Конфетка для альфы

Глава 1 Ева

Сердце колотится, готовое вырваться из груди. Я стою на краю сцены, едва прикрытая софитами, ещё не выставленная на торги, но уже чувствую, как пол уходит из-под ног. Назад дороги нет. Слишком поздно.

Сестра.

Её тонкие пальцы, кожа прозрачная, будто бумага, вены проступают от постоянных капельниц. Усталые глаза, которые даже в улыбке кажутся потухшими. Лейкемия. Врачи кивают уклончиво, не дают ни надежды, ни конкретных сроков. Всё упирается в деньги. В те суммы, которых у меня никогда не будет. И если я не достану их сейчас — её не станет.

Запах клуба «Полночь» давит на голову. Здесь всё густо и тяжело, словно воздух специально смешали с ядом: дорогие мужские парфюмы, горький алкоголь, сигаретный дым и чужие феромоны. Красные лампы отбрасывают полумрак, стены будто дышат тенью. Тени похожи на пасти зверей, раскрытые, ждущие, когда жертва сама войдёт внутрь.

Мужчины в костюмах сидят за круглыми столами, обтянутыми бархатом. Лениво крутят бокалы, переговариваются полушёпотом, их смех глухо отзывается эхом. Женщины рядом с ними — как куклы на витрине: красивые, ярко накрашенные, но пустые. Декорации для чужого развлечения.

Это не место для танцев или отдыха. Здесь заключаются сделки. Здесь покупают и продают не только материальные вещи, но и желания, и даже души. И если вы однажды оказались внутри, выбраться уже не получится.

Прижимаю ладони к платью, пытаясь унять дрожь. Но запах выдаёт мой секрет. Омега. Слишком юная, слишком невинная. Ловушка для любого альфы. Я пытаюсь сохранять спокойствие, но воздух становится вязким, будто кровь, и давит на лёгкие.

«Ради неё. Ради сестры».

Мантра, которую я без конца повторяю, чтобы не потерять рассудок.

— Следующий лот, — произносит аукционист. Его голос звучит резко, как лезвие ножа, холодный и решительный.

Мир словно сжимается вокруг. Сцена сужается, превращаясь в красное пятно, стены давят, а пол под ногами дрожит. Ноги становятся ватными, и кажется, что ещё один шаг — и я рухну прямо в этот хищный зал.

И тут я ощущаю. Не взгляд, а присутствие. В дальнем углу, в густой тени, сидит мужчина. Он неподвижен, расслаблен, словно всё это представление создано только для него. Его аура заполняет зал, искажает воздух, давит так, что трудно дышать.

Я не вижу его глаз, но точно знаю: смотрит только на меня.

— Прекрасная омега на одну ночь, — голос ведущего гулко катится по залу. — Чиста. Невинна. Цена лота — сто тысяч.

Зал оживает. Взгляды цепляются, прожигают, словно острые лезвия. Чужие глаза, полные голода и интереса, режут по коже сильнее, чем нож.

— Сто двадцать!

— Сто пятьдесят!

— Двести!

Ставки стремительно растут. Каждый голос, как гвоздь, вонзается в мою кожу, вызывая невыносимую боль. И я понимаю: моя жизнь перестала принадлежать мне ещё тогда, когда я переступила порог этого клуба.

— Триста. Девушка моя, — ленивый, хриплый голос нарушает тишину, наполняя воздух тяжестью.

Моё сердце вдруг резко заколотилось, словно собираясь выпрыгнуть из груди. Кто он? Почему от одной его фразы холоднее, чем от всей сцены с её тусклыми лампами и пустыми улыбками?

— Триста один. Триста два…

— Продана господину с номером восемьдесят восемь, — аукционист опускает молоток, и звук от удара эхом прокатывается по залу, как финальный аккорд.

Зал взрывается ультразвуком голосов, бокалов, шорохом платьев и хрустом денег. Этот гул оглушает меня, но я чувствую только, как бешено колотится сердце. Меня продали. Это слово обжигает язык, как сухой пепел, — без вкуса, без возврата.

Ответственные, уверенные руки крепко держат меня за локти. Организатор движется быстро и решительно, словно время для него — ценный ресурс. Я иду между столами, но реальность размывается: лица превращаются в маски, бокалы — в пятна света. Красная лента врезается в запястье, оставляя след, похожий . Организатор не смотрит мне в глаза — ему это не нужно, он знает свою работу и моё место. Его голос звучит холодно и отрывисто:

— Теперь ты занята. Никто не должен ошибиться.

Я киваю, но слова застревают в горле. Где-то рядом раздаётся смех: кто-то произносит тост, кто-то шутит, но мне не до веселья. Перед глазами всплывает лицо сестры — бледное, измождённое, — и больничная палата с тихо звенящими капельницами. Ради неё я пришла сюда. Ради неё согласилась на этот позор. Эта мысль тянет меня вперёд, словно якорь.

— Комната пятьдесят. Второй этаж. Запомнила? — спрашивает организатор, и в его голосе слышится предупреждение.

— Да, — выдавливаю , и это «да» будто принадлежит не мне. Он подталкивает меня дальше: по лестнице, по коридору, где лучи ламп мелькают как глаза хищников. Люди расступаются, отводят взгляды — или специально не смотрят? Мне уже не разобрать. Все вокруг играют роль в этом механизме: кто платит — владеет; кто продаёт — теряет голос.

Цифры «50» светятся золотом на чёрной табличке. Дверь открывается мягко, словно сама ждала прибытия новой вещи. Внутри — приглушённый свет, толстые шторы, шорох шёлка от огромной кровати. Воздух густой: табак, пряный одеколон, запах старых денег.

— Не стесняйся, конфетка, — голос доносится из темноты. Низкий и хриплый, каждое слово звучит весомо. Он говорит спокойно, без спешки, но от его уверенности становится холодно.

Я замираю на пороге. Сердце колотится, в ушах звенит. Пытаюсь дышать, но воздух застревает в легких; во рту пересохло. Пальцы тянут ленту, поглаживают её шершавую поверхность. Теперь она — моё клеймо, мой крест.

— Ближе, — говорит он, и это слово — не просьба. — Я хочу рассмотреть то, что купил.

Его шаги медленные. Из полумрака появляется тень: широкий силуэт, расправленная рубашка, пиджак, висящий на плечах, как вторая кожа. Пространство будто сжимается вокруг него. Движения неторопливы и точны — человек, привыкший добиваться результата без лишних усилий. Я замечаю детали: блеск кольца на пальце, дорогой манжет с пуговицей. Всё это складывает образ: владелец, распоряжающийся пространством и людьми.

Глава 2 Сергей

Вечер в клубе. Обычный. Как сотни до этого.

Гул басов бьёт в стены, прожекторы режут глаза, люди давятся алкоголем. Бармены пашут без пауз, на танцполе толпа мечется, каждый ищет добычу. Девки визжат, мужики оглядываются, жрут глазами всё, что движется. Люди, оборотни — не важно. В зале они одинаковые. Животные, прикрытые дорогими шмотками.

Я наверху. В своём кабинете. За стеклом, тонированным в чёрное. Сверху видно всё. Как дергаются, как хотят. Я всегда любил наблюдать. Здесь маски падают быстро. Достаточно одного бокала, пары треков. И зверь вырывается.

Я давно понял простую истину: похоть сильнее всего. Голод терпят. Жажду утоляют. Страх прячут.

А желание трахнуть ломает любого. Ради него они идут на сделки, рискуют бабками и жизнями. Ради одной ночи. Ради тела, которое будет стонать именно для них. Вот на этом я и построил бизнес. И работает он без сбоев.

Все хотят одного. Чтобы им подчинились. Чтобы кто-то позволил почувствовать себя богом. Иллюзия власти стоит дорого. Но они платят. С радостью. С азартом. С бешеным блеском в глазах.

Сегодня всё должно было быть как всегда. Но запах меня сбил. Новый лот. Девчонка. Омега.

Запах цепляет сразу. Чистый, тянущий, сладкий. От него кровь кипит, зверь раздирает душу когтями. Такой аромат вырывает даже самых сдержанных. А уж меня — тем более.

Не важно, кто и сколько поставит. Не важно, сколько нулей будет в цифре. Итог очевиден.

Я заберу её.

В моём клубе нет случайностей. Здесь одно правило. Я решаю, кто получит женщину. Сегодня она достанется мне.

– Стас! – голос мой гулко разносится по коридору за сценой, и музыка на мгновение будто глохнет в ушах. – Что за новые девки?

Мой админ появляется почти сразу. Привык уже, что когда я зову – отвечают без задержки. В моём клубе нет «потом». Только «сейчас».

– Их всего три, – отвечает он, опуская глаза. – Каждая девственница.

Я усмехаюсь. Вот оно. Три чистые игрушки, три куска плоти, за которые сегодня будут рвать друг другу глотки. Для богатых кобелей это лучшее лакомство. Доступ к тому, что принадлежало никому.

Откидываюсь на спинку кресла, вглядываюсь в тёмное стекло, за которым клуб живёт своим безумным ритмом. Пламя прожекторов, хищные взгляды, сжатые кулаки. Всё это я чувствую кожей. И это мой ад. Мой рай. Моя территория.

– Девственницы, значит, – произношу медленно. – Цена стартует не меньше сотни.

– Уже поставил, – кивает Стас. – Господа готовы платить.

– Господа, – ухмыляюсь, поднимаясь. – Псы, а не господа. Готовы выложить всё ради того, чтобы сунуть свой член туда, куда ещё никто не добрался.

Стас молчит, не спорит. Знает, что я прав. И знает, что сегодня всё решу я.

Мой взгляд зацепляется за кулисы, где мелькает тонкая фигура. Девчонка ещё не знает, куда попала. Её запах бьёт в нос даже отсюда – чистый, притягательный, до боли знакомый. Омега. Её тело будет стоить дороже любого золота.

Спускаюсь в зал, где вот-вот начнутся торги. Музыка бьёт в грудь, басы вибрацией проходят по полу, по стенам. Воздух густой, насыщенный — смесь алкоголя, табачного дыма, духов и звериных запахов, которые не скрыть никакими масками. Люди и оборотни здесь пахнут одинаково. Жаждой.

Артур уже готовит публику. Аукционист из него вышел идеальный — умеет подать лот так, что даже закоренелый циник потянется за кошельком. Он знает, как завести зал. Но ему не нужно знать, что сегодня я тоже здесь. Сегодня я охочусь сам.

Выбираю тёмное место, не отсвечиваю, без привычной вип-таблички. Просто один из клиентов. Беру номерок для ставок, лениво верчу его в руках. Бармен наливает виски — ровный янтарный поток в стекло, без лишних вопросов, как всегда. Делаю глоток, чувствую, как горечь и тепло растекаются по венам.

Оглядываюсь. Атмосфера накалена. Каждый за столиками играет в контроль, но глаза выдают — все на взводе.

Тут всякая публика.

Сынки богатых папаш — напыщенные, уверенные, что мир принадлежит им. Они швыряются купюрами так, словно это мелочь на парковку. Но внутри дрожат, потому что впервые видят настоящих хищников.

Старые «дяди» — в дорогих костюмах, с животами и кольцами на пальцах. Сытые, прожжённые жизнью. Им мало ресторанов и девиц по вызову. Им нужен адреналин. Нужна сцена, азарт, борьба за тело.

Женщины тоже здесь. Богатые тёти, которым наскучили мужья и любовники. Они выбирают девочек, иногда мальчиков. Их взгляды прожигают не хуже мужских — только холоднее, расчетливее.

Альфы-оборотни. Те, что не скрывают зубов и клыков, не пытаются прикинуться людьми. Они сидят расслабленно, но стоит вывести на сцену омегу — и глаза загораются красным. Они умеют ждать. Но если решат ставить — цену не собьёт никто.

Все равны. Деньги и похоть смешивают их в один хищный клубок. И всё это принадлежит мне.

Замечаю Анфису. Она пробирается между столами с подносом, ловкая, как кошка. Подмигивает кому-то, смеётся, кивает. Девка знает себе цену. Я тоже знаю, какая она в постели. Гибкая, горячая, с огнём в крови. Умница, не показывает, что заметила меня в углу.

Я улыбаюсь и делаю ещё глоток виски. Зал в ожидании. Торги скоро начнутся. Среди всех этих людей будет только один победитель. Вот и начинается главное.

Лоты проносятся один за другим: тела, тела, тела. Однообразные, безликие. Кто-то дрожит на каблуках, кто-то пытается выглядеть соблазнительницей, но для меня они — пустота.

Я жду. И когда прожектора бьют в центр сцены, время останавливается. Она.

Моя девочка.

Стоит, как статуя, но я вижу каждую дрожь. Срываю глазами всё лишнее, обнажаю мысленно до самой кожи. Секунда — и кровь вскипает. Хищник внутри рвётся.

Идеальное тело. Грудь, созданная для того, чтобы смять её в ладонях, заставить выгибаться.

Тонкая талия — сожму её пальцами, прижму к себе так, что косточки затрещат.

Длинные, тяжёлые волосы — я уже наматываю их на кулак в воображении, дёргаю, заставляю смотреть вверх, прямо в глаза.

Глава 3 Ева

Шагаю вперёд, и весь мир будто сужается до одного мужчины. Выхода нет. Только он.

Запах ударяет в голову раньше прикосновений. Горький, густой, мужской, с такой силой, что у меня в горле встаёт ком. Жжёт лёгкие, плавит изнутри. Будто сахар, превращающийся в карамель — сладко, липко… и обжигающе.

– Какая же ты красивая игрушка, – его голос ленивый, тянущийся, и от этого ещё страшнее. – Сегодняшний вечер будет интересным.

Он поднимается навстречу. Высокий, мощный, уверенный в каждом шаге. Его рука ловит меня за талию, дёргает ближе так резко, что у меня вырывается всхлип. Моё тело натыкается на его грудь, и я понимаю — сильнее, тверже я ещё никого не чувствовала.

Дёргаюсь, но он только усмехается. Пальцы сжимают меня так, что хрустит ткань. Я в его хватке, и это не игра — это кандалы.

– Трепещешь, – взгляд прожигает, янтарный, опасный. – Смотришь снизу вверх, как положено. Вот так и должна.

Горячее дыхание касается шеи, а потом его нос скользит по коже. Медленно, настойчиво, будто метит меня, впечатывая свой след в моё тело. Я зажмуриваюсь, но он не даёт спрятаться — тянет за волосы, запрокидывает голову.

– Дрожишь? – его губы касаются мочки уха. – Правильно. Ты должна бояться. Страх делает тебя послушной.

– П-подождите.. – срывается с моих губ. Глупое, наивное слово, будто время можно остановить.

– Подождать? – усмехается, и в этой усмешке звериная насмешка. Бёдра вжимают меня в стену, лишая пространства, лишая выбора. – Девочка, ты сама сюда пришла. Сама подписалась на игру.

Его ладонь скользит по боку и сжимает грудь сквозь ткань — резко, требовательно. Из груди вырывается тихий, рваный стон. Я знала, что будет больно. Знала, что меня купят. Но даже в мыслях не представляла, насколько тяжело выдержать это наяву.

Вздрагиваю — скорее от инстинкта, чем от желания вырваться. Его пальцы тут же захватывают мои запястья и вжимают в стену одной рукой. Легко. Слишком легко — словно я совсем невесомая.

— Хрупкая. Слишком быстро поддаёшься, — голос становится ниже, глуше, опаснее. — Но не забывай: это был твой выбор. Ты знала, куда идёшь.

Страх стягивает горло, но вместе с ним в тело просачивается другое — горячая, липкая волна, поднимающаяся всё выше. И именно она выдаёт меня сильнее, чем дрожь. Я ведь согласилась сама. Ради сестры. Ради денег.

И сейчас пугает не он. Пугает то, как быстро моё тело сдаёт позиции, предаёт меня, отвечая на каждое его движение.

– Ты узнаешь, что значит принадлежать альфе, – шепчет в губы, и этот шёпот прожигает сильнее огня.

А потом его рот накрывает мой. Поцелуй — жадный, хищный, лишающий права на отказ. Он врывается внутрь, кусает, будто хочет стереть мой страх вместе с дыханием.

Его руки двигаются по моему телу так, будто я давно его собственность. Пальцы уверенные, жесткие, не ищут разрешения. Они берут. Ладонь скользит по спине, цепляет замок, и одним резким движением платье распахивается, падает вниз, шелестя о кожу.

Едва успеваю вдохнуть. Хочется прикрыться руками, спрятаться, но мужчина рычит — низко, опасно. И от этого звука зверь внутри меня поджимает хвост. Я сама расправляю плечи, опуская руки. Инстинкт не позволяет перечить.

– Потрясающее тело, – хрипло бросает, наклоняясь к моей шее. Горячее дыхание обжигает, губы цепляют кожу, оставляя влажные, жадные следы. Потом острые зубы вонзаются в нежную часть шеи — короткий, собственнический укус.

Зализывает следы, будто метит. Я дрожу, не в силах двинуться, пока его ладони блуждают дальше, сжимая грудь, проводя по талии, обхватывая бёдра. Каждое прикосновение напоминает: я — добыча.

– Не прячься, девочка, – шепчет властно, и от этих слов внутри всё переворачивается. – Омега должна показывать себя. Не стесняться.

Прикусываю губу, но ноги сами делают шаг назад — на кровать. Он тянет меня туда, как куклу. Сила в его руках такая, что спорить бессмысленно. Он легко разворачивает меня, усаживает на край. Нависает сверху, тяжёлый, неотвратимый.

Поднимаю глаза — и вижу янтарный блеск его взгляда. Чистый альфа. Хищник, что уже выбрал добычу.

Моя волчица внутри трепещет. Сердце рвётся из груди. И всё же я не отталкиваю его. Не могу. Запах альфы бьёт в голову, ломает сопротивление, тянет вниз, заставляет признать власть.

– Моё, – рычит, сжимая мои бёдра, разводя их сильными руками. – Каждый сантиметр твоего тела теперь принадлежит мне.

Его губы жгут кожу, скользя всё выше. Сначала бедро, потом живот, и я не знаю, куда деться. Кажется, каждый поцелуй оставляет на мне невидимое клеймо. Горячо, влажно, слишком интимно.

Он толкает меня на матрас, и вот я уже лежу на спине, распластанная на мягком покрывале. Воздух рвётся из груди рывками, а он нависает сверху — тяжёлый, сильный.

Его ладони скользят по бокам, грубо цепляют ткань лифчика, рвут застёжку. Чашечка соскальзывает, и грудь остаётся обнажённой. Я едва успеваю прикрыться руками, но он тут же перехватывает мои запястья и прижимает их к подушке.

– Не прячься, – голос низкий, хриплый, лишённый всякой нежности. – Ты создана для того, чтобы я смотрел.

Я дергаюсь, но он лишь усмехается и наклоняется ближе. Его язык касается соска. Сначала короткий, ленивый штрих. А потом — жадный, настойчивый, будто он хочет выпить меня до дна. Я вскрикиваю, выгибаюсь, чувствуя, как тело предаёт, как в животе всё сжимается сладкой болью.

Он впивается губами сильнее, втягивает, кусает, пока у меня не срывается всхлип. Я дышу судорожно, не знаю, как остановить эту пытку.

– Вот так, – он отрывается на мгновение, и его дыхание, словно горячее облако, касается моей кожи. – Мне нравится твой голос.

Он снова накрывает мою грудь, оставляя на ней поцелуи и легкие укусы. Мечусь под ним, задыхаясь от стыда и от внезапного жара, который охватывает мое тело.

Глава 4 Сергей

Меня буквально ведёт от этой девчонки. Её запах бьёт в лёгкие, прожигает до самого нутра. Сладкий, тягучий, с примесью чего-то острого, как грозовой воздух перед бурей. Волк внутри сорвался с цепи, когтями рвёт изнутри, требует: «Забери. Сейчас. Не отдавай никому».

Привык держать себя в руках. Сотни раз видел омег на сцене, слышал их шёпот, видел, как они трясутся, когда цена за их тело растёт. Но эта — особенная. С первой секунды. Первый раз меня так накрыло, будто в вену вкололи яд.

Перебить ставку не составило труда. Деньги здесь решают всё, а у меня их достаточно. Молчал, пока Артур растягивал торги, пока кто-то вяло поднимал таблички, делая вид, что им есть дело. Но когда услышал «сто тысяч», я поднял руку и сказал:

– Триста.

В зале сразу стихло. Аукционист ухмыльнулся, объявил победителя, и всё было кончено. Девушка моя.

Нужный человечек уже ждал за кулисами. Он должен был сопроводить её туда, куда укажут. Она идёт только ко мне.

Я даже не стал ждать. Слишком хорошо знаю, что будет дальше, если задержусь. Волк вырвется наружу, и тогда уже никто её со сцены не уведёт — я разорву любого, кто попытается.

Поднялся наверх, в один из номеров люкс. Место для тех, кто умеет платить. Широкая кровать, приглушённый свет, стены, которые заглушают даже крик. Всё так, как нужно.

Сел в кресло у окна, закурил. Виски жёг горло, но не тушил пожар внутри. Наоборот. Я ждал, когда дверь откроется и в комнату войдёт она.

И вот она передо мной. Тело, которое сводит с ума одним видом. Нежная кожа, будто созданная для моих ладоней, блестит в мягком свете люстры. Каждое её движение — как провокация, и в то же время мольба. Сердце девчонки колотится так громко, что я почти слышу, как удары отдаются в моих собственных висках.

Запах — бьёт сильнее алкоголя, сильнее любого наркотика. Сносит весь контроль к чёрту. Вены пульсируют, зверь внутри рычит, ломая остатки сдержанности.

Желание захлёстывает так яростно, что дыхание сбивается. Хочется одним рывком сорвать с неё тонкое бельё, разорвать его в клочья и утонуть в податливом, горячем теле. Войти глубоко, жёстко, забрать её до последней капли, пока не забудет, как дышать.

От этой мысли штаны становятся невыносимо тесными. Ткань натянута, член требует свободы, и я знаю — долго я себя не сдержу.

Она даже не догадывается, как близко подошла к тому, чтобы стать моей полностью.

Я резко прижимаюсь к ней, захватываю её подбородок и жадно целую. Никакой нежности — сразу глубоко и страстно, так что у неё перехватывает дух. Она тихо вскрикивает и пытается оттолкнуть меня, но её руки слишком слабы, чтобы оказать сопротивление.

Её губы дрожат, сжаты в упрямой попытке не впустить меня. Улыбаюсь ей в губы, слегка прикусываю, ощущая, как она вздрагивает от боли. Этого хватает — зубы разжимаются. Пользуюсь моментом, врываюсь языком внутрь, жёстко, настойчиво, пока она судорожно дышит, не зная, куда деть руки.

Пробует упираться, отводит голову в сторону, но я держу крепко. Каждое её движение только сильнее распаляет. Тело подо мной извивается, трётся о моё, и я рычу в её рот, чувствуя, как похоть ломает остатки контроля.

Губы её мягкие, сладкие, и от этого бешенство только сильнее: я хочу, чтобы она помнила, кому они принадлежат. Чтобы боялась и всё равно открывалась навстречу.

Она задыхается, шепчет что-то невнятное между поцелуями, но её голос тонет в моей жадности. А я знаю: ещё немного — и её робкие попытки сломаются. Девочка сдастся.

– Как тебя зовут, конфетка? – рычу ей прямо в ухо, проводя ладонью по спине и цепляясь за край белья.

– Ева, – выдыхает хрипло, губы дрожат, голос ломкий.

Усмехаюсь, прижимаюсь носом к её щеке, втягиваю аромат. – Что ж, Ева… – нарочно растягиваю каждую букву, будто пробую вкус её имени. – Заползай на кровать полностью.

Толкаю её вперёд, и она неловко двигается, старается не встретиться со мной взглядом. Колени вжимаются в мягкое покрывало, локти дрожат. Она ползёт, подчиняясь, и это зрелище будоражит хуже любого вина.

Бельё сползает с её плеч, обнажая белую кожу, и мне хочется сорвать остатки. Сладкая, робкая игрушка, которая сама лезет в мою клетку.

– Хорошая девочка, – шепчу, обхватывая её за талию, чтобы подтянуть ближе к центру.

– На спину, – командую глухо, и девчонка сразу слушается. Резко, будто сама пугается своей покорности, заваливается на покрывало.

На ней почти ничего — тонкое белье едва держится. Бледная кожа дрожит, глаза бегают, но тело уже подчинено.

Медленно расстёгиваю пару верхних пуговиц на белой рубашке. Ткань мягко расходится, открывая грудь и ключицы. Не спешу. Пусть смотрит, пусть понимает, кто перед ней. Чистая белизна рубашки на контрасте с моим телом всегда действовала безотказно.

Она кусает губу, не зная, куда деть взгляд. Но всё равно скользит по мне — по плечам, по сильным рукам, по брюкам, что сидят плотно и мешают.

Наклоняюсь, упираюсь ладонями по бокам её тела. Она резко всхлипывает, втягивая воздух, будто захлебнулась.

Передо мной картина, от которой кровь вскипает: хрупкая девчонка, раскинувшаяся на покрывале. На ней только бельё, да и то — лиф держится на одних крючках. Лямки соскользнули с плеч, а чашечки едва прикрывают грудь, больше дразнят, чем скрывают.

Я уже без рубашки, голый торс наклоняется к ней. Чувствую её дыхание, её дрожь. Тепло её кожи будто тянется ко мне, как магнит.

Мой взгляд скользит по её телу — живот, линия рёбер, дрожащая грудь, что сама просится под ладонь. Она уязвима. Совсем беззащитна. И всё её смущение, вся робость только сильнее разжигают похоть.

я продолжу прямо к моменту, где он срывает с неё лиф и берёт под полный контроль её тело?

И именно в этот миг — резкий стук в дверь.

– Какого чёрта?! – рычу, резко выпрямляясь.

– Жди, – рычу, взглядом прибивая её к кровати. Она вздрагивает, вжимается в подушки, прикрывает грудь ладонями. Наивная. Её тело уже моё, и ни одна дверь этому не помеха.