Конфетки - бараночки 2

"Мармеладка в монастыре" глава 1

Аннабелла

Итак, волею Мадонны я оказалась в монастыре монахинь-кармелиток. Монахини подобрали меня, мятущуюся в бреду, на холодном каменном пороге своей обители.

Монахини были добры ко мне, и благодаря их заботе болезнь покинула моё тело, а разум мой очистился от скверны под воздействием неустанных молитв моих новообретённых благодетелей.

Тем не менее болезнь, выразившаяся в сильнейшей нервной горячке, не прошла для меня даром. Когда я наконец окрепла достаточно, чтобы встать с постели, меня шатало, как тонкую травинку на ветру. Монахини лишь горестно вздыхали и шептали молитвы своими сухими бледными губами, глядя на меня.

Меня даже освободили от строгого следования уставу монастыря, который помимо прочего включал в себя довольно много физических работ по бытовому обслуживанию монастырской жизни. Ведь хотя я ещё не была даже послушницей, тем не менее будь я здорова, я должна была бы следовать всем монастырским правилам без исключения.

Но настоятельница монастыря, мать Лавиния, которая по доброте души своей приняла во мне личное участие, была милостива ко мне, и единственное, что от меня требовалось, это совершать молитвы, которых тоже было немало.

Скажу хотя бы то, что на утреннюю молитву вставать приходилось ни много ни мало в четыре утра. И далее в течение дня мы должны были молиться, как мне казалось, беспрестанно, стоя на коленях на холодном каменном полу.

В первый же день моего усердного отправления молитвы за здравие нашего архиепископа я свалилась в глубокий обморок прямо на камни, коими был устлан пол монастыря.

После этого случая мать Лавиния благословила меня на молитвы в положении сидя. Жёсткие грубые скамьи наличествовали лишь в трапезной и в библиотеке, довольно обширной.

Посему дальнейшее отправление молитв я осуществляла в нашей монастырской библиотеке. Что и сподвигло меня позднее сначала на грешные мысли, а далее и на сам грех. Но обо всём по порядку…

Начало истории - книга "Мармеладка", первый сборник "Конфетки - бараночки"

"Мармеладка в монастыре" глава 2

Аннабелла

Итак, дни мои потянулись благопристойной серой чередой. Первое время, находясь в библиотеке, я лишь молилась, восхваляя Мадонну за моё чудесное спасение и за не менее чудесное духовное выздоровление.

Ведь больше я не думала об утехах плоти и не вспоминала ни пару из дома на окраине деревни, ни мужчину из кафе. Единственное, что крайне огорчало меня, так это невозможность не то что возлюбить Бартоломео как врага своего, но и даже простить его за всё то зло, которое он причинил мне.

Нет, я решительно не могла найти в душе своей силы на прощение этого злодея. Особенно меня огорчало то, что я не могла даже покаяться в этом грехе. Ведь иначе мне пришлось бы рассказать, что он сделал со мной! И признаться заодно, что на то была и моя добрая воля!

Я никак не могла пойти на это, ведь мать Лавиния считала меня непорочной! Иначе мне не нашлось бы места под сводами монастыря. Да, мне пришлось с самого начала лгать сёстрам. Я сказала им, что непорочна. «В таком случае ты легко поступишь в послушницы, когда придёт время», - ответили тогда сёстры.

Как я узнала позднее, при поступлении в послушницы на слово уже никто не верил и наличие девственности проверялось весьма грубым, но действенным путём.

Да, претенденткам приходилось ложиться на скамью. Широко раздвигать ноги! А мать Франческа, ответственная за эту процедуру, проверяла наличие девственности пальцем! О… Если палец не натыкался на преграду, то претендентка на звание послушницы с позором изгонялась из монастыря!

Ведь монастырь это пристанище для девственниц, а не для блудниц. К моему отчаянию, знай сёстры мою историю, в их глазах я была бы именно такой. Блудницей… Ведь я пошла на распутство по доброй воле! Ах, как же я ненавидела Бартоломео, так опозорившего меня! Надругавшегося над моей чистотой!

Да, конечно, я была оправдана судом и даже вознесена в ранг чуть ли не героини. Но при этом ни один юноша из нашего предместья никогда не взял бы меня в жёны. Ведь я была уже пользована… И об этом знали все!

Я была грешна и продолжала увязать в грехе, вынужденная лгать приютившим меня сёстрам каждый день. Лгать, глядя в их непорочные лица, в лица дев, никогда не знавших мужчин. О, это безмерно угнетало меня! Грех лжи. И в этом я тоже винила Бартоломео.

Всё из-за него, всё! Больше всего на свете я боялась, что мой обман вскроется, и посему продолжала делать вид, что моё физическое здоровье не восстановилось до конца… Ведь пока я считалась больной, не могло быть и речи о поступлении в послушницы.

Не знаю, на что я надеялась… Ведь я не могла болеть вечно. Иногда мне приходили безумные мысли договориться с матерью Франческой, дабы её палец не заметил явного.

Но при одном взгляде на праведное лицо матери Франчески, на её пальцы с полупрозрачной кожей, неспешно перебирающие чётки, я приходила в ужас, представляя себе, что сделает мать Франческа, обратись я к ней с подобной просьбой. Мать Франческа отдаст меня инквизиции! Меня обвинят в незаконном проникновении в святую обитель! Ведь блудница пачкает одним своим присутствием! О Мадонна…

Дабы хоть немного отвлечься от мрачных мыслей, дабы хоть немного забыть тот факт, что я всё больше и больше погружаюсь в путину лжи, подобная маленькой мушке, попавшейся в сети алчного паука, я начала потихоньку, сначала робко, а потом всё более и более смело вместо отправления молитв постепенно изучать книги, которыми были уставлены прочные дубовые полки библиотеки.

О, это были книги о дальних странах, книги по географии, по математике, по языкам других народов, по истории церкви. Истинный восторг у меня вызвало обилие книг по истории и моей страны, и множества других стран, о многих из которых доселе я даже не слышала.

Не знаю, что эти книги делали в монастырской библиотеке, ведь я ни разу никого здесь не видела. Монахини были слишком заняты, чтобы проводить время за праздным чтением. Своё немногое свободное время сёстры предпочитали посвящать вышиванию и дополнительным молитвам. Молитва лишней не бывает, как любила говорить мать Лавиния.

О, я обожала мать Лавинию! Я благоговела перед ней! Я считала мать Лавинию Мадонной, спустившейся на нашу грешную землю! Мать Лавиния являла собой образец честной души, коей неведомы искушения грехом.

А подобные искушения встречались и здесь, под защитой надёжных каменных стен монастыря. Исходили они, конечно же, не от живущих в обители, о нет. Искушения приходили извне. О да. Извне…

Дело в том, что мать Лавиния, как настоятельница монастыря, обладала правом предоставлять привилегии на предоставление во временное пользование обширных монастырских земель. О, наш монастырь владел огромными землями. Они были лакомым кусочком, эти земли…

"Мармеладка в монастыре" глава 3

Аннабелла

Итак… Монастырские земли. Даже я, не очень грамотная девушка из предместья, даже я знала, какую ценность представляют собой бескрайние поля и лесные угодья монастырей.

За право управлять этими землями любой богатый сеньор был готов перегрызть глотку кому угодно. И это было очень понятно. Ведь, получив подобную привилегию, сеньоры сдавали эти земли в наём на весьма выгодных для себя условиях.

Да что там, выгодных! Сеньоры, которым посчастливилось прикоснуться к монастырским землям, немеряно обогащались за счёт труда простых крестьян, поливавших эту землю своим потом.

Поэтому да, желающих было много… И каждый готов был щедро заплатить матери Лавинии за её поистине бесценную для них подпись. Конечно! Ведь потом каждая золотая монета окупалась многократно!

О, об этом постоянно шептались сёстры в монастырском саду, обрезая розы. И ещё о том, что мать Лавиния ставила свою подпись только в случае твёрдой уверенности в порядочности претендента. А также о том, что все полученные средства мать Лавиния пускала на процветание нашего монастыря. Все, все сёстры восхищались честностью и благородством нашей настоятельницы.

Тем печальнее была облетевшая монастырь весть, что мать Лавиния занемогла.

Произошло это нерадостное событие вскоре после визита к матери Лавинии одного из претендентов на получение привилегии, богатого сеньора, который прискакал с стенам нашей обители на горячем породистом коне, сопровождаемый внушительным отрядом личной стражи.

О, это был, видимо, очень богатый и властный сеньор. Как властно и грубо отдавал он распоряжения своей свите. Таким громким грубым голосом с лёгкой картавостью. Очень неприятный голос. Меня даже передёрнуло от отвращения, когда эти картавые звуки донеслись до моих ушей. Словно карканье воронья, слетевшегося на труп дохлой лошади.

Подобные посетители проходили в кабинет матери Лавинии по отдельному коридору, в который не допускались сёстры. Никто из нас не должен был видеть этих мужчин вблизи. Разговаривать с ними могла лишь мать Лавиния и старая привратница мать Джулия, которая и провожала визитёров в кабинет настоятельницы.

Но никто не мешал нам смотреть на прибывающих в наш монастырь из узких окон, выходящих прямо на входные врата. Поэтому в монастыре обычно все всё знали.

Наблюдали мы и приезд этого неприятного картавого синьора, украдкой прильнув к напоминающим бойницы окнам монастыря. Наблюдали и отъезд незваного гостя, который с непотребными ругательствами вскочил на своего коня, не успев покинуть нашу обитель.

О, после этого сёстры ещё долго крестились и бормотали молитвы, пытаясь очиститься от скверны и забыть все те непотребные слова, коими невольно был осквернён наш слух. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, дабы догадаться, что подписи матери Лавинии этому сеньору не увидеть никогда.

Как только весть о болезни матери Лавинии достигла моих ушей, я тут же забросила чтение книг и вся обратилась в молитвы. Я целыми днями молилась об одном – чтобы мать Лавиния выздоровела. Я забиралась в самый дальний угол библиотеки, дабы ничто не отвлекало меня, становилась на колени на холодный пол и молилась, молилась…

Однако мои молитвы не давали плодов. Матери Лавинии становилось всё хуже… Целыми днями около неё дежурили сёстры, целыми днями те сёстры, которые понимали в лекарском деле, варили для неё укрепляющие лечебные отвары.

Но всё было тщетно. Мать Лавиния угасала с каждым днём. Я беспокоилась о её здоровье настолько, что даже не могла спокойно спать по ночам. Я приходила по ночам к её келье и стояла около двери, всей душой желая, чтобы мать Лавиния обрела былое здоровье.

Если днём в келье матери Лавинии всегда был кто-то из сестёр, то ночью мать Лавиния оставалась одна. Это было её желание. Мать Лавиния хотела побыть в одиночестве хотя бы во время сна. Я понимала её, но настолько сходила с ума от беспокойства, что всё равно каждую ночь потихоньку заглядывала в её келью, дабы убедиться, что грудь матери Лавинии вздымается от её слабого дыхания.

Однажды, когда я, застыв у приоткрытой двери, трепетно вглядывалась в освещённое свечами тело матери Лавинии, пытаясь убедиться, что моя благодетельница всё ещё с нами, я вдруг услышала тихие шаги…

Далее представлен ознакомительный фрагмент книги "Мармеладка на корабле", после чего купившие книгу получают доступ к полным текстам обеих книг.

Мармеладка на корабле глава 1

Аннабелла

Сияющее бирюзовое море. Крики чаек, со свистом разрезающих воздух над нашим кораблём. И солнце, солнце, солнце! Яркое жаркое солнце насыщенного жёлтого цвета, словно желток из яйца нашей монастырской курицы вдруг выкатился и засиял во всём великолепии своей густой желтизны на ослепительно синих небесах моей благословенной страны Италии!

Ах, почему даже сейчас, стоя на палубе роскошного парохода, я вспоминаю монастырь, который я покинула совсем недавно при столь драматических обстоятельствах, почему? Может быть, потому что я вдруг вижу на шумной нарядной набережной этого весёлого приморского города чёрные кареты инквизиции?

О, эти кареты, запряжённые лощёными вороными конями! Как бросился врассыпную гуляющий люд при виде этих символов карающей длани святой инквизиции! В миг на набережной не осталось никого! Лишь вороные кони цокали неспешно по брусчатке, да носились чайки, не ведавшие людских забот и страхов.

Мне вдруг показалось, что кареты прибыли за мной! Чтобы схватить меня и бросить в застенки инквизиции! А потом пытать, вырывая волосы и ногти! Аааа! Мадонна! Спаси, спаси меня! Крик застрял в моём горле, невыразимый ужас сковал все мои члены…

Мармеладка на корабле глава 2

Аннабелла

Как маленькая птичка перед раскрытой пастью жуткой змеи, так и я замерла, не в силах оторвать взгляда от жутких карет с гербами святой инквизиции на блестящих чёрных дверцах.

Всё замерло, всё затихло перед этой грозной процессией. Лишь чайки залихватски проносились прямо перед мордами коней, что везли свой наводящий ужас груз. Вот лошади одной из карет споткнулись одновременно, испугавшись неведомо чего, заржали, встали на дыбы, карета дёрнулась, и шторка в окне одной из дверец приспустилась.

Бледное как смерть лицо показалось в открывшемся оконце. То была мать Франческа. Наша взгляды встретились. Бесцветные губы матери Франчески зашевелились, рот округлился и она закричала что-то, указывая своим тонким пальцем прямо на меня!

Подскочивший всадник в чёрных одеждах грубо поднял шторку, придавив указующий перст матери Франчески! Аааа! Налившийся кровью кончик пальца, красная точка на черноте мерно удаляющейся процессии, ещё долго снился мне в ночных кошмарах…

Аааах… Наш пароход давно отплыл, огласив прощальным гудком берег, а я всё стояла и стояла на палубе, не в силах тронуться с места.

- У Вас всё в порядке, сеньорита? - молодой красивый моряк в щеголеватой белой форме наклонился ко мне…

Мармеладка на корабле глава 3

Аннабелла

Я вздрогнула от неожиданности. Карие глаза со смешинкой, золотые кудри, мятежно вырывающиеся из-под форменной фуражки. Высокий, статный. Ах, какая красивая у него форма! Ах, какая улыбка!

Я робко улыбнулась в ответ. Мои пальцы, намертво вцепившиеся в бортик, наконец разжались.

- Может быть, проводить Вас в каюту? Мы выходим в открытое море, на палубе становится свежо, - ах, я доверчиво вложила свою слегка дрожащую руку в его, загорелую и сильную.

- В какой каюте Вы остановились, сеньорита? – ах, карие глаза так близко. Не имея сил ответить, я робко протянула ему свой билет с золотым тиснением, спрятанный за корсет.

О, каким взглядом он проводил мою руку в момент высвобождения билета из тесного плена! О да! От только что пережитого потрясения моя грудь вздымалась, словно внутри меня поселился кузнечный мех!

- Первый класс, - взглянув на билет, улыбнулся он. После чего представился, взяв под козырёк: «Бартоломео, помощник капитана нашего судна, к Вашим услугам…»

Бартоломео… Бартоломео! Его тоже зовут Бартоломео! Этот столь незначительный, казалось бы, факт оказал на меня воздействие, подобное последней капле, переполнившей чашу моей стойкости. Ах, взглянув ещё раз на ослепительное золото его кудрей, я потрясённо вздохнула и лишилась чувств…

Мармеладка на корабле глава 4

Аннабелла

Я во тьме. Я парю и парю во тьме, словно птица… Но что это? Что это касается моего лица? Моих губ?

Я вздрагиваю и моментально прихожу в себя. Это он! Это он, Бартоломео, он стоит на коленях около моей кровати и целует меня! Ах! Я в своей каюте. Я лежу на корабельной кровати, в круглом иллюминаторе блещет солнце, а около меня, прямо на полу, преклонил колена Бартоломео! Ах, он принёс меня сюда на руках! Ах, как я выгляжу сейчас? Ах, зачем его звать так же, зачем?

- Ты так и не назвалась, мармеладка, - вдруг говорит он, касаясь своим горячими губами моих губ.

Ах, его поцелуй столь сладок, ах, как я хочу ещё… Но что это? Мармеладка? Опять мармеладка? Да что же это?!

Словно хмель разом покинул меня.

- Почему ты меня так назвал? – приподнявшись на локтях, молвила я.

- Потому что ты такая же вкусная и сладкая, как самая лучшая мармеладка в мире, - и он припал к моим губам, терзая их в сладкой муке.

Ах… Что же, получается, и для того, первого Бартоломео, я была сладка?

Я была сладка для него?!

Так зачем же он опозорил меня? И чего хочет теперь от меня этот Бартоломео в красивой белой форме?! Его рука уже пробралась за мой корсет. Он поглаживает мою грудь, слегка сжимает её… Ах, мурашки наперегонки бегут по всему моему телу!

Ах, его вторая рука… Аааах! Я выгибаюсь дугой от неведомого мне доселе наслаждения, от резких движений его руки там! Там, где доселе не было рук мужчины!

Зато там был член мужчины, охлаждает мою горячую голову нечаянная мысль! Да! И именно после этого случился мой позор, именно после этого! Ах, как же это было больно! Как больно!

Я не знаю, что было больнее, то, как тот первый Бартоломео протыкал мою плоть, или же всё то, что последовало после: прилюдное предложение стать продажной; наши соседи, стоящие презрительным коридором на моём пути; родители, отрёкшиеся от меня, такой беспомощной в своём позоре…

И он, этот новый Бартоломео, встретившийся на моём пути, он тоже хочет сделать мне так же больно, как и тот, первый… Иначе зачем тогда он успел раздвинуть коленом мои ноги? Предварительно шустро забравшись на мою кровать? И бесстыдно задрал подол моего красивого бархатного платья? Да, да, вишнёвого бархатного платья, что так красиво облегает все мои изгибы…

А потом, после того, как и его член будет так же больно ходить во мне туда-сюда, и он откажется жениться на мне! Так же, как и тот, первый… Но как же… Как же можно сделать так больно крохотным красным огуречиком, что продемонстрировал всему нашему монастырю тот синьор? Аааа… Я поняла! Просто отверстие в моём теле, значит, слишком мало… Да, да, да… Именно так…

Между тем Бартоломео, тяжело дыша, успел сбросить свой красивый китель и уже потянулся рукой к своим красивым белым штанам, расстёгивая их. Да что же это такое! И он, и он туда же! Нет! Я уже учёная! Нет!

Нахлынувшая волна воспоминаний и обид придала мне сил. Я скинула с себя Бартоломео так же легко, словно тот был снопом соломы в пыльном поле!

Скатившись на пол, юноша ошарашенно уставился на меня. Однако его рука по-прежнему была в районе пояса красивых форменных штанов, словно эта рука жила своей жизнью, продолжая делать своё дело. Дело, заворожившее меня…

Замерев, я не отрываясь смотрела на эту руку, которая, слегка ослабив завязки штанов, пробралась к паху мужчины и что-то делала там. Всё действо было скрыто плотной белой тканью, я могла лишь угадывать, что же эта рука делала, большим бугром топорщась под строгими белыми брюками.

Я могла лишь угадывать, но бешеное возбуждение вдруг охватило меня. Между моих собственных ног вдруг стало столь горячо и сладко, что я не удержалась от стона. Мне страстно захотелось и свою руку поместить туда, в то самое место, которое… О котором… В которое… Ооох… Я с силой сжала ноги, и бесстыдная дрожь наслаждения сотрясла моё тело…

Я заплакала одновременно и от этой запретной сладости, и от стыда, охватившего меня. Ведь всё это время на меня смотрел, не отрываясь, он.

Мои слёзы произвели неожиданный эффект. Бартоломео вскочил с жёлтого дощатого пола, грязно выругался и спешно покинул это поле стыда и наслаждения…

Громко хлопнула дверь. Остался лежать на моей кровати забытый белый китель. Я завернулась в него как в одеяло, свернулась в маленький жалкий клубочек и горько-горько заплакала…

Мармеладка на корабле глава 5

Аннабелла

Я плакала и плакала, жалея себя и свою неудавшуюся несчастливую любовь к тому, первому Бартоломео…

От кителя, к который я завернулась, словно в кокон, пахло табаком, морем и мужчиной. Я жадно вдыхала этот запах, лучше которого мне ещё не приходилось встречать, щедро привнося в него свои слёзы и разбитые когда-то надежды.

Постепенно, наплакавшись от души, я уснула. Мне ведь всё ещё было всего восемнадцать лет. Когда же ещё так сладко плачется и так сладко спится потом, как не в восемнадцать лет…

- Эй… - услышала я вдруг сквозь сон, - эй…

Я с трудом разлепила склеенные недавними слезами веки.

Надо мной чудесным видением склонилось прехорошенькое личико девушки моих лет. Большие голубые глаза смотрели с восхитительной дерзостью, каштановые локоны незнакомки невесомо касались моего лица, щекоча мою нежную кожу. Я чихнула. Незнакомка звонко рассмеялась.

- Я Кончита, - протянула она крепкую ладошку.

- Аннабелла, - растерянно ответила я.

- Ооо… - девушка погладила тонкими пальчиками ткань кителя, - это твоего жениха?

Этот вопрос, сопровождаемый понимающей гримаской, вновь вызвал бурю в моей душе. Не в силах сдерживаться, я горько разрыдалась на груди новой знакомой.

- Ну что ты, что ты… Он скоро придёт, не плачь. Ах, бедная, ты, верно, скучаешь по нему, - тёплая ладошка успокаивающе гладила меня по содрогающейся от рыданий спине.

Я не успокаивалась и протестующе рыдала всё громче. Ах, всё не так! Всё не так… Она не понимает…

Не знаю, что на меня нашло, не знаю. Но этой девушке, которую я видела первый раз в жизни, я, всхлипывая и сморкаясь в любезно поданный кружевной платочек, вдруг рассказала всё. Всё!

Начиная с самого начала. С того самого знаменательного для меня момента, когда Бартоломео, тот, первый, впервые заговорил со мною.

- Ах, бедная, бедная! Как же ты настрадалась, - вскоре уже и Кончита сладко плакала вместе со мной.

Потом, обнявшись, словно сестрёнки, мы долго сидели на моей кровати, задумчиво глядя в иллюминатор.

Но вскоре блеск лазурных вод прогнал печальную задумчивость моей новой подруги.

- О, Аннабель, - сказала она, - но почему ты считаешь, что этот второй Бартоломео тоже обманет тебя? Ведь если бы он не был настроен по отношению к тебе серьёзно, он не оставил бы здесь свой китель!

- Он не оставил. Он просто забыл. Случайно, - грустно парировала я.

- О нет! Ты не знаешь мужчин, Аннабель, - слегка покровительственно улыбнулась Кончита. – Поверь, мужчины ничего не делают случайно, ничего. И уж тем более не забывают свою форму, если не хотят вернуться. Поверь мне, я знаю, что говорю, Аннабель!

- Ах, откуда же ты можешь знать мужчин? – удивилась я, ведь Кончита выглядела так невинно и неискушённо.

В ответ на мой вопрос девушка лишь загадочно улыбнулась.

В это время раздался осторожный стук в дверь. Я встрепенулась, словно птичка. Это… Бартоломео?

Но нет. Моя робкая надежда оказалась напрасной. В приоткрывшейся двери сначала показался массивный сундук, а вслед за ним и пара молодых матросов, с видимым трудом нёсших свой груз.

- Ставьте сюда, - повелительно сказала Кончита, указывая на место около второй кровати в моей каюте.

О, так Кончита моя соседка, поняла я. Ах, какая я глупая, конечно же, иначе что бы она делала здесь… Мне стало немного стыдно за свою умственную неповоротливость. Да что там, я просто почувствовала себя дурочкой и залилась краской стыда.

Один из матросов, уходя, подмигнул мне. Да как он смеет! Вот Кончите он и не думал подмигивать! Конечно, она же держится как настоящая синьора! А я… Ах, девушка может убежать от бедности, девушка может убежать из монастыря, но и монастырь, и бедность останутся с девушкой навсегда…

- Ах, как же я завидую тебе, Аннабелла! – щебетала между тем Кончита, небрежно доставая из сундука всё новые и новые наряды, такие шикарные! – Ах, сколько приключений тебе довелось испытать! И какая ты отважная, о Мадонна! Какая отважная! Только я вот не поняла одного, вот этот фокус вашей матери Лавинии. Ну, то, как она треснула ту вторую мать по башке! Почему только после этого тот синьор наконец соизволил подняться? Ах, как же это, должно быть, было весело! Ах, красненький огурчик! Ах-ха-ха-ха-ха! Ах-ха-ха!

Вскоре уже и я заливалась хохотом, стоило мне вспомнить всё то! Ах-ха-ха!

Ах, как же хорошо быть юными восемнадцатилетними девушками! Всё весело, всё смешит, и невзгоды легко смываются слезами, словно талый снег весенним дождём, и остаются там, далеко-далеко! Ах!

- Послушай, Аннабель… Ты ведь разрешишь называть тебя и так, Аннабель? Это на французский манер, - важно пояснила Кончита, откинув за спину локоны. Позже я узнала, что если моя подружка откидывает за свою стройную спинку локоны, это значит, что она пребывает в волнении. – Так вот… Аннабель… - прикусив алую губку, нерешительно продолжила Кончита. – Скажи мне… Когда тот, первый твой Бартоломео… Ну, когда он засунул в тебя эту свою штуку… Тебе было очень больно?

- Больно это не то слово, милая Кончита, не то. Больно было так, словно боль тысячи женщин объединилась в одну! Вот как было больно!

- Ооо… И ты терпела, милая? – ротик Кончиты округлился, она с жадным любопытством смотрела на меня.

- Да. Я ведь думала, он женится на мне, - просто ответила я.

- Ооо… Я сейчас открою тебе одну тайну, Аннабель… Только поклянись, Аннабель, что эта тайна умрёт вместе с тобой…

- Клянусь! – горячо ответила я…

Конец ознакомительных фрагментов.

Далее - полные тексты обеих книг. Приятного чтения)

Ваш автор.