, что ей по случаю оказалось, была слякотной. После дождя опавшие листья липли к подошвам. Скоро ботинки обросли грязью, и ноги совсем увязли в серо-коричневой жиже. Сороки и сойки, завидев бандитов, испуганно прыгали с веток и проносились у них над головами с криками, лишёнными всякой приятности.

– А звери тут водятся? – спросил Шмель.

– Не, – сказал Миха.

– Слишком близко к Термитнику, – поддакнул Шкобарь, снимая капюшон, и озираясь, будто надеялся увидеть Москву сквозь густой лес.

– А фуражира? – помедлив, спросил Шмель, после чего потеребил рваную мочку уха и добавил:

– Вообще, Ветеран не советует туда ходить в это время. Говорит, можно и пизды получить.

Чехман остановился, и вместе с ним встали остальные. Ему не понравились эти настроения. Побеждаешь, только когда прёшь напролом! Он окинул свой мародёрский отряд взглядом, полным презрения, и сказал, чуть понизив тон:

– А там чё, мля, залежи пизды?

Бандиты загоготали как стая голодных гиен.

– Ежели так, Чех, то пошли!

– Тихо, мля! – гаркнул Чехман. – У твоего Ветерана яйца усохли. Те сказано сделать – иди и делай, понял? У Петрова с постами всё чики-пики, мля. Граница проходит по дальней кромке леса. Здесь, – он показал пальцем на землю, – мы главные! Мы не какая-то шпана, понятно тебе? А если ссышь, то пиздуй отсюдова сразу, мля.

– Базаришь! – выдохнули остальные.

– БЧП!

– Бэчепэ!

От его жизнеутверждающей тирады все почувствовали себя лучше. Это ему понравилось. Боевой дух любого отряда следует поддерживать. Лидер должен вовремя подкидывать дрова в пожар человеческого самолюбия, иначе пламя перекинется на него самого. Чехман понимал эту мысль чисто органически.

Им потребовался ещё час сложного перехода. Все они вспотели и протрезвели. Осенний ветер пробивался сквозь их одежду. У Шкобаря громко стучали зубы. То и время кто-то ругался себе под нос.

Наконец мародёры смогли вблизи разглядеть тех, кто по глупости своей развёл костёр в буферном лесу.

– Сучий старикан! – сказал Чехман, оскалившись. – Попался!

Вожак убрал бинокль в сумку.

– Подойдем с трёх сторон. Алло, сюда смотрите, черти, мля! Они по-любому вооружены. Мамаша его – ценный кадр, мля. Петров сказал брать её живьём, шныря, по возможности, тоже. Смотрите в оба! Косой, Миха – обойдите слева. Я и Шмель идём в лоб. Кислый и Шкобарь – направо. Идите, мы подождём, пока вы встанете на места. По сигналу берём их в кольцо. Ещё раз. Деда в расход, он, сука, охуевший тип. Пшено в плен. Бабу не пораньте! В остальном всё как обычно, мля.

Группа разделилась.

– А что в ней особенного? – спросил Шмель.

– Ты жопой слушал вчера ночью, что ли?

– Своей херни хватает, Чех…

– Да просто ты чмошник одичалый, мля. Слушать надо на собраниях, сколько можно говорить? Ебанас!

Помолчали.

Чехман, не меняя положения, достал хозяйство и справил малую нужду.

– Что там внутри? – вдруг почти философски спросил Шмель, глядя в сторону полиса.

– Ты идиот? – застёгивая штаны, поинтересовался Чехман.

– Я с Пустошей, – ответил Шмель.

Главарь посмотрел на подручного, как на грязь. Как давно он знал Шмеля? Полгода, может?

– Решил попробовать сдристнуть к постам?

– Ой, не неси хуйни…

Ещё пять минут они стояли, молча вглядываясь в лес, а потом тишину снова нарушил шёпот Шмеля:

– А ты знаешь кого-то, кто был там?

– Из Москвы не возвращаются, дружок, – ответил Чехман и обнажил зубы в злобной ухмылке – части их не хватало. – По крайней мере, не людьми, мля. Тебе твой Ветеран любимый этого не говорил?

– Говорил… Ну мало ли…

– А как я убил фуражира, он тебе рассказал? – похвастался вдруг Чехман.

– Да ты гонишь!

– Так, заткнись! Парни уже на местах.

Он нажал какую-то кнопку на коме и махнул Шмелю: "Пошли, мля!"

Мародёры взяли оружие на изготовку. У Чехмана был дробовик и парализатор, Шмель ходил с двадцатизарядным пистолетом. Место для лагеря беглецы выбрали удачное, подойти бесшумно было почти невозможно. Не успели они одолеть и ста метров по сушняку, как услышали крик:

– Стой! Кто идёт? Назовись!

– Мы ищем дорогу в полис, – приторно процедил Чехман.

– Бросайте оружие! Вы у меня на мушке, оба! – голос принадлежал молодому человеку. Он источал уверенность, но была в нём и истерическая нотка, выдавшая, что уверенность была напускная.

– Мы не причиним тебе вреда, пацан! – сказал мародёр, рассчитывая, что подельники скоро зайдут несчастным в спину.

Раздался громкий хлопок, затем ещё два. Стреляли из парализатора, значит, Миха.

Шмель удивлённо повернул голову в сторону звука и тут же лишился верхней её половины – его череп разрубило прямо между челюстями.

Слишком длинный язык беспомощно торчал из горла и болтался, разбрызгивая алую кровь. Тело упало назад, не меняя позы, как каменная статуя.

Матерясь, Чехман прыгнул за ближайшее дерево. Он решил обойти стоянку чуть сбоку. За деревьями были слышны выстрелы, а затем крики – такие, как будто резали крупное животное.

Опять прогремели выстрелы. В какой-то момент он понял, что узнаёт звук оружия.

МПУ. Внутри у него похолодело. Это фуражир!

Продираясь через кусты, бандит вдруг видит, как боевой киборг пóстов, облачённый в чёрный бронекостюм, разрубает пополам Шкобаря полимерным мечом. Выполнив своё дело, оружие теряет форму и снова становится частью костюма.

Глава 1

«Мал золотник, да дóрог»

(народная мудрость)

###

Она проснулась в кромешной тьме от того, что голова её билась о что-то твёрдое. Был слышен шум электромотора.

Куда-то едем, поняла Надя. Значит её похитил богатый клан. Плохо дело…

Кажется, она отлежала руку. Пошевелиться не получалось. Она рывком сдвинулась чуть левее, сильно ударилась головой, которая и без того раскалывалась; зато восстановила приток крови к руке.

Следующие минуты были преисполнены тошнотворного удовольствия от обретения чувствительности. Тысячи игл возникли на изнанке кожи, и любая попытка напряжения мышц руки на мгновение отключала сознание, настолько сильным было это ощущение. Не боль, но и не что-то другое.

Отмучавшись, она попыталась вспомнить, что же случилось. События прошлого дня всплыли как будто из другой жизни.

На их лагерь напали! Она струсила и убежала, бросив сына и Виталю, чтобы спрятаться. А потом… Надя вдруг ощутила знакомый горький привкус во рту. Парализатор. Тут она вспомнила, что в лесу слышала стрельбу и другие, более страшные вещи… Мои выжили? Или?..

Мы были так близко к цели! От злости и обиды Надя расплакалась. Годы подготовки коту под хвост. Сволочи! Вся жизнь под откос из-за каких-то отморозков. Как же она их всех ненавидела! Узурпаторы чёртовы! Хозяева помойки.

Она закричала, что было сил, колотя связанными ногами стенки своей тюрьмы. Через минуту машина остановилась. Внезапная яркая вспышка света ослепила её.

– Очнулась, мля! – услышала она хриплый голос. – Заткнись, пока я не оторвал тебе голову, нахуй! Между прочим, я заебался тя тащить. Где благодарность? М?

Надя почувствовала тычок в бок и попробовала открыть глаза. Она лежала в багажнике, а сверху на неё смотрел этот ублюдок.

– А, это ты, мразь! – сказала она, узнав в нём самого одиозного члена БЧП. – Ничего ты мне не сделаешь, а отвезёшь своему начальнику, как миленький!

Чехман прорычал что-то нечленораздельное и захлопнул крышку. Автомобиль тронулся и снова начало трясти. Тело Нади превратилось в один сплошной эпицентр боли. Живот крутило, хотелось в туалет, одни мышцы затекли, другие сводили периодические судороги. О сне не могло быть и речи. Большую часть пути Надя рыдала и не могла успокоиться. Слёзы хоть чуть-чуть отвлекали от физической боли. Под конец поездки её начали сводить с ума голод и жажда, и она уже подыскивала способ уйти из жизни, но так ничего и не придумала.

Они ехали весь день. Потом её вытащили из багажника как мешок с картошкой. Стемнело. Она успела осмотреться и узнала это место.

Борисовка. Крупное поселение домов на семьдесят. Она была здесь однажды, ещё когда был жив Коля. Здесь на протяжении семи поколений жили и правили Петровы – семья, члены которой передавали власть над губернией по наследству.

Север жил богаче других подмосковных земель. После резни, которую учинили пóсты тридцать лет назад, власть всё равно осталась за Петровыми – и даже укрепилась. В самый ответственный момент они отказались участвовать в абсурдном набеге на Москву, за что их не только пощадили, но и дали им некую степень автономии при соблюдении определённых условий, которые поставили в Москве. Петровы активно следили за выполнением этих условий, а также за тем, чтобы никому, кроме них, эта роль не дай бог не досталась.

Надю положили на диван в сенях, и она громко застонала.

– Заткнись! – сказал Чехман. – Детей разбудишь, овца, мля!

Он взял какую-то тряпку и пошёл к ней. Надя догадалась, что он хочет сделать кляп, и сказала негромко:

– Дай попить.

– Это ещё что такое?! – вдруг услышала она глубокий баритон откуда-то из коридора. – Слава, позови-ка Марьяну и Алишера, а сам вали с глаз долой! Давай-давай! Доложишь мне с утра, после завтрака.

Чехман хмуро кивнул и исчез за дверью.

Надя не знала нынешнего главу семьи лично. Говорят, именно он науськал Грабовского сдать Колю пóстам, поэтому она старалась держаться от его владений подальше. Она бы ни за что не вернулась сюда, если бы буферный лес не прилегал к территориям его клана. За эти десять лет, Надя слышала слишком много историй, которые не оставляли сомнений в том, что Петров – жестокий и расчётливый барин. Он казнил и миловал, исходя из своих личных соображений, и никто не мог ему возразить.

Борис Петров оказался невысоким пожилым человеком с идеальный осанкой. Он был одет в синий махровый халат и мягкие домашние тапочки, тоже синие. Его седеющие волосы были небрежно зачёсаны налево. Острые черты лица делали его похожим на каменную статую, но стоило посмотреть ему в глаза, как это ощущение пропадало, и перед Надей тут же возникал живой и деятельный образ. Три морщины глубоко прорезали его высокий лоб и выдавали в нем человека, склонного к длительным и мрачным размышлениям.

Надя ожидала увидеть нечто совершенно иное – как минимум жирного и самодовольного ублюдка, типа Чехмана, но только ещё жирнее и более злобного. Он не оправдал её ожиданий и тем, что сказал:

– Слава явно сделал больше, чем его просили. Его накажут. Сейчас придёт Марьяна, развяжет тебя, вымоет, накормит и положит спать, а Алишер присмотрит за тем, чтобы всё прошло спокойно. А потом мы поговорим.

– Пить! – прохрипела Надя.

Петров принёс ей стакан воды и помог напиться, не развязывая.

– Развяжи меня! Мне надо в туалет!

– Э-э, нет, дорогуша, этого я не сделаю! – сказал Петров, ставя стакан на стол. – Можешь, конечно, сходить под себя, но я бы на твоём месте дождался Марьяны. Потерпи чуток.

– Развяжи, я не буду сопротивляться.

Петров рассмеялся.

– Если бы я был таким идиотом, то не дожил бы до своих лет, – сказал он. – Я же вижу, что ребята обошлись с тобой нехорошо. Но я припас для тебя кое-что более подходящее твоему уровню. Позволь мне сначала искупить вину, а уж после этого мы обсудим необходимость твоего сопротивления. А вот и она!

Глава 2

«Оптимизируй – управляй!»

(девиз Центра Адаптации)

###

– Ну, что, салага, готов показать класс? – скалясь, вопрошал Гуань Юй.

Марк знал, что учитель нарочно провоцирует, но всё равно поддался:

– Я не виноват в том, что случилось в прошлый раз!

Юй фыркнул и сказал, отмахиваясь:

– Иди уже…

– Я делаю свою работу с душой! – сказал Марк, смотря на ментора исподлобья. – Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Разве не так вы сами учили?

Никто не знал, сколько Гуань Юю лет – его досье было засекречено задолго до рождения Марка, но юноша полагал, что старику никак не менее двухсот; чего по его внешности конечно никак не скажешь.

От скуки учитель иногда позволял подопечным дерзить себе, но бывал суров с теми, кто пересекал незримую черту.

– Сочувствие может дорого стоить, – сказал Юй. – Могло сложиться иначе.

– Но не сложилось…

– Прекрати это немедленно! – отрезал учитель. – Ты должен быть бесстрастен, забыл? Вероятность была, потому что была возможность. Тот факт, что она не была реализована, не означает, что это произошло исключительно благодаря твоим действиям; как не говорит он и о том, что какие-то твои действия не могли косвенным образом привести к реализации негативного сценария. Понял, что это за ошибка?

– Да, – ответил Марк. – Ошибка выжившего.

– Вот именно. Иди. И не провоцируй их больше. Сейчас нам нужно, чтобы прошло как можно больше людей.

– Таков план?

Он имел в виду План.

Гуань Юй пожал плечами и сказал:

– Ну да, таков План. Восполняют потери в нижнем городе после пожара в ОКП.

– И много народа погибло?

– Не бери в голову, без тебя разберутся. Иди.

Марк зашёл в светлую аудиторию на полсотни персон, заполненную примерно на треть.

– Пожалуйста, садитесь, – включив микрофон, попросил он.

– Что теперь?

Говорила молодая красивая брюнетка с жутким шрамом на лбу, одетая, как и все остальные, в свободную тёмно-синюю пижаму. Нет, не просто красивая, подумал Марк. Пожалуй, выдающаяся. Она устроилась за одним из столов и закинула на него ноги. Боится и прячется за бравадой.

Зря.

Они сдали тесты, с ними провели первичный инструктаж, их вымыли, одели и накормили. Если они прошли до этого этапа, то бояться уже нечего. Позади остались все печали внешнего мира с его болезнями и дикими нравами. Но они не скоро это поймут и примут. Некоторое время они будут вести себя совсем как зверьки. Осознание придёт позже.

Или нет.

Марк знáком попросил подождать. Он всё молчал, собираясь с мыслями и позволяя людям утихнуть. От почти двух десятков сбитых с толку предместников его отделяет несколько метров густого воздуха. Он их не боялся. Он делал это трижды за последние пару дней. Но каждый раз было что-то новенькое. Иногда люди истерили, пытались причинить вред – как ему, так и себе, и окружающим, а иногда вели себя слишком замкнуто; поэтому для начала Марк задействовал железы, растворяющие в воздухе сигнальные вещества, способствующие доверительному общению.

– Добро пожаловать в Москву! – наконец сказал он и улыбнулся. – Меня зовут Марк Вернер. Я отвечу на ваши вопросы и буду руководить вашей адаптацией.

Кажется, им это понравилось. В неброской чёрно-зеленой форме Центра Адаптации он смотрелся совершенно неопасно. Все посты выглядели очень молодо, поэтому его относительно юный возраст не бросался в глаза.

Люди повернулись к Марку, кое-кто заулыбался в ответ, остальные хмурились, особенно мужчины, которые в зале были в меньшинстве. Они не были пьяны от его химии – юноша всего лишь сделал их иррациональный страх менее осязаемым.

– К первому вопросу, – он обратился к девушке со шрамом. – Сегодня мы проведём МРТ-интервью для вашей профориентации, после чего вы получите первичное назначение. Полгода вы будете жить в Центре Адаптации. Там вам дадут необходимые для жизни в городе знания и модификации организма.

– Что ещё за модификации? – насторожился самый старый из них.

Марк не смог навскидку определить его возраст. То ли шестьдесят, то ли семьдесят. Разве их вот так разберёшь?

– В первую очередь мы дадим вашим нервам связь с Квалиа.

– И сможете читать наши мысли?

Он пристально посмотрел в глаза вопрошающему и сказал:

– Ваши мысли я читаю и без этого, – мужчина, услышав это, фыркнул. – Вы боитесь, что, став частью сети, потеряете часть себя, – и вот его ухмылка сошла с лица. – Я наслышан, что это расхожий стереотип в предместьях, уж не знаю, откуда он взялся, но поверьте мне – я всю жизнь подключён, с самого рождения, и не растерял ни капли самости. Или кому-то из вас кажется, что я не личность?

Люди переглянулись, не зная, что ответить. Он что-то имеет в виду? Это тест? Ловушка?

– Мне так не кажется, – сказал крепкий молодой блондин, державшийся позади.

– Благодарю!

Старик снова взял слово:

– А если я передумаю? Могу я вернуться домой?

Умолк шёпот. Новички уставились на Марка в ожидании ответа на самый главный вопрос – мы рабы или мы свободны?

Марк не знал одного верного ответа. Но он знал регламент.

– Нет. Попав сюда, вы остаётесь здесь. Только параметристы, вахтовики, фуражиры и полевые инспектора могут покидать пределы города. Но на эти профессии нужно долго учиться. Вы все дали электронную присягу, разве это не так? – люди недовольно заёрзали. Почему-то предместники ненавидели любое упоминание о долге. Лично он не понимал их страха, но в силу профессии научился его идентифицировать. Он решил подсластить пилюлю. – Не стоит из-за этого так переживать. Большинство жителей Москвы никогда её не покидает, потому что здесь есть всё необходимое для долгой и счастливой жизни.

– Для долгой жизни пóстов! – сказал долговязый мужчина, вокруг которого сидела вся его семья – двое сыновей и молчаливая, напряжённо смотрящая по сторонам жена. – А как насчёт нас? И как насчёт тех, кто остался там? Мне всегда было интересно, почему вы нас… их игнорируете?

Глава 3

«Вернее было бы называть его Компьютером Беспредельной Мощности. Сегодня вопрос уже не в том, что может компьютер, а в том, что именно он вычисляет. Мы лишь ставим вопросы. Мы корректируем систему, но делаем это, не выходя за рамки условий, навязанных этой системой. Мы санитары леса, но давно не видим леса за деревьями!»

(из речи М. Вернера)

###

Снаружи город выглядел как поросший мхом и травой гигантский пончик, наполовину утопленный в землю. Неприступная крепость, вечно изрыгающая из себя отходы, потребляющая какое-то безумное количество воды и углерода и охраняемая киборгами убийцами – фуражирами.

Термитник – так его называли в народе.

Изнутри же Москва была совсем иной. Первое впечатление – очень много закрытых пространств и очень много стекла. Искусственный свет всех оттенков от многих тысяч источников слепил глаза. Люди старого образца всюду ходили разинув рты. Стас и представить себе не мог такой роскоши. Всё вокруг было сделано, чтобы служить человеку, однако он так и не встретил тут ни одного случайного человека.

Куратор как будто намерено вёл их особенно живописным маршрутом. Им открывались потрясающие виды на висячие сады, воздушные аттракционы, а ещё был стадион, на котором перед пустыми креслами плясали громадные голограммы.

Не настоящий простор, но не тесно.

Тот парниша Марк и ещё один тощий пост всё время были впереди группы, а замыкали шествие ещё двое. Эти были похожи друг на друга как братья и всю дорогу молчали. В какой-то момент процессия оказалась на длинной изогнутой лоджии, и Стас наконец смог увидеть панораму центра Москвы. Над головой приветливо светило солнце, а небо было такое… словом, самого небесного цвета. Он даже забыл на секунду, что все полисы мира наглухо запечатаны.

В самом центре города шпилем стоял цилиндрический небоскрёб, вокруг которого вертелась вся жизнь. Загнутые сверху стены исполинского строения сливались со всеобъемлющей крышей полиса, транслирующей невероятное небо. Здесь простор был настоящим. Иллюзия теряла достоверность только в том месте, где небоскрёб сходился с небом.

Стас заметил повсюду, на земле и в воздухе, множество причудливо передвигающейся насекомоподобной техники. Он подошёл к бортику балкона, чтобы посмотреть вниз. Резкий порыв тёплого ветра окутал его, и он отпрянул назад.

– Система заботится о вашей безопасности, – сказал Марк. – Можете спокойно любоваться городом.

– Очень мало людей, – задумчиво всматриваясь вниз, сказал Стас.

– Многие сейчас находятся в сети. В общественную жизнь вы окунётесь позже. У вас ещё будет куча времени.

– Куча времени, – довольно процедил долговязый.

Тот вообще болтал без умолку и всё про себя. Несколько молчаливых женщин примкнули к его семье, ходили за ним неотступно и слушали с открытыми ртами, напоминая в своей одинаковой одежде выводок огромных двуногих птиц. Его жена тут же взяла над ними шефство. Выяснилось, что долговязого зовут Родион, и что он, по его словам, «политический». Всегда старался ради простого народа, но бежал из северо-восточных предместий от произвола БЧП. Странным образом он умудрялся искать и выпячивать изъяны места, в которое бежал, и тут же принимал их как должное и даже хвалил. В чём-то они были похожи с дядей Виталей, поэтому сразу же друг друга невзлюбили.

– Вы сделаете нас всех одинаковыми, – жаловался Родион почти безнадёжным тоном, но тут же как-то поднимался. – Но так и быть, всё равно снаружи жизнь не лучше. Наверное, я сделал для этих людей всё, что мог. Как говорится, выбирай из двух зол, да?

Посты на него не реагировали.

– Будем учиться первое время, прям как собаки. Но если сдюжим, то проживём очень долго и, главное, сыто! – возвестил Родион своей семье. Его дети улыбались. Они были счастливы. – Хотя кирпич на голову может упасть, от этого тоже никто не застрахован… Но кирпич – не пуля!

– Смотри, сынок, – сказал вдруг дядя Виталя в своей особой манере, по которой Стас заранее понял, куда собирается клонить беседу старый. – Наш борец за простой народ хочет стать собакой!

– А чем ты лучше? – возмутился Родион. – Пришёл сюда, чтобы присосаться, как паразит, и доить пóстов, пока спокойно не сдохнешь от старости? Достойный план! Настоящий революционер в деле…

– Ты давай не пизди! – отрезал дядя Виталя. – Сколько тебе лет, пшено? Сорок? Мне семьдесят. Я видел таких как ты и знаю, что ты за говно такое – заранее знаю! О народе он заботился. Соглашайся, не соглашайся с тем, что с тобой происходит, всем по хую! Ещё раз откроешь свою поганую пасть и начнёшь молоть чепуху про себя любимого и свои ссаные взгляды или планы, и я найду способ сократить твою драгоценную, да хоть бесконечную жизнь до одного дня, понял? Мне терять нечего! А тебе следовало бы поучиться уважению к старшим! Кто тебя воспитывал? Обезьяна? М?!

Родион сделал шаг в сторону дяди Витали, но прежде, чем тот успел что-то предпринять, Стас оказался между ними.

Вмешался Марк:

– Прекратите конфликт немедленно! Вы ведёте себя неразумно. До тех пор, пока вы со мной, больше никто не должен выражать агрессию.

– И что нам за это будет? – задрав подбородок, спросил дядя Виталя.

– Проверьте сами, – ответил Марк.

– Мальчик…, – начал было он, но Марк его перебил.

– Хватит, – сказал он и посмотрел старику в глаза.

«Ну всё…», – подумал Стас.

– Пока хватит! – выдержав взгляд, ответил дядя Виталя.

– Вы ведёте себя неразумно, – спокойно повторил Марк. – Я не понимаю, почему люди, пришедшие сюда, чтобы начать новую жизнь, продолжают ненавидеть это место?

– Ты когда-нибудь бывал снаружи? – спросила вдруг девушка со шрамом, до этого момента пребывавшая словно в спячке. Её звали Лена. Стас познакомился с ней ещё в приёмке.

Куратор замешкался. Казалось, он чем-то смущён и старался не подавать вида, отчего это впечатление усугубилось. Стас заметил, как тот тощий пост ухмыляется, глядя на Марка. Другие называли этого Гуань Юем.

Глава 4

«Природа никогда не скажет нам, что хорошо, а что плохо. Напротив, её отличает особая нравственная слепота, которую иногда по ошибке принимают за высшую справедливость. Все морально-этические концепции делают одну и ту же ошибку – они тщетно ищут в устройстве мира оправдания своим устремлениям в будущее, забывая при этом, что так называемое «устройство мира» – это не более, чем символическая система, порождение того же ума. Природа не может диктовать нам свою волю за исключением естественных ограничений, которые она на нас накладывает».

(директор Косов)

###

Родион сидел рядом с ней за стойкой гаштета и разглядывал полупустой стакан. Рабочий день только кончился, но в забегаловку уже набивались посетители.

– А я ведь сразу понял, кто ты, – сказал он.

– Да? – откликнулась Лена. – И кто же я?

– Ты дочь Петрова.

– Это распространённая фамилия, – отшутилась она.

– Ты знаешь, какого Петрова я имею ввиду.

– Даже если это так, то что с того?

– Наверное, у тебя плохие отношения с отцом, раз ты очутилась здесь.

– Отвратительные, – сказала Лена. – А как поживает твой отец? А жена? Детишки?

– Да пошла ты! – крикнул Родион, вскочив.

Люди озабочено смотрели в их сторону. Никто не хотел проблем. Лена и бровью не повела. У нижнего не было и шанса против пóста, пусть даже и перевёртыша. Родион постоял рядом с ней набычившись и раздувая ноздри, но быстро взял себя в руки. Или это была выученная беспомощность?

– Что тебе от меня нужно? – наконец спросил он.

– Вот это я понимаю, разговор! – похвалила его Лена. – Отведи меня куда-нибудь, где не так много ушей.

– Забыла, где ты? Весь город – одно большое ухо!

– Против такого уха у меня есть средство, – заговорщически прошептала Лена. – Перестань выкобениваться и найди нам тихое место. Для тебя, между прочим, стараюсь.

Родион посмотрел на неё, нахмурившись. Он схватил стакан с пивом, допил его залпом и кивком пригласил её на выход из гаштета.

Нижний город был выстроен внутри древней транспортной системы, которую почему-то называли странным несклоняемым словечком "метро". Лена до сих пор не могла поверить, что эти гигантские помещения были предназначены исключительно для того, чтобы люди могли ездить из одного конца города в другой. Пространство в современной Москве используется гораздо рациональнее. Подвесные конструкции с жилыми номерами занимали значительную часть вестибюлей бывших станций. За порядком тут следили набедокурившие снаружи фуражиры и местная милиция, которую учредили после восстания нижнего города сто лет назад. Оказалось, что люди ведут себя спокойнее, когда думают, что контролируют ситуацию своими силами.

Вопреки ожиданиям Лены, нижний город был хорошо освещён, правда, в отличие от соседей сверху, местным приходилось довольствоваться светодиодами.

– Это для красоты или просто запущено? – спросила Лена, указывая на серо-коричневый плющ, вьющийся по стенам тоннеля.

– А хуй его знает, – пожав плечами, ответил Родион.

– Ну а, в целом, как дела?

Нижние – по меньшей мере сто тысяч человек – в основном занимались формированием и обработкой грузов, а также обслуживанием машин, функции которых для многих из них оставались загадкой. Здесь же, уровнем ниже, роботизированные системы культивировали насекомых, производящих белок, фарму и любые другие необходимые городу вещества. Ну конечно, подумала Лена. Посты не захотят видеть, как выглядит основа их потенциального бессмертия. Тараканы...

Как правило жители верхнего города сюда не совались, хотя и имели полное право. Нижним тоже было позволено бывать наверху, но существовала квота. В каждый момент времени в верхней Москве не должно было находиться более двух тысяч исходников, а время пребывания в сияющем граде на холмах было ограничено двумя неделями раз в полгода. Те, кто был не слишком расторопен в бюрократической возне, ждали своей очереди по несколько лет.

Родион был как раз одним из таких людей.

– Я так и не поговорил с Яриком и Пашей с тех пор, как попал сюда, – сетовал он. – Пойди туда, сдай это, подтверди то, распишись там, заручись сям… Пиздец. У меня уже просто крыша едет!

Лена слушала его и кивала. Именно этого она и ждала. Если помочь Родиону, или хотя бы посулить ему помощь, возможно, получится вовлечь его в авантюру. Когда Лена узнала, что тот трудится в отделе поставок, она поблагодарила судьбу. Свой человек в этой структуре позволит ей обнаружить течь в броне полиса. Вода везде найдёт лазейку. Недавно она соблазнила одного глупенького полевого инспектора, который как миленький выложил ей наименования продукции, поставляемой постами в день грузов; всё указывало на дыру в системе снабжения, и она заключила, что в этом должны быть замешаны люди, координирующие разгрузку. Не может быть, что не существует какого-либо подполья, чёрного рынка и способа, которым люди из ОКП обмениваются посылками с предместниками. Слишком много раз она видела в доме отца вещи, которые по всей логике никак не могли там оказаться (одна из таких штук сейчас лежит в её сумке).

Посты ни в чём себе не отказывали. А вот бывшие предместники как раз имели резоны нет-нет, а что-нибудь, да скрысить, чтоб потом продать или обменять. Что нужно предместнику, попавшему в западню нижнего города? Тут наверняка всё, как обычно – вкусная еда и иные удовольствия. Лена была убеждена, что при желании сможет приобрести здесь самую различную запрещёнку. В идеале – незарегистрированное оружие, невидимое для сети. А если этого дерьма ещё не изобрели, она, чёрт побери, сделает это сама!

Родион увёл её подальше от станции в технический тоннель. Зайдя достаточно далеко для того, чтобы не встретить праздно шатающегося работягу, они встали возле допотопной трансформаторной будки.

– Чего тебе? – насупившись, спросил Родион.

– Погоди, – сказала Лена.